Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Если разглядывая фотографии знаменитых футуристических действ в Политехническом, вы не знаете наверняка, как выглядит Василий Каменский, - ищите поэта с нарисованным аэропланом на лбу. Это он. Остальные, кто могут встретиться с ним в обнимку на антикварных дагерротипах, - Маяковский, Крученых, Хлебников, Бурлюки, Гуро, Лившиц, Татлин, Кульбин, Ларионов. «Гилея» - «контркультурная» группировка, в которую входил тогда Каменский, - была, пожалуй, самой крайней как в поэтическом, так и в политическом смысле.

От автора книжки-пятиугольника «Танго с коровами» - обоймы «железобетонных поэм», оттиснутых на оборотной стороне обоев, - публика ожидала какой угодно прозы, но только не такой, как «Землянка» или «Степан Разин». После строк «Весенней нефтью пахнет шум / 26 мест в автобусЕ рубинавом», проступивших сквозь настенную бумагу, после участия в «Садке Судей» немногие были готовы, как Каменский, к воспеванию «кумачовых душ» разбойной вольницы волжских казаков или истории творца, бежавшего прочь от утрированного города-убийцы в безлюдную глушь девственного леса. «Землянку» тогдашняя критика списала на счет увлечения Каменского гамсуновским «Паном», но «Разин» со всей необратимой очевидностью продемонстрировал «самовитость» (неологизм Каменского) нового прозаика.

Каменский начал «Разина», налаживая хозяйство на хуторе Каменка в тридцати семи верстах от Перми, где оправлялся после серьезной катастрофы на польском аэродроме в Ченстохове. Один из первых русских профессиональных авиаторов, он на своем аппарате «Блэрио» поднялся в воздух во время грозы, из-за шквального ветра потерпел аварию и получил тяжелые травмы. Поторопившаяся варшавская пресса писала тогда: «Погиб талантливый поэт и знаменитый летчик». Эти некрологи оказались важным для Каменского публичным признанием дара и мужества. В Каменке, изживая физические и психологические последствия аварии, он вернулся не только к корню своей фамилии, но и к «корню своей личности», к первичному коду творчества, к самому кристаллическому принципу сознания художника, вбирающему в себя и использующему все последующие, приобретенные, эмпирические и теоретические «вещества», к земле и прозе, а точнее «проэзии», как впоследствии определит Хлебников подобное словотворчество. Каменку поэт называл в стихах «своим святым местом».

Дальше «Разин» рождался на пароходе, идущем из Перми в Астрахань. В каюте похожего парохода за тридцать лет до этого, в 1884-м, родился и сам будущий поэт, так что уж кто-кто, а Каменский имел кое-какие права на «палубу» современности, с которой футуристы низвергали порой даже самых «святых».

«Проэзия» Василия Каменского была для современников и остается для нас доказательством самобытной природы нашего «будетлянства» по отношению к европейским, итальянским в частности, футуристическим образцам. Чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить воспетого Маринетти «Мафарку-футуриста», танцующего с одиннадцати метровым фаллосом, и «Стеньку-песневольника», в счастливых слезах поедающего с ладони родную землю. Участники европейского футуристического проекта мечтали о появлении из «яйца технологии, оплодотворенного титаническим духом» нового гомункулуса, нетленного андрогина, руководящего временем. Русские «будетляне» искали своего сверхчеловека в повторяющихся циклах национальной истории, подразумевая под «высшим поэтическим типом личности» проекцию волевого инстинкта всего народа.

По свидетельству Бурлюка, Каменский трактовал поэзию так же, как и пространственный узор. В таком случае «Разин» и другая проза, а впоследствии и драматургия стали эпической фреской русского бунта, панорамой, в центре которой бунтующий дух приобретает антропоморфные черты, и вот уже мы чувствуем наивную силу и неукротимую веру заранее обреченного великана и гусляра, прозревшего, что «песня сильнее меча». Разин исполнен в безукоризненном соответствии с не меняющимися требованиями мифа о герое, восставшем против смерти, страдающем и умирающем в поисках тайны вечной жизни. Опубликованный в сопровождении рисунков Лентулова, Кульбина, братьев Бурлюков и самого автора роман-сказ обогащен футуристическими неологизмами, избавившими «этническую» манеру письма от ненавидимой русскими «будетлянами» салонной стилизации. Изобретенные слова порой сложно отличить от удачной фольклорной находки, что еще раз подтверждает «будетлянское» положение о «народе-футуристе». Тому способствовало весьма внимательное отношение Каменского к народным песням о Стеньке и их литературным вариациям, собранным этнографами-народниками, первыми исследователями неофициальной российской культуры конца XIX века.

Как и полагается в сказе, стихи пронизывают повествование подобно кровеносным венам и артериям, именно они создают внутреннюю динамику текста и в первом чтении запоминаются прежде всего. Помимо непосредственных поэтических «номеров» - песен персидской принцессы, молитв гусляра о воле, хоровых «величаний гостя» - чередующиеся реплики «небооких» разинцев, разговоры детей, звуки битвы звучат как стих, песня, поток.

Василий Каменский всю жизнь относился к авторам, завороженным кровавыми цветами народных восстаний, после которых остается на дне души мудрый пепел. По-другому не добудешь этой материи. Критикам эпохи расцвета социалистического реализма это давало некоторые основания упрекать его в «скрытой пропаганде махновщины», а позже, уже перестроечной критике, возвращавшей нам литературу начала века, журить Каменского за «эстетизацию беспощадной ненависти». Солидарность с теми, у кого «Воля - расстегнута. / Сердце - без пояса. / Мысли - без шапки. / В разгульной душе / Разлились берега», единство с теми, кому «дано любить волю выше жизни», вряд ли найдет понимание у исследователей и просто читателей, ассоциирующих себя с каким бы то ни было государственным устройством. Такая солидарность и такое единство оправдываются, только когда питаются высокой иррациональной уверенностью в том, что «чудо живет на русской земле - чудо спасет». Согласно этой вере, молот власти замахивается и бьет по наковальне народного быта, чтобы летели искры нового несогласия, высекает из вековой народной обиды очистительный огонь духа, выжигающий порчу и восстанавливающий истинные пропорции между абсолютом и бытием, образцом и подобием. Отсюда столь слышен в «Разине» христианский, подвижнический мотив. Казненный и чудесным образом спасший свою душу от первородного адамова греха разбойник отсылает к евангельскому сюжету о распятом рядом со Спасителем и, благодаря вере, стяжавшем небесную благодать преступнике.

Роман имел успех. Это доказывается хотя бы тем, что его второе издание было остановлено военной цензурой. Власти терпели радикализм жеста в поэзии, пока они слышали: «Эй Колумбы - Друзья - Открыватели / Футуристы искусственных Солнц / Анархисты - Поэты - Взрыватели / Воспоем карнавал Аэронц» - но строже относились к радикализму содержательному, проявившемуся в прозаическом сюжете и выборе культивируемых героев.

У «сказителя» всегда есть особая, личная, субъективная связь с избранным образом. В детстве на Каме будущий скандальный поэт играл со сверстниками в «стенькиных молодцов», гоняясь друг за другом на бревнах - «стругах». Гимназистом Каменский зачитывался, как сказали бы сейчас, «лоточным чтивом», историями про выдуманных разбойников и душегубов - Яшку Смертенского, Ваську-Балабура и Маркиза - Вампира Трансильванского. Не случайна в «Разине» и повторяющаяся «сиротская дорога» - Каменский воспитывался без родителей. Даже самые драматические страницы, посвященные заключению Степана в клетку, его мукам и казни, были отчасти пережиты поэтом: в 1905 году он возглавлял забастовочный комитет в Нижнем Тагиле, за что был арестован, содержался в одиночке, где выдержал долгую и мучительную сухую голодовку. Впрочем, вряд ли было бы справедливо преувеличивать «социальное пророчество» романа, вышедшего в 1916 году. Каменского больше тревожил внутренний, но не внешний смысл восстания. «Увы, живет во мне ветхий человек, не весь еще распался, еще сильно устремляется против духа», - объясняет свою жизнь Разин накануне славного похода на Восток.

Василий Каменский - живой памятник

Комитрагический моей души вой

Разливен будто на Каме пикник

Долго ли буду стоять я - Живой

Из ядрёного мяса Памятник.

Пожалуйста -

Громче смотрите

Во все колокола и глаза -

Это я - ваш покоритель

(Пожал в уста)

Воспевающий жизни против и за.

А вы - эй публика - только

Пригвождали на чугунные памятники.

Сегодня иное - Живой гляжу на толпу -

Я нарочно приехал с Каменки.

