Морозовская стачка кратко. Забытая стачка и ее уроки

Сыну покойного основателя товарищества .

Организаторами и руководителями стачки были рабочие Никольской мануфактуры П. А. Моисеенко и В. С. Волков . В забастовке приняло участие около 8 тысяч из 11 тысяч рабочих мануфактуры.

Причины

Причиной стачки послужило резкое ухудшение положения рабочих в результате промышленного кризиса начала 1880-х годов, а также жестокая эксплуатация со стороны владельцев фабрики. В частности, с по 1884 год пять раз снижалась заработная плата, были введены высокие штрафы, составлявшие в среднем четверть заработной платы и доходившие в отдельных случаях до половины заработка.

Основными требованиями бастующих было повышение заработной платы до уровня -1882 года, сокращение штрафов до 5 % заработка и общее облегчение положения рабочих. 11 января Волков вручил владимирскому губернатору «Требования по общему согласию рабочих», в которых содержался пункт об учреждении государственного контроля над фабрикантами, а также и о принятии законодательных изменений в условия найма.

Значение

В результате стачки рабочим удалось добиться некоторых уступок: владельцами фабрики были возмещены штрафы, взысканные с 1 октября 1884 года, однако заработная плата повышена не была.

Морозовская стачка вызвала облегчение политики штрафов на других фабриках Российской империи, а также привела к разработке в 1886 году фабричного законодательства (в частности, 3 июня 1886 года был принят закон о штрафах).

Значение Морозовской стачки для развития революционного движения подчёркивал В. И. Ленин :

Эта громадная стачка произвела очень сильное впечатление на правительство, которое увидало, что рабочие, когда они действуют вместе, представляют опасную силу, особенно когда масса совместно действующих рабочих выставляет прямо свои требования.

(Полное собрание соч., 5 изд., т. 2, с. 23)

В ноябре 1923 года в память об участниках стачки в Орехове-Зуеве был установлен памятник по проекту художников А. Шапошникова и В. Взорова . В 1961 году А. Шапошников вместе с художником Александром Куровым написал одну из своих лучших картин "Морозовская стачка 1885 года".

Напишите отзыв о статье "Морозовская стачка"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Морозовская стачка

– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n"est pas comme vous l"entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.
– Так вот кого мне жалко – человеческого достоинства, спокойствия совести, чистоты, а не их спин и лбов, которые, сколько ни секи, сколько ни брей, всё останутся такими же спинами и лбами.
– Нет, нет и тысячу раз нет, я никогда не соглашусь с вами, – сказал Пьер.

Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа.
Он говорил ему, указывая на поля, о своих хозяйственных усовершенствованиях.
Пьер мрачно молчал, отвечая односложно, и казался погруженным в свои мысли.
Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен притти на помощь ему, просветить и поднять его. Но как только Пьер придумывал, как и что он станет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит всё в его ученьи, и он боялся начать, боялся выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню.
– Нет, отчего же вы думаете, – вдруг начал Пьер, опуская голову и принимая вид бодающегося быка, отчего вы так думаете? Вы не должны так думать.
– Про что я думаю? – спросил князь Андрей с удивлением.
– Про жизнь, про назначение человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете что? масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. – И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его.
Он говорил, что масонство есть учение христианства, освободившегося от государственных и религиозных оков; учение равенства, братства и любви.
– Только наше святое братство имеет действительный смысл в жизни; всё остальное есть сон, – говорил Пьер. – Вы поймите, мой друг, что вне этого союза всё исполнено лжи и неправды, и я согласен с вами, что умному и доброму человеку ничего не остается, как только, как вы, доживать свою жизнь, стараясь только не мешать другим. Но усвойте себе наши основные убеждения, вступите в наше братство, дайте нам себя, позвольте руководить собой, и вы сейчас почувствуете себя, как и я почувствовал частью этой огромной, невидимой цепи, которой начало скрывается в небесах, – говорил Пьер.
Князь Андрей, молча, глядя перед собой, слушал речь Пьера. Несколько раз он, не расслышав от шума коляски, переспрашивал у Пьера нерасслышанные слова. По особенному блеску, загоревшемуся в глазах князя Андрея, и по его молчанию Пьер видел, что слова его не напрасны, что князь Андрей не перебьет его и не будет смеяться над его словами.

