Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Бунин вошёл в литературу с ещё одной актуальной для начала века темой - темой нации как единой семьи. В 1910 году он создал повесть «Деревня », которая, по словам М. Горького, «впервые заставила задуматься о России...». «Так глубоко, так исторически деревню никто не брал», - писал Горький Бунину в 1920 году. Вина или беда русского народа в том, что он живёт такой нечеловеческой жизнью? Замыслу автора отвечал особый жанр - повести-хроники, выводящей на первый план мужиков и оставляющей на втором плане повествования свидетелей «со стороны». Задаче соответствовал и сюжет произведения, лишённый интриги, неожиданных поворотов, чётко выраженной завязки, фабульного развития, кульминации и развязки. Всё в «Деревне» погружено в стихию закоснелого быта, но каждая из композиционных частей повести открывала факты деревенской жизни (предыстория и история рода Красовых, судьбы крестьян). «Говорящим» является название деревни - Дурновка. В жизни Дурновки много алогичного, бессмысленного. Разрываются общественные и семейные связи, рушится сложившийся уклад. Деревня быстро гибнет. Бунт крестьян не в силах приостановить умирание Дурновки и даже ускоряет этот процесс. Поэтому так мрачен финал повести.

Для Бунина крайне сложен вопрос: кто виноват? Над ним мучительно бьётся герой повести Кузьма Красов. «...С кого и взыски-вать-то? - вопрошает он. - Несчастный народ, прежде всего - несчастный!..» Сомнения не покидают его: «Рабство отменили всего сорок пять лет назад, - что ж и взыскивать с этого народа? Да, но кто виноват в этом? Сам же народ!» Именно он, а не правительство и не тяжкая история («Татаре, видишь ли, задавили!»). Тихон Красов упрекает брата в противоречиях: «Ну, уж ты ни в чём меры не знаешь. Сам же долбишь: несчастный народ, несчастный народ! А теперь - животное!» Кузьма и в самом деле растерян («Ничего теперь не понимаю: не то несчастный, не то...»), но склоняется всё-таки - а вместе с ним и автор - к выводу о «виновности» народа.

Главные герои повести - братья Тихон и Кузьма Красовы. Тихон всю свою незаурядную силу, свой ум употребил на стяжательство, обогащение, эксплуатацию мужиков, и в итоге пришёл к духовному опустошению. Он представляет собой тип «задумавшегося» купца, пришедшего к мысли о том, что «не хлебом единым жив человек». Кузьма с его жаждой духовной жизни и гуманностью как будто противоположен Тихону: он «наиболее положительный тип» в «Деревне». Но и над ним довлеет, и его порабощает «дурновская» кровь, рождает инертность и бессилие, не даёт вырваться из заколдованного круга. С зоркостью, психологическим проникновением изобразил писатель и облик нового деревенского хозяина, и драму народного интеллигента. Но столь разные характеры призваны демонстрировать тяжкое общее наследие «пестрой души» (слова Тихона) русского человека.

В повести, запечатлевшей деревню в революционное время, Бунин показал, что обновление русской жизни не состоялось, что революция не изменила национальную психологию. Финал повести может быть истолкован символически: под натиском уродства гибнет красота (Евдокия по прозвищу Молодая выходит замуж за самого развращённого мужика деревни), пурга заметает жильё, под снегом исчезает русская деревня.

В следующей большой повести «Суходол » (1911) Бунин обратился к прошлому, к тем истокам, которые объясняют настоящее. В истории дворянского рода Хрущёвых писатель видит судьбу всей дворянской России. Интонации здесь более сложны, чем в «Деревне». Над автором сохраняют власть поэзия русской старины, отдельные черты немудрёного быта отцов, «древней семейственности, что воедино сливала и деревню, и дворню», чувство близости к предкам-«пращурам». В целом же идеализации патриархального уклада в повести нет. Мрачные картины жестокого самодурства господ и рабской покорности крепостных - в центре повествования. Впрочем, неискоренимая пассивность, рабский страх перед жизнью и чувство обречённости присущи и господам.

