Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Москва, Москва! Люблю тебя как сын! Как русский, —
сильно, пламенно и нежно.
И.Ю. Лермонтов

Тема Родины является одной из ведущих тем в творчестве . Родина – положительный идеал поэта, поэтому так велико желание поэта воспеть ее, какой бы она ни была. В стихотворениях поэта Родина предстает разной: с одной стороны, для него Россия — его Родина, где он родился и вырос. Такую Россию Лермонтов любил и прославлял. С другой стороны, он видел Россию как страну, в которой правит грубая, жестокая власть, подавляющая все человеческие стремления, а главное, народную волю. Это двоякое понимание России и отразилось в стихотворениях Лермонтова.

«Люблю Отчизну я, но странною любовью. Не победит ее рассудок мой, ни слава, купленная кровью, ни полный гордого доверия покой», — писал Лермонтов в .

В стихотворении «Когда волнуется желтеющая нива» Лермонтов размышляет о своей «странной любви» к Родине. Лермонтов тонко чувствует красоту родной природы, единение с ней. В общении с природой родного края, поэт чувствует духовную близость с Родиной. Чувство поэта проявляется в любви к незатейливым русским пейзажам, к «чете белеющих берез». Родные просторы успокаивают поэта, соединяясь с природой, поэт чувствует себя счастливым:

Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе, —
И счастье я могу постигнуть на земле,
И в небесах я вижу бога…

Природа дарит поэту душевное спокойствие, сердечное тепло.

Свою «странную любовь» к Родине поэт продолжает выражать в стихотворении «Родина». Рабски покорная Россия – это еще не Родина. Родина для Лермонтова – это «степей холодное молчанье», «ее лесов безбрежных колыханье», это – народ, простые русские люди с их радостями и горестями.

С отрадой многим незнакомой,
Я вижу полное гумно,
Избу, покрытую соломой,
С резными ставнями окно.

Лермонтову близка и дорога такая Россия с ее неразгаданной тайной. Неразгаданной осталась и любовь поэта. Свою любовь поэт называет странной, еще и потому, что любя, страдает, мучается и скорбит вместе с Родиной и народом. Поэтому Россия Лермонтова – это не только пейзажные зарисовки, милые сердцу родные края. Родина у Лермонтова «… немытая Россия, страна рабов, страна господ,…мундиры голубые, и…им преданный народ». Его всегда волновала судьба России, поэтому поэту было больно осознавать, что его Родина погрязла в бесчеловечности, жестокости и непонимании. Россию – страну «рабов и господ» поэт не хочет видеть, не принимает, поэтому и говорит: « »

Счастье и слава Отчизны, вера в ее освобождение — вот о чем мечтал Михаил Юрьевич. «Иди в огонь за честь Отчизны, за убежденья, за любовь!» — призывает поэт. Таким патриотическим настроением проникнуто знаменитое .

Поэт любил и уважал русский народ, он понимал, что именно простые русские мужики спасли Россию во время войны 1812 года. Они всегда были готовы умереть за Родину:

Ребята! Не Москва ль за нами,
Умремте ж под Москвой,
Как наши братья умирали!

Солдат, ведущий повествование, не один, он выступает от имени всех. При этом постоянно подчеркивает общий патриотический настрой и общее отношение к войне как к серьезному воинскому долгу:

И умереть мы обещали,
И клятву верности сдержали
Мы в Бородинский бой.

Поэт явно разделяет патриотическое чувство героя своего стихотворения. Но, к сожалению, не видит их продолжения в нынешнем для него поколении. Поколение современников Лермонтова ни в чем не нуждается, ни к чему не стремится. Их волнует лишь личное благо, а улучшение жизни России их мало интересует. Поэтому в стихотворении противопоставлено «нынешнее время» и прошлое. Старый солдат говорит: «Да, были люди в наше время, не то, что нынешнее племя…» В этих словах укор поэта своему поколению, которое и ненавидит, и любит «случайно, ничем не жертвуя ни злобе, ни любви», Современное поколение неспособно на подвиги, утратило связь с народом. Простые и естественные взаимоотношения между русскими солдатами на войне противостоят безнравственным законам, по которым живет «нынешнее племя».

Судьба его поколения — один из самых важных вопросов, который волнует Лермонтова. Это поколение живет в эпоху «безвременья», основным признаком которого было отсутствие общественных идеалов. Гнетущую атмосферу, царящую в России в конце 20-х годов XIX века, описывает поэт и в . В стране одаренный человек не может развивать свои дарования, поскольку в атмосфере страха, подозрения, доносительства хорошо живут лишь ничтожества, а умный, сильный человек чувствует пустоту и бесцельность своего существования:

И душно кажется на Родине,
И сердцу тяжко и душа тоскует…,
Не зная ни любви, ни дружбы сладкой…

Любовь поэта к России настоящая, взыскательная, глубокая. Он далек от умиления, он не прощает ей недостатков. Двойственное отношение поэта к отчизне сквозит в каждой строке его произведений. Это «убогая и обильная» Россия - его любимая родина, но временами прорываются боль и гнев на людское долготерпение, рабское смирение, которых поэт не может и не хочет ни принять, ни понять, ни объяснить.

1901-1907 годов развивается в разных направлениях, чаще параллельных, нежели пересекаю­щихся. Все они по-разному проявляются в разделе «Родина», куда вошло 27 стихотворений 1907-1916 годов. Важнейшую роль в нём играет цикл «На поле Куликовом» (1908).

Известную битву А.Блок рассматривает как событие символиче­ское, главный смысл которого раскрывается через два многознач­ных образных ряда, являющих собой противоположные жизнен­ные начала. Все пять стихотворений пронизывает начало светлое, святое, божественное: «святое знамя», «светлый стяг», «за святое де­ло», «светлая жена», «в одежде, свет струящей», «светел навсегда», «светлые мысли», «озарим кострами», «что княжна фатой» и т.д. Ему противостоит начало тёмное, ночное, зловещее: «тучей чёрной двинулась орда», «сожжённые тёмным огнём», «и даже мглы - ноч­ной и зарубежной», «пусть ночь», «в ночь, когда Мамай», «перед До­ном тёмным и зловещим» и т.д.

