В № 38 газеты «Аргументы и Факты» за 1991 год опубликована заметка писателя А. Жовтиса «Уточнения к канонической версии», посвященная обстоятельствам ареста Зои Космодемьянской. На нее последовал ряд читательских откликов. Один из них был подписан фамилиями врачей Научно-методического центра детской психиатрии. В нем утверждалось, что в 1938-1939 годах Зоя неоднократно находилась на обследованиях в этом центре, а также лежала в детском отделении больницы имени Кащенко с подозрением на шизофрению.

Однако никаких других свидетельств о том, что Зоя страдала психической болезнью или могла ею страдать, обнаружено не было. Правда, совсем недавно известный публицист Андрей Бильжо, по профессии врач-психиатр, заявил, что ему в свое время довелось лично ознакомиться в больнице имени Кащенко с историей болезни Зои Космодемьянской и что она была изъята из архивов во времена перестройки.

Что же было на самом деле? По официальной версии, в конце 1940 года Зоя заболела острым менингитом и попала в Боткинскую больницу. После этого она проходила реабилитацию в санатории «Сокольники», где, кстати, познакомилась с находившимся там же на лечении писателем Аркадием Гайдаром…

После перестройки стало модным развенчивать советских героев. Были сделаны и попытки опорочить имя мученически погибшей от руки фашистов Зои Космодемьянской, которая долгие годы считалась символом мужества советского народа. Так, писали, что многие поступки Зои объясняются тем, что она была психически нездорова.

Имеется в виду поджог трех домов, в которых остановились немцы, в подмосковной деревне Петрищево. Мол, девушка была пироманкой, у нее была страсть к поджигательству… Однако имелся подписанный лично Сталиным приказ о сожжении десяти населенных пунктов под Москвой, занятых фашистами. В их числе было и Петрищево. Зоя являлась вовсе не «самостийной» партизанкой, а бойцом разведывательно-диверсионной группы, и выполняла задание, данное ей командиром. При этом ее предупредили о возможности попадания в плен, пыток и смерти.

Вряд ли ее приняли бы в разведгруппу, если бы что-то было не так с психикой. В большинстве случаев добровольцы и призывники должны были представить медицинские справки о состоянии здоровья.

Да, после гибели именем Зои Космодемьянской воспользовались в пропагандистских целях. Но это не значит, что она не заслужила своей славы. Она была простой советской школьницей, которая предпочла пойти на муки и смерть ради победы над врагом.

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Космодемьянская Любовь Тимофеевна
Повесть о Зое и Шуре

Любовь Тимофеевна Космодемьянская

Повесть о Зое и Шуре

Дети Л.Т.Космодемьянской погибли в борьбе с фашизмом, защищая свободу и независимость своего народа. О них она рассказывает в повести. По книге можно день за днем проследить жизнь Зои и Шуры Космодемьянских, узнать их интересы, думы, мечты.

Вступление

Осиновые Гаи

Новая жизнь

Снова дома

Горькая весть

Брат и сестра

"Людей посмотреть, мир повидать!"

Неизгладимый след

В путь-дорогу

Год спустя

Все вместе

Праздник

Вечером...

По дороге в школу

Новоселье

Новая школа

Греческие мифы

Любимые книги

Новое пальто

"Челюскин"

Старшая и младший

Сергей Миронович

"А кто у нас был!"

Чудесное путешествие

"Взвейтесь кострами, синие ночи!"

Дневники

"Белая палочка"

Девочка в розовом

Татьяна Соломаха

Первый заработок

Вера Сергеевна

Высокая мера

"Отлично" по химии

Наедине с собой

"Само собой разумеется"

Дом по Старопетровскому проезду

Под Новый год

Тяжелые дни

Аркадий Петрович

Одноклассники

"Зеленый шум"

Двадцать второе июня

Военные будни

Первые бомбы

"Чем ты помог фронту?"

Прощанье

Записная книжка

В Петрищеве

Как это было

Рассказ Клавы

Со всех концов страны

"Пожелай мне доброго пути!"

Вести из Ульяновска

Военный корреспондент

Пять фотографий

"Я очень хочу жить!"

От всего сердца

Смертью героя

Они должны быть счастливыми!

ВСТУПЛЕНИЕ

Апрель 1949 года. Огромный зал Плейель в Париже. Конгресс защитников мира. Флаги всех наций украшают трибуну, и за каждым флагом – пароды и страны, человеческие надежды и человеческие судьбы.

Алый флаг нашей страны. На нем – серп и молот, символ мирного труда, нерушимого союза между теми, кто работает, строит, созидает.

Мы, члены советской делегации, все время ощущаем, что нас окружает горячая любовь участников конгресса. Нас встречают так сердечно, нас приветствуют так радостно! И каждый взгляд, каждое рукопожатие словно говорит: "Мы верим в вас. Мы надеемся на вас. Мы никогда не забудем того, что вы сделали..."

Как велик мир! Это с особенной, поражающей силой чувствуешь здесь, в просторном, высоком зале, глядя на белые, желтые, оливково-смуглые лица, лица всех цветов и оттенков – от молочно-белого до черного. Две тысячи человек со всех концов земли собрались сюда, чтобы от имени народа сказать свое слово в защиту мира, в защиту демократии и счастья.

Я смотрю в зал. Тут много женщин. На их лицах страстное, неотступное внимание. Да и может ли быть иначе! Призыв к миру несется поистине со всех концов земли, и в нем – надежда всех жен и матерей.

Сколько услышала я здесь рассказов о людях, которые пожертвовали жизнью для того, чтобы победить фашизм, чтобы минувшая война закончилась победой света над тьмой, благородного над подлым, человеческого над бесчеловечным!

И я думаю: неужели кровь наших детей пролилась напрасно? Неужели мир, добытый ценою жизни наших детей, ценою наших слез – слез матерей, вдов и сирот, – будет вновь нарушен по воле злобных и гнусных сил?

На трибуну конгресса поднимается наш делегат – Герой Советского Союза Алексей Маресьев. Его встречают бурей аплодисментов. Для всех присутствующих Алексей Маресьев олицетворяет русский народ, его мужество и стойкость, его беззаветную отвагу и выдержку.

– Каждый человек должен спросить себя: "Что я делаю сегодня в защиту мира?" – несутся в зал слова Алексея Маресьева. – Нет сейчас более почетной, более благородной, более высокой цели, чем борьба за мир. Это обязанность каждого человека...

Я слушаю его и спрашиваю себя: что же я могу сделать сегодня для дела мира? И отвечаю себе: да, я тоже могу вложить свою долю в это великое дело. Я расскажу о своих детях. О детях, которые родились и росли для счастья, для радости, для мирного труда – и погибли в борьбе с фашизмом, защищая труд и счастье, свободу и независимость своего народа. Да, я расскажу о них...

ОСИНОВЫЕ ГАИ

На севере Тамбовской области есть село Осиновые Гаи. "Осиновый гай" значит "осиновый лес". Старики рассказывали, что когда-то здесь и вправду росли дремучие леса. Но в пору моего детства лесов уже не было и в помине.

Кругом далеко-далеко расстилались поля, засеянные рожью, овсом, просом. А у самого села земля была изрезана оврагами; с каждым годом их становилось все больше, и казалось – крайние избы вот-вот сползут на дно по крутому, неровному откосу. В детстве я побаивалась зимними вечерами выходить из дому: все холодно, неподвижно, всюду снег, снег без конца и края, и далекий волчий вой – то ли он слышится на самом деле, то ли мерещится настороженному детскому слуху...

Зато весной как преображалось все вокруг! Зацветали луга, земля покрывалась нежной, словно светящейся зеленью, и всюду алыми, голубыми, золотыми огоньками вспыхивали полевые цветы, и можно было целыми охапками приносить домой ромашки, колокольчики, васильки.

Село наше было большое – около пяти тысяч жителей. Почти из каждого двора кто-нибудь уходил на заработки в Тамбов, Пензу, а то и в Москву клочок земли не мог прокормить бедняцкую крестьянскую семью.

Я росла в большой и дружной семье. Мой отец, Тимофей Семенович Чуриков, был волостной писарь, человек без образования, но грамотный и даже начитанный. Он любил книгу и в спорах всегда ссылался на прочитанное.

– А вот, помнится, – говорил он собеседнику, – пришлось мне прочитать одну книгу, так там насчет небесных светил объяснено совсем по-другому, чем вы рассуждаете...

Три зимы я ходила в земскую школу, а осенью 1910 года отец отвез меня в город Кирсанов, в женскую гимназию. Более сорока лет прошло с тех пор, но я помню все до мелочей, словно это было вчера.

Меня поразило двухэтажное здание гимназии – у нас в Осиновых Гаях не было таких больших домов. Крепко держась за руку отца, я вошла в вестибюль и остановилась в смущении. Все было неожиданно и незнакомо: просторный вход, каменный пол, широкая лестница с решетчатыми перилами. Здесь уже собрались девочки со своими родителями. Они-то и смутили меня больше всего, больше даже, чем непривычная, показавшаяся мне роскошной обстановка. Кирсанов был уездным купеческим городом, и среди этих девочек, пришедших, как и я, держать экзамены, мало было крестьянских детей. Мне запомнилась одна, по виду настоящая купеческая дочка – пухлая, розовая, с ярко-голубой лентой в косе. Она презрительно оглядела меня, поджала губы и отвернулась. Я прижалась к отцу, а он погладил меня по голове, словно говоря: "Не робей, дочка, все будет хорошо".

Потом мы поднялись по лестнице, и нас стали одну за другой вызывать в большую комнату, где за столом сидели три экзаменатора. Помню, что я ответила на все вопросы, а под конец, забыв все свои страхи, громко прочла:

Отсель грозить мы будем шведу,

Здесь будет город заложен

Назло надменному соседу...

Внизу меня ждал отец. Я выбежала к нему, не помня себя от радости. Он сразу поднялся, пошел мне навстречу, и лицо у него было такое счастливое...

Так начались мои гимназические годы. Я сохранила о них теплое благодарное воспоминание. Математику у нас ярко, интересно преподавал Аркадий Анисимович Белоусов, русский язык и литературу – его жена, Елизавета Афанасьевна.

В класс она всегда входила улыбаясь, и устоять перед улыбкой ее мы не могли – такая она была живая, молодая и приветливая. Елизавета Афанасьевна садилась за свой стол и, задумчиво глядя на нас, без всякого вступления начинала:

Роняет лес багряный свой убор...

Мы могли слушать ее без конца. Она хорошо рассказывала, увлекаясь и радуясь красоте того, о чем говорила.

Слушая Елизавету Афанасьевну, я поняла: учительский труд – большое искусство. Чтобы стать хорошим, настоящим учителем, надо иметь живую душу, ясный ум и, конечно, надо очень любить детей. Елизавета Афанасьевна любила нас. Она никогда не говорила об этом, но мы это знали без всяких слов – по тому, как она смотрела на нас, как иной раз сдержанно и ласково клала руку на плечо, как огорчалась, если кого-нибудь из нас постигала неудача. И нам все нравилось в ней: ее молодость, красивое вдумчивое лицо, ясный, добрый характер и любовь к своему труду. Много позже, уже став взрослой и воспитывая своих детей, я не раз вспоминала любимую учительницу и старалась представить себе, что сказала бы она мне, что посоветовала бы в трудную минуту.

И еще одним памятна мне кирсановская гимназия: учитель рисования нашел у меня способности к живописи. Рисовать я очень любила, но даже себе боялась признаться, что хотела бы стать художницей. Сергей Семенович Помазов однажды сказал мне:

– Вам надо учиться, непременно надо учиться: у вас большие способности.

Он, как и Елизавета Афанасьевна, очень любил свой предмет, и мы на его уроках узнавали не только о цвете, линиях, пропорциях, о законах перспективы, но и о том, что составляет душу искусства – о любви к жизни, об умении видеть ее повсюду, во всех ее проявлениях. Сергей Семенович первый познакомил нас с творениями Репина, Сурикова, Левитана – у него был большой альбом с прекрасными репродукциями. Тогда в моей душе зародилась еще одна мечта: поехать в Москву, побывать в Третьяковской галерее...

НОВАЯ ЖИЗНЬ

Весть об Октябрьской революции застала меня еще в Кирсанове. Признаться, тогда я не очень поняла, что произошло. Помню только одно радостное ощущение: настал большой народный праздник. Город шумит и ликует, плещутся на ветру красные флаги. На митингах выступают простые люди солдаты, рабочие.

Когда я вернулась в родное село, брат Сергей, друг моего детства и старший товарищ, сказал мне:

– Начинается новая жизнь, Люба, понимаешь, совсем новая! Пойду добровольцем в Красную Армию, не хочу оставаться в стороне.

Сергей был всего двумя годами старше меня, во я рядом с ним была еще совсем девчонкой. Он больше знал, лучше разбирался в происходящем. И я видела, что решение он принял твердое.