Довольно обманывать Великих Поэтов

Чья жизнь пчелы многотрудней -

Творящих тропическое лето

Там - где вы стынете от стужи будней.

Пора возносить песнебойцев

При жизни на пьедестал -

Пускай таланты еще утроятся

Чтобы каждый чудом стал.

Я верю - когда будем покойниками

Вы удивитесь

Святой нашей скромности -

А теперь обзываете футуроразбойниками

Гениальных Детей Современности.

Чтить и славить привыкли вы мертвых

Оскорбляя академьями памятниками -

С галками.

А живых нас -

Истинных, Вольных и Гордых

Готовы измолотить скалками.

Какая вы публика - злая да каменная

Не согретая огнем футуризма

Ведь пророк - один пламенный я

Обожгу до идей Анархизма.

Какая вы публика - странная да шершавая

Знаю что Высотой вам наскучу -

На аероплане взнесенный в Варшаве я

Часто видел внизу муравьиную кучу.

И никому не было дела

До футуриста-летчика

Толпа на базарах - в аллее

Или на юбилее

Заводчика.

Разве нужна гениальность наживам -

Бакалейно-коммерческим клубам.

Вот почему перед вами Живым

Я стою одиноким Колумбом.

Вся Судьба моя -

Призрак на миг -

Как звено пролетающей Птицы -

Пусть Василью Каменскому Памятник

Только Любимой приснится.

Великое - простое

На поляне рыжий ржет жеребенок,

И колоколят колокола,

А я заблудился, Поэт-ребенок

Приехал к морю в Куоккала.

На море вышел - утро святое,

Волны сияли - звали играть,

Море такое было простое,

Даль ласкала, как будто мать.

И засмеялся, и странно сердцу

Было поверить в весну зимой.

Я наугад открыл какую-то дверцу

И веселый пошел домой.

А вечером совсем нечаянно

Встретил простого старика, -

За столиком сидел он чайным,

И запомнилась у стакана его рука.

Все было просто - нестерпимо,

И в простоте великолепен,

Сидел Илья Ефимович великий Репин.

На поляне рыжий ржет жеребенок

И колоколят колокола.

Я стал ясный ребенок,

Благословенный в Куоккала.

Весело. Вольно. И молодо...

Весело. Вольно. И молодо.

Все Мир Новый рожаем.

С солнца червонное золото

Падает урожаем.

Звеним. Торжествуем. Беспечны.

Будто дети - великие дети,

У которых сердца человечны,

А глаза на весеннем расцвете.

Станем жить. Создавать. Вспоминая

Эту песню мою бирюзовую -

В дни чудесного волжского мая

Долю Разина - быль понизовую.

Вода вечерняя

С крутого берега смотрю

Вечернюю зарю,

И сердцу весело внимать

Лучей прощальных ласку,

И хочется скорей поймать

Ночей весенних сказку.

Тиха вода и стройно лес

Затих завороженный,

И берег отраженный

Уносит в мир чудес.

И ветер заплетающий

Узоры кружев верб -

На синеве сияющий

Золоторогий серп.

Вызов авиатора

Какофонию душ

Ффррррррр

Моторов симфонию

Это Я - это Я -

Футурист-песнебоец

И пилот-авиатор

Василий Каменский

Эластичным пропеллером

Взметнул в облака

Кинув там за визит

Дряблой смерти-кокотке

Из жалости сшитое

Танговое манто и

С панталонами.

Гимн 40-летним юношам

Мы в 40 лет -

Живем, как дети:

Фантазии и кружева

У нас в глазах.

Мы все еще -

В сияющем расцвете

Живем три четверти

На конструктивных небесах.

В душе без пояса,

С заломленной фуражкой,

Прищелкивая языком,

Работаем,

И ухаем до штата Иллинойса.

И этот штат

Как будто нам знаком

По детской географии за пряжкой.

Мы в 40 лет -

Совсем еще мальчишки:

И девки все от нас

Спасаются гурьбой,

Чтоб не нарваться в зной

На буйные излишки.

Ну, берегись!

Куда девать нам силы, -

Волнует кровь

Стихийный искромет:

Медведю в бок, шутя,

Втыкаем вилы,

Не зная куда деть

40-летний мед!

Право же, совсем молокососы.

Мы учимся,

Как надо с толком жить,

Как разрешать хозяйские вопросы:

Полезней кто - тюлени аль моржи.

С воображеньем

Мы способны

Верхом носится на метле

Без всякого резона.

И мы читаем в 40 лет

В картинках Робинзона.

Мы в 40 лет -

Веселые ребята.

С опасностями наобум

Шалим с судьбой - огнем.

Куда и где нас ни запрятай, -

Мы все равно не пропадем.

Нам молодость

Дана была недаром

И не зря была нам дорога:

Мы ее схватили за рога

И разожгли отчаянным пожаром.

Наделали делов!

Заворотили кашу

Всяческих затей.

Вздыбили на дыбы

Расею нашу.

И удивляйся!

Вчерашние рабы -

Сегодня все -

Взъерошенный репей.

Эй, хабарда!

На головах, на четвереньках,

На стертых животах ползем.

С гармошкой в наших деревеньках

Вывозим на поля назем.

Фарабанста!

И это наше ДЕТСТВО - прелесть!

И это наше счастье - рай.

Да! В этом наш Апрель есть.

Весна в цветах -

Кувыркайся!

Взвей на вольность!

Лети на всех раздутых парусах,

Ты встретишь впереди

Таких же,

фантазии,

конструкции

в глазах.

Мы в 40 лет -

Вертим футбол,

плюс абордаж.

А наши языки

Поют такие бой-бряцай, -

за которые

Девушки босиком

Девушки босиком -

Это стихи мои,

Стаи стихийные.

На плечах с золотыми кувшинами

Это черкешенки

В долине Дарьяльской

На камнях у Терека.

Девушки босиком -

Деревенские за водой с расписными

Ведрами - коромыслами

На берегу Волги

(А мимо идет пароход).

Девушки босиком -

На сборе риса загарные,

Напевно-изгибные индианки

С глазами тигриц,

С движеньями первоцветных растений.

Девушки босиком -

Стихи мои перезвучальные

От сердца к сердцу.

Девушки босиком -

Грустинницы солнцевстальные,

Проснувшиеся утром

Для любви и

Трепетных прикосновений.

Девушки босиком -

О, поэтические возможности -

Как северное сияние -

Венчающие

Ночи моего одиночества.

Все девушки босиком -

Все на свете -

Все возлюбленные невесты мои.

Я стою на снежно-солнечной

На высокой бор-горе,

Улыбаюсь сердцем радостным

Раннеутренней заре.

Я смотрю в милу-сторонушку,

Насмотреться не могу.

Скоро ль свидимся, желанная,

На желанном берегу?

Солнце выйдет свежеясное,

Обласкает грудь твою, -

Помни, в этот час, любимая,

Песни я тебе пою.

Я стою на снежно-солнечной

На высокой бор-горе,

Улыбаюсь сердцем радостным,

Жду на утренней заре.