Данные образные ряды - своеобразная ось координат всего цикла. Лирический герой, Русь находятся на пересечении этих на­чал, стихий. Отсюда и борьба на разных уровнях: военно-нацио- нальном и личностном, борьба со злом во вне и в себе, борьба с пе­ременным успехом:

Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами Степную даль.

(«Река раскинулась. Течёт, грустит лениво...») Вздымаются светлые мысли В растерзанном сердце моём, И падают светлые мысли, Сожжённые тёмным огнём.

(«Опять с вековою тоскою...»)

Однако наличие противоположных начал в цикле, антитеза, ис­пользуемая в качестве основного художественного приёма, не сви­детельствуют о двойничестве этих начал, что присуще творчеству символистов. «На поле Куликовом» отличает христианская иерар­хичность, подчинённость системы образов, ценностной шкалы ис­точнику света - Богу (отсюда та неслучайная символика, о которой шла речь). К Творцу по-разному обращены мысли героев в наибо­лее критические минуты:

Чтоб не даром биться с татарвою, За святое дело мёртвым лечь!

(«Мы, сам-друг, над степью в полночь стали...») Теперь твой час настал. - Молись!

(«Опять на поле Куликовом...»)

Божественное начало, наличествующее во всех пяти стихотво­рениях, как начало ценностное и структурно определяющее, ни ра­зу не подвергается сомнению, тем более дискредитации, как было до июня 1908 года и после него неоднократно.

Этот цикл не столь характерен для творчества поэта и отноше­нием к другому бессознательному чувству - тоске. Она, один из ключевых образов в лирике А.Блока, - порождение двух стихий: природной и человеческой («Река раскинулась. // Течёт, грустит ле­ниво...»). Природная тоска-грусть существует как данность, как пра­родина русского человека. К этой тоске своеобразно привито ази­атское начало: «Наш путь - стрелой татарской древней воли // Пронзил нам грудь». И как результат - беспредельность, безбреж­ность, вечность русской тоски.

В данном контексте стало традицией приводить слова А.Пуш- кина «На свете счастья нет, но есть покой и воля» как выражение идеала, предваряющего блоковскую тоску-волю. Думаю, почва для подобных утверждений отсутствует. В плане к продолжению отрывка «Пора, мой друг, пора! Покоя сердце просит...» А.Пушки- ным вполне определённо сказано: «О, скоро ли перенесу мои пе­наты в деревню, - поля, сад, крестьяне, книги; труды поэтические - семья, любовь etc. - религия, смерть» (Пушкин А. Полн. собр. соч.: В 10 т. - Т. 3- - М., 1957). То есть данный идеал никак не сов­падает с азиатским из «На поле Куликовом»: воля у Пушкина «при­вязана» к основным «культам», лежащим в основе традиционного национального мировосприятия, - земли, семьи, народа, рели­гии, смерти.

Отношение Блока к азиатскому пути, к тоске-воле принято трак­товать как неосознанное, противоречивое. Такой подход порождён прежде всего констатирующими характеристиками цикла, не вы­ражающими авторских оценок В четвёртом стихотворении, где позиция поэта обнажена, о влиянии татарской воли - на уровне от­дельного человека и уровне вечном - сказано следующее: «Развяза­ны дикие страсти // Под игом ущербной луны»; «И падают светлые мысли, // Сожжённые тёмным огнём». Понятно, что влияние это положительным не назовёшь.

Показателен выход, предлагаемый в данной ситуации: Явись, моё дивное диво! Быть светлым меня научи!

На первый взгляд, «дивное диво» - это не тютчевское: «Я верю, Боже мой! Приди на помощь моему неверью!...» («Наш век»). Одна­ко если «дивное диво» возьмём в контексте «светлого» образного ряда цикла, заканчивающегося итоговой мыслью пятого стихо­творения: «Теперь твой час настал. - Молись!», - то станет ясно: перед нами редкий случай, когда позиции А.Блока и Ф.Тютчева совпадают.

Конечно, нельзя не заметить: то, что у Ф.Тютчева существует как естество, у А.Блока - труднейшее волевое решение, у которого на уровне чувства и мысли есть серьёзный противовес. Это обусловли­вает дальнейшее развитие темы Родины в творчестве поэта. Хрис­тианская вертикаль в той или иной степени определила направлен­ность стихотворений «Там неба осветлённый край...» (1910), «Сны» (1912), «Я не предал белое знамя...» (1914), «Рождённые в года глу­хие...» (1914), «Дикий ветер» (1916). Азиатская вертикаль, завершаю­щаяся «Двенадцатью» и «Скифами», породила произведения, став­шие знаковыми.

В стихотворении «Россия» (1908) можно выделить три равно­значных части. В первой задаётся тон в изображении Родины, кото­рый станет преобладающим, часто единственным в последующих произведениях цикла: «И вязнут спицы росписные // В расхлябан­ные колеи», «нищая Россия», «избы серые». Здесь же звучит тонкая лирическая нота («Твои мне песни ветровые, // Как слёзы первые любви»), которую трудно оценить однозначно, ибо такое отноше­ние героя к отчизне соседствует с признанием: «Тебя жалеть я не умею...». Если это любовь, то не традиционно-русская, где жалость и любовь - чувства, по крайней мере, одного корня.

Во второй части появляются прямые характеристики России: «разбойная краса», «прекрасные черты». Возникает вопрос: такое соседство, такой знаменательный ряд - это случайность или зако­номерность? Оксюморонное словосочетание «разбойная краса» даёт основание предположить, что данный ряд - закономерность.

Здесь же содержится и объяснение неумению жалеть: «Не пропа­дёшь, не сгинешь ты...». Вера Блока держится на двух «китах», пер­вый из которых - «мгновенный взор из-под платка». С большой до­лей точности можно предположить, что речь идёт о взоре, вверга­ющем в водоворот плотских страстей.

Вторая составляющая веры героя-автора - «глухая песня ямщи­ка», звенящая «тоской острожной». Понятно, что ключевой является последняя часть образа, порождённая известной «левой» традици­ей, подразумевающей в этой тоске «освободительный» пафос. Та­ким образом, Блок, игнорируя сущность России, создаёт миф, кото­рый по-разному реализуется в «Кармен», «Двенадцати», «Скифах» и других произведениях, в частности, в стихотворении «Русь моя, жизнь моя, вместе ль нам маяться?..» (1910).