Морозовская стачка. Худ. Куров Александр Михайлович, Шапошников Александр Николаевич

Наиболее важной по своему значению в истории революционного движения стала знаменитая Морозовская стачка, вспыхнувшая в 1885 г. на Никольской мануфактуре Тимофея Морозова в Орехово-Зуеве Владимирской губернии. Она представляла собой пример самостоятельного выступления рабочих и высокой для того времени организованности.

Морозовская мануфактура была известна во всём округе исключительно жестокой эксплуатацией и широко развитой системой штрафов. Положение рабочих на фабрике непрерывно ухудшалось. С 1882 по 1884 г. заработная плата снижалась пять раз, в 1884 г. — сразу на 25%. На суде выяснилось, что у рабочих из каждого рубля заработной платы вычиталось под видом штрафа в пользу фабриканта от 30 до 50 копеек, т. е. от одной трети до половины заработной платы. За время с 1881 по 1884 г. штрафы увеличились на 155%. «Когда мы читаем книгу о чернокожих невольниках — возмущаемся, но теперь перед нами белые невольники» , — говорил адвокат Плевако на суде над морозовскими стачечниками. На мануфактуре было занято около 11 тыс. рабочих. 19 (7) января 1885 г. выведенные из терпения, они объявили стачку, которая была заранее организована. В ней приняло участие около 8 тыс. человек, руководили стачкой опытные рабочие Пётр Моисеенко, Лука Иванов и Василий Волков, прошедшие школу подпольной работы в революционных кружках. Особого внимания заслуживает ткач Пётр Анисимович Моисеенко (1852-1923). До поступления на Никольскую мануфактуру Моисеенко участвовал в создании «Северного союза русских рабочих», был его членом. Работая на новой бумагопрядильне в Петербурге, он в 1878 г. принимал активное участие в стачке, за что был выслан на родину, вернулся нелегально.

За участие в новой стачке 1879 г. его сослали в Восточную Сибирь. В 1883 г. он вернулся из ссылки и поступил (в конце 1884 г.) на Никольскую мануфактуру. Вместе с Л. Ивановым и В. Волковым начал вести пропаганду среди рабочих и в нужный момент приступил к организации стачки. На предварительных совещаниях (5 и 6 января 1885 г.) в трактире на Песках он вместе с группой товарищей-ткачей (50 человек) выработал план стачки и требования, которые рабочие должны были предъявить Морозову. 19 (7) января 1885 г. в 6 часов утра по предварительному сговору один рабочий закричал: «Сегодня праздник, кончайте работу, гасите газ! Бабы, выходите вон!» Рабочие вышли на улицу — стачка началась. Несмотря на уговоры Моисеенко и Волкова, рабочие разнесли фабричную лавку с червивыми продуктами, разгромили квартиру ненавистного им мастера Шорина и некоторые другие фабричные здания. «Бунт» почти десятка тысяч рабочих чрезвычайно напугал как администрацию фабрики, так и правительство. В Орехово-Зуево тотчас же явились прокурор из Москвы, прокурор и губернатор из Владимира вместе с двумя батальонами солдат. Произошло столкновение рабочих с царскими войсками, и стачечники вынуждены были разойтись. На следующий день тысячная толпа явилась к губернатору. Волков передал начальству «условия, составленные самими рабочими». Они требовали,

чтобы им был возвращён штраф к Пасхе 1884 г.;
чтобы штрафы не превышали 5% с заработанного рубля;
чтобы вычеты за прогул одного дня не превышали одного рубля;
чтобы полный расчёт производился по предупреждению за 15 дней;
чтобы хозяин заплатил за прогульные по его вине дни;
чтобы определение доброкачественности принимаемого от рабочего товара происходило при свидетелях из рабочих
и т. д.

Администрация на уступки не шла. Рабочие продолжали волноваться. По личному распоряжению Александра III начались массовые аресты стачечников. Возмущение рабочих вызвал арест Волкова. Ввиду нараставших волнений губернатор вызвал новые войска и отправил Волкова под усиленным конвоем во владимирскую тюрьму. Было арестовано более 600 рабочих. 26 (14) января 1885 г. фабричные казармы оцепили войска, которые окончательно разгромили бастующих. Героическое сопротивление стачечников было сломлено только при помощи вооружённой силы. 27 (15) января фабрика приступила к работе.