Со всей подлинностью, не оставляя никаких надежд, рассказал Бунин о деградации близкого ему социального мира, оказавшегося неспособным «ни к труду, ни к общежитию». Как и в «Деревне», социально-исторические обобщения сводятся к национальным особенностям русского народа. В творчестве Бунина в этот период основным стала, по его собственным словам, «душа русского человека в глубоком смысле, изображения черт психики славян». Полемизируя с современниками, например с Горьким, Бунин пытался «наметить общую историческую перспективу в жизни всей огромной страны, только что пережившей потрясения 1905-1907 годов» (О.Н. Михайлов).

Социальные потрясения обострили писательское неприятие антигуманности человеческих отношений, ощущение общей катастрофичности действительности.

С середины 1910-х годов основной идеей в творчестве Бунина стала идея страдания, которое приносит любое соприкосновение с жизнью. В этом прослеживается влияние буддийской философии, с которой писатель познакомился в Индии и на Цейлоне. Об этом рассказы «Братья» (1914), «Сны Чанга» (1916), эта идея содержится и в рассказе «Господин из Сан-Франциско».

При раскрытии любовной концепции в «Суходоле» особый интерес представляет история главной героини Натальи. Стоит отметить, что этот образ – не целиком плод прихотливой бунинской фантазии. В начале лета 1911 года, задумывая будущую повесть, писатель упомянул в дневнике о некой «Натахе», с которой он вел долгий разговор о крепостной жизни, и отметил специально: «Восхищается». Согласно другой точки зрения, судьба героини имеет литературное происхождение.

Так, в повести Льва Толстого «Детство» есть рассказ про экономку Иртеньевых Наталью Савишну. Центральные события в жизни обеих героинь удивительно похожи: обе они испытали несчастную любовь, за которую были наказаны ссылкой. Но в отличие от героини Толстого избранником бунинской Натальи стал не официант, а барин Петр Петрович Хрущев. Для того чтобы показать чистоту любви своей героини, Бунин использует прием сравнения, сравнивая чувство Натальи с аленьким цветком, который расцвел в сказочном саду. Наталья украла у барина зеркальце на память и была за это обвинена в краже и выслана из Суходола на восемь лет. После возвращения в Суходол с Натальей случается еще ряд драматических событий: воспринимая мир сказочным, романтическим?

по религиозным канонам, Наталья всю силу богатой своей натуры расходует впустую, добровольно принимая роль великомученицы. Над ней «измывается» барышня Антонина, Наталья имеет связь с похотливым юродивым Юшкой, который заставил героиню уступить ему, вследствие чего Наталья забеременела, но во время пожара от страха потеряла ребёнка. Но, несмотря на все эти факты, Наталья до последних дней пронесла любовь к Петру Хрущеву, считая это чувство самым удивительным и прекрасным в жизни.

Таким образом, здесь Бунин показывает одну из ключевых особенностей своей любовной концепции: любовь писатель воспринимает как двуединое начало, являющееся одновременно и счастьем, и трагедией. Позже эта позиция будет сформулирована и высказана писателем в книге «Темные аллеи »: всякая любовь – великое счастье, даже если она не разделена.

Кроме того, в «Суходоле» обнаруживается еще одна особенность Бунинской философии любви: под действием этого чувства равны абсолютно все, независимо от социального положения. Так, второй жертвой драматичных страстей в данной повести стала барышня Антонина Петровна – дочь хозяина Суходола Аркадия Петровича. Тоня даже не заметила, как влюбилась – ей казалось, что «просто стало веселее жить».

