Гранин: неизвестная биография. «Пусть министр установит памятник Жданову у себя на даче»

Оригинал взят у burckina_new в Окопная ложь Даниила Гранина

Или зачем Даниил Гранин мистифицировал свою военную биографию?

В начале апреля 2014 года в Российской национальной библиотеке открылась выставка, посвященная 95-летию Даниила Гранина, под названием «Солдат и писатель». Я сначала подумал, что создатели выставки решили ответить на вопросы, возникшие после того, как на сайте Министерства обороны появились документы, касающиеся деятельности Даниила Александровича Германа (настоящая фамилия Гранина) в период Великой Отечественной войны 1941 - 1945 гг. Однако - нет. Ответов не появилось.

На специальном стенде в биографической справке «солдатской» части биографии уделено несколько строк. Сведения эти есть и в статье о Гранине в Википедии, и в печатных источниках: Даниил Герман в июле 1941 г. ушел в народное ополчение, отказавшись от брони инженера танкового конструкторского бюро Кировского завода, воевал на Ленинградском фронте в дивизии народного ополчения, в партию вступил в 1942 г., потом был направлен в Ульяновское танковое училище. Войну закончил командиром роты тяжелых танков в Восточной Пруссии (Кузьмичев И.С. Гранин // Русские писатели. ХХ век: Биобиблиографический словарь. М., 1998).

Однако что же мы обнаруживаем на сайте podvignaroda.ru? Приведу информацию оттуда (она взята из архивного дела, шифр Центральный архив министерства обороны. Ф. 33. Оп. 682525. Ед. хр. 74):
Герман Даниил Александрович, год рождения 1918, ст. политрук , в РККА с 07.1941, место призыва - доброволец.

Наградной лист
ГЕРМАН, Дани<и>л Александрович
Военное звание Старший Политрук
Должность, часть Военный Комиссар 2 Отдельного Ремонтно-Восстановительного батальона
Представляется к ордену «Красная Звезда»

1. Год рождения 1918
2. Национальность Украинец
3. С какого времени состоит в Красной Армии с июля 1941 г.
4. Партийность член ВКП(б) с 1940 г.
5. Участие в боях (где и когда) участник в боях в районе г. Пскова ЛО в 1941 году.
6. Имеет ли ранения и контузии дважды ранен в 1941 году.
7. Чем ранее награжден (за какие отличия) орденом «КРАСНАЯ ЗВЕЗДА», за хорошее руководство и политическое воспитание личного состава в боях за Родину .
От руки наискось к пункту 7 приписано: Когда? и Кем? и дважды подчеркнуто.
В конце п. 7 в скобках от руки вписано: По Ленфронту не награждался .
8. Каким РВК призван в Красную Армию вступил добровольно.

I. Краткое, конкретное изложение личного боевого подвига или заслуг
Тов. ГЕРМАН, Даниил Александрович работая Комиссаром 2 ОРВБ показал себя хорошим организатором личного состава части. Умело руководит социалистическим соревнованием в части , благодаря чего часть из месяца в месяц перевыполняет план по ремонту машин:
Апрельская программа выполнена на 107,1%.
Майская - "" - - "" - на 110,5%.
Июньская - "" - - "" - на 115,4%.
Июльская - "" - - "" - на 120,3%.

Отлично организовал в части рационализаторскую работу, где имеет 30 человек отличных рационализаторов, с которыми проводит работу и имеет до 150 рационализаторских предложений, которые этой-же частью реализуются.
Благодаря инициативе масс, ремонтной базой освоено 325 остродефицитных деталей машин, которые дают возможность из месяца в месяц перевыполнять программу.

Благодаря мобилизации масс, сверх программы в июле месяце изготовлено 11 походных мастерских, типа «Б», на которых обучают людей приспособляя их работу к полевым условиям.
За это время подготовил кадр по ремонту боевых машин: КВ - 6 человек, Т-34 - 5 человек, БТ-2 и БТ-5 - 16 человек, в настоящее время обученный кадр самостоятельно ремонтирует машины, прибывшие с поля боя.
Исходя из вышеизложенных заслуг перед Социалистической Родиной, ходатайствую о награждении орденом «КРАСНАЯ ЗВЕЗДА».
ЗАМ. НАЧ-КА АБТВ 42 АРМИИ
Инженер-полковник Шлепнин (подпись)
1 августа 1942 г.
Представляю к Правительственной награде - «Красная Звезда»
ЗАМ. КОМАНДУЮЩЕГО 42 АРМИИ ПО АБТВ ПОЛКОВНИК БЕЛОВ (подпись)
ВОЕННЫЙ КОМИССАР ОТДЕЛА АБТВ 42 АРМИИ БАТАЛЬОННЫЙ КОМИССАР ЕГОРОВ (подпись)
7 августа 1942 года.

Далее на сайте факсимильно воспроизведен
«Приказ войскам Ленинградского фронта № 02325/н от 2 ноября 1942 года.
От имени Президиума Верховного Совета Союза ССР за образцовое выполнение заданий Командования фронтом по восстановлению и ремонту боевой техники НАГРАЖДАЮ:

ОРДЕНОМ КРАСНОЙ ЗВЕЗДЫ

4. Старшего политрука ГЕРМАН Даниила Александровича , военного комиссара 2 ремонтно-восстановительного батальона».

Естественно, сведения о том, что в 1942 году Даниил Герман был старшим политруком, заставили поискать подтверждений этого факта, и они нашлись. Например, еще в 1966 году были опубликованы воспоминания члена СП СССР Николая Дмитриевича Новоселова (1921 - 1969), посвященные писателям, которые пошли в ополчение. Впрочем, Д. Германа среди них не было, потому что он еще не был писателем (хотя два текста в 1937 г. в журнале «Резец» опубликовал). «В политотделе, в лесу близ деревни Танина Гора, только что закончилось совещание. Среди политработников <…> - двадцатидвухлетний инструктор политотдела Даниил Герман . Еще совсем недавно мы почти каждый день встречались на Кировском заводе, где молодой инженер Даня Герман был заместителем секретаря комитета комсомола , выступал с интересными статьями на страницах многотиражки. После войны он станет известен как писатель Даниил Гранин» (Новоселов Н.Д. Взвод писателей // Советские писатели на фронтах Великой Отечественной войны. М., 1966).

В 1975 году эти воспоминания были перепечатаны в книге «Ополченцы» (Л.: Лениздат, 1975. С. 124), которая, между прочим, вышла с предисловием самого Д. Гранина. То есть никаких неточностей, надо полагать, мемуары Новоселова не содержали. Гранин в этой книге упоминался еще дважды: «Инструктор политотдела Даниил Герман, выходя с боями из окружения, принял на себя командование подразделением» (Там же. С. 141). «Комиссаром полка назначен инструктор политотдела по комсомолу старший политрук Д.А.Г ерман, ныне известный писатель Даниил Гранин» (Там же. С. 157).
В результате складывается такая картина. В ВКП(б) Д. Герман вступил в 1940 году - в отличие от Д. Гранина, который вступил в 1942-м («Коммунистом я ощутил себя на Ленинградском фронте, когда вступил в партию в январе 1942 года». Гранин Д.А. Все было не совсем так. М., 2010. С. 277). Впрочем, согласно личному делу коммуниста Германа Д.А., кандидатом в члены ВКП(б) он стал на Кировском заводе в 1941 г. (ЦГАИПД СПб. Ф. 1728. Оп. 1. Д. 751526).

