В жизни было несколько случаев, когда мне в лицо бросали что я — «старая, страшная, жирная, потасканная» и т.д. Знаете, что объединяло этих мужчин? Нет, вовсе не наличие собственного бизнеса и высоких запросов. И совсем не модельная внешность или популярность у женщин…

Всех их не по одному разу оставляли спутницы, о которых они отзывались очень грубо, подчеркивая, что у них «были не все дома», «да и что взять с такой» и т.д. И все эти мужчины до единого были старше меня и имели фигуру, мягко говоря, далёкую от совершенной. Случайно столкнувшись через много лет у общих знакомых, я видела, что они до сих пор в поиске, с невероятной желчью говорят о том, что «все бабы — дуры и тупое мясо». Одному такому идеологу на тот момент было уже 48 лет. Его любимая фраза «30-летняя старуха молодится» была обращена к любой женщине, которая одевается стильно.

Посмотрите на иллюстрацию к посту. На изображении знаменитая картина Лукаса Кранаха Старшего, немецкого живописца эпохи Ренессанса, которая называется «Расплата», но более известна под другим названием — «Мезальянс». Несложно догадаться, что тема неравного брака и отношений между мужчинами и женщинами была столь же острой и обсуждаемой во все времена.

Я хорошо помню, когда меня назвали старой в самый первый раз. Мне едва исполнилось 23. Меня пригласил в кафе мужчина, настойчиво уговаривая. Я его почти не знала, но по наивности согласилась выпить с ним кофе. За разговором выяснилось, что ему аж 42 года и он женат с двумя детьми. Когда он сказал, что хотел бы вновь меня увидеть, как вы думаете, что я ответила? Вероятно, вы догадываетесь. И ещё добавила, хлопая ресницами, «А что же вы приглашали, раз уже женаты и вам за сорок?» А вот что ответил он: «Да ты уже старая, а через пару лет будешь старородящей. Зря выпендриваешься, дрянь» и т.д. Разумеется, в 23 года я не поверила в собственную старость, но была поражена его ядовитой агрессией, а, вернувшись домой, расплакалась. Ещё бы — вежливый солидный мужчина, сначала рассказывал, какая я красивая и умная, и как он мечтает провести со мной время, а потом оказался женатым, да ещё грубияном.

Ни одна женщина, которой за сорок, не скажет 20-летнему парню, который не хочет с ней спать или встречаться: «Что хорохоришься? Не очень-то и хотелось, ты — страшный и уже старый!». Потому что она понимает, что, во-первых, любому будет ясно, что это говорится от злобы и отчаяния, а во-вторых, потому что здесь нет логики! Можно обвинить отказавшего тебе человека в отсутствии вкуса, инфантилизме или глупости, но как назвать того, кто тебя в два раза моложе — старым?

Ни один парень, который был моложе меня и был либо близким для меня на тот момент человеком, либо случайным приятелем или коллегой по работе, никогда, даже в шутку, не намекнул, что мне многовато лет. Ни разу. Распространённая модель поведения: когда мужчина сам молод, ему 20-25 лет он запросто может встречаться или жениться на женщине постарше. Он ещё хорош, уверен в себе и возраст особо не играет для него роли. Становясь старше, он задумывается о том, как бы доказать обществу, но прежде всего, самому себе, что и в 45 лет он способен завести детей и нравиться, потому отчаянно выискивает женщин помоложе, не обращая внимание на образование, внешность и духовные качества.

Мужчинам очень свойственно пытаться таким образом самоутвердиться. Если они знают, что даже женщина, которая старше их, или их ровесница — не сядет с ними на одном поле…если сильно приспичит, тогда они делают хорошую мину при плохой игре и выдают: «А мне нужна только 16-летняя красавица! Нормальных девушек-то — не осталось в наше время».

Примерно то же самое можно сказать и о женщине, критикующей другую женщину. Я еще ни разу не видела красивую и молодую, успешную красавицу, бросившую вскользь про кого-то «да она — старая уродина». Почти всегда отлично выглядящие женщины…добры и снисходительны даже к отталкивающе некрасивым и пожилым тётушкам. Но если женщина сама имеет лишний вес и не вызывает симпатии у окружающих, вот тут начинается такое...Смотрите, что получается. Если вы яркая красавица — большинство женщин вам не соперницы. Так что их опускать? Их можно и приободрить. А вот если вам обидно за себя — хочется придраться и покритиковать.

Мы всегда критикуем людей за то, что мы презираем в себе самих. Лысый, заходя в троллейбус, видит только волосы. Ватнику кажется, что вокруг одни нищие ватники. Бывшей толстухе, которая теперь стала худой, но по-прежнему блюёт после обеда, засунув два пальца в рот, все женщины мира кажутся омерзительно жирными. И только мужчина, который болезненно неуверен в себе и до дрожи боится старости, станет рассказывать, что 35-летние женщины ему кажутся старухами, а ведь он так молод, ему всего 43!

Жительница Берлина дожидалась своего 95 дня рождения, чтобы очистить свои воспоминания и рассказать историю своей жизни, тщательно скрываемую даже от близких родственников.

На закате жизни хрупкая вдова Марго Воелк набралась смелости поведать о том, что происходило с ней во времена Второй мировой войны. Женщина говорит, что похоронила все воспоминания, боясь преследований из-за связи с нацистами. Но, прежде чем начать рассказ, немка еще раз обращает внимание корреспондентов западного издания на тот факт, что она никогда не была членом Национал-социалистической партии.

