Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Дмитрий Николаевич Анучин (1843-1923)

Дмитрий Николаевич Анучин был создателем русской академической (университетской) географии, антропологии, этнографии и археологии; он воспитал большую плеяду учеников во всех этих областях знания и оставался общепризнанным главой в каждой из них в течение многих десятилетий, вплоть до самых последних своих дней.

Большой, пытливый, чрезвычайно трезвый ум Д. Н. Анучина всегда проникал в самую сущность изучаемого явления. Благодаря изумительной трудоспособности, исключительной памяти и широте интересов Д. Н. Анучин обладал редчайшей эрудицией как в области естественно-исторических, так и в области исторических наук. Всё это вместе позволило Дмитрию Николаевичу Анучину использовать в своих исследованиях массу разнообразнейших материалов, глубоко, интересно и разносторонне трактовать любой изучаемый им вопрос.

Родился Дмитрий Николаевич Анучин в Петербурге 8 сентября 1843 г. Отец его был на военной службе и участвовал в Отечественной войне 1812 г. Мать, дочь крестьянина, получила образование в одном из петербургских пансионов. Довольно хорошая домашняя библиотека, где были книги наиболее передовых писателей того времени, помогла Д. Н. Анучину ещё в юности приобрести обширные познания. Окончив гимназию, он стал учиться на историко-филологическом факультете Петербургского университета. Окончить его ему не удалось из-за открывшегося туберкулёза лёгких. Весной 1861 г. по совету врачей он уехал за границу, сначала в Гейдельберг, а затем в Италию. Д. Н. Анучин, несмотря на болезнь, много работал, жадно впитывая новые впечатления и широко используя для пополнения своего образования библиотеки городов, в которых жил. Тогда же он познакомился с только что вышедшим "Происхождением видов" Ч. Дарвина. В связи с этим он всё больше и больше начал интересоваться естествознанием. Летом 1863 г. здоровье его настолько улучшилось, что он решил вернуться в Россию. Однако оно было не настолько хорошо, чтобы жить в Петербурге. Д. Н. Анучин поселился в Москве. Он поступил на естественно-историческое отделение Московского университета, с которым и связана вся его дальнейшая деятельность.

Убеждённый дарвинист, Д. Н. Анучин по окончании университета в 1867 г., под влиянием своего талантливого учителя профессора А. П. Богданова, выдающегося зоолога и общественного деятеля, занимавшегося и антропологией, взялся за разработку одной из актуальнейших научных проблем - проблемы происхождения человека от обезьяноподобных предков. Он тщательно исследовал скелеты обезьян, собирал все существующие в мировой науке материалы по анатомии скелета, мышц и мозга человекоподобных обезьян. В 1874 г. он опубликовал монографию "Антропоморфные обезьяны и низшие расы человечества", которую защитил на степень магистра зоологии. Этой выдающейся работой началась целая серия исследований Д. Н. Анучина по вопросам, связанным с происхождением человека, к которым он многократно возвращался в течение всей своей деятельности, до самых последних дней. Так, в 1922 г. вышла его работа под заглавием: "Происхождение человека". Наряду с этой основной проблемой антропологии, Д. Н. Анучин неустанно разрабатывал и другую важнейшую и труднейшую проблему этой науки - происхождение человеческих рас. Эту серию работ он начал опубликованием в 1874 г. монографии "Племя айнов". Уже эти первые работы доставили Д. Н. Анучину широкую известность не только у нас, но и за границей. Второй группе работ была посвящена и его докторская диссертация "О географическом распределении роста мужского населения России" (1889 г.).

Во всех своих антропологических работах Д. Н. Анучин твёрдо придерживается единственно правильного взгляда, что все человеческие расы произошли из одного корня. "Сходство всех известных рас, - пишет он, - в основных физических и психологических признаках и способность всех их, в том числе и наиболее обособленных, например, негра и белого, к половому смешению и к произведению помесей говорит в пользу того, что все человеческие разновидности составляют варианты одного и того же вида". Тем самым Д. Н. Анучин решительно отверг взгляд на происхождение человеческих рас от различных обезьяноподобных предков, который послужил базой для германского антинаучного изуверского "расизма" с его расой господ и расой рабов.

В 1877 г. Московский университет командировал Д. Н. Анучина на три года в Париж для усовершенствования в антропологии и подготовки антропологической выставки в Москве.

Передовые воззрения и высокие научные достоинства первых монографий сделали Д. Н. Анучина желанным гостем выдающихся парижских антропологов того времени.

Эта командировка сыграла в развитии научной деятельности Д. Н. Анучина очень большую роль. Он изучил за это время антропологические, этнографические и археологические музеи Западной Европы - Франции, Англии, Чехии (Богемии), Германии, Бельгии; вместе с выдающимися французскими специалистами он провёл ряд археологических раскопок во Франции; принял, по предложению своих французских коллег, деятельное участие в организации антропологического отдела на Парижской всемирной выставке, познакомился с рядом стран Западной Европы, провёл громадную работу по подготовке антропологической выставки в Москве, которая и была организована после его возвращения. Экспонаты этой выставки легли в основу Антропологического музея Московского университета.

Вернувшись домой, Д. Н. Анучин начал серию своих выдающихся работ по этнологии, первая из которых была посвящена сравнительному изучению луков и стрел (1881), этого древнейшего метательного оружия человечества. Спустя некоторое время последовали работы: "Сани, ладья и кони, как принадлежности похоронного обряда", "К истории ознакомления с Сибирью до Ермака" (1890), "К истории искусства и верований приуральской чуди. Чудские изображения летящих птиц и мифических крылатых существ" (1899) и другие. При анализе всех этих весьма разнообразных вопросов Д. Н. Анучин применял исторический метод. Так, например, лук и стрелы он изучил с точки зрения их последовательного развития; это было в те времена совершенно новым в такого рода работах и вызвало очень большой интерес, особенно за границей. Все эти работы не только сохранили весь свой научный интерес теперь, но расцениваются этнографами как образцы научного творчества. Подходя к анализу этнологического материала исторически, Д. Н. Анучин был новатором, стоявшим много выше учений распространённых в то время научных школ, например, школы лейпцигского профессора Ратцеля с его грубым географическим материализмом, стремившимся социальные явления объяснить непосредственным воздействием природных факторов.

С большим вниманием Д. Н. Анучин изучал также вопросы происхождения домашних животных как основы одной из важнейших отраслей хозяйства. Это нашло отражение в его работах: "Об остатках собаки, волка и лисицы из отложений каменного века на побережье Ладожского озера", "К древнейшей истории домашних животных в России", "К вопросу о диких лошадях и об их приручении в России".

Вернувшись из Парижа, Д. Н. Анучин занял кафедру антропологии в Московском университете. Однако в 1884 г., в связи с введением нового университетского устава, она была ликвидирована, так как на преподавание антропологии в духе Ч. Дарвина Министерство просвещения смотрело, как на подрыв основ царизма. Но вскоре перед Д. Н. Анучиным открылось новое поле плодотворной деятельности, - в 1885 г. в университетах были учреждены кафедры географии. В России к этому времени были произведены знаменитые географические экспедиции в Центральную Азию, в окраинные территории России, главным образом Азиатской, организованные Русским географическим обществом. Но Общество опиралось в этих работах на географов-самородков - П. А. Кропоткина, Н. М. Пржевальского, П. К. Козлова, Г. Н. Потанина и других. Географов с университетским географическим образованием в России не было. Поэтому все первые профессора, занявшие вновь открытые кафедры географии, были учёными смежных дисциплин: антрополог Э. Ю. Петри в Петербурге, геолог П. И. Кротов в Казани, ботаник А. Н. Краснов в Харькове, ботаник Панфилов в Одессе. Московский университет выдвинул на этот пост Д. Н. Анучина. Благодаря многосторонней эрудиции, многогранным интересам, широкой комплексности своих исследований он был лучше всех подготовлен для занятия новой кафедры.

Исключительные дарования и энергия, с какой Д. Н. Анучин взялся за новое дело, уже к началу 90-х годов выдвинули его далеко вперёд, по сравнению с остальными руководителями географических кафедр. Он стал общепризнанным главою русской университетской географии. Программа его деятельности была ему ясна. Нужно было создавать кадры хорошо подготовленных географов. Но для того, чтобы их создать, мало иметь кафедру. Надо создать условия для роста научных кадров, кончающих университет. Надо создать такие условия, чтобы было где печатать работы. Наконец, надо было вообще поднять интерес в русском обществе к географии, надо было убедить русскую общественность в том, что развитие географической науки есть важный момент в развитии культуры.

Д. Н. Анучин последовательно проводил эту программу в жизнь. Это был человек, не только обладавший огромными и разносторонними знаниями, но и человек большого организационного таланта и уменья подходить к людям.

Д. Н. Анучин начал развёртывать эту деятельность с 1890 г., получив годом раньше степень доктора географических наук без защиты диссертации. В 1890 г. он был избран президентом Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете. Это свидетельствовало о том, как высок был авторитет Д. Н. Анучина в научных кругах. В том же году он организовал в недрах этого Общества географическое отделение, которым руководил до самой своей смерти, последовавшей 4 июня 1923 г. Это отделение превратилось стараниями Д. Н. Анучина в большую организацию, где росли, развивались, поднимали свой научный уровень сошедшие с университетской скамьи молодые географические кадры.

В 1892 г. Д. Н. Анучин организовал в Москве первую географическую выставку. Он собрал для неё большое количество интересных экспонатов от учреждений, от частных лиц и разных фирм. Выставка заняла 9 зал Исторического музея и пользовалась большим успехом. Большая часть экспонатов осталась в распоряжении университета и легла в основу Географического музея при кафедре Д. Н. Анучина.

В 1894 г. Д. Н. Анучин взялся за новое предприятие, которое также должно было постепенно повышать уровень создаваемых им научных кадров: вместе с плеядой своих учеников он принял участие в большой экспедиции по исследованию верховьев рек Европейской части России и провёл сначала лично, а потом с помощью своих учеников большое количество исследований озёр и, таким образом, положил начало развитию русской лимнологии.

Общаясь со вновь поступающими студентами, Д. Н. Анучин видел, насколько был низок уровень преподавания географии в средней школе. В 1902 г. он организовал географо-педагогическую комиссию при Географическом отделении, благодаря работам которой появились новые прекрасные учебники, например, известные учебники А. А. Крубера, С. Г. Григорьева, А. С. Баркова, С. В. Чефранова. Ими же был составлен ряд больших школьных хрестоматий по географии. Вслед за учебниками были изданы географические пособия. Всё это дало возможность поставить преподавание географии в средней школе на весьма высокий уровень.

В 1915 г. по инициативе Д. Н. Анучина в Москве созывается Первая Всероссийская конференция преподавателей географии, которая, внимательно проанализировав постановку преподавания географии в средней школе, вынесла ряд важных решений, оказавших большое влияние на дальнейшую постановку преподавания географии в стране. Д. Н. Анучин старался поднять интерес к географии в самых широких массах населения. Для этого он прибегал к прессе, сотрудничая в газете "Русские ведомости" и отзываясь в ней на все события русской и иностранной жизни, так или иначе связанные с географией.

Развитие географической культуры в России настоятельно требовало выпуска на русском языке высококачественных географических научных изданий. Д. Н. Анучин разрешал эту задачу двумя путями: созданием оригинальных книг, посвящённых главным образом географии России, и выпуском переводов лучших иностранных книг. Он организовал составление и выпуск географических описаний России по крупным территориям, выходивших под общим титулом "Великая Россия" и им самим редактированных. В связи с русско-японской войной он составил интересную книжку "Япония и японцы". Исключительно интересна по широте замысла и выполнению статья Д. Н. Анучина, написанная в 1922 г.: "Азия, как прародительница и учительница человечества, её настоящее и будущее". Он проделал громадную работу по редакции перевода известного руководства Зупана "Основы физической географии" (в 1900 и 1914 гг.), снабдив его дополнительными главами и рядом очень важных примечаний. Под его редакцией вышли русские переводы таких прекрасных книг, как книга Ф. Нансена "Среди льдов и во мраке полярной ночи", О. Норденшельда "Полярный мир и сопредельные ему страны", А. Филиппсона "Средиземье".

Публикациям работ о крупнейших, особенно выдающихся исследователях прошлого Д. Н. Анучин придавал очень большое значение. Его трудами подготовлен к печати первый том "Путешествий" Н. Н. Миклухо-Маклая. Одновременно с этим Д. Н. Анучин в 1922 г. поместил в "Землеведении" большую статью о личности и деятельности этого замечательного русского исследователя. Д. Н. Анучин отредактировал и выпустил русский перевод книги А. Гумбольдта "Центральная Азия", предпослав ей большое оригинальное исследование: "А. Гумбольдт как путешественник и географ и в особенности - как исследователь Азии", где подробно описал путешествие А. Гумбольдта по России. Он опубликовал интереснейшую статью "География XVIII века и Ломоносов" и оригинальное исследование о личности и деятельности X. Колумба.

Как ни велико для развития русской географической мысли и культуры было появление всех перечисленных выше работ Д. Н. Анучина, но на первом месте в этом отношении, несомненно, стоит издание им географического журнала "Землеведение", организованного им при Географическом отделении и быстро завоевавшего мировую известность. Значение этого журнала для развития русской географии трудно переоценить.

Задача, которую ставил себе Д. Н. Анучин как редактор "Землеведения", заключалась в том, чтобы держать читателя в курсе всех животрепещущих географических вопросов у нас и за границей. В журналах печаталось много сводных обзоров и рефератов, часто принадлежавших перу самого Д. Н. Анучина. Хорошо был поставлен и отдел критики, всегда строгой, но благожелательной. В журнале можно было найти разбор всех крупных работ, выходящих в России. Особенно подробно разбирались докторские диссертации. Это имело большое научно-воспитательное значение. Нередко Д. Н. Анучин помещал в журнале и свои оригинальные работы по географии. Сюда относятся целая серия статей, связанных с исследованием озёр и верховьев рек Европейской России, статья "Рельеф поверхности Европейской России в последовательном развитии представлений о нём" и другие.

Особенно большое значение для роста русской географической науки имела замечательная деловая отзывчивость Д. Н. Анучина, как редактора "Землеведения". Он не гонялся за крупными именами авторов или их служебным положением. Единственным критерием было качество статьи. Если работа была ценной, она публиковалась, хотя бы автор ничем ещё себя не зарекомендовал и лично не был известен Д. Н. Анучину. Поэтому каждый географ считал "Землеведение" своим родным журналом. Сам Д. Н. Анучин написал до 600 работ. Это был результат кипучей, неутомимой деятельности. Такова многосторонняя деятельность Д. Н. Анучина как главы русской географии.

Аналогичную роль играл он и в антропологии и археологии. С 1894 г. он был бессменным председателем антропологического отделения Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии; с 1888 г. - товарищем председателя (позже председателем) и фактическим руководителем Московского археологического общества. Дмитрий Николаевич Анучин скончался 4 июня 1923 года. Громадный научный авторитет Д. Н. Анучина и его мудрое, благожелательное отношение к людям, не исключавшие, однако, строгой, но справедливой критики, сплачивали вокруг него значительный коллектив географов, антропологов, археологов. Всей своей замечательной многообразной деятельностью Д. Н. Анучин завоевал себе почётное место в истории русской и мировой географии, антропологии, этнологии и археологии.

Главнейшие труды Д. Н. Анучина: Антропоморфные обезьяны и низшие расы человечества, "Природа", 1874; Материалы для антропологии Восточной Азии. 1 - Племя айнов, "Труды Антропологического отделения Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии", 1874; О некоторых аномалиях человеческого черепа и преимущественно об их распространении по расам, там же, 1880, т. VI; Происхождение человека и его ископаемые предки, "Итоги науки", 1912; Происхождение человека, Госиздат, 1922 (3-е изд., М.-Л., 1927): Великая Россия. Географические, этнографические и культурно-бытовые очерки современной России, М., 1912; Курс лекций по истории землеведения (литогр.), М., 1885; Курс лекций по древней географии (литогр.), М., 1887; Из поездки к истокам Волги и Днепра, "Сев. Вестник", 1891, № 8; Отчёт рекогносцировочной экспедиции 1894 г. по исследованию верховьев Зап. Двины, Спб., 1894; Рельеф поверхности Европейской России в последовательном развитии представлений о нём, "Землеведение", 1895, т. I; Новейшее изучение озёр в Европе и несколько новых данных об озёрах Тверской, Псковской и Смоленской губерний, там же; Суша. Краткие сведения по орографии, "Землеведение", 1895, т. II-III; Верхневолжские озёра и верховья Западной Двины. Рекогносцировки и исследования 1894-1895 гг., М., 1897; Озёра области истоков Волги и верховьев Западной Двины, "Землеведение", 1898, ч. I-II; Япония и японцы. Географический очерк с картами и рисунками, М., 1907; Курс физической географии (литогр.), 1907; Достижение Северного полюса, "Землеведение", 1909, т. III; Охрана памятников природы, "Землеведение", 1914, т. I-II.

О Д. Н. Анучине: Богданов В. В., Д. Н. Анучин, М., 1941; Сборник в честь 70-летия Д. Н. Анучина, М., 1913; Крубер А. В., Памяти Д. Н. Анучина, "Землеведение", 1924, в. 1-2; Бунако В. В., Деятельность Д. Н. Анучина в области антропологии, "Русский антропологический журнал", 1924, в. 3-4; Берг Л. С., Очерки по истории русских географических открытий, М.-Л., 1946.

(1843 - 1923)

Почетный академик Д. Н. Анучин - замечательный русский географ, антрополог, этнограф, археолог и видный общественный деятель конца прошлого и начала текущего столетия. Заслуги Анучина в области отечественной географии отмечены в специальном постановлении Советского правительства (1948) об увековечении его памяти. В этом документе Анучин назван «крупнейшим русским географом, создателем русской университетской географической школы».

Анучин основал кафедру географии в Московском университете, положившую начало современному географическому факультету и ставшую колыбелью большой и самобытной «анучинской» географической школы. Он - автор ряда университетских географических курсов, полевой исследователь (особенно известны его работы по изучению рек и озер в верховьях Волги), основоположник отечественной лимнологии (озероведения), основатель и долголетний редактор географического журнала «Землеведение», автор крупных работ по геоморфологии, гидрологии и страноведению, создатель антропологического и географического музеев Московского университета, выдающийся организатор крупных научных съездов.

Мировоззрение Анучина в основном сложилось в 50 - 60-х годах прошлого века, т. е. в годы подъема революционного движения, промышленного развития страны, зарождения новых отраслей знания, многих технических открытий, новых теорий в русской науке. Анучин принимал живейшее участие в борьбе за торжество дарвинизма. Идея развития живой природы, этот краеугольный камень дарвинизма, в сочетании с передовыми для того времени материалистическими философскими воззрениями стали методологической основой мировоззрения Анучина. Ранний интерес Анучина к общественным наукам и возникший позднее интерес к естествознанию привели его в конце концов к географии как комплексной науке о природе и человеке.

Анучин родился 27 августа 1843 г. в Петербурге, в семье отставного офицера, участника Отечественной войны 1812 г. Будучи намного моложе своих двух братьев, Анучин рос одиноко. Предоставленный самому себе, мальчик рано пристрастился к чтению книг. Он семи лет уже свободно писал и хорошо излагал свои мысли. Под влиянием чтения книг, еще до поступления в гимназию, Анучин делал первые попытки сочинять рассказы и стихотворения.

В 1854 г. Анучин поступил во второй класс Л арийской гимназии, которая выделялась передовой для того времени постановкой учебной работы. Интересно, что Анучин впервые услышал революционные идеи именно от учителя географии. На уроках географии, как писал впоследствии Анучин, «в 6 - 7 классах мы уже читали герценовский «Колокол» и «Полярную звезду».

В 1860 г. Анучин успешно окончил гимназию. Осенью того же года он поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета. Это было бурное время, и Анучина целиком захватили происходившие в университете события. Он был участником первого в истории Петербургского университета организованного выступления студентов «за политические свободы».

Лето 1861 года Анучин провел в Германии, в Гейдельберге, где подружился с Бородиным, впоследствии известным композитором и профессором химии, с братьями Ковалевскими, с Воейковым и другими талантливыми молодыми людьми из России, увлекавшимися естественными науками. Они склонили интересы Анучина в область этих наук; он стал брать уроки и усиленно читать книги по естественным наукам. По возвращении в Россию он избрал для продолжения своего образования естественное отделение физико-математического факультета Московского университета, куда и поступил в 1863 г. После основательного знакомства со всем комплексом естественноисторических наук своей специальностью Анучин выбрал зоологию. Ближайшими его научными наставниками были весьма деятельные и талантливые профессора-зоологи А. П. Богданов, С. А. Усов и Я. А. Борзенков.

В 1871 г. Анучин занял должность ученого секретаря Общества акклиматизации животных и растений, в ведении которого находился Московский зоосад. В результате его энергичной деятельности зоосад пополнился редкими экземплярами африканских, среднеазиатских и сибирских животных. На материалах наблюдений за новыми животными зоосада Анучин написал свои первые научные работы.

Под влиянием проф. А. П. Богданова в 70-х годах Анучин начал увлекаться новой отраслью науки - антропологией.

В 1874 г. Анучин был избран в действительные члены Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. С этого времени начинается его деятельное участие в работах научных обществ. В те же 70-е годы он пишет ряд крупных работ по этнографии, археологии и антропологии, которые выдвигают его в ряды видных ученых России.

В 1876 г. Московский университет направил Анучина в научную командировку за границу. Работая в музеях Западной Европы, он по крупицам собирал материал для университета. Вернувшись в 1879 г. в Москву, он принял деятельное участие в организации Антропологической выставки 1879 г. в Москве, опубликовав, в частности, большую статью «Антропология, ее задачи и методы».

19 января 1880 г. Анучин прочитал в университете первую вступительную лекцию по курсу антропологии, а через год защитил магистерскую диссертацию на тему «О некоторых аномалиях человеческого черепа и преимущественно об их распространении по расам».

В 80-х годах Анучин участвовал в археологических съездах, на которых выступал с обстоятельными и интересными докладами по актуальным научным вопросам. В 1882 г. Московское археологическое общество совместно с Русским географическим обществом организовало археологическую экспедицию в Дагестан. Анучин, руководя ею, был первым русским ученым, начавшим в широких масштабах систематическое археолого-этнографическое изучение Дагестана.