Если Д. Гранин после окончания Политехнического института оказался простым инженером танкового КБ на Кировском заводе, то Д. Герман был заместителем секретаря комитета комсомола Кировского завода. Поэтому Д. Герман в Кировской дивизии народного ополчения (ДНО) сразу стал - что было вполне закономерно - старшим политруком (звание соответствовало армейскому капитану) и инструктором по комсомолу политотдела Дивизии народного ополчения, а простой инженер Д. Гранин пошел в дивизию народного ополчения рядовым, что многократно подчеркнуто в мемуарных книгах «писателя и солдата » Д. Гранина.

«»Рядовому интеграл не нужен так, как в супе кал» - было заявлено мне политруком» (Гранин Д.А. Все было не совсем так. М., 2010. С. 62). Рядовой - это, очевидно, мемуарист Д. Гранин, а его унижает тупой и наглый политрук, к которому Д. Гранин испытывает классовую ненависть. Однако парадокс в том, что Д. Герман сам и был политруком, причем старшим.
Или вот, например, с чего начинается книга «Причуды моей памяти». Гранин сравнивает себя, ополченца, с друзьями, которые стали офицерами: «Я не шел ни в какое сравнение с ними, гимнастерка - б/у, х/б (бывшая в употреблении, хлопчатобумажная), на ногах стоптанные ботинки, обмотки, и в завершение синие диагоналевые галифе кавалерийского образца. Так нарядили нас, ополченцев. Спустя много лет я нашел старинную, потемневшую фотографию того дня. Замечательный фотохудожник Валера Плотников сумел вытащить нас троих из тьмы забытого последнего нашего свидания на свет божий, и я увидел себя - в том облачении. Ну и вид, и в таком, оказывается, наряде я отправился на фронт. Не помню, чтобы они смеялись надо мною, скорее они возмущались: неужели меня, как назвал Вадим, вольноопределяющегося, не могли обмундировать как следует! <…> Я сказал, что спасибо и за обмотки, я с трудом добился, чтобы с меня сняли бронь и зачислили в ополчение» (Гранин Д.А. Причуды моей памяти. М.; СПб., 2010. С. 9).

На странице 8 этой книги приведена фотография, о которой написано в тексте: на Д. Германе новенькая и вполне стандартная офицерская форма с портупеей, в петлице отчетливо видна «шпала» - так назывался эмалевый прямоугольник капитана или старшего политрука. То есть фотография прямо противоречит тексту и всем намекам (прямо это нигде не сказано) на то, что в дивизии народного ополчения Д. Гранин был рядовым.

Впрочем, научно это называется мистификацией , что в истории культуры, в том числе и в материалах, связанных с Великой Отечественной войной, не редкость*. И, в конце концов, ничего страшного Д. Гранин не сделал: заменил «старшего политрука» на простого ополченца, видимо, рядового, слегка подправив свою биографию в сторону большей «страдательности» и «униженности» . При этом, как свидетельствуют документы, Даниил Герман в 1941 г., будучи старшим политруком, участвовал в боях в районе Пскова, был дважды ранен, т.е. пролил кровь за Родину и ни за чьей спиной не прятался. Чего же тут стыдиться?

Кстати, стоит обратить внимание на рукописные пометки на наградном листе. Все сведения тщательно проверялись.
Из всей суммы фактов, сообщенных Даниилом Граниным в мемуарах и интервью, следует, что дивизия народного ополчения отступала, во время отступления старший политрук Д. Герман даже покомандовал полком в ее составе, но потом все просто разбежались: «17 сентября 41-го мы просто ушли в Ленинград с позиций с мыслью: «Все рухнуло!» Я, помню, сел на трамвай, приехал домой и лег спать . Сестре сказал: «Сейчас войдут немцы - кинь на них сверху гранату (мы на Литейном жили) и разбуди меня»» (см. интервью: gordon.com.ua). Замечу попутно, что Д. Гранин этим описанием подтвердил выводы историка Марка Солонина о массовом дезертирстве с фронта в первые недели войны (Солонин М. 22 июня, или Когда началась Великая Отечественная война? М., 2008).

В Ленинграде мемуарист, выспавшись, пришел в штаб народного ополчения, сначала - как следует из того же интервью Д. Гордону - его хотели отдать под трибунал , но поскольку дезертиров было очень много, 18 сентября 1941 г. направили комбатом в отдельный артиллерийско-пулеметный батальон. «Так и получил я бумагу, что назначен командиром батальона. Прибыл с ней в отдельный артпульбат под Шушарами, а там уже есть командир - молодой кадровый. Я, конечно, свою бумажку ему предъявил (смеется), и он меня назна... Да нет, просто взял рядовым в пехоту. Так всю блокадную зиму и просидел в окопах (см. об этом же: Гранин Д.А. Причуды моей памяти. С. 394 - 395), а потом меня в танковое училище послали и оттуда уже офицером-танкистом на фронт».

Промежуток между сентябрем 1941 г. и августом 1942 г. остается недокументированным, в книге «Причуды моей памяти» один раз упоминается комбат, допрос пленного немца в конце января 1942 года, сообщается тут же, что «народу в батальоне осталось всего ничего, подкрепление не присылали, три человека перешло к немцам» (С. 286), но без точного указания собственных звания и должности. Все отрывочно, словно пишет контуженный человек, который не в силах отчетливо вспомнить. Правда, почему-то Д. Гранин замечает, что при допросе пленного не присутствовал, но почему рядовой артпульбата должен присутствовать при допросе пленного вместе с комбатом? Не потому ли, что Д. Герман в это время был комиссаром этого батальона ? Впрочем, согласно наградному листу, в 1942 году, с января по август, в боевых действиях Д. Герман участия не принимал .

Между тем о романе «Мой лейтенант» Д. Гранин в марте 2011 г. на встрече с читателями в Центральной городской библиотеке им. Маяковского сказал так: «Я не хотел писать про войну, у меня были другие темы, но моя война оставалась нетронутой, она была единственная война в истории Второй Мировой войны, которая проходила два с половиной года в окопах - все 900 блокадных дней. Мы жили и воевали в окопах, мы хоронили наших погибших на кладбищах, пережили тяжелейший окопный быт» (3wwar.ru).

Если буквально воспринимать смысл фразы «Мы жили и воевали в окопах» и вести отсчет от июля 1941 г., когда, согласно наградному листу, Д. Герман пошел в Красную армию добровольцем, то 2,5 года - это июль 1941 - декабрь 1943 г. Но тут уже возникает противоречие: в августе 1942 г. Д. Герман не в окопах, он - комиссар ремонтно-восстановительного батальона, который должен располагаться в тылу 42-й армии.