Возлюбленным ее стал товарищ ее брата Войткевич. Он читает ей стихи, играет с ней на фортепиано, дарит цветы, по всей вероятности, имея по отношению к девушке серьезные намерения. Но Тоня по своей девичьей неопытности сама отталкивает ухажера. Она так бешено вспыхивала при каждой попытке молодого человека признаться ей в своих чувствах, что тот внезапно покидает их дом. Тоня же лишилась от тоски разума: стала раздражительной, жестокой, неконтролирующей себя. Стала жить, переходя от безропотного равнодушия к приступам гневной раздражительности и безумия, в котором все окружающие видели нечто страшное и мистическое.

К роковым последствиям в рассказе любовь ведет не только женщин, но и мужчин. Так, Петр Кириллыч помешался от любовной тоски после смерти красавицы жены, а его сына Петра Петровича, лошадь, на которой тот возвращается от любовницы, насмерть зашибает копытом.

Таким образом, мы можем вывести, что любовь, описанная Буниным в «Суходоле», лишена светлых грез и имеет достаточно драматический характер, но все же это чувство, в котором писатель видит единственное оправдание бытия.

Бунин Иван Алексеевич

Иван Алексеевич Бунин

В Наталье всегда поражала нас ее привязанность к Суходолу.

Молочная сестра нашего отца, выросшая с ним в одном доме, целых восемь лет прожила она у нас в Луневе, прожила как родная, а не как бывшая раба, простая дворовая. И целых восемь лет отдыхала, по ее же собственным словам, от Суходола, от того, что заставил он ее выстрадать. Но недаром говорится, что, как волка ни корми, он все в лес смотрит: выходив, вырастив нас, снова воротилась она в Суходол.

Помню отрывки наших детских разговоров с нею:

Ты ведь сирота, Наталья?

Сирота-с. Вся в господ своих. Бабушка-то ваша Анна Григорьевна куда как рано ручки белые сложила! Не хуже моего батюшки с матушкой.

А они отчего рано померли?

Смерть пришла, вот и померли-с.

Нет, отчего рано?

Так бог дал. Батюшку господа в солдаты отдали за провинности, матушка веку не дожила из-за индюшат господских. Ято, конечно, не помню-с, где мне, а на дворне сказывали: была она птишницей, индюшат под ее начальством было несть числа, захватил их град на выгоне и запорол всех до единого... Кинулась бечь она, добежала, глянула -да и дух вон от ужасти!

А отчего ты замуж не пошла?

Да жених не вырос еще.

Нет, без шуток?

Да говорят, будто госпожа, ваша тетенька, заказывала. За то-то и меня, грешную, барышней ославили.

Ну-у, какая же ты барышня!

В аккурат-с барышня! - отвечала Наталья с тонкой усмешечкой, морщившей ее губы, и обтирала их темной старушечьей рукой. - Я ведь молочная Аркадь Петровичу, тетенька вторая ваша...

Подрастая, все внимательнее прислушивались мы к тому, что говорилось в нашем доме о Суходоле: все понятнее становилось непонятное прежде, все резче выступали странные особенности суходольской жизни. Мы ли не чувствовали, что Наталья, полвека своего прожившая с нашим отцом почти одинаковой жизнью,- истинно родная нам, столбовым господам Хрущевым! И вот оказывается, что господа эти загнали отца ее в солдаты, а мать в такой трепет, что у нее сердце разорвалось при виде погибших индюшат!

Да и правда, - говорила Наталья, - когда было не пасть замертво от такой оказии? Господа за Можай ее загнали бы!

А потом узнали мы о Суходоле нечто еще более странное: узнали, что проще, добрей суходольских господ "во всей вселенной не было", но узнали и то, что не было и "горячее" их; узнали, что темен и сумрачен был старый суходольский дом, что сумасшедший дед наш Петр Кириллыч был убит в этом доме незаконным сыном своим, Герваськой, другом отца нашего и двоюродным братом Натальи; узнали, что давно сошла с ума - от несчастной любви - и тетя Тоня, жившая в одной из старых дворовых изб возле оскудевшей суходольской усадьбы и восторженно игравшая на гудящем и звенящем от старости фортепиано экосезы; узнали, что сходила с ума и Наталья, что еще девчонкой на всю жизнь полюбила она покойного дядю Петра Петровича, а он сослал ее в ссылку, на хутор Сошки...