В 1884 г. был опубликован новый университетский устав. Полагая, что кафедра антропологии может служить рассадником материализма, царское правительство предпочло исключить антропологию из состава наук, преподаваемых в русских университетах. Вместе с тем в уставе значилась новая кафедра - географии и этнографии на историко-филологическом факультете. Появлению в составе университетов кафедры географии предшествовала длительная борьба прогрессивных общественных сил за достойное положение географии в системе высшего университетского образования. В этой борьбе Анучин занимал ведущее положение.

Анучин был назначен экстраординарным профессором вновь основанной кафедры и в 1885 г. приступил к чтению лекций, начав их с курса истории землеведения.

В следующем учебном году Анучин прочитал курс общего землеведения, а в осеннем семестре 1886 г. читал древнюю географию, т. е. «географию стран, служивших театром древней истории». В дальнейшем наряду с общими курсами он читал дисциплины частной географии, преимущественно России, Западной Европы и Азии.

Все читаемые курсы Анучин предварительно писал. Так создались частью опубликованные литографским способом, а частью имеющиеся и поныне в рукописи курсы «Истории географии», «Общей географии», «Географии России» и др.

В 1889 г. кафедра географии была переведена с историко-филологического факультета на естественное отделение физико-математического факультета. В том же году совет Московского университета присудил Анучину ученую степень доктора географии без защиты диссертации - по совокупности его научных трудов по антропологии, этнографии и географии. Непосредственным поводом к этому важному событию в жизни ученого послужил выход в свет его капитальной работы - «О географическом распределении роста мужского населения России». Это исследование, тогда же отмеченное золотой медалью Русского географического общества, породило ряд аналогичных работ, обогативших русскую науку новыми антропологическими данными, вскрывающими этнические особенности населения России. В эти же годы он написал две этнографические работы - «Сани, ладья и кони как принадлежности похоронного обряда» и «К истории ознакомления с Сибирью до Ермака...» Обе эти работы - блестящие примеры умелого применения историко-сравнительного метода в сочетании с всесторонним научным анализом, основанным на огромной эрудиции в области исторической географии, фольклора и этнографии.

В 1890 г. Анучина избирают президентом Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. Вскоре он организует в составе Общества географическое отделение, призванное содействовать развитию в России географической мысли и воспитывать кадры географов отечественной науки.

Летом 1890 г. Анучин вел экспедиционные исследования на Валдайской возвышенности, изучая истоки Волги, Западной Двины и Днепра. Здесь он установил, в частности, что высшей точкой Валдайской возвышенности служит гора Каменник (321 м), а не Попова гора, как считалось раньше.

Летом 1891 г. Анучин побывал на Кавказе, в районе Казбека, где изучал и оледенение в целом и отдельные крупнейшие ледники.

В 1892 г. в Москве состоялись международные конгрессы по зоологии, доисторической археологии и антропологии. В качестве одного из главных организаторов этих конгрессов Анучин ре шил, по опыту Антропологической выставки 1879 г., приурочить к ним открытие географической выставки. Созданная его трудами выставка пользовалась большим успехом среди ученых, учителей и широких слоев публики; она наглядно продемонстрировала достижения русской географической мысли 90-х годов прошлого века. Собранные на выставке коллекции послужили основанием для географического музея Московского университета.

По приглашению известного русского картографа А. А. Тилло в 1894 г. Анучин принял участие в экспедиции для исследования истоков главнейших рек Европейской России. Он продолжил начатые в 1890 г. работы в районе Верхневолжских озер и верховьев Западной Двины. Результаты исследовательских работ экспедиции 1894 - 1895 гг. были обобщены в крупной работе «Верхневолжские озера и верховья Западной Двины...», а также в ряде более мелких работ по озероведению, положивших начало изучению озер России. При изучении водоемов Анучин широко исследовал местность, во взаимодействии с которой сформировались эти водоемы. Он разработал классификацию озер по форме и генезису котловин, по свойствам воды, режиму и т. п. Как первый русский ученый, начавший систематическое научное изучение озер России, Д. Н. Анучин, говоря словами акад. Л. С. Берга, «по справедливости считается отцом русской лимнологии».

Вместе с группой географов - членов географического отделения Общества любителей естествознания в 1894 г. Анучин основал журнал «Землеведение», который объединил разрозненные научные силы, учителей и любителей географии, воспитывая их в духе передовых традиций русской научной мысли. Анучину «удалось в своем журнале, - говорил А. А. Борзое, - соединить научную серьезность с большой доступностью, благодаря чему «Землеведение» так необходимо не только ученому работнику, но и преподавателю и всякому интересующемуся географией».

В 1895 г. в двух номерах «Землеведения» была напечатана большая работа Анучина «Рельеф поверхности Европейской России в последовательном развитии о нем представлений». В ней Анучин показал, как исторически одни представления о рельефе Русской равнины сменялись другими и постепенно, по мере освоения территории страны, шел процесс ее познания.

В 1896 г. Анучин был избран ординарным академиком Академии наук. Он, однако, отклонил связанное с этим предложение о переезде в Петербург и отказался от звания ординарного академика; тогда он был избран в почетные члены Академии наук, что не обязывало к переезду.

Помимо напряженной научной, педагогической и общественной работы в научных обществах, Анучин непрерывно вел интенсивную журналистскую деятельность, печатая статьи на различные научные темы в газете «Русские ведомости» и в журналах. Много статей он написал в энциклопедических словарях Брокгауза и Ефрона и Граната. Эти содержательные научные миниатюры характеризуют Анучина как весьма разностороннего ученого. Из крупных географических его статей можно отметить: «География», «Картография», «Кавказ», «Карст», «Россия», «Великоруссы».

В 1904 г. появилась в «Землеведении» обстоятельная работа Анучина по страноведению - «Япония. Географический очерк». В том же году, там же он начал печатать антропологический и этнографический очерк «Японцы», окончив его в 1906 г.

В связи с большим наводнением весной 1908 г. на территории Европейской России Водомерная комиссия Академии наук предприняла по инициативе Анучина подробное исследование причин этого наводнения. Сам Анучин занялся изучением наводнения в бассейне реки Москвы и написал статью «Наводнение в Москве в апреле 1908 г. и вопрос об изучении наводнений в России».

С годами научно-общественная деятельность Анучина занимает в его жизни все большее место. Немало труда он вклады вал, в частности, в подготовку и проведение научных съездов (Съезда русских естествоиспытателей и врачей в Петербурге в 1889 г., в Москве - в 1894 г., в Киеве - в 1898 г. В 1897 г. он возглавлял секцию антропологии на 12-м Международном съезде врачей в Москве).

В 1915 г. Анучин руководил первым съездом преподавателей географии. Ведущие методологические доклады на съезде были сделаны его учениками - А. А. Крубером, А. А. Борзовым, А. С. Барковым, А. И. Колмогоровым и др.

Октябрьскую революцию Анучин встретил в возрасте 74 лет. С первых же лет Советской власти он целиком посвятил себя делу строительства молодой Советской республики, развивая энергичную деятельность по объединению научных сил для разрешения неотложных задач, вставших перед советской наукой.

Кроме университета и педагогических институтов, Анучин работал в эти годы в Академии истории материальной культуры, в Комиссии по организации Центрального этнографического музея, в секции «Человек» Госплана, в бюро краеведения при Академии наук, в Коммунальном музее города Москвы, в Центральном естественно-педагогическом институте и в других учреждениях.

Когда в 1921 г. встал вопрос о создании первого советского учебного атласа, В. И. Ленин указал на Анучина и его ближайшего ученика А. А. Борзова, как на лиц, которых следует привлечь к выполнению этого важного для молодой Советской республики дела.

На протяжении нескольких лет Анучин занимался обработкой рукописей и дневников Н. Н. Миклухо-Маклая. Написанная им монография о Миклухо-Маклае была уже посмертно опубликована в «Землеведении» и в подготовленном Анучиным к печати первом томе сочинений Н. Н. Миклухо-Маклая.

За свою долгую трудовую жизнь он создал множество научных трудов. Если считать многочисленные газетные статьи, в которых подчас содержатся совершенно новые, оригинальные мысли, то общее число его печатных работ превышает тысячу. К этому следует прибавить редактирование как русских, так и переводных трудов.

Географию как науку Анучин понимал широко - как всестороннее изучение поверхности Земли, включая и неорганическую природу, и бесконечно разнообразный живой мир, и взаимоотношения между ними.

В соответствии с этим география, по его мнению, исторически сложилась из четырех основных отделов; астрономической (математической) географии, изучающей Землю как мировое тело, ее форму, величину, движение вокруг оси и в мировом пространстве; физической географии, выясняющей строение Земли в целом, ее географические оболочки (атмо-гидро-лито-сферы), их состав, физико-химические процессы, развивающиеся в них, и взаимодействия между сферами; биогеографии, изучающей распространение биологических форм, группировки растительного и животного мира на суше и в водной среде, закономерности их распространения; географии человека (антропогеографии), занимающейся исследованием численности населения, его расового и этнического состава, плотности по населенным частям света, природным областям, странам и государствам.

Для решения географических проблем эта наука пользуется данными топографии, картографии, истории землеведения и ряда отраслей естествознания - геологии, геофизики, метеорологии, гидрологии, почвоведения, ботаники, зоологии, а также антропологии, этнографии и др.

В этом (и только в этом!) смысле география, писал Анучин, «во всей совокупности ее отделов и вспомогательных дисциплин, может быть рассматриваема в настоящее время, как комплекс наук, способных быть предметом изучения и преподавания в особом институте.

Некоторые географы пытались эту мысль Анучина истолковать так, что он якобы вообще представлял географию как комплекс наук. Однако такое толкование было бы неправильно.

Говоря о комплексе наук, он имел в виду прежде всего подготовку специалиста-географа, который без знания «вспомогательных дисциплин» не смог бы решать географических вопросов.

Говоря о том, что географы нередко увлекаются деталями, «относящимися, в сущности, к областям других наук: геологии, геофизики и т. д., которым они и должны быть предоставлены», Анучин полагал, что география должна пользоваться ими, как и историей, «для лучшего понимания современных географических фактов и явлений».

Существо физической географии состоит, по мнению Анучина, в том, что, исследуя формы и явления, вызываемые действием различных внутренних и внешних сил Земли, она стремится уяснить «их распространение, соотношение, взаимную зависимость и причинность», иначе говоря - выяснить географические законы и закономерности.

В зависимости от пространства, охватываемого географическим изучением, география, по Анучину, подразделяется на общую (или землеведение), изучающую «всю Землю, всю ее поверхность», и частную (или страноведение), исследующую «отдельные части этой поверхности, страны и области».

Прямую и главную задачу географии в обоих случаях, как видно, составляет комплексное изучение территории и лишь для выяснения собственно географических законов и закономерностей, в методических целях, приходится, и даже необходимо, исследовать каждый из компонентов, входящих в природную обстановку какой-либо местности (области, страны, части света, моря, океана) или в ту или иную геосферу. Изучение от дельных компонентов территории, таким образом, не является конечной целью географии, хотя оно и необходимо для выяснения географических закономерностей в комплексном смысле.

Исследованиями самого Анучина в плане общей географии затронуты: рельеф суши земного шара (в капитальной работе «Суша»), где он выясняет общие закономерности строения поверхности, в частности наличие высотных ступеней, дает типологию рельефа на генетической основе; атмосфера - в литографированном курсе физической географии (1907); водная оболочка земли особенно воды суши, реки и озера с выяснением их режима в зависимости от снегового покрова, типологией озер, закономерностями их распространения («Озера», «Воды (суши»).

Большое внимание он уделял географии населения («антропогеографии»), изложив свои взгляды по этому «отделу» географии во многих своих этнографических и антропологических трудах.

Его общие идеи об океанической оболочке Земли, географии почв, биогеографии развивали главным образом уже его ученики (Л. С. Берг, А. А. Крубер, С. Г. Григорьев, В. А. Васнецов, В. П. Кальянов и др.), а обобщение данных и выявление комплексно-географических закономерностей нашли выражение в трудах Л. С. Берга («Климат и жизнь», «Основы климатологии», «Физико-географические зоны СССР» и др.) и А. А. Крубера («Общее землеведение»).

Задача частной географии, полагал Анучин, состоит в выяснении «полной, верной и ясной картины описываемой страны в географическом отношении: ее суши и вод, рельефа ее поверхности, ее климата, растительного и животного мира, человеческого населения».

Некоторые географы, противники частной географии как науки, считают, что страноведение есть простое описание территории и что оно, если и имело когда-то научный смысл, то ныне имеет лишь общеобразовательное значение.

Анучин же вкладывал в него глубокий научный смысл.

В частной географии, писал он, «приходится пользоваться всеми данными, имеющимися по картографии, физическому землеведению, биогеографии и антропогеографии, статистике, промышленно-торговому и культурному развитию (населения - А. С), чтобы получить возможно более полную и целостную картину страны, ее природы, населения, культуры, ее положения и значения среди других стран. Страноведение по необходимости предполагает сопоставление физико-биологического элемента с культурно-историческим...». Страноведение представляет до известной степени детальное развитие общего землеведения и со своей стороны дает последнему данные, подвергаемые им сравнительному анализу. Имея в виду эту научную задачу частной географии (страноведения), Анучин во многих своих работах указывал, что для географического познания стран, областей и т. п. необходимо изучать отдельные природные компоненты местности, их взаимоотношение, зависимость и взаимодействие, выяснять типы местности, и при этом постоянно иметь в виду для обжитых территорий воздействие чело1века на природу, ибо «человек внес весьма существенную перестройку в первобытные ландшафты».

С другой стороны, в задачу страноведения входит изучение и тех данных природы, которыми человек пользуется в своем хозяйстве, - естественных ресурсов и сил природы. Последнее Анучин особенно подчеркнул в своей «Записке» в Академию наук по поводу проекта об изучении производительных сил России (1915) и в статье «К изучению производительных сил России», включая в них не только данные географической среды, но и самого человека.

Примерами страноведческих работ Анучина могут служить его «Полярные страны. Географический обзор», «Центральная Азия. Географический обзор», «Япония и японцы. Географический очерк» и многие другие.

Как в общегеографических, так и в страноведческих исследованиях Анучина в основе лежат три краеугольных принципа: базирование выводов на точных фактических данных (в этом он близок И. П. Павлову, для которого факты - это «воздух ученого»), применение сравнительного метода для выяснения географических закономерностей (в этом он следовал А. Гумбольдту) и, наконец, исторический подход к выяснению сути каждого явления и познанию любой страны в ее настоящем. «Описание, - говорил он, - должно иметь в виду данный момент, но необходимо помнить, что поверхность земли испытывает постоянные изменения, что видимое и существующее в на стоящее время является результатом условий, складывавшихся постепенно в современный и предшествовавшие ему геологические периоды. Поэтому надлежащее понимание представляемых страною форм поверхности, ее ландшафтов и явлений жизни может быть получено только путем расследования ее прошлого и изучения тех процессов, которые вызывали последовательное преобразование».

Эти принципы лежат в основе материалистической методологии в географии, а во времена Анучина - в обстановке острой борьбы материализма и идеализма в условиях царской России, такие взгляды были в науке высокопрогрессивными, хотя и не обеспечивали всей полноты диалектико-материалистического понимания природы.

Анучин постоянно подчеркивал необходимость тесной связи географии с практикой, экономическим и культурным развитием народов. «Разработка чисто научных задач должна идти параллельно, но с разъяснением практических вопросов, вызываемых различными государственными и народными нуждами», - говорил он.

Своими исследованиями по истории географии Анучин положил начало глубокому изучению истории географической науки. Множество его трудов посвящено характеристике деятельности русских и иностранных путешественников и географов; частью они вновь изданы в 1952 г. в книге: «Д. Н. Анучин о людях русской науки и культуры».

Громадная заслуга ученого в том, что он создал самобытную русскую географическую школу, из которой вышло много талантливых продолжателей его научных исследований.

В стенах Московского университета под его руководством воспитывались А. А. Крубер, А. А. Борзов, Л. С. Берг, А. С. Бар ков, М. А. Боголепов, М. С. Боднарский, Б. Ф. Добрынин, С. Г. Григорьев, А. А. Ивановский, С. В. Чефранов и ряд других ученых.

Д. Н. Анучин никогда не замыкался в узкие рамки «академической науки». Он всеми силами стремился донести свои знания до широких слоев русского народа. В популяризаторской, общественной деятельности он видел долг ученого-патриота.

Имя Д. Н. Анучина занесено на географическую карту. В честь его названы: ледник на северном острове Новой Земли, гора на Северном Урале, остров и пролив в Малой Курильской гряде, ледник на северо-востоке Сибири в районе горного хребта Сунтар-Хаята.

Институционализация науки

(Жизнь и труды Д.Н.Анучина в контексте эпохи)

«Занимаясь и разрабатывая новые в России научные отрасли, Дмитрий Николаевич отнюдь не был в них пионером или новатором, творцом новых систем или автором открытий…» . Эта, довольно сдержанная, оценка теоретического вклада Д.Н.Анучина в науку представляется тем более заслуживающей внимания, что, во-первых, принадлежит перу его ученика в области антропологии В.В.Бунака, во-вторых, позаимствована из мемориальной статьи, написанной к первой годовщине кончины ученого, а для этого жанра, как известно, характерно преувеличение достоинств и заслуг усопших.

Будучи хорошо осведомленным в современных ему научных теориях, сам Анучин никогда не был выдающимся теоретиком в одной из тех дисциплин - антропологии, археологии, географии и этнографии - которыми увлеченно и плодотворно занимался многие годы. Более того, на подобную роль он никогда и не претендовал, поскольку к любым масштабным теоретическим построениям относился скептически, предпочитая им строго фактологические исследования, где в полной мере проявлялась его феноменальная память, о которой с восторгом упоминали современники. По словам того же Бунака, «теоретические построения играли крайне малую роль в … научной деятельности» Анучина, зато он «обладал исключительной способностью отчетливого восприятия единичных конкретностей, которые, благодаря его выдающейся памяти, существовали для него независимо от каких-либо теоретических систем» .

Эта индивидуальная черта ученого, интеллектуальная позиция которого нашла методологическое основание в позитивизме, сделала Анучина автором ряда превосходных для своего времени монографических работ. Его магистерская диссертация по зоологии «О некоторых аномалиях человеческого черепа и преимущественно об их распространении по расам», защищенная в начале 1881 года в Московском университете, по количеству материала (более 15 тысяч черепов) и сравнительно-анатомическому подходу считалась классической работой мировой антропологической литературы.

Широта научных интересов и работоспособность Анучина были поистине феноменальными: за свою долгую жизнь, - а ученый лишь немного не дожил до своего восьмидесятилетнего юбилея, сохраняя творческую форму вплоть до последних дней, - он написал более 120 работ по антропологии, около 90 по этноархеологии, более 150 по географии, около 90 по зоологии и естествознанию . Исследовательскую работу Анучин сочетал с обширной преподавательской и методической нагрузкой (число читавшихся им курсов достигало двух десятков, причем многие из них были пионерными), активной экспедиционной деятельностью, колоссальной организационной, редакционно-издательской и популяризаторско-просветительской работой.

С высоты сегодняшнего дня исследовательским работам Д.Н.Анучина - безусловно ценным для его времени - отведено место преимущественно в истории науки. Ретроспективно, фундаментальной заслугой Анучина выглядят не его исследования, чье значение исторически преходяще, а исключительная роль ученого в институционализации антропологии, археологии, географии и этнографии. Если антропология до Анучина имела своих академических предшественников в лице К.М.Бэра и А.П.Богданова, то этнография и археология, которые в 80-е и 90-е годы XIX века были делом преимущественно любительским, именно Анучину обязаны своим вхождением в круг академических дисциплин: он заложил устойчивые организационные формы археологических и этнографических исследований, положил начало университетскому преподаванию этнографии (в 1888 году Анучин приступил к чтению первого систематического курса этнографии России).

По отношению к географии Анучин вообще выступил основоположником академической традиции. До января 1885 года, когда Анучин приступил к чтению курса географии, она не преподавалась в Московском университете уже без малого сорок лет, с 1847 года. Помимо исследований в области географии и чтения соответствующих учебных курсов, Анучин учредил географический кабинет и музей в Московском университете, создал в 1892 году географическое отделение в Обществе любителей естествознания, антропологии и этнографии (ОЛЕАЭ), основал и более тридцати лет руководил журналом «Земледелие», разработал методику преподавания географии в высшей и средней школе.

Можно уверенно утверждать, что Анучин сделал решающий шаг для превращения любительского увлечения , в роли какового бытовали археология, география и этнография, а также, в значительной степени, и антропология в науку в полном смысле этого слова. Его первостепенная заслуга состояла в формировании организационной основы и подготовке профессиональных кадров - тех базовых условий, без которых ни одна научная дисциплина не может устойчиво существовать и развиваться

Сочетание дисциплин, оказавшихся в фокусе научных интересов Анучина, было далеко не случайностью. Хотя здесь не обошлось без влияния той черты его характера, которую он в сердцах называл «разбросанностью», а младшие современники и ученики предпочитали характеризовать как «разносторонность», в намеченной Анучиным интеллектуальной перспективе антропология, этнография и археология находились в неразрывной взаимосвязи, представляя собой «интегральные части триединой науки» . Методологическое основание этого междисциплинарного единства составило стремление Анучина к синтезу естествознания и общественных наук, воплощение чего он усматривал в географии - науке, одновременно занимающейся природой и человеком.

Идя по пути расширения, - когда добровольно, а когда и под влиянием обстоятельств, - круга своих научных интересов, Анучин нередко проигрывал в исследовательской глубине, свойственной ученым, всю жизнь специализирующимся в одной предметной области или даже по одной теме. «Если бы Дмитрий Николаевич сосредоточил свою деятельность в одной какой-нибудь специальности, он приобрел бы славу одного из крупнейших ученых конца XIX века. Но Дмитрий Николаевич сознательно не пошел по этому пути, так как сознавал, что от его деятельности зависит дальнейшее развитие в России трех наук» . Вместе с тем, избранная Анучиным исследовательская стратегия не только создала ему заслуженную славу эрудита, но и обеспечила возможность разностороннего подхода, взгляда на один объект с разных точек зрения, с позиции различных научных дисциплин. Младшие современники ученого отмечали присущее ему «чувство широкой перспективы, которого зачастую не хватает людям, зарывшимся с головою в отдельные специальные вопросы» .

В связи с этим примечательна характеристика Анучина как этнографа, принадлежащая профессиональному этнографу А.Н.Максимову: отмечая, что число собственно этнографических работ Анучина сравнительно невелико, он одновременно назвал его наиболее видным и авторитетным представителем этнографии в России. И этот авторитет, по мнению Максимова, зиждился не столько на собственных исследованиях Анучина, репутации научного патриарха и организационных заслугах, но, был обеспечен, прежде всего, научной разносторонностью Анучина, его способностью без труда оперировать материалами одновременно антропологии, этнографии и археологии, а также умением осуществлять общее научное руководство, определять перспективные направления исследований.