“Во время службы моего мужа в немецкой армии я переехала из Берлина в Растенбург, ныне Кентшин (город в Польше), опасаясь атаки авиации. Потом меня призвали на гражданскую службу и увезли в ставку “Волчье Логово”, расположенную в 5 милях (8 км) от города. Там я узнала, что на меня и еще 14 девушек возложены обязанности дегустаторов Гитлера”, - вспоминает Марго.

В течение двух с половиной лет, наполненных постоянным страхом за свою жизнь, женщина пробовала все, что подавалось на стол нацистскому лидеру. У такой работы были свои преимущества: в условиях нехватки продовольствия Воелк всегда была сыта. Но пожилая немка говорит, что полный желудок не приносил ей удовлетворения, поскольку каждая трапеза могла стать последней.

“Гитлер был вегетарианцем, и за все время, проведенное мной в “Волчьем Логове”, так и не съел ни одного куска мяса. Он панически боялся того, что англичане попытаются отравить его, поэтому у него было 15 дегустаторов, пробующих все, что было приготовлено, - рассказывает Марго. - Да, еда была просто восхитительна: только самые лучшие овощи, спаржа, сладкий перец, рассыпчатый рис и макароны. Но мы никогда не наслаждались блюдами, помня о том, что каждый кусочек мог принести смерть. Ежедневно садясь за стол мы боялись, что это наша последняя еда”, - произносит немка, листающая альбом со старыми фотографиями.

Паранойя Гитлера не была беспочвенной: 20 июля 1944 года полковник Клаус Шенк фон Штауффенберг попытался убить фюрера, взорвав бомбу в помещении для совещаний.
“Мы сидели на деревянных скамьях, когда прогемел взрыв. Мы упали на пол и услышали, как кто-то закричал: “Гитлер мертв!”. Но это было не так, - грустно усмехается Воелк. - После покушения напряжение витало в воздухе, и осенью лидер нацистов навсегда покинул “Волчье Логово”. Чуть позже один из членов “СС” сказал, что советские войска перешли в наступление, и мне лучше покинуть ставку”.
Женщина прислушалась к словам эсэсовца и вернулась в Берлин, где начала восстанавливать свою жизнь и пытаться забыть горькие воспоминания.
“Я никому не рассказывала о своем прошлом, даже мужу. На протяжении десятилетий я старалась не думать о тех временах, и если днем мне это удавалось, то ночью воспоминания возвращались в моих кошмарах. Я надеюсь, что теперь, когда у меня хватило сил рассекретить свою прошлую жизнь, мне станет легче”, - завершает повествование 95-летняя дегустаторша.

Жительница Берлина дожидалась своего 95 дня рождения, чтобы рассказать историю своей жизни, тщательно скрываемую даже от близких родственников. В годы войны Марго Воелк работала на Гитлера.

На закате жизни хрупкая вдова Марго Воелк набралась смелости поведать о том, что происходило с ней во времена Второй мировой войны. Женщина говорит, что похоронила все воспоминания, боясь преследований из-за связи с нацистами, хотя она никогда не была членом Национал-социалистической партии.

В годы войны ее призвали на гражданскую службу и увезли в ставку «Волчье логово». Там она узнала, что на нее и еще 14 девушек возложены обязанности дегустаторов Гитлера, вспоминает Марго.

В течение двух с половиной лет, наполненных постоянным страхом за свою жизнь, женщина пробовала все, что подавалось на стол нацистскому лидеру. У такой работы были свои преимущества: в условиях нехватки продовольствия Воелк всегда была сыта. Но пожилая немка говорит, что полный желудок не приносил ей удовлетворения, поскольку каждая трапеза могла стать последней.

«Гитлер был вегетарианцем, и за все время, проведенное мной в «Волчьем логове», так и не съел ни одного куска мяса. Он панически боялся того, что англичане попытаются отравить его, поэтому у него было 15 дегустаторов, пробующих все, что было приготовлено, – рассказывает Марго. – Да, еда была просто восхитительна: только самые лучшие овощи, спаржа, сладкий перец, рассыпчатый рис и макароны. Но мы никогда не наслаждались блюдами, помня о том, что каждый кусочек мог принести смерть. Ежедневно садясь за стол мы боялись, что это наша последняя еда».

Паранойя Гитлера не была беспочвенной: 20 июля 1944 года полковник Клаус Шенк фон Штауффенберг попытался убить фюрера, взорвав бомбу в помещении для совещаний.

«Мы сидели на деревянных скамьях, когда прогремел взрыв. Мы упали на пол и услышали, как кто-то закричал: «Гитлер мертв!». Но это было не так», – грустно усмехается Воелк.

Позже один из членов СС сказал, что советские войска перешли в наступление, и ей лучше покинуть ставку. Женщина вернулась в Берлин, где начала восстанавливать свою жизнь и пытаться забыть горькие воспоминания.

«Я никому не рассказывала о своем прошлом, даже мужу. На протяжении десятилетий я старалась не думать о тех временах, и если днем мне это удавалось, то ночью воспоминания возвращались в моих кошмарах. Я надеюсь, что теперь, когда у меня хватило сил рассекретить свою прошлую жизнь, мне станет легче», – завершает повествование Марго Воелк.