– Сережа, а мне что делать? – спросила я.

– Учительствовать! Конечно, учительствовать, – ни секунды не колеблясь, ответил брат. – Знаешь, теперь, школы начнут расти как грибы. Думаешь, в Осиновых Гаях по-прежнему будет только две школы на пять тысяч жителей? Ну нет! Все учиться будут, вот увидишь. Народ больше без грамоты жить не станет.

Через два дня после моего приезда он ушел в Красную Армию, а я, не откладывая дела в долгий ящик, пошла в отдел народного образования и тут же получила назначение: в деревню Соловьянку, учительницей начальных классов.

Соловьянка была в трех верстах от Осиновых Гаев: бедная, неприглядная деревенька, убогие избы, крытые соломой.

Немного утешила меня школа. Бывший барский дом стоял на краю деревни, утопая в зелени. Листва деревьев уже была тронута желтизной, но еще издали так весело и приветливо алели кисти рябины, вытянувшейся перед самыми окнами, что я невольно повеселела. Дом оказался довольно крепким и вместительным. Кухонька, прихожая и две комнаты: одна, побольше, – класс, другая – маленькая, с железными ставнями, – предназначалась мне. Я тут же разложила на столе привезенные с собой тетради, буквари и задачники, карандаши, ручки и перья, поставила бутыль с чернилами и пошла по деревне. Надо было переписать всех ребятишек школьного возраста – мальчиков и девочек.

Я заходила подряд во все избы. Встречали меня в первую минуту с недоумением, но потом разговаривали приветливо.

– Учительница, стало быть? Ну, учи, учи! – сказали мне высокая худая старуха с густыми и, показалось мне, сердито сдвинутыми бровями. – А только девчонок напрасно записываешь. Не к чему им учиться. Ткать да прясть, а там и замуж – для чего тут грамота?

Но я твердо стояла на своем.

– Теперь не прежнее время. Теперь совсем новая жизнь начинается, сказала я словами брата Сергея. – Учиться всем надо.

На другой день класс был битком набит – пришли все тридцать ребят, записанных мною накануне.

В крайнем ряду, у окон, сидели малыши – первоклассники, в среднем ряду – ученики второго класса, с другого края, у стены, – самые старшие, четырнадцатилетние, их было всего четверо. На первой парте, передо мной, сидели две девочки, обе светловолосые, веснушчатые и голубоглазые, в одинаковых цветастых платьях. Они были самые младшие, звали их Лида и Маруся Глебовы. Четыре старших мальчика у стены чинно встали, за ними поднялись и остальные.

– Здравствуйте, Любовь Тимофеевна! – услышала я нестройный хор детских голосов. – С приездом вас!

– Здравствуйте. Спасибо! – ответила я.

Так начался мой первый урок, а потом дни пошли за днями. Мне было очень трудно справляться одновременно с тремя разными классами. Пока малыши старательно писали палочки, а старшие решали задачи на именованные числа, я рассказывала среднему ряду, отчего день сменяется ночью. Потом я проверяла задачку у больших, а вторая группа писала существительные женского рода с мягким знаком после шипящих. Тем временем малыши уставали выводить свои палочки, я возвращалась к ним, и они начинали читать, во все горло выкликая по складам: "Ау, ма-ма!" Или: "Ма-ша е-ла ка-шу!"

Я с головой ушла в работу. Мне было весело и хорошо с моими ребятами. Дни пролетали незаметно. Раза два приходил ко мне из соседней деревни учитель, у которого был огромный, по моим тогдашним понятиям, опыт: он преподавал в школе уже целых три года! Он сидел у меня на уроках, слушал, а потом давал советы и на прощанье всегда говорил, что дела мои идут хорошо.

– Детишки любят вас, – пояснял он, – а это самое главное.

СНОВА ДОМА

В Соловьянке я учительствовала одну зиму. С нового учебного года меня перевели в Осиновые Гаи. Жалко мне было расставаться с соловьянскими ребятишками – мы успели привыкнуть друг к другу, – но переводу я обрадовалась: хорошо быть снова дома, среди родных!

Вернувшись в Осиновые Гаи, я снова встретилась с товарищем детства Толей Космодемьянским. Он был моим сверстником, но казался много взрослее: по серьезности, по жизненному опыту я не могла равняться с ним. Анатолий Петрович около года служил в Красной Армии, а теперь заведовал в Осиновых Гаях избой-читальней и библиотекой.

Тут же, в избе-читальне, собирался на репетиции драматический кружок: молодежь Осиновых Гаев и окрестных деревень, школьники и учителя ставили "Бедность не порок". Я играла Любовь Гордеевну, Анатолий Петрович – Любима Торцова. Он был и нашим руководителем и режиссером. Объяснения он давал весело, интересно. Если кто-нибудь путал, перевирал слова Островского или начинал вдруг кричать не своим голосом, неестественно таращить глаза и размахивать руками, Анатолий Петрович так остроумно, хоть и беззлобно, передразнивал его, что у того сразу пропадала охота становиться на ходули. Смеялся он громко, весело, неудержимо – ни у кого больше я не слышала такого искреннего, радостного смеха.

Вскоре мы с Анатолием Петровичем поженились, и я переселилась в дом Космодемьянских. Анатолий Петрович жил с матерью – Лидией Федоровной – и с младшим братом Федей. Другой брат – Алексей – служил в Красной Армии.

Жили мы с Анатолием Петровичем хорошо, дружно. Он был человек сдержанный, не щедрый на ласковые слова, но я в каждом его взгляде и поступке чувствовала постоянную заботу обо мне, и понимали мы друг друга с полуслова. Очень обрадовались мы, узнав, что у нас будет ребенок. "Непременно будет сын!" – решили мы и вместе придумывали мальчугану имя, гадали о его будущем.

– Ты только подумай, – вслух мечтал Анатолий Петрович, – как это интересно: впервые показать ребенку огонь, звезду, птицу, повести его в лес, на речку... а потом повезти к морю, в горы... понимаешь, впервые!

И вот родился он, наш малыш.

– С дочкой вас, Любовь Тимофеевна, – сказала ходившая за мной старушка. – А вот и сама она голос подает.

В комнате раздался звонкий плач. Я протянула руки, и мне показали крошечную девочку с белым личиком, темноволосую и синеглазую. В эту минуту мне показалось, что я вовсе никогда и не мечтала о сыне и всегда хотела и ждала именно ее, вот эту самую девочку.

– Назовем дочку Зоя, – сказал Анатолий Петрович.

И я согласилась.

Может быть, тому, у кого никогда не было детей, кажется, что все младенцы на один лад: до поры до времени они ничего не понимают и умеют только плакать, кричать и мешать старшим. Это неправда. Я была уверена, что узнаю свою девочку из тысячи новорожденных, что у нее особенное выражение лица, глаз, свой, не похожий на других голос. Я могла бы, кажется, часами было бы только время! – смотреть, как она спит, как сонная вытаскивает ручонку из одеяла, в которое я ее туго завернула, как открывает глаза и пристально смотрит прямо перед собою из-под длинных густых ресниц.

А потом – это было удивительно! – каждый день стал приносить с собой что-то новое, и я поняла, что ребенок действительно растет и меняется "не по дням, а по часам". Вот девочка стала даже среди самого громкого плача умолкать, услышав чей-нибудь голос. Вот стала улавливать и тихий звук, и поворачивать голову на тиканье часов. Вот начала переводить взгляд с отца на меня, с меня на бабушку или на "дядю Федю" (так мы после рождения Зои стали шутя называть двенадцатилетнего брата Анатолия Петровича). Пришел день, когда дочка стала узнавать меня – это был хороший, радостный день, он запомнился мне навсегда. Я наклонилась над люлькой. Зоя посмотрела на меня внимательно, подумала и вдруг улыбнулась. Меня все уверяли, будто улыбка эта бессмысленная, будто дети в этом возрасте улыбаются всем без разбору, но я-то знала, что это не так!

Зоя была очень маленькая. Я ее часто купала – в деревне говорили, что от купанья ребенок будет расти быстрее. Она много бывала на воздухе и, несмотря на то что приближалась зима, спала на улице с открытым личиком. На руки мы ее попусту не брали – так советовали и моя мать, и свекровь Лидия Федоровна: чтоб девочка не разбаловалась. Я послушно следовала этому совету, и, может быть, именно поэтому Зоя крепко спала по ночам, не требуя, чтобы ее укачивали или носили на руках. Она росла очень спокойной и тихой. Иногда к ней подходил "дядя Федя" и, стоя над люлькой, упрашивал: "Зоенька, скажи: дя-дя! Дай! Ну, говори же: ма-ма! Ба-ба!"

Его ученица широко улыбалась и лепетала что-то совсем не то. Но через некоторое время она и в самом деле стала повторять, сперва неуверенно, а потом все тверже: "дядя", "мама"... Помню, следующим ее словом после "мама" и "папа" было странное слово "ап". Она стояла на полу, совсем крошечная, потом вдруг приподнялась на цыпочки и сказала: "Ап!" Как мы после догадались, это означало: "Возьми меня на руки!"

ГОРЬКАЯ ВЕСТЬ

Стояла зима, такая жестокая и морозная, какой не помнили старики. В моей памяти этот январь остался леденяще холодным и темным: так изменилось и потемнело все вокруг, когда мы узнали, что умер Владимир Ильич. Ведь он был для нас не только вождь, великий, необыкновенный человек. Нет, он был словно близкий друг и советчик для каждого; все, что происходило в нашем селе, у нас дома, было связано с ним, все шло от него – так понимали и чувствовали все.

Прежде у нас было всего две школы, а теперь их больше десяти – это сделал Ленин. Прежде бедно и голодно жил народ, а теперь он поднялся на ноги, окреп, зажил совсем по-другому, – кого же, как не Ленина, благодарить нам за это? Появилось кино. Учителя, врачи и агрономы беседовали с крестьянами, читали им лекции: полно народу было в избе-читальне и в Народном доме. Быстро росло село, светлее и радостнее становилась жизнь. Кто не умел грамоте – научился; кто овладел грамотой – подумывает о дальнейшем ученье. Откуда же все это, кто принес нам эту новую жизнь? На этот вопрос у всех был один ответ, одно дорогое и светлое имя: Ленин.

И вдруг нет его... Это не укладывалось в сознании, с этим нельзя было примириться.

– Какой человек умер!.. Ильичу бы жить да жить, до ста лет жить, а он умер... – говорил старик Степан Корец.

Через несколько дней в Осиновые Гаи приехал рабочий Степан Забабурин, наш бывший деревенский пастух. Он рассказал о том, как со всех концов страны потянулись люди к гробу Владимира Ильича.

– Мороз, дыханье стынет, – говорил он, – ночь на дворе, а народ все идет, все идет, краю не видно. И детишек с собой взяли, чтоб посмотрели в последний раз.

– А мы вот не увидим его, и Зоюшка не увидит, – с грустью сказал Анатолий Петрович.

Мы не знали тогда, что у вечной Кремлевской стены будет выстроен Мавзолей и еще через много лет можно будет прийти и увидеть Ильича.

Анатолий Петрович любил, сидя за столом, брать Зою к себе на колени. За обедом он обычно читал, а дочка сидела совсем тихо, прижавшись головой к его плечу, и никогда ему не мешала.

Как и прежде, она была маленькая, хрупкая. Ходить она стала к одиннадцати месяцам. Окружающие любили ее, потому что она была очень приветлива и доверчива. Выйдя за калитку, она улыбалась прохожим, и если кто-нибудь говорил шутя: "Пойдем ко мне в гости?" – она охотно протягивала руку и шла за новым знакомым.

К двум годам Зоя уже хорошо говорила и часто, вернувшись "из гостей", рассказывала:

– А я была у Петровны. Знаешь Петровну? У нее есть Галя, Ксаня, Миша, Саня и старый дед. И корова. И ягнята есть. Как они прыгают!

Зое не было еще и двух лет, когда родился ее младший братишка, Шура. Мальчуган появился на свет с громким, заливистым криком. Он кричал басом, очень требовательно и уверенно. Был он гораздо крупнее и здоровее Зои, но такой же ясноглазый и темноволосый.

После рождения Шуры Зое часто стали говорить: "Ты старшая. Ты большая". За столом она сидела вместе со взрослыми, только на высоком стуле. К Шуре относилась покровительственно: подавала ему соску, если он ронял ее; покачивала его колыбель, если он просыпался, а в комнате никого не было. И я теперь нередко просила ее помочь мне, сделать что-нибудь.

– Зоя, принеси пеленку, – говорила я. – Дай, пожалуйста, чашку.

– Ну-ка, Зоя, помоги мне убрать: убери книжку, поставь стул на место.

Она делала все очень охотно и потом всегда спрашивала:

– А еще что сделать?