Уже в первой строфе разбойно-острожный мотив получает ес­тественное, только теперь государственное продолжение: Русь моя, жизнь моя, вместе ль нам маяться? Царь, да Сибирь, да Ермак, да тюрьма!

О сущности русской государственности в таком контексте га­дать не приходится...

Тема любви к Родине в этом стихотворении обретает новое и не­ожиданное звучание:

Эх, не пора ль разлучиться, раскаяться... Вольному сердиу на что твоя тьма?

Позиция героя - это позиция человека, не только вынужденно мающегося с Россией, в силу обстоятельств живущего на Родине и подумывающего о разлуке с ней, но и выступающего по отноше­нию к отчизне в роли судьи.

Используя кольцевую композицию, А.Блок вводит в первую и последнюю строфы антитезы (вольные сердце и дух героя проти­вопоставляются тьме и сонному мареву России), которые предо­пределяют и объясняют суровый приговор отчизне во второй строфе.

Начало её: «Знала ли что? Или в Бога ты верила? // Что там услы­шишь из песен твоих?» - это риторические вопросы, усугубляющие беспросветность оценок, в том числе, скрытым сарказмом. Беспро­светность усиливают и строчки, где даются прямые характеристи­ки России: «Чудь начудила, да Меря намерила // Гатей, дорог, да столбов верстовых», - и строфа, построенная по принципу дискре­дитации, перечёркивания сделанного:

Лодки да грады по рекам рубила ты, Но до Царьградских святынь не дошла... Соколов, лебедей в степь распустила ты - Кинулась из степи чёрная мгла...

Среди образов, иллюстрирующих в той или иной степени ав­торское видение истории, отметим «двойнический», предваряю­щий «Скифы»: «красное зарево» - «сонное марево».

Стихотворение «Новая Америка» (1913) представляет интерес прежде всего тем, что содержит редчайшее принципиальное при­знание: «Твоего мне не видно лица», - отчасти объясняющее пози­цию автора в «Руси», «России» и других названных и неназванных произведениях. Природно-антуражное восприятие страны («за снегами, лесами, степями») мешает понять главное - суть, дух Рос­сии; то, что в стихотворении названо «лицом». И если вопрос вто­рой строфы: «Только ль страшный простор пред очами, // Непонят­ная ширь без конца?» - несёт в себе внутреннюю неудовлетворён­ность таким эмоционально-пространственным видением России, то последовавшее затем объяснение помогает понять, почему недо­ступно «лицо» Родины.

Недоступно, в первую очередь, потому, что нет веры в Россию православную, в Русь «богомольную». В «Новой Америке», «Гре­шить бесстыдно, непробудно...» и некоторых других стихотворе­ниях в разъятом виде уже представлен образ «Святой Руси» из «Двенадцати» - «кондовой, избяной, толстозадой». И ясно одно, что в отношении к ней автор солидарен с двенадцатью красно­гвардейцами. Правда, пока речь не идёт о том, чтобы «пальнуть» в «Святую Русь».

В «Новой Америке» Блок-двоемирец вновь одномерен, одноли­неен. Через «атрибуты» веры: «глас молитвенный», «звон колоколь­ный», «кресты» - герою видится иное, являющееся для него опреде­ляющим, на что лишь «намёкнуто»:

Нет, не старческий лик и не постный Под московским платочком цветным! <...> Шепотливые, тихие речи, Запылавшие щёки твои...

Так реализуется постоянное желание видеть в России Кармен, готовность верить в Россию-Кармен.

Постоянство проявляется и в другом: у Н.Некрасова (чьё воспри­ятие отчизны было явно созвучно поэту) Русь, как общеизвестно, «и убогая, и обильная...», у АБлока же в «Новой Америке» - лишь «убо­гая финская...». Этот «левый» дальтонизм - способность видеть толь­ко одну сторону многогранного явления - встречается в творчест­ве писателя неоднократно: в «России», «Осеннем дне», «Возмездии», «Двенадцати» и других произведениях.

Е.Эткинд, комментируя статью поэта «Без божества, без вдохно­венья», задаёт вопрос: «Откуда у Блока такой - свирепо-прорабо- точный слог?». И чуть позже сам на него отвечает, ссылаясь на сви­детельства мемуариста и биографа о психическом заболевании по­эта, которое сопровождалось «беспричинными вспышками бешен­ства» (Эткинд Е. Кризис символизма и акмеизма // Эткинд Е. Там, внутри. О русской поэзии XX века. - СПб., 1995).

Примечательно, что однобокие характеристики России, пере- иначивание её духовной сущности не вызвали ни у одного извест­ного блоковеда возражений. Более того, многие, как Г.Федотов, «хо­тели обогатить через Блока <...> знание о России» (Федотов Г. На по­ле Куликовом // «Литературная учёба», 1989, № 4). Вот, например, как с помощью поэта «обогатился» В.Орлов, всю свою жизнь посвя­тивший изучению его творчества: «Это - та историческая, «визан­тийская» Россия, что называется святой на языке Катковых и Леон­тьевых, Победоносцевых и Столыпиных, Меньшиковых и Пуриш- кевичей, «страна рабов, страна господ», где всё казалось раз и на­всегда поставленным на место: бог на иконе, царь на троне, поп на амвоне, помещик на земле, толстосум на фабрике, урядник на посту. Здесь трясли жирным брюхом и берегли добро, судили и засужива­ли, мздоимствовали и опаивали водкой, насиловали и пороли, а в гимназиях учили, что Пушкин обожал царя и почитал начальство» (Орлов В. Гамаюн. - М., 1981).

Я не ставлю под сомнение наличие в действительности блоков- ской России, но сомневаюсь в продуктивности такого взгляда, тако­го художественного метода. О возможности и необходимости ино­го подхода справедливо писал и сам поэт в октябре 1911 года: «Нам опять нужна вся душа, всё житейское, весь человек.. Возвратимся к психологии... Назад, к душе, не только к «человеку», но и ко всему че­ловеку - с духом, душой и телом, с житейским - трижды так» (БлокА.