Тэги: Германия, Гитлер

C каждым годом тех, кто пережил войну и мог бы о ней рассказать, остаётся всё меньше: ведь даже тем, кому в День Победы было 18 лет, сейчас 90. Поэтому роль детей, внуков, правнуков, которые сохранили память своих дедушек и бабушек, сложно переоценить. Мы первые четыре истории, которые прислали в редакцию внуки и внучки наших героических женщин, чтобы в грохоте парадов, которые скоро пройдут во всех городах Беларуси, услышать настоящие голоса свидетелей самого страшного события 20 века.

«Мимо проходили русские солдаты, и ей все время казалось, что идет папа»

Я хочу рассказать о бабушке моего мужа. Это настолько светлый и замечательный человек, что она стала самой родной и дорогой бабушкой Валей и для меня.

Она родилась 3 марта 1937 года в деревне Ходосовичи (Рогачевский район, Гомельская область). Когда началась война и навсегда рухнул полный счастья и любви мир, она была маленькой девочкой, и вместе с мамой Александрой и сестрой Надей ей пришлось прожить четыре нелегких и недетских года войны.

Бабушка помнит только отрывки. Возможно, мне не удастся сложить из них стройную картину, но лично меня многие мелкие и бытовые зарисовки заставляют содрогнуться и стать немного ближе к старшему поколению, представить, через что им пришлось пройти и какую цену заплатить за мое право жить.

Бабушкиного отца призвали в армию в самом начале войны. Как потом узнали родные, он погиб в первые дни боевых действий. Дом разбомбили еще в 1941 году, поэтому бабушка, ее мама и сестра перебрались жить в дом деда. Через какое-то время деду удалось сколотить для дочери и ее детей маленькую хижину. Когда в деревню пришли немцы, несколько солдат поселились в этой хижине. Женщины спали на печи. Дети днем боялись слезать оттуда и почти все время проводили наверху. Немцы заставляли старшую Надю печь им драники. Вскоре немцы стали формировать обозы для отправки в Германию женщин и детей. Бабушка помнит, как ее мама собрала одежду, посуду, привязала к обозу корову и стала ждать отправления. Чудом удалось им и другим односельчанам сбежать и укрыться в лесу. На дворе была холодная осень, а потом пришла снежная зима. Люди каждый день переходили на новое место, потому что поблизости постоянно находились немцы, и деревенские боялись, что их обнаружат. Костры жечь было опасно. Решались разжигать огонь только вечером. Обставляли костер еловыми лапками. Спали, не раздеваясь, прямо возле костра на ветках. Иногда ставили еловые шалаши и спали внутри. Однажды бабушкина сестра Надя уснула близко у огня и верхняя одежда на ней выгорела. Но, к счастью, сама девочка не пострадала. Умывались снегом, и ни разу за все семь месяцев в лесу не помылись полностью. На ногах были галоши, а когда они порвались, прабабушка достала лошадиную шкуру, из которой сделала себе и маленьким дочерям лапти. Все время ели только картошку, которую удавалось добыть в деревне. Варили ее на костре без соли, а когда однажды раздобыли ее, то потом долго не сливали вар, а пили его. Бабушка говорит, что до сих пор помнит этот вкус. И не было тогда для двух маленьких девочек ничего вкуснее.

Однажды, когда девочки с мамой переходили на новое место, они набрели на молодой ельник, когда услышали немецкую речь. Они сели под елкой и замерли. Вскоре показались два немца, которые под конвоем вели деревенского жителя. Бабушка говорит, что в ту минуту они втроем четко осознали, что если немцы повернут голову налево, то увидят их и расстреляют. Они так испугались, что старались не дышать. Эта картинка впечаталась в бабушкину память до мельчайших деталей и оттенков.

Был еще такой случай. Бабушкина мама пошла ночью в деревню, чтобы раздобыть еды, и угодила в немецкую засаду. Оказалось, что в ту ночь поймали еще двух беглецов. Их вели под конвоем в деревню. И мама ясно осознавала, что ее расстреляют, а дети погибнут в лесу. Тогда она решила бежать. В темноте немцы опомнились не сразу, а когда поняли, что кто-то сбежал, долго стреляли бабушкиной маме в спину.

Когда деревню заняли советские солдаты, семья решилась вернуться. От их маленькой хижины осталась только печь. Бабушка залезала на нее и смотрела на улицу. Мимо проходили русские солдаты, и ей все время казалось, что идет папа. Хотя она уже плохо помнила его лицо.

Солдаты предупредили, что в деревне оставаться опасно, что до конца войны еще далеко. Семье пришлось переехать в другую деревню. Их приютили добрые люди у себя в сарае. Женщины спали на соломе рядом с коровами и другими домашними животными. Еды не было. И все пришлые дети ходили по деревне и попрошайничали. Однажды с ними пошла и бабушка, но просить было очень стыдно, и она больше не ходила. Когда наступило лето, они собирали яйца из гнезд разных птиц. Варили и ели их.