Так что пока война старшего политрука Д. Германа так и осталась нетронутой пером писателя Д. Гранина. Рисковал ли старший политрук жизнью? Безусловно, потому что в любой момент на фронте мог случиться прорыв врага и всех послали бы стоять насмерть. И все это знали, особенно в 1942 году. Но все-таки у окопников она была опаснее и скоротечнее, чем у ремонтных подразделений. Вот эту чужую опасность Д. Гранин и приписал в мемуарах через 65 лет после окончания войны.

Такое ощущение, что мистификация моделировалась Граниным по образу Синцова из трилогии Константина Симонова «Живые и мертвые». Синцов ведь тоже был старшим политруком, но потом, в окружении потеряв документы, стал рядовым в дивизии генерала Серпилина. Судьба Синцова приобрела романный трагизм, которого, видимо, не хватало комиссару ремонтного батальона.

В общем-то для инженера, выпускника Политехнического института, который до войны работал на Кировском заводе в танковом КБ, это вполне закономерное место на войне. Не с винтовкой же дипломированный инженер должен бегать, кто-то и танки должен ремонтировать. А кто, если не инженер из танкового КБ? И в этом ничего постыдного нет, у всех была своя война. Большинство писателей - те, кто активно публиковался до войны, - вообще «воевали» в дивизионных и армейских газетах и не хлебнули и сотой доли того, что, наверное, перенес старший политрук Д. Герман. Но Д. Гранин решил по-другому. Ему хотелось стопроцентно «окопной биографии», а не «политруковой» . Тем более что кончилась советская власть, отношение к КПСС изменилось, и Д. Гранину, вероятно, надо было биографически от партии постараться срочно дистанцироваться. Что он и попытался сделать. Не про соцсоревнование же в 1942 году рассказывать теперь людям! Кому это нужно?

Но тут Минобороны решило выкладывать документы на сайте podvignaroda.ru. Кто мог это предвидеть?

Что же касается танкового училища, то в другой книге Даниил Гранин написал: «В Ульяновское танковое училище мы прибыли с фронта. Офицерами. Старшие лейтенанты, капитаны». Это 1943 год. По этой мемуарной книге непонятно, когда и где он стал офицером, но, согласно тексту, прибыл из Ленинграда, с Ленинградского фронта. «В Ульяновске я впервые почувствовал прелесть мирной жизни. Не стреляли» (Гранин Д.А. Все было не совсем так. М., 2010. С. 82).

Себя в Ульяновске в 1943 г. Гранин почему-то определил как лейтенанта (Там же. С. 84), в другом месте уточнил, что на Ленинградском фронте был «лейтенант в штабе батальона» (Там же. С. 380). И это при том, что в ноябре 1942 г. Д. Герман старший политрук, т.е. капитан. Получается, что орденоносца Д. Германа перед отправкой в училище разжаловали и плюс к тому отчислили из политсостава?

Тут же Д. Гранин упомянул начальника Ульяновского танкового училища, генерала Кошубу, у которого не было обеих ног, которые он отморозил на финской войне (Там же. С. 84). Здесь допущены две небольшие ошибки. Во-первых, в фамилии: не Кошуба, а Кашуба Владимир Нестерович. Во-вторых, во время советско-финляндской войны полковник Кашуба, командовавший танковой бригадой, 17 декабря 1939 г. был тяжело ранен, и в госпитале ему ампутировали правую ногу; 15 января 1940 г. ему было присвоено звание Героя Советского Союза. Ноги он не отморозил, он шел в атаку во главе своей бригады.
Ульяновскому танковому училищу посвящены две специальные книги, в них перечислены все выпускники. Если бы училище в годы войны закончил Д. Герман, то вряд ли авторы этих книг прошли бы сейчас мимо такого факта. Но в книгах об Ульяновском танковом училище Д. Герман не упомянут. Может, это еще одна мистификация Д. Гранина, как и дальнейшее командование ротой тяжелых танков? Во всяком случае на сайте Министерства обороны следов этой роты в биографии Д. Германа нет.

Может, героизма в организации ремонта танков маловато, нужно было героизм создавать, и вот тогда появились мемуарные сочинения Д. Гранина под двусмысленными названиями «Причуды моей памяти» и «Все было не совсем так». Я же предупреждал, скажет вам с грустной улыбкой Даниил Александрович, что это причуды, что все было не так… Да и вообще я писатель, пишу, что хочу . Есть убогая правда факта, а есть великая правда жизни.

На этом можно было бы закончить, но есть еще один нюанс. В 1968 году в петрозаводском журнале «Север» (1968. № 4) была опубликована небольшая, на 30 страниц, повесть Даниила Гранина «Наш комбат». Тогдашняя «патриотическая» критика обвинила Гранина в «развенчивании героизма» (Утехин Н. «Раздвоение мира» // Огонек. 1969. № 14), а самую негативную рецензию написал критик из «Октября» В. Горбачев. Начав с ритуальных похвал, он обвинил Гранина в исторической лжи, поскольку главным отрицательным персонажем оказался политрук Рязанцев: «»Правда» о войне, которую открывает нам лирический герой повести, на самом деле очень далека от истины . <…> Вот как раскрывается иногда «правда очевидца». Комиссары, политруки… Пытаются вести народ за собой, а сами без будущего, без прошлого. Ведь не лучше Рязанцева и два других политработника <…> Очевидец, от лица которого написана повесть <…>, попытался доказать, что на совести армейских партийных работников много напрасных, ничем не оплаченных жертв, что, мол, во имя карьеризма этих горе-коммунистов, политруков, гибли солдаты. Но в этом ли истина?» (Горбачев В. Возвращаясь к прошлому // Октябрь. 1969. № 6).

Позже о Гранине довольно резко высказались журнал «Коммунист», «Правда» и «Советская Россия», а положительная рецензия Л. Лазарева на повесть «Наш комбат» была запрещена к публикации в «Новом мире»: «Не разрешена к печати и снята редакцией после наших замечаний рецензия Л. Лазарева «Бой местного значения», написанная на произведение Д. Гранина «Наш комбат» <…> В рецензии дается высокая оценка повести Д. Гранина за постановку проблемы моральной ответственности командиров и политработников, допускавших непоправимые ошибки в период войны в обстановке культа личности, страха и неуверенности. Повесть Д. Гранина содержит черты дегероизации подвига народа на войне, однако в рецензии Л. Лазарева идейная направленность этого произведения преподносится как нравственная проблема послевоенного времени» (Записка Главного управления по охране государственных тайн в печати <…> о материалах в журнале «Новый мир» за первую половину 1969 г. 15 июля 1969 г. // Аппарат ЦК КПСС и культура. 1965 - 1972. Документы. М., 2009)**.

Итак, Даниил Гранин, который во время войны был старшим политруком, свою ненависть к военным политработникам, а отчасти и к самому себе, выразил в довольно смелой по тем временам повести 1968 года. А потом, в 2010-м, и в мистифицированной биографии, потому что подлинная его не устроила. Не хочу быть старшим политруком, хочу быть простым окопником!

Предательство памяти о Великой Отечественной войне ветеранами - самое изощренное предательство. Предательство, осуществленное рядом писателей-фронтовиков ужасно его «тиражностью», образцовым характером в качестве некоего «примера для юношества». Основная масса ветеранов не имеет возможности ответить на это предательство. Тем временем личные переживания писателя, сильно искаженные временем и частными впечатлениями, превращаются в документальные свидетельства, принимаемые на веру теми, кто формирует у граждан образ войны.