Жонглёр

Згара-амба
Згара-амба
Згара-амба
Згара-амба
Амб.
Амб-згара-амба
Амб-згара-амба
Амб-згара-амба
Амб.
Шар-шор-шур-шир.
Чин-драх-там-дззз.
Шар-диск
Ламп-диск
Брось-диск
Дай-диск
Иск-иск-иск-иск.
Пень. Лень. День. Тень.
Перевень. Перемень.
Пок. Лок. Док. Ток.
Перемок. Перескок.
Рча-рча
Амс.
Сень. Синь. Сан. Сон.
Небесон. Чудесон.
Словолей соловей аловей.
Чок-й-чок. Чок-й-чок.
Ей. Лей. Млей. Милей.
Чу сверчок.
Взгам-бара-лязг-взмай.
Ам-ара-язг-май.
Раскину ласкину из амбара - слов.
И в шатре ало-шёлковой айзы,
Где моё детство - чудесно росло
Пропою барбала-баралайзы.
Эль-ле-ле.
Наденет тонкое трико
Поэт (уста - свирели) -
И станет в ритме над рекой
Бросать золотострели.
Бросай-лови
И барчум-ба.
Лови и згара-амба.
Осой-овн и арчум-ба
Зови нкара амба.
Пой песню, смейся и сияй
Бессмысленным глиором.
Поэтом будь-зайли-заяй,
Будь истинным жонглёром.
Бросай-лови.
Дороже струй
Блеск вскинутого слова.
Осанна вий.
И торжествуй
В час звонкого улова.
Событий ярких горизонт
Мы претворим в пунцарий.
Гори-озон,
Греми грозон -
И молнепронзь гонцарий.
Мудрец - я верю тайнам чар -
Волшебным перезовам,
И кольцам сказочных вещар
Запястьям бирюзовым.
Певец - я жажду пенья птиц
И северных сияний,
Игру, играющих зарниц
Судьбу словослияний.
Пророк - провижу грань
вселен,
Грядущей гениэмы,
Когда весной в цветах зелен
Взойдут без слов поэмы.
Жонглёр - я точен барчум-ба
В бессмысленности айзы:
Бросая диск на чарум-ба
Пою всем-баралайзы.
Искусство мира - карусель -
Блистайность над глиором
И словозванная бесцель,
И надо быть жонглёром.
Верь: станет стень стеной -
Бродячий словокант
Зайдёт на двор с циной
Сыграть устами мант.
И в розовом трико ниам
Жонглируя словалью
Он вскинет на престол фиам
Дурманной чаровалью.
И всяк поймёт, что словоцель
В играйне блеска-диска,
Искусство мира - карусель -
В зарайне золотиска.
Сияй сиярч. Буби бубенч.
На тройке трой в триоле.
Пусть чуют все что словозвенч -
Есть истина на воле.
Лети в разлёт на стихостан
Стихийностью биарма
И ловистан -
И бросайстан -
Словольность - жонглиарма.
Я-арамба пронзить сердцаль
Готов до звёзд-вселента.
Моя поэма созерцаль,
Бряцальная словента.
Поэт-я верю в барчум ба -
Чин-драх
Тар-чари-амба,
В загар чумбай
Славчин в горах
Брианта загорамба.
Эль-ле-ле.
Начинаю.
Згара-амба.
Згара-амба
Безгранара-бесконцамба.
Цалипара.
Там-тара-тра
Цца-цап.

Звенидень

Звени, Солнце! Копья светлые мечи,

лей на Землю жизнедатные лучи.

Звени, знойный, краснощекий,

ясный-ясный день!

Звенидень!

Звенидень!

Пойте, птицы! Пойте, люди!

Пой, Земля!

Побегу я на веселые поля.

Звени, знойный, черноземный,

полный-полный день.

Звенидень!

Звенидень!

Сердце, радуйся и, пояс, развяжись!

Эй, душа моя, пошире распахнись!

Звени, знойный, кумачовый,

Яркий-яркий день.

Звенидень!

Звенидень!

Звени, Солнце! Жизнь у каждого одна,

Я хочу напиться счастья допьяна.

Звени, знойный, разудалый,

Пьяный, долгий день!

Звенидень!

Звенидень!

Из Симеиза в Алупку

Из Симеиза с поляны Кипарисовой

Я люблю пешком гулять в Алупку

Чтоб на даче утренне ирисовой

На балконе встретить

Снежную голубку.

Я - Поэт. Но с нею незнаком я.

И она боится - странная - людей.

Ах она не знает

Что во мне таится

Стая трепетная лебедей.

И она не знает

Что рожден я

В горах уральских среди озер

И что я - нечаянно прославленный

Самый отчаянный фантазер.

Я только - Возле.

Я только - Мимо.

Я около Истины

Мне все - чудесно

Что все - творимо

Что все - любимо

В любой крови.

Крестьянская

Я научу тебя землю пахать.

Знай, брат, держись, как мы погоним.

И недосуг нам будет издыхать.

Чего схватился за поясницу?

Ишь ты - лентяй - ядрено ешь, -

Тебе бы к девкам на колесницу

Вертеться, леший, на потешь.

Дай бог здоровья себе да коням!

Я те заставлю пни выворачивать.

Мы с тобой силы зря не оброним,

Станем кулаками тын заколачивать,

Чего когтями скребешь затылок?

Разминай-ко силы проворнее,

Да сделай веселым рыжее рыло.

Хватайся - ловись - жми задорнее.

Дай бог здоровья себе да коням!

Мы на работе загрызем хоть кого!

Мы не сгорим, на воде не утонем,

Станем - два быка - вво!

Любовь поэта

Солнцецветением

Яснятся песницы

Где-то на окнах

Волокнах - яснах.

К звездам фиолятся

Алые лестницы

Где-то в разливных

Качелях веснах.

Лунномерцанием

Волнятся волны

Поляна любви на устах.

Где-то плеско плескаются

Синие чёлны

В прибрежных кустах.

И я далеко.

Раскатился как мячик.

И от счастья не знаю,

Песнебойца везут.

Где-то маячит

Алмазный маячик

И светляки по небу ползут.

Я люблю бесшабашиться.

В песнескитаниях

Утрокрылятся

Песни - нечайки -

Встречают и провожают

Жизнь мою.

За пароходом

Сном тают

Утрами - маями - стаями

Им - последним друзьям

Я Кричу и пою:

Где-то пути нерасстальные

У не здесь берегов.

Где-то шелковошум

И ветры хрустальные.

Встречайте. Венчайте.

Маяковский

Радиотелеграфный столб гудящий,

Встолбленный на материке,

Опасный - динамитный ящик,

Пятипудовка - в пятерике.

И он же - девушка расстроенная

Перед объяснением с женихом,

И нервноликая, и гибкостройная,

Воспетая в любви стихом.

Или капризный вдруг ребенок,

Сын современности - сверх-неврастеник,

И жружий - ржущий жеребенок,

Когад в кармане много денег.

И он - Поэт, и Принц, и Нищий,

Колумб, Острило, и Апаш,

Кто в Бунте Духа смысла ищет -

Владимир Маяковский наш.

Наследство ржавое

На утроутесе устья Камы

Серебропарчовой -

Чья разделится отчаянная голова?

А стой и слушай:

Это я в рубахе кумачовой

Распеваю песни, засучив рукава.

На четыре вольностороны.

Чаятся чайки.

Воронятся вороны.

Солнится солнце.

Заятся зайки.

По воде на солнцепути

Веселится душа

И разгульнодень

Деннится невтерпеж.

Смотри и смей,

За поясом кистень

Из Жигулей.

За голенищем нож -

Ржавое наследство

Стеньки Разина.

Ниночка - ночка над нивой...

Ниночка - ночка над нивой

Невесткой. -

Цветет для раздолий любви,

Ластится песней призывно

Чудесной.

Если я одинок - позови.

Гордые горы горят

Переливами.

Где-то плывут корабли.

Катятся волны звучально

Разливами.

Если я одинок - позови.

В нездешних садах ароматные,

Дороги - печали твои.

Знойные ноги твои -

Сенокосные.

Если ты одинока - зови.

Я прилечу бирюзовым

Венчанием,

Ветром в долину любви.

Ниночка, в звездную ночку

Молчания, зови.

Осенью

Опрокинутая лоханка -

Осеннее небо.

Хмурые люди -

Объедки картофеля,

Корки арбуза и огурцов,

Мокрые носы и усы.

Взлохмаченный я у окна

Плююсь и думаю,

Ломая руки:

Где-то на изгибном берегу моря

Золотится песок,

Отражая солнцень.

И, может быть, ищет девушка

Ясного рыцаря

И зовет, перебирая камушки,

Радугой из песни глаз,

Из песни четырех крыл

На восходе гордых лебедей.

Туда бы - туда -

Встрепенуться

К стройному берегу.

Надавить, что ли,

Умным лбом на стекло, -

Рассердиться, -

Крикнуть извозчика на вокзал.

Взять билет

Пермь - Севастополь.

А там корабли

Знают пути.

Письмо домой

Барамза - абб - хаба.

37 верст от Перми

По Сибирскому тракту

До моей святой Каменки

До часовни соснового счастья,

А я далеко -

На Кавказии - в Азии.

Запах сена в промежках

На Каменке чую.

Подождите еще.

Переночую.

Утром увидимся.

Ах Алеша - Соня - Маруся.

Жить очень странно.

Ну ничего.

Будто так нужно.

Утром увидимся.

До соснового счастья.

(Чай. Покосы. Обед.

Коровы. Собаки. Козы.

Вечером вальдшнепы.)

Я еще все такой же.

Верю. Мечтаю. Пишу стихи.

Жду чудес.

Ваш рыцарь Василий.

Поэмия о соловье

Георгию Золотухину - во имя его яркое.

Соловей в долине дальней

Расцветает даль небес.

Трель расстрелится игральней,

Если строен гибкий лес -

Цивь-цинь-вью -

Цивь-цинь-вью -

Чок-й-чок.

Перезвучально зовет: Ю.

Наклонилась утром венчально.

Близко слышен полет Ю.

Стоит на крылечке

И ждет. Люблю.

Песневей соловей.

На качелях ветвей

Лей струистую песню поэту.