Когда ей было года три, а Шуре шел второй год, она брала его за руку и, захватив бутылочку, отправлялась к бабушке за молоком.

Помню, раз я доила корову. Шура вертелся рядом. С другой стороны стояла Зоя с чашкой в руках, дожидаясь парного молока. Корову донимали мухи; потеряв терпение, она махнула хвостом и хлестнула меня. Зоя быстро отставила чашку, одной рукой схватила корову за хвост, а Другой стала прутиком отгонять мух, приговаривая:

– Ты зачем бьешь маму? Ты маму не бей! – Потом посмотрела на меня и прибавила, не то спрашивая, не то утверждая: – Я помогаю тебе!

Забавно было видеть их вместе: хрупкую Зою и толстого увальня Шуру.

О Шуре на селе говорили: "У нашей учительницы мальчонка поперек себя шире: что на бок положи, что на ноги поставь – все одного роста".

И впрямь: Шура был толстый, крепко сбитый и в свои полтора года много сильнее Зои. Но это не мешало ей заботиться о нем, как о маленьком, а иногда и строго покрикивать на него.

Зоя сразу стала говорить чисто, никогда не картавила. Шура же лет до трех не выговаривал "р". Зою это очень огорчало.

– Ну, Шура, скажи: ре-ше-то, – просила она.

– Лешето, – повторял Шура.

– Нет, не так! Повтори; "ре".

– Не "ле", а "ре"! Какой ты бестолковый мальчишка! Давай снова: режь.

– Корова.

– Колова.

Раз, выйдя из терпения, Зоя вдруг стукнула брата ладонью по лбу, но двухлетний ученик был куда сильнее четырехлетней учительницы: он возмущенно тряхнул головой и оттолкнул Зою.

– Отстань! – крикнул он сердито. – Чего делешься!

Зоя посмотрела на него удивленно, но не заплакала. А немного погодя я уже снова слышала:

– Кловать.

Не знаю, понимал ли Шура, что он младший в семье, но только с самых ранних пор он умел этим пользоваться. "Я маленький!" – то и дело жалобно говорил он в свою защиту. "Я маленький!" – требовательно кричал он, если ему не давали чего-нибудь, что он непременно хотел получить. "Я маленький!" гордо заявлял он иногда без всякого повода, но с сознанием собственной правоты и силы. Он знал, что его любят, и хотел всех – и Зою, и меня, и отца, и бабушку – подчинить своей воле.

Стоило ему заплакать, как бабушка говорила:

– А кто обидел моего Шурочку? Поди ко мне скорей, дорогой! Вот я что дам своему маленькому внучку!

И Шура с веселой, плутоватой мордочкой забирался на колени к бабушке.

Если ему в чем-нибудь отказывали, он ложился на пол и начинал оглушительно реветь, бить ногами или жалобно стонать, всем своим видом ясно говоря: "Вот я, бедный маленький Шура, и никто меня не пожалеет, не приголубит!.. "

Однажды, когда Шура начал кричать и плакать, требуя, чтобы ему дали киселя до обеда, мы с Анатолием Петровичем вышли из комнаты. Шура остался один. Сначала он продолжал громко плакать и выкрикивал время от времени: "Дай киселя! Хочу киселя!" Потом, видно, решил не тратить так много слов и кричал просто: "Дай! Хочу!" Плача, он не заметил, как мы вышли, но, почуяв тишину, поднял голову, огляделся и перестал кричать: стоит ли стараться, если никто не слушает! Он подумал немного и стал что-то строить из щепочек. Потом мы вернулась. Увидев нас, он снова попробовал покричать, но Анатолий Петрович строго сказал:

– Если будешь плакать, мы оставим тебя одного, а сами жить с тобой не будем. Понял?

И Шура замолчал.

В другой раз он заплакал и из-под ладошки поглядывал одним глазом: сочувствуем мы его слезам или нет? Но мы не обращали на него никакого внимания: Анатолий Петрович читал книгу, я проверяла тетради. Тогда Шура потихоньку подобрался ко мне и влез на колени, как будто ничего не произошло. Я потрепала его по волосам и, спустив на пол, продолжала заниматься своим делом, и Шура больше мне не мешал. Эти два случая его вылечили: капризы и крики прекратились, как только мы перестали им потакать.

Зоя очень любила Шуру. Она часто с серьезным видом повторяла слова, сказанные кем-нибудь из взрослых: "Нечего ребенка баловать, пускай поплачет – беда невелика". Выходило это у нее очень забавно. Но, оставшись одна с братишкой, она была с ним неизменно ласкова. Если он падал и начинал плакать, она подбегала, брала его за руку и старалась поднять нашего толстяка. Она вытирала ему слезы подолом своего платья и уговаривала:

– Не плачь, будь умным мальчиком. Вот так, молодец!.. Вот, держи кубики. Давай построим железную дорогу, хочешь?.. А вот журнал. Хочешь, покажу тебе картинки? Вот, посмотри...

Любопытно: если Зоя чего-нибудь не знала, она сразу честно признавалась в этом.

Шура же был необычайно самолюбив, и слова "не знаю" просто не шли у него с языка. Чтоб не признаться, что он чего-нибудь не знает, он готов был на любые уловки.

Помню, купил Анатолий Петрович большую детскую книжку с хорошими, выразительными картинками: тут были нарисованы самые разные животные, предметы, люди. Мы с детьми любили перелистывать эту книгу, и я, показывая на какой-нибудь рисунок, спрашивала Шуру: "А это что?" Знакомые вещи он называл тотчас, охотно и с гордостью, но чего только не изобретал, чтобы увернуться от ответа, если не знал его!

– Что это? – спрашиваю я, показывая на паровоз.

Шура вздыхает, томится и вдруг говорит с хитрой улыбкой:

– Скажи лучше сама!

– А это что?

– Курочка, – быстро отвечает он.

– Правильно. А это?

На картинке – незнакомое, загадочное животное: верблюд.

– Мама, – просит Шура, – ты переверни страницу и покажи что-нибудь другое!

Мне интересно, какие еще отговорки он изобретет.

– А это что? – говорю я коварно, показывая ему бегемота.

– Вот сейчас поем и скажу, – отвечает Шура и жует так долго, так старательно, словно вовсе не собирается кончить.

Тогда я показываю ему картинку, на которой изображена смеющаяся девочка в голубом платье и белом фартучке, и спрашиваю:

– Как зовут эту девочку, Шурик?

И Шура, лукаво улыбнувшись, отвечает:

– А ты спроси у нее сама!

Дети очень любили ходить в гости к бабушке Мавре Михайловне. Она встречала их весело, поила молоком, угощала лепешками. А потом, улучив свободную минуту, играла с ними в их любимую игру, которая у них так и называлась: "Репка".

– Посадила бабка репку, – задумчиво начинала бабушка, – и говорит: "Расти, репка, сладкая, крепкая, большая-пребольшая". Выросла репка большая, сладкая, крепкая, круглая, желтая. Пошла бабка репку рвать: тянет-потянет, вытянуть не может... (Тут бабушка показывала, как она тянет упрямую репку.) Позвала бабка внучку Зою (тут Зоя хваталась за бабушкину юбку): Зоя за бабку, бабка за репку – тянут-потянут, вытянуть не могут. Позвала Зоя Шуру (Шура только того и ждал, чтобы уцепиться за Зою): Шурка за Зою, Зоя за бабку, бабка за репку – тянут-потянут (на лицах у ребят – восторженное ожидание)... вытянули репку!

И тут в руках у бабушки появлялось неведомо откуда взявшееся яблоко, или пирожок, или настоящая репка. Ребята с визгом и смехом повисали на Мавре Михайловне, и она вручала им гостинец.

– Баба, потянем репку! – просил Шура, едва переступив бабушкин порог.

Когда года через два кто-то попытался рассказать ребятам эту сказку, начав ее обычными словами: "Посадил дед репку..." – оба они дружно запротестовали:

– Бабка посадила! Не дед, а бабка!

Всю свою жизнь моя мать работала от зари до зари. На руках у нее было все хозяйство – дом, поле, шестеро ребят; всех надо было одеть, умыть, накормить, обшить, и мама гнула спину, не жалея себя. С нами, ребятами, а позднее с внуками, она всегда была неизменно ровна и ласкова. Она не говорила просто: "Уважайте старших", – она всегда старалась, чтобы мысль ее стала понятна детям, дошла до ума и до сердца. "Вот мы в дому живем, говорила она Зое и Шуре, – его старики построили. Вот печь нам Петрович какую хорошую сложил! Петрович – старый, умный, руки у него золотые. Как же старых-то не уважать?" Мать была очень добра. Бывало, еще в дни моего детства увидит странника – в ту пору много ходило бездомных людей, непременно зазовет, напоит, накормит, даст какую-нибудь старую одежду.

Однажды отец полез в сундук, долго рылся в нем, а потом спросил:

– Мать, а где же моя голубая рубашка?

– Не сердись, отец, – смущенно ответила мама, – я ее Степанычу отдала (Степаныч был старик-бобыль, неухоженный и хворый, мать навещала его и помогала чем могла.)

23 января 2015 года Районная интернет-газета Марьина Роща СВАО Москвы

Зоя Космодемьянская ушла в диверсионный отряд из Марьиной рощи, с завода «Борец»

Вконтакте

Одноклассники

В конце лета-начале осени 1941 года Зоя Космодемьянская работала на Складочной улице, на заводе «Борец»

«Пойдем на «Борец» учениками токаря»

Завода «Борец» в Москве больше нет, в 2008 году он перебазирован в Краснодар. На Складочной остался лишь отдел приема заказов — несколько сотрудников. Мемориальную доску с именем Зои и Александра Космодемьянских с бывшей проходной планируют перенести на одно из почетных мест в районе.

— Это вторая по счету мемориальная доска «Борца» в честь Космодемьянских, ее поставили в 1976 году, — говорит бывший директор музея школы № 201 в Коптеве, где учились Зоя и и ее младший брат Александр. — Наталья Косова, которая долгое руководила – Первую доску установили к 20-летию со дня Победы, в 1965 году, за десять лет она пришла в негодность.

Если верить «Повести о Зое и Шуре», которая вышла из печати еще в сталинское время, инициатива пойти работать на «Борец» принадлежала 16-летнему Шуре. Вернувшись 22 июля 1941 года с рытья противотанковых рвов под Москвой, он про трудовой фронт ничего не рассказывал, но сказал сестре «Я знаю, что мы с тобой сделаем, пойдем на «Борец» учениками токаря».

Собирали желуди и варили кофе

— Все не совсем так, перед войной на заводе «Борец» около года проработала Любовь Тимофеева, — говорит историк, занимающаяся изучением героев Великой Отечественной войны, Екатерина Иванова. – После смерти отца – в 1933 году, от рака – семья Космодемьянских жила очень бедно. Иной раз нечего было есть, дети собирали желуди в Тимирязевском парке, из них варили кофе. Любовь Тимофеевна преподавала русский язык, работала сразу в двух школах, но учительской зарплаты на двух детей старшеклассников не хватало. К бытовым расходам добавилась еще одна статья: ввели плату за обучение в 8-10 классах. И женщина, которой было под сорок, решилась на отчаянный шаг: пошла на производство, освоила рабочую профессию – машиниста компрессора. «Я работала на заводах № 20, 330, «Красный металлист», «Борец»,- сказано в автобиографии Любови Тимофеевны, хранящейся в Центральном архиве общественно-политической документации.

Сегодня добираться от Александровского проезда (в 1970-м году его назвали улицей А. и З. Космодемьянских.) до Складочной долго и неудобно: через Ленинградский проспект, Третье транспортное кольцо или Бутырский вал. В конце 30-х – самом начале 40-х годов из Коптева в Марьину рощу ходил трамвай № 5. Чуть дальше, на Михалковском шоссе, можно было сесть на 12-й, 29-й, 41-й, которые ехали через Вятскую улицу и Бутырскую заставу до Сущевского вала. В первые же дни войны «Борец» вместо компрессоров начал выпускать мины крупного калибра и реактивные снаряды для «Катюш».

Для диверсионной работы нужна неброская внешность

На «Борце» Зоя работала недолго.

— Она рвалась на фронт и пошла в горком комсомола, где отбирали молодежь для заброски в тылу врага, — рассказывает Наталья Косова. — Сначала ее не хотели брать, она была очень привлекательная, для диверсионной работы предпочтительнее незаметная внешность. Но Зоя убедила в том, что справится, и первого секретаря МГК Александра Шелепина, который беседовал со всеми добровольцами, отправляющимися в тыл врага, и командира разведывательно-диверсионной части № 9903, куда ее зачислили. 31 октября новобранцев тут же отправили в Кунцево, где проходила Московская линия обороны. В тот же день началась военная подготовка.