Мы коснемся лишь одного «произведения» - речи писателя Даниила Гранина перед немецкими историками в Карлсхорсте, на месте подписания акта о капитуляции гитлеровских войск. Текст выступления был опубликован «Международной еврейской газетой» (июнь 2003, №23-24).

С чего начинает писатель свою речь о войне? С подтверждения распространенного мифа о безоружности Красной Армии. Будущий писатель ехал на войну без оружия. А потом выменял за пачку «Беломора» две гранаты и саперную лопатку. Потом, правда, писатель не обмолвился, довелось ли ему воевать без оружия. Скорее всего нет. Просто ополченцев не успевали вооружить при отправке. Писатель же создает миф о безоружности и тут же обрывает повествование, переходя к другим сюжетам. Этот же сюжет считается оконченным и свидетельствующим: СССР воевал «голыми руками» против немецких танков.

Следующая нелепость - эпизод с выговором, который Гранин получил за несанкционированный выстрел из 122-мм орудия (оружие, оказывается, было!). Через полвека писателю кажется, что не было снарядов - вот ему и досталось. Но выволочка от начальства была связана, скорее всего, с другим - с преждевременным обнаружением огневой точки. Что касается снарядов, то никакой командир орудия не дал бы стрелять из пушки «для пробы», если боеприпасов действительно не хватало. Это вопрос жизни и смерти в бою. Странно было бы считать, что такого простого понимания ситуации на войне не было.

Трагедию первых месяцев войны Гранин преподносит в соответствии со своим личным опытом: мол, защищали страну только грудью, больше ничего у армии не было. Потом сравнивает рационы солдат блокированного Ленинграда и окруживших его фашистов - здесь баланда, там - коньяк к Рождеству. Оттого, якобы, и потери - нечем было воевать, нечего было жрать. Все просто. Немецким историкам это должно сильно облегчить работу - не надо знать ни о стратегических просчетах Сталина, ни о высокой боевой готовности войск Вермахта, ни о таланте немецких генералов, ни о массовом предательстве прибалтов и западных украинцев, ни о всеевропейской экономической поддержке фашистской армии. Все просто: русским нечем было воевать! Так сказал крупнейший русский писатель и очевидец!

Что больше всего привлекло внимание писателя на войне? Кофе, захваченный еще горячим в одной из немецких землянок, и рулон туалетной бумаги. «Мы понятия не имели, что такое туалетная бумага, - мы и газетами-то не могли подтираться, потому что газеты нужны были для самокруток». Это говорится, напомним, перед историками.

Потрясение от признаков чужого достатка писатель пронес через всю свою жизнь, к концу которой мысли о жратве вытеснили все остальные. Приведя подробные данные о рационе немцев, Гранин затем говорит:

«С первого дня войны мы испытывали унижение от своей нищеты. Нам лгали начальники, газеты, сводки. Мы воевали с фашистами, как тогда их называли. Но злость наша была обращена и к бездарному нашему командованию, и к тому многолетнему обману, который постепенно раскрывался перед нами».

Обратим внимание на это: «как тогда их называли». Надо полагать, что теперь Гранин фашистов так не называет, а знает какое-то другое имя для солдат, противостоящих русским в той войне. Сразу за этим оборотом следует разоблачительная тирада в адрес своей страны, которая отражает скорее не обстановку войны, а обстановку в голове запутанного либеральной пропагандой человека, который уже готов считать свой народ источником всех бед людских - по крайне мере, не меньшим, чем фашисты. Примерно в тех же выражениях поносят Россию иные «правозащитники». Писатель здесь не оригинален.

Потом Гранин, будто опомнившись, вспоминает об уверенности в победе, которая была у советских людей с первых дней войны и никогда не пропадала. Эта уверенность каким-то образом сочетается в «катинке», рисуемой писателем, со злобой на свою страну. Откуда же взялась эта уверенность? Писатель будто не знает. И делает осторожное предположение о некоем «чувстве высшей справедливости».

И тут Гранин, профессиональным чутьем угадывая важное, приводит поразительный пример из своей боевой жизни. Один из его командиров-ополченцев остался в окопе, когда все бежали. Он сказал: «Больше не могу отступать. Стыдно». И бился до смерти. А Гранин сотоварищи, как выходит, бросили командира. Им было не стыдно. Они бежали, оставив за спиной «чувство высшей справедливости».

Может в этом-то и есть причина катастрофы первых месяцев войны - многим было не стыдно бежать? А измотали фашистов в отчаянных боях те, кому было стыдно? Да так оно и есть, иначе и быть не могло! Победа не могла быть обеспечена иным путем - злобой на свою страну и абстрактной «справедливостью». И это знают не только писатели, не только ветераны. В этом уверены и те, кто имеет внутреннее чувство правоты русской Победы, как бы ни была она тяжела, как бы не довлели над нами «разоблачения» сталинского режима и «окопная правда».

Писателю можно было бы простить саморазоблачительный эпизод, признав его запоздалым актом покаяния. Этому мешают последующие слова:

«Наша война вначале была чистой. Это потом, когда мы вступили в Германию, она стала грязной. Любая война, в конце концов, вырождается в грязную. Любая война с народом, в сущности, обречена, и это мы тоже узнали на своей шкуре - в Афганистане и Чечне».

Приведенный фрагмент выступления пред немецкими историками представляет собой прямой поклеп на Россию и русских, прямое предательство памяти павших, освобождавших Европу от фашистской чумы. Это и предательство наших солдат, воевавших в Афганистане и Чечне. Им и всей России брошено обвинение в «грязной войне». И не в сердцах в кухонной беседе, а публично. И не перед своими, которые поймут и простят горечь русской трагедии, а перед теми, кому Гранин как заказ на блюде принес «разоблачение» собственного народа, будто бы участвовавшего в «грязной войне» на территории Германии (вспомним, фашистской Германии!), Афганистана, Чечни.

Дальше - больше. Оказывается, нам Победа помешала «понять свою вину перед народами Прибалтики, перед народами, которых высылали, перед узниками наших концлагерей». Все в одну корзину ссыпал писатель - все претензии к своему народу, все басни и байки о его вине. И тем предал Победу, означив ее как невыгодную в сравнении с поражением Германии, которая потом каялась в грехах и замаливала их всеми средствами (так ли уж добровольно?). Русским Гранин вменяет нетерпимость - неусвоенность того урока, который, будто бы, пришелся ко двору у немцев. Мы, мол, нетерпимы! Потому что победили…

И чем попрекает нас Гранин - тем, что у нас кладбища воинов безымянны, а главная могила - Неизвестного солдата! В противовес - пример ухоженных немецких кладбищ. Будто не знает писатель, как «безымянными на штурмах мерли наши», будто не ведает о безымянных немецких могилах в наших просторах. Ради чего этот упрек? Для оправдания размножающихся аккуратных немецких обелисков на нашей земле, исподволь растлевающих подрастающее поколение «в нужном духе» - это уже не могилы врагов, а всего лишь могилы «жертв фашизма».