Звонче лей, соловей,

В наковальне своей

Рассыпай искры истому лету.

Цивь-цинь-ций -

Цивь-цинь-ций -

Чтрррь-юй. Ю.

Я отчаянный рыжий поэт

Над долинами-зыбками

Встречаю рассвет

Улыбками

Пускай для - не все ли равно.

Ветер. Трава.

В шкуре медвежьей мне тепло.

Спокойно.

Слушай душу разливную, звонкую.

Мастер я -

Песнебоец -

Из СЛОВ ЗВОН Кую:

Солнцень лью соловью

В зазвучальный ответ,

Нити струнные вью.

Для поэта - поэт.

Сердце - ясное, росное,

Звучное, сочное.

Сердце - серны изгибные вздроги.

Сердце - море молочное. Лейся.

Сердце голубя -

Сердце мое. Бейся.

Звенит вода хрустальная,

Журчальная вода.

Моя ли жизнь устальная,

Устанет мчать года.

Я жду чудес венчающих,

Я счастье стерегу.

Сижу в ветвях качающих

На звонком берегу.

Цивь-цью-чок.

Чтрррь-йю. Ю.

Ведь есть где-то дверца,

Пойду отворю.

Жаркое сердце

Отражает зарю.

Плль-плю-ций.

Ций-тюрьлью.

Солнцень вью.

Утрень вью.

Ярцень вью.

Любишь ты.

Я люблю. Ю.

Ций-йю-чок.

Чок-й-чок.

В шелестинных грустинах

Зовы песни звончей.

В перепевных тростинах

Чурлюжурлит журчей.

Чурлю-журль.

Чурлю-журль.

В солнцескате костер

Не горит - не потух

Для невест и сестер -

Чу. Свирелит пастух.

Тру-ту-ру.

туру-тру-у

Вот еще один круг

Проницательный звучно.

Созерцательный друг

Неразлучно.

ТУру-тру-у.

И расстрельная трель.

Ций-вью-й-чок.

Чтрррь-йю, Ю.

И моя небовая свирель.

Лучистая

Певучий пастух.

Соловей-Солнцелей.

Песневестный поэт.

И еще из деревни перекликный петух.

Песнепьяницы.

Дети на кочке.

Катают шар земной.

Эль-лле-ле.

Аль-ллю-лю.

Иль-лли-ли.

Ясный пастух одинокому солнцу

Над вселенной глубинами

Расточает звучально любовь,

Как и мы над долинами.

Туру-ту-ту.

ТУру-тамрай.

Эй, соловей, полюби пастуха,

Позови его трелью расстрельной.

Я - поэт, для живого стиха.

Опьяню тебя песней свирельной.

Хха-рра-мам -

Иди к нам.

В чем судьба - чья.

Голубель сквозь ветвины.

Все сошлись у журчья,

У на горке рябины,

Закачает качаль.

Расцветится страна,

Если песня стройна,

Если струйна струна,

И разливна звенчаль,

И чеканны дробины.

Вот смотри:

На полянах

Босоногая девушка

Собирает святую

Траву Богородицы.

В наклонениях стана,

В изгибности рук -

Будто песня.

И молитву поет она:

Бла - го - ело - ви.

Пью за Кавказию

Если ты одинока -

Эй невесты - девушки - сестры

Братья - друзья - женихи,

Поднимем бокалы - Кавказскую

молодость -

Выпьем вино за стихи.

Я весь в ароматных симфониях

Расцветающих роз.

Я весь среди злата акаций

У заветно-приветных мимоз.

Тайра-тайра

Тайра-тарамм.

Сердце звенит полнозвучно.

Тайра-тайра

Тайра-тарамм.

Песни со мной неразлучно.

И я от земли далеко -

Мне легко.

Я на небо смотрю -

Мне легко.

Эй невесты - девушки - сестры

Братья - друзья - женихи,

Поднимем бокалы - Кавказскую

молодость -

Выпьем вино за стихи.

И будем петь и будем нежны,

Цветы и птицы полюбят нас.

Пусть наши души утроснежны

И путь венчанный на Парнас.

И будем просты как растения

И станем радостно расти

И славить мудро расцветения

Благословенное - прости.

А если я - поэт поющий

Взобрался легким на Парнас,

Но я весной - для всех цветущий

И мне тоскливо жить без вас.

Эй невесты - девушки - сестры

Братья - друзья - женихи,

Поднимем бокалы - Кавказскую молодость

Выпьем вино за стихи.

Развесенье

Развеснились весны ясные

На весенних весенях -

Взголубились крылья майные

Заискрились мысли тайные

Загорелись незагасные

На росистых зеленях.

Зазвенело сердце зовами

Поцелуями бирюзовыми -

Пролегла дорога дальняя

Лучистая

Пречистая.

Хрустальных ангелов

Пронеслась в вышине.

Весточку-веточку

Росстань

Быть хочешь мудрым?

Летним утром

встань рано-рано

(хоть раз да встань),

когда тумана

седая ткань

редеет и розовеет.

Тогда ты встань

и, не умывшись,

иди умыться

на росстань.

Дойдешь - увидишь -

там два пути:

направо - путь обычный;

на нем найти

ты можешь умывальник

с ключевой водой,

а на суку -

прямой и гладенький сучок -

холщовый утиральник

и на бечевке гребешок.

Раз приготовлено, так мойся,

утрись и причешись,

и Богу помолись.

И будешь человек «приличный»

и далеко пойдешь всегда,

когда на правый путь свернешь.

Помни! Это ведь - не ерунда.

А вот налево - путь иной:

налево не найдешь

ни умывальника, ни утиральника;

там надо так.

коли свернул ты на левянку,

беги во весь свой дух

на росную, цветистую полянку.

Пляши, кружись и падай.

И целуй ее, целуй,

как верную, желанную милянку.

И опять пляши, кружись!

Снова падай!

Чище мойся!

И не бойся:

солнце вытрет сухо

мокрое лицо.

Только вытряхни из уха

муравьиное яйцо.

Только выплюнь

(а то подавишься)

колючую сенинку,

а душистую травинку

на здоровье

Быть хочешь мудрым?

Летним утром

встань рано-рано

(хоть раз да встань),

и, не умывшись,

иди умыться

на росстань.

Сердце детское

И расцвела

Моя жизнь молодецкая

Утром ветром по лугам.

А мое сердце -

Сердце детское - не пристало

К берегам.

Песни птиц

Да крылья белые

Раскрылились по лесам,

Вольные полеты смелые

Приучили к небесам.

С гор сосновых

Даль лучистую

Я душой ловлю,

Нагибаю ветку, чистую

Девушку люблю.

И не знаю, где кончаются

Алые денечки,

И не верю, что встречаются

Кочки да пенечки.

Жизнь одна -

Одна дороженька -

Доля молодецкая.

Не осудит

Ясный боженька

Мое сердце детское.

Серебряные стрелки

Серебряные стрелки, серебряные стрелки!

В полдень,

на речушке Извивушке,

на дощатом плотике,

под зелёными грусточками,

схоронившись от жары,

И, прислонившись

носом к самой воде,

я гляжу на зелёное дно,

и мне всё ясно видно.

Вот из-под плотика

выплыли две остроглазые

сверкнув серебром, убежали.

Из-под камешка

вдруг выскочили пузырьки,

бусами поднялись наверх

и полопались. Кто-то

прошмыгнул в осоку

и оставил мутный след.

Где-то булькнуло.

И под плотик пронеслась

стая серебряных стрелок.

Успокоилось.

Рука течения снова

спокойно стала гладить

зелёные волосы дна.

На солнечном просвете

сквозь кусты в воде

что-то - мне не видно что -

беленькое, крошечное

заиграло радужными лучами,

как вечерняя звёздочка.

У! Из-под плотика выплыла

целая туча рыбёшек.

И вот потянулись вперёд,

рассыпались, зашалили,

точно только что выпущенные

школьники из школы.

Ужо подождите учителя -

старого окуня,

или учительницу -

зубастую щуку -

они вам зададут!

Ого! Все разбежались.

То-то. Кто куда?

Потом все - откуда? -

Над головой веретёшко

пролетело, за ним кулик.

Ветерок подул,

закачались кроткие,

зелёные грусточки

над речушкой

Извивушкой.

Хлюпнула вода под плотиком.

Стрельнула серебряная,

быстрая стрелка

и запуталась в шёлковых

ленточках осоки.

Ну вот... Ах ты!..

Вот напугала дикая:

чуть не в нос стрельнула

шальная стрелка.

Я даже отскочил.

Скука старой девы

Затянулось небо парусиной.

Сеет долгий дождик.

Пахнет мокрой псиной.