Дневник. - М., 1989). К сожалению, этот принцип применительно к России чаще всего не соблюдается Блоком: в его зрелой лирике дух, душа отчизны практически отсутствует.

У Н.Некрасова (который, по общепринятому и справедливому мнению, был созвучен поэту в понимании многих вопросов) в ге­ниальном стихотворении «Тишина» есть строки, передающие со­стояние души, явно недоступное А.Блоку, автору третьего тома ли­рики:

Войди!Христос положит руки И снимет волею святой С души оковы, с сердца муки И язвы с совести больной... Я внял... я детски умилился... И долго я рыдал и бился О плиты старые челом, Чтобы простил, чтоб заступился.

В стихотворении «Грешить бесстыдно, непробудно...» (1914) А.Блок в изображении Родины идёт по наезженной колее, на кото­рой он печально предсказуем (вновь отчизна предстаёт в виде «тём­ного царства»). Удивление вызывает то, что поэт психологически неубедительно соединяет в лирическом герое два несовместимых человеческих типа.

Социальная ограниченность авторского видения человека и России проявляется в данном случае со всей очевидностью. Так, ге­рой - представитель «тёмного царства» - лишён АБлоком каких- либо здоровых начал. Если он и совершает благое деяние (жертву­ет деньги на храм), то тут же поэт это деяние перечёркивает: «А во- ротясь домой, обмерить // На тот же грош кого-нибудь». Схема­тизм, однобокость в изображении жизни здесь и далее в тексте про­является в предельной степени: И под лампадой у иконы Пить чай, отщёлкивая счёт, Потом переслюнить купоны, Пузатый отворив комод, И на перины пуховые В тяжёлом завалиться сне...

Подобные стереотипы в изображении «старой» России найдут своё отражение в «Двенадцати», «Интеллигенции и революции».

Однако в первой части стихотворения повествуется, думается, не о «Диких», а об их судьях - интеллигентах, ибо «пройти сторонкой в Божий храм», «Тайком к заплёванному полу // Горячим прикоснуть­ся лбом» - это поведение человека, оторванного от религиозно-на- циональных корней. Плохо также стыкуются факты из двух частей, условно говоря, «интеллигентской» и «мещанской»: с одной сторо­ны, «счёт потерять ночам и дням», «голова от хмеля трудная», с другой - пусть и с сарказмом, но речь идёт всё же о работе. То есть для того, чтобы появились «переслюнявленные купоны», нужно трудиться.

Именно это соединение боли, жалости, любви к Родине и непо­нимание, неприятие её сути, духовного предназначения определи­ло пафос «Коршуна» (1916) - стихотворения, завершающего раз­дел «Родина». Материнскому завету «крест неси» Блок придаёт нега­тивный смысл. Поэтому ответ на вопрос, венчающий произведе­ние, не вызывает у него сомнений: избавление человека, России от несчастий, «коршуна» возможно лишь на пути непокорства, пере- ступления через крест.

Когда это вскоре произошло, Блок, как следует из всего сказан­ного, был уже готов воскликнуть: «Чёрная злоба, святая злоба», «Эх, эх, без креста...».

В ранний период для Лермонтова характерно продолжение и развитие жанра романтической, преимущественно байронической, поэмы, преломленной через творчество А.С. Пушкина и декабристов (К.Ф. Рылеев), а также В.А. Жуковского, И.И. Козлова, А.А. Бестужева-Марлинского. Это сказывается не только в прямом подражании Пушкину («Кавказский пленник») и Дж. Байрону («Корсар»), но и прежде всего в характерного для романтической поэмы героя - непонятного, одинокого, гибнущего, в борьбе за свободу своей отчизны, за право свободно мыслить, любить. Романтический герой Лермонтова наделен бурными страстями, одержим неукротимым стремлением к свободе, безграничной любовью к родине и всегда обречен.

Одним из первых стихотворений Михаила Юрьевича, в котором мы можем оценивать его отношение к родине, является стихотворение написанное в 1828 году «Жалобы турка».

«…Там рано жизнь тяжка бывает для людей,

Там за утехами несется укоризна,

Там стонет человек от рабства и цепей!

Друг! Этот край … моя отчизна! ...»

Неприветливое описание «отчизны», учитывая тот факт, что на тот момент поэту всего пятнадцать лет. Уже в таком возрасте автором были осознаны некоторые социально-политические аспекты быта его родины. «… Рано жизнь тяжка бывает для людей…». Звучит как приговор, неминуемое обстоятельство, которое преследует человека с ранних лет жизни. Вовсе не радует такая картина. Возникает ощущение, которое трудно испытать человеку-космополиту. Это ощущение обиды и горечи. Лишь только у высокоморального человека найдутся душевные силы, которые помогут назвать такой край своей Отчизной.

«…Где хитрость и беспечность злобе дань несут?

Где сердце жителей волнуемо страстями? -

И где являются порой

Умы и хладные и твердые как камень? ...»

Людская злоба, хитрость, беспечность не дают покоя душе поэта. Он поражен. Его сознание не в силах смириться с тем, что сердца людей вместо того, чтобы любить, испытывать искренние порывы прекрасных чувств, «волнуемы страстями». Мятежная душа поэта бунтует против равнодушия, пассивности, малодушия своего поколения. Лермонтов не может примириться с тем, что образованные, гуманно мыслящие люди, усвоив "поздний ум" отцов, старятся в бездействии, живут без всякой цели, покорно склоняя голову перед силами реакции. Это было не в стиле Лермонтова. Его лирический герой настолько патриотичен, что готов тратить без остатка свои душевные порывы на служение отечеству. Ему только необходимо быть уверенным в том, что все это не зря. Пусть в раннем творчестве поэт увлечен романтизмом, всеми его прелестями, сложностями. Лермонтов видит и чувствует многое и с огромным энтузиазмом пытается отразить с помощью лиры все то, что не дает покоя. Но это не убивает в нем глубокого философа, который способен задуматься не только о себе, не только о народе, а том, что он может принести этому народу.