Морозовская стачка закончилась высылкой 800 рабочих на родину и двумя судебными процессами. 33 рабочих предали суду, среди них — руководителей стачки Моисеенко, Волкова и Л. Иванова. Суд состоялся во Владимире в мае 1886 г. На суде выяснились чудовищные притеснения рабочих фабрикантом. Присяжные вынесли рабочим оправдательный вердикт. На 101 вопрос, предложенный присяжным о виновности подсудимых, они дали 101 отрицательный ответ. «Вчера в старом богоспасаемом граде Владимире, — писал Катков в газете «Московские ведомости», — раздался 101 салютационный выстрел в честь показавшегося на Руси рабочего вопроса» . Даже Катков вынужден был заявить, что в событиях на Морозовской мануфактуре было «всё необходимое, чтобы придать им характер таких же рабочих движений, какие вспыхивают время от времени во Франции и Бельгии, как будто и Россия подобно им страдает недугом пролетариата и рабочего вопроса, как будто и наша промышленность представляет готовое поле для борьбы труда с капиталом» .

Морозовская стачка имела большое значение в развитии революционной борьбы рабочего класса и произвела сильное впечатление не только на широкие массы рабочих, но и на царское правительство. Оно почувствовало, что с народными массами шутить опасно.

«Эта громадная стачка, — подчёркивал Ленин, — произвела очень сильное впечатление на правительство, которое увидало, что рабочие, когда они действуют вместе, представляют опасную силу, особенно когда масса совместно действующих рабочих выставляет прямо свои требования» (176, т. 2, с. 23).

Морозовская стачка вырвала у правительства фабричный закон 1886 г., согласно которому штрафные суммы должны были идти не в пользу фабрикантов, а расходоваться на нужды рабочих (см. гл. 9, § 7). С Морозовской стачки рабочее движение в России вступило в новую полосу и наметило, как писал Плеханов, «исходный пункт нового фазиса рабочего движения» .
***
Петр Моисеенко проведет еще ни один год в тюрьмах и ссылках, потеряет своего соратника В. Волкова, умершего в ссылке от чахотки, будет снова и снова служить делу революции, а в конце жизни вернется в родное Орехово-Зуево, где будет похоронен на площади «Двор стачки».

забастовка на текстильной ф-ке "Товарищества Никольской мануфактуры Саввы Морозова сын и КА" (местечко Никольское Владимирской губ., близ ст. Орехово (ныне г. Орехово-Зуево Моск. обл.)) в янв. 1885; первая организованная массовая (ок. 8 тыс. участников) стачка рабочих в центр.-пром. р-не. Причиной М. с. послужили жестокая эксплуатация и резкое ухудшение положения рабочих в период пром. кризиса нач. 80-х гг. В 1882-84 хозяин мануфактуры Т. С. Морозов 5 раз снижал зарплату; бичом для рабочих были штрафы, составлявшие от 1/4 до 1/2 заработка. Назревал стихийный бунт, но усилиями передовых рабочих, имевших опыт стачечной и революц. борьбы - П. А. Моисеенко, В. С. Волкова, Л. И. Иванова, - его удалось перевести на рельсы организованной стачки. Накануне М. с. они провели 2 тайные сходки инициативных рабочих, на к-рых был выработан план действий и составлены требования. М. с. началась 7 янв. Часть рабочих стала громить фабричную контору, лавки, квартиры ненавистных мастеров. Однако благодаря вмешательству организаторов стачки погром был прекращен. Фабричная администрация разбежалась. По настоянию губернатора, прибывшего с 2 батальонами войск, Морозов 8 янв. сделал незначит. уступки рабочим, но те требовали восстановления прежних заработков, макс. сокращения штрафов, возвращения части штрафных денег, оплаты дней стачки и т. д. "Требования по общему согласию рабочих", к-рые были вручены губернатору 11 янв. Волковым, выступившим во главе шествия стачечников, вышли за рамки непосредств. отношений с предпринимателем. В них говорилось о необходимости учреждения гос. контроля, к-рый "уравнял бы заработную плату", и законодат. изменений условий найма. Выдвижение общепролет. требований свидетельствовало о росте клас. сознания рабочих. По приказу губернатора значит. группа рабочих во главе с Волковым была тут же арестована. Рабочие силой освободили большинство арестованных и настойчиво требовали освобождения Волкова. Произошло неск. столкновений с войсками. В Никольское были вызваны подкрепления, войска оцепили фабричные казармы. Было арестовано более 600 рабочих, в т. ч. и руководители М. с. Только путем репрессий властям удалось 17 янв. подавить М. с.