Небольшое выступление Гранина тотально лживо, оно противоестественно для фронтовика. В нем выражена болезнь духа, заплутавшего в чужой лжи и сделавшего эту ложь своей. Слышали бы все это ветераны… Да они бы вышвырнули писателя вон, поднявшись против него на своих костылях! Они бы плюнули ему в лицо, если не смогли бы встать на ослабшие ноги. Но они уже не смогут - Гранин выступал далеко, в Карлсхорсте. Он живет не той жизнью, что несчастные русские старики, у которых отняли Родину, а теперь отнимают и Победу.

Вступиться за нашу Победу, за наших павших, за наших стариков должны мы - послевоенные поколения. Мы не можем отдать нашу Победу на поругание переживших свой талант писателей (не один Гранин раскрылся в этой теме на исходе жизни, были и другие писатели - самые славные в советскую эпоху). Вопреки обуявшему некоторых писателей маразму, мы должны сделать отношение к войне и Победе критерием оценки гражданской зрелости и нравственной полноценности. Победа - наше национальное достояние.

Защищая Победу от наветов, мы защищаем Россию и чаем новых побед в национальном возрождении.

11 февраля 2014 10:53 / Политика

Министр культуры во всеуслышание назвал враньем данные, опубликованные писателем, о выпечке ромовых баб для руководства города во время блокады

Заявление Мединского прозвучало 31 января в эфире передачи "Эхо Москвы", в программе "Цена Победы" . Между ведущим и министром культуры состоялся такой диалог:

В. Мединский: Если мы будем исходить из того, что два с половиной миллиона жителей Ленинграда плюс какое-то количество беженцев - значит, за годы блокады было эвакуировано по Дороге жизни и иными путями 1 миллион 300 тысяч человек, то есть примерно половина населения. Это единственный в мировой истории случай столь успешной эвакуации мирных жителей из полностью окруженного и осажденного города. Нет ни одной аналогии. Поэтому мы должны не ерничать на тему пирожных, которых никогда не ел Жданов, это полная… я исследовал эту тему, полная фантазия. Вот.

В. Дымарский (ведущий) : А как же дневники? А как же фотографии, которые Даниил Александрович Гранин опубликовал, этот цех ромовых баб?

Мединский: Одну секундочку, значит, я закончу мысль свою.

Дымарский: Да.

Медниский: Так вот, не ерничать по поводу Жданова. Кстати, Жданов, питавшийся ромовыми бабами, как вы говорите, в блокаду…

Дымарский: Это не я говорю!

Мединский: Эту тему раздул журнал "Огонек" в конце, во второй половине 80-х. Причем…

Дымарский: Нет, но это относительно недавно, все это тоже обнаружил и прокомментировал Гранин.

Мединский: Это вранье. Значит, никаких фактов и доказательств этого нет. Известно, что… Я закончу все-таки…

Дымарский: Да, да, пожалуйста.

Мединский: Прошу не перебивать. Упомянутый Жданов умер в 48-м году в молодом возрасте, 53 лет, от дикого комплекса всяческих болезней, уже будучи глубоко больным человеком. Очевидно, явно от переедания ромовых баб, в 53 года.

Дымарский: Он был упитанным человеком.

Мединский: Вот, на нервах эта, знаете, упитанность, вот. Поэтому в ноги надо поклониться организаторам обороны и эвакуации из Ленинграда. Я вообще не представляю, как они это делали.

"Историк блокады Мединский мне не известен"

Депутат ЗакСа Борис Вишневский направил сегодня официальное письмо министру культуры, в котором потребовал или привести результаты научных исследований, опровергающих данные Даниила Гранина, либо публично извиниться перед писателем.

"В своих публикациях (в том числе в знаменитой "Блокадной книге") писатель, фронтовик, защитник блокадного Ленинграда, почетный гражданин Санкт-Петербурга Д. А. Гранин опирается на архивные данные, а также на исследования историков, в том числе Юрия Лебедева", - пишет Вишневский.

Депутат обращает внимание, что в СМИ был многократно процитирован дневник инструктора отдела кадров райкома ВКП(б) Николая Рибковского, описывающий, как "голодало" во время блокады партийное руководство.

В энциклопедии, составленной петербургским историком Игорем Богдановым на основе изучения архивных документов, "Ленинградская блокада от А до Я", указано: "В архивных документах нет ни одного факта голодной смерти среди представителей райкомов, горкома, обкома ВКП(б).

"Как авторитетный историк ленинградской блокады Мединский мне не известен. Я узнал о его заявлении только вчера, прослушал передачу - и сегодня же направил письмо. То, что он сказал о Данииле Александровиче Гранине, глубоко оскорбительно", - комментирует депутат.

"Пусть министр установит памятник Жданову у себя на даче"

Наталия Соколовская , писатель, редактор проекта "Ольга. Запретный дневник", посвященного 100-летию Ольги Берггольц, соавтор сценария фильма "Блокада: эффект присутствия"), редактор блокадных дневников:

Во-первых, известны документы, свидетельствующие о том, что в 41-м году в декабре на одной из кондитерских фабрик Ленинграда выпускались ромовые бабы, венские пирожные и шоколад, и это неоспоримо. Сейчас этот материал, подготовленный Д. А. Граниным, опубликован в новом издании "Блокадной книги".

К сожалению, ведущий, Дымарский, во время эфира допустил неточность: Гранин никогда не утверждал, что Жданов ел ромовые бабы. Вот цитата из эссе "Ромовые бабы", вошедшего в новое, 2014 года, издание "Блокадной книги": "Кушали в цехах (это о рабочих фабрики. - Н. С. ). Выносить запрещалось под страхом расстрела… Сколько наслаждалось в Смольном, в Военном совете - не знаю ".

Гранин пишет о том (и это подтверждено документами), что питание Смольного было совершенно другим, чем питание, если это можно было назвать питанием, остальных жителей города. Можно, конечно, предположить, что власть несла бОльшие физические и умственные затраты, чем остальное население, и, соответственно, должна была хорошо питаться. Ел именно Жданов именно ромовые бабы или не ел, не имеет принципиального значения: важен результат блокады - миллион с лишним умерщвленных посредством голода ленинградцев и ни одного случая смерти от голода среди руководящих работников Смольного.

Нам же следует обратить внимание даже не на эти известные факты, а на реакцию министра культуры господина Мединского, который на реплику Дымарского о ромовых бабах заявил: "Это все вранье!" Это заявление министра культуры было направлено в адрес известного писателя, почетного гражданина нашего города, ветерана Великой Отечественной войныВ, человека, которому три недели назад президент Российской Федерации вручил орден Александра Невского за заслуги перед Отечеством и который только что вернулся из Берлина, где в бундестаге рассказывал о ленинградской блокаде, после чего все присутствующие стоя приветствовали его.