Парадокс Анучина заключался в том, что, посвятив практически всю свою жизнь институционализации научных дисциплин, то есть их выделению и обособлению из нерасчлененного конгломерата гуманитарных и естественнонаучных знаний, он одновременно старался сохранить взаимопроницаемость этих наук, объединенных общим, по его мнению, объектом исследования. Сегодняшним языком мы охарактеризовали бы Анучина как сторонника междисциплинарных исследований. Его универсализм не был лишь инерционным следствием прежнего научного синкретизма, характеризующегося неопределенностью (а потому и взаимоналожением) предметных полей, но последовательной методологической позицией: определяя предметные поля выделяющихся наук, проводя границы между ними, не превращать эти границы в китайскую стену, а добиваться междисциплинарного синтеза. Но это уже был синтез на основе дифференциации, а не прежний синкретизм. В своей научной деятельности Анучину удалось воплотить искомую модель развития науки, что было следствием счастливого сочетания двух факторов: во-первых, в конце XIX века оформляющиеся научные дисциплины еще не достигли столь высокого уровня специализации, который существенно затруднил бы сотрудничество между ними, во-вторых, феноменальная память и высокая работоспособность ученого позволили ему свободно оперировать материалами, проблематикой и категориями одновременно нескольких наук.

Дмитрий Николаевич олицетворял переходный характер науки, сочетая, с одной стороны, свойственные предшествующей эпохе универсализм и энциклопедизм, с другой - стремление к дифференциации и институциализации наук. Последнее - дифференциация и институциализация - было магистральным направлением развития научного знания во второй половине XIX века, но решающая роль Анучина в формировании современного облика ряда научных дисциплин заставляет с особым тщанием всматриваться в биографию ученого, пытаясь обнаружить в индивидуальных мотивах и действиях проявление более широких закономерностей, влияние интеллектуального и духовного климата эпохи. Судьба Д.Н.Анучина испещрена знаками времени, но, отмечая их, нельзя одновременно не указать и на его инаковость, отличие от коллег по университетской корпорации.

Со своей принципиальной внепартийностью и подчеркнутой лояльностью по отношению к власти как таковой - не важно, императорской или большевистской, Анучин явно выпадал из идеологически воспаленного отечественного контекста конца XIX - начала XX века, что заслужило ученому устойчивую неприязнь более политизированных коллег и не самую лучшую репутацию в тогдашнем образованном обществе. Достаточно упомянуть, что в 1911 году Анучин не присоединился к своим коллегам по кафедре географии и этнографии, покинувшим Московский университет в знак протеста против политики тогдашнего министра народного просвещения Л.А.Кассо; в итоге на кафедре остались лишь два преподавателя - Анучин и антрополог А.А.Ивановский. Согласимся, что идти против течения - качество, требующее немалого личного мужества. При всем том Дмитрий Николаевич отнюдь не был ученым жрецом, руководствовавшимся девизом «наука ради науки» и не жил в «башне из слоновой кости». Но свой личный вклад в общественный прогресс он видел, прежде всего, в развитии науки и распространении научных знаний, не обусловливая прогресс сменой политического строя. Идеалистическая вера в развитие науки и техники как первостепенное условие превращения России в состоятельное, просвещенное и передовое общество вообще была характерна для 60-80-х годов XIX века, получив особенное распространение среди студентов и профессоров факультетов естествознания и технологии. Социальную позицию, которой Анучин придерживался до конца своей жизни, можно сформулировать следующим образом: честное выполнение профессионального долга есть наилучшее служение России; власть же хороша или плоха настолько, насколько она помогает или мешает науке. Поэтому активное сотрудничество Анучина, уже довольно пожилого (74 года в 1917 году) человека, с Советами объясняется отнюдь не политическими симпатиями или идейной ангажированностью - таковые, насколько можно судить по имеющимся источникам, у него отсутствовали (или же он предпочитал их не проявлять публично), - сколько тем, что новая власть целенаправленно и активно поддерживала науку, в том числе и те дисциплины, которыми занимался Анучин. В 1919 году по просьбе Анучина была наконец-то открыта многострадальная кафедра антропологии, создать которую в императорской России фактически так и не удалось.

Путь в науку

Родился Дмитрий Николаевич Анучин 27 августа (по новому стилю - 7 сентября) 1843 года в Петербурге. Происхождения он был скорее разночинского. Хотя отец Дмитрия, Николай Васильевич Анучин, выслужил офицерский чин и потомственное дворянство за участие в кампании 1813-1814 годов, до поступления на воинскую службу он учился в духовной семинарии в Вятке, откуда ушел, не окончив курса. Мать, Татьяна Фирсовна Захарова, родом из крестьян Галичского уезда Костромской губернии, но зажиточных, поскольку смогла получить образование в петербургском пансионе. Дмитрий был шестым (и последним) в семье ребенком, причем к моменту его появления на свет в живых оставались лишь два брата - Михаил и Александр. В 1854 году Дмитрий поступил во второй класс Ларинской (Петербург) классической гимназии, но, потеряв в течение двух лет (1855-1857 гг.) сначала среднего брата - Александра, а затем отца и мать, оказался вынужденным перейти в пансионеры. Единственный оставшийся в живых близкий родственник, брат Михаил, к этому времени женился и не смог или не захотел содержать брата-гимназиста.

Гимназия - плод гимназической реформы 1849-1851 гг. - делала акцент на классическом образовании, много времени уделялось изучению иностранных языков, как живых, так и мертвых - древнегреческого и латыни. Строгая дисциплина и телесные наказания усугубляли и без того нелегкую жизнь в пансионе. Но с учебой у Дмитрия проблем не было: одноклассники впоследствии единодушно отмечали феноменальную память и умение «Онучки» (такое прозвище он получил от однокашников) систематически работать. Эти качества впоследствии составили одну из главных составляющих успешной научной карьеры Д.Н.Анучина.

Путь выпускника гимназии казался предопределенным: в 1860 году молодой Анучин поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета, но проучился там недолго. Весной 1861 года студент заболел, врачи предполагали крайне опасный, чуть ли не фатальный для того времени диагноз - туберкулез, и по совету знаменитого доктора С.П.Боткина Анучин покинул Россию, отправившись для лечения за границу.

По дороге в южные края Анучин провел лето 1861 года в знаменитом университетском центре Гейдельберге. Здесь он познакомился и сблизился с рядом русских, среди которых были А.П.Бородин, впоследствии известный композитор и химик, братья А.О. В.О. Ковалевские - биолог и палеонтолог, последовательные дарвинисты. Но главное, в «Германии туманной» началось его увлечение естественными науками. По-видимому, этому кардинальному обновлению интеллектуальных приоритетов Анучина немало поспособствовало освобождение от системы жестких запретов и ограничений гимназических лет. С избавлением от физического недомогания уходила и моральная усталость от интеллектуальной несвободы. За границей у Анучина появился шанс выйти из колеи, в которую его загнали жизненные обстоятельства.

Для России 60-х годов интерес к естествознанию был духом времени и интеллектуальной модой, что так блестяще изобразил И.С.Тургенев в «Отцах и детях» в образе Базарова. (Впоследствии сам Д.Н.Анучин относил расцвет отечественного естествознания ко времени с конца 50-х годов, привязывая его к началу царствования Александра II .) Переживавшее моральный подъем русское общество воспринимало науку и социальный прогресс как синонимы. Или, используя более изощренную формулировку, формировалась характерная для модерна система легитимации научного знания через метарассказ (в данном случае - идею прогресса).

В самой Европе в это время произошло событие, создавшее мощную интеллектуальную динамику - первая публикация (1859 год) знаменитого труда Ч.Дарвина «Происхождение видов путем естественного отбора, или сохранение благоприятствуемых пород в борьбе за жизнь». Началось победное шествие эволюционизма, вскоре охватившее и Россию. В том же 1859 году французский хирург, анатом и антрополог Поль Брока основал Парижское антропологическое общество. Эти события вряд ли остались незамеченными молодым и любознательным русским студентом, увлекшимся естествознанием. Но формирование научных взглядов Анучина, обращение его в дарвинистскую «веру» произошло позже, во время учебы в Московском университете.

Тем временем Анучин через Швейцарию отправился в Италию, где изучал итальянскую литературу и искусство. Сказалось полученное им классическое образование: в насыщенной историческими памятниками и произведениями искусства различных эпох Италии оживали недавние книжные знания. Наслаждаясь путешествием и яркими впечатлениями, молодой Анучин был вполне уверен, что его жизненное поприще находится в России. К этому времени относятся его попытки определить общее направление своей дальнейшей профессиональной карьеры: «Я могу только сказать, что я хочу быть честным, образованным русским человеком. А чтобы русским быть, надо знать, что такое эта Русь, и поэтому я употреблю все силы мои, чтобы узнать ее» . Формулировка расплывчатая, если не сказать туманная, но в свете дальнейшего жизненного пути Анучина буквально пророческая: его профессиональная деятельность была нацелена именно на познание России - как ее природы, так и русского человека.

Хотя непосредственное интенсивное общение Д.Н.Анучина с западной наукой произошло во время научной командировки 1876-1879 гг., его отношение к европейской науке и к Западу вообще всегда отличалось уважительностью. Анучин признавал колоссальное и положительное влияние Запада на российскую социальную и научную жизнь и полагал заимствование западных форм организации науки, тесное общение с нею исключительно полезным для российской научной корпорации. «История русского естествознания началась одновременно с историей европеизации России, и подобно тому, как в усвоении начал европейского общежития мы следовали за иностранцами, так иностранцы же явились нашими учителями в области чистой и прикладной науки» .

В более широком плане методологическим основанием западничества Анучина служила идея универсальности прогресса: в XIX и начале XX века господствовала точка зрения о существовании единого магистрального пути развития человечества, по которому рано или поздно пойдут все народы и страны. И место России Анучин видел в Европе и вместе с Европой, которая первой вступила на этот путь, демонстрируя миру образцы цивилизации. Анучин бесспорно тяготел к западническому лагерю отечественной интеллигенции, что в те времена органично сочеталось с русским патриотизмом.

Вернувшись весной 1863 года в Россию, Дмитрий Анучин был полон сил и желания насаждать ростки просвещения в Отечестве. Из Петербурга он перебрался в Москву, где к тому времени уже поселился его брат Михаил, практикующий врач, и осенью 1863 года поступил на естественное отделение физико-математического факультета университета. Избрав своей специальностью зоологию, Анучин слушал, в числе прочих, лекции А.П.Богданова по зоологии беспозвоночных, С.А.Усова - по зоологии позвоночных, Я.А.Борзенкова - по сравнительной анатомии. Эти три профессора оказали на студента наибольшее влияние: Богданов, один из основоположников русской антропологии, впоследствии фактически оказался научным руководителем Анучина; Усову принадлежала решающая роль в формировании последовательно дарвинистских взглядов студента Анучина .

Русское естествознание и знаки времени

В университете Анучин оказался в окружении людей, выступавших проводниками новейших достижений европейского естествознания, из которого заимствовались не только теории, но и формы организации. Упомянутый А.П.Богданов и профессор-геолог Г.Е.Щуровский выступили в 1863 году инициаторами создания при Московском университете Общества любителей естествознания (ОЛЕ; некоторое время спустя оно стало называться ОЛЕАЭ - Общество любителей естествознания, антропологии и этнографии) благо университетский устав 1863 года разрешил университетам учреждать ученые общества . В чем состояла цель этого общества?

Давая много лет спустя сравнительную характеристику развития естествознания в России и Западной Европе, Д.Н.Анучин отмечал несравненно более высокую «прочность научного дела» на Западе, подразумевая фактически отсутствовавшую в России разветвленную и институционализированную организационно-кадровую структуру науки. По Анучину, организационная основа естествознания на Западе включала следующие компоненты: «светил науки», которые «создают системы, школы, направления, обогащают науку новыми открытиями, теориями, ставят ей новые задачи»; «последователей учителей» или «рядовых работников» - они «разрабатывают частные вопросы, обогащают науку новыми фактами, наблюдениями и опытами»; наконец, широкий круг «любителей», свидетельствующих интерес общества к науке. Поэтому даже уход одного из «светил» не останавливал поступательного развития науки . Не то было в России, где смерть талантливого одиночки нередко пресекала научное направление. И уж почти полностью отсутствовало в ней «любительство» как массовое явление. В образованном русском обществе было так мало лиц, интересовавшихся естествознанием, что существовавшие еще со времен Александра I естественноисторические учреждения (Минералогическое общество в Петербурге, Общество испытателей природы в Москве) «находили невозможным и бесполезным издавать свои труды на русском языке» .

Предполагалось, что ОЛЕАЭ сможет привить отечественному обществу интерес к естествознанию и обеспечит популяризацию науки. В отличие от упомянутых выше организаций, любители естествознания пеклись не столько о проведении фундаментальных исследований, сколько о распространении и популяризации естественноисторических знаний. Этому должны были способствовать открытый характер общества (акцентировалось слово «любителей» в его названии), проведение популяризаторско-просветительских мероприятий (устройство этнографической, политехнической, антропологической выставок и учреждение соответствующих музеев), публикация материалов общества на русском языке (Богданов настаивал на том, чтобы протоколы общества велись на русском языке и на нем же публиковались его «Известия»). В конечном счете, повышение социального престижа естествознания должно было обеспечить приток молодежи на соответствующие отделения в университетах и конвертироваться в финансовые пожертвования со стороны частных лиц.

Несколько забегая вперед, отмечу, что ОЛЕАЭ не смогло в полной мере достичь своих амбициозных целей. Хотя интерес к естествознанию в русском обществе в целом вырос - свидетельством чему может служить относительно регулярное проведение съездов естествоиспытателей и врачей (первый состоялся в 1867 году), масштабы любительства оказались далеко не столь значительными, как, к примеру, в Германии, считавшейся в этом отношении эталонной страной, а социальный престиж естествознания после всплеска 60-х годов в 70-е резко снизился. По воспоминаниям Д.Н.Анучина, в 70-е годы XIX века курс на естественном отделении физмата Московского университета ежегодно оканчивали лишь три-четыре человека, а в 1876 году - только один. Для естествознания эти годы, по его мнению, были регрессом, и лишь с конца 80-х годов вновь наметилось поступательное движение .

Вероятно, трудно было ожидать иного результата в стране, значительная часть населения которой во второй половине XIX века оставалась неграмотной. Да и общественно-политический контекст последней трети XIX века не очень благоприятствовал развитию интереса к естествознанию. Сам Анучин в свойственной ему осторожной манере характеризовал 70-е годы как время увлечения классицизмом в официальных сферах и социальными науками - в обществе . В переводе с эзопова языка это означало, что образованные слои русского общества, включая студенчество, все более заметно связывали прогресс России не с развитием науки и техники, а с радикальным обновлением ее социального и политического устройства, что вызывало естественную реакцию власти в виде ужесточения государственного контроля над высшим образованием и идеологией.

В этой накалявшейся атмосфере ОЛЕАЭ оказалось мишенью нападок, не лишенных идеологического подтекста. «Губителей естествознания» (так называли общество его недоброжелатели) обвиняли не только в недостойном статуса Императорского Общества дешевом популизме и неэффективной трате немногочисленных кадровых и материальных ресурсов отечественного естествознания, но и в разлагающем влиянии на студенчество. Эти политические инвективы, беспочвенные в отношении ОЛЕАЭ, тем не менее точно фиксировали тенденцию, набиравшую силу в образованных классах русского общества. Дарвинизм (а в более широком плане - естествознание) создал в России не только и не столько интеллектуальную, сколько идейно-психологическую динамику. Дарвиновская эволюционистская теория, поставив человека (по крайней мере, в многочисленных интерпретациях последователей и истолкователей Дарвина) на одну ступень с животными, отвергая креационизм и божественную картину мира, подрывала религиозную санкцию традиционного политического и социального порядка и влекла за собой драматические социальные выводы. Отказ от идеи нуминозного происхождения власти (царь как помазанник божий) в принципе открывал возможность для претензий на власть любой социальной и/или политической группе.

Предложивший радикально новый взгляд на природу человека дарвинизм спровоцировал подлинную революцию в морально-нравственной сфере. Если человек суть говорящая обезьяна, а не образ и подобие божие, то к людям и надо относиться как к животным, - такова была крайняя точка рассуждений восторженных русских неофитов дарвинизма. Под обаяние этой искусительной логики, как известно, подпал недоучившийся студент Родион Раскольников, герой одного из самых знаменитых романов Ф.М.Достоевского. Трагический талант писателя запечатлел новый социально-нравственный тип русской молодежи в момент его зарождения. Университетская профессура с ужасом отмечала, что студенты воспринимают теорию Дарвина как истину в последней инстанции и непосредственное руководство к действию.

В российском обществе последней трети XIX века формировалась внерелигиозная вера, восходившая к трансцендентной идее общего блага и характеризовавшаяся бескомпромиссностью, исступленностью и идеологическим фанатизмом. Эти качества были привнесены, в том числе, из духовной среды: выходцы из семей православного духовенства числились среди наиболее радикальной части российского студенчества, и в 1879 году правительство ограничило прием семинаристов в вузы. Если в 1880 году 24,1 % студентов по своему социальному происхождению принадлежали к духовенству, то в 1895 году - лишь 5 % .

Однако даже рассматривая высшие учебные заведения как рассадник опасных политических и идеологических влияний, правительство не могло обойтись без пользующихся интеллектуальной свободой университетов. Вызов модернизации, с которым Россия воочию столкнулась после катастрофической Крымской войны, требовал, в том числе, кардинального расширения масштабов подготовки специалистов. При этом система высшего образования объективно формировала не только профессиональную компетенцию, но также идеалы - служение прогрессу и национальному освобождению, и те качества - интеллектуальную независимость и критический взгляд на действительность, которые выглядели потенциально опасными для политического и социального порядка в империи.

Вряд ли можно даже в незначительной степени приписывать ОЛЕАЭ какие-то политические цели и ответственность за радикализацию российских образованных классов, поскольку его отцы-основатели, ратуя за прогресс естествознания, никогда не занимали радикальных политических позиций. Но из этого краткого экскурса в идеологический контекст эпохи становится понятным, почему царское правительство, в конечном счете, не допустило существования университетской кафедры антропологии.

Не удалось Обществу подвести под свою деятельность и прочный организационный фундамент. Его безусловные и немалые достижения 60-70-х годов основывались, прежде всего, на личном авторитете и энтузиазме А.П.Богданова, бывшего подлинным мотором и душой общества. Двадцатилетнее председательство Г.Е.Щуровского в ОЛЕАЭ носило формальный характер. Именно Богданов был источником интеллектуальной активности, формируя приоритеты общества и его задачи, обеспечивал приток финансовых средств в ОЛЕАЭ и лично ими распоряжался. Отход Богданова после Антропологической выставки 1879 года от активной деятельности в ОЛЕАЭ приостановил его развитие: «Утомленное Общество стало в 1880-х годах сосредотачиваться преимущественно на своей внутренней деятельности» .

Становление Анучина-антрополога

В 1867 году Д.Н.Анучин успешно окончил Московский университет, но при кафедре для подготовки к профессорскому званию оставлен не был. Хотя достоверно не известно, почему это произошло, напрашиваются два объяснения. Первое связано с изменением семейного положения вновь испеченного выпускника университета: вскоре по его окончании он женился на А.А.Ушаковой, родом из крестьян, и, возможно, был занят жизненным обустройством. Второе предположение связано с тем, что на кафедре не нашлось места для выпускника, желавшего посвятить себя занятиям антропологией - новой для того времени дисциплиной, по которой в России, за единичным исключением, не было квалифицированных специалистов.

Пауза в научной карьере Анучина продлилась до 1871 года, когда по приглашению одного из своих университетских профессоров, Усова, он занял должность ученого секретаря Общества акклиматизации животных и растений. Деятельность общества была тесно связана с первым в России московским Зоологическим садом, основанным в 1864 году и существовавшим на добровольные пожертвования. На этой должности ученый впервые проявил присущий ему организаторский талант, наладив доставку редких животных из Африки, Сибири и Средней Азии, их успешную акклиматизацию и содержание в неволе. В 1873 году в периодическом сборнике «Природа» увидела свет первая печатная работа Анучина «Очерки африканской фауны», написанная по материалам его наблюдений за животными. К 1876 году в том же издании им было опубликовано еще несколько статей зоогеографического и этнографического характера и большая работа по проблеме происхождения человека «Антропоморфные обезьяны и низшие типы человечества», находившаяся на стыке зоологии и антропологии. В 1874 году Анучина избрали членом ОЛЕАЭ, а в 1875 году - секретарем антропологического отдела Общества.

Публикации Анучина послужили подтверждением научной состоятельности молодого ученого, обосновав его право заниматься антропологией. Еще в 1873 году он получил предложение держать экзамен на магистра, который с блеском сдал в начале 1875 года. Непосредственно о теме магистерской диссертации Д.Н.Анучин консультировался с А.П.Богдановым. В 1876 году он опубликовал небольшую монографию «Материалы по антропологии восточной Азии. I. Племя айнов», основу которой составили полученные с Сахалина материалы по антропологии и этнографии. В этой книге проведено остеологическое исследование айнов (проанализировано расовое значение отдельных особенностей айнских скелетов), прослежены их южные связи и выявлены айнские элементы в культуре японцев .

Легко заметить, что работа Анучина носила не чисто антропологический, а комплексный - антрополого-этнографический характер, что вряд ли можно объяснить лишь нехваткой антропологических материалов в Москве. Для исследовательской перспективы Анучина было характерно понимание антропологии как науки, включающей всю совокупность естественноисторических сведений о человеке. Со временем эти взгляды выкристаллизовались и приобрели отчетливую форму, но формирование их восходит к начальному этапу его научной карьеры, если не к студенческим годам. Характеризуя несколько десятилетий спустя цели антропологии, он указывал: «Задача ее та же, что и вообще так называемой естественной истории, только в применении к человеку. Объект ее - разновидности рода Homo» . Собственно морфологические и биологические вопросы интересовали Анучина в незначительной степени, «он оставался преимущественно этнологом-историком, занимаясь преимущественно расовой и этнологической антропологией, а также вопросом о происхождении человека, главным образом в области палео-онтологии и палео-этнографии» .