Над активными участниками М. с. состоялось два суд. процесса (в февр. и мае 1886). Широкую огласку приобрел второй процесс над 33 рабочими во главе с Моисеенко и Волковым. Рабочие держались дружно и мужественно. На процессе вскрылась столь ужасная картина фабричных порядков, что присяжные, на разрешение к-рых судом был поставлен 101 вопрос о виновности подсудимых, вынесли оправдат. приговор. Несмотря на это, Моисеенко и Волков были сосланы на С. Суд. процесс еще более усилил впечатление, произведенное М. с. Озлобленный приговором идеолог реакции М. H. Катков иронизировал в "Моск. ведомостях" о "101 салютационном выстреле в честь показавшегося на Руси рабочего вопроса...". М. с. вызвала сочувствие рус. демократич. интеллигенции, получила отклик в зарубежной социалистич. печати.

М. с. и последовавшие за ней крупные стачки заставили царское пр-во признать появление "рабочего вопроса" в России и пойти на уступки. "Эта громадная стачка, - отмечал В. И. Ленин, - произвела очень сильное впечатление на правительство, которое увидало, что рабочие, когда они действуют вместе, представляют опасную силу, особенно когда масса совместно действующих рабочих выставляет прямо свои требования" (Соч., т. 2, с. 23). 3 июня 1886 был издан закон о штрафах, отразивший отд. требования морозовских ткачей (см. Фабричное законодательство в России).

Лит.: Ленин В. И., Соч., 4 изд., т. 2, с. 15-57, 249; т. 8, с. 118; Рабочее движение в России в XIX в. Сб. док-тов и мат-лов т. 3, ч. 1, М., 1952; Морозовская стачка 1885, М., 1925; Кабанов П. И., Ерман Р. К., Морозовская стачка. 1885, М., 1963; Моисеенко П. A., Воспоминания. 1873-1923, М., 1924.

На текстильной фабрике «Товарищества Никольской мануфактуры Саввы Морозова, сына и К о » (с. Никольское, ныне в черте города Орехово-Зуево). Фабрика принадлежала купцу Тимофею Саввичу Морозову , сыну покойного основателя товарищества .

Организаторами и руководителями стачки были рабочие Никольской мануфактуры П. А. Моисеенко и В. С. Волков. В забастовке приняло участие около 8 тысяч из 11 тысяч рабочих мануфактуры.

Причины

Причиной стачки послужило резкое ухудшение положения рабочих в результате промышленного кризиса начала 1880-х годов, а также жестокая эксплуатация со стороны владельцев фабрики. В частности, с по 1884 год пять раз снижалась заработная плата, были введены высокие штрафы, составлявшие в среднем четверть заработной платы и доходившие в отдельных случаях до половины заработка.

Основными требованиями бастующих было повышение заработной платы до уровня -1882 года, сокращение штрафов до 5 % заработка и общее облегчение положения рабочих. 11 января Волков вручил владимирскому губернатору «Требования по общему согласию рабочих», в которых содержался пункт об учреждении государственного контроля над фабрикантами, а также и о принятии законодательных изменений в условия найма.

Значение

В результате стачки рабочим удалось добиться некоторых уступок: владельцами фабрики были возмещены штрафы, взысканные с 1 октября 1884 года, однако заработная плата повышена не была.

Морозовская стачка вызвала облегчение политики штрафов на других фабриках Российской империи, а также привела к разработке в 1886 году фабричного законодательства (в частности, 3 июня

Власть и общество

К 120-летию «Морозовской стачки» 1885 года

19 января 2005 года исполняется 120 лет знаменитой «Морозовской стачке», которая происходила в январские дни 1885 года на Никольской мануфактуре в Орехово-Зуеве, принадлежавшей товариществу «Саввы Морозова, сын и Ко». Дата празднования, между прочим, была установлена решением Президиума Орехово-Зуевского уездного Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов 13 января 1923 года.