Наши страстные мечты о Суходоле были понятны. Для нас Суходол был только поэтическим памятником былого. А для Натальи? Ведь это она, как бы отвечая на какую-то свою думу, с великой горечью сказала однажды:

Что ж! В Суходоле с татарками за стол садились! Вспомнить даже страшно.

То есть с арапниками? - спросили мы.

Да это все едино-с,- сказала она.

А зачем?

А на случай ссоры-с.

В Суходоле все ссорились?

Борони бог! Дня не проходило без войны! Горячие все были - чистый порох.

Мы-то млели при ее словах и восторженно переглядывались: долго представлялся нам потом огромный сад, огромная усадьба, дом с дубовыми бревенчатыми стенами под тяжелой и черной от времени соломенной крышей - и обед в зале этого дома: все сидят за столом, все едят, бросая кости на пол, охотничьим собакам, косятся друг на друга - и у каждого арапник на коленях: мы мечтали о том золотом времени, когда мы вырастем и тоже будем обедать с арапниками на коленях. Но ведь хорошо понимали мы, что не Наталье доставляли радость эти арапники. И все же ушла она из Лунева в Суходол, ^источнику своих темных воспоминаний. Ни своего угла, ни близких родных не было у ней там; и служила она теперь в Суходоле уже не прежней госпоже своей, не тете Тоне, а вдове покойного Петра Петровича, Клавдии Марковне. Да вот без усадьбы-то этой и не могла жить Наталья.

Что делать-с: привычка,- скромно говорила она.- Уж куда иголка, туда, видно, и нитка. Где родился, там годился...

И не одна она страдала привязанностью к Суходолу. Боже, какими страстными любителями воспоминаний, какими горячими приверженцами Суходола были и все прочие суходольцы!

В нищете, в избе обитала тетя Тоня. И счастья, и разума, и облика человеческого лишил ее Суходол. Но она даже мысли не допускала никогда, несмотря на все уговоры нашего отца, покинуть родное гнездо, поселиться в Луневе:

Да лучше камень в горе бить!

Отец был беззаботный человек; для него, казалось, не существовало никаких привязанностей. Но глубокая грусть слышалась в его рассказах о Суходоле. Уже давным-давно выселился он из Суходола в Лунево, полевое поместье бабки нашей Ольги Кирилловны. Но жаловался чуть не до самой кончины своей:

Один, один Хрущев остался теперь в свете. Да и тот не в Суходоле!

Правда, нередко случалось и то, что, вслед за такими словами, задумывался он, глядя в окна, в поле, и вдруг насмешливо улыбался, снимая со стены гитару.

А и Суходол хорош, пропади он пропадом! - прибавлял он с тою же искренностью, с какой говорил и за минуту перед тем.

Но душа-то и в нем была суходольская, - душа, над которой так безмерно велика власть воспоминаний, власть степи, косного ее быта, той древней семейственности, что воедино сливала и деревню, и дворню, и дом в Суходоле. Правда, столбовые мы, Хрущевы, в шестую книгу вписанные, и много было среди наших легендарных предков знатных людей вековой литовской крови да татарских князьков. Но ведь кровь Хрущевых мешалась с кровью дворни и деревни спокон веку. Кто дал жизнь Петру Кириллычу? Разно говорят о том предания. Кто был родителем Герваськи, убийцы его? С ранних лет мы слышали, что Петр Кириллыч. Откуда истекало столь резкое несходство в характерах отца и дяди? Об этом тоже разно говорят.

Молочной же сестрой отца была Наталья, с Герваськой он крестами менялся... Давно, давно пора Хрущевым посчитаться родней с своей дворней и деревней!