Когда в деревне стало не так опасно, они вернулись домой. Поселились снова у деда. В то время в маленьком доме жили три семьи. Есть опять же было нечего. Они собирали на колхозном поле старую картошку, дикий лук, перетирали и делали блины. Когда ели их, то песок скрипел на зубах . Когда приходила пора сеять, женщины собирались и шли по дворам. Сегодня пахали один огород, назавтра все вместе переходили на другой. Двенадцать женщин запрягались в плуг и пахали землю . Все делали вручную. Дорожили каждой крохой. Бабушка до сих пор не может выкинуть ничего из еды. Всему находит применение, что и неудивительно после такого детства и таких испытаний.

После Победы бабушка начала учиться. Ходила в школу, окончила гомельское педучилище. По распределению попала в деревню Занарочь. Работала учительницей. И была действительно близкой и любимой Валентиной Игнатьевной для своих учеников, которые не забывают ее до сих пор. Позже бабушка окончила Белорусский государственный педагогический университет. Сейчас она на пенсии. У бабушки двое детей, четверо внуков и пять правнуков. Недавно мы отмечали ее восьмидесятилетие. Бабушка до сих пор выращивает огород, много читает и всегда ждет нас в гости. Мне сложно описать, насколько тонкий, глубокий, бесконечно добрый и любящий человек бабушка Валя. Ее большое сердце способно подарить любовь и согреть, мне кажется, любого человека в мире. Люблю Вас, бабушка Валя, и бесконечно счастлива быть Вашей внучкой.

Прислала Екатерина Крикунова

Девочка и лошадь по кличке Малинка

— Во время войны мне было 10 — 14 лет. Я часто вспоминаю свою лошадь по кличке Малинка, вот рассказываю, и слёзы катятся.

А было так: 1941 год, война, мы живем в деревне Шацк Пуховичского района Минской области, в большом служебном доме. За домом на поле солдаты восстановили вышку и наблюдали за наступлением немца. В один день к нам в дом зашёл солдатик и говорит маме: «Хозяюшка, заберите нашу лошадь, она скоро будет жеребиться, а немцы из Минска уже идут к Валерьянам, через 40 минут будут здесь (Валерьяны от Шацка в 13 км). Мы не хотим, чтобы она попала к немцам, она военная, обученная». Мама её забрала. Три года я её пасла (когда началась война, мне ещё не было полных 10 лет), верхом ездила, и Малинка меня полюбила. Мы стали с ней близкими подругами.

В первый год войны мы ушли за 50 км в свою родную деревню Ельник Туринского с/с Пуховичского р-на Минской обл. Малинка шла впереди и везла вещи, которые успели собрать, а мы шли пешком, и я даже несла куклу, чтобы ей не тяжело было. И вот в 1944 году, ближе к весне, наехали к нам в деревню полицаи с семьями и поселились в домах. А у нас в хате не было ни пола, ни потолка, а на кухне жило 8 человек. Малинку прятали в доме, как только стемнеет — я иду на пастбище с ней, а только рассвет — мы с пастбища в дом, там, в уголке, и привязывали Малинку.

Как-то раз начало рассветать, я прыгаю на лошадь, но никак не могу на спину запрыгнуть, а моя Малинка падает на колени, я испугалась, дергаю её: «Малинка, вставай!». А мальчик, который тоже пас коня, говорит: «Она упала, чтоб тебе сесть было легче». Тогда я одной ногой стала ей на колено и села на спину, она тихонько поднялась, и мы с ней пошли домой. Вот какая была у меня Малинка! И вот однажды пришла к нам жена полицая и говорит: «Вы прячете лошадь, но всё равно все знают, что она у вас есть. Немцы окружают и заберут ее у вас, не отправляйте никого в сопровождение животного, потому что они озверевшие и пули не пожалеют». Как забирали Малинку, я не видела. Мы убежали в лес и до освобождения деревни жили в землянке, потом вернулись в наш дом.

Я знаю: если бы Малинка была жива, она пришла бы ко мне. Она не забыла бы нашей трёхлетней дружбы".

Прислала Галина Супрончик

Когда бабушка была в плену, в нее влюбился немец и хотел, чтобы она осталась в Германии

Мою бабушку звали Вера Стефановна Данченко. Родилась она 14 января 1919 года. Жила на Смоленщине в деревне Анциферово, окончила в Смоленске школу ФЗО, обучившись швейному делу. Вернулась домой. И тут грянула война. Бабушка рассказывала, что они с подругой собрали вещи и пошли в Смоленск. Но пока шли, город заняли немцы. И девушки пошли обратно в село, там были советские военные. Они вызвали бабушку и стали расспрашивать, что там, в Смоленске, и как. Бабушка рассказала, какая в Смоленске была немецкая техника, а наутро наши из деревни ушли. Двоюродный брат бабушки работал в кузнице, немцам не помогал, вместо этого делал оружие, а потом ушел в партизаны. За то, что бабушка была сестрой партизана, ее посадили в смоленскую тюрьму, а оттуда отправили в концлагерь в Минск. Когда советские войска подходили к Минску, их переправили на работы в Германию. Там бабушка работала на берлинской кинофабрике «Тобис» уборщицей, и даже осветителем — ставила освещение на сцену. Конечно, было очень тяжело, не хватало еды, но местное население хорошо к ним относилось. Они старались подкармливать. И хотя немцам самим еды было мало, они помогали как могли. Это было запрещено, поэтому фрау как будто случайно роняли хлебные карточки.