Нудно. Ох, как одиноко-нудно.

Серо, бесконечно серо.

Чав-чав... чав-чав...

Чав-чав... чав-чав...

Чавкают часы.

Я сижу давно-всегда одна

У привычного истертого окна.

На другом окошке дремлет,

Одинокая, как я,

Сука старая моя.

Сука - «Скука».

Так всю жизнь мы просидели

У привычных окон.

Все чего-то ждали, ждали.

Не дождались. Постарели.

Так всю жизнь мы просмотрели:

Каждый день шел дождик...

Так же нудно, нудно, нудно.

Чавкали часы.

Вот и завтра это небо

Затянется парусиной.

И опять запахнет старой

Мокрой псиной.

Солнцачи

Стая славных, солнцевеющих -

На ступенях дней алеющих

Наши зовы - гимн лесов.

Зовью зовной,

Перезовной,

Изумрудью в изумрудь,

Бирюзовью бирюзовной

Раскрыляем свою грудь.

На! Звени!

Сияй нечаянная

Радость солнечной земли -

Наша воля - даль отчаянная

Гонит бурно корабли.

Шире! Глубже!

Чайки, рыбы, волны, ветер,

Песни, снасти, паруса.

С нами - все.

И все - за нами.

Стаю славных не бросай!

Эй, держи на руль,

На взвейность,

Напрямик,

На красный путь,

Чтоб игруль,

Чтоб огнелейность,

Чтобы все твердили: Будь!

Существуй!

Это - горы, звезды, люди,

Это - птицы и леса.

И ты пой с нами.

Мы кричим -

И ты кричи.

Все мы стали песней. Знамя:

Утровые СОЛНЦАЧИ.

Наше дело - всеединое -

Все дороженьки ясны.

Будто стая лебединая

Мы из крыльев и весны

Наш прилет -

Раздоль звучальная;

А глаза, как бирюза.

Жизнь раскачена встречальная.

Создавай! Гори! Дерзай!

Я бросаю слово:

Я ловлю, как мяч:

Славлю струны:

СЛОВОСТРУЙНОСТЬ!

И кую железо:

Словом - в слово!

В словобойне

Хватит быстрых искрых искр.

Словом - в слово!

Все мы - знойны

В дни, когда куется диск -

К жизни новой,

Кумачовой,

К солнцу, к сердцу кровный риск.

Наше дело всеединое -

Все дороженьки ясны.

Будто стая лебединая

Мы из крыльев и весны.

Солнцень-Ярцень

Солнцень в солнцень.

Ярцень в ярцень.

Раздувайте паруса.

Славьте жизнь

Привольно-вольную

Голубиную приволь.

Пойте здравицу

Застольную

Бесшабашную раздоль.

Солнцень в солнцень.

Ярцень в ярцень.

Дня венчальнаго дворца

Растворяйте-распахните

Души - алые - сердца.

Пусть указан путь

Да будет -

Хоровод звучальных дней.

Друг про друга

Не забудет.

Кто пьет чару

Всех полней.

Солнцень в солнцень.

Ярцень в ярцень.

В песнях пьяных без вина.

Разгадайте смысл чудесный.

Нам ли юность не дана.

Пойте крылья огневейные,

Взгляд бросая в небеса.

Славьте дни разгульно-лейные.

Раздувайте паруса.

Солнцень в солнцень.

Ярцень в ярцень.

Закружилась карусель.

Быстры круги.

Искры други.

Задружилась развесель.

Хабба-абба хабба-абба.

Ннай - ннай - ннай

Эй рраскаччивай.

(свист в четыре пальца).

Степан Разин

Эй, вставайте - подымайте паруса,

Собирайтесь в даль окружную,

Зачинайте песню дружную.

Да за вёсла, братцы вольные,

Ну, соколики сокольные,

Знай отчаливай.

Раскачивай.

И эххх-нна.

Барманзай.

Сарынь на кичку,

Ядреный лапоть

Пошел шататься по берегам.

Сарынь на кичку.

Казань - Саратов.

В дружину дружную

На перекличку,

На лихо лишнее врагам.

Сарынь на кичку.

Бочонок с брагой

Мы разопьем

У трех костров.

И на приволье волжском вагой

Зарядим пир

У островов.

Сарынь на кичку.

Ядреный лапоть -

Чеши затылок у перса-пса.

Зачнем с низовья

Хватать, царапать

И шкуру драть -

Парчу с купца.

Сарынь на кичку.

Кистень за пояс.

В башке зудит

Разгул до дна.

Свисти - глуши,

Зевай - раздайся!

Слепая стерва - не попадайся.

Улетан

В разлетинности летайно

Над Грустинией летан

Я летайность совершаю

В залетайный стан

Раскрыленность укрыляя

Раскаленный метеор

Моя песня крыловая

Незамолчный гул - мотор

Дух летивый

Или как у источника радостей,

Цвилью-ций-ций-тюрль-ю!

Сквозь густых зеленистых кудрей

Голубеют глаза-небеса.

Я лежу на траве. Ничего не таю,

Ничего я не знаю - не ведаю.

Только знаю свое - тоже песни пою,

Сердце-душу земле отдаю,

Тоже радуюсь, прыгаю, бегаю.

Циа-цинц-цвилью-ций.

Над моей головой

Пролетел друг летающий мой.

«Эй, куда?»

И ответа не жду я - пою.

Солнце алмазными лентами

Грудь мою жжет.

Доброе солнце меня бережет.

Чурлю-журль

Звенит и смеется,

Солнится, весело льется

Дикий лесной журчеек.

Своевольный мальчишка

Чурлю-журль.

Звенит и смеется.

И эхо живое несется

Далеко в зеленой тиши

Корнистой глуши:

Чурлю-журль,

Чурлю-журль!

Звенит и смеется:

«Отчего никто не проснется

И не побежит со мной

Далеко, далеко... Вот далеко!»

Чурлю-журль,

Чурлю-журль!

Звенит и смеется,

Песню несет свою. Льется.

И не видит: лесная Белинка

Низко нагнулась над ним.

И не слышит лесная цветинка

Песню отцветную, поет и зовет...

Все зовет еще:

«Чурлю-журль...

Биография

Василий Васильевич Каменский

В одной из автобиографий В. В. Каменского написано, что он родился в каюте камского парохода, капитаном которого был его дед по материнской линии. В другом варианте этот факт несколько уточняется: «Родился в селе Усть-Боровское (ныне северная часть г. Соликамска) на Среднем Урале. Дед ходил по Каме на пароходах капитаном».

Рано оставшись сиротой, В. В. Каменский воспитывался в семье тёти в г. Перми. Всё детство его прошло на Каме. Но муж у тёти умер, и юному Каменскому пришлось идти на службу в бухгалтерию Пермской железной дороги. В 1901 году в газете «Пермский край» появилась первая его публикация - статья о народной столовой. Энергия била в нём ключом, требовала выхода. В 1902 году он поступает в театральную группу, едет с ней в Москву, затем Тамбов, Севастополь … Турцию. В это время он знакомится с режиссёром В. Э. Мейерхольдом. Но вскоре В. В. Каменский оставляет сцену и возвращается на Урал, поступает работать на Нижнетагильский завод, но за участие в забастовке (1905 г.) его арестовывают и через несколько месяцев выпускают под надзор полиции. И В. В. Каменский уезжает, вначале в Пермь, затем в Севастополь, Персию. Вернувшись в Россию, он на время останавливается в Петербурге. Здесь поступает на Высшие сельскохозяйственные курсы. В эти годы он попадает в профессиональную литературную среду. Много пишет, печатается.

В 1910 году к нему приходит увлечение авиацией. Каменский едет в Париж учиться лётному делу, затем в Лондон, в города Италии и возвращение в Петербург. Показательные полёты на собственном аэроплане. Первое падение. Совершает в 1911 г. полёты в Перми, Нижней Курье. В 1912 году, в Варшаве, один из полётов заканчивается катастрофически, аэроплан разбился, пилот получил серьёзные травмы. Летать после этого Каменский перестал, но, живя после этого в Перми, он изобретает и испытывает на Каме аэроход.

В 1913 году он сближается с поэтами-футуристами (В. Маяковским, Д. Бурлюком и др.). Ездит с ними по стране, много пишет. 1913-1917 гг. - в творческом плане для поэта это время очень плодотворный период.

Октябрьскую революцию В. В. Каменский встречает восторженно, вступает в Красную Армию. Каменский стал одним из организаторов Союза поэтов. В 20-е годы он пишет свои наиболее значимые произведения, в том числе и прозу: «27 приключений Хорста Джойс», «Путь энтузиаста», «Лето на Каменке», поэму «Емельян Пугачёв», сборники стихов «Его-моя биография великого футуриста», значительно дорабатывает и переиздаёт поэму «Степан Разин».