Думается, что министр культуры должен внимательнее следить за своей речью, раз уж ему хронически не удается привести в порядок образ своих мыслей. Если, как это следовало из заявления господина Мединского, он считает, что наш город должен поклониться в ноги "этим людям" и в частности Жданову, то пусть он делает это персонально. Господин министр может даже у себя на даче поставить памятник Жданову, посадить цветочки и поливать их в свободное от службы время. Но прежде пусть господин министр ознакомится с целым сводом документов, опубликованных и хранящихся в архивах страны, как в открытом доступе, так и в спецхранах, или прибегнет к более доступным источникам, например, к дневникам Ольги Берггольц или других ленинградцев. В качестве источника информации можно также использовать книги профессиональных историков, например В. Ковальчука, Г. Соболева, С. Ярова, Н. Ломагина и других. Может быть, тогда господин министр начнет лучше представлять себе роль Жданова в блокадной трагедии Ленинграда.

Всё, что происходило последнее время вокруг ленинградской блокады (начиная с переименования даты полного снятия блокады и заканчивая "недоблокадниками" депутата Раховой), - это, на самом деле, наше с вами отражение. Блокадная трагедия выявила и показала как в зеркале довольно-таки перекошенную физиономию всего общества. Отсутствие исторической памяти не может способствовать позитивным изменениям в сложной и неоднозначной современной российской общественной жизни.

Отрывок из книги Даниила Гранина "Человек не отсюда"

"...Однажды, уже после выхода "Блокадной книги", мне принесли фотографии кондитерского цеха 1941 года. Уверяли, что это самый конец, декабрь, голод уже хозяйничал вовсю в Ленинграде. Фотографии были четкие, профессиональные, они потрясли меня. Я им не поверил, казалось, уже столько навидался, наслушался, столько узнал про блокадную жизнь, узнал больше, чем тогда, в войну, бывая в Питере. Душа уже задубела. А тут никаких ужасов, просто-напросто кондитеры в белых колпаках хлопочут над большим противнем, не знаю, как он там у них называется. Весь противень уставлен ромовыми бабами. Снимок неопровержимо подлинный. Но я не верил. Может, это не 41-й год и не блокадное время? Ромовые бабы стояли ряд за рядом, целое подразделение ромовых баб. Взвод. Два взвода. Меня уверяли, что снимок того времени.

"Подпись в нашем архиве такая: "Лучший сменный мастер "энской" кондитерской фабрики В. А. Абакумов, руководитель бригады, регулярно перевыполняющей норму. На снимке: В. А. Абакумов проверяет выпечку "венских пирожных". 12.12.1941 года. Ленинград. Фото А. А. Михайлов. ТАСС"

Доказательство: фотография того же цеха, тех же пекарей, опубликованная в газете 1942 года, только там была подпись, что на противнях хлеб. Поэтому фотографии попали в печать. А эти ромовые не попали и не могли попасть, поскольку фотографы снимать такое производство не имели права, это все равно что выдавать военную тайну, за такую фотку прямым ходом в СМЕРШ, это каждый фотограф понимал. Было еще одно доказательство. Фотографии были опубликованы в Германии в 1992 году.

Подпись в нашем архиве такая: "Лучший сменный мастер "энской" кондитерской фабрики В. А. Абакумов, руководитель бригады, регулярно перевыполняющей норму. На снимке: В. А. Абакумов проверяет выпечку "венских пирожных". 12.12.1941 года. Ленинград. Фото А. А. Михайлов. ТАСС".

Юрий Лебедев, занимаясь историей ленинградской блокады, впервые обнаружил эти фото не в нашей литературе, а в немецкой книге "Blokade Leningrad 1941-1944" (издательство "Ровольт", 1992). Сперва он воспринял это как фальсификацию буржуазных историков, затем установил, что в петербургском архиве ЦГАКФФД имеются оригиналы этих снимков. А еще позже мы установили, что этот фотограф, А. А. Михайлов, погиб в 1943 году.

И тут в моей памяти всплыл один из рассказов, который мы выслушали с Адамовичем: какой-то работник ТАСС был послан на кондитерскую фабрику, где делают конфеты, пирожные для начальства. Он попал туда по заданию. Сфотографировать продукцию. Дело в том, что изредка вместо сахара по карточкам блокадникам давали конфеты. В цеху он увидел пирожные, торты и прочую прелесть. Ее следовало сфотографировать. Зачем? Кому? Юрий Лебедев установить не смог. Он предположил, что начальство хотело показать читателям газет, что "положение в Ленинграде не такое страшное".

Заказ достаточно циничный. Но наша пропаганда нравственных запретов не имела. Был декабрь 1941 года, самый страшный месяц блокады. Подпись под фотографией гласит: "12.12.1941 год. Изготовление "ромовых баб" на 2-й кондитерской фабрике. А. Михайлов. ТАСС".

По моему совету Ю. Лебедев подробно исследовал эту историю. Она оказалась еще чудовищней, чем мы предполагали. Фабрика изготавливала венские пирожные, шоколад в течение всей блокады. Поставляла в Смольный. Смертности от голода среди работников фабрики не было. Кушали в цехах. Выносить запрещалось под страхом расстрела. 700 человек работников благоденствовали. Сколько наслаждалось в Смольном, в Военном совете - не знаю.

Сравнительно недавно стал известен дневник одного из партийных деятелей того времени. Он с удовольствием изо дня в день записывал, что давали на завтрак, обед, ужин. Не хуже, чем и поныне в том же Смольном.

Вообще-то говоря, фотоархивы блокады выглядят бедно, я их перебирал. Не было там ни столовой Смольного, ни бункеров, ни откормленных начальников. В войну пропаганда убеждала нас, что начальники терпят те же лишения, что и горожане, что партия и народ едины. Честно говоря, это продолжается ведь и до сих пор, партия другая, но все равно едина.

Написать о контрастах блокадной жизни было заманчиво, но тогда мы с Адамовичем взяли себе за правило, что пишем только достоверное - с фамилиями, именами, отчествами, адресами, - хотели избавляться от множества блокадных мифов, что накапливались у блокадников. Бессознательно они присваивали себе то, что видели в кино, по телевидению, что как-то напоминало или сходило за пережитое.

Боюсь, что из-за этой нашей погони за достоверностью многое интересное пропало, не доверяли. Не допускали.

Итак, в разгар голода в Ленинграде пекли ромовые бабы, венские пирожные. Кому? Было бы еще простительно, если бы ограничились хорошим хлебом для командования, где поменьше целлюлозы и прочей примеси. Но нет - ромовые бабы! Это, согласно рецепту: "На 1 кг муки 2 стакана молока, 7 яиц, полтора стакана сахара, 300 г масла,200 г изюма, затем по вкусу ликер и ромовая эссенция.

Надо осторожно поворачивать на блюде, чтобы сироп впитывался со всех сторон".

Сегодня 9 дней, как не стало Даниила Александровича Гранина - вернее, он перешёл в своё новое существование в вечности. 8 июля я пришёл в Таврический дворец на панихиду, чтобы проститься с Почётным гражданином Санкт-Петербурга, писателем, которого знал лично. Когда я подошёл к гробу, что-то во мне содрогнулось и мурашки пробежали по коже.

Похоронили Даниила Александровича на кладбище в Комарово. Всё было очень торжественно. Заслужить такие похороны - многого стоит. Если общество и государство оказывает такие почести писателю, значит оно уважает его как совесть нации и хранителя национальной культуры.