В тяготенье к Суходолу, в обольщении его стариною долго жили и мы с сестрой. Дворня, деревня и дом в Суходоле составляли одну семью. Правили этой семьей еще наши пращуры. А ведь и в потомстве это долго чувствуется. Жизнь семьи, рода, клана глубока, узловата, таинственна, зачастую страшна. Но темной глубиной своей да вот еще преданиями, прошлым и сильна-то она. Письменными и прочими памятниками Суходол не богаче любого улуса в башкирской степи. Их на Руси заменяет предание. А предание да песня отрава для славянской души! Бывшие наши дворовые, страстные лентяи, мечтатели, - где они могли отвести душу, как не в нашем доме?

Бездны русской души в повести И. А. Бунина «Суходол»
В повести "Суходол" И. А. Бунин рисует безумную российскую действительность, которая порождает русскую душу, полную причудливых контрастов: то щедрую и отзывчивую, то безудержную и страстную.

Как писал позже сам Иван Алексеевич, "Суходол" относится к произведениям, "резко рисовавшим русскую душу, ее своеобразные сплетения, ее светлые и темные, но почти всегда трагические основы".

Удивительно уже то, какими страстными приверженцами Суходола были его обитатели. Так, дворовая девушка Наталья "целых восемь лет отдыхала... от Суходола, от того, что заставил он ее выстрадать", но все-таки при первой же возможности возвращается туда. "Барышня" тетя Тоня прозябала в нищете, в бедной крестьянской избе, но не допускала даже мысли о жизни в другом месте, хотя "и счастья, и разума, и облика человеческого лишил ее Суходол". Глубоко тоскует по родным местам беззаботный и легкомысленный Аркадий Петрович. "Один, один Хрущев остался теперь в свете. Да и тот не в Суходоле!" - говорит он.

В чем же причина такой сильной привязанности к этому глухому месту, к "...голому выгону, к избам и оврагам, и разоренной усадьбе Суходола"? Писатель объясняет это особенностью "суходольской" души, над которой огромную власть имеют воспоминания, очарование степных просторов и древняя семейственность. В повести показаны кровные и тайные узы, "незаконно" связывающие дворовых и господ. Все, в сущности, родственники в Суходоле. "...Кровь Хрущевых мешалась с кровью дворни и деревни спокон веку". Согласно семейным преданиям, в жилах дедушки Петра Кирилловича течет не только кровь, знатных и легендарных предков, "людей вековой литовской крови да татарских князьков". Лакей Герваська является его незаконным сыном, а Наталья, нянька молодых господ Хрущевых, воспринимается ими как истинно родной человек. Может, поэтому так причудливо переплетаются в характере суходольцев вспыльчивость, доходящая до неистовства, и отходчивость, крайняя жестокость и мягкость, сентиментальность, мечтательность. Быт тоже оказал свое влияние на душевное состояние людей. Даже дом сухо дольский был сумрачен и страшен: темные бревенчатые стены, темные полы и потолки, темные тяжелые двери, черные иконы, которые жутко озарялись сполохами и отблесками молний в ненастные грозовые ночи. "По ночам в доме было страшно. А днем - сонно, пусто и скучно". Даже заветная дедовская икона святого Меркурия, "мужа знатного", обезглавленного врагами, вызывает страх: "И жутко было глядеть на суздальское изображение безглавого человека, державшего в одной руке мертвенно-синеватую голову в шлеме, а в другой икону Путеводительницы, - на этот, как говорили, заветный образ дедушки, переживший несколько страшных пожаров, расколовшийся в огне, толсто скованный серебром и хранивший на оборотной стороне своей родословную Хрущевых, писанную под титлами".