«Морозовская стачка» побудила серьезные сдвиги в правительственной политике по рабочему вопросу. Влияние стачки на экономическое и социальное положение рабочего класса изучалось в разные периоды российской истории. Правда, под разными «углами зрения», с разных позиций. Но, тем не менее, внимание к стачке не ослабевает и сейчас.

Попробуем еще раз вчитаться в исторические документы и многочисленные работы историков, отмечая, про себя, что рабочий вопрос остается в России, как и во всем мире, актуальным. Сделаем здесь же и поправку – актуальность этого вопроса в России несравнимо более высока, чем где-либо, из-за особых условий капитализации.

Жизненная обстановка последней четверти девятнадцатого века для России была чрезвычайно тяжелой. Разорительная русско-турецкая война 1877-1879 годов, хронические и широкомасштабные неурожаи подорвали экономику страны, обострили социальные противоречия, привели к обнищанию широких слоев населения и, в особенности, крестьянства. Хлопчато-бумажная промышленность в этих условия пострадала многократно – ее рабочие еще не «оторвались» от земли и оставались в значительной степени зависимы от состояния их крестьянских дел в деревне, а главному потребителю «ситчика» – опять же, крестьянству – не хватало и на хлебушек. Газеты того времени отмечали: «Застой в торговле по всей России принял небывалые размеры». Сельскую Россию сотрясал голод, а промышленную Россию сотрясала безработица и тот же голод. Московское губернское земство отмечало: «В некоторых местностях производство почти что приостановилось, весь фабричный народ жил дома без заработка». Не далеко и до беды.

Фабрик, многолюдных фабричных поселков в Центральной России множество, а «Морозовская стачка» случилась именно на Никольской мануфактуре и стала событием государственного масштаба. Заметим, что не в Глухове или Зуеве. И там и тут владельцами являлись представители старообрядческого рода Морозовых. Характерно, что именно Морозовы, не вслушиваясь в российские «грозовые раскаты», долгое время отстаивали собственные представления о взаимоотношениях хозяина и рабочего, в основе которых лежали патриархальные, авторитарные основы, характерные для жизни старообрядческих общин. Несколько перефразируя П. Рябушинского, скажем: «Молясь о прощении грехов, промышленник-старообрядец говорил перед иконой, что «многим людям дал он возможность заработать на хлеб, прокормить семью, вырастить детей и это зачтется ему Господом», и тут же вспомним продолжение: «но придет время, и молодой голос из толпы рабочих крикнет: «нас тысячи и мы работаем на одного тебя - дармоеда». Ох, горькие же это слова, несправедливые – не с неба свалилась тем же Морозовым их собственность и не власть им ее подарила, складывалась она их же трудами и потом. Но у толпы своя «логика».

Рабочие Никольской мануфактуры бастовали еще до 1885 года. В 1865 году первая в России настоящая рабочая стачка произошла именно здесь. Рабочие тогда просили хозяина хотя немного облегчить их положение: «сократить рабочий день, повысить заработную плату и сделать прочие уступки, ничего не стоящие для хозяина». Но ни одного шага навстречу просьбам рабочих сделано не было, зачинщиков с семьями выбросили на улицу. На этом все и закончилось.

События 1885 года назревали давно. На фоне общего тяжелого положения, о котором уже говорилось выше, тогдашний номинальный владелец мануфактуры Тимофей Савич Морозов (1823 – 1889) продолжал свою многолетнюю борьбу за повышение производительности труда и, главное, качества продукции. Было бы наивным полагать, что бывший крестьянин, вдруг ставший рабочим на предприятии, оснащенном не виданной им никогда ранее техникой, превратился в одночасье в квалифицированного и дисциплинированного работника. Возглавитель «Морозовской стачки» Петр Анисимович Моисеенко (1852 – 1923 гг.) в своих воспоминаниях откровенно говорит: «Трудно было привыкнуть к фабричной атмосфере после привольной Сибири». Это только подсказывает нам, что суть противоречий внутрифабричной жизни на мануфактуре далеко не однозначна.