Последний раз Зоя была в Москве 12 ноября 1941 года – бойцов отпустили повидаться с родными. Подруга Зои по военной службе Клавдия Милорадова вспоминала, что их на грузовике привели на Чистые пруды, к кинотеатру «Колизей», где позже разместился театр «Современник». До «Сокола» добрались на метро. Ни матери, ни Шуры дома не оказалось, комната была заперта. Зоя расстроилась, написала записку и положила ее на притолку, где обычно оставляли ключ, но в тот раз его не было. «Обратно ехали на трамвае, долго - вместо того, чтобы сойти у «Сокола», поехали до Белорусского вокзала, и всё молчали», — вспоминала Клавдия Александровна.

Квартиру на Звёздном дали в середине 60-х

Мать Зои и Шуры после войны жила в соседнем Останкине. В дом № 5 на Звездном бульваре она переехала в середине 60-х.

— В двухкомнатной квартире на третьем этаже все было очень скромно, — рассказывает Наталья Косова, ее мама – учительница той же 201-й школы — много раз бывала на Звездном. — Любовь Тимофеевна состояла в первичной парторганизации в нашей школе, с возрастом приезжать на собрания и для уплаты членских взносов ей становилось все труднее, и мама ездила к ней.

В квартире на Звездном почти каждый день были гости – люди приезжали поговорить с матерью героини, увидеть, выразить почтение и благодарность.

«Зачем ее как деревенскую рисуют»

Он же свидетельствовал о том, что Любови Тимофеевне не нравились многие портреты и изваянии дочери:

— Зачем они ее в платке рисуют, как деревенскую, она уходила ведь в шапке, значит, неправильно! И памятники все такие массивные, зачем, она худенькая была стройная.

Тем, кто просил — и, соответственно, знал о том, что он есть — Любовь Тимофеевна показывала альбом с вклеенными фотографиями. Он лежал в нижнем ящике, она отпирала его ключом. Пяти фотографий, найденных в вещах убитого немца, и тринадцать, сделанных корреспондентом газеты «Правда». Виселица с повешенной Зоей, голова свесилась на грудь; девушка лежит у могилы, тело исколото, фашисты продолжали издеваться над ней и после смерти; разрытая могила – в феврале 42-го года была эксгумация.

— Перелистывая страницы, Любовь Тимофеевна объясняла, что изображено на снимках и добавляла то, чего не знает никто, кроме матери, — вспоминал Николай Рымаранс. — Показывая рукой, она объяснила, что пять фотографий были маленькими в виде открыток, потом их увеличили.

«Фотографии страшные, те, что были напечатаны в газетах в январе 1942 года, щадили читателя», — писала в своих воспоминаниях Клавдия Милорадова.

— Пока позволяло здоровье, Любовь Тимофеевна выступала – в школах, вузах, пионерских лагерях, ездила по всей стране, вела переписку. Ходили слухи о больших гонорарах, но все деньги она отправляла в Фонд мира – общая сумма составила 4 тысячи рублей.

С возрастом она начала сдавать. Ухудшался слух, сдавало сердце, тяжелее было выходить на улицу. Но в квартире всегда был порядок. В особенности – в документах, письмах, архивах. По воспоминаниям близких, представители ЦК ВЛКСМ обещали Любови Тимофеевне, что впоследствии – когда ее не станет — в квартире на Звездном откроется музей Зои и Александра.

Обещали открыть музей

Любовь Тимофеевна умерла в канун 33–го дня Победы, 7 мая 1978 году. 3-го числа почувствовала стало плохо с сердцем, её положили в Боткинскую больницу. Через четыре дня её не стало. Хоронили 12 мая, на Новодевичьем кладбище, рядом с сыном. Прах Зои – ее кремировали — покоится напротив, через дорожку.

После поминок, на них была Валентина Терешкова, в квартиру пришли действительно «комсмольцы». Как вспоминает муж двоюродной сестры Любови Тимофеевны Константин Ланге, уже через три недели в комнатах оставалась лишь старая мебель, посуда, самовар и несколько сувениров. Все архивы отправили в ЦК ВЛКСМ. Что-то из вещей взяли родственники и знакомые.

Музей организовывать никто не стал.

Через некоторое время, путем сложного обмена в освободившуюся квартиру въехала семья из соседнего подъезда.

Ч.6
ПОСМЕРТНЫЕ МЫТАРСТВА ЗОИ КОСМОДЕМЬЯНСКОЙ

Прежде чем перейти к повествованию я хочу пояснить читателю почему названа так эта по сути заключительная часть работы.
О трагической судьбе Зои в СССР стало широко известно из статьи Петра Лидова «Таня», опубликованной в газете «Правда» 27 января 1942 года.
Автор случайно услышал о казни в Петрищеве от свидетеля - пожилого крестьянина, которого потрясло мужество неизвестной девушки: «Её вешали, а она речь говорила. Её вешали, а она всё грозила им…» Лидов отправился в Петрищево, подробно расспросил жителей и на основе их расспросов опубликовал статью.
Её личность была вскоре установлена, об этом сообщила «Правда» в статье Лидова от 18 февраля «Кто была Таня»; ещё раньше, 16 февраля, был подписан указ о присвоении ей звания Героя Советского Союза.
Но между 27 января и 16 февраля 1942 г. как вокруг личности Зои Космодемьянской так и ее тела органами советской власти были проведены несколько манипуляций. К примеру для идентификации ее личности было проведено 2 вскрытия могилы и одно судебно-медицинское исследование тела. Затем тело Зои было перезахоронено на территории д. Петрищево, потом тело вновь выкопали, подвергли кремации и прах захоронили в Москве на Новодевичьем кладбище. В 1945 г. из Кенигсберга доставили тело ее брата и так же похоронили рядом с Зоей.
У читателя в связи с этим могут возникнуть вопросы типа а зачем все это было нужно если командованию в/ч 9903 и так все было достоверно известно из показаний В.Колобова.
А дело в том что после 27 января 1941 г. около 20 матерей исчезнувших в ходе боев дочерей военнослужащих стали утверждать. Что "партизанка Таня" их д. Петрищево это их родная дочь. В связи с чем власти и вынуждены были проводить две эксгумации тела Зои Космодемьянской.
В итоге все документально было подтверждено. Правда никто не посчитался с трагедией матери Зои Космодемьянской в ходе всех этих манипуляций с ее телом, но это уже не предмет нашего исследования. Время было такое, что люди как ценность особо не ценились поскольку были своего рода расходным материалом.!
А теперь когда читатель вник в тему я Дале вновь буду приводить только подлинные архивные дела из рассекреченных архивов РФ которые имеют отношения к Зое Космодемьянской.
№1
Из воспоминаний К.А. Милорадовой - об опознании и перезахоронении тела Зои
1983 - 2003 г.
<...> Мне выпала печальная участь - сопровождать Любовь Тимофеевну в поездке в Петрищево, в феврале 1942 года, на опознание погибшей героини. Мы только что вернулись с очередного задания из вражеского тыла. Шли на лыжах, порой и днем и ночью, у меня, как и у большинства, были обморожены руки и ноги.
И вдруг звонок: «Срочно явиться в штаб части». Из штаба мы поехали к зданию, где находилась военная экспертиза.
Из бойцов были двое: Борис Крайнов и я. Борис, прочитав статью Лидова «Таня», уверенно сказал, что эта девушка - Зоя Космодемьянская, у него не было сомнений.
И вот мы у здания военной экспертизы.
Впереди я увидела еще одну машину. А рядом стоял молодой человек, удивительно похожий на Зою.
Это был ее брат Саша. Мы познакомились. Он подвел меня к машине, в которой сидела Любовь Тимофеевна.
Не забыть никогда, каким было ее лицо. На нем печать того оцепенения, которое знают многие, пережившие тяжелое несчастье. Мама была высокая и худенькая, волосы темно-русые, вьющиеся почти как у Зои, в сером пуховом полушалке.
Любовь Тимофеевна за несколько дней перед тем была в Петрищеве на первой эксгумации погибшей героини. Командир нашей части А.К.

Спрогис беседовал в Москве с несколькими матерями, считавшими, что «Таня» - это их дочь.
После разговора с ним осталось две претендентки, одна из которых - Л.Т. Космодемьянская.
В Петрищево поехали Спрогис, две матери, а также Вера Сергеевна Новосёлова и Виктор Белокунь, учительница и ученик 201-й школы, которых попросили помочь установить личность мертвой.
А.К. Спрогис твердо сказал, что это Космодемьянская.
Но вторая мать запричитала, что это ее Таня.
А Любовь Тимофеевна и узнавала дочь, и не узнавала.
Когда труп стоймя прислонили к дереву, она уверенно сказала, что Зоя была намного ниже.
Тело погибшей сильно вытянулось, так как больше месяца провисело на виселице. Смущало Любовь Тимофеевну и то, что ее дочь оказалась в самом пекле войны, и при знакомстве она спросила меня, действительно ли мы воевали в Верейском районе.
На вторую эксгумацию ехала целая комиссия: от нашей части - майор А.К. Спрогис, Б. Крайнов и я; Александр Шелепин - от МК комсомола; Михаил Клейменов - от штаба Западного фронта; Любовь Тимофеевна и Шура Космодемьянские и врач - специалист по военной экспертизе.
Шура хорошо помнил фотографию в «Правде» и был почти уверен, что погибшая - его сестра. Поэтому он сказал нам с Борисом: «Я встану посередине и возьму вас за руки. Я сожму вам ладони и, что бы мы ни увидели, - вы не плачьте. Мама может не выдержать».

И вот - дорога в Петрищево. Ехали медленно и очень долго. Наконец свернули с Минского шоссе. При въезде в Петрищево еще оставался указатель на немецком языке.
Гитлеровцы ушли меньше месяца назад. После их ухода местные жители сняли труп с виселицы и закопали его в яме, образовавшейся от воронки. Мы вышли из грузовиков.
Было очень холодно, пуржило. В какой-то избе нас всех накормили обедом, и повели к могиле. Зоя лежала в раскопанной могиле, на оторванной дверце. Напротив находилось здание школы, то была школьная дверь. Мы с Борисом и Шурой встали, как договорились. А мамочка бросилась к могиле. Тело погибшей было изуродовано страшно.
Одна грудь отрезана, руки как плети, и пальчики без ногтей, вместо ногтей - розовые ямочки. Мамочка встала перед ней на колени, и замерла, и гладит все тело... Шура сжал нам ладони, у меня слезы текут, но молча. Я на него взглянула - и у него слезы текут. И у Бориса тоже.
Ко мне подошел врач: «Какие приметы помнишь?»
А я молчу - горло сжалось.
Он меня тряханул: «Ты боец или нет?»
Собралась с духом. Отвечаю:
«На левой ноге через колено - шрам, это она еще в детстве в Осиновых Гаях от быка спасалась и полезла через колючую проволоку». (О шраме Зоя рассказала мне, когда в Кунцеве нас возили в баню.) Чуть стянули чулок на окоченевшей ноге - этот самый шрам.
А мама все стояла на коленях. Подул ветер, снежинки сдуло, а она словно в том петрищевском снегу навсегда осталась. Мамочка стала блондинкой - на наших глазах поседела.
И потом повалилась, теряя сознание, к ней подбежали, донесли до машины... На обратном пути в кабине грузовика сидела мама и с ней Шура, а все остальные - в кузове. И Любовь Тимофеевна все время спрашивала сына: «Почему так тихо?»
Замерли для нее все звуки на земле - от пережитого потрясения мама почти утратила слух.
Вскоре вышла статья Петра Лидова «Кто была Таня» и указ о посмертном присвоении Зое звания Героя Советского Союза.
Вслед за этим мама и Шура переехали - им дали комнату в начале улицы Горького) (напротив Центрального телеграфа).
В конце февраля я впервые побывала у Любови Тимофеевны в гостях.
Это была большая светлая комната в два окна.
Аккуратно застеленная, стояла Зоина кровать. Взбитая подушка, на ней белая беретка, которую Зоя очень любила и так положила перед уходом на фронт. Мама не разрешала подходить к кровати.
Над ней - Зоин портрет в полный рост, возможно работы брата. Тяжело было находиться в этой комнате, рядом с безутешной, убитой горем матерью.
А весной, 5 мая, мы снова поехали в Петрищево - надо было Зою похоронить как подобает. Мы понимали, что земля уже сильно подтаяла, и труп будет трудно обрядить.
Инструктор ЦК комсомола Лида Сергеева взяла с собой несколько метров голубого крепдешина. Когда мы пеленали Зою в эту воздушную ткань, бабы петрищевские выли, криком кричали... Потом кремация. Тяжело это было, ужасно.
Когда хоронили Зою на Новодевичьем кладбище(3), оркестр играл «Вы жертвою пали в борьбе роковой...» Эту песню Зоя очень любила с той поры, как услышала ее в сибирском селе, когда хоронили убитых кулаками коммунистов. Я стояла, держала ее портрет и ничего не видела из-за застилавших глаза слез. И в тот день я дала себе клятву, что, если не погибну, буду до конца жизни служить твоей памяти, Зоя... На похоронах был и Борис Крайнов. Шуры не было, он уже уехал в Ульяновское танковое училище. <...>
Памятник матери: воспоминания о Любови Тимофеевне
Космодемьянской. Тамбов. 2010. С. 32 - 36.
Примечания:
(1) Было и еще одно неопровержимое доказательство. Беседуя со Спрогисом в Москве, Л.Т. Космодемьянская сказала, что из примет у Зои была только одна: большая черная родинка возле пупка (а не узлом завязанный пупок, как почему-то писали в дальнейшем. Зоя родилась не в поле, а в избе у бабушки Лидии Федоровны Космодемьянской) (примеч. Е.Г. Ивановой).