Но начиная со второй половины 30-х гг. В. В. Каменский уже не создал ни одного нового значительного произведения. Пришла болезнь, а затем вынужденная неподвижность. Умер В. В. Каменский в Москве. На его могиле установлен памятник с надписью «Василий Каменский. Поэт. Авиатор».

Василий Васильевич Каменский (1884-1961) появился на свет в селе Усть-Боровское. Рано осиротел и воспитывался теткой из Перми. Служил бухгалтером Пермской железной дороги. Первым произведением Каменского была статья, посвященная народной столовой, напечатанная в газете «Пермский край».

В 1902 году он поступил в театральную группу и путешествует с ней сначала городами Родины, а потом и в Турцию подались. Оставив сцену, Каменский едет на Урал, где работает на заводе в г. Нижний Тагил. Как участник забастовки 1905 года, арестован, потом отпущен. Побывав в Персии и вернувшись в Россию, остановился в Петербурге и поступил на Высшие сельскохозяйственные курсы. Попав в профессиональную литературную среду, много пишет и активно печатается.

С 1910 года увлекся авиацией. Летному мастерству учится в Париже, Лондоне и городах Италии. Вернувшись в Петербург, летает на своем аэроплане, переживает первое падение, а потом и вторую катастрофу с серьезными травмами. Каменский больше не летает, но испытывает в Перми аэроход.

Сблизившись с поэтами–футуристами в 1913 году, Каменский колесит с ними по стране и много пишет. Именно этот период в его творчестве считается самым плодотворным. Встретив с восторгом революцию, Каменский вступил в ряды Красной армии, затем стает организатором Союза поэтов.

Тридцатые годы уже не дали такого результата, поскольку писатель заболел и стал неподвижен. Смерть настигла его в Москве в 1961 году. На могильном надгробии надпись: «Василий Каменский. Поэт. Авиатор».

Каменский родился в семье Василия Филипповича Каменского, смотрителя золотых приисков графа Шувалова. Он появился на свет в каюте одного из ходивших по Каме пароходов, капитаном которого был его дед по матери - Евстолии Гаврииловны - Гавриил Серебренников. Детство будущего поэта прошло в селе Боровское на Урале; когда ему еще не было и пяти лет он потерял родителей и воспитывался в семье тётки Александры Трущовой, сестры матери, муж которой - Григорий Семенович Трущов - служил управляющим буксирным пароходством Любимова в Перми. Детские годы прошли «среди пароходов, барж, плотов… крючников, матросов, капитанов».

Зарабатывать на жизнь пришлось рано: в 1900 году Каменский оставил школу и с 1902 по 1906 год работал конторщиком в бухгалтерии железной дороги. В 1904 году начал сотрудничать в газете «Пермский край», публикуя стихи и заметки. В газете он познакомился с местными марксистами, определившими его дальнейшие левые убеждения. В то же время Каменский увлёкся театром, стал актёром и ездил с труппой по России. Вернувшись на Урал, вёл агитационную работу в железнодорожных мастерских и руководил стачечным комитетом, за что оказался в тюрьме. Освободившись, совершил поездку в Стамбул и Тегеран (впечатления от Ближнего Востока позже найдут отражение в его творчестве).

В 1906 году приехал в Москву. В 1907 сдал экзамен на аттестат зрелости в Санкт-Петербурге, изучал агрономию, а с 1908 года по приглашению журналиста и издателя Н. Г. Шебуева работал заместителем главного редактора в журнале «Весна», где познакомился с видными столичными поэтами и писателями, в том числе и с футуристами (Бурлюком, у которого учился живописи, Хлебниковым и другими).

В 1911 году ездил за границу, в Берлин и Париж, для обучения лётному делу, на обратном пу­ти побывал в Лондоне и Вене, затем недолгое время был авиатором, одним из первых в стране освоил моноплан «Блерио XI». После авиакатастрофы в Ченстохове 29 апреля 1912 года, он жил на построенном в сорока километрах от Перми хуторе Каменка, но в 1913 году переехал в Москву, где примкнул к группе «кубофутуристов» и активно участвовал в её деятельности (в частности, в издании сборника стихов «Садок судей»). В это время Каменский вместе с Бурлюком и Маяковским активно путешествовал по стране с выступлениями и в дальнейшем часто выступал с чтениями своих футуристических произведений.

Увлечение авиацией не поставило крест на литературной деятельности Каменского - в 1914 году выходит его поэтический сборник «Танго с коровами», в 1915 - поэма «Стенька Разин» (в 1919 переработана в пьесу, в 1928 - в роман).

Октябрьскую революцию Каменский воспринял с восторгом, как и большинство других футуристов. Вёл культработу в Красной армии. Участник группы «ЛЕФ».

В 1930-х годах писал мемуары, изданные в 1968 году.

Ввел в обиход стойкое новое значение слову самолёт.

Награды

• Орден Трудового Красного Знамени
• Орден «Знак Почёта»
• Медали

Произведения

• Землянка (1910, повесть)
• Танго с коровами (1914, сборник стихов)
• Девушки босиком (1916, сборник стихов)
• Стенька Разин (М.,1916, роман) - в 1918 издан под названием «Степан Разин»
• Звучаль веснянки, М., "Китоврас" 1918 (стихи)
• Сердце народное - Стенька Разин, 1918
• Стенька Разин. Пьеса. М., 1919; Харьков, 1923
• Семья Грибушиных. Сценарий к фильму, 1923
• 27 приключений Харта Джойса. Роман, 1924
• Путь энтузиаста. М., 1931
• Емельян Пугачёв. Поэма, 1931. Поставлена как опера в Мариинском театре.
• Иван Болотников. Поэма, 1934
• Уральские поэмы (1934, сборник)
• Три поэмы, 1935
• Родина счастья, 1937
• Могущество, роман в стихах, 1938. Посвящен Валерию Павловичу Чкалову.
• Жизнь с Маяковским. Воспоминания, М., 1940

Издания

• Каменский В. В. Избранное, 1958.
• Каменский В. В. Стихотворения и поэмы / Вступ. статья, подгот. текста и примеч. Н.Л. Степанова. - М., Л.: Сов. писатель, 1966. - 499 с. (Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание.)
• Каменский В. В. Лето на Каменке: Избранная проза. - Пермь, 1961.
• Каменский В. В. Стихи, 1977.
• Каменский В. В. Жить чудесно! - Пермь, 1984.

Память

• Именем Василия Каменского названа улица в микрорайоне Парковый города Перми.

Другие факты

• Работал с В. Э. Мейерхольдом и М. В. Ковалем..