В Германии бабушку контузило, когда разгромили барак, в котором она жила. Вера Стефановна потом всю жизнь мучилась — шум в ушах.

В военные годы нашлось место и для любви. В концлагере бабушка влюбилась в русского летчика Ивана Воронова, он был военнопленным. Когда пришли русские, военнопленных забрали. Адреса не осталось, и больше они не виделись, но это еще не все! Когда бабушка была в плену, в нее влюбился немец и хотел, чтобы она осталась в Германии. Он подарил ей медальон — металлическое сердечко с надписью «Вера» на обороте, но она хотела домой, на родину.

Когда в Германию пришли русские, они вывозили из Берлина заводы, разбирали оборудование, но не могли перевести на русский язык документацию, а бабушка прожила несколько лет там, до самой Победы, и выучила немецкий язык. И ее пригласили переводить с немецкого документацию.

После возвращения оказалось, что в деревне осталась только баня. Они жили в землянке, а потом уехали в Витебск. Тут бабушка и осталась, окончила школу счетоводов, вышла замуж за дедушку, Михаила Алексеевича.

К сожалению, 2 июня прошлого года она умерла, ей было 97 лет. И прожив такую нелегкую жизнь, она сохранила оптимизм, необычайную жизнестойкость, любовь к окружающим. Когда уходят такие люди, с ними уходит огромный интересный мир.

Прислала Ольга Король.

«Лёша, открой, пожалуйста, свой интернет и найди мне фотографию Воронянского. Мне интересно, узнаю я его сейчас по фото или нет?»

1 мая 2017 года моей бабушке Шавель Татьяне Адамовне исполнилось бы 95 лет. Вот уже два года, как нет ее. Бабуля прожила хоть и сложную, но очень наполненную жизнь, всегда была для меня, внука, примером и навсегда осталась в моей памяти. Моя бабушка из партизанской семьи — настоящей партизанской семьи со всей болью, переживаниями, страданиями, которые выпали на их долю в годы Великой Отечественной войны. Бабушка часто рассказывала об этом. Говорила, что, снова и снова вспоминая те страшные дни, «зализывает раны».

12 апреля 1942 года в деревню Острошицы Логойского района Минской области в качестве пополнения в местный партизанский отряд пришел подпольщик из Минска — начальник штаба Военного совета партизанского движения (ВСПД) Иван Белов. В Острошицах он пришел домой к моему прадеду Адаму Шавелю, который до войны и во время Великой Отечественной работал в деревне фельдшером. С самого начала военных действий прадед был связан с партизанским отрядом «Дяди Васи» — Василия Воронянского — того самого Воронянского, в честь которого названа улица в Минске. Отряд располагался возле ближайшей к Острошицам деревне Кондратовичи, в лесу.

Дети прадеда, включая мою бабушку, также помогали партизанам : собирали оружие, пекли хлеб, доставали медикаменты, передавали продукты, оказывали первую помощь, хотя сами были еще подростками. Бабушка не раз вспоминала, что на чердаке Адам Александрович нередко лечил раненных в бою, оставлял их в доме, рискуя не только своей жизнью, но и жизнью семьи. Оправданный ли это был риск? Бабушка говорила, что ее мать Александра никогда не упрекала мужа за это, хоть и очень переживала за судьбу своих близких, понимая, что будет, если откроется их связь с партизанами.

С осени 1941 года отряд «Дяди Васи» был связан с ВСПД. Через квартиру прадеда, назвав пароль, подпольщики из Минска перенаправлялись в отряд Воронянского. Кстати, сам Воронянский пять раз останавливался в доме моих Шавелей. Бабушка как-то говорит: «Лёша, открой, пожалуйста, свой интернет и найди мне фотографию Воронянского. Мне интересно, узнаю я его сейчас по фото или нет?» Набрал в поисковике по фамилии — на мониторе планшета побежали картинки военных лет с разными Воронянскими со всего бывшего СССР. Показал. Бабушка сразу же узнала Василия Трофимовича, а потом еще с улыбкой добавила, что он, оставаясь у них в доме на ночевку, очень чутко спал — всегда в одежде и в обнимку с оружием. Они еще шутили, подсматривая за ним через щель в шторке, что любимую женщину так не обнимают, как он обнимал свою винтовку.

Так было и в тот трагический раз: повторюсь, в дом Шавелей пришел Белов. После того как «явки и пароли» сошлись, младшая дочь прадеда Валентина, моя двоюродная бабушка, связная «Дяди Васи», проводила его к партизанам. Из учебников по истории партизанского движения известно, что в отряде Белова допросили, истории его не поверили и расстреляли, так как уже знали, что он будто бы выдавал врагам в Минске подпольщиков, а в отряд был заслан немцами (книга Ивана Новикова «Руины стреляют в упор»). Через несколько дней, 20 апреля 1942 года, в Острошицы из Минска приехали нацисты, подъехали к фельдшерскому пункту.

Возле дома стали собираться жители деревни. Когда их набралось большое количество, за связь с партизанами фашисты показательно расстреляли прабабку Александру, а Валентину забрали с собой показать дорогу на деревню Зыково, где, как стало известно, в этот момент прадед лечил больного. Прадеда в Зыково нашли, там же расстреляли и его, и Валю. Остальные члены семьи чудом уцелели только потому, что в тот момент их не было дома. Тела убитых весь день лежали на улице: в деревне были настолько напуганы возможной расправой, что к павшим никто не подходил. Только глубокой ночью партизаны привезли один большой гроб, положили в него всех вместе, почтили память минутой молчания и закопали на местном кладбище. Так в нашей семье на всю жизнь запомнили день рождения Гитлера.