№2
Акт осмотра и опознания тела Зои Космодемьянской

4 февраля 1942 г.
Мы, нижеподписавшиеся члены комиссии в составе: т. Владимирова - от ЦК ВЛКСМ, т. Шелепина - от МК ВЛКСМ, старшего лейтенанта т. Клейменова - от Красной Армии, т. Муравьева - от Верейского РК ВКП (б), т. Березина - от Грибцовского сельсовета, тт. Седовой, Ворониной, Кулик - от жителей с. Петрищево, составили 4 февраля 1942 г. настоящий акт по осмотру и опознанию неизвестной гражданки, повешенной в с. Петрищево, Грибцовского сельсовета, Верейского района, Московской области.
Нами установлено следующее:
1. При опросе очевидцев, граждан с. Петрищево - Седовой В.Н., Седовой М.И., Ворониной А.П., Кулик П.Я., Кулик В.А. - установлено, что в первых числах декабря месяца 1941 г. в домах граждан с. Петрищево - Седовой М.И., Ворониной А.П., Кулик В.А. производился обыск, допрос и зверское издевательство немецкими солдатами и офицерами над неизвестной советской девушкой.

После обыска, допроса и зверских надругательств над ней она была на другой день повешена в центре с. Петрищево на перекрестке дорог.
Граждане с. Петрищево - Седова В.Н., Седова М.И., Воронина А.П., Кулик П.Я., Кулик В.А., а также преподаватель языка и литературы т. Новоселова В.С. и ученик Белокунь В.И. по предъявленным Разведотделом штаба Западного фронта фотографиям опознали, что повешенной была комсомолка Космодемьянская Зоя Анатольевна.

2. Комиссия произвела раскопку могилы, где похоронена Космодемьянская Зоя Анатольевна. Осмотр трупа подтвердил показания вышеуказанных товарищей, еще раз подтвердил, что повешенной является т. Космодемьянская З.А.

3. Комиссия на основании показаний очевидцев обыска, допроса и казни установила, что комсомолка Космодемьянская З.А. вела себя как истинная патриотка социалистической родины и погибла смертью героя. Обращаясь к местному населению, собранному немецким командованием на казнь, она произносила слова призыва к беспощадной борьбе с немецкими оккупантами:
«Граждане! Не стойте, не смотрите. Надо помогать воевать Красной Армии, а за мою смерть наши товарищи отомстят немецким фашистам. Советский Союз непобедим и не будет побежден. Товарищи! Победа будет за нами!»

«Немецкие солдаты! Пока не поздно, сдавайтесь в плен. Сколько ни вешайте, но всех не перевешаете, нас - 170 миллионов!»

Протокол опроса очевидцев - жителей с. Петрищево, документы - паспорт и комсомольский билет т. Космодемьянской Зои прилагаются.

К работе комиссии были привлечены тт. Новоселова В.С. - преподаватель языка и литературы школы № 201 <г. Москва> и ученик 10-го класса этой школы т. Белокунь В.И., знающие Зою Космодемьянскую в течение нескольких лет.
О чем и составили настоящий акт.
Подписи:
1. Владимиров
2. Шелепин
3. Клейменов
4. Муравьев 5. Березин
6. Седова
7. Воронина
8. Кулик
С<ело> Петрищево, Грибцовского с/с, Верейского района, Московской области, 4 февраля 1942 г.
Копия с оригинала верна(1) А. Шелепин
ЦАОПИМ. Ф. 3. Оп. 52. Д. 145. Л. 13-15.
Заверенная машинописная копия с автографом Шелепина;
там же. Ф. 8682. 0п.1. Д. 561. Л. 31 - 33.
Незаверенная машинописная копия с заверенной машинописной
копии. РГАЛИ. Ф.1865. Оп. 1. Д. 110. Л. 13 - 15.
Незаверенная машинописная копия. Опуб.: Подвиг Зои (документы)
// Наука и жизнь. 1966. №12. С. 10; Москва прифронтовая.
1941 - 1942.: архивные документы и материалы. М., 2001. С. 566 -567.
Печатается по тексту заверенной машинописной копии ЦАОПИМ.

№3
Акт эксгумации трупа З.А. Космодемьянской

12 февраля 1942 г.
Комиссия в составе подполковника Спрогиса, старшего лейтенанта Клейменова от Красной Армии, Шелепина - от МГК ВЛКСМ, Никифорова - СМЭ(1) МосОМЭ и в присутствии Милорадовой выехали в деревню Петрищево Верейского района Московской области, где был вынут из могилы труп неизвестной женщины-партизанки, повешенной немцами в этой деревне.

Этот труп был представлен для опознания гражданке Космодемьянской Л.Т. и ее сыну Космодемьянскому А.А. и Милорадовой К.А., которые утвердительно заявили, что труп неизвестной женщины-партизанки является ее дочерью и братом [так в тексте] ее сына по следующим приметам:
1. Рост.
2. Стрижка волос и прическа.
3. Черты лица.
4. Состояние пупка.
5. Жакет.
6. Носки и чулки.
Труп находится в состоянии промерзания, хорошо сохранившийся для опознания.
Члены комиссии:
1. Спрогис
2. Шелепин
3. Клейменов
4. Никифоров
Опознавшие труп:
1. Космодемьянская
2. Космодемьянский
3. Милорадова

ЦАОПИМ. Ф. 8682. Оп. 1. Д. 561. Л. 36-36 об.
Автограф синими чернилами. Автографы Шелепина, Клейменова,
Никифорова, Космодемьянской, Космодемьянского, Милорадовой
синими чернилами и автограф Спрогиса синим карандашом.
Опуб.: Москва прифронтовая. 1941 - 1942:
архивные документы и материалы. М., 2001. С. 574.
Примечания:
(1) СМЭ - Судебно-медицинская экспертиза.

№4
Акт

Мы, нижеподписавшиеся члены комиссии в составе: т. Владимирова - от ЦК ВЛКСМ, т. Шелепина - от МК ВЛКСМ, старшего лейтенанта т. Клейменова - от Красной Армии, т. Муравьёва - от Верейского РК ВКП (б), т. Березина - от Грибцовского сельсовета, тт. Седовой, Ворониной, Кулик - от жителей села Петрищево, - составили 4 февраля 1942 г. настоящий акт по осмотру и опознаванию неизвестной гражданки, повешенной в селе Петрищево, Грибцовского сельсовета, Верейского района, Московской области.
Нами установлено следующее:
1. При опросе очевидцев - граждан села Петрищево - Седовой В.Н., Седовой М.И., Ворониной А.П., Кулик П.Я., Кулик В.А. установлено, что в первых числах декабря месяца 1941 г. в домах граждан села Петрищево Седовой М.И., Ворониной А.П., Кулик В.А. производился обыск, допрос и зверское издевательство немецких солдат и офицеров над неизвестной советской девушкой.
После обыска, допроса и зверских надругательств над ней она была на другой день повешена в центре села Петрищева на перекрёстке дорог.
Граждане села Петрищево - Седова В.Н., Седова М.И, Воронина А.П., Кулик П.Я., Кулик В.А., а также преподаватель языка и литературы тов. Новосёлова В.С. и ученик Белокунь В.И. по предъявленным разведотделом штаба Западного фронта фотографиям опознали, что повешенной была комсомолка Космодемьянская Зоя Анатольевна.
2. Комиссия произвела раскопку могилы, где похоронена Космодемьянская Зоя Анатольевна. Осмотр трупа подтвердил показания вышеуказанных товарищей, ещё раз подтвердил, что повешенной является тов. Космодемьянская З.А.
3. Комиссия на основании показаний очевидцев обыска, допроса и казни установила, что комсомолка Космодемьянская З.А. вела себя как истинная патриотка социалистической Родины и погибла смертью героя.
Обращаясь к местному населению, собранному немецким командованием на казнь, она произносила слова призыва к беспощадной борьбе с немецкими оккупантами:
«Граждане! Не стойте, не смотрите. Надо помогать воевать Красной Армии, а за мою смерть наши товарищи отомстят немецким фашистам. Советский Союз непобедим и не будет побеждён.
Товарищи! Победа будет за нами!»
Обращаясь к немецким солдатам, Зоя Космодемьянская сказала:
«Немецкие солдаты! Пока не поздно, сдавайтесь в плен. Сколько нас ни вешайте, но всех не перевешаете, нас 170 миллионов».
Протокол опроса очевидцев - жителей села Петрищево, документы - паспорт и комсомольский билет тов. Космодемьянской Зои прилагаются.
К работе комиссии были привлечены т. Новосёлова В.С. - преподаватель языка и литературы школы № 201, и ученик 10-го класса этой школы т. Белокунь В.И., знавшие Зою Космодемьянскую в течение нескольких лет.
О чём и составили настоящий акт.
Подписи: 1. Владимиров.
2. Шелепин.
3. Клейменов.
4. Муравьёв.
5. Березин.
6. Седова.
7. Воронина.
8. Кулик.
Село Петрищево, Грибцовского с/с, Верейского района, Московской области, 4 февраля 1942 года.

В МК и МГК ВКП (б)
Тов. Щербакову,
тов. Попову,
тов. Черноусову.
Докладная записка
В январе 1942 года в газете «Правда» за № 27 (8798) (от 27 января) была опубликована статья тов. Лидова «Таня». МГК ВЛКСМ для расследования фактов, изложенных в этой статье, создал комиссию, которая установила следующее.
В первых числах декабря 1941 года в селе Петрищево, Грибцовского с/с, Верейского района, Московской области, немецкими оккупантами была зверски замучена и повешена неизвестная советская гражданка.
Тщательной проверкой установлено, что она является комсомолкой, ученицей 10;го класса 201-ой школы Тимирязевского района г. Москвы - Космодемьянской З.А., изъявившей желание добровольно пойти в армию и мобилизованной МГК ВЛКСМ в разведывательное управление Западного фронта. Разведуправлением она была направлена для работы в тылу врага.
1 ноября МГК ВЛКСМ послал группу комсомольцев, в том числе и комсомолку Зою Космодемьянскую, в распоряжение разведуправления Западного фронта.

После поджога ей удалось уйти.

Через два дня, в седьмом часу вечера, она вторично пришла в это же село.

При попытке поджечь дом на краю деревни она была схвачена немецкими патрулями, которые привели её в дом жительницы этого села - гражданки Седовой В.Н.
Из рассказов местных жителей: гр. Седовой В.Н., Седовой М.И., Ворониной А.П., Кулик П.Я., Кулик В.А. комиссией установлены следующие обстоятельства обыска, допроса и казни.

В дом гр. Седовой М.И. привели её со связанными руками три немецких патруля примерно в 7 часов вечера.
Она была в пиджаке, холодных сапогах, подшлемнике, овчинных рукавицах. За плечами у неё висел рюкзак, через плечо - сумка с горючей жидкостью. Один из немцев прижал её к печке, двое других производили обыск. Во время обыска присутствовали ещё 15-20 немцев, которые жили в этом доме.

Они всё время над ней смеялись и кричали: «Партизан, партизан!» Вначале с неё сняли рюкзак, затем сумку с горючей жидкостью. Под пиджаком нашли у неё наган, который висел через плечо. Немцы её раздели: сняли с неё пиджак, подшлемник, курточку, сапоги. Осталась она в ватных брюках, носках и нижней кофточке белого цвета.
При обыске переводчик не присутствовал. Никаких вопросов ей немцы не задавали, а лишь переговаривались между собой, смеялись и несколько раз ударили её по щекам.

Держала она себя при этом мужественно, ни одного слова не произнесла. Обыск в этом доме продолжался не более 20 минут.
После обыска старший из них скомандовал: «Рус! Марш!»

Она спокойно повернулась и вышла со связанными руками в сопровождении немецких солдат из этого дома на улицу.

Немцы привели её в дом гр. Ворониной А.П., где размещался немецкий штаб войск связи.