Действовавший на мануфактуре «Табель взысканий с рабочих за неисправную работу и нарушение порядков по фабрике…» насчитывал 735 пунктов. Подчеркнем еще одну особенность «царства» Тимофея Саввича – он строил большие и теплые казармы для рабочих, больницы, школы, больше миллиона рублей внес в ссудно-сберегательную кассу. Огромная по тем временам забота о своих работниках. В то же время он мог довольно цинично заявлять: «Покров, уездный город – он подметка моя, Владимир – мой карман. Все мое, все мои: с деньгами что хочу, то и делаю».

Обратимся опять к воспоминаниям Петра Анисимовича: «… Морозов задушил штрафами: моченьки нет, деться некуда с семьей… Подходили рождественские праздники, ждали получки: каждый рассчитывал, что он получит, и что он сможет купить… Наступила получка, а получать нечего, то за харчи (выдавались в хозяйской лавке по книжке, в долг; цены в лавке, как правило, были выше рыночных – ред.), то за штрафы. Заработок 8 – 9 – 12 руб. не более, вычет штрафа 3 – руб., а то и более, вот тут и живи, как знаешь... Не мало было слез у бедных ткачих, которым не хватало заработка на харчи, и они оставались в долгу у конторы. Мужчины зарабатывали по 12 – 15 – 17 руб., штрафов в среднем приходилось не менее 3 р. 50 коп., да харчи и приходилось получать 2 – 3 рубля». «Революционный» опыт подсказывает Петру Моисеенко тактику немедленных действий: «Вот тут-то приходилось подливать масла в огонь». Отыскался для Петра Анисимовича и помощник – Василий Сергеевич Волков (1860-1887 гг.), которого он в воспоминаниях характеризует, как товарища «смышленого и толкового». Кроме того, он «был молод и красив собою, что много выигрывал среди ткачих».

Не зря среди рабочих Моисеенко получил прозвище «студент», давайте вчитаемся в его воспоминания - как это он так агитировал, что тысячи рабочих за ним пошли: «сегодня у Саввы Морозова, а завтра может случиться у Елиса Морозова (фабрики Елисея Саввича располагались в д. Зуеве – ред.), а поэтому мы, рабочие, должны поддерживать друг друга и объединяться в один общий союз; когда мы объединимся и будем поддерживать друг друга, тогда мы будем сильны и с нами будут считаться, - сказано: «в единении сила». До сих пор с нами не считались потому, что видели в нас разрозненную массу, и делали что хотели и как хотели, вот почему и вылилась забастовка в такие формы… надо учиться не только в школе, но и вне ее, читать полезные книги, а не «Бову Королевича» и «Еруслана Лазаревича», «Жениха в чернилах, да невесту во щах», а брать из библиотеки Некрасова, Пушкина, Белинского, Добролюбова, Писарева и т. п.». Да, не дожил Петр Анисимович до нашего времени, до «Русского радио» и прочего. Как тут не вспомнить слова писателя Валентина Распутина: «Если бы Пушкин в детстве слушал не сказки Арины Родионовны, а песни Аллы Пугачевой, он стал бы не Пушкиным, а Дантесом».

Но вернемся к воспоминаниям Моисеенко: «… на всех отразилась забастовка. Зуевские фабриканты напугались до того, что поспешили вывесить всюду объявления, что штраф прощается и заработок повышается на 10% на все работы… видите, как мы теперь помогли рабочим, даже тем, которые и не думали никогда, чтобы им прибавляли».