Но это уже был вопрос индивидуальных предпочтений, в то время как понимание предмета антропологии Анучиным отличалось чрезвычайной, даже чрезмерной, широтой. В своей большой статье «Антропология, ее задачи и методы» , приуроченной к открытию в 1879 г. Антропологической выставки в Москве, он определял ее как «особую отрасль знаний, посвященную изучению видоизменений человечества». (Дефиниция антропологии как «естественной истории … в применении к человеку», по существу, является парафразом данного определения.) Под эту максималистскую формулировку, не погрешив, можно подверстать изрядное количество гуманитарных и естественнонаучных дисциплин. По-видимому, намеренная расплывчатость в определении предмета антропологии вытекала из стремления Анучина сохранить синтез естественных и гуманитарных знаний в ситуации выделения и обособления самостоятельных дисциплин из нерасчлененного конгломерата наук. В то же время императив дифференциации наук вынуждал Анучина к разделению антропологии, «понимаемой в обширном смысле», «на две главные отрасли: собственно антропологию как антропологию физическую и этнологию, распадающуюся, в свою очередь, на лингвистику (изучающую языки), так называемую историю первобытной культуры, собирающую данные о менее развитых стадиях культуры и старающуюся уяснить себе ход культурного развития человечества, и этногению, задача которой выяснить связь между различными народами и их последовательное сложение и обособление. Предмет первой отрасли - физической антропологии - различные физические типы или расы человечества» . Различие между этими двумя направлениями единой, в классификации Анучина, науки было настолько велико, что он признавал: «…Это не тождественные объекты изучения, требующие различной подготовки со стороны исследователя, а потому долженствующие по преимуществу изучаться различными группами специалистов» .

В 1876 году в судьбе Анучина произошел серьезный и крайне благоприятный для его научной карьеры поворот. В октябре 1876 года от Министерства народного просвещения было получено разрешение учредить при физико-математическом факультете Московского университета кафедру антропологии . Ее инициатору, А.П.Богданову, удалось привлечь и необходимые для создания кафедры значительные финансовые средства: капитал в 25 тысяч рублей был получен ОЛЕАЭ от К.Ф.Фон-Мекка. Поскольку квалифицированных кадров для работы на кафедре попросту не было, за исключением и без того перегруженного Богданова, Анучина командировали за границу сроком на два с половиной года для подготовки к занятию кафедры . Эта длительная стажировка оплачивалась из средств, полученных от Фон-Мекка. За границей Анучин прослушал курсы в Сорбонне, Берлинском университете и в университетах других городов Европы; во Франции он работал в лаборатории классика физической антропологии П.Брока. Все это время молодой исследователь собирал материалы для московской Антропологической выставки, а на парижской Всемирной выставке 1878 года он организовал русскую часть антропологического отдела, получившую высокую оценку мировой научной общественности. Одновременно Анучин вел самостоятельную исследовательскую работу, готовя магистерскую диссертацию. Он сосредоточился на исследовании аномалий черепа, собрав за рубежом огромный краниологический материал (около 4 тысяч черепов).

В Россию Анучин вернулся в январе 1879 года, имея превосходную научную подготовку, вероятно, даже превышавшую тогдашний европейский уровень. (Во второй половине XIX века по уровню преподавания и постановке исследовательской работы лучшие российские университеты ничуть не уступали западным вузам, а по ряду позиций даже превосходили их.) По возвращении на родину Анучин погрузился в интенсивную работу по организации московской Антропологической выставки и выступил популяризатором новой научной дисциплины, прежде всего дарвиновской теории, на страницах российской прессы (с лета 1881 года ученый стал постоянным сотрудником влиятельной газеты «Русские ведомости», а с 1887 г. и ее редактором). По завершении выставки ее фонды были переданы Московскому университету, а Анучину было поручено организовать антропологический музей при университете. Поскольку музею отводилась важная роль в постановке систематического курса антропологии, Анучин подготовил «Записку о пособиях, необходимых при преподавании антропологии», разделив их на три отдела: анатомо-морфологический, палеонтолого-археологический и этнологический. Эта классификация органично вытекала из свойственного Анучину понимания антропологии как метанауки. Однако фактически музея или антропологического кабинета в университете организовать так и не удалось; многочисленные коллекции и экспонаты ютились в четырех комнатах Исторического музея.

В начале 1881 года Д.Н.Анучин защитил магистерскую диссертацию «О некоторых аномалиях человеческого черепа и преимущественно об их распространении по расам» , ставшую незаурядным событием в науке того времени. Диссертация продемонстрировала последовательный моногенизм Анучина, стоявшего на позиции видового единства человечества.

Наконец, длительная и упорная подготовка Анучина в области антропологии завершилась давно чаемым результатом: в апреле 1881 года он был утвержден приват-доцентом по кафедре антропологии и приступил к чтению первого в России университетского курса антропологии.

Одновременно ученый стал расширять поле своих исследований в направлении палеоэтнографии (синтеза этнографии и археологии), которую, как уже отмечалось, он числил частью антропологии. Будучи командирован Московским университетом для участия в V археологическом съезде (Тифлис, осень 1881 года), Анучин прочитал там два реферата: «О породах собак каменного периода на побережье Ладожского озера» и «О вариациях форм древних наконечников стрел». Его интерес к палеоэтнографии носил не спорадический, а устойчивый характер, вылившись в 1887 году в основательное исследование «О древнем луке и стрелах», основу которого составил прочитанный в Тифлисе реферат.

Однако уже в 1884 году недолгое существование кафедры антропологии было прервано. В новом университетском уставе 1884 года она не упоминалась, но и прямого запрещения или отмены прежних распоряжений об организации кафедры также не последовало. Хотя в имеющихся источниках вопрос о причинах фактического дезавуирования кафедры антропологии (обратим внимание: существовавшей на частные пожертвования) обойден молчанием, можно предположить, что это было связано с общим изменением политико-идеологического климата в 80-е годы, когда начались так называемые «контрреформы» Александра III, призванные стабилизировать российское общество и укрепить государственный контроль над ним.

Правительственная политика в отношении высшего образования претерпела существенное ужесточение. Университетский устав 1884 года резко ограничил автономию высших учебных заведений: ректоры, деканы и профессора отныне не избирались, а назначались Министерством народного просвещения; расширялись полномочия инспекторов и их власть как над учащимися, так и над преподавателями. Для ограничения приема студентов из низших сословий («кухаркиных детей») была увеличена приемная плата; вводилось обязательное ношение студентами формы, что позволяло легко их распознать в случае уличных беспорядков. Подобная политика преследовала двоякую цель: с одной стороны, ужесточался государственный контроль за высшим образованием, с другой, общество ограждалось от «развращающего» влияния, пожалуй, самого демократического института тогдашней России.

Идеологическая «сомнительность» антропологии, ее потенциально подрывная роль и негативное влияние на молодежь были слишком очевидны, чтобы допустить существование кафедры антропологии, тем более финансово независимой от государства. Но и прямой запрет научной дисциплины попахивал откровенным мракобесием, вызывая мрачные реминисценции из еще не забытой эпохи Николая I. Вероятно, поэтому умудренная русская бюрократия предпочла фигуру умолчания в отношении кафедры, не запрещая, но и не разрешая ее. Причем прекрасно осознавалось, что отсутствие официального разрешения в России тождественно фактическому запрету.

Двусмысленность создавшейся ситуации Д.Н.Анучин почувствовал на себе практически сразу. С января 1885 он перестал получать денежное вознаграждение за чтение курса антропологии на естественном отделении физико-математического факультета Московского университета. Считая своей нравственною обязанностью продолжать начатое дело, Анучин развернул борьбу если не за сохранение кафедры, то хотя бы за сохранение антропологии как учебной дисциплины. Благо в циркулярах министерства просвещения отыскалась лазейка в виде упоминания наук и предметов, которые могли дополнительно вноситься в учебные планы. И Анучин обратился с ходатайством к декану физико-математического факультета (а факультет - к министру просвещения), «чтобы при составлении учебных планов по естественному отделению физико-математического факультета не была бы забыта и антропология, а именно - введена, по крайней мере, в качестве предмета, который может быть рекомендован студентам «как полезное или даже необходимое дополнение их образования». В конечном счете, это ходатайство было удовлетворено: преподавание антропологии в Московском университете сохранялось за Анучиным, ему также было оставлено заведование антропологическими коллекциями . Однако положение дополнительной, факультативной дисциплины заметно снижало статус антропологии. Да и для самого Анучина в это время на первый план выдвинулась новая для него дисциплина - география.

С ноября 1884 года Анучин был назначен экстраординарным профессором по новой кафедре и занимал ее бессменно вплоть до 1919 года, когда произошло ее разделение на кафедры географии и антропологии. Экстренная переквалификация состоявшегося антрополога в географа-неофита (из более 60 статей, опубликованных Анучиным к 1884 году, лишь одна - небольшая заметка «Жертвы американской полярной экспедиции «Жанетты» - каким-то боком относилась к географии) объяснялась почти полным отсутствием в тогдашней России кадров профессиональных географов. До середины 80-х годов в университетах изучались лишь физическая география и метеорология, поэтому после учреждения специализированных кафедр преподавание географии оказалось в руках людей, ранее весьма далеких от этой специализации. В Петербургском университете географию «насаждал» швейцарский антрополог, доцент Э.Ю.Петри, в Киевском - метеоролог П.И.Броунов, в Харьковском - ботаник А.Н.Краснов, в Московском - магистр зоологии Анучин . Ситуация не была лишена парадоксальности: в то время как география читалась естественниками, вновь образованная кафедра числилась по историко-филологическому факультету. Косвенным образом на размещение кафедры географии именно на истфиле повлияла предшествующая практика: «Вероятным основанием включения кафедры географии в состав истфила послужило то, что преподавание географии в средней школе соединялось в лице одного учителя истории (филолога). Такой опыт уже был - истфил в Петербурге имел «разряд истории и географии». Кончавших по этому разряду назначали преподавателями истории и географии в гимназиях» . Однако главным аргументом стало согласие министра просвещения с мнением ученого комитета министерства о желательности учреждения кафедры географии на историко-филологическом факультете . Правда, уже в 1889 году кафедра была передана физико-математическому факультету. За этим перемещением стоял принципиальной важности вопрос о месте географии в системе наук и содержании ее предмета, вылившийся в середине 80-х годов в оживленную дискуссию, в которой активное участие принял и Д.Н.Анучин.

Дискуссия эта была начата в 1883 году Новороссийским университетом, особая комиссия которого, рассмотрев вопрос об учреждении в университете кафедры географии, предложила создать ее вне факультетов и включить в состав кафедры землеведение, историческую географию и этнографию. В то же время один из членов комиссии высказал мнение о принадлежности кафедры географии к историко-филологическому факультету, поскольку содержание ее составляет «только то, что относится к человеку, а все касающееся земли должно быть отнесено к существующей уже кафедре физической географии»; соответственно, на кафедре следовало изучать политическую географию со статистикой, этнографию и историческую географию. Ученый комитет министерства принял сторону отдельного мнения, а согласие министра с этой позицией означало ее легализацию и проведение в жизнь. Но при этом ученый комитет вряд ли исходил из того, что география относится к гуманитарному знанию; им двигали вполне прагматические мотивы - невозможность обеспечить квалифицированное преподавание широкого круга разнообразных и далеко отстоящих друг от друга дисциплин, какие предлагались комиссией Новороссийского университета. Поэтому ученый комитет счел необходимым «ограничиться только группою предметов более или менее сродных, как это сделано в отдельном мнении члена Комиссии. При таком составе наук , можно надеяться, скорее найдутся молодые люди, способные к занятию кафедры географии [курсив автора - Т.С.]» .

Однако эта точка зрения, за которой, как можно понять, не было принципиальной позиции, настолько противоречила устоявшемуся в научной среде отнесению географии к естествознанию, что встретила немедленный отпор. В начале 1884 года, то есть уже после причисления кафедры географии к истфилу, комиссия Казанского университета подвергла резкой критике узкое понимание предмета географии, которым из прагматических соображений предпочел руководствоваться министерский комитет. По мнению Казанского университета: «Человек не может быть отделен от окружающих его естественно-исторических условий, и никто еще не суживал так пределы географической науки…» Казанская профессура недвусмысленно заявила о принадлежности кафедры к физико-математическому факультету, предложив сделать главный акцент на изучение общего землеведения, а физическую географию рассматривать как дополнительную науку. В таком же положении вспомогательной дисциплины оказывалась и этнография, которая, как указывали казанцы, не входит в состав наук ни физико-математического, ни историко-филологического факультетов. То есть этнография фактически выбрасывалась за борт, а ведь, напомним, вновь созданная структура называлась «кафедрой географии и этнографии [курсив автора - Т.С.]». Однако, по мнению физмата Казанского университета, такое обрезание было необходимым для устранения неудобства принадлежности кафедры географии двум факультетам .

Казанский университет выразил доминирующую в научном сообществе позицию о принадлежности географии к естественнонаучному циклу, и уже в конце 1885 года Министерство народного просвещения предложило университетам высказаться по вопросу о возможности учреждения на физмате особого географического отделения. В 1886-1887 годах к дискуссии подключилось ИРГО, поддержавшее эту идею и образовавшее специальную комиссию для изучения вопроса. Его активность, по-видимому, была инициирована министром просвещения И.Д.Деляновым, который сам склонялся к мысли о переносе кафедры географии на физмат. Вокруг важного, но все же частного вопроса о преподавании географии Деляновым вообще была поднята изрядная шумиха, смысл которой современным языком можно определить как персональный PR министра просвещения.

В результате было создано несколько комиссий, где одной из главных фигур оказался Анучин. Комиссия ИРГО запросила его мнение, для истфила Московского университета Анучин писал отзыв, также он вошел в комиссию физмата. Выступая за перенос кафедры на физмат, поскольку на истфиле она находилась в изолированном положении, Анучин вместе с тем рассматривал географию как возможность синтеза гуманитарных и естественных наук, дисциплину, находящуюся на стыке истории и естествознания. В «Истории развития землеведения», своем первом курсе по географии, он говорил студентам: «География, или наука о Земле, собственно о земной поверхности, и еще более этнография, или наука о племенах и народах человечества, являются существенным дополнением к истории, расширяют ее кругозор, разъясняют многие исторические явления и способствуют лучшему пониманию хода развития человеческой культуры» . Поэтому если физическая география должна преподаваться главным образом физикам и специалистам по естествознанию, то сравнительное землеведение (Vergleichende Erdkunde по Риттеру) в соединении с этнографией может с успехом читаться на истфиле; историческая же география остается уделом специалистов-историков .

По-видимому, аргументация Анучина оказалась настолько убедительной, что совет Московского университета счел желательным иметь две параллельных кафедры географии - на истфиле и на физмате! Однако тем же Анучиным была показана невозможность подобного решения ввиду катастрофической нехватки профессиональных кадров. И действительно: после окончательного перевода с 1 января 1889 года кафедры географии на физмат (фактически это было предрешено еще в 1887 году, когда начались занятия по географии на естественном отделении физмата) более никаких географических курсов студентам-историкам не читалось.

Определение места кафедры географии в университете было лишь одной, причем не самой трудной, проблемой. Несравненно более тяжелым делом оказалась организация учебного процесса в условиях тотального отсутствия педагогических кадров, отечественных учебников, опыта преподавания и методических наработок, материальной базы. В этом смысле отечественная география представляла собой tabula rasa .

Весной 1889 года, после перемещения кафедры на естественное отделение физмата, Анучин прочитал курс географии Азии - первый страноведческий курс по зарубежным странам в Московском университете, в 1890 году - курс физической географии; в том же году он стал вести географический семинарий, которым руководил вплоть до 1917 года.

В начале 90-х годов определился круг курсов, читавшихся на кафедре географии и в основных чертах сохранявшийся до 1917 года. Он включал физическую географию, географию России, географический семинар, географию Азии (позже - некоторых европейских стран), этнографию России, общую этнологию, антропологию и антропологию России (включая практические занятия по антропологии). Этнография России - «обзор населяющих Россию народностей» - читалась не каждый учебный год .

Подытоживая опыт деятельности кафедры географии и этнографии Московского университета в дореволюционный период, можно отметить следующее. Развертывание кафедры совпало с вступлением России в эпоху бурного экономического развития, что, казалось бы, объективно должно было способствовать повышению прикладного значения географии, стимулировать ее развитие и расширение географического образования. Но, хотя позитивная динамика присутствовала, общее состояние географии в университете и за его стенами не внушало оптимизма, а ее социальный статус оставался довольно низким.

К середине 90-х годов, то есть спустя десятилетие после учреждения кафедры, география читалась уже в половине русских университетов, что было явным достижением при дефиците квалифицированных преподавателей (достаточно упомянуть, что у Анучина на кафедре долгое время не было штатных сотрудников). Однако масштабы подготовки кадров оставались довольно скромными: в 1907-1917 гг. физмат Московского университета выпустил по географической специальности около ста человек, причем львиная доля выпускников пришлась на годы I мировой войны (1916 год дал рекордную цифру - 37 человек); до войны выпуск порою составлял лишь два-три человека. Не лучше обстояло дело и с преподавательским корпусом: в императорской России за сорок лет докторскую степень по географии получили лишь пять человек, причем для троих из них география представляла побочный интерес; лишь немногим более было магистров, которые, в основном, вышли из Московского университета .

В дореволюционной истории кафедры географии Московского университета самым богатым по числу курсов и преподавателей оказался 1910/11 учебный год. В это время на кафедре, помимо Анучина, работали состоявшие в должности ассистентов приват-доценты А.А.Ивановский (читал на кафедре с 1904 года, получил докторскую степень по географии), А.А.Крубер (в 1907 Анучин поручил ему курс географии России), А.И.Колмогоров (этнограф, читал с 1909 года) и не бывший ассистентом С.Г.Григорьев (с 1904 года). В 1913 году на кафедру пришли А.А.Борзов и Б.Ф.Добрынин, в 1914 - приват-доцент, антрополог Е.М.Чепурковский, в 1916 - выдержавший магистерский экзамен И.С.Щукин. Однако в связи с уходом ряда преподавателей кафедры по политическим мотивам в начале 1911 года, ее численность восстановилась лишь накануне Октябрьской революции. В 1916 году преподавателями кафедры географии и этнографии, наряду с Анучиным (читал общении землеведение и историю географии), состояли А.А.Борзов (география России), Б.Ф.Добрынин (страноведение), Е.М.Чепурковский (антропология и явления наследственности); географический семинар вели М.С.Боднарский и И.С.Щукин; практическими занятиями по антропологии некоторое время руководил А.И.Колмогоров .

Положение с учебными пособиями улучшалось довольно медленно. К работам Э.Реклю добавились учебник А.А.Баранова для средней школы, «Краткий курс географии России» Лесгафта (с 1905 года), посвященные России статьи в 54-м и 55-м томах энциклопедии Брокгауза и Ефрона, географические атласы Н.Ильина. Внес свою лепту и Анучин: студентам рекомендовалась его статья о рельефе европейской России, носившая скорее науковедческий характер (журнал «Землеведение», 1895 год) и изданный в 1904 году литографированный конспект лекций по физической географии. При изучении этнографии России использовались книга Н.Н.Харузина «Этнография» (Вып.1-4. СПб., 1901-1905) и труды Фр.Ратцеля .

Ситуация с учебниками как в капле воды отражала общее неразвитое состояние отечественной географической науки и слабую изученность России. Не была, например, осуществлена инструментальная съемка огромных регионов Российской империи, что имело некоторое объяснение в гигантских масштабах страны и труднодоступности ряда ее мест. Но даже центральные области России, констатировал Анучин в 1894 году, изучены совершенно недостаточно .

В этом ему пришлось непосредственно убедиться в ходе экспедиции к истокам Днепра, Западной Двины и Волги летом 1890 года. Анучин обнаружил, что вошедшее во все географические учебники утверждение, будто высшей точкой Валдайских гор является Попова гора, оказалось географическим мифом. Высшей точкой была гора Каменник . Экспедиция носила самодеятельный характер, так как полевая практика университетских географов находилась в загоне. И не только по причине отсутствия средств - в полевой работе попросту не усматривали смысла. Показательно, что в марте 1914 года на заседании студенческого географического кружка Московского университета был заслушан доклад «Работа географа в поле», доказывавший необходимость полевых исследований! Понятно, что отсутствие полноценной полевой практики создавало обширную лакуну в профессиональной подготовке географов, тем более их учителя также чаще всего не имели подобного опыта. Возможно, впрочем, поэтому некоторые из них считали его необязательным и для студентов.

В первые годы своих занятий географией Анучин сконцентрировался всецело на организации учебного процесса - разработке учебных программ и курсов, подготовке и чтении лекций. На его долю выпала трудная, ответственная и не очень заметная внешне работа по закладке фундамента географической науки в России. Учитывая ограниченность материально-финансовых и кадровых условий, справился он с нею наилучшим образом и, без преувеличения, выступил основателем отечественной географической школы. Но не в плане разработки концепций и теорий, а как организатор географического образования - профессионального и школьного, и создатель институционально-кадровой структуры науки.

В 1892 году по инициативе Анучина было открыто географическое отделение ОЛЕАЭ. В том же году он выступил организатором Географической выставки в Москве, составившей позже университетский географический музей (за отсутствием места в университете он размещался в помещениях Исторического музея). Одновременно, в 1892 году, Анучин совместно с Богдановым организовал проведение в Москве XI сессии Международного конгресса по доисторической археологии и антропологии. Двумя годами позже, в 1894 году, Анучин основал журнал «Землеведение», оставаясь его руководителем на протяжении 30 лет.

Огромное внимание он уделял популяризации географии и постановке ее обучения в школе. В 1915 году Анучин выступил организатором и председателем I Всероссийского съезда преподавателей географии, собравшего около тысячи человек преподавателей и научных работников в этой области. В резолюции по докладу Анучина предлагалось: наладить преподавание географии во всех классах средней школы; отдать приоритет изучению географии России; сочетать теоретические курсы с обязательными практическими занятиями; предоставить преподавателям свободу в определении рамок и содержания курсов. Участники съезда настаивали также на экстренной организации географических отделений в университетах для подготовки географов-исследователей и преподавателей .

При всей своей феноменальной памяти и незаурядной работоспособности Анучину, занятому учебной, методической и организационной деятельностью, поначалу было просто не под силу одновременно заниматься исследованиями в области географии. Из 56 публикаций Анучина в период с 1885 по 1888 год лишь семь относились к сугубо географической тематике, но вряд ли можно было назвать оригинальными работами литографированные курсы лекций по истории землеведения и древней географии, просветительские статьи в «Русских ведомостях» и некролог Н.М.Пржевальского .