Это Я -
Футурист-песнебоец
И пилот-авиатор…

В. Каменский

Василий Каменский родился в апреле 1884 г. Местом рождения будущего поэта считается поселок Боровское на границе нынешних Пермской и Свердловской областей. Но на самом деле Каменский появился на свет в каюте одного из ходивших по Каме пароходов, капитаном которого был его дед, Гавриил Серебренников.
Василий почти не помнил своих родителей, умерших когда ему еще не было и пяти лет. Воспитывался мальчик у сестры матери. Он посещал приходскую школу, а затем городское двухклассное училище.
В одиннадцать лет Каменский начал писать стихи.
По семейным обстоятельствам Василию пришлось оставить учебу. Он устроился на работу в бухгалтерию Пермской железной дороги. В 1902 г. на гастроли в Пермь приехала театральная группа В. Никулина. Каменский, очарованный театром, решил попробовать себя в качестве актера. Несмотря на все уговоры родных и друзей, он бросил службу и поступил в труппу, взяв псевдоним «Васильковский».
Актерский путь привел Каменского в Николаев, в труппу В. Мейерхольда. Однажды Василий, сочтя, что поэтический монолог в одной из его ролей никуда не годится, написал стихи, которые прочитал на репетиции. После этого Мейерхольд посоветовал ему бросить театр и посвятить себя литературе. Последовав его совету, Каменский уехал на родину.
Он снова устроился работать на железную дорогу. Каменский сблизился с марксистами и в 1905 г., когда началась забастовка железнодорожников, был избран в стачечный комитет, а затем в декабре этого же года отправлен в тюрьму неподалеку от Нижней Туры.
Выйдя на свободу в мае 1906 г., Василий снова пустился в странствие: из Перми - в Севастополь, оттуда - в Персию, а затем в Петербург. Оказавшись в столице, он экстерном сдал экзамены на аттестат зрелости и поступил на высшие сельскохозяйственные курсы. На курсах Василий начал заниматься живописью и уже через несколько лет принимал участие в выставках. В 1909 г., например, на выставке «Импрессионисты» была представлена его картина «Березы», написанная в технике пуантилизма. Тем не менее профессиональным художником Каменский не стал.
В литературные круги Каменский вошел благодаря известному журналисту Н. Шибуеву, который в 1908 г. задумал создать литературный альманах «Весна», где публиковались бы произведения начинающих авторов. Осенью 1908 г. Каменский стал соредактором журнала «Весна», в котором печатались Л. Рейснер, Игорь Северянин, А. Аверченко и многие другие. Работая в журнале, молодой поэт познакомился со многими маститыми литераторами - А. Блоком, А. Ремизовым, Ф. Сологубом, А. Куприным. своей первой публикацией был обязан Каменскому.
В марте 1910 г. был издан поэтический сборник «Садок судей», где наряду с произведениями и Николая Бурлюков, и Велимира Хлебникова были опубликованы стихи Каменского, написанные летом 1909 г.
В 1911 г. Каменский решил, что должен стать летчиком. Подружившись с известным авиатором Владимиром Лебедевым, Василий с его помощью приобрел аэроплан «блерио». А пока самолет доставляли в Россию, поэт побывал в Берлине, Вене, Париже и Риме. Сдав в Варшаве экзамен на звание пилота, он совершал в различных городах показательные полеты. 29 мая 1912 г. в польском городе Ченстохове на глазах у многочисленных зрителей самолет упал в болото. Газеты сообщили о гибели талантливого поэта и бесстрашного летчика. Но Каменский выжил, хотя и получил многочисленные тяжелые травмы. Но аэроплан восстановлению не подлежал. Василий снова, в который уже раз, сменил род деятельности: приобрел под Пермью участок земли и основал хутор Каменку, попробовав себя в качестве архитектора и строителя. Кроме того, он сконструировал аэроход - род глиссера, способный передвигаться по воде и по снегу. Летом 1913 г. строительство в Каменке было завершено, а осенью поэт отправился в Москву, где состоялось его знакомство с Маяковским, следствием которого явилось турне футуристов по России. В нем приняли участие Каменский, Маяковский, Хлебников и братья Бурлюки.
В 1914 г. он стал редактором «Первого журнала русских футуристов», который издавал ; тогда же вышел поэтический сборник Каменского «Танго с коровами», в следующем году - поэма «Стенька Разин» (которую в 1919 г. поэт переработал в пьесу, а в 1928-м - в роман «Степан Разин»), в 1916-м - сборник «Девушки босиком».
Революцию Каменский принял восторженно, надеясь, что новый общественный строй откроет перед футуристами неограниченный простор для творческого самовыражения. В 1917 г. он написал свой знаменитый «Декрет о заборной литературе…», который в первые дни советской власти был расклеен на заборах по всей Москве.
После революции у Каменского пропало желание эпатировать читателя, его стихи стали простыми и искренними.
Каменский искренне верил, что живет в самой счастливой и передовой стране. Ему не пришлось наступать на горло собственной песне. Он завоевал себе видное место на советском Парнасе (в 1933, когда отмечался двадцатипятилетний юбилей творческой деятельности поэта, один из камских пароходов был назван его именем). Поэмы «Емельян Пугачев» (1931), «Иван Болотников» (1934), «Встречи с миром» (1934), роман «Пушкин и Дантес» (1922), роман в стихах «Могущество», посвященный советским летчикам (1938), и другие произведения Каменский писал совершенно искренне. Он преклонялся перед Пушкиным, восхищался отважными летчиками, был предан революции и советской стране, и дух русского бунта был близок его свободолюбивой натуре.
В 1918 г. вышел поэтический сборник Каменского «Звучаль веснянки». Тогда же Василий попробовал себя в качестве киноактера, снявшись в фильме «Не для денег родившийся».
Его кипучая натура находила выход в активной общественной деятельности: в 1918 г. он был избран в Московский совет рабочих и солдатских депутатов; выступил организатором Союза поэтов, просуществовавшего до 1929 г., и стал его первым председателем. В 1919 г. он стал работать в Высшей военной инспекции и в качестве культурного работника отправился на Южный фронт. Там он попал в плен к белогвардейцам и до взятия Крыма Красной Армией сидел в ялтинской тюрьме. Затем уехал на Кавказ, в Тифлис, где, вспомнив былое, поступил на работу бухгалтером, но вскоре вернулся в Россию. С 1924 г. пермской газете «Звезда» было напечатано множество его очерков и рассказов, посвященных уральской деревне. В 1931 г. были изданы мемуары Каменского «Путь энтузиаста». В 1934 г. поэт возглавлял Центральный театр воднотранспортников и вынашивал идею создания «плавучего» театра. Тогда же он передал Каменку со всем имуществом в собственность колхоза, а сам перебрался в пустовавший дом в селе Троице. В 1940 г. вышла его книга «Жизнь с Маяковским». В начале 40-х поэт начал работу над поэмой «Ермак Тимофеевич», которую закончил в 1947-м.
Он не старел душой, но годы брали свое. В 1944 г. в тбилисской больнице ему ампутировали ногу, через год - вторую. Речь, произнесенная 14 апреля 1948 г. в Москве на вечере, посвященном памяти Маяковского, была последним публичным выступлением поэта: спустя пять дней Василия Васильевича сразил инсульт, лишивший его речи и способности двигаться. В начале 1950-х гг. он с женой и старшим сыном переехал на Юг, а в 1956 г. Каменские вернулись в Москву: поэт не хотел сдаваться; мысль о превращении в инвалида, доживающего свой век, была для него невыносима. Каменский несколько оправился от удара: у него действовали руки, он мог сидеть - значит, жизнь продолжалась. Супруга поэта, Валентина Николаевна, и трое его сыновей, Василий, Алексей и Глеб, делали все, чтобы он не чувствовал себя оторванным от жизни.
11 ноября 1961 г. Василий Каменский скончался. Урна с его прахом покоится на Новодевичьем кладбище. Дом Каменского в Троице передан Троицкой сельской библиотеке, в нем создан музей поэта.

СТИХИ

Развеснились весны ясные
На весенних весенях -
Взголубились крылья майные
Заискрились мысли тайные
Загорелись незагасные
На росистых зеленях.
Зазвенело сердце зовами
Поцелуями бирюзовыми -
Пролегла дорога дальняя
Лучистая
Пречистая.
Стая
Хрустальных ангелов
Пронеслась в вышине.
Уронила
Весточку-веточку
Мне.

Затянулось небо парусиной.
Сеет долгий дождик.
Пахнет мокрой псиной.
Нудно. Ох, как одиноко-нудно.
Серо, бесконечно серо.
Чав-чав… чав-чав…
Чав-чав… чав-чав…
Чавкают часы.
Я сижу давно-всегда одна
У привычного истертого окна.
На другом окошке дремлет,
Одинокая, как я,
Сука старая моя.
Сука - «Скука».
Так всю жизнь мы просидели
У привычных окон.
Все чего-то ждали, ждали.
Не дождались. Постарели.
Так всю жизнь мы просмотрели:
Каждый день шел дождик…
Так же нудно, нудно, нудно.
Чавкали часы.
Вот и завтра это небо
Затянется парусиной.
И опять запахнет старой
Мокрой псиной.
<1909>

Звени, Солнце! Копья светлые мечи,
лей на Землю жизнедатные лучи.
Звени, знойный, краснощекий,
ясный-ясный день!
Звенидень!
Звенидень!
Пойте, птицы! Пойте, люди!
Пой, Земля!
Побегу я на веселые поля.
Звени, знойный, черноземный,
полный-полный день.
Звенидень!
Звенидень!
Сердце, радуйся и, пояс, развяжись!
Эй, душа моя, пошире распахнись!
Звени, знойный, кумачовый,
Яркий-яркий день.
Звенидень!
Звенидень!
Звени, Солнце! Жизнь у каждого одна,
Я хочу напиться счастья допьяна.
Звени, знойный, разудалый,
Пьяный, долгий день!
Звенидень!
Звенидень!
<1910>

В разлетинности летайно
Над Грустинией летан
Я летайность совершаю
В залетайный стан
Раскрыленность укрыляя
Раскаленный метеор
Моя песня крыловая
Незамолчный гул - мотор
Дух летивый
Лбом обветренным
Лет летисто крыл встречать
Перелетностью крылисто
В небе на орлов кричать
Эйт! дорогу!
С вниманием ястреба-тетеревятника
С улыбкой облака следить
Как два медведя-стервятника
Косолапят в берлогу
Выев вымя коровы и осердие
Где искать на земле милосердия
Летокеан, Летокеан.
В летинных крылованиях
Ядрено взмахи дрогнуты
Шеи - змеи красных лебедей
В отражениях изогнуты
Пусть - долины - живот
Горы - груди земли
Окрыленные нас укрылят корабли
Станем мы небовать, крыловать
А на нелюдей звонко плевать.
<1914>

Дай бог здоровья себе да коням!
Я научу тебя землю пахать.
Знай, брат, держись, как мы погоним.
И недосуг нам будет издыхать.
Чего схватился за поясницу?
Ишь ты - лентяй - ядрено ешь, -
Тебе бы к девкам на колесницу
Вертеться, леший, на потешь.