Крик души чувствуется в словах: «Друг! Этот край … моя отчизна! ...». Это родина. Она как мать, ее не выбирают. Ее искренне любят, какой бы она ни была. Ее готовы защищать от нападок тех, кто осмелиться осквернить то, что с таким трепетом мы храним у себя в душе и то, что мы ассоциируем со своей родиной.

«… Ах! если ты меня поймешь,

Прости свободные намеки; -

Пусть истину скрывает ложь:

Что ж делать? - все мы человеки! ...»

Надеждой наполнены последние строки произведения. «Что ж делать? - все мы человеки! ...». Лермонтов осознает, что все мы люди, все не идеальны, и от пороков собственной души так сложно порой очиститься. Только из таких порочных жителей различных сел, городов формируется общество, в котором мы живем в с которым в дальнейшем соотносим свое понятие родины. В стихотворении «Я видел тень блаженства; но вполне…» уже можно отметить то, что отношение к родине у Лермонтова уже другое. Он помнит и знает родину как место, где «…горесть начал знать…».

«…, я родину люблю

И больше многих: средь ее полей

Есть место, где я горесть начал знать;

Есть место, где я буду отдыхать,

Когда мой прах, смешавшися с землей,

Навеки прежний вид оставит свой…»

Но родина для него сохраняется не только в настоящем, он планирует связывать с ней свою жизнь, и даже, смерть («… Когда мой прах, смешавшися с землей, навеки прежний вид оставит свой…»). Лирический герой привязан к родной земле, она ему близка. Она не только его место жительства. И родина у Лермонтова особая, своя. Ее основные черты не ассоциируются у него с властью, великим государством. Родина Лермонтова - это широкие поля, бескрайние просторы, плодородные нивы, мужички, которые из года в год не покладая рук жнут эти нивы, трудятся. И труд их не ради славы, а ради процветания собственной отчизны.

Удручен Лермонтов-поэт тем, обстоятельством, что молодое поколение равнодушно и невоспитанно. Молодым безразлична страна, ее будущее, они не пытаются брать пример у старших, а порой старшие и не могут подать этого примера. В стихотворении «Два сокола» это явно видно:

«Братец, братец, что ты видел?

Расскажи мне поскорей".

Ах! я свет возненавидел

И безжалостных людей. -

"Что ж ты видел там худого?"

Кучу каменных сердец:

Деве смех тоска милого,

Для детей тиран отец.

Девы мукой слез правдивых

Веселятся как игрой;

И у ног самолюбивых

Гибнут юноши толпой! ...

Братец, братец! ты что ж видел?

Расскажи мне поскорей! -

"Свет и я возненавидел

И изменчивых людей.

Ношею обманов скрытых

Юность там удручена;

Вспоминаний ядовитых

Старость мрачная полна.

Гордость, верь ты мне, прекрасной

Забывается порой;

Но измена девы страстной

Нож для сердца вековой!"....

Глубокое разочарование так и льётся со строк стихотворения. «Я свет возненавидел…». Любые собственные стремления и порывы блекнут, смотря на такую обстановку в обществе. Так и хочется стать тем самым соколом, взвиться и больше не видеть всего этого безобразия. В этом произведении тесно слились темы морального воспитания общества и понимания родины, как то, что видно в обществе, какие ценности там царят и есть ли они там вообще. Но следует отметить, что если так все мрачно и беспомощно в обществе, то невольно ставится вопрос: а нужна ли тебе такая жизнь, где «куча каменных сердец»? Но Лермонтову нужна потому что, это его место, его родина. И если он здесь рожден, значит так надо. И лишь одно может заставить сияющую душу поэта подумать о том, что родина ему скучна:

Не могу на родине томиться,

Прочь отсель, туда, в кровавый бой.

Там, быть может, перестанет биться

Это сердце, полное тобой.

Любовь к родине способна уместиться в сердце творца с чувствами к противоположному полу. Но тут сразу возникают какие-то особые мысли. Скрыться от любви к девушке именно там, где он сможет отдать долг родине, на поле боя. Тем более когда эта тема так актуальна. Война с Наполеоном была еще одним поводом для того, чтобы убедиться в силе и мощи государства Россия. Лермонтов не мог остаться равнодушным и в очередной раз высказал свое особое мнение:

Скажи-ка, дядя, ведь не даром

Москва, спаленная пожаром,

Французу отдана?

Ведь были ж схватки боевые,

Да, говорят, еще какие!

Недаром помнит вся Россия

Про день Бородина!

Эти строки живут по сей день, и каждый, услышав их, вспоминает о тех временах, когда военная мощь и мудрость полководцев русских была непоколебима. Чувство патриотизма охватывает любого, хоть мало-мальски патриотичного гражданина государства русского.

Да, были люди в наше время,

Не то, что нынешнее племя:

Богатыри - не вы!

Плохая им досталась доля:

Немногие вернулись с поля...

Не будь на то господня воля,

Не отдали б Москвы!

Но неизбежна и здесь тема разочарования в молодом поколении: «… богатыри - не вы! ...». Белинский отметил это, раскрыв еще одну мысль, заложенную в стихотворении: «Эта мысль -- жалоба на настоящее поколение, дремлющее в бездействии, зависть к великому прошедшему, столь полному славы и великих дел». Тоскует душа поэта по действенным, активным современникам:

«…Да, были люди в наше время,

Могучее, лихое племя…»

Именно за такими людьми видит поэт будущее собственной отчизны, которые могут совершать великие поступки, вершить судьбоносные дела не по наказу верхов, а по собственной доброй воле, которая дает силы строить светлое будущее себе и своему народу. Хотя в светлом будущем страны Лермонтов не был уверен. Свидетельство тому является стихотворение «Предсказание»:

Настанет год, России черный год,

Когда царей корона упадет;

Забудет чернь к ним прежнюю любовь,

И пища многих будет смерть и кровь;

Когда детей, когда невинных жен

Низвергнутый не защитит закон;

Когда чума от смрадных, мертвых тел

Начнет бродить среди печальных сел,

Чтобы платком из хижин вызывать,

И станет глад сей бедный край терзать;

И зарево окрасит волны рек:

В тот день явится мощный человек,

И ты его узнаешь - и поймешь,

Зачем в руке его булатный нож:

И горе для тебя! - твой плач, твой стон

Ему тогда покажется смешон;

И будет все ужасно, мрачно в нем,

Как плащ его с возвышенным челом.