Войдя в дом, немцы, приведшие её, закричали:
«Матка! Рус! Это она сожгла дома!» Здесь её вторично обыскивали. Бутылки с горючей жидкостью показывали гр. Ворониной, и говорили: «Вот, матка, чем дома поджигают», - и после этого повесили сумку с бутылками на шею этой девушки.
Гр. Ворониной немцы приказали лезть на печку, а сами стали раздевать эту девушку.
Они сняли с неё брюки, и она осталась в одном нижнем белье, после чего офицер стал спрашивать у неё по-русски: «Ты откуда?»
Она ответила: «Из Саратова». «Куда ты шла?» Ответ: «На Калугу». «Сколько времени ты переходила через линию фронта?»
Она ответила: «Три дня». «С кем ты была?» Ответ: «Нас было двое, подруга моя была задержана немцами в Кубинке».
Сколько ты сожгла домов?» Ответ: «Три».
«Что ты ещё сделала?» Она ответила: «Больше я ничего не делала и говорить больше ничего не буду».
Этот её ответ взбесил офицера, и он приказал четырём солдатам пороть её. Пороли они её ремнями, с перерывами, ударили они её ремнями более 200 раз.
Они пороли и спрашивали её: «Скажешь или не скажешь?»
Но она всё время молчала, ни одного слова не произнесла. Лишь в конце порки от сильной боли она вздохнула и сказала:
«Бросьте пороть. Я больше ничего вам говорить не буду».
Во время порки офицер несколько раз выходил в другую комнату и держался за голову руками, так как сам не мог смотреть на эту картину.
Затем её вывели в другую комнату в одной нижней рубашке. Вид у неё был измученный, ноги и таз посинели от ударов.
Держала она себя мужественно, гордо, отвечала на их вопросы резко.

Во время порки в дом приходили несколько сотен немцев, которые смотрели и смеялись.

После порки в 10 часов вечера из дома гр. Ворониной её, босую, со связанными руками, в одной нижней рубашке, по снегу повели в дом гр. Кулик В.А., где жили 25 немцев.
Войдя в дом, немцы закричали: «Матка! Поймали партизана».
Её посадили на скамейку. Она стонала от боли. Губы у неё были чёрные, запёкшиеся от жара, лицо вздутое, лоб разбит. Она попросила пить. Вместо воды один из немцев поднёс ей под подбородок горящую керосиновую лампу без стекла и сжёг ей подбородок.

Посидев полчаса, немцы потащили её в нижней рубашке и босиком на мороз. Водили её босую и раздетую по морозу минут 20. Затем привели обратно в дом, через 10-15 минут опять повели на мороз, затем опять привели в дом.

Так продолжалось с десяти часов вечера до двух часов ночи. Всё это делал 19;летний немец, приставленный к ней.
В два часа ночи этого немца сменил другой, которого приставил к ней офицер.
Этот немец положил её на скамейку спать. Немного полежав, она по-немецки попросила у него развязать ей руки.
Он развязал ей руки. Она уснула и спала три часа. В 7 часов утра к ней подошла хозяйка дома Кулик П.Я, которой удалось с ней немного поговорить.
Вот что она с ней говорила.
Хозяйка спросила: «Откуда ты?» Она ответила: «Московская». «Как тебя зовут?» Она промолчала. «Где твои родители?»
Она промолчала. «Зачем тебя прислали?» Она ответила: «Мне было задание сжечь деревню». «А кто был с тобой?»
Она сказала: «Со мной никого не было, я была одна». Хозяйка спросила: «А кто сжёг дома в прошлую ночь?»
Она ответила: «Сожгла эти дома я». Затем она спросила у хозяйки: «Сколько я сожгла домов?»
Хозяйка ей ответила, что она сожгла три дома и двадцать лошадей. Она спрашивала ещё у хозяйки, были ли жертвы. Затем она посоветовала хозяйке уходить из деревни от немцев.
Она попросила у хозяйки дать ей во что-нибудь обуться.
Но хозяйка ей ничего не дала, у самой ничего не было.
В заключение она сказала: «Победа всё равно за нами. Пусть они меня расстреляют, пусть эти изверги надо мной издеваются, но всё равно нас всех не расстреляют».

Во время разговора присутствовали несколько немцев, но они русского языка не знали.
Один немец спросил у неё: «Где Сталин?»
Она ответила: «Сталин на посту».
Затем отвернулась и сказала немцу: «Я больше с вами разговаривать не буду!»
После этого хозяйку выгнали из дома. Её перевели на нары, она легла, а сотни немцев приходили смотреть на неё. Это всё было в 8 часов утра.

В 9 часов пришли 3 офицера с переводчиками и начали её допрашивать.
При допросе, кроме немцев, никого не было в этой комнате, так как хозяйку и хозяина дома они выгнали, но хозяин дома задержался в другой комнате и слышал допрос.
Как только вошли офицеры, то она им сказала: «Вот ваши немцы оставили меня совсем разутой и раздетой».
Один из офицеров приказал ей принести брюки.
Ей дали надеть мокрые ватные брюки, принесённые с улицы.
После этого начали её допрашивать.
Переводчик несколько раз спрашивал: «Откуда ты, как тебя звать?»
Но она не единого слова не произнесла.
Больше ей никаких вопросов не задавали. Брюки, принесённые ей, она надеть сама не могла, так как ноги у неё были отморожены и стоять на ногах она не могла.
Надевала брюки она сидя, при помощи одного офицера, другие же офицеры кричали на неё: «Быстрей одевайся!» Когда она попросила у них сапоги, то они засмеялись и не дали ей.
После этого в 10 часов 30 минут утра её вывели на улицу к приготовленной заранее виселице.
Вели её под руки два солдата, так как сама она от избиения, боли и отмороженных ног идти не могла.
Вокруг неё шла большая толпа пеших и конных немцев, которые направлялись к виселице.
У виселицы уже собралось много немцев и гражданских. Как только вывели её из дома, то ей привесили на шею фанерную табличку с надписью: «Поджигатель домов». Написано было по-русски и по-немецки: по-русски - крупными буквами, по;немецки - мелкими.

От дома до виселицы она шла ровно, гордо, с поднятой головой. Когда привели её к виселице, то офицер скомандовал расширить круг зрителей. После этого стали её фотографировать. Фотографировали её с трёх сторон: спереди, сбоку, на котором висела сумка с горючей жидкостью, и сзади (каждый раз её поворачивали).
В момент съёмки она произносила следующие фразы:
«Граждане! Вы не стойте, не смотрите. Надо помогать воевать Красной Армии. Эта моя смерть - это моё достижение».
Один офицер за эти слова замахнулся на неё кулаком и хотел ударить, другие закричали.
Но она продолжала говорить:
«Товарищи! Победа будет за нами».
Обращаясь к немецким солдатам, она сказала:
«Немецкие солдаты! Пока не поздно, сдавайтесь в плен!»
Офицер злобно заорал: «Рус!..»
Но она продолжала говорить:
«Советский Союз непобедим и не будет побеждён!»
Затем поставили под верёвку деревянный ящик. Она без всякой команды сама поднялась на ящик. Немец стал надевать ей на шею петлю. Она успела ещё произнести:
«Сколько нас ни вешайте, но всех не перевешаете! Нас 170 миллионов. За меня вам наши товарищи отомстят!»
Это она произнесла уже с петлёй на шее. Она схватила петлю рукой, хотела ещё что-то сказать, но солдат ударил её по рукам и выбил из-под ног ящик.

Народ, присутствовавший здесь, и солдаты разошлись."

Тут я вынужден прервать цитирование этого важного документа и напомнить читателю, что не все жители д.Петрищево хорошо отнеслись к Зое Космодемьянской.
Две из них заняли как раз противоположную позицию, которая органами НКВД СССР была квалифицирована как измена Родине и обе женщины растреляны по приговору военного трибунала!

Во вторых вызывают большие сомнение вот эти утверждения:
28-29 ноября она была направлена через линию фронта на Верейском направлении. В районе дер. Обухово она была высажена из машины и пошла в тыл врага.
В первых числах декабря она ночью пришла в село Петрищево и подожгла три дома (дома граждан Кареловой, Солнцева, Смирнова), в которых жили немцы.
Вместе с этими домами сгорело: 20 лошадей, один немец, много винтовок, автоматов и много телефонного кабеля.
После поджога ей удалось уйти."

Нами в процессе нашего исторического расследования было достоверно установлено, что в тыл к немцам она была отправлена не одна, а в группе из 20 человек (две ДРГ).
При переходе линии фронта все они попали в засаду и в итоге их осталось 6 человек! Из них Крайнов,Колобов и Космодемьянская отправились в д. Петрищево!!!
Нападение на д.Петрищево было совершено один раз и Крайнову и Космодемьянской удалось поджечь три избы, но в них не было немецких Солдатов и офицеров!
Поэтому говорить о каком то ущербе от пожаров для командования 332 пехотного полка говорить вряд ли уместно.
Действительно З. Космодемьянская во второй раз в этот же день с помощью последней бутылки "КС" попыталась поджечь сарай с сеном у дома Ситникова.
Где действительно квартировали немцы. В итоге она хозяином дома Ситниковым была обнаружена и вскоре задержана немецким караулом!!!

Продолжение цитирование документы №5

"В течение трёх дней возле виселицы стояли немецкие часовые. Так провисела она полтора месяца. Повесили её в центре села, на перекрёстке дорог. За три дня до отступления немецкое командование приказало снять её с виселицы и закопать в землю.
Староста села Петрищево выполнил этот приказ, и она была закопана в 50 метрах от школы.

При проверке всех обстоятельств её смерти была вскрыта могила и осмотрен труп с целью установления принадлежности её к группе фронта.

Показания граждан Седововй В.Н., Седовой М.И., Ворониной А.П., Кулик В.А., Кулик П.Я., осмотр трупа и сличение его с фотографиями подтвердили, что она Космодемьянская З.А., действительно та комсомолка, которую мобилизовал МГК ВЛКСМ и направил в распоряжение разведуправления Западного фронта.
Из всего изложенного можно сделать вывод, что комсомолка Космодемьянская Зоя Анатольевна вела как истинная патриотка социалистической Родины и погибла смертью героя, как подобает дочери Ленинского комсомола.

5/II. 1942 г. Секретарь МК и МГК ВЛКСМ ПЕГОВ.
Стилистика, орфография и пунктуация документа сохранены. - М.Т.
Материал из ежемесячного научно-популярного журнала «Наука и жизнь», № 12, декабрь 1966 года (стр. 10-13).

№7
Запись беседы с матерью, братом Шурой и школьными друзьями
Зои Космодемьянской в Тимирязевском РК ВЛКСМ
10 февраля 1942 г.
Тов. Космодемьянская. Смерть Зои для меня не была неожиданной, раз Зоя пошла на фронт. Так она и говорила: «Или умру героем, или приду героем». Я плакала, а она говорила мне: «Что ты, гордись тем, что у тебя дочь герой».
Зоя родилась в 1923 г. Она разговаривала как взрослый человек, и я с ней советовалась. Зоя говорила, что нужно действовать решительно: раз наметил план, то и выполняй его. Она мне так и говорила. Мне бы нужно было ее учить, а получалось, что она меня учила, говоря так.
Зоя была пионеркой с 9 лет, она училась вместе с братом Шурой в одном классе до 10;го класса. Сама я раньше работала преподавателем 9-й школы Октябрьского района, сейчас 216-я школа.
Зоя очень любила литературу и собиралась быть писательницей. Она написала сочинение: «Хочу учиться распознавать людей». У нее велся дневник с 1936 г., последний дневник она сожгла.
Зоя хотела взять его на трудовой фронт, но я сказала, что этого делать нельзя, тогда она бросила свой последний дневник в печь, но мне хотелось знать, что она писала там. Представители газеты «Комсомольская правда» взяли у нас ее дневник, который велся с 1936 г.

Как была одета Зоя, когда пошла на фронт. На ней была шерстяная фуфайка цвета беж, эта фуфайка моя, с отложным воротником цвета беж. На фуфайке было три пуговицы серо-бежевого цвета. Один локоть зачинен нитками такого же цвета. Пальто длинное, в полоску, уже старое, внизу мех, большой воротник.
Кроме того, у нее была мужская спецовка-рубашка серого цвета с карманами по бокам и пояс кожаный - из листиков. Ничего мехового на ней не было. На голове был шерстяной шарф фисташкового цвета, она взяла с собой и берет, который не одевала.

На руках у нее были зеленые варежки домашней вязки. Она взяла с собой две пары маленьких варежек, вторая пара цвета беж фабричной вязки. На ногах были туфли коричневые на венском каблуке, гетры и чулки цвета беж. У нее были трусы темно;голубого цвета и еще две-три пары посветлее. Также еще была сорочка с широкими кружевами.