Никольская мануфактура уже несколько дней не работала; тысячи людей вышли на улицы. Не обошлось и без разбоя, но это в большей части надо отнести на счет поспешивших примкнуть к толпам рабочих «ореховских босяков», которые и в «мирное-то» время наводили ужас на население. Моисеенко пишет: «Мы стояли огромной массой, нас были тысячи». К этому времени требования рабочих уже обсуждены и изложены «на бумаге»: «1) Мы, все рабочие, требуем уничтожения всех штрафов и вернуть взятые штрафы с 1 октября, за три месяца; 2) увеличения заработной платы всем, без исключения, на 25% на все работы и сорта; 3) уплаты за все прогульные дни, за время остановки работы, которая произошла по вине хозяина, потому что мы были обременены непомерными штрафами и низкой расценкой; 4) установки контроля над браковщиками из выборных от рабочих, которые бы могли проверять правильность приемки товара и наложения штрафа за действительную и незаменимую порчу, как это было раньше; 5) увольнение мастеров с фабрики за их притеснение рабочих и грубое отношение с рабочими…; 6) удешевления продуктов, выдаваемых из хозяйского магазина по цене не дороже рыночных…». Всего в списке требований 17 параграфов. Документ этот был передан Владимирскому губернатору, посылались Петром Моисеенко телеграммы с информацией о требованиях и в адрес Министра внутренних дел. Если бросить ретроспективный взгляд на историю «рабочего движения» в Богородском уезде, то надо отметить, что задолго до «Морозовской стачки», еще в конце 18-го – начале 19 веков, с похожими требованиями выступали крестьяне посессионных фряновской и купавинской фабрик. Что касается обращений к верховной власти, то выборные от этих крестьян не сильно стеснялись и доходили «пешим ходом» до самой Великой Екатерины. Не лишним будет сказать: рабочие других фабрик - и ближних и дальних - уроки «Морозовской стачки» заинтересованно изучали и требования подобные «Морозовским» составили костяк подобных документов вплоть до 17 года. Что касается оплаты за забастовочные дни, то и этот пример стал заразительным - Октябрьская революция и последующая гражданская война почти полностью были оплачены русскими промышленниками и купцами. Постановлениями ревкомов и советов им вменялось в «безотлагательную обязанность» заплатить сполна за нерабочие «революционные дни», за время митингов и манифестаций, оплатить «чернила и бумагу» для этих органов, а также выдать пособие красноармейцам, ушедшим на фронты Гражданской войны, за «несколько месяцев вперед». Частенько даже столы для первых показательных «комсомольских» свадеб трактирщики были обязаны накрыть за свой счет.

Какие же результаты были достигнуты рабочими Никольской мануфактуры? Власть произвела довольно подробное расследование, которое еще раз подтвердило, что «причины, вызвавшие эти беспорядки, не имели случайного характера, а обуславливались неправильными отношениями между фабрикантами и рабочими».

Состоялся суд на «зачинщиками» стачки, на котором их защитником выступил знаменитый Ф. Н. Плевако, который в своих речах сравнивался фабричных с «белыми невольниками». П. А. Моисеенко и В. С. Волков, после нескольких заседаний в разных судебных инстанциях, были отправлены в административную ссылку: первый в Архангельскую, а второй – в Вологодскую губернии. Тимофей Саввич Морозов оставил руководство делами мануфактуры и передал их своему сыну – Савве Тимофеевичу, промышленнику и человеку уже новой формации, выпускнику Московского университета. Жить рабочим стало полегче, но забастовки стали делом обыденным. Тогда же Россия получила новое рабочее законодательство – закон 3 июня 1886 года, которым регулировались правила «найма рабочих на фабрики, заводы и мануфактуры» и «Особенные правила о взаимных отношениях фабрикантов и рабочих». Закон этот претворялся в жизнь с известной российской точностью и расторопностью, что, в какой-то степени, внесло свою лепту в дальнейшую судьбу России.

При подготовке заметки использовалась литература:

Воспоминания П. А. Моисеенко. 1873 – 1923. М. 1924. С. 55 – 113.

Выписка из Постановления Президиума Орехово-Зуевского уисполкома от 13 января 1923 г. «О праздновании 38 летней годовщины стачки «Орехово-Зуевских рабочих» (ЦГАМО ф. 66, оп. 11, д. 980, лл. 26).

Кантор Р. Морозовская стачка 1885 года//Архив истории труда в России. Книга вторая. Пг. 1921. С. 44 – 53.

Коновалов А. Ореховский хлопчатобумажный комбинат//Годовые кольца истории. История заводов и фабрик города Орехово-Зуево и Орехово-Зуевского района. Ор. –Зуево. 1999. С. 15 – 44.

Лаверычев В. Я., Соловьева А. М. Боевой почин российского пролетариата. М. 1985.

Куприянова Л. В. «Рабочий вопрос» в России во второй половине XIX – начале ХХ веков//История предпринимательства в России. Книга вторая. Вторая половина XIX – начало ХХ века. М. 2000. С. 343 – 437.

Шаханов Н. Первая стачка рабочих в Орехово-Зуеве//Каторга и ссылка. Историко-революционный вестник. Книга пятьдесят девятая. М. 1929. С. 43 - 52.