Не добрым веет от этих строк. Чума, смрад, мрачность - нелицеприятно, но это те мысли, которые возникли и их не избежать. На пустом месте их бы не возникло. Суровая действительность будней общества в перспективе дает не радужные предсказания.

Фактом было то обстоятельство, что неравнодушен Лермонтов был к Кавказу. Целый цикл стихотворений был посвящен этому краю родины.

Кавказ! далекая страна!

Жилище вольности простой!

И ты несчастьями полна

И окровавлена войной! ...

Ужель пещеры и скалы

Под дикой пеленою мглы

Услышат также крик страстей,

Звон славы, злата и цепей? ....

Нет! прошлых лет не ожидай,

Черкес, в отечество своё:

Свободе прежде милый край

Приметно гибнет для неё.

Образ Кавказа в сознании Лермонтова горяч, пылок, как его собственное сердце. Впитанные еще в детском возрасте ощущения от Кавказа, послужили Лермонтову той основой, которая дала начало его творчества, направленное на раскрытие многогранного образа Кавказа.

Любит Михаил Юрьевич в Кавказе все: непокорность горцев, красоту горянок, величественные горные цепи, морскую стихию. Все это, несомненно, входило в сознание поэта, как часть его родины. Образ природы, а в частности образ Кавказа связан у Лермонтова с пониманием родины, ее глубины и особенностей. Иннокентий Анненский в своей статье «Об эстетическом отношении Лермонтова к природе» пишет о том, что много причин способствовало развитию в Лермонтове чувства природы. Природа Кавказа подействовала на него в годы самого раннего детства, когда духовный мир его еще складывался; над ней выучился он мечтать и думать, так что позже, в следующие свои поездки на Кавказ, он останавливался не на новом, а как бы углублял свои ранние впечатления.

Терек воет, дик и злобен,

Меж утесистых громад,

Буре плач его подобен,

Слезы брызгами летят.

Облака, змеи, пляску, локон, отделившийся от братьев в вихре вальса. Лермонтов в своих описаниях не был ни ботаником, он играл чувствами, образами, которые возникали в сознании. Нам так легко понять его, потому что образы, нарисованные им способны адаптироваться под любое воображение, на любой лад могут играть на струнах человеческой души.

Еще один образ, связанный с темой родины, который называет Лермонтов. Это образ странствия. Здесь автор показывает, что свобода и безмятежность - это хорошо, но где же привязанность к родному.

Тучки небесные, вечные странники!

Степью лазурною, цепью жемчужною

Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники

С милого севера в сторону южную.

В продолжении стихотворения видно, что Лермонтову с одной стороны жаль, что вот такая участь у туч, но с другой стороны он выражает своеобразную зависть:

Чужды вам страсти и чужды страдания;

Вечно холодные, вечно свободные,

Нет у вас родины, нет вам изгнания.

Вечные странники, которые не могут быть изгнаны, так как нет у них родины. «…Вечно холодные, вечно свободные, …». Им не о чем волноваться и беспокоиться. Они странники.

И все-таки какие бы мысли не истолковывал Михаил Юрьевич Лермонтов, все же любит он родину, любит Россию-матушку:

Люблю отчизну я, но странною любовью!

Не победит ее рассудок мой.

Ни слава, купленная кровью,

Ни полный гордого доверия покой,

Ни темной старины заветные преданья

Не шевелят во мне отрадного мечтанья.

Непоколебимо в нем чувство любви к родине. Она свята для него. «…Не победит ее рассудок мой…». Не разумом ощущает поэт любовь к отчизне, а душой. Именно так нужно любить Отечество: сердцем прикипеть к нему, и не давать возможности никому испортить светлый образ родины. Вопреки всему любить, и верить в то, что она, как мать родная, никогда о тебе не забудет. Могут забыть властители, народ, но родина не забудет. Ее любовь ты будешь ощущать и после смерти.

Но я люблю -- за что, не знаю сам --

Ее степей холодное молчанье,

Ее лесов безбрежных колыханье,

Разливы рек ее подобные морям;

Проселочным путем люблю скакать в телеге

И, взором медленным пронзая ночи тень,

Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,

Дрожащие огни печальных деревень.

В этом отрывке и заключается основная мысль того, какой именно любовью горел Лермонтов к родной стране: «…Ее степей холодное молчанье, Ее лесов безбрежных колыханье, Разливы рек ее подобные морям; …». Вот что никогда не смениться другим, вот что непоколебимо в образе родины, и вот то, за что при любых обстоятельствах нужно любить то место, где ты родился. Вот такая странная, на первый взгляд, любовь. Но проникнувшись мыслью дальше, стоит понимать, что в идеале такой и должна быть настоящая, искренняя любовь.

Творчество Михаила Юрьевича Лермонтова - неисчерпаемый кладезь мудрости, философии и мыслей о том, как необходимо понимать окружающий мир. Благодаря ему мы смогли определить особое значение родины, изучить разные стороны этого вопроса и осознать для себя, что необходимо представлять, когда приходят мысли о родине.

Тема родины в лирике А. Блока.

Тема Родины для Блока – это одна из важных тем его творчества. Этой теме он посвятил свою жизнь. Его считали певцом Прекрасной Дамы, а поэт писал и множество стихов о России, любил её всем сердцем, раздумывал о её судьбе, о её будущем.
Какой она открывается нам? Каким открывается поэт в своей патриотической лирике?
В 1906 году А. Блок написал стихотворение « Русь».
Читаешь первые три строки этого стихотворения и кажется, что это про любимую женщину:
Ты и во сне необычайна.
Твоей одежды не коснусь.
Дремлю - и за дремотой тайна…

Нет, это не о женщине – это о России. Это сон героя стихотворения, где встаёт перед ним его Родина, его Русь во всей своей красе лек, озёр, гор. Это удивительная страна, которую любит поэт за всё: за традиции, за предания старины, за песни, даже за нищету, где «в лоскутах ее лохмотий» герой прячет наготу своей души.