Я те заставлю пни выворачивать.
Мы с тобой силы зря не оброним,
Станем кулаками тын заколачивать,
Чего когтями скребешь затылок?
Разминай-ко силы проворнее,
Да сделай веселым рыжее рыло.
Хватайся - ловись - жми задорнее.
Дай бог здоровья себе да коням!
Мы на работе загрызем хоть кого!
Мы не сгорим, на воде не утонем,
Станем - два быка - вво!
<1915>

Это когда я встречался с Вами за чаем

На поляне рыжий ржет жеребенок,
И колоколят колокола,
А я заблудился, Поэт-ребенок
Приехал к морю в Куоккала.
На море вышел - утро святое,
Волны сияли - звали играть,
Море такое было простое,
Даль ласкала, как будто мать.
И засмеялся, и странно сердцу
Было поверить в весну зимой.
Я наугад открыл какую-то дверцу
И веселый пошел домой.
А вечером совсем нечаянно
Встретил простого старика, -
За столиком сидел он чайным,
И запомнилась у стакана его рука.
Все было просто - нестерпимо,
И в простоте великолепен,
Сидел Илья Ефимович великий Репин.
На поляне рыжий ржет жеребенок
И колоколят колокола.
Я стал ясный ребенок,
Благословенный в Куоккала.
1915 (?)

И расцвела
Моя жизнь молодецкая
Утром ветром по лугам.
А мое сердце -
Сердце детское - не пристало
К берегам.

Песни птиц
Да крылья белые
Раскрылились по лесам,
Вольные полеты смелые
Приучили к небесам.

С гор сосновых
Даль лучистую
Я душой ловлю,
Нагибаю ветку, чистую
Девушку люблю.

И не знаю, где кончаются
Алые денечки,
И не верю, что встречаются
Кочки да пенечки.

Жизнь одна -
Одна дороженька -
Доля молодецкая.
Не осудит
Ясный боженька
Мое сердце детское.
1916

Девушки босиком -
Это стихи мои,
Стаи стихийные.

На плечах с золотыми кувшинами
Это черкешенки
В долине Дарьяльской
На камнях у Терека.

Девушки босиком -
Деревенские за водой с расписными
Ведрами - коромыслами
На берегу Волги
(А мимо идет пароход).

Девушки босиком -
На сборе риса загарные,
Напевно-изгибные индианки
С глазами тигриц,
С движеньями первоцветных растений.

Девушки босиком -
Стихи мои перезвучальные
От сердца к сердцу.
Девушки босиком -
Грустинницы солнцевстальные,
Проснувшиеся утром
Для любви и
Трепетных прикосновений.

Девушки босиком -
О, поэтические возможности -
Как северное сияние -
Венчающие
Ночи моего одиночества.

Все девушки босиком -
Все на свете -
Все возлюбленные невесты мои.
1916

Циа-цинц-цвилью-ций -
Цвилью-ций-ций-тюрль-ю -
День-деньской по березнику звонкому
Как у божиих райских дверей
Или как у источника радостей,
Слышны пташек лесных голоса.
Цвилью-ций-ций-тюрль-ю!
Сквозь густых зеленистых кудрей
Голубеют глаза-небеса.
Я лежу на траве. Ничего не таю,
Ничего я не знаю - не ведаю.
Только знаю свое - тоже песни пою,
Сердце-душу земле отдаю,
Тоже радуюсь, прыгаю, бегаю.
Циа-цинц-цвилью-ций.
Над моей головой
Пролетел друг летающий мой.
«Эй, куда?»
И ответа не жду я - пою.
Солнце алмазными лентами
Грудь мою жжет.
Доброе солнце меня бережет.
1917

Эй, вставайте - подымайте паруса,
Собирайтесь в даль окружную,
Раздувайте ветром звонким голоса,
Зачинайте песню дружную.
Да за вёсла, братцы вольные,
Ну, соколики сокольные,
Знай отчаливай.
Раскачивай.
И эххх-нна.
Барманзай.
Б-зззз-

Сарынь на кичку,
Ядреный лапоть
Пошел шататься по берегам.
Сарынь на кичку.
Казань - Саратов.
В дружину дружную
На перекличку,
На лихо лишнее врагам.
Сарынь на кичку.
Бочонок с брагой
Мы разопьем
У трех костров.
И на приволье волжском вагой
Зарядим пир
У островов.
Сарынь на кичку.
Ядреный лапоть -
Чеши затылок у перса-пса.
Зачнем с низовья
Хватать, царапать
И шкуру драть -
Парчу с купца.
Сарынь на кичку.
Кистень за пояс.
В башке зудит
Разгул до дна.
Свисти - глуши,
Зевай - раздайся!
Слепая стерва - не попадайся.
Вввва-а! <…>
<1912 — 1918>

Рекачкачайка.
<1914>

Господи
Меня помилуй
И прости.
Я летал на аероплане.
Теперь в канаве
Хочу крапивой
Расти.
Аминь.
<1916>

Из Симеиза с поляны Кипарисовой
Я люблю пешком гулять в Алупку
Чтоб на даче утренне ирисовой
На балконе встретить
Снежную голубку.

Я - Поэт. Но с нею незнаком я.
И она боится - странная - людей.
Ах она не знает
Что во мне таится
Стая трепетная лебедей.

И она не знает
Что рожден я
В горах уральских среди озер
И что я - нечаянно прославленный
Самый отчаянный фантазер.

Я только - Возле.
Я только - Мимо.
Я около Истины
И любви.
Мне все - чудесно
Что все - творимо
Что все - любимо
В любой крови.
<1916>

Комитрагический моей души вой
Разливен будто на Каме пикник
Долго ли буду стоять я - Живой
Из ядрёного мяса Памятник.

Пожалуйста -
Громче смотрите
Во все колокола и глаза -
Это я - ваш покоритель
(Пожал в уста)
Воспевающий жизни против и за.
А вы - эй публика - только
Капут
Пригвождали на чугунные памятники.
Сегодня иное - Живой гляжу на толпу -
Я нарочно приехал с Каменки.

Довольно обманывать Великих Поэтов
Чья жизнь пчелы многотрудней -
Творящих тропическое лето
Там - где вы стынете от стужи будней.
Пора возносить песнебойцев
При жизни на пьедестал -
Пускай таланты еще утроятся
Чтобы каждый чудом стал.

Я верю - когда будем покойниками
Вы удивитесь
Святой нашей скромности -
А теперь обзываете футуроразбойниками
Гениальных Детей Современности.
Чтить и славить привыкли вы мертвых
Оскорбляя академьями памятниками -
С галками.
А живых нас -
Истинных, Вольных и Гордых
Готовы измолотить скалками.

Какая вы публика - злая да каменная
Не согретая огнем футуризма
Ведь пророк - один пламенный я
Обожгу до идей Анархизма.
Какая вы публика - странная да шершавая
Знаю что Высотой вам наскучу -
На аероплане взнесенный в Варшаве я
Часто видел внизу муравьиную кучу.
И никому не было дела
До футуриста-летчика
Толпа на базарах - в аллее
Галдела
Или на юбилее
Заводчика.
Разве нужна гениальность наживам —
Бакалейно-коммерческим клубам.
Вот почему перед вами Живым
Я стою одиноким Колумбом.

Вся Судьба моя -
Призрак на миг -
Как звено пролетающей Птицы -
Пусть Василью Каменскому Памятник
Только Любимой приснится.
<1916>

Радиотелеграфный столб гудящий,
Встолбленный на материке,
Опасный - динамитный ящик,
Пятипудовка - в пятерике.

И он же - девушка расстроенная
Перед объяснением с женихом,
И нервноликая, и гибкостройная,
Воспетая в любви стихом.

Или капризный вдруг ребенок,
Сын современности - сверх-неврастеник,
И жружий - ржущий жеребенок,
Когад в кармане много денег.

И он - Поэт, и Принц, и Нищий,
Колумб, Острило, и Апаш,
Кто в Бунте Духа смысла ищет -
Владимир Маяковский наш.
<1917>