Исследовательская деятельность Анучина в последней четверти XIX - начале XX вв.

Антропология оставалась главной любовью Анучина, благо ее преподавание удалось сохранить в рамках кафедры географии. Во второй половине 80-х годов все свободное время он отдавал работе над крупным исследованием, в основе своей, безусловно, антропологическим, но включающим также данные этнографии и географии. Опубликованная Анучиным в 1889 году работа «О географическом распределении роста мужского населения России» была выдающимся для того времени исследованием и получила золотую медаль ИРГО. В центре внимания автора оказался вопрос о географических факторах роста. Впервые он был поставлен в 60-е годы XIX в. французским антропологом П.Брока, видевшим причину вариаций роста в различном расовом составе населения. Альтернативная точка зрения предлагала искать объяснение в условиях природного рельефа и уровне благосостояния населения.

Основываясь на данных о всеобщей воинской повинности за 1874-1883 гг., Анучин установил два главных центра высокорослости - в южных губерниях и в Прибалтике, и два главных центра малорослости - на востоке европейской части России и крайнем западе. Ему удалось доказать, что картина распределения роста не может быть объяснена исключительно географическими условиями и уровнем благосостояния: «Условия питания и среды скорее способны влиять на ритм роста, чем на его конечную величину» . Первопричину географических вариаций роста Анучин усматривал в истории заселения восточной Европы, обусловившей различия в этническом составе населения.

Вопросы этнической и расовой антропологии интересовали Анучина в первую очередь. И хотя здесь он никогда не был крупным теоретиком (да и не претендовал на подобную роль), его безусловной заслугой стало накопление обширного фактического материала по расовому составу населения России (Анучин руководил его сбором) и подготовка первых обобщающих работ по расовой антропологии населения империи, публиковавшихся в энциклопедии Брокгауза и Ефрона. В этом издании Анучиным были последовательно опубликованы статьи «Великоруссы», «Евреи в антропологическом отношении», «Малороссы в антропологическом отношении», «Россия в антропологическом отношении», «Славяне (антропология)» .

В расовой антропологии Анучин придерживался точки зрения о разграничении «расы» как биологической категории и понятий «племя», «народ», «нация» как категорий исторических. Он полагал, что границы рас не совпадают с границами племен и народностей, этнографические типы не совпадают с антропологическими, а комплекс расовых признаков представляет собой подверженную изменениям динамическую систему .

1889 год стал важной вехой в жизни Анучина, принеся признание его заслуг научной корпорацией. В сентябре совет Московского университета присвоил Анучину степень доктора географии honoris causa (без представления диссертации) за совокупность научных трудов по антропологии, этнографии и географии. А в следующем, 1890 году, вновь испеченный доктор был избран председателем ОЛЕАЭ, что означало наряду с высокой аттестацией разносторонних научных достижений и признание незаурядных организаторских талантов Анучина. Но и это был не последний лавр в увенчавшем его венке научной славы.

В 1896 году группа академиков предложила избрать на освободившуюся кафедру зоологии зоолога, занимающего антропологией, имея в виду конкретно Анучина. На общем собрании Академии наук он был избран ординарным академиком с 25 голосами «за» и 8 «против». Но поскольку для занятия академической кафедры предстояло переехать в Петербург, то Анучин, не желая оставлять формирующиеся в Москве научные школы географии и антропологии - а без него они вряд ли смогли бы состояться, отказался от звания ординарного академика. Тогда АН избрала его своим почетным членом.

В 90-е годы XIX века и начале XX века Анучин вел исследовательскую работу параллельно в трех направлениях. Два из них - антропология и палеоэтнография - определились уже давно, в географии же Анучин до этого занимался исключительно преподавательской, методической и организаторской работой. Однако при всей экстраординарной загруженности он смог найти время и возможность для самостоятельных исследований и в этой области. Его внимание привлекла гидрология. Анучин начал полевое изучение истоков рек европейской России, результатом чего стал обширный лимнологический (лимнология - наука об озерах) очерк «Новейшие изучения озер в Европе и несколько новых данных об озерах Тверской, Псковской и Смоленской губерний» . В свою очередь, эта работа составила часть последующего обобщающего труда «Верхневолжские озера и верховья Западной Двины» (М., 1897).

В первое десятилетие XX века от лимнологических исследований Анучин перешел к изучению особенностей режима рек Европейской России, преследуя вполне практическую цель предсказания и предотвращения катастрофических последствий весенних разливов рек. Итог этого исследования составила статья «Наводнение в Москве в апреле 1908 г. и вопрос об изучении наводнений в России».

Помимо работ по гидрологии Анучин выпустил страноведческий очерк по Японии, время издания которого - 1906 год - недвусмысленно свидетельствует, что интерес к этой теме был вызван русско-японской войной. Он также занимался обработкой рукописного наследия Н.Н.Миклухо-Маклая, первый том которого увидел свет в 1923 году, уже после смерти Анучина .

Возглавив ОЛЕАЭ, Анучин смог активизировать работу его антропологического отдела, который стал школой первого поколения русских антропологов. В 1900 году на базе антропологического отдела был основан «Русский антропологический журнал», выходивший до 1937 года. В связи с устойчивым интересом к расокой проблематике исследователь принял участие в дискуссии о возможности и пределах применения математических методов в антропологии. Не отвергая их в принципе, Анучин выступил против абсолютизации математического направления как ведущего к чрезмерным абстракциям и фактически элиминирующего исторические и биологические интерпретации. Более корректным и адекватным ему казался биометрический метод .

Однако персональные научные предпочтения отнюдь не мешали плодотворному сотрудничеству Анучина с представителями различных направлений в антропологии: на возглавляемой им кафедре географии и этнографии в разное время работали как последователь математической школы в антропологии А.А.Ивановский, так и основатель биометрических методов Е.М.Чепурковский. Сегодняшним языком мы охарактеризовали бы Анучина как сторонника методологического плюрализма, понимающего безусловную важность и плодотворность сосуществования и взаимообогащения различных теоретических подходов.

Большой интерес проявлял Анучин и к антропогенезу, считая своим общественным долгом пропагандировать эволюционистский взгляд на эту проблему. Его работы в области антропогенеза - «Происхождение человека и его ископаемые предки» (1912 год) и «К вопросу о древнейших людях» (1916 год) - не представляли самостоятельной теоретической ценности, будучи популярным изложением дарвиновской теории.

Вероятно, для современного читателя более интересной оказалась бы начатая Анучиным работа об антропоморфизме черта (!) и «антропологический этюд» о Пушкине. Однако, они так и не получили завершения, что было неудивительно при свойственной Анучину манере перескакивать от одной темы к другой, надолго оставляя предшествующую без внимания. В этом заключалась одновременно его сила - разносторонность научных познаний, и слабость - невозможность одинаково глубоко погрузиться во множество интересовавших проблем. Как преподавателю это шло Анучину на пользу, но исследовательская сторона, скорее, страдала.

В 90-е годы по-прежнему сохранялся интерес Анучина к палеоэтнографии - синтезу этнографии и археологии, где им были выпущены, по крайней мере, три, заслуживающих упоминания работы: «Сани, ладья и кони как принадлежности похоронного обряда», «К истории ознакомления с Сибирью до Ермака» - обе в 1890 году и «К истории искусства и верований приуральской чуди» (1899). Признанием заслуг Анучина в области этнографии - не столько исследовательских, сколько организаторских и учебно-методических - стало избрание его председателем этнографического отдела ОЛЕАЭ в 1914 году .

К началу второго десятилетия XX века Анучин сосредоточил в своих руках (по крайней мере, в Москве) ключевые административные позиции одновременно в трех дисциплинах - географии, антропологии и этнографии. С одной стороны, это свидетельствовало о ключевой роли Анучина в становлении этих наук, в процессе их институционализации, с другой, подтверждало слабость - организационно-кадровую и материально-техническую - новых дисциплин, самостоятельное существование которых оказалось во многом возможным благодаря феноменальным усилиям и энтузиазму одного лишь человека.

Дискуссия об изучении производительных сил России

Общая первопричина слабости российской науки крылась в типе отношений, установившихся между институтами науки и государства. Хотя Россия начала XX века была быстро модернизирующейся страной, в ней отсутствовало понимание науки как критически важного фактора модерн-проекта, что обусловило крайнюю слабость государственной легитимации науки. Последняя, в свою очередь, никогда не рассматривалась как средство легитимации государства. Несколько упрощая и огрубляя, самодержавие не видело в существовании науки особого смысла, если не иметь в виду узко практические и военные нужды империи.

Именно эти потребности дали импульс развитию географии в, казалось бы, неблагоприятное для науки время - в годы войны. I мировая война оказалась принципиально новым типом вооруженного конфликта - длительным, интенсивным, а потому требовавшим стратегической мобилизации тыла. Отечественная наука вообще, и география в частности, включились в решение задач этой мобилизации. В 1915 году Академия наук создала постоянную Комиссию для изучения естественных производительных сил (КЕПС) Российской империи, в которую из географов был включены Д.Н.Анучин, П.П.Семенов-Тян-Шанский, а также Л.С.Берг, ученик Анучина. Географы настаивали на том, чтобы в рамках работы комиссии наладить комплексное географическое исследование территории России или, как писал Анучин, «изучение производительных сил должно быть поставлено на географическую основу» . Он выступал против ограничения рамок комиссии изучением России только в минералогическом, геологическом, ботаническом и зоологическом отношениях, предлагая уделить первостепенное внимание человеку как главной производительной силе: «Нельзя игнорировать … население России, столь разнообразное в нашем отечестве по типу, языкам, стадиям быта, культурным особенностям, историческим судьбам, участию в производительности страны. Это более мощная «производительная сила», чем, например, животный мир» . Для комплексного географического и этнографического изучения России Анучин предлагал создать в рамках Академии наук специальный центр. Однако инициативы географов были отклонены руководством АН, встретив решительные возражения со стороны ее непременного секретаря академика С.Ф.Ольденбурга. В результате деятельность Анучина и его сторонников в этой сфере ограничилась докладами о Галиции и Балканах (театрах военных действий) на заседаниях географического отдела ОЛЕАЭ и статьями в «Землеведении».

Государство и наука в советской России

Шанс реализовать свои идеи появился у Анучина только после большевистской революции. Его сотрудничество с Советами ни в коей мере нельзя объяснить идеологическими симпатиями: ученый занимал принципиально аполитичную позицию. Но именно вследствие революции стала формироваться принципиально новая парадигма отношений между государством и наукой, открывшая для последней небывалые возможности.

Советское государство возникло как носитель грандиозного и вдохновляющего проекта строительства альтернативной капиталистическому Западу цивилизации. Этот проект питался претендовавшей на научный характер мессианской идеологией русского марксизма (большевизма). (Претензии на научную рациональность вообще характерны для идеологий модерна.) То есть государство, номинально воплощавшее волю передового класса - пролетариата, нуждалось в легитимации себя наукой. Но, в свою очередь, оно легитимировало науку, рассматривая ее как средство освобождения пролетариата и движения по пути прогресса. В принципе, в самой этой связи, если отбросить ее содержательную сторону, не было ничего специфически советского: вопрос о легитимации науки, решающей «что истинно, а что ложно», еще со времен Платона, как указывал Ж.-Ф.Лиотар, неразрывно связан с вопросом о легитимации власти, определяющей «что справедливо, а что несправедливо» .

А советское государство одной из своих ипостасей выступало как государство модерна. Во-первых, оно унаследовало важные черты модерна: сциентизм, технократизм, рационализм, идею социального милосердия. Во-вторых, ему пришлось решать масштабные задачи социально-политической и экономической модернизации, остававшиеся для Запада уже в прошлом. Модерн-проект, вне зависимости от его политико-идеологической окраски, неосуществим без самого активного участия и использования науки, и это предопределяло востребованность и высокий статус научного знания в новой России, порождая, в свою очередь, надежду на взаимность науки по отношению к большевистскому государству.

Императив модернизации резко повысил социальный статус географии, этнографии и антропологии. Первая стала рассматриваться как непосредственная производительная сила, вторая оказалась в авангарде модернизации, политической и бытовой социализации - «вовлечения в социалистическое строительство» - окраинных народов прежней империи. Антропологии же предстояло сыграть решающую роль в формировании научной картины происхождения человека и опровержении «религиозных предрассудков».

При этом важно отметить, что направленность государственной политики принципиально совпадала с научными интересами и устремлениями самих ученых, то есть существовала взаимная комплиментарность науки и нового государства. Благодаря поддержке последнего возникли благоприятные условия для реализации многочисленных замыслов и идей (например, тотальной картографии России и изучения этнического состава ее населения), вынашивавшихся не одним поколением российских географов и этнографов. Ориентируя их в первую очередь на практические результаты, власть не вводила при этом каких-либо существенных идеологических и политических ограничений в сфере профессиональной деятельности.

Общий итог сотрудничества с новой властью в первое десятилетие ее существования оказался для антропологии, географии и этнографии, безусловно, позитивным. Именно в 20-е годы завершился процесс их институциализации, начатый в последней трети XIX века Анучиным. Они наконец-то приобрели устойчивый статус самостоятельных научных дисциплин, получили стабильное государственное финансирование и материально-техническую базу, была налажена система подготовки кадров и сформирован привлекательный образ профессии, мощный импульс получило развитие системы учебных и научных центров .

Более того. Большевистский мироустроительный проект с его пафосом титанического созидания смог реактуализировать ценности модерна и восстановить целостность мировоззрения русской интеллигенции. Вера в единство и прогресс человечества, в разум и преобразующую мощь человека - все те идеальные ценности и высшие смыслы, которые были порушены мировой и гражданской войнами, вновь наполнились реальным содержанием, ощутимо влияя на личное, групповое и общественное поведение.

Довольно глубоко изучив ситуации в этнологии 20-х годов, я могу утверждать, что «чувство социального оптимизма» - набивший оскомину штамп советской историографии - было реальным мироощущением. Этнология в целом характеризовалась высоким морально-психологическим тонусом, динамизмом, стремлением к поиску нового и небывалой тягой к экспериментаторству. По-видимому, эти оценки могут быть экстраполированы на географию и антропологию.

Этот Zeitgeist пронизывал и высшее образование, которое формировало не только профессиональную компетентность, но и, не в меньшей степени, идеалы. Итогом чего должно было стать появление элиты, ведущей пролетариат к освобождению, а человечество - по пути прогресса. Профессия географа/этнолога обрела самолегитимацию в мифе об «ученом-подвижнике» - версии архаичного мифа о «культурных героях».

Отношения между государством и интересующим нас комплексом дисциплин в 20-е годы можно в целом охарактеризовать как неравноправное партнерство , где слабой стороной выступало научное сообщество. Государственные преференции науке обменивались на ее участие в модернизации страны («связь с практикой социалистического строительства» как критически важное условие государственной поддержки), что в полной мере соответствовало устремлениям самих ученых, и политическую лояльность по отношению к новой власти. За этими исключениями научная корпорация сохраняла автономию: политические инстанции не покушались на свободу научного творчества, не диктовали ученым, что и как им изучать. В свою очередь, в пределах своей компетенции профессиональное знание оказывало решающее влияние на выбор конкретных приоритетов, определение форм и методов модернизации. Но при этом и государство и наука легитимировались идеологией большевизма.

Деятельности Анучина при новой власти

При обзоре деятельности Анучина в постоктябрьский период создается впечатление, что у немолодого уже ученого (74 года в 1917 году) открылось второе дыхание, настолько он был активен. Эта активность вылилась в научно-организаторскую (прежде всего), учебную и популяризаторскую деятельность; самостоятельных исследований Анучин более не вел.

В 1919 году в результате разделения кафедры географии на две возникла, наконец-то, самостоятельная кафедра антропологии, за которую Анучин безуспешно бился несколько десятилетий. Кафедру географии он передал своему ученику А.А.Круберу, а сам возглавил кафедру антропологии, где предполагалась специализация по антропологии и этнологии, а также доисторической археологии.

В 1918 году начала осуществляться еще одна давнишняя задумка Анучина: при кафедре географии была создана комиссия по вопросу «об учреждении в России географического института». Институт открылся по окончании гражданской войны, в 1922 году, и его первым директором стал Анучин. Правда, институт этот находился в составе Московского университета, а не Академии наук, входя в Ассоциацию НИИ физмата университета. Анучин редактировал и рецензировал карты Атласа России, изданного в 1921 году. В 1922 году Госплан пригласил его работать в секции «Человек как экономический фактор производства». В том же 1922 году возобновился приостановленный на время выпуск журнала «Землеведение» под редакцией Анучина и Крубера.

Анучин возглавил Московское археологическое общество, географическое отделение Коммунального музея Москвы (ныне Музей истории и реконструкции Москвы) и комиссию по созданию Центрального этнографического музея в Москве. С 1919 года он сотрудничал с Российской академией истории материальной культуры (РАИМК), которая летом 1920 года снарядила по его проекту экспедицию в район среднего течения Оки.

В 1921 году Анучин выступил одним из членов-учредителей Всероссийской научной ассоциации востоковедения при Наркомнаце и вошел в состав комиссии по подготовке экспедиции в Афганистан. В 1923 году, уже после смерти ученого, вышел в свет сборник его статей «Афганцы и Афганистан».

Значительным было участие Анучина в развитии системы высшего и среднего образования. Он вошел в учредительную комиссию по созданию высших учебных заведений, где разрабатывал структуру и подбирал кадры для Ташкентского и Уральского (в Екатеринбурге) университетов. В Центральном естественно-педагогическом институте (ЦЕПИ) ученый возглавил научно-методическую работу по созданию советской трудовой школы .

Работоспособность и научную форму он сохранял буквально до последних дней жизни. Еще 24 апреля 1923 г. Анучин председательствовал на 152-м заседании географического отделения ОЛЕАЭ, а уже 4 июня его не стало.

Однако остался главный итог научной жизни Анучина - три вставших на крыло дисциплины: антропология, география, этнография, которые как самостоятельные науки состоялись во многом, если не исключительно, благодаря его феноменальным усилиям. Осталось множество выпестованных им учеников, определивших лицо этих наук. В географии это Л.С.Берг, А.А.Борзов, М.А.Боголепов, М.С.Боднарский, С.Г.Григорьев, Б.Ф.Добрынин, А.А.Крубер, И.П.Силинич, А.А.Синицкий, И.С.Щукин и др. В антропологии и этнографии: Б.Ф.Адлер, В.В.Бунак, Б.Н.Вишневский, Б.С.Жуков, А.А.Ивановский, А.И.Колмогоров, Б.А.Куфтин, В.П.Налимов, Н.А.Синельников и др.

Бунак В.В. Деятельность Д.Н.Анучина в области антропологии // Русский антропологический журнал. 1924. Т.13. Вып.3-4. С.5.

Бунак А.А. Дмитрий Николаевич Анучин (некролог) // Отчет I-го Московского Государственного Университета за 1923 г. М., 1924. С.243.

Хоскинг Джефри. Анучин Д.Н.

Подробнее о развитии советской этнографии в 20-е годы см.: Соловей Т.Д. От «буржуазной» этнологии к «советской» этнографии: История отечественной этнологии первой трети XX века. М., 1998; она же. «Коренной перелом» в отечественной этнографии (дискуссия о предмете этнологической науки: конец 1920-х - начало 1930-х годов) // Этнографическое обозрение. 2001. № 3.

08 сентября 1843 - 04 июня 1923

один из виднейших русских ученых географ, антрополог, этнограф, археолог, музеевед, основоположник научного изучения географии, антропологии и этнографии в МГУ

Товарищ председателя Московского археологического общества. В 1896 году избран ординарным академиком по кафедре зоологии Императорской Академии наук в Санкт-Петербурге, почётный член Петербургской Академии наук (1898), член-корреспондент Парижского антропологического общества (1879), действительный член Итальянского общества антропологии и географии (1880), Американского антропологического общества в Вашингтоне (1883), почётный член Королевского антропологического института в Лондоне (1897), член Русского горного общества (1900).

Биография

Дмитрий Николаевич Анучин учился в 4-й Ларинской гимназии, которую окончил в 1860 году.

После окончания гимназии Дмитрия Анучина зачислили на историко-филологический факультет, где выслушивал лекции Стасюлевича, Костомарова , Срезневского и Сухомлинова, но болезнь заставила его через год бросить университет и уехать за границу, откуда он вернулся только в 1863 году с обновлёнными сведениями и обновившимся мировоззрением.

После поездки Анучин опять поступил в Московский университет, в этот раз по естественному отделению физико-математического факультета и закончил курс кандидатом в 1867 году, но после выпуска Дмитрий Анучин продолжал старательно учить этнографию, зоологию и антропологию.

В 1880 году защитил магистерскую диссертацию на тему: «О некоторых аномалиях человеческого черепа, преимущественно в их распространении по расам», после чего был избран доцентом по кафедре антропологии Московского университета.

С 1875 года состоял в ИОЛЕАЭ (Императорском обществе любителей естествознания, антропологии и этнографии, а с 1890 года был президентом Общества.

В 1880 году Д. Н. Анучин начал изучение Валдайской возвышенности, впервые определил одну из наиболее высоких точек Тверской губернии - гору Каменник (321 м), также особое внимание он уделял рельефу верховьев Волги.

В 1894-1895 годах Дмитрий Николаевич Анучин принял участие в экспедиции под руководством А. А. Тилло по исследованию истоков Волги, Западной Двины, Днепра, Верхневолжских озёр и озера Селигер с целью выяснения причин обмеления рек в Тверской губернии. Дмитрий Николаевич Анучин окончательно решил вопрос об истоке Волги.

Наследие

При Московском университете Дмитрий Николаевич Анучин создал Географический музей - один из самых полных в России, с библиотекой до 10 000 томов, и Антропологический - крупнейший музей по антропологии и этнологии. Основал отечественную школу географов, является основателем русской лимнологии (озероведения).

Дмитрию Николаевичу Анучину принадлежит до 600 трудов по этнической антропологии и антропогенезу, этнографии, первобытной археологии, общей физической географии, страноведению и истории науки.

Вместе с группой ученых, объединившихся вокруг А. С. Уварова , одного из основателей Русского и Московского археологических обществ, Исторического музея в Москве, археологических съездов, Анучин вывел русскую археологию из стадии любительства.

Работы Анучина «Рельеф поверхности Европейской России…» (1897 год), «Верхне-волжские озера и верховья Западной Двины» (1897 год) положили начало систематическому изучению рельефа и озёр России. Благодаря тщательности исследования (для того, чтобы составить карту глубин Селигера было сделано около 8 тысяч измерений), до сих пор являются наиболее фундаментальной работой о Селигере и Валдайской возвышенности.