Кстати, Кондратовичскую подпольную партийно-комсомольскую организацию, куда и входили мои Шавели, признали только в октябре 1985 года, утвердив соответствующие списки участников подполья в составе 23 человек постановлением Минского обкома КПБ. В семейном архиве я бережно храню эти рассекреченные только в девяностых документы, которые в свое время нашел в фондах Национального архива Беларуси. Среди них — воспоминания очевидцев о той подпольной работе, воспоминания тех, кто хорошо помнил моих близких и ценил их вклад в Победу. Но история на этом не закончилась.

Случайно я узнал о том, что до сих пор в деревне Острошицы стоит тот самый дом — фельдшерский пункт, которому более 90 лет и у которого происходили те самые трагические события. Почему он не в нашей собственности? Все дело в том, что он переходит от семьи фельдшера к семье нового фельдшера. Как служебная квартира. Сейчас он также принадлежит семье местного фельдшера, но строил этот дом именно мой прадед Адам. Встреча с домом у меня произошла только осенью 2015-го года. Это непередаваемые ощущения, когда вы приходите на место, которое связано с жизнью и деятельностью ваших предков.

Я много фотографировал его снаружи, знакомился со старой березой — свидетелем тех дней. А потом, увидев меня с фотоаппаратом, из дома вышли хозяева, спросили, кто я и что я, пригласили войти внутрь, провели в комнату, затем показали спальню. Меня оставили одного. Тишина. Представляете, в спальне еще остался железный крюк на балке у потолка, на котором висела детская люлька. Бабушка моя еще рассказывала, как нянчила своих младших в этой комнате. Нынешние хозяева отметили, что дом очень теплый зимой, а летом защищает семью от жары. Еще он очень крепкий, хоть на вид и старый. Да, и спится в нем очень хорошо.

«Знаете, у всех фельдшеров обязательно была корова. Держать корову — негласная традиция каждой фельдшерской семьи, проживающей в этом доме. Наша буренка только что пришла с поля. Хотите теплого молочка попить?» — спросила меня хозяйка, до этого учтиво извинившись, что прервала моё уединение. Выпить парного молочка в доме моего прадеда. Взял теплую чашку в руки, сделал глоток — тепло пошло внутрь… На душе также стало тепло. Взгрустнулось. Сделал несколько фото внутри и, умиротворенный, поехал домой. Фотографии с домом из Острошиц я напечатал на бумаге, а в рамочку поместил фото окна. И когда я смотрю на эту фотографию, то вспоминаю свои ощущения и представляю, что я гощу в этом самом доме у своих прадедушки Адама и прабабушки Александры.

Кстати, в прошлом году мне, православному христианину, показалось важным провести в мир иной моих невинно убиенных предков по-христиански, пусть через несколько десятков человеческих лет после их гибели. Мне помог отец Александр Макаров, один из священников Спасо-Евфросиниевского монастыря в Полоцке, совершивший обряд заочного отпевания. Молились мы с батюшкой вместе, а помогала нам своими песнопениями одна из монахинь — Ангелина. Так мной была поставлена точка в этой трагической истории.

Зачем я так подробно пишу об этом сейчас? Пишу для того, что если у вас еще живы бабушки или дедушки — расспросите их подробно, запишите видео, аудио, сохраните эти воспоминания для себя, детей, внуков. А иначе кто вы? Дерево без корней? Сложно такому дереву выжить. Знание же истории семьи вам всегда будет давать чувство уверенности, и в любых жизненных ситуациях вы будете ощущать невидимую поддержку, чувствовать, что вы не одни.

Прислал Алексей Вайткун

Россияне не хотят жить рядом с алкоголиками, людьми нетрадиционной ориентации, сектантами и адептами необычных религий… Список «плохих» соседей длинный, но интеллигентных старушек в нем нет. Зря. Они могут отравлять жизнь так, как не способно ни одно лицо с пониженной социальной ответственностью.

Ольга, 31-летняя сотрудница одной из частных медицинских клиник в Москве, убедилась в этом на собственном опыте.

В Москву, в Москву

В столицу Ольга приехала из Сочи по приглашению родной тети почти десять лет назад. «Она меня позвала, чтобы я здесь как-то устроилась, - рассказывает Оля. - Сочи очень специфический город, не всем подходит. Анечка (тетя девушки - прим. ) его ненавидела, буквально сбежала сразу после школы и в Москве вышла замуж. Это было в начале 1990-х. Хорошо тогда жили те, кто торговал на рынке и мог вписаться в сферу обслуживания курортников. По сути, сейчас все то же самое. Очень тяжело с работой. Если нет так называемой предпринимательской жилки - лучше уехать. Я пыталась свое дело организовать, выучилась на мастера маникюра, открыла кабинет. Но этого добра у нас в достатке, конкуренция большая, а главное - нормально работать можно только летом, с июня по октябрь максимум, когда есть отдыхающие. На своих, то есть сочинских, много не заработаешь. Я помаялась и решила уехать. План был - открыть здесь свой маленький салон. Анечка обещала помочь. Но эту мечту пришлось похоронить на самом старте. Быстро поняла, что в общем-то в Москве хватает своих маникюрш. Если нет клиентской базы, если тебя никто не знает - устроишься в торговый центр, на «островок». Там гигиены никакой, предупреждаю. И девочки плохо работают. Халтурить я не могла, ушла меньше чем через месяц, нашла место в частной поликлинике. Сначала просто на звонки отвечала, а через пару лет доросла до старшего администратора».