Русь для поэта – это нераскрытая тайна духа народного, Русь – это великий русский народ, почивающий в тайне:
Дремлю - и за дремотой тайна,
И в тайне почивает Русь.
Она и в снах необычайна…

В 1908 году поэт написал цикл «На поле Куликовом» - это пять стихотворений, посвящённых России, её историческому прошлому и будущим временам, которые волнуют поэта.
Уже первые строфы - это боль и гордость поэта, который Русь воспринимает как женщину, жену:

О, Русь моя! Жена моя! До боли
Нам ясен долгий путь!
Наш путь - стрелой татарской древней воли
Пронзил нам грудь.

Наверное, никто так не обращался к России. Блок сравнивает Русь с женщиной, женой, с которой ему предстоит проделать долгий путь, полный лишений, разочарований и потерь:

И вечный бой! Покой нам только снится
Сквозь кровь и пыль...
Летит, летит степная кобылица

В стихах «На поле Куликовом» - предчувствие грядущих бурь, трагедий. Поэт видит весь путь страны - «от поля Куликова» до современных дней. Блок придает большое значение Куликовской битве как важному событию истории.

Образ России многогранен: «слышал я Твой голос сердцем вещим, В криках лебедей», «Твой лик нерукотворный». Образ Руси сравнивается и с образом Богоматери.

Любовь к Родине, к народу А, А. Блок выразил в стихотворении «Россия», написанном тоже в 1908 году. Это произведение сочетает в себе и настоящее, реальное и что-то мечтательное, очень лиричное, как в песнях:Россия, нищая Россия,Мне избы серые твои,Твои мне песни ветровые -Как слезы первые любви!

Поэт пишет о России и открывает Образ Христа.который, с одной стороны, носит лирический характер, а с другой - эпический, народный. О таком Христе Блок говорит в стихотворении “Родина”:
Когда-то там, на высоте,
Рубили деды сруб горячий
И пели о своем Христе.
В образе Христа, весть о котором идет из темной России, нет смирения, он несет возмездие:
И капли ржавые, лесные,
Родясь в глуши и темноте,
Несут испуганной России
Весть о сжигающем Христе.
Образ Христа в поэме “Двенадцать” – это тоже про Россию, с которой и в революционные дни, по мнению Блока, Христос был рядом.
Можно приводить множество примеров и из других стихов о России – она разная, Родина наша, в творчестве Блока, но всегда согрета любовью поэта, его верностью, гордостью, надеждой.

Тема Родины, России, органически вошла в русскую поэзию, вобрав в себя всё лучшее, что было свойственно русским поэтам. Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Есенин, Блок… Каждый из них находил в этой теме свое, глубоко личностное, и в то же время нечто общее, что составляет суть русского национального характера, без чего теряется смысл жизни на земле. «Этой теме я сознательно и бесповоротно посвящаю жизнь. Всё ярче сознаю, что это – первейший вопрос, самый жизненный, самый реальный», – писал Александр Блок в конце 1908 года К.С. Станиславскому. Созвучное этому признание мы находим и у Сергея Есенина: «Моя лирика жива одной большой любовью – любовью к родине. Чувство родины – основное в моем творчестве».

Обращаясь к лирике Блока, следует отметить одну особенность в изображении Родины. Основную роль в восприятии поэтом Родины играют не его внешние впечатления, а скорее, их преломление в душе поэта, сопоставление с его внутренними переживаниями, Он говорил о родине с бесконечной любовью, с проникновенной нежностью, с щемящей болью и светлой надеждой. Его судьба – судьба родины, неотделима от нее, неразрывно связана с ней:

Россия, нищая Россия,

Мне избы серые твои,

Твои мне песни ветровые, –

Как слезы первые любви!..

Широкая, многоцветная, полная жизни и движения картина родной земли «в красе заплаканной и древней» слагается в стихах Блока. Необъятные русские дали, бесконечные дороги, полноводные реки, буйные вьюги и метелицы, кровавые закаты, горящие села, бешеные тройки, серые избы, тревожные крики лебедей и плач журавлиной стаи, верстовые столбы, поезда и станционные платформы, пожар войны, солдатские эшелоны, песни и братские могилы – всё это как в пестром калейдоскопе проносится перед нами, когда мы читаем стихи Блока, и всё это Россия, его многострадальная родина. Пусть она бедна, пусть горька и безрадостна, но поэт видит в ней такую мощь, перед которой не устоять ее врагам и насильникам:

Какому хочешь чародею

Отдай разбойничью красу!

Пускай заманит и обманет, –

Не пропадешь, не сгинешь ты,

И лишь забота затуманит

Твои прекрасные черты…

С такими раздумьями и признаниями обращался поэт к России, и поистине не жалость к родине, а совсем иные чувства испытывал он – любовь, обожание, гордость, ту гордость за нее, которая в свое время вдохновила Гоголя на создание гимна России – необгонимой тройки, несущейся с безудержной силой в неоглядную даль.

С годами само представление о родине становилось у поэта все более реальным и отчетливым. В цикле «На поле Куликовом» голос поэта словно растворяется в голосе самой истории родной страны, у которой такое великое прошлое и огромное будущее, что дух захватывает, именно в прошлом ищет поэт животворную силу, позволяющую Руси не бояться «тьмы». Так появляется образ Родины – степной кобылицы, несущейся вскачь. Степная кобылица воплощает в себе и скифские истоки, и вечное движение. Поиски будущего у Блока трагичны. Страдание – неизбежная плата за движение вперед. Поэтому путь Родины лежит через боль: «Наш путь – стрелой татарской древней воли пронзил нам грудь». В этом стихотворении Блок создал самобытно-неповторимый лирический образ родины – не матери, каким он был у поэтов прошлого, а красавицы-подруги, возлюбленной, невесты, «светлой жены» – образ, овеянный поэзией русского песенного и сказочного фольклора:

О, Русь моя! Жена моя! До боли

Нам ясен долгий путь!