В 1916 г. Дмитрий Николаевич передал в дар Императорскому Московскому университету личную библиотеку, содержащую около 2000 книг по географии, этнографии, истории, естествознанию, среди которых много редких изданий. В настоящий момент библиотека Анучина хранится в Отделе редких книг и рукописей Научной библиотеки МГУ имени М. В. Ломоносова.

Берг Л.С. Очерки по истории русских географических открытий. М.-Л. Изд. АН СССР – 1946. – С. 282 - 318

ДМИТРИЙ НИКОЛАЕВИЧ АНУЧИН
(1843-1923)

О Д.Н. Анучине существует довольно обширная литература , но обстоятельной биографии этого великого ученого и замечательного человека мы до сих пор не имеем. Анучин был виднейшей фигурой в общественной жизни дореволюционной Москвы в конце XIX и начале XX ст. В течение сорока лет он состоял профессором университета. Обладая энциклопедическим умом, Анучин оставил глубокий след в различных отраслях науки - в географии, антропологии, этнографии, археологии. Он был видным общественным деятелем - долголетним председателем нескольких ученых обществ и одним из редакторов "Русских ведомостей".

Личность этого замечательного деятеля заслуживала бы такой же подробной биографии, какую недавно дала проф. А.В. Варсанофьева для другого моего учителя, геолога А.П. Павлова, современника Анучина.

Дневники Дмитрия Николаевича, переданные после его смерти, согласно воле покойного, в архив Российского исторического общества, мне недоступны, равно как и его переписка, хранившаяся в архиве Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. Я мог использовать лишь архивы Академии Наук и Географического общества. Поэтому предлагаемый очерк является лишь несовершенным отражением великого научного подвига, осуществленного этим удивительным человеком, и слабою данью моего глубочайшего преклонения перед памятью незабвенного учителя.

Уже и наше поколение - старших учеников Анучина - сходит, а частью сошло со сцены. Но чем больше мы живем, тем более научаемся ценить образ Дмитрия Николаевича - верный признак того, что имя этого необыкновенного человека останется навсегда в летописях русского просвещения.

Детство и молодые годы

Дмитрий Николаевич Анучин, почетный член Географического общества и один из наиболее выдающихся деятелей на поприще русской географии, родился в Петербурге 27 августа (8 сентября) 1843 г. Его отец, Николай Васильевич, родом из Нолинского уезда Вятской губернии, принадлежал по происхождению к духовному званию. Сначала он учился в вятской семинарии, а потом перешел на военную службу, отличился в первой отечественной войне, был при взятии Парижа в 1814 г. Мать Д.Н. Анучина, Татьяна Фирсовна, урожденная Захарова, дочь состоятельного крестьянина Галичского уезда Костромской губернии, получила образование в одном из петербургских пансионов. Дмитрий Николаевич был младшим из шести детей. Матери Анучин лишился, когда ему было 12 лет, а менее чем через год потерял и отца.

Согласно воспоминаниям племянницы Д.Н.-ча Софии Михайловны Анучиной, будущий географ и академик в первых классах гимназии был прилежным, скромным, застенчивым и неразговорчивым мальчиком. Здоровье его было слабое, и мать считала, что ее любимец долго не проживет. В школе ни в каких шалостях и проказах он не принимал участия и вообще поведения был образцового. Своего старшего брата Александра, бывшего тогда студентом и в 1856 г. умершего, маленький Анучин просил научить его писать "настоящие сочинения", как пишут взрослые. В доме Анучиных нужды не знали. Весною 1857 г. скончалась мать, а в декабре того же года отец, и Дмитрия стал опекать старший брат Михаил.

Молодой Анучин, окончив в Петербурге Ларинскую гимназию (на 6-й линии Васильевского острова), в 1860 г. поступил, здесь же в университет, на историко-филологический факультет. Первоначально интересы Анучина склонялись в сторону литературы и истории; он увлекался чтением тогдашних журналов, где блистало много имен наших славных писателей. В университете он слушал выдающихся профессоров - Костомарова, Стасюлевича, Срезневского, Сухомлинова, Благовещенского. Посещал лекции и на других факультетах, например - Спасовича по уголовному праву, Куторги по зоологии и других. Здесь молодой Анучин впитал в себя те прогрессивные идея шестидесятых годов, которым он оставался верен до конца жизни.

Весною 1861 г. у Анучина обнаружилась болезнь легких, и С.П. Боткин послал его на юг, заграницу. Лето 1861 г. Анучин провел в Гейдельберге, где жил в пансионе Гофмана, бывшего одно время профессором Московского университета, но высланного из России за сочувствие германской конституции 1848 г. Зимою Анучин переехал в Рим и вплоть до лета 1863 г. жил в Италии, путешествуя, знакомясь со страной и людьми. Из Италии он вывез прекрасное знакомство с итальянским языком, которым свободно владел.

В своей автобиографии, написанной в 1888 г. и помещенной в словаре Венгерова, Анучин говорит, что за время пребывания "заграницей он ознакомился с различными музеями, с итальянским языком, со многими произведениями иностранных литератур, встречался с различными лицами, приобрел знакомства в разных русских кружках, в итальянском обществе, и все это произвело значительное изменение в его понятии и мировоззрении".

После двухлетнего пребывания заграницей, Дмитрий Николаевич в июне 1863 г. вернулся в Россию, но уже не в Петербург, а в Москву, где он поселился в семье своего старшего брата Михаила. Москве Анучин оставался верен в продолжение остальных 60 лет своей жизни. Здесь Анучин снова поступил в университет, но на этот раз не на филологический фа культет, а на естественный. Очевидно, путешествие по Западной Европе показало юноше, что истинное призвание его есть география, которая без естествознания но мыслима.

Следует отметить, что в год возвращения Анучина в Москву здесь произошли два события, оказавшие значительное влияние на дальнейшую судьбу нашего географа: в 1863 г. стала выходить в Москве газета "Русские ведомости", в редакции которой Д.Н. впоследствии принимал ближайшее участие, и в том же году основано Общество любителей естествознания, во главе которого стечением времени стал Дмитрий Николаевич.

В Московском университете Анучин наибольшее внимание обратил на зоологию. Здесь в это время эту науку преподавали профессора С.А. Усов и А.П. Богданов (лекции последнего и я слушал, поступив в Московский университет в 1894 г.). Богданов, интересовавшийся также антропологией, привлек внимание молодого Анучина и к этой области знаний. В 1867 г. Дмитрий Николаевич окончил университет. В кандидатском сочинении Анучина, поданном проф. Усову, разбирался вопрос "О генетическом сходстве видов рода Bison".

Подобно своему отцу, Дмитрий Николаевич взял себе жену Анну Агееву Ушакову из крестьянской среды. Родные неблагосклонно смотрели на этот брак. У Анучина было пятеро детей - три девочки (старшая, Вера, родилась 2 января 1872 г.) и два мальчика. Из них, насколько мне известно, живы Вера Дмитриевна (по мужу Бакланова) и ее дочь Татьяна Николаевна, проживающие в бывшей квартире Дмитрия Николаевича, в Хлебном переулке.

Замечательно, что печататься стал Анучин сравнительно поздно, тридцати лет от роду. Первые его статьи были опубликованы в 1873 г. в прекрасном московском издании "Природа", основанном в 1872 г. известным зоологом Л.П. Сабанеевым. Они носят заглавие: "Очерки африканской фауны. I. Секретарь. II. Орел-скоморох". В следующем году Анучин напечатал в том же журнале большое (свыше 200 стр.) исследование антропологического характера - об антропоморфных обезьянах и об их отношении к происхождению человека.

Интерес Анучина к африканской фауне стоит в связи с тем, что в 1871 г. он был избран ученым секретарем Общества акклиматизации животных и растений, в ведении которого находился и ныне существующий московский зоологический сад. Сад этот получил тогда от египетского хедива большой транспорт африканских животных.

В 1873 г. Д.Н. выдержал экзамены на степень магистра зоологии. К этому времени интересы Анучина стали склоняться в сторону антропологии. А.П. Богданов предоставил ему большие материалы по айнам (черепа, два скелета, этнографические предметы и пр.), и Д.Н. напечатал (1876) большое исследование по антропологии этого народа, сохраняющее и до сих пор свое значение. В 1875 г. Анучин был избран секретарем антропологического отдела Общества любителей естествознания, а осенью следующего года командирован университетом заграницу на три года для подготовки к занятию, кафедры антропологии.

Анучин провел заграницей более двух лет, побывал во Франции, Англии, Бельгии, Германии, Австрии, Чехии. Больше всего он поработал в Париже, в лаборатории Брока (Ecole d"antropologie), слушая одновременно лекции в Сорбонне. Летом 1878 г., под руководством таких специалистов по доисторической археологии, как Картальяк, Шантр, Гарригу и другие, производил раскопки в пещерах, дольменах и курганах Франции, что дало Анучину хорошее знакомство с методами археологии. Во время этих поездок был собран большой археологический материал, впоследствии нашедший себе место в Антропологическом музее Московского университета.

Анучин - профессор

С января 1880 г. Анучин начал читать в Москве, в университете, курс антропологии - первый в России. 29 января 1881 г. он защитил диссертацию на степень магистра под заглавием "О некоторых аномалиях человеческого черепа". Так как степени магистра антропологии не существовало, то Анучин получил таковую по зоологии, после чего 3 апреля был: избран доцентом по кафедре антропологии.

В письме к брату Михаилу от 6 февраля 1881 г. Д.Н. сообщает: "Извините, что редко пишу и иногда не скоро отвечаю. Всё разные дела: лекции, литературные занятия, тут еще диссертация и т.д. Диссертацию свою я, наконец, защитил, в прошлый четверг, т.е. 29 января. Самую книжку пришлю как-нибудь после. Отдали должное трудолюбию автора, но оспаривали значение темы и выводов. Как бы то ни было, ученую степень, получил. Положение мое, впрочем, в финансовом отношении, от того нисколько не изменяется. - Читаю лекции для желающих, в нынешнем полугодии по два часа в педелю, по вторникам и пятницам, от 2-3. Слушают любители из естественников и медиков первых курсов: на первую лекцию пришло в нынешнем году человек 80, м.б. 100, но затем поубавилось, и сегодня человек 40 было".
В 1882 г. Анучин, по поручению Географического общества, совершил поездку в Дагестан с целью археологических исследований. Он посетил между прочим аул Кубачи, жители которого издавна славятся на Кавказе как искусные оружейники и золотых дел мастера. Как сами кубачинцы, так и их соседи утверждают, что они "френги", т.е. происходят от франков - вообще из Западной Европы. Это мнение, весьма распространенное на Кавказе, оказалось, по исследованиям Д.Н-ча, совершенно несостоятельным: кубачинцы - одно из дагестанских племен, говорящее на языке, близком к даргинскому.

В 1884 г. был введен в действие новый университетский устав, согласно которому кафедры антропологии не предусматривалось, но учреждалась кафедра географии и этнографии на историко-филологическом факультете. На эту кафедру 1 ноября 1884 г. и был избран профессором Анучин. С января 1885 г. он приступил к чтению лекций, открыв курс "Истории развития землеведения". Но кроме того Анучин сохранил за собой преподавание по кафедре антропологии. Осенью 1885 г. Анучин начал читать курс общего землеведения.

В московской жизни Анучин был настолько видной фигурой, что представить себе дореволюционную Москву без него невозможно.

Д.Н. был членом, действительным и почетным, множества научных учреждений - отечественных и иностранных.

Весною 1900 г. Общество любителей естествознания, антропологии и этнографии отметило 25-летие научной деятельности Д.И. Анучина и работы его в названном Обществе . В связи с этим Географическое общество, в собрании 29 марта 1900 г., избрало Анучина своим почетным членом. Сообщая об этом Д.Н-чу, председатель общества писал: "Русское географическое общество, памятуя заслуги Ваши перед географической наукой, высоко ценя все сделанное Вами по отчизноведению, чтя труды Ваши по званию президента Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии, председателя географического отделения этого почтенного общества, а также редактора столь важного географического издания, как вызванное Вами к жизни "Землеведение", и желая выразить уважение ко всей Вашей плодотворной научной деятельности, единогласно избрало Вас своим почетным членом". Прибавим еще, что в 1914 г. Географическое общество присудило Д.Н-чу высшую награду, Константиновскую медаль, за совокупность его трудов в области землеведения.

Заграницей Анучин бывал неоднократно. В 1906 г. он поехал на юг Франции. 31 января он из Ниццы написал своему брату Михаилу Николаевичу письмо, полученное в Петербурге 4 февраля. Мы воспроизводим это письмо, так как оно характерно для стиля Д.Н-ча и любопытно с географической точки зрения .

Любезный друг и брат, Михаил Николаевич. Выехав из Москвы с Верой Дмитриевной и Танюшкой 12-го января, мы дней через 10-11 добрались до Ниццы. Останавливались на 3 дня в Берлине, на 2 в Мюнхене (где мне нужно было переговорить с моим товарищем, проф. А.И. Чупровым, живущим уже 6 лет заграницей), на 1 в Милане. Старались охать более днем, чтобы не очень утомлять Танюшку, да и кое-что видеть. Тем не менее через Сен-Готардский туннель пришлось переезжать в сумерках, к тому же в снег и дождь. Погода была б.ч. пасмурная, иногда дождливая, изредка солнце.

В Ницце до нас стояла, говорит, хорошая солнечная погода, но при нас только два дня было ясных и солнечных, а то сыровато или дождь. Снега, морозов, конечно, нет, но температура опускается до +4 - +5°, в комнатах +12 - +11°; сейчас 11 часов дня, а на дворе 8°. Тем не менее в садах зеленеют пальмы (видов 7-8), кипарисы, эвкалипты, кактусы, алоэ, перечные, масличные и др. деревья, цветут фиалки, бархатцы, левкои, розы, шиповник; на лимонных и апельсинных деревьях висят плоды (дозревающие). Небо, однако, еще редко голубое, море холодное. Русских здесь порядочно; на улицах нередко слышишь русскую речь. Скопление приезжих вообще большое, тем более, что на днях начинается карнавал (который здесь теперь наиболее интересен, после того как римский утратил всякое значение). Дороговизна большая. Все стараются поживиться на счет иностранцев. Масса богатых отелей, прекрасно расположенных, с видами на юг, окруженных пальмовыми и др. садами, но пребывание в них обходится минимум 30 франков в день на человека. Мы стоим в отеле загородном, в более тихой местности, хотя кругом также все застроено и от центра и моря не более двух верст (идет впрочем и трамвай, 10 сантимов с человека). Платим мы за троих 27 франков в день; имеем две комнаты о 3 окнах в 1-м (по нашему - 2-м) этаже на юг, в сад, утром кофе или шоколад, в 12 час. завтрак из 3-4 блюд, в 6 1/2 обед из 5 блюд. - Чай, дрова в камин и прочее оплачивается особо, освещение (электрическое) 50 сантимов в день с комнаты. Говорят - это, по теперешнему, недорого. Хотели было мы поселиться в окрестностях, в Ментоне (1 - 1 1/2 часа езды по железной дороге), но там не дешевле и в других отношениях менее удобно.

Здесь я познакомился с русским вице-консулом Н.М. Юрасовым, необыкновенно любезным и разумным человеком, который жалеет только о том, что по старости (ему 72 года) не может ходить, а то бы показал мне все интересное. Живет он на Ривьере лет больше 40 и в Россию уже не думает возвращаться, так как здесь женился и имеет взрослых детей, ставших уже настоящими французами (точнее "ниццардами", здесь народ говорит на особом франко-итальянском диалекте). Сперва он поехал художником (и теперь он пишет пейзажи), а потом уже стал консулом. Застал еще Ривьеру, когда, по его словам, было хорошо; не было железной дороги, отелей было мало, жизнь крайне дешевая, простая; теперь все изменилось. И природа стала другая; прежде пальмы росли только в Бордигере (итальянская Ривьера), а в других местах только отдельные экземпляры. Теперь всюду развели пальмы, не только южно-европейскую Chamaerops himilis, но и финиковые, и кокосовые, и многие другие, эвкалипты и массы других экзотических растений, что изменило ландшафт, все застроилось, всюду отели, железные дороги, трамваи, омнибусы, экипажи разных видов, велосипеды, автомобили. Последних множество, снуют они по всем дорогам, вызывая пыль и грозя опасностями на поворотах и перекрестках. Породы здесь известковые, потому пыль мелкая, белая. Настоящей зелени, травы, леса здесь нет; их надо искать вверху, в горах. Здесь только садики (редко побольше), за каменными заборами, улицы, дома. Только на широкой набережной видно море, но там почти всегда масса гуляющих. Уюта же здесь мало, но надо приспособляться. Сколько поживем здесь, еще не решили. Дожидаемся более ясных, солнечных, теплых дней, которые, говорят, не замедлят. Поклон всем и лучшие пожелания. В. и Т. посылают свои приветствия. Ваш Д. Анучин".

В послереволюционные годы Анучин продолжал трудиться столь же интенсивно и плодотворно, как и раньше. В феврале 1918 г. при кафедре географии под председательством Д.Н. Анучина работала комиссия по вопросу "об учреждении в России географического института". Эта комиссия составила проект положения о "Государственном институте землеведения и народоведения", но подобное учреждение (Географический институт) было открыто в том же году в Петрограде.

Еще 24 апреля 1923 г. Д.Н. Анучин председательствовал на 152-м заседании созданного им географического отделения Общества любителей естествознания, а в конце мая приступы болезни (расширение предстательной железы) заставили перевезти престарелого ученого в больницу. Даже здесь, в минуты относительного облегчения, больной просматривал корректуры.

4 июня 1923 г., через два дня после операции, этот замечательный ученый и удивительный человек скончался на 80-м году жизни. В знак скорби Московский университет отменил занятия в день похорон своего профессора.

Анучин был великим и многосторонним ученым, и в истории русской жизни второй половины XIX и первой четверти XX веков этот необыкновенно одаренный человек занимает видное место.

Анучин интересовался в равной мере и естествознанием, и гуманитарными науками. Трудно сказать, в какой из дисциплин, тесно соприкасающихся с географией, он работал больше: у него есть исследования и в области физической географии, и страноведения, и этнографии, и антропологии, и археологии. Он читал в университете курсы физической географии, географии России и других стран, физической антропологии, общей этнологии, этнографии России, истории землеведения. Словом, Анучин - это был целый географический факультет. Ученики Анучина занимали и частью сейчас занимают кафедры физической географии, страноведения, антропологии, этнографии.

Коснемся главнейших сторон деятельности Анучина. Начнем с географии.

Анучин как географ

Следует сказать несколько слов о том, в каком положении была в Московском университете география до Анучина .

Московский университет был открыт 26 апреля (ст. ст.) 1755 г., а уже в печатном расписании лекций на вторую половину 1757 г. значится: "По середам и субботам. 3 и 4 часы. Данила Савич филозофии свободных наук магистер и Московского университета суббиблиотекарь учить будет географии на российском языке". Но географию он читал, по-видимому, не больше года, затем перешел на физику и вскоре (1761) был переведен в Казань. После Савича географию преподавали иностранцы - немцы Рост, Дильтей, Рейхель, но ни один из них не был специалистом-географом, и географию они читали в университете "между делом". С 1776 г. эта наука преподавалась Харитоном Андреевичем Чеботаревым, профессором истории, нравоучения и красноречия, автором учебника географии, который носил заглавие: "Географическое, методическое описание Российской империи с надлежащим введением к основательному познанию земного шара и Европы вообще для наставления обучающегося при императорском Московском университете юношества, из лучших новейших и достоверных писателей собранное трудами университетского питомца Харитона Чеботарева" (Москва, 1776, 540 стр., университетская типография).

По университетскому уставу 1804 г. на отделении словесных наук были учреждены две кафедры: одна - всемирной истории, статистики и географии, другая - истории, статистики и географии Российского государства. Следует иметь в виду, что в те времена под именем статистики подразумевали теперешние политическую и экономическую географии. По уставу 1835 г.. "статистика" была оставлена на словесном отделении (или, как оно было названо, I отделении философского факультета), где она была объединена с политической экономией, а кафедра физической географии соединена с кафедрой физики и передана II отделению того же факультета (которое впоследствии называлось физико-математическим факультетом).

Все читавшие вплоть до 1844 г. географию были не специалистами этой науки, а историками. Лишь в 1844 г. "всеобщую географию" начал преподавать А.П. Ефремов, слушавший в 1840-1842 гг. в Берлине лекции по географии. В 1847 г. Ефремов вышел в отставку в связи с обвинением в мнимых связях со славянофилами. О Ефремове подробно пишет Д.Н. Анучин в названной выше статье. Научных трудов после Ефремова не осталось.

С уходом доцента Ефремова 1847 г. преподавание географии в Московском университете прекратилось вплоть до января 1885 г., когда здесь начал читать лекции Анучин - сначала, как мы говорили, на историко-филологическом факультете, а потом на физико-математическом.

В 1886 г. министерство народного просвещения подняло вопрос о переводе кафедры географии с историко-филологического факультета на физико-математический. Оба факультета запросили мнение Д.Н. Анучина. Согласно отзыву последнего, кафедре географии предпочтительнее находиться в составе физико-математического факультета, но если под географией понимать сравнительное землеведение Риттера и если соединить ее преподавание с этнографией, то такую дисциплину можно с пользой преподавать и на историко-филологическом факультете. Что же касается исторической географии, то таковая может с успехом разрабатываться и историками. Факультеты согласились с мнением Д.Н. Анучина, и совет университета высказался в том смысле, что желательно иметь две кафедры географии - на обоих факультетах, хотя Анучин считал, что вряд ли осуществимо такое пожелание за малочисленностью подготовленных преподавателей . Как мы уже упоминали, министерство постановило перевести кафедру на физико-математический факультет.

Заслуги Д.Н. Анучина в области физической географии громадны. Он произвел ряд самостоятельных исследований в области орографии и озероведения России, учредил географический кабинет и музей в Московском университете, основал и редактировал в течение 30 лет специальный географический журнал "Землеведение", содействовал правильной постановке преподавания географии в средней и высшей школе, наконец, широко популяризовал науку географии.

В мое время (1894-1898 гг.) Анучин читал студентам 3-го курса общее землеведение (2 часа в неделю), которое было предметом, обязательным для всех естественников. Лекции происходили в нижнем этаже Исторического музея, в помещении против стен Кремля (здесь кабинет географии оставался вплоть до 1906 года). Курс слагался из сведений по математической географии, картографии и "орологии", под которой Д.Н. понимал геоморфологию и гидрологию. Климатологии Анучин не касался, так как этот предмет должен был разбираться в курсе метеорологии, который читался профессором Э.Е. Лейстом.