Вокруг барского дома широко раскинулась деревня - "большая, бедная и беззаботная". Жители ее "все в господ" - не отличаются хозяйственностью и практичностью. На них тоже оказали влияние упадок и вырождение помещичьей жизни, ненормальность ее. Быт Суходола - уродливый, праздный и расхлябанный, мог располагать только к безумию. Так, потомки господ Хрущевых узнают из рассказов своей няни Натальи, что "...сумасшедший дед наш Петр Кириллыч был убит в этом доме незаконным сыном своим Герваськой, другом отца нашего и двоюродным братом Натальи; узнали, что давно сошла с ума - от несчастной любви - и тетя Тоня; ...узнали, что сходила с ума и Наталья, что еще девчонкой на всю жизнь полюбила она покойного дядю Петра Петровича, а он сослал ее в ссылку, на хутор Сошки..."

Не удивительно, что Горький назвал повесть "Суходол" одной "из самых жутких русских книг". Это повесть о сокрушительных страстях, тайных и явных, безгрешных и порочных. Против этих страстей бессильны любые доводы рассудка, они всегда разбивают жизни.

"Любовь в Суходоле необычна была. Необычна была и ненависть". Вот дедушка Петр Кириллович, впавший в детство и доживающий свои дни в тихом помешательстве. Романтики из дворовых объясняли его слабоумие любовной тоской по умершей красавице жене. Погибает Петр Кириллович внезапно и нелепо от руки своего незаконного отпрыска Герваськи, страшного человека, которого боятся и дворовые, и сами господа. "У господ было в характере то же, что и у холопов: или властвовать, или бояться".

Следующей жертвой роковых страстей стала дочь Петра Кирилловича - барышня Тонечка. Влюбившись в товарища брата, она "тронулась" и "обрекла себя в невесты Иисусу сладчайшему". Жила, переходя от тупого равнодушия к приступам бешеной раздражительности. Но и в ее безумии все видели что-то мистическое и страшное. "Уже все понимали теперь: по ночам вселяется в дом сам дьявол. Все понимали, что именно, помимо гроз и пожаров, с ума сводило барышню, что заставляло ее сладко и дико стонать во сне, а затем вскакивать с такими ужасными воплями, перед которыми ничто самые оглушительные удары грома".

Доживала свои дни барышня в крестьянской избе, заставленной обломками старой мебели, заваленной черепками битой посуды, загроможденной рухнувшим на бок фортепьяно". На этом фортепьяно юная Тонечка, смуглая и черноглазая, в платье из оранжевого щелка, когда-то играла для Него...

Трагически сложилась и судьба Натальи, дворовой девушки. Не удивительно - ведь Суходол присушил ее душу, овладел всей ее жизнью. А самым прекрасным и удивительным в ее жизни была любовь к барину Петру Петровичу, которую она пронесла до конца своих дней. Со сказочным аленьким цветочком сравнивает ее сама Наталья. Но не суждено цвести аленькому цветочку в Суходоле. Сказка кончилась очень скоро, кончилась стыдом и позором: "Аленьким цветочком, расцветшим в сказочных садах, была ее любовь. Но в степь, в глушь, еще более заповедную, чем глушь Суходола, увезла она любовь свою, чтобы там, в тишине и одиночестве, побороть первые, сладкие и жгучие муки ее, а потом надолго, навеки, до самой гробовой доски схоронить ее в глубине своей суходольской души".

Душу Натальи Бунин называет "прекрасной и жалкой". Наверное, красота ее внутреннего мира в том, что она способна на глубокие и благородные чувства. Хотя Петр Петрович жестоко поступил с ней, она не затаила злобу, а пронесла свою любовь через всю жизнь. Нет у нее зла и на барышню, которая "измывается" над ней: то говорит, как с равной, то набрасывается за малейшую провинность, "жестко и с наслаждением" вырывая ей волосы. Но Наталья не испытывает ненависть к своей мучительнице. Более того, она "души в ней не чает", жалеет ее, считает себя ответственной за нее, ее нянькой и подругой. Наталья готова разделить несчастную судьбу барышни: "...видно, на роду написано ей погибать вместе с барышней", "...сам Бог отметил их с барышней губительным перстом своим". Наверное, это одна из особенностей славянской души - стремление к самопожертвованию, к страстной самоотверженной любви, покорности и даже обожанию своих обидчиков. Точно так же дедушка Петр Кириллович и Аркадий Петрович любят Герваську, который издевается над ними, ведет себя грубо и дерзко.