Идет «вечный бой» – за Русь, за милого друга, за все то, что дорого и свято, и нет отдыха в этой трудной и напряженной борьбе:

И вечный бой! Покой нам только снится

Сквозь кровь и пыль…

В грозах и бурях революции Родина открылась Блоку как самое близкое и дорогое, что есть в жизни. Россия Блока – надежда и утешение. Ее лик «светел навсегда», она хранит «первоначальную чистоту» души поэта. Это страна громадной, еще не выявленной вполне мощи и энергии. Она никогда не пропадет и не сгинет, с нею «и невозможное возможно», – она ведет на «вечный бой» и указывает путь вперед, в будущее. «Будущее России лежит в еле тронутых силах народных масс и подземных богатств…» – писал Блок за два года до Октябрьской революции. «Россия – буря», – говорил Блок. Свое новое понимание родины и революции поэт выразил в поэме «Двенадцать». В ней он запечатлел открывшийся ему в романтических метелях и пожарах образ новой, свободной родины. Олицетворением новой всемирной и всечеловеческой религии, символом всеобщего обновления жизни стал образ Христа в финале поэмы.

В решающие для революции дни Блок вновь обратился к волновавшему его вопросу об исторических судьбах и задачах России. Его поэма «Скифы» прозвучала одновременно и как грозное предупреждение старому миру:

Мильоны – вас. Нас – тьмы, и тьмы,

Попробуйте, сразитесь с нами!

Да, скифы – мы! Да, азиаты – мы, –

С раскосыми и жадными очами!

и как страстный призыв ко всем людям доброй воли покончить с «ужасами войны»:

Придите к нам! От ужасов войны

Придите в мирные объятья!

Пока не поздно старый меч в ножны!

Товарищи! Мы станем – братья!

Блок верил в великое будущее России. В 1918 году он писал: «России суждено пережить муки, унижения, разделения; но она выйдет из этих унижений новой и по-новому великой…» Поэт знал – и мог повторить вслед за Брюсовым – знаменательные слова, впервые прозвучавшие в начале века:

Поэт всегда с людьми, когда шумит

И песня с бурей вечно сестры.

В этих строках мы находим верный и глубокий ответ на вопрос о том, что составляет основной смысл стихов Блока, обладающих великой жизненной силой и по праву ставших ныне достоянием самых широких кругов наших читателей.

Певцом России, поэтом, у которого «в сердце светит Русь», был Сергей Есенин. Немногим более десяти лет звенел голос Есенина в русской поэзии; за это время менялись его взгляды на жизнь и людей, бурная эпоха выдвигала новые темы, развивался и рос поэт. Но его постоянной любовью оставалась Родина. Этой большой теме он оставался верен всю жизнь. И весь он как одна сердечная и пронзительная песня о России: ей пропел он свои самые задушевные песни, любовь к ней его «томила, мучила и жгла». Всё: и костер зари, и плеск волны, и серебристая луна, и шелест тростника, и необъятная небесная синь, и голубая гладь озер – вся красота родного края отразилась в стихах, полных любви к русской земле:

О Русь – малиновое поле

И синь, упавшая в реку, –

Люблю до радости и боли

Твою озерную тоску.

Тема Родины развивается на протяжении всего творческого пути Есенина. Образ Родины появляется уже в первых стихах. Поэт воспевает неброскую красоту и удивительную прелесть природы средней полосы России. Радостный и многоцветный мир буквально завораживает, когда мы читаем есенинские стихи. Родина-Русь в дооктябрьских стихах выступает как привольная и вместе с тем многострадальная страна, по-некрасовски «убогая и обильная». Поэтому ее образ чаще всего сопровождается грустно-напевными интонациями. В стихотворении «Гой ты, Русь моя родная…» чувство любви к родине молодому поэту удалось выразить так просто, ясно, сильно и художественно, что это выдвинуло его в ряд крупнейших русских поэтов:

Если крикнет рать святая:

«Кинь ты Русь, живи в раю!»

Я скажу: «Не надо рая,

Дайте родину мою.»

Октябрьская революция озарила поэзию Есенина новым светом. В его стихах этого периода, с «космическим» пафосом прославляющих будущее «грозной» Руси, возникают библейские образы, которые отражают стремление поэта передать грандиозность свершившегося. Есенин ждал от революции идиллического «земного рая» для мужиков. Надежды поэта не оправдались, и Есенин переживает полосу духовного кризиса, не может понять, «куда несет нас рок событий». Обновление села представляется ему вторжением враждебного «скверного», «железного» гостя, перед которым беззащитна сама природа. И Есенин чувствует себя «последним поэтом деревни». Но «оставаясь поэтом золотой бревенчатой избы», Есенин понимает необходимость перемен в старой деревне. Страстное желание увидеть «мощь родной страны» звучит в строках:

Я не знаю, что будет со мною…

Может, в новую жизнь не гожусь,

Но и всё же хочу я стальною

Видеть бедную, нищую Русь.

Ощущая свою сопричастность всему тому, что происходит в советской стране, Есенин пишет:

Приемлю всё.

Как есть всё принимаю.

Но проходит немного времени и отношение поэта к новому меняется. В «расколе» страны он не находит воплощения своих ожиданий. Революция меняет привычный уклад жизни русской деревни. Тогда и рождаются горькие строки стихотворений: «Русь уходящая», «Русь советская», «Русь бесприютная». Поэт пытается убежать от себя, уезжает за границу. Но жизнь вдали от любимой России оказывается невозможной. Он возвращается домой, но Россия уже не та, всё изменилось, всё стало для него чужим:

Язык сограждан стал мне как чужой,

В своей стране я будто иностранец.

Если в дореволюционных стихах Есенина крестьянская Русь выглядела как «край заброшенный», «край-пустырь», то теперь Русь – советскую – поэт видит разбуженной, возродившейся к новой жизни. И Есенин от души приветствует молодое поколение: «Цветите, юные! И здоровейте телом! У вас иная жизнь, у вас другой напев».

Поэт искренне стремился идти в ногу со своим временем, быть верным сыном отчизны и своего народа. Незадолго до смерти он писал:

Хочу я быть певцом

И гражданином,

Чтоб каждому,

Как гордость и пример,

Был настоящим,

А не сводным сыном –

В великих штатах СССР.

Беззаветная любовь к своему народу, беспредельная вера в него, патриотизм в поэзии Есенина, выраженные с подкупающей искренностью, сделали его поэзию достоянием многочисленного читателя. Его лирика никого не оставляет равнодушным и продолжает жить, пробуждая чувство любви к родимому краю, ко всему родному и близкому.