Приехав в Москву, Ольга жила у тети, но недолго. «Она вела, мягко выражаясь, странный образ жизни, - вспоминает девушка. - В один день все прекрасно, все отлично, строит планы обогащения. В другой лежит, отвернувшись лицом к стене. Трогать нельзя - будет мат-перемат. Иногда таскала домой каких-то подруг явно алкоголической наружности, часами с ними сидела на кухне. Не пила, только разговаривала. Скандалили они часто. Со временем это все усугублялось. Меня Анечка никогда не трогала, не обижала, поначалу очень помогала, но жить рядом с ней было тяжело - все время надо подстраиваться под настроение. Ну, и потом, я, конечно, надеялась какую-то личную жизнь наладить. В маленькой двухкомнатной квартире, пропитанной чужой депрессией, это было невозможно».

Фото: Григорий Собченко / «Коммерсантъ»

Квартира с сюрпризом

Ольга сняла сначала комнату в доме рядом с клиникой, где тогда работала, потом «однушку» там же. «В комнате было нормально, соседка одна, она же хозяйка, - говорит Оля. - Пожилая женщина без всяких закидонов, просто нуждающаяся в деньгах. Дружить насильно не заставляла, в мою жизнь не вмешивалась. Но все равно, естественно, при первой же возможности я сняла отдельную квартиру. Это был праздник, хотя пришлось самой сделать небольшой ремонт».

В скромной «однушке» с видом на лес - он начинался прямо около дома - девушка прожила около пяти лет. «Потом меня оттуда вежливо выселили - у хозяев подрос сын, решили квартиру ему отдать, чтобы не сидел на их шее до старости, - поясняет Оля. - Ему тогда уже лет 25 было, а сейчас, наверное, четвертый десяток пошел. Самое смешное, что он так и живет с родителями - я с хозяйкой перезваниваюсь иногда, поэтому в курсе. Вернее, она мне звонит, плачется. Непутевого мужика вырастила. Квартиру сдает какой-то девушке, на нее тоже жалуется. Это так, к слову. А я, уехав, попала в адский ад. Выходит, всем плохо».

Квартиру в соседнем районе девушка сняла по объявлению, размещенному в одной из популярных интернет-баз недвижимости. «Полезно, конечно, иметь знакомого риелтора, - отмечает Ольга. - Но у меня такого нет и не было, поэтому я действовала обычно: нашла через интернет подходящую квартиру - не совсем рядом с работой, зато с хорошим ремонтом и недорогую. Приехала на просмотр, тут же с хозяйкой - женщиной средних лет, довольно доброжелательной - подписали все документы. Комиссию отдала агенту, получила ключи. Квартира у меня хорошая, чистая, рядом с метро. Поблизости торговый центр, в нем кинотеатр, огромный супермаркет, кафе. Всего хватает, но ночью тихо, спокойно. До клиники на автобусе доезжаю за 15-20 минут, максимум за полчаса, если пробки. В целом все прекрасно, кроме соседки, с которой я борюсь уже почти два года».

Бабушка накормит

Дом, где живет Оля, - обычная панельная башня в старом спальном районе. Квартиры в ней в начале 1980-х давали приезжим сотрудникам одного из министерств - рядовым служащим. «Откуда здесь взялась моя сумасшедшая соседка-бабушка, я точно не знаю, - рассказывает девушка. - Она не из местных, не министерская - это точно. И с самого начала путалась в показаниях: то говорила, что с сыном поменялась - ему она якобы уступила свою квартиру в доме на Тверской, где жила Фурцева ( - министр культуры СССР в 1960-1970-х годах - прим. «Ленты.ру» ), а сама согласилась уехать на окраину города. То утверждала, что купила эту квартиру, а старую сдает за бешеные деньги. То вообще вдруг оказывалось, что жилье ей выделила партия за особые заслуги перед отечеством - естественно, секретного характера. Я все же склоняюсь к первой версии: бабку отселили родные, чтобы перестала отравлять жизнь. Она это умеет».

Фото: Анатолий Жданов / «Коммерсантъ»

Тамара Ивановна (имя изменено по просьбе героини) сделала из Ольги личного врага. «Начиналось все тихо-мирно, - вспоминает девушка. - Вот я заехала, что сложно было не заметить - вещей за годы проживания в Москве скопилось прилично, пришлось вызывать машину и грузчиков. На следующий же день явилась бабушка, живущая в квартире этажом ниже, - худощавая седая дама лет 70 или старше. Даже придумала какой-то предлог - насколько я помню, это была плохо работающая телевизионная антенна. Представилась, стала выспрашивать, кто я такая, сколько лет, кем работаю, купила эту квартиру или сняла, с кем буду жить. Я этот допрос спокойно выдержала - скрывать нечего. Ни мужа, ни детей, ни даже кошки. Не курю, не пью, посторонних не вожу. Бабка постояла-постояла, да и ушла, отметив напоследок, что является старшей по подъезду и потому должна все про всех знать. Впоследствии выяснилось, что никакая она не старшая, а просто въедливая сумасшедшая, которой нечего делать».