Эти чувства трудно объяснить. Они не поддаются логике и здравому смыслу. Немец, англичанин или француз не смог бы вести себя так, может быть, поэтому и возник миф о загадочной русской душе.

Для обитателей Суходола характерны также фатализм - "чему быть, тому не миновать" - и религиозность.

У барышни Антонины религиозность носит истерический оттенок, чем-то напоминающий кликушество. Наталье же вера в Бога приносит покорность и смирение перед судьбой: "У Бога всего много". У прохожих богомолок она научилась терпению и надежде, безропотному принятию всех жизненных испытаний. После того, что ей пришлось пережить, она охотно берет на себя роль "чернички, смиренной и простой слуги всех": "И так как любят суходольцы играть роли, внушать себе непреложность того, что будто бы должно быть, хотя сами же они и выдумывают это должное, то взяла на себя роль и Наташка". Наверное, из-за этой безропотной покорности, безволия, непротивления судьбе Бунин и считает жалкой душу этой женщины.

По мнению писателя, уродства российской действительности вызывают к жизни бездны русской души. Бунин не навязывает эту мысль, она напрашивается сама. Почему столько страданий приходится перенести обитателям Суходола, почему так нелепо и трагически складываются их судьбы и так же нелепо и страшно они умирают? По мнению писателя, в этом повинны и вековая отсталость России, и русская непроходимая лень, и привычка к дикости. Позже он писал: "Какая это старая русская болезнь, это томление, эта скука, эта разбалованность, - вечная надежда, что придет какая-то лягушка с волшебным кольцом и все за тебя сделает: стоит только выйти на крылечко и перекинуть с руки на руку колечко! Это род нервной болезни..."

Слабы, "жидки на расправу" оказались суходольцы, потомки степных кочевников. Быстро обнищал, выродился и начал исчезать с лица земли их род. Их дети и внуки застали уже не жизнь, а предания, воспоминания о ней. Чужим стал для них степной край, ослабела связь с бытом и сословием, из которого они вышли. Возможно, это и к лучшему. В них, молодых, заключались все надежды России, стремление к переменам и к лучшей жизни.

Повесть "Суходол" Бунина, краткое содержание которой приведено в этой статье, относится к жанру так называемой "деревенской прозы". Произведение было написано в 1912 году. Стоит отметить, что прозаик не раз обращался к этой теме. Проблемам села посвящены также его рассказы "Антоновские яблоки", "Деревня".

Рассказчика всегда поражала ее привязанность к ее малой родине поместью Суходол, где она выросла обычной дворовой. Воспитав детей, она туда возвращается.

Рассказчик и его сестра все детство росли на рассказах о Суходоле. Для них это было таинственное и легендарное место.

Судьба Натальи

Наталья рано осталась сиротой. Отец ушел в солдаты, а мать умерла от страха, как пишет автор. Так она боялась гнева своих хозяев, когда всех индюшат побило градом. Оказалось, что ее родителей погубили родные дед и бабка рассказчика.

Со временем он многое узнает о мрачном доме в Суходоле. Дворяне Хрущевы, которые владели поместьем, на случай ссоры всегда садились обедать с плетками в руках.

Но все, кто жил в Суходоле, ни за что не хотели оттуда уезжать. Хоть и жили часто в жуткой нищете. Всех тянуло в Суходол, но со времен детства рассказчика, между помещиками произошла крупная ссора, из-за которой любые отношения были прекращены.

Герои приезжают в Суходол

Рассказчик и его сестра, едва приехав, ощутили очарование, которым была проникнута усадьба. Юные Хрущевы бродили по саду, узнавая места, о которых им рассказывала Наталья, когда их воспитывала. Вернувшись поздно ночью, они часто заставали ее перед образом Меркурия.