В 1890 г. Анучин был избран президентом Общества любителей естествознания. В том же году он подал в совет общества записку о необходимости учредить при обществе географическое отделение. Таковое было открыто в 1892 г., и председателем был избран Анучин. С 1894 г. отделение, по инициативе Д.Н. Анучина, приступило к изданию журнала "Землеведение", который выходит в свет и поныне при Московском обществе испытателей природы. При Анучине "Землеведение" было ведущим географическим органом в нашей стране и много способствовало делу развития отечественной географии.

Скажем несколько слов о собственных работах Анучина в области физической географии. В особой, весьма интересной статье он рассматривает развитие представлений о рельефе Европейской России с древнейших времен ("Землеведение", 1895). В 1891 г. Д.Н-ч посетил Валдайскую возвышенность и установил, что высшей точкой ее является не традиционная Попова гора (234 м), а г. Каменник (322 м), на наших картах долго носившая искаженное имя "Каместик". В 1894 г. А.А. Тилло пригласил Анучина принять участие в экспедиции для исследования истоков главнейших рек европейской России и поручил ему изучение озер в верховьях Волги и Зап. Двины. Задачу эту Анучин блестяще выполнил в 1894 и 1895 гг. и в результате своих работ опубликовал большой труд: "Верхневолжские озера и верховья Зап. Двины", СПб., 1897. Эти полевые исследования направили интересы Анучина в сторону озероведения или лимнологии, которая в 90-х годах прошлого столетия, после замечательных работ швейцарского ученого Ф. Фореля на Женевском озере, только что начала выкристаллизовываться в особую дисциплину. Анучин по справедливости считается отцом русской лимнологии. Его учениками исследовано множество озер, как в европейской, так и в азиатской частях нашего отечества, и журнал Анучина "Землеведение" заключает большое количество описаний наших озер. В этом громадная заслуга Анучина перед гидрологией.

Анучин первый занялся изучением большого наводнения, бывшего в бассейне Москвы-реки в 1908 г., и подал Водомерной комиссии Академии наук мысль предпринять подробное исследование этого явления, охватившего значительную площадь Европейской России. С течением времени систематическим изучением наводнений занялся Гидрологический институт.

В области географии собственно или страноведения Д.Н. Анучину принадлежит обстоятельный географический очерк Японии (1906). Великая заслуга Анучина заключается в обработке рукописного наследия Н.Н. Миклухо-Маклая, наследия, хранящегося в архиве Географического общества. Том I, заключающий описание путешествий по Новой Гвинее, вышел в свет в 1923 г. уже после смерти Д.Н. Анучина. К этому тому приложена прекрасная вступительная статья Д.Н-ча, напечатанная также в "Землеведении" за 1922 г., тоже после смерти автора.

Коснемся взглядов Анучина на сущность географии.

Д.Н., вместе со многими авторитетными географами старой школы, признавал географию, или землеведение, всеобъемлющей наукой о Земле, наукой, которая рассматривает с одной стороны вопросы физической географии, биогеографии и антропогеографии, а с другой, занимается описанием стран или страноведением. Он не разделял тех новейших взглядов, которые защищает и автор настоящих строк: география есть страноведение, точнее - учение о географических аспектах (ландшафтах), а т.н. физическая география есть комплекс совсем особых наук .

В своих воззрениях на сущность географии Анучин примыкает к Рихтгофену (1883), считая, что география занимается изучением земных оболочек (включая и ту оболочку, которую мы теперь называем биосферой) - в целом, во всех подробностях и во всех отношениях. "География, в ее современном развитии, говорит Анучин (1892, стр. 388), не представляет из себя строго замкнутой науки, а является комплексом из целого ряда наук, способных разрабатываться каждая сама по себе" . В географии соединены по меньшей мере семь наук: 1) астрономическая или математическая география с картографией; 2) геофизика или физика земного шара; 3) физическая география, распадающаяся на орографию, океанографию и климатологию; 4) биологическая география - география растений и животных; 5) антропогеография; отделы 3-5 составляют в совокупности т.н. общее землеведение; 6) частная география или страноведение, т.е. изучение отдельных стран в отношении к трем только что указанным отделам общего землеведения; разработке этой дисциплины Анучин придает весьма большое значение; 7) история географии "как в смысле пространственного расширения сведений о земной поверхности, так и развития географических понятий и воззрений" .
В состав географии Анучин не включает астрономию, антропологию, этнографию, статистику, "хотя, по его словам, данные из этих наук нередка также вводятся в географию и хотя географы принимают иногда деятельное участие в их обработке".

В позднейшей статье (1902, стр. 7) Анучин говорит: "Астрономическая география, картография, метеорология, геофизика начали обособляться в отдельные дисциплины. Этнография и статистика, география растений, зоогеография и далее антропогеография также нашли специальных истолкователей ботаников, зоологов, этнографов; таким образом, на долю собственно географии, в смысле общего землеведения, остались в сущности только физическая география с ее тремя отделами: орографией (включая сюда и воды суши), океанографией и климатологией, причем эти три отдела, в свою очередь, выказывают явственное стремление к специализации. Однако такая специализация не может быть применяема, когда дело идет о частном землеведении или т.н. страноведении, т.е. о синтезе географических данных, касающихся известной страны или части света. Тут приходится пользоваться всеми данными, имеющимися по картографии, физическому землеведению, био- и антропогеографии, с присоединением к ним данных по этнографии, статистике, промышленно-торговому и культурному развитию, чтобы получить возможно более полную и целостную картину страны, ее природы, населения, культуры, положения и значения среди других стран".

С соображениями Д.Н. Анучина относительно страноведения нельзя не согласиться. Но что касается "общего землеведения", т.е. физической географии, биогеографии и антропогеографии, то, как выяснили Геттнер (1905, 1927), и к чему вполне присоединяюсь и я, совокупность этих дисциплин не может быть объединена в одну науку. Это, как указывает и сам Анучин, есть комплекс разных наук. Задача объединить все науки о Земле непосильна для географии, как не под силу она и для любой другой науки. "Из механического соединения отдельных наук, писал я, может получиться только агломерат наук или, на лучший конец, полезный справочник, энциклопедия, но отнюдь не новая, специальная наука. Всякая научная дисциплина, если она претендует на существование в качестве отдельной самостоятельной ветви знания, должна иметь или свой особый предмет изучения, или свою особую точку зрения на чужой предмет". Таким особым предметом изучения для географии являются, по моему мнению, закономерные пространственные группировки на земной поверхности, или географические аспекты (ландшафты).

Отметим далее следующие соображения Анучина (1902, стр.9): "Объект географии представляет Земля, или, точнее ее поверхность в ее настоящий, современный момент, но так как Земля и все на ней существующее живет, т.е. подвергается изменению и преобразованию, то для более осмысленного понимания настоящего необходимо иметь представление об его эволюции, о ходе развития, о процессах и силах (курсив мой), которыми это развитие вызывалось и обуславливалось". Географ должен обращать внимание на географические процессы и на "связь между различными географическими явлениями, на их взаимные отношения и зависимости" (стр. 10). Эти, в общем, совершенно правильные соображения Анучина были в недавнее время вновь независимо выдвинуты некоторыми нашими географами (А.А. Григорьев).

На работы Геттнера по методологии географии, в частности на его статью "Сущность и методы географии" (1905), я у Анучина нигде не встретил указаний. Возможно, что Д.Н. не имел времени достаточно подробно с нею ознакомиться. Нужно сказать, что статья Геттнера написана чрезвычайно тяжеловесным немецким языком (хотя сам Геттнер и не был немцем), а этот стиль был чужд ясному уму Анучина.

Анучин как антрополог

Антропология была основной специальностью Д.Н-ча. Эту науку он изучал во время заграничной командировки, по этой дисциплине он защитил диссертацию. Первую в России кафедру антропологии основал и возглавил Анучин, и эту же кафедру, выделенную в 1919 г. в качестве самостоятельной в Московском университете, он занимал вплоть до своей смерти. Он же учредил антропологический музей при университете. С 1894 г. и по день смерти он стоял во главе антропологического отдела Общества любителей естествознания.

Анучин понимал антропологию широко, включая в эту науку всю совокупность естественноисторических сведений о человеке: его эволюцию, сравнительную анатомию, биологию и учение о человеческих расах. Первая большая антропологическая работа Анучина (1874) была посвящена сравнительно-анатомическому очерку высших обезьян. Статья начинается обзором взглядов на происхождение человека; изложены соображения Дарвина, Гексли и Геккеля. По мнению Анучина, высшие обезьяны являются боковыми родственниками человека. К вопросу о происхождении человека Анучин неоднократно возвращался в своих позднейших трудах, признавая человека и современных высших обезьян потомками древних общих предков.

Большое значение имеет работа Анучина об айнах (1876); в этом классическом исследовании, написанном с присущим Анучину мастерством, приводятся сведения европейцев об айнах, сообщается история сношений русских с этим народом, излагаются данные по антропологии и этнографии айнов; по мнению Анучина (стр. 176), более вероятно, что прародина айнов лежит на юге, взгляд, к которому впоследствии пришел и Л.Я. Штернберг (1929): айны происходят с островов в южной части Тихого океана.

На весьма обширном материале основано капитальное исследование Анучина об аномалиях человеческого черепа, именно об аномалиях птериона, os incae и лобного шва и об их распространении по расам (1880).

Большое исследование о географическом распределении роста мужского населения России, напечатанное в Записках Географического общества (1889), показывает, как распределяется величина роста среди разных народов России. Наибольшим ростом отличается, с одной стороны, население на берегах Балтийского моря (до 170 см), а с другой - украинцы, население Северного Кавказа и Нижнего, и частью Среднего, Поволжья (до 167 см). Наиболее низкое население (161-163 см)- в бассейне Вислы и на севере, к северу от линии Петербург - Казань - Оренбург.

Блестяще написанный Анучиным обширный антропологический очерк об А.С. Пушкине, к сожалению, напечатан в труднодоступном издании - в "Русских ведомостях" за 1899 год, где эта работа заняла 12 фельетонов. Анучин доказывает, что прадед Пушкина по матери арап Абрам Ганнибал был вовсе не негром, как принято было думать и как считал сам Пушкин, а абиссинцем; на это указывают и физические особенности, переданные по наследству нашему великому поэту.

Анучин как этнограф

В области этнографии труды Анучина касаются преимущественно вопросов древней этнографии, или палеоэтнографии, так как в них слита воедино этнография и археология. К этого рода работам относятся классические исследования Анучина, которые он сам называл археолого-этнографическими очерками. Таковы: "Лук и стрелы" (1887); "Сани, ладья и кони, как принадле7киости похоронного обряда" (1890); "К истории ознакомления с Сибирью до Ермака (1890). Далее следует отметить работу: "К истории искусства и верований приуральской чуди" (1899) и др. С 1914 г. и до своей смерти Анучин был председателем этнографического отдела Общества любителей естествознания.

Блестящую характеристику Анучина как этнографа дал Л.Я. Штернберг (1926) в своей речи в Академии истории материальной культуры. Позволяем себе воспроизвести отсюда некоторые выдержки:

"Если в области антропологии и географии, говорит Штернберг, у Анучина были предшественники и соратники, то в области этнографии, в том широком смысле слова, в каком ее теперь понимают, как науку о человечестве и культуре, он является подлинным патриархом, основоположником русской этнографии... Для него этнография была не только интегральной частью триединой науки - соматической антропологии, собственно этнографии и археологии - она была для него синтезом наук биологических и гуманитарных". Такое понимание этнографии "как нельзя более соответствовало всему умственному складу Д.Н., требовавшему широких горизонтов, разнообразию его умственных запросов и, наконец, его совершенно исключительным умственным способностям, дававшим ему возможность одновременно работать и творить, в самых разнообразных отраслях знания. И никто, как он, не был лучше подготовлен к этой задаче". "Полное представление о том, на что способен был Анучин, дают его два подлинных шедевра. Я имею в виду два его знаменитых исследования, появившихся в одном и том же году, 23 года тому назад: "Сани, ладья и кони в погребальном обряде" и "К истории ознакомления с Сибирью до Ермака. Древнерусское сказание о человецех незнаемых в восточной стране". Касаясь первой работы, Штернберг говорит: в ней проявилось "самое замечательное в научной индивидуальности Анучина, то, что является самым важным качеством подлинного ученого. Это - та высшая научная проницательность, которая дает возможность видеть во всем, хотя бы в самом обыденном, то важное, мимо чего всякий другой, хотя бы крупный специалист, может пройти, не видя ничего особенного". "Это было большое счастье для русской этнографии, что в период ее зарождения она нашла в лице Д.Н. не только выдающегося исследователя, но и активного учителя и руководителя... В течение почти полувека Д.Н. был высшим, всеми признанным судьей во всех выдающихся явлениях и трудах в области этнографии... Теперь нет его среди нас, старого нашего научного вождя и учителя, но он остался среди нас, живой в его творениях, в его неувядающем образе неутомимого научного творца, друга людей, верного слуги народа и родины".

Анучин как археолог

Анучин много работал в области археологии - преимущественно доисторической. Долгое время, с 1888 г., Д.Н. был вице-председателем Московского Археологического общества, а в 1918г. был избран председателем. О его трудах в области археологии подробно писала гр. Уварова (1913).

Анучин как популяризатор науки и общественный деятель

Заслуги Анучина в деле популяризации науки в нашем отечестве положительно необозримы. Обладая прекрасным стилем и легким пером, Анучин имел дар всякую мысль, всякую гипотезу, всякий предмет излагать ясным, простым, общедоступным языком, вместе с тем нисколько не отступая от строгой научности. Поэтому исследования, статьи, заметки этого автора никогда не утратят своей свежести. Прочитав любую статью Анучина, чего бы она ни касалась, хотя бы его критический реферат, вы и сейчас испытываете полное удовлетворение, так как у Анучина всегда можно чему-нибудь научиться. Все им написанное отличается, я бы сказал, научным благородством: корректным отношением к тем авторам, взглядов которых он не разделял, указанием на возможность не соглашаться сего, Анучина, мнением, отсутствием догматичности. И вместе с тем Анучин был человек принципиальный.

Над чем только ни приходилось на своем веку работать Анучину, о чем только он ни писал! Просматривая список его печатных работ, состоящий из свыше 500 названий и все же далеко не полный, мы в нем находим, помимо самостоятельных исследований по зоологии, антропологии, этнографии, доисторической археологии, орографии, лимнологии, страноведению, истории, географии, еще множество весьма ценных критических рефератов, а затем бесчисленное количество статей по самым разнообразным вопросам науки и искусства, культуры и политики. И все написанное этим замечательным человеком служило распространению здравых, культурных и научных взглядов среди широких кругов нашего общества и могло бы быть перепечатано и прочитано с пользой и сейчас. Мы приветствовали бы издание сборника популярных статей Анучина. Война не позволила это сделать в 1943 г., когда исполнилось столетие со дня рождения Анучина. Но осуществить это никогда не поздно .

Нельзя не отметить большого количества превосходных переводных трудов, вышедших в свет под редакцией и по инициативе Д.Н. Анучина и много способствовавших популяризации науки в нашем отечестве. Таковы, например, Леббок, Доисторические времена (1876); Нидерле, Человечество в доисторические времена (1898); Зупан, Основы физической географии (два издания, 1899 и 1914); Филиппсон, Средиземье (1910); Аррениус, Образование миров (1908), и многие другие.

Не следует забывать, что, помимо научной и педагогической деятельности, Анучин в течение многих лет (1881-1912) принимал ближайшее участие в прогрессивной газете "Русские ведомости", в которой он напечатал множество весьма содержательных научно-популярных статей. Но не всем известно, что он писал и на общественно-политические темы. За передовую статью, помещенную Д.Н. Анучиным в № 235 "Русских ведомостей" 27 августа 1887 г., газета подверглась административному взысканию - запрещению розничной продажи. В статье этой Анучин касается знаменитого циркуляра министра Делянова от 18 июня 1887 г., в котором предлагалось "кухаркиных детей" не принимать в гимназии. Ниже мы приводим несколько отрывков из этой замечательной статьи, написанной смелым и благородным пером.

"Недавний циркуляр об ограничении доступа в гимназии продолжает быть предметом оживленных толков. Явился он совершенно неожиданным, и до сих пор остается невыясненным, как согласить его с действующим законом. Закон предоставляет обучаться в гимназии детям всех состояний без различия звания и вероисповедания (§ 23 Уст. выс. утв. 30-го июля 1871 г.). Циркуляр г. министра отменяет этот закон, который, как таковой, может быть отменен только в законодательном порядке. Опыт нынешнего месяца показал, однако, что циркуляр уже получил широкое применение, что сотням лиц (особенно в провинции) было отказано в принятии прошений и что множество Мальчиков не было допущено к приемным испытаниям на основании низкого или неудовлетворительного, с точки зрения агентов министерства, положения их родителей, в социальном, материальном или нравственном отношении. В результате подобного образа действий, естественно, должно являться глубокое огорчение в среде массы семей и лиц, которые не могут не чувствовать себя оскорбленными и униженными открыто выраженным презрением или недоверием к их профессии или состоянию.

"Как известно, в циркуляре г. министра открыто выражено, что гимназии и прогимназии должны освободиться от поступления в них детей "кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников". Мотивировано это тем, что лица, этих категорий "не представляют достаточного ручательства в правильном над детьми домашнем надзоре и в предоставлении им необходимого для учебных заведений удобства". Вместе с тем, однако, выставлен и другой мотив, именно - что детей таких лиц "не следует выводить из среды, к коей они принадлежат, и чрез то, как показывает многолетний опыт, приводить их к пренебрежению своих родителей, к недовольству своим бытом, к озлоблению против существующего и незыблемого, по самой природе вещей, неравенства имущественных положений". Таким образом эта ограничительная мера выставляется как бы благодетельною и для самих родителей, которые чрез то могут быть более покойными за судьбу своих детей и видеть в них довольных продолжателей своих скромных профессий. Но из разъяснений г. попечителя одесского учебного округа виден еще другой мотив указанной меры, состоящий в том, что дети лиц подобных категорий, по своему положению и обстановке, не могут достигать надлежащих успехов, приобретать "добрые нравственные навыки" и должны быть поэтому устраняемы из среды учащегося юношества, как элементы, "умственно принижающие и нравственно растлевающие эту среду".

"Сопоставив все только что приведенное, нельзя не усмотреть, что перечисленные выше категории лиц официально признаются какими-то подонками общества, низшими его кастами, выход из которых не должен быть терпим и выходящие из коих дети могут оказывать на других учащихся лишь вредное влияние. Подобная квалификация является, по нашему мнению, глубоко оскорбительною для тех профессий, которых, она касается. Труд кучера, прачки, повара и т.д., сам по себе, не заключает в себе ничего позорного, и прачка, добывающая себе пропитание трудом, достойна большего уважения, чем какой-нибудь развратный мот-шалопай, прокучивающий свое богатое наследство.

"Составители циркуляра считали себя в праве не церемониться с различными трудовыми профессиями, но в официальном правительственном документе можно было бы ожидать большей сдержанности в выражениях и большего уважения к различным, хоты бы скромным категориям труда.

..."К разряду "и тому подобных" должна отойти почти вся масса нашего крестьянства и мещанства, большинство ремесленников и купцов, значительная часть духовенства и масса всевозможных разночинцев, мелких чиновников, отставных нижних чинов и т.п., равно как большинство разных инородцев - евреев, татар и т.д... Таким образом не одни только лакеи и прачки, но обширная масса русских граждан переходит в разряд неправоспособных, перед которой воздвигается китайская стена, загораживающая ей дорогу к просвещению... Разве история русского просвещения не представляет многочисленных примеров... как дети, вышедшие из бедных семей и низших сословий, обгоняли своих состоятельных сверстников, становились полезными государству и активными общественными деятелями...

"... Прежде покровительствовали дворянству, потом открыли доступ для всех сословий, теперь началась новая эра - предоставления преимуществ состоятельному классу. Количество дохода, число комнат и прислуги, житейская обстановка - получают решающее значение в деле образования и связанного с ним государственного и общественного служения!"

Этот гневный протест против оскорбления, нанесенного министром чувству собственного достоинства народа, не напоминает ли он нам слова великого борца за правду, Ж.Ж. Руссо: "Из народа состоит род человеческий; часть, сюда не принадлежащая, столь незначительна, что ее не стоит и считать. Изучайте людей этого состояния, и вы увидите, что у них столько же ума и больше здравого смысла, чем у вас, хотя речь у них иная" (Эмиль).

Еще до Анучина другому знаменитому русскому географу приходилось защищать "разночинцев", от лиц, не желавших допускать детей крестьян к образованию. В начале 1759 г. Ломоносовым были составлены "Узаконения для учащихся в гимназии", согласно которым в академическую гимназию принимались и дети крепостных крестьян. На этот проект академик И.Э. Фишер (1697-1771) представил "примечания", заключающие, по словам Ломоносова, "грубые и язвительные насмешки" и "ругательные кощуны". Возражая Фишеру, автор "Узаконений" говорит: "Удивления достойно, что не впал в ум господину Фишеру, как знающему латынь, Гораций и другие ученые и знатные люди в Риме, которые были выпущенные на волю из рабства, когда он толь презрительно уволенных помещичьих людей от гимназии отвергает" .

Анучин как человек

Дмитрий Николаевич был позитивистом и в душе большим скептиком. Он не придавал особого значения теоретическим рассуждениям, и его богатое научное наследие состоит главным образом из работ реального, фактического содержания. По своим убеждениям, Анучин был шестидесятник, глубоко веривший в силу естествознания. И к антропологии, этнографии и археологии он подходил прежде всего как натуралист, оценивающий вещи с точки зрения меры и веса. Мы уже упоминали об исследовании Анучина, в котором Пушкин трактуется с точки зрения антропологической. Выше всего покойный ценил факты, а не теории. Может быть, этим и объясняется неохота Анучина публиковать курсы, где волей-неволей приходится строить теории для приведения в систему всего многообразия явлений.

Ум Анучина был типа гумбольдтовского - его интересовало решительно все: и естествознание в самом широком смысле слова, и гуманитарные науки, и литература, и общественная жизнь.

Анучин умел, использовать свое время как редко кто среди русских ученых: он успевал и читать лекции в университете, и председательствовать в научных обществах, и вести энергичную научную работу в лаборатории и кабинете, и читать доклады и сообщения, и редактировать журнал и газету, и писать для них статьи. И все это делалось не наскоро, не наспех, а с чрезвычайной добросовестностью, как и полагается ученому.