По словам Ольги, в первые месяцы ее жизни в новой квартире старушка вела себя нейтрально: раз в неделю заходила в гости, иногда даже приносила угощение. «Она дачница, выращивает всякие огурцы, помидоры, ягоды - поясняет девушка. - Все это, конечно, мне не нужно. Но не возьмешь - обидится. Поэтому я брала. Чаем ее поила, слушала всякие полубредовые истории. Вообще было неинтересно - у меня своя жизнь, свои проблемы. Придешь после 12-часовой смены практически мертвая, а тут звонок в дверь и разговор часа на два. Но я ее жалела - одинокая женщина. Сядет и вещает, а я поддакиваю и сплю с открытыми глазами».

Кризис жанра

Конфликт между двумя соседками начался на ровном месте. «Я без понятия, что там в голове сломалось, - сетует Оля. - Я как вела себя, так и веду - всегда поприветствую, дверь в подъезде придержу, поинтересуюсь, как дела. Но товарищ Тамара Ивановна в какой-то момент просто перестала со мной разговаривать. Не здоровалась - и все. И черт бы с ней. Следующий шаг - начала стучать по батарее. Я человек тихий, живу в режиме дом-работа. Иногда подруги приходят, можем, естественно, засидеться допоздна. Раз в три месяца устраиваю вечеринки - музыку включаем, танцуем. Курим, конечно. Но ничего криминального. Бабка стучит по батарее при малейшем шорохе. Я могу вообще лежать пластом в одиночестве - начинает долбить. Неоднократно приходила, говорила, что у меня тут ремонт и что я мешаю. Бред! Какой ремонт? Единственный, кто шумит, это она. Может стучать по батарее в течение получаса и даже дольше. Раз-два-три-четыре, потом пауза и заново. От такого легко сойти с ума».

В гости к Оле старушка больше не приходит. «Слава богу, не ходит вообще, - это единственный плюс войны, - смеется девушка. - Боится, что с лестницы спущу. А я не такая, на пенсионеров не набрасываюсь. Вот она на меня может - недавно шла пешком по лестнице, потому что лифт сломался, поднимаюсь до бабкиного этажа - она стоит у своей двери. Обернулась, увидела меня и бросила палку, с которой всегда ходит. А сама в квартире скрылась. Не попала. Я эту палку подняла и около ее двери поставила».

Фото: Александр Гальперин / «Коммерсантъ»

Из других проказ бабушки - мусор, рассыпанный возле двери ненавистной соседки, исцарапанная входная дверь и ночные звонки.

«Я смертельно боюсь эту идиотку, - сетует Ольга. - Мусор зачем навалила? Соседи решили, что это я пакет оставила около двери, а он порвался. Пришлось объясняться. Дверь испортила. Доказательств нет, что это ее рук дело, но больше некому. По ночам по телефону тоже она звонила, я уверена. Пришлось городской телефон отключить и пожаловаться хозяйке. Она мне рассказала, что еще ее родители конфликтовали с Тамарой Ивановной, и теперь бабуля отрывается на арендаторах. Неплохо бы о таком предупреждать, конечно. Но до меня, по словам хозяйки, в квартире жил мужчина моего возраста, и его Тамара не травила, скорее наоборот - окружила заботой. Не понимаю, что я сделала не так».

Ключевая проблема заключается в том, что Тамара Ивановна регулярно жалуется на Ольгу в полицию. «Жалобы разные - на шум, на то, что я якобы занимаюсь здесь проституцией, - перечисляет Ольга. - Из последнего, новомодного: бабка заявила, что у меня бешено крутится электросчетчик, потому что я здесь занимаюсь майнингом и наверняка спалю весь дом. Как тебе такое, ? Надо реже всякую дрянь по телевизору смотреть. А менты не отреагировать не могут на вызов - она ведь и на них жалоб накатает штук 100. Приезжает молодой мальчик, участковый, успокаивает ее. Конечно, я тут не зарегистрирована, можно и меня, и хозяйку оштрафовать, но в полиции тоже люди работают. Я только боюсь, что им это противостояние надоест - попросят меня съехать. Придется другое жилье искать, и все из-за одной ненормальной старухи».

Временный выход из ситуации нашел другой сосед Ольги, проживающий на одном с ней этаже. «Ну, во-первых, в случайном разговоре он бабке просто соврал, что я тут проживаю законно, то есть имею регистрацию, - поясняет Ольга. - Во-вторых, будучи настоящим старшим по подъезду или кем-то вроде активиста ТСЖ, он сказал Тамаре, что несколько соседей готовят коллективную жалобу на нее саму - за бесконечный стук по батарее. Так что почти месяц я живу более-менее спокойно. Хотя, возможно, помогло и то, что в последний раз, когда Тамара опять начала долбить по трубе, я взяла сковородку и как следует жахнула в ответ. И при встрече улыбаюсь с идиотской наивностью, как Смоктуновский в фильме "Берегись автомобиля". А она молча буравит меня взглядом, как какой-то Мюллер из "Семнадцати мгновений весны". Так и живем - в помеси драмы, комедии и детектива».