Зоя стала жить в Москве с 1931 г. В этом году она начала учиться в первом классе. Родина ее - село Осиновые Гаи Тамбовской области.
Мы живем в доме бывшего студенческого общежития Тимирязевской сельскохозяйственной академии.

В комсомол Зоя вступила в 201-й школе. Это было целым событием для нее. Она готовилась к поступлению в комсомол и гордилась этим. Нужно было знать Устав, и когда ее приняли, она пришла сияющая. Когда она получила билет, это для нее также было целым событием. Она сильно переживала. Дома Зоя работала серьезно и настойчиво. Математика ей давалась трудно, а литература легко. Зоя долго работала над сочинениями, например, Шура за час готовил сочинение, а Зоя сидела целую ночь, но у Шуры тоже были хорошие сочинения. Классные сочинения Зои остались у нас дома. Личных же ее записок совсем нет.

Она очень любила Маяковского и говорила, что его не любят только те, которые не понимают, и что книги о Маяковском должны быть прочитаны все. Она прекрасно декламировала и читала его сочинения. Зоя также любила и Горького.
(Из школы: Зоя читала на школьном вечере поэму Маяковского «Хорошо!»)

Литературой Зоя очень увлекалась, также любила и музыку. Она всегда сожалела, что у нас нет пианино. Когда Зоя находилась в санатории, то пользовалась там несколькими уроками музыки. Педагог ей говорил, что из нее мог бы быть прекрасный музыкант.

Театр она тоже очень любила и говорила, что завтракать не будет, а пойдет в театр. Зоя говорила: «Если, мама, тебе дают билет, то второй ты купи для меня». Она была очень смелая и ничего не боялась в жизни. Во время налетов немецких самолетов на Москву даже мужчины нашего дома прятались в убежище или где-нибудь за дверью, а она и Шура отправлялись на чердак дежурить или Зоя ходила кругом дома, ни с кем не разговаривая, так как люди иногда с насмешкой смотрели на это и думали, что она кичится своей смелостью, не боясь осколков. Но это была не показная сторона.

Дом у нас деревянный и иногда шатался от стрельбы. Когда я начинала волноваться, она говорила мне: «Мама, стыдись, как тебе не стыдно, что ты, зачем ты трясешься», - а сама была такая спокойная. Наша комната находится на втором этаже дома, и я беспокоилась, когда Зоя находилась внизу.
Особых задушевных подруг у нее не было. Была одна девочка Серикова, с которой она встречалась. По-моему, в классе Шура сидел вместе с ней.
(Из школы: Эта девочка сейчас находится в Омске с родителями и там работает.)
К Зое также ходила Ира Поздняк, но за время войны у них получились расхождения во взглядах. Когда сделали бомбоубежища и траншеи, то у них были различные мнения и они рассорились, но Ира пустая девочка.
Когда школа перестала работать, Зоя и Шура поступили на завод «Борец». Там Зоя сошлась с одной хорошей стахановкой и говорила, что это серьезный человек. Но Зоя была недовольна обстановкой работы на заводе, в которую попала, и все это переживала. Цель Зои была учиться, и на завод она поступила, чтобы что-то делать, так как школа не работала, а как только школа начала работать, то сейчас же ушла с завода. Ее не отпускали.

Раньше я работала на этом заводе преподавателем. И мне говорили, что моя дочка только поступила на работу и уже через три дня уходит, но она была недовольна порядками на заводе.

Я уже говорила, что на заводе ей очень понравилась одна стахановка, и за три дня работы она как-то сошлась с ней. Не знаю фамилии этой стахановки, она по радио выступала. Зоя заработала на заводе 40 руб. за три-четыре дня.
В санатории по нервным болезням в Сокольниках Зоя тоже дружила с одной сестрой, которая, по-моему, также выступала по радио или ее письмо было опубликовано с фронта.
Эта сестра была серьезной девушкой. В этом санатории был и т. Гайдар, который делал ей нравоучения, и она ему также. Они вместе катались на коньках. Он все время был вместе с ней, и мне бы хотелось знать от него, о чем они беседовали.

В санатории Зоя находилась 40 дней, и как я, бывало, ни приду к ней, то всегда их вижу вместе в парке. Зоя болела нервным заболеванием с 1939 г., когда переходила из 8-го в 9-й класс, и при переходе из 9-го в 10-й класс в 1940 г. болела менингитом в острой форме. Сначала врачи говорили, что надежды на выздоровление нет, но она попала к профессору Маргулису, который спас ее. Если бы попала к другому, то не выжила бы. Врачи даже удивились, когда ее выписывали из больницы.

Она терпела такие болезненные уколы в спинной мозг! Зоя была в памяти и говорила, что уколы были очень болезненными. Она была выносливой и терпеливой.
Когда знакомые смотрели фотографию Тани, то решили, что это Зоя, а не Таня, но мне не говорили.
(Смотрит показанный ей снимок.) Да, это Зоя, она похожа, волосы, нос и губы ее.
(Сын: Все очень похоже, волосы очень похожи.)
Да, это Зоя. Для паспорта она раньше снималась, а для комсомольского билета позднее, и здесь она больше похожа.
(Сын: На паспорте более характерно.)

На комсомольском билете последняя ее фотография.
Дрова нам сейчас привезли, и мы топим с утра, поэтому температура сейчас немного прибавилась. У нас стоит печь, которая выходит в две смежные комнаты, и когда истопишь, то тепла нет, руки и ноги не шевелятся от холода. Я просила хотя бы временно перевести нас куда-нибудь потеплее, но до сих пор ничего не сделано.

Я сейчас не работаю пока, но мне обещали дать работу. Не работать нельзя, так как жить будет не на что. Если сегодня, например, продам пальто Зои, а как дальше жить буду!
В этом районе мы живем все время, сначала жили в другом доме. Нас хотели выселить после смерти мужа, но прокурор не разрешил. Мой муж работал бухгалтером в Тимирязевской сельскохозяйственной академии.
Я тоже работала в школе при академии, обучала детей студентов. Мой муж умер неожиданно.
(Из школы: В сентябре учащиеся школы ездили копать картофель, и Зоя ездила. Сначала она работала отдельно от бригады, но производительность труда у нее была не хуже, чем у других. Когда она начала работать в бригаде, то там были четыре мальчика, происходили разговоры, работа шла плохо, а она любила работать как следует, и поэтому стала работать одна).
Мать: Зоя говорила, что некоторые работают недобросовестно и оставляют картофель в поле. Она старалась выбирать его весь.
(Из школы: Она говорила, что некоторые недобросовестно относятся к работе. Зоя старалась работать как можно лучше.)

Мать: Зоя говорила: «Когда я вижу афишу «Чем ты помог фронту?», то меня берет за сердце и я думаю, чем я помогла фронту». Я говорила, что она была на трудовом фронте и этим помогла.

«Нет, это не то», - отвечала Зоя. Она хотела пойти на фронт и говорила об этом с преподавателем истории. Когда Зоя вернулась с трудового фронта, то говорила, что поедет на фронт. После этого она стала такой серьезной.
Зоя хотела пойти на курсы медсестер и за один день все сделала. Ей дали справку о состоянии здоровья. Но на курсы медсестер она не пошла и через два дня заявила, что поедет на фронт.
Зоя говорила: «Я не могу, чтобы тебе, мама, не сказать, ты самый близкий человек, что я иду в партизанский отряд. Но ты никому не говори». Она была такая довольная и возбужденная.

Говорит: «Мне дали задание, а Шуре не дали». Ни слезинки у нее не было, когда уходила, даже на меня обиделась, увидев слезы: «Раз ты плачешь, то не ходи меня провожать».
Когда выступал т. Молотов по радио об объявлении войны, то меня и Шуры дома не было, поэтому я не знаю, как реагировала на это Зоя. Но Зоя была уверена в том, что победа будет за нами, хотя наши и отдавали города. Зоя говорила, что она готова растерзать таких людей, которые колеблются, сомневаясь в нашей победе. Она знала, что мы победим.
В последнее время я даже сомневалась, с кем Зоя имеет связь. Она всегда мне говорила, когда куда уходила, но два-три раза она где-то пропадала и приходила домой еще более убежденной. Чувствовалось, что кто-то влиял на нее. Я так понимала, что кто-то оказывал на нее влияние. Зоя не говорила, куда уходит.
Она заявляла, что скоро придет, и просила о ней не беспокоиться.
(Сын: Когда кто-нибудь начинал говорить о том, где упали бомбы и осколки, то Зоя всегда говорила: «Расстрелять бы таких людей, только панику создают». Когда, бывало, с ней поссоришься из-за чего-либо, то она отвечает: «Что ты, фашист, что ли?!»)

На нее сильно подействовал доклад т. Сталина. Она ушла на фронт в ноябре, когда немцы подходили к Москве.
Мать: На третий день после ее отъезда я получила открытку со штампом «Полевая почта». Шура даже говорил, что открытка, вероятно, из Москвы, а не с фронта, но была отметка «Действующая армия». Второе письмо тоже быстро получила, наверное, через неделю.
Оно сохранилось, правда, написано очень коротко, лаконично: «Чувствую себя хорошо. Обо мне не беспокойся. После выполнения задания приеду погостить».

Физкультурой она занималась, делала обтирания холодной водой, каталась на коньках.
(Сын: Зоя добилась разрешения врача заниматься физкультурой. Оборудование у нас было хорошее в гимнастическом зале школы, и ей очень хотелось заниматься. Если у нее не выходило на снарядах, то она продолжала упорно заниматься.)

Вставала Зоя быстро утром, занималась физкультурой, но весь режим дня я не могла проследить. Она все успевала делать. Сходит в магазин, приготовит обед, помоет пол, правда, комната у нас маленькая. Успевала делать все. Ей трудно было мыть пол по состоянию здоровья, но она говорила, что я старше ее.
Иногда в кино ходила, в театр редко. Она никогда не сидела и не разговаривала с кумушками, как делали другие. Зоя любила читать, она брала книги в библиотеке, и я также доставала книги для нее. Она читала, главным образом, классиков - Шолохова153, Фадеева154, Фурманова155, Толстого и т.д.

Она хотела поступать в Литературный институт. Собиралась поступить в вуз из 9-го класса, но там ей сказали, что такого положения нет, что нужно закончить десятилетку. Зоя говорила, что подготовила себя по литературе. Но потом она оставила это дело.

Я думаю написать о Зое со дня ее рождения. Я сама писала в газету и думаю, что смогу написать о Зое. В «Правде» три года тому назад была опубликована статья о том, как одна мамаша воспитывает свою дочь, но мне не понравилась эта статья, и я написала опровержение в «Правду». Мне сказали, что моя статья является ценной и что в этой статье было самохвальство, но я написала эту статью спустя месяц после опубликования первой. Так что у меня, может быть, что-либо и получится, если я начну писать о Зое.

У нее даже было нервное заболевание по той причине, что ее ребята не понимали. Ей не нравилось непостоянство подруг, как иногда бывает - сегодня девочка поделится своими секретами с одной подругой, завтра - с другой, эти поделятся с другими девочками и т.д. Зоя не любила этого и часто сидела одна. Но она переживала все это, говорила, что она одинокий человек, что не может подобрать себе подругу.
После болезни к ней стали более чутко относиться в школе, выхлопотали ей путевку в санаторий(1).
ЦАОПИМ. Ф. 8682. Оп. 1. Д. 561. Л. 56-63.
Машинописный экз. Опуб.: Москва прифронтовая. 1941 - 1942.:
архивные документы и материалы. М., 2001. С. 572 - 574.