При первом знакомстве Дмитрий Николаевич казался несколько холодноватым и сухим, но на самом деле это был живой, добрый, приветливый и доступный человек. В нем не было и следа высокомерия и чванства, он никогда не был "генералом от науки"; причиной мы считаем, во-первых, его острый природный ум, а во-вторых, многообразие его интересов и многогранность души. Эти качества не оставляли места высокомерию, на заднем фоне которого всегда скрывается ограниченность ума и души.

Анучин был чужд зависти. Он с радостью выдвигал молодых ученых, если только видел в них проблески таланта. Всем известно, каких трудов стоило в прежнее время выдержать магистерские экзамены у иных профессоров: они заваливали чтением необыкновенного количества многотомных монографий и даже справочников. Ничего этого не было у Анучина. Мало того, даже задания для магистерских экзаменов он обсуждал лично с заинтересованными лицами и вперед намечал такие темы и вопросы, по которым магистрант специально работал. Так было, между прочим, и со мною.

Мы уже упоминали, что Анучин был скептиком. Этот скепсис он, вполне искренне, но, конечно, совершенно неосновательно, распространял и на самого себя. Позволяем себе привести ту оценку, которую Д.Н. дал самому себе в заключительном слове на банкете, данном в его честь в 1900 г .

"Я, конечно, сохраню до конца жизни благодарное воспоминание об этом дне, в который моя скромная деятельность удостоилась такой высокой и поистине незаслуженной оценки. По этому поводу я считаю уместным, оглянувшись назад, свести мною сделанное к более скромным размерам. Производительность всякого деятеля определяется, несомненно, двумя факторами: с одной стороны, личностью самого деятеля, с другой - условиями, при которых ему привелось действовать. Бывают личности гениальные, выдающиеся таланты, быстро достигающие высокого развития. Я не принадлежу к их числу и никогда не отличался особыми способностями. В гимназии я шел 4-м - 5-м; в университете я ничем особенно не выделялся, и по окончании курса ни один профессор не подумал меня оставить при университете для приготовления к профессорскому званию. Я получил такое приглашение уже спустя 10 лет, да и то благодаря случайности, когда лицо, предназначавшееся для подготовки к кафедре, заняв другое место, отказалось от нее, и, кроме меня, не нашлось другого, более подходящего кандидата. Я напечатал первую статью, когда мне было 30 лет, вступил на кафедру уже в возрасте 37 лет; все это свидетельствует как об отсутствии во мне выдающихся способностей, так и о медленности моего умственного развития. С другой стороны и условия моей научной деятельности не были вполне благоприятны. В молодости я вынужден был давать уроки, позже - добывать себе средства литературным трудом, писать статьи в журналах, работать в газетах. Все это отвлекало от специально-научного труда, поглощало силы, мешало научной производительности. Самые области знания, которыми я интересовался и в которых работал, были не всегда благоприятны в том смысле, что это были области новые, по крайней мере у нас в России, в которых приходилось прилагать себе дорогу самому, без надлежащего руководства, самоучкою, а это всегда требует более усилий и редко когда увенчивается полным успехом. К тому же области эти весьма обширны, а я не был способен сосредоточиться на одном каком-либо отделе, в целях более глубокого в нем усовершенствования, и в разное время интересовался разными вопросами, составляющими обыкновенно предметы изучения различных специалистов, да вдобавок не оставлял и литературно-публицистической деятельности, принимая, вместе с тем, постоянное участие и в деятельности двух ученых обществ. Уже одно это должно было обусловить не особенно высокий уровень моих трудов, - и вообще, окидывая взглядом всю мою научную и общественную деятельность, я должен признать себя не более, как посредственностью, не имеющей прав не только на какое-либо выдающееся положение в русской науке, но даже и на признание за собою скромной заслуги достодолжного выполнения принятых на себя обязанностей. Мне недавно пришлось присутствовать на чествовании одного научного деятеля, гораздо более заслуженного, чем я; этот ученый в ответ на приветствия, сказал, что он выполнял своею деятельностью только долг и никогда не делал ничего сверх долга. Я не могу сказать про себя и этого; я сознаю, что далеко не выполнил того, что должен был считать своим долгом. Здесь, на обеде, я имею честь видеть перед собою многих коллег, гораздо более меня сделавших для науки, отдавших ей всю свою жизнь, составивших себе почетное имя в своей специальности, пользующихся много большим научным авторитетом. Я на много уступаю высокоуважаемым коллегам, не только по результатам и значению моих трудов, но и по моему отношению к избранной мною специальности, которой я никогда не в состоянии был отдаться вполне, а постоянно отвлекался и в соседние области, принимая также участие в общественной деятельности. Такое, если хотите, разбрасывание не могло не отразиться на научной производительности в количественном и особенно в качественном отношении, не могло не обусловить известной ограниченности ее уровня, который при других условиях мог бы быть, несомненно, значительно выше.

Но, господа, теперь уже поздно сожалеть о том, что не было сделано или что можно было бы сделать. Жизнь уже на исходе, и наверстать потерянное невозможно. С другой стороны, какой-то голос, может быть и лукавый, шепчет мне, что в свойствах личности и в условиях ее развития и деятельности может найтись и оправдание ею сделанного или несделанного. Голос этот говорит, что оному дано два таланта, оному один, а иному и того меньше и что силы каждого человека ограничены; он напоминает вместе с тем известные слова художника: "дорогою свободной иди, куда влечет тебя свободный ум"; он говорит, наконец, что можно найти известное оправдание и для несколько разбросанной деятельности, если она вызывается интересом к знанию, отзывчивостью на человеческое, стремлением внести свою лепту в дело просвещения, исканием удовлетворения в работе мысли. Можно, например, разделять мнение, что нет еще вреда в совмещении специальной научной работы с деятельностью по распространению знания и просвещения, особенно, если уровень знаний в стране не настолько высок, чтобы в ней был избыток деятелей и возможна была строгая специализация в видах общественного служения. Сознавая, насколько мои силы оказались слабыми для более интенсивной и плодотворной работы по избранным мною путям, я могу всё-таки, мне думается, надеяться на известное снисхождение со стороны общества, и вы, мм. гг., были так добры, что не только оказали мне такое снисхождение, но и нашли в моей деятельности нечто удостоившееся вашего внимания".

Мнение Д.Н. Анучина о самом себе психологически весьма интересно, но излишне распространяться о том, что оно, хотя и вполне искренне, но безусловно неправильно, как явствует из всего изложенного выше. Анучин - это великий самобытный ученый.

В.Ф. Миллер (1843-1913), известный этнограф и академик, писал о Д.Н. Анучине: "Ни один из современных русских ученых не обладает такими обширными познаниями в археологии, этнографии, антропологии в соединении со сведениями по географии, истории быта, зоологии, как проф. Анучин, и никто не может столь всесторонне пользоваться сравнительным методом и посредством него освещать бытовые явления народной жизни".

Совершенно непостижимо, каким образом ученый, занятый чтением лекций по разным курсам, активно участвовавший во многих научных и просветительных обществах Москвы, беспрерывно редактировавший ряд изданий, имел возможность выпускать одну за другой классические работы, требовавшие громадного труда и необыкновенной эрудиции, в самых различных областях науки. Мы видим объяснение, во-первых, в ненасытной жажде знаний, которою отличался Анучин, в его несравненной способности усваивать и ориентироваться в новых, ставших ему известными фактах, и, наконец, него никому другому недоступном, я бы сказал, гениальном, уменье ясно, просто и вразумительно излагать литературным языком свои мысли. К этому надо прибавить совершенно исключительное трудолюбие в связи с способностью умело использовать каждую свободную минуту. Наконец, и память у Анучина была исключительная. Такое редкостное сочетание талантов у одного человека может случиться раз в несколько столетий.

Я не могу лучше закончить этот очерк, как применив к самому Анучину его же слова, сказанные им в замечательном антропологическом этюде, посвященном Пушкину, и относящиеся к великому поэту.

"Каждая творческая личность, вносящая в духовное богатство общества нечто новое и значительное, может быть рассматриваема как более или менее резкий скачок в духовном развитии данного общества и народа, как крупный плюс к накопленному веками духовному наследию" .

Список литературы о Д.Н. Анучине

Ивановский А.А. Д.Н. Анучин (по поводу 25-летия его деятельности в Общ. люб. ест., антропол. и этногр.). Русск. Антропол. журн., I, кн. 1, М., 1900, стр. 1-24, список трудов, портрет.

Богданов В.В. Д.Н. Анучин. Сборник в честь 70-летия проф. Д.Н. Анучина, М., 1913, изд. Общ. люб. ест., антропол., и этногр., стр. VII-XL, портрет, список трудов из 450 заглавий.

Уварова, графиня. Д.Н. Анучин как член Моск. археол. общ. Там же, стр. 353-368.

Богданов В.В. Д.Н. Анучин. Этнограф, обозрение, XXV, 1913, № 1-2, стр. I-XI, портрет.

Борзов А.А. Проф. Д.Н. Анучин (по поводу 70-летия). Естествозн. и геогр., 1913, № 8, стр. 40-53, портрет.

Бунак В.В. Деятельность Д.Н. Анучина в области антропологии. Русск. Антропол. журн.; XIII, вып. 3-4, 1924 стр. 1-18, портрет, список трудов.

Крубер А.А. Памяти Д.Н. Анучина. Землеведение, 1924, кн. I-II, стр. 7-38, портрет.

Штернберг Л.Я. Д.Н. Анучин как этнограф. Этнография, 1926, № 1-2, стр. 7-13.

Богданов В.В. Знаменитый ученый Д.Н. Анучин (к 15-летию со дня смерти). Изв. Геогр. общ., 1939, № 3, стр. 439-445.

Кадек М.Г. География в Московском университете до Великой Октябрьской социалистической революции. Учен. зап. Моск. унив., география, вып. LV, 1940, стр. 3-52.

Богданов В.В. Д.Н. Анучин. Антрополог и географ (1843-1923). М., 1941, 67 стр., портрет, список трудов, изд. Моск. общ. исп. прир.

Главные печатные труды Д.Н. Анучина

Антропоморфные обезьяны и низшие расы человечества, "Природа",1874, кн, 1, стр. 185-280; кн. 3, стр. 220-276; кн. 4, стр. 81-141.

Материалы для антропологии Восточной Азии. I. Племя айнов. Изв. Общ. любит, ест., антропол. и этногр., XX (Тр. Антропол. отд., кн. 2, вып..1), М., 1876, стр. 79-204, 4 табл. рис., 4°.

О некоторых аномалиях человеческого черепа и преимущественно об их распространении по расам. Изв. Общ. люб. ест., антропол. и этногр., т. 38, вып. 3 (Тр. Антропол. отд., VI, М., 1880,II + 120 стр., 4°, 104 рис.).

Антропологические очерки. Задачи современной антропологии в ее отношении к другим наукам (Вступительная лекция в Московском университете). "Русская мысль", 1880, март, стр. 45-63.

Отчет о поездке в Дагестан летом 1882 года. Изв. Геогр. общ., ХХ 1884, стр. 357-449.

О древних искусственно деформированных черепах, найденных в пределах России. Изв. Общ. любит, ест., антропол. и этногр., т. 49, вып. 3, 1886, стр. 367-413, 4°, 19 рис. (Тр. Антропол. отдела, вып. 2, протокол заседания Антропол. отд. 21 ноября 1883).

К древнейшей истории домашних животных в России. Тр. VI археол. съезда в Одессе (1884). Том I, Одесса, 1886, стр. 1-34, 1 табл., 4°.

О некоторых своеобразных древних каменных изделиях из Сибири; там же, стр. 35-46, 1 табл., 3 рис. [каменные изображения налима из вост. Сибири].

Лук и стрелы. Археолого-этнографический очерк. Тр. V Археол. съезда в Тифлисе 1881 г. М., 1887, 75 стр., 4°, 73 рис.

Анучин Дмитрий Николаевич, антрополог. Критико-биографический словарь русских писателей и ученых С.А. Венгерова. Вып. 15, СПб., 1889, стр. 692-698 [автобиография со списком трудов].

О задачах русской этнографии. Этногр. обозр., I, кн. 1, 1889, стр. 1-35.

Собака (Canis familiaris), волк (C. lupus) и лисица (C. vulpes). В: А.А. Иностранцев. Доисторический человек каменного века побережья Ладожского озера. СПб., 1889, стр. 55-81.

О географическом распределении роста мужского населения России (по данным всеобщей воинской повинности в Империи за 1874- 1883 гг.) сравнительно с распределением роста в других странах. Зап. Геогр. общ. по отд. стат., VII, вып. 1, 1889, 185 стр., 10 карт.

Сани, ладья и кони как принадлежности похоронного обряда. Археолого-этнологический этюд. "Древности", изд. Моск. археол. общ., XIV, 1890, стр. 81-226, 4°, 44 рис.

К истории ознакомления с Сибирью до Ермака. Древнерусское сказание "О человецех незнаемых в восточной стране". Археолого-этнографический этюд. "Древности", XIV, 1890, стр. 227-313, 4°, 14 рис. и карта.

Ископаемый овцебык. По поводу черепа ископаемого овцебыка (Ovibos fossilis Rut.) с берегов Лены, находящегося в Зоологическом музее Московского университета. Изв. Общ. люб. ест., антропол. и этногр. LXVII, Дневн. Зоол. отд., № 3, 1890, стр 40-49, табл., 4°.

Столетие "Писем русского путешественника". "Русская мысль",
1891, июль, стр. 1-31; авг., стр. 59-77.

Из поездки к истокам Волги и Днепра. Сев. вести., 1891, №8, стр. 119-162.

География. Энциклопед. словарь Брокгауза и Ефрона, XV, 1892, стр. 377-390.

Великоруссы. Энциклопед. словарь Брокгауза и Ефрона, X,
1892, стр. 828-843. То же в новом изд., 1912.

Несколько слов о развитии русского землеведения и задачах географического кружка в Москве. "Землеведение", 1894, кн. 1, стр. 1-16.

О судьбе Колумба, как исторической личности, и о спорных и темных пунктах его биографии. "Землеведение", 1894, кн. 1, стр., 185- 256, с 4 портретами.

Рельеф поверхности Европейской России в последовательном развитии о нем представлений. С 28 рис. и картами. "Землеведение", 1895, кн. 1, стр. 77-126; кн. 4, стр. 65-124, 28 рис., карты.

Новейшее изучение озер в Европе и несколько новых данных об озерах Тверской, Псковской и Смоленской губерний. "Землеведение", 1895, кн. 1. стр. 137-163, 13 рис. и черт.

К вопросу о диких лошадях и об их приручении в России (По поводу статьи Ф.П. Кеппена "К истории тарпана в России"). Журн. Мин. нар. проcв., 1896, июнь, стр. 223-269; июль, стр. 67-95.

Верхневолжские озера и верховья Западной Двины. Рекогносцировки и исследования 1894-1895 гг. Тр. эксп. для исследования источников главн, рек Европ. России. М., 1897, IX + 156 стр., 4°,2 листа батиметр. карт, 4 листа профилей и диаграмм, 22 рис.

Озера области истоков Волги и верховьев Западной Двины. "Землеведение", 1898, кн. 1-2, стр. 109-164, 21 рис.

К истории искусства и верований у Приуральской чуди. Чудские изображения летящих птиц и мифических крылатых существ. Мат. по археол. вост. губ., изд. Моск. археол. общ., III, 1899, стр. 87-160, 4°, 3 табл., 130 рис. в тексте.

О культуре костромских курганов и особенно о находимых в них украшениях и религиозных символах. Там, же, стр. 237-259, 5 рис.

А.С. Пушкин. (Антропологический эскиз). М., 1899, 44 стр., 4° (оттиск из № 99, 106, 114, 120, 127, 134, 143, 163, 172, 180, 193, 209 "Русских ведомостей" за 1899 г.).

Россия в антропологическом отношении. Энциклопед. слов. Брокгауза и Ефрона, т. 54, 1899, стр. 128-139.

Россия в этнографическом отношении. Там же, стр. 139-152, карта.

Беглый взгляд на прошлое антропологии и на ее задачи в России. Русск. Антропол. журн., I, кн. 1, М., 1900, стр. 25-42.

О преподавании географии и о вопросах с ним связанных. (Речь при открытии географического отделения Московского Педагогического общества, 9 марта 1902 г.). "Землеведение", 1902, кн. 2-3, стр. 1-18.

Город Мунгазея и Мунгазейская земля. Историко-географическая заметка. "Землеведение", 1903, кн. 4, стр. 35-46, 2 карты и 2 рис.

Япония. Географический очерк. "Землеведение", 1904, кн. 1-2, стр. 205-246.

О заслугах адмирала С.О. Макарова в области физической географии моря (Речь в годичном собрании Общ. любителей естествознания, антропологии и этнографии 15 октября 1904 г.). "Землеведение", 1904, кн. 3, 119-128.

Элизе Реклю. "Землеведение", 1905, кн. 3-4, стр. 68-92, 2 карт.

Японцы (антропологический и этнологический очерк). "Землеведение", 1904, кн. 3, стр. 65-103; 1906, кн. 3-4, стр. 54-105.

Извержение Везувия и землетрясение в Калифорнии в апреле, 1906 г. (Сообщение на годичном собрании Общ. люб. ест., антропол. и этногр. 15 октября 1906 г.). "Землеведение", 1906, кн. 3-4,стр. 106-142, с картами и рис.

Наводнение в Москве в апреле 1908 года и вопрос об изучении наводнений в России. "Землеведение", 1908, кн. 2, стр. 87-110, с 9 рис..

Из встреч с Л.И. Толстым. Русск. вед., 1908, № 199.

Труд профессора В.И. Модестова: "Введение в римскую историю. Вопросы доисторической этнологии и культурных влияний в до римскую, эпоху в Италии и начало Рима". "Древности" Тр. Моск. археол. общ., XXII, вып. 2, 1909, стр. 1-28.

И.Е. Забелин, как археолог, в первую половину его научной деятельности (1842-1876). Речь, произнесенная в заседании Моск. археол. общ. 10 февраля 1909 г. Там же, стр. 29-70.

Доисторическая Москва. В издании "Москва в ее прошлом и настоящем", вып. I, М., 1909, 45 стр., табл. и рис.

География. Энциклопед. словарь Граната, XIII, 1912, стр. 236-253.,

География XVIII века и Ломоносов. "Сборник памяти Ломоносова", изд. Моск. унив., 1912, 20 стр.

Охрана памятников природы. "Землеведение", 1914, кн. 1-2, стр., 1-50, с 29 рис.

Краткий очерк развития и современного состояния землеведения. Землеведение в России. В книге: А. Зупан. Основы физической географии. Новое издание под ред. и с дополнениями Д.Н. Анучина. М., 1914. стр. 1-40. Антропогеография. Там же, стр; 1083-1090.

Александр фон Гумбольдт, как путешественник и географ, и в особенности как исследователь Азии, - в: А. ф. Гумбольдт. Центральная Азия, перевод под ред. Д.Н. Анучина, М., 1915, стр., V-ССХХХIII.

Старинная морская карта на пергаменте ив собрания гр. А.С. Уварова. "Древности", изд. Моск. археол. общ., XXV, 1915, оттиск, 16 стр., 4°, карта, 4 рис. в тексте (см. также "Землеведение", 1916, кн. 1-2, стр., 126-127).

Изучение производительных сил России. "Землеведение", 1916, кн. 1-2, стр. 97-103 (без подписи автора).

География в Московском университете за первое столетие его существования. "Землеведение", 1917, кн. 3-4, стр. 23-46.

Н.Н. Миклухо-Маклай. Его жизнь, путешествия и судьба трудов. "Землеведение", 1922, кн. 3-4, стр. 3-80, с 7 рис.

Судьба первого издания "Путешествия Радищева", М.; 1918, 46 стр. Изд. "Пролегомены".

Н.Н. Миклухо-Маклай, :его жизнь и путешествия. В книге: Н.Н. Миклухо-Маклай. Путешествия. Том I. Путешествия в Новой Гвинее в 1871, 1872, 1874, 1876, 1877, 1880, 1883 гг, М., 1923. "Новая Москва", 616 стр., с 2 портретами Миклухо-Маклая, портретом покойного Д.Н. Анучина, 36 рис. и картой. Статья Д.Н. Анучина занимает стр. 7-80.

Примечания

См. список в конце главы.

Архив Геогр. общ., разряд 110, опись 1, № 63.

Согласно письму Д.Н-ча к брату Михаилу от 6 февраля 1881 г. (архив Геогр. общ., дело Д.Н. Анучина). Из формулярного списка Д.Н. Анучина, хранящегося в архиве Академии Наук (фонд 4, опись 4, № 9), видно, что Анучин был утвержден советом Московского университета, в степени магистра зоологии 7 марта 1881 г.

13. Кадек, стр. 32-33.

14. Л.С. Берг. Ландшафтно-географические зоны СССР, I, Л., 1930.

15. Ср. также Анучин, 1914, стр. 21.

16. В 1914 г. (во введении к переводу руководства Зупана, стр. 18-19) Анучин дает такое разделение географии:
I. Общая география или общее землеведение:
1. физическая география: а) климатология, б) океанология (океанография), в) орология (со включением учения о водах суши),
2. биогеография,
3. антропогеография.
II. Частная география, или страноведение.

17. Анучину неоднократно приходилось встречаться с Л.Н. Толстым, и впоследствии Д.Н. не раз делился в печати воспоминаниями о своем великом современнике. В номере "Русских ведомостей", посвященном 80-летию Толстого (28 августа 1908 г.), Анучин рассказывает о своих встречах с писателем в 1891 г. Заимствуем отсюда такой эпизод (напомним, что написано это было при жизни Толстого, который регулярно читал "Русские ведомости"): "Л.Н. ходил тогда зимою в полушубке и валенках. В таком виде явился он в первый раз и ко мне, когда меня не было дома. Отворившая ему дверь прислуга была очень недовольна, что в парадное крыльцо звонится какой-то мужик, и сделала ему соответственное внушение. В ответ она получила: "Скажите, что был граф Толстой". Прислуга отнеслась к этому скептически и после рассказывала об этом с иронией. Она была не мало поражена, узнав, что это действительно граф и замечательный человек".

18. Пекарский. История Имп. Академии наук, II, СПб., 1873, стр. 674.

19. Русск. Антропол. журн., I, № 2, 1900, стр. 67-68.

20. Д.Н. Анучин. А.С. Пушкин. М., 1899, стр. 2.