История Суходола

Прадед Петр Кириллыч сошел с ума и умер в 45 лет. Его внук утверждал, что причиной помешательства стал целый ливень яблок, который на него обрушился, пока он спал под деревом во дворе. Слуги же считали, что он тронулся умом из-за тоски после смерти любимой жены.

Отец рассказчика вспоминал, что в ту пору крепко дружил с дворовым Гевраськой. Считалось, что он внебрачный сын Петра Кириллыча. За домом пыталась приглядывать старая кормилица, но постепенно он терял жилой вид. В кратком содержании "Суходола" И. А. Бунина описывается, как пустела местность в округе.

Вторая жизнь поместья

Новую жизнь в поместье вдохнул Петр Петрович, когда вышел в отставку. Он привез своего друга Войтковича. Жизнь пошла на барский лад.

Войткович приглянулся Тоне, а Наталья влюбилась в Петра Петровича. Однажды она нашла среди его вещей зеркальце из серебра. Ее очаровала красота этой вещицы. Она тайно его украла и спрятала в заброшенной бане. По несколько раз за день она забегала в баню, чтобы полюбоваться на свое запретное сокровище. Она мечтала, что барин обратит на нее внимание и влюбится.

Но все закончилось позорно. Петр Петрович раскрыл ее преступление. Посчитал его банальной кражей, приказал ей остричь волосы и сослать в отдаленный хутор.

Поместье в руках Петра Петровича

Непросто складывались отношения с Гевраськой, который при любой возможности унижал дедушку. Старик жаловался на слугу, но постоянно его прощал. Как-то ночью старый Хрущев пошел в гостиную и начал передвигать тяжелую мебель. Он часто так делал по ночам. Гевраська на него прикрикнул, тот, поборов страх, попытался возразить, но в ответ получил сильный удар в грудь. Старик при падении ударился виском о стол и умер.

Гевраська снял с трупа кольцо (золотой образок) и скрылся.

Тем временем Наталья вернулась в Суходол. Петр Петрович к тому времени женился и уехал на Крымскую войну, где получил ранение.

Появление Юшки

Он прикидывался странником, но это оказалось невыгодным делом. Тогда он начал поносить лавру. Много пил и курил, был чрезвычайно похотлив. Барышне он понравился и стал в Суходоле своим человеком.

Вскоре Юшка положил глаз на Наталью, но ей он был противен. Однажды ночью он стал к ней приставать. Все в округе знали, что ночи он проводит в спальне барыни.

Много ночей Наталья отдавалась Юшке, теряя сознание от отвращения и ужаса к себе. Когда ему стало скучно, он просто исчез из поместья. А спустя несколько недель Наталья поняла, что беременна.

Осенью господа вернулись с войны. И сбылся вещий сон Наталья - дом в Суходоле загорелся от молнии. В ту ночь от страха она потеряла ребенка. После этого она постарела и поблекла. Ее возили к мощам, но это не помогло.

В кратком содержании "Суходола" Ивана Бунина упоминается, что из-за Крымской войны хозяйство было истощено. Братья заложили имение, купив у цыган лощадей. Она рассчитывали откормить их за зиму и продать. Но все лошади сдохли. Петр Петрович вскоре после этого погиб. Он ехал зимой из соседнего хутора от любовницы, пьяный упал с саней, бежавшая сзади лошадь размозжила голову ему копытом.

С тех пор всякий раз, как молодые хозяева приезжали в Суходол, Наталья рассказывала им про свою погибшую жизнь. А дом все ветшал. Сын Петра Петровича реализовал землю для пахоты, ехал из Суходола и стал кондуктором на железной дороге.

Хрущевы нового поколения забыли про историю своего древнего рода, они уже не могли найти могилы своих ближайших предков. Все рассказы, которые рассказчик и его сестра слышали от Натальи, казались им далекими и практически невозможными.