Далее события развивались следующим путем.
Перезахоронив Зою на Новодевячевом кладбище в СССР стали о ней постепенно забывать. В стране шла война, появлялись все новые и новые герои и героини, потом было восстановление и мирная жизнь.
Но вот в 1961 г. к ознаменовании 20 летней годовщиной совершенно ею подвига советский пропагандисткой аппарат вспомнил о подвиге Зои Космодемьянской и она с этого времени вместе со своим родным братом Александром становятся культовыми героями для пионеров и комсомольцев в СССР.
Тут как из "рога изобилия" начали писаться и издаваться книги, создавать музеи. сооружать в разных местах СССР многочисленные памятник, не говоря уже о названиях улиц. и пароходов!!!
Но в все хорошее рано или поздно заканчивается. в августе 1991 г. распался СССР, началась демократия и гласность, постепенно начали открывать архивы и в стране как это и не странно вновь возник к фигуре Зои Космодемьянской. Причем интерес отрицательный. Ее как символ толлитаризма попытались снять пьедестала и зная положения дел 26 лет спустя надо признать,что это антикоммунистам почти удалось!
Чтобы не быть голословным я далее приведу еще один документ. Это акт криминалистической экспертизы. Ибо в 1992г. вновь в СМИ стал подниматься вопрос о том, что в д. Петрищево похоронена не Зоя Космодемьянская а другая военнослужащая из в/ч9903 -Лилия Азолина.,

№8
Заключение специалиста ВНИИ судебных экспертиз
Александра Александровича Гусева на запрос ЦА ВЛКСМ
о проведении экспертизы по установлению личности партизанки, погибшей в деревне Петрищево
№ 1828/020 4 января 1992 г.
17 декабря 1991 г. во Всероссийский НИИ судебных экспертиз из Центрального архива ВЛКСМ при препроводительном письме заведующего ЦА ВЛКСМ В. Хорунжего от 16.12.91 г. поступили 9 фотографий:
две с изображением Зои Космодемьянской,
три с изображением Лили Азолиной,
одна с изображением девушки среди немецких солдат,
три с изображением трупа повешенной девушки.
Части и
элементы лица Свойства внешности Признаки внешности изображений на
объекте 1 объекте 2 объекте 3
1 2 3 4 5
Голова форма овальная овальная овальная
Волосы граница роста извилистая ровная извилистая
цвет темные темные темные
густота средняя средняя средняя
форма слегка волнистые прямые слегка волнистые
лицо форма овальное круглое овальное
ширина среднее более среднего среднее
степень полноты средняя средняя средняя
брови форма дугообразные слегка выгнутые дугообразные
положение:
относительно горизонтали слегка косо внутреннее горизонтальное слегка косо внутреннее
относительно друг друга удаленное среднее удаленное
лоб высота средняя малая средняя
ширина средняя более средней средняя
нос ширина переносицы средняя средняя средняя
перегородка носа слегка выступающая выступающая слегка выступающая
носогубная
ямка ширина широкая средняя широкая
рот размер средний средний средний
положение углов рта горизонтальное горизонтальное горизонтальное
подбородок высота средний более среднего средний
ухо форма козелка слегка выступающий выступающий слегка выступающий
форма
слухового
отверстия в виде запятой округлая в виде запятой

Требуется установить - Зоя Космодемьянская, Лиля Азолина или другое лицо запечатлено на представленных фотографиях трупа повешенной девушки?
Производство исследования поручено кандидату юридических наук Гусеву Александру Александровичу, специализирующемуся в области судебно-портретной экспертизы с 1948 г.
После проведения исследования представленные фотоснимки отмечены оттисками штампа «Всесоюзный НИИСЭ».
Все поступившие фотоснимки изготовлены на глянцевой фотобумаге. Лицо на фотоснимках 3. Космодемьянской запечатлено с поворотом влево, на двух снимках Л. Азолиной - с поворотом вправо, а на одном - влево, на снимке девушки среди немецких солдат, так же как и на посмертных снимках, - с поворотом влево. На семи снимках изображение погрудное, а на двух - в полный рост.
Для удобства написания заключения фотоснимки 3. Космодемьянской условно обозначены «Объектом 1», Л. Азолиной - «Объектом 2», а трупа повешенной девушки - «Объектом 3».
Исследование проводилось с применением методов: микроскопических, измерительных и сопоставления. При этом было установлено, что лица на указанных сравниваемых объектах характеризуются следующими признаками внешности (см. по тексту сводную таблицу).

Перечисленные признаки в своей совокупности по каждому объекту исследования неповторимы и в своей совокупности достаточны для вывода о том, что на фотоснимках трупа повешенной девушки запечатлена Зоя Космодемьянская.
Специалист А.А. Гусев
РГАСПИ. Ф. М-7. Д. 649. Ч. 1. Л. 4а - 4а об.
Машинописный текст с автографом черными чернилами Гусева.
Опуб.: Москва прифронтовая. 1941 - 1942.:
архивные документы и материалы. М., 2001. С. 581.

Так наконец в вопросе с идентификацией Зои Космодемьянской была поставлена окончательная точка.

На этом и я так же хочу заверить данную работу.
Считаю что уважаемый читатель ознакомившись со всеми частями данной работы теперь уже и сам может точно ответить на главный вопрос:
"Является ли Зоя Космодемьянская героем Великой отечественной войны или одним из ее бесчисленных мучеников"?

Космодемьянская Любовь Тимофеевна

Повесть о Зое и Шуре

Любовь Тимофеевна Космодемьянская

Повесть о Зое и Шуре

Дети Л.Т.Космодемьянской погибли в борьбе с фашизмом, защищая свободу и независимость своего народа. О них она рассказывает в повести. По книге можно день за днем проследить жизнь Зои и Шуры Космодемьянских, узнать их интересы, думы, мечты.

Вступление

Осиновые Гаи

Новая жизнь

Снова дома

Горькая весть

Брат и сестра

"Людей посмотреть, мир повидать!"

Неизгладимый след

В путь-дорогу

Год спустя

Все вместе

Праздник

Вечером...

По дороге в школу

Новоселье

Новая школа

Греческие мифы

Любимые книги

Новое пальто

"Челюскин"

Старшая и младший

Сергей Миронович

"А кто у нас был!"

Чудесное путешествие

"Взвейтесь кострами, синие ночи!"

Дневники

"Белая палочка"

Девочка в розовом

Татьяна Соломаха

Первый заработок

Вера Сергеевна

Высокая мера

"Отлично" по химии

Наедине с собой

"Само собой разумеется"

Дом по Старопетровскому проезду

Под Новый год

Тяжелые дни

Аркадий Петрович

Одноклассники

"Зеленый шум"

Двадцать второе июня

Военные будни

Первые бомбы

"Чем ты помог фронту?"

Прощанье

Записная книжка

В Петрищеве

Как это было

Рассказ Клавы

Со всех концов страны

"Пожелай мне доброго пути!"

Вести из Ульяновска

Военный корреспондент

Пять фотографий

"Я очень хочу жить!"

От всего сердца

Смертью героя

Они должны быть счастливыми!

ВСТУПЛЕНИЕ

Апрель 1949 года. Огромный зал Плейель в Париже. Конгресс защитников мира. Флаги всех наций украшают трибуну, и за каждым флагом - пароды и страны, человеческие надежды и человеческие судьбы.

Алый флаг нашей страны. На нем - серп и молот, символ мирного труда, нерушимого союза между теми, кто работает, строит, созидает.

Мы, члены советской делегации, все время ощущаем, что нас окружает горячая любовь участников конгресса. Нас встречают так сердечно, нас приветствуют так радостно! И каждый взгляд, каждое рукопожатие словно говорит: "Мы верим в вас. Мы надеемся на вас. Мы никогда не забудем того, что вы сделали..."

Как велик мир! Это с особенной, поражающей силой чувствуешь здесь, в просторном, высоком зале, глядя на белые, желтые, оливково-смуглые лица, лица всех цветов и оттенков - от молочно-белого до черного. Две тысячи человек со всех концов земли собрались сюда, чтобы от имени народа сказать свое слово в защиту мира, в защиту демократии и счастья.

Я смотрю в зал. Тут много женщин. На их лицах страстное, неотступное внимание. Да и может ли быть иначе! Призыв к миру несется поистине со всех концов земли, и в нем - надежда всех жен и матерей.

Сколько услышала я здесь рассказов о людях, которые пожертвовали жизнью для того, чтобы победить фашизм, чтобы минувшая война закончилась победой света над тьмой, благородного над подлым, человеческого над бесчеловечным!

И я думаю: неужели кровь наших детей пролилась напрасно? Неужели мир, добытый ценою жизни наших детей, ценою наших слез - слез матерей, вдов и сирот, - будет вновь нарушен по воле злобных и гнусных сил?

На трибуну конгресса поднимается наш делегат - Герой Советского Союза Алексей Маресьев. Его встречают бурей аплодисментов. Для всех присутствующих Алексей Маресьев олицетворяет русский народ, его мужество и стойкость, его беззаветную отвагу и выдержку.

Каждый человек должен спросить себя: "Что я делаю сегодня в защиту мира?" - несутся в зал слова Алексея Маресьева. - Нет сейчас более почетной, более благородной, более высокой цели, чем борьба за мир. Это обязанность каждого человека...

Я слушаю его и спрашиваю себя: что же я могу сделать сегодня для дела мира? И отвечаю себе: да, я тоже могу вложить свою долю в это великое дело. Я расскажу о своих детях. О детях, которые родились и росли для счастья, для радости, для мирного труда - и погибли в борьбе с фашизмом, защищая труд и счастье, свободу и независимость своего народа. Да, я расскажу о них...

ОСИНОВЫЕ ГАИ

На севере Тамбовской области есть село Осиновые Гаи. "Осиновый гай" значит "осиновый лес". Старики рассказывали, что когда-то здесь и вправду росли дремучие леса. Но в пору моего детства лесов уже не было и в помине.

Кругом далеко-далеко расстилались поля, засеянные рожью, овсом, просом. А у самого села земля была изрезана оврагами; с каждым годом их становилось все больше, и казалось - крайние избы вот-вот сползут на дно по крутому, неровному откосу. В детстве я побаивалась зимними вечерами выходить из дому: все холодно, неподвижно, всюду снег, снег без конца и края, и далекий волчий вой - то ли он слышится на самом деле, то ли мерещится настороженному детскому слуху...

Зато весной как преображалось все вокруг! Зацветали луга, земля покрывалась нежной, словно светящейся зеленью, и всюду алыми, голубыми, золотыми огоньками вспыхивали полевые цветы, и можно было целыми охапками приносить домой ромашки, колокольчики, васильки.

Село наше было большое - около пяти тысяч жителей. Почти из каждого двора кто-нибудь уходил на заработки в Тамбов, Пензу, а то и в Москву клочок земли не мог прокормить бедняцкую крестьянскую семью.

Я росла в большой и дружной семье. Мой отец, Тимофей Семенович Чуриков, был волостной писарь, человек без образования, но грамотный и даже начитанный. Он любил книгу и в спорах всегда ссылался на прочитанное.

А вот, помнится, - говорил он собеседнику, - пришлось мне прочитать одну книгу, так там насчет небесных светил объяснено совсем по-другому, чем вы рассуждаете...

Три зимы я ходила в земскую школу, а осенью 1910 года отец отвез меня в город Кирсанов, в женскую гимназию. Более сорока лет прошло с тех пор, но я помню все до мелочей, словно это было вчера.

Меня поразило двухэтажное здание гимназии - у нас в Осиновых Гаях не было таких больших домов. Крепко держась за руку отца, я вошла в вестибюль и остановилась в смущении. Все было неожиданно и незнакомо: просторный вход, каменный пол, широкая лестница с решетчатыми перилами. Здесь уже собрались девочки со своими родителями. Они-то и смутили меня больше всего, больше даже, чем непривычная, показавшаяся мне роскошной обстановка. Кирсанов был уездным купеческим городом, и среди этих девочек, пришедших, как и я, держать экзамены, мало было крестьянских детей. Мне запомнилась одна, по виду настоящая купеческая дочка - пухлая, розовая, с ярко-голубой лентой в косе. Она презрительно оглядела меня, поджала губы и отвернулась. Я прижалась к отцу, а он погладил меня по голове, словно говоря: "Не робей, дочка, все будет хорошо".

Потом мы поднялись по лестнице, и нас стали одну за другой вызывать в большую комнату, где за столом сидели три экзаменатора. Помню, что я ответила на все вопросы, а под конец, забыв все свои страхи, громко прочла:

Отсель грозить мы будем шведу,

Здесь будет город заложен

Назло надменному соседу...

Внизу меня ждал отец. Я выбежала к нему, не помня себя от радости. Он сразу поднялся, пошел мне навстречу, и лицо у него было такое счастливое...

Так начались мои гимназические годы. Я сохранила о них теплое благодарное воспоминание. Математику у нас ярко, интересно преподавал Аркадий Анисимович Белоусов, русский язык и литературу - его жена, Елизавета Афанасьевна.

В класс она всегда входила улыбаясь, и устоять перед улыбкой ее мы не могли - такая она была живая, молодая и приветливая. Елизавета Афанасьевна садилась за свой стол и, задумчиво глядя на нас, без всякого вступления начинала:

Роняет лес багряный свой убор...

Мы могли слушать ее без конца. Она хорошо рассказывала, увлекаясь и радуясь красоте того, о чем говорила.

Слушая Елизавету Афанасьевну, я поняла: учительский труд - большое искусство. Чтобы стать хорошим, настоящим учителем, надо иметь живую душу, ясный ум и, конечно, надо очень любить детей. Елизавета Афанасьевна любила нас. Она никогда не говорила об этом, но мы это знали без всяких слов - по тому, как она смотрела на нас, как иной раз сдержанно и ласково клала руку на плечо, как огорчалась, если кого-нибудь из нас постигала неудача. И нам все нравилось в ней: ее молодость, красивое вдумчивое лицо, ясный, добрый характер и любовь к своему труду. Много позже, уже став взрослой и воспитывая своих детей, я не раз вспоминала любимую учительницу и старалась представить себе, что сказала бы она мне, что посоветовала бы в трудную минуту.