Даниил Александрович Гранин (его настоящая фамилия - Герман) прожил долгую жизнь - 98 лет, и собирался дожить до ста.
Родился Даниил Александрович 1 января 1919 года (по другим данным 1 января 1918 года) в семье лесника Александра Даниловича Германа и его жены Анны Захарьевны (в некоторых источниках её называют Анной Бакировной). По одним данным, его отец Александр Герман по национальности немец, и таким образом Даниил Александрович Герман - потомок обрусевших переселенцев из Германии. Однако в наградном листе в графе национальность написано - украинец. Во всех своих ранних автобиографиях Д.А.Герман указывал местом своего рождения город Волынь Курской губернии. Однако такого города в тех краях нет, есть село Волынка Рыльского района.

С началом войны Герман отказался от брони и добровольцем ушёл на фронт в составе 1-ой Ленинградской стрелковой дивизии народного ополчения. Как свидетельствуют документы, Даниил Герман в 1941 году, будучи старшим политруком, участвовал в боях в районе Пскова, защищал Лужский рубеж, был дважды ранен.

Во время отступления Герману пришлось покомандовать 347 стрелковым полком. Он вспоминал: «17 сентября 41-го мы просто ушли в Ленинград с позиций с мыслью: «Всё рухнуло!». Я, помню, сел на трамвай, приехал домой и лёг спать. Сестре сказал: «Сейчас войдут немцы - кинь на них сверху гранату (мы на Литейном жили) и разбуди меня»».

В официальной биографии написано, что после окончания училища Д.Герман воевал в танковых войсках, был командиром роты тяжёлых танков. Однако почему-то в книгах об Ульяновском танковом училище среди всех прочих выпускник Д. Герман не упомянут. На сайте Министерства обороны следов командования ротой тяжёлых танков тоже нет.

В книге «Человек не отсюда» Даниил Гранин пишет:
«Когда мы с Алесем Адамовичем собирали материал для «Блокадной книги», нам не раз рассказывали о специальных пайках для Смольного: «Там икра, а там крабы, ветчины, рыбы…» - каких только деликатесов не перечислили.
Уже после выхода «Блокадной книги», мне принесли фотографии кондитерского цеха 1941 года. Уверяли, что это самый конец, декабрь, голод уже хозяйничал вовсю в Ленинграде.
Весь противень уставлен ромовыми бабами. Снимок неопровержимо подлинный. Но я не верил. Может, это не 41-й год и не блокадное время? Ромовые бабы стояли ряд за рядом, целое подразделение ромовых баб. Взвод. Два взвода. Меня уверяли, что снимок того времени».

Министр культуры Владимир Мединский (доктор исторических наук) в эфире передачи «Эхо Москвы» 31 января 2014 года назвал враньём данные, опубликованные писателем, о выпечке ромовых баб для руководства города во время блокады.

Литературовед Михаил Золотоносов подверг сомнению часть официальной биографии Даниила Гранина. Гранин, в качестве одного из руководителей ленинградской писательской организации, лично ответственен за осуждение И.А.Бродского на судебном процессе 1964 года. По воспоминаниям Л.К. Чуковской, Анна Ахматова в связи с этим изрекла фразу: «А о Гранине больше не будут говорить: «это тот, кто написал такие-то книги», а - «это тот, кто погубил Бродского»».

Прожить в нашей стране почти сто лет и остаться совестливым интеллигентом при Сталине, Хрущёве, Брежневе, Горбачёве, Ельцине - это почти подвиг!

В середине 90-х годов Даниил Гранин говорил: «Я считаю, что нынешняя Россия - это... практически неуправляемый монстр. И не только практически неуправляемый, но и теоретически: слишком разные регионы, слишком большая территория. Россию сегодня невозможно сплотить...
Ведь любая геополитика должна в конце концов определяться благополучием населения. Легче будет жить людям - или труднее? Вот в чём критерий».

Когда Владимир Путин стал во главе государства, «первым писателем» демократической России был фактически признан Гранин. Это придало Даниилу Александровичу ещё больше уверенности в себе, и в результате последние 15 лет жизни стали золотым периодом его творчества. По мнению друзей и критиков, именно в этот период Гранин написал свои лучшие книги.

Кто-то считает, что весь творческий путь Гранина был его путь к правде. Даниил Гранин был человеком пути, он постоянно менялся. В конце пути Гранин пришёл к гуманизму и пацифизму. Даниил Гранин преодолел страх и научил других, как его преодолевать.

Всю свою жизнь Гранин стремился сказать правду, и в конце жизни он это сделал в полной мере. Правда - это твой честный взгляд на истину. Поэтому правда у каждого своя, а истина - одна.

Главный редактор издательства ЭКСМО Павел Соколов после беседы с Даниилом Граниным опубликовал интервью с ним под заголовком «Литература стала завербованной».
На вопрос «К чему мы пришли за этот бурный век?» Даниил Гранин ответил:
«Мы пришли к тому, с чем боролись. К капитализму». «В смысле демократичности тоже никаких особых изменений нет, в смысле выборов. Увеличилось, может быть, количество партий. Но это ничего не меняет в жизни людей. Даже есть некоторые ухудшения».

10 июня 2016 года я участвовал в работе VIII Международного Петровского конгресса, который проходил в Эрмитажном театре Зимнего дворца. Перед этим я посмотрел фильм Владимира Бортко «Пётр Первый. Завещание». В основе сценария лежит книга Даниила Гранина «Вечера с Петром Великим». Поскольку до сих пор в обществе сохраняется неоднозначная оценка деяний царя Петра, я обратился к Даниилу Александровичу с вопросом: для России царь Пётр великий это спаситель или антихрист?
Год назад я опубликовал интервью частично. А сейчас посчитал необходимым опубликовать полностью в неотредактированном виде. Посмотреть можно на моём канале ЮТУБ, как и прощание в Таврическом дворце и на кладбище в Комарово.

Предательство памяти о Великой Отечественной войне ветеранами – самое изощренное предательство. Предательство, осуществленное рядом писателей-фронтовиков ужасно его «тиражностью», образцовым характером в качестве некоего «примера для юношества». Основная масса ветеранов не имеет возможности ответить на это предательство. Тем временем личные переживания писателя, сильно искаженные временем и частными впечатлениями, превращаются в документальные свидетельства, принимаемые на веру теми, кто формирует у граждан образ войны.

Мы коснемся лишь одного «произведения» – речи писателя Даниила Гранина перед немецкими историками в Карлсхорсте, на месте подписания акта о капитуляции гитлеровских войск. Текст выступления был опубликован «Международной еврейской газетой» (июнь 2003, №23-24).

С чего начинает писатель свою речь о войне? С подтверждения распространенного мифа о безоружности Красной Армии. Будущий писатель ехал на войну без оружия. А потом выменял за пачку «Беломора» две гранаты и саперную лопатку. Потом, правда, писатель не обмолвился, довелось ли ему воевать без оружия. Скорее всего нет. Просто ополченцев не успевали вооружить при отправке. Писатель же создает миф о безоружности и тут же обрывает повествование, переходя к другим сюжетам. Этот же сюжет считается оконченным и свидетельствующим: СССР воевал «голыми руками» против немецких танков.

Следующая нелепость – эпизод с выговором, который Гранин получил за несанкционированный выстрел из 122-мм орудия (оружие, оказывается, было!). Через полвека писателю кажется, что не было снарядов – вот ему и досталось. Но выволочка от начальства была связана, скорее всего, с другим – с преждевременным обнаружением огневой точки. Что касается снарядов, то никакой командир орудия не дал бы стрелять из пушки «для пробы», если боеприпасов действительно не хватало. Это вопрос жизни и смерти в бою. Странно было бы считать, что такого простого понимания ситуации на войне не было.

Трагедию первых месяцев войны Гранин преподносит в соответствии со своим личным опытом: мол, защищали страну только грудью, больше ничего у армии не было. Потом сравнивает рационы солдат блокированного Ленинграда и окруживших его фашистов – здесь баланда, там – коньяк к Рождеству. Оттого, якобы, и потери – нечем было воевать, нечего было жрать. Все просто. Немецким историкам это должно сильно облегчить работу – не надо знать ни о стратегических просчетах Сталина, ни о высокой боевой готовности войск Вермахта, ни о таланте немецких генералов, ни о массовом предательстве прибалтов и западных украинцев, ни о всеевропейской экономической поддержке фашистской армии. Все просто: русским нечем было воевать! Так сказал крупнейший русский писатель и очевидец!

Что больше всего привлекло внимание писателя на войне? Кофе, захваченный еще горячим в одной из немецких землянок, и рулон туалетной бумаги. «Мы понятия не имели, что такое туалетная бумага, - мы и газетами-то не могли подтираться, потому что газеты нужны были для самокруток». Это говорится, напомним, перед историками.

Потрясение от признаков чужого достатка писатель пронес через всю свою жизнь, к концу которой мысли о жратве вытеснили все остальные. Приведя подробные данные о рационе немцев, Гранин затем говорит:

«С первого дня войны мы испытывали унижение от своей нищеты. Нам лгали начальники, газеты, сводки. Мы воевали с фашистами, как тогда их называли. Но злость наша была обращена и к бездарному нашему командованию, и к тому многолетнему обману, который постепенно раскрывался перед нами».

Обратим внимание на это: «как тогда их называли». Надо полагать, что теперь Гранин фашистов так не называет, а знает какое-то другое имя для солдат, противостоящих русским в той войне. Сразу за этим оборотом следует разоблачительная тирада в адрес своей страны, которая отражает скорее не обстановку войны, а обстановку в голове запутанного либеральной пропагандой человека, который уже готов считать свой народ источником всех бед людских – по крайне мере, не меньшим, чем фашисты. Примерно в тех же выражениях поносят Россию иные «правозащитники». Писатель здесь не оригинален.

Потом Гранин, будто опомнившись, вспоминает об уверенности в победе, которая была у советских людей с первых дней войны и никогда не пропадала. Эта уверенность каким-то образом сочетается в «катинке», рисуемой писателем, со злобой на свою страну. Откуда же взялась эта уверенность? Писатель будто не знает. И делает осторожное предположение о некоем «чувстве высшей справедливости».

И тут Гранин, профессиональным чутьем угадывая важное, приводит поразительный пример из своей боевой жизни. Один из его командиров-ополченцев остался в окопе, когда все бежали. Он сказал: «Больше не могу отступать. Стыдно». И бился до смерти. А Гранин сотоварищи, как выходит, бросили командира. Им было не стыдно. Они бежали, оставив за спиной «чувство высшей справедливости».

Может в этом-то и есть причина катастрофы первых месяцев войны – многим было не стыдно бежать? А измотали фашистов в отчаянных боях те, кому было стыдно? Да так оно и есть, иначе и быть не могло! Победа не могла быть обеспечена иным путем – злобой на свою страну и абстрактной «справедливостью». И это знают не только писатели, не только ветераны. В этом уверены и те, кто имеет внутреннее чувство правоты русской Победы, как бы ни была она тяжела, как бы не довлели над нами «разоблачения» сталинского режима и «окопная правда».

Писателю можно было бы простить саморазоблачительный эпизод, признав его запоздалым актом покаяния. Этому мешают последующие слова:

«Наша война вначале была чистой. Это потом, когда мы вступили в Германию, она стала грязной. Любая война, в конце концов, вырождается в грязную. Любая война с народом, в сущности, обречена, и это мы тоже узнали на своей шкуре – в Афганистане и Чечне».

Приведенный фрагмент выступления пред немецкими историками представляет собой прямой поклеп на Россию и русских, прямое предательство памяти павших, освобождавших Европу от фашистской чумы. Это и предательство наших солдат, воевавших в Афганистане и Чечне. Им и всей России брошено обвинение в «грязной войне». И не в сердцах в кухонной беседе, а публично. И не перед своими, которые поймут и простят горечь русской трагедии, а перед теми, кому Гранин как заказ на блюде принес «разоблачение» собственного народа, будто бы участвовавшего в «грязной войне» на территории Германии (вспомним, фашистской Германии!), Афганистана, Чечни.

Дальше – больше. Оказывается, нам Победа помешала «понять свою вину перед народами Прибалтики, перед народами, которых высылали, перед узниками наших концлагерей». Все в одну корзину ссыпал писатель – все претензии к своему народу, все басни и байки о его вине. И тем предал Победу, означив ее как невыгодную в сравнении с поражением Германии, которая потом каялась в грехах и замаливала их всеми средствами (так ли уж добровольно?). Русским Гранин вменяет нетерпимость – неусвоенность того урока, который, будто бы, пришелся ко двору у немцев. Мы, мол, нетерпимы! Потому что победили…

И чем попрекает нас Гранин – тем, что у нас кладбища воинов безымянны, а главная могила – Неизвестного солдата! В противовес – пример ухоженных немецких кладбищ. Будто не знает писатель, как «безымянными на штурмах мерли наши», будто не ведает о безымянных немецких могилах в наших просторах. Ради чего этот упрек? Для оправдания размножающихся аккуратных немецких обелисков на нашей земле, исподволь растлевающих подрастающее поколение «в нужном духе» – это уже не могилы врагов, а всего лишь могилы «жертв фашизма».

Небольшое выступление Гранина тотально лживо, оно противоестественно для фронтовика. В нем выражена болезнь духа, заплутавшего в чужой лжи и сделавшего эту ложь своей. Слышали бы все это ветераны… Да они бы вышвырнули писателя вон, поднявшись против него на своих костылях! Они бы плюнули ему в лицо, если не смогли бы встать на ослабшие ноги. Но они уже не смогут – Гранин выступал далеко, в Карлсхорсте. Он живет не той жизнью, что несчастные русские старики, у которых отняли Родину, а теперь отнимают и Победу.

Вступиться за нашу Победу, за наших павших, за наших стариков должны мы – послевоенные поколения. Мы не можем отдать нашу Победу на поругание переживших свой талант писателей (не один Гранин раскрылся в этой теме на исходе жизни, были и другие писатели – самые славные в советскую эпоху). Вопреки обуявшему некоторых писателей маразму, мы должны сделать отношение к войне и Победе критерием оценки гражданской зрелости и нравственной полноценности. Победа – наше национальное достояние.

Защищая Победу от наветов, мы защищаем Россию и чаем новых побед в национальном возрождении.