Литературно-исторические заметки юного техника. «Как вы стреляете, так и воюете». Требую суда общества и гласности

"Как белогвардейский генерал красноармейцев воевать учил"
Виктор Ковальчук

Михаил Булгаков в свое время писал "Бег" для другой страны -- думающей и страждущей, ненавидящей и любящей, больной, но не
сломленной. И генерал Хлудов, один из центральных героев, убийца и палач, вешавший в Крыму на телеграфных столбах рабочих, имел
совершенно реальный прообраз.

НЕ БОЛЬШЕВИКИ РАЗВАЛИЛИ РУССКУЮ АРМИЮ

Герой Булгакова -- Роман Хлудов -- в жизни был Яковом Александровичем Слащевым. Диктатором Крыма и Новороссийска,
соперником самого Врангеля и просто... несчастным человеком.

Яков появился на свет 10 января 1886 года в петербургской семье потомственных военных. Родителями и судьбой было предопределено,
что он станет кадровым офицером. Еще его дед, будучи на службе в российской армии, принимал участие в русско-турецкой кампании, а
чуть позже в пылающей Варшаве подавлял восстание чванливых шляхтичей.

Путь маленького Якова мало чем отличался от жизненных дорог дворянских детей: гимназия, скаутские клубы, юнкерская школа, военное
училище. Заканчивая последнее, 20-летний Слащев не успевает на японский фронт и, то ли от досады, то ли по совету старших,
поступает в академию Генштаба, где молодого офицера приняли не слишком хорошо -- он был вспыльчив, самолюбив, умен и иногда
несдержан. В отличие от "вшивой интеллигенции", будущий хозяин Крыма за оскорбление мог и по физиономии врезать. Кроме того,
Яков "баловался" разработками необычных ночных операций -- эдакой смесью из партизанских отрядов и летучих диверсионных групп.

Первую мировую он встретил спокойно -- за столиком кафешантана. Пожав плечами, сказал: "Ну что ж, господа, драться так драться. Я
уже начал подзабывать, как это делается". Командир роты лейб-гвардии Финляндского полка в конце 1916-го уже был подполковником,
а в Февральскую революцию -- полковником с полным набором всех воинских наград. Плюс четыре ранения и контузия.

Он был далек от политики, интересовался лишь театром, литературой и, конечно же, военной службой. По воспоминаниям
сослуживцев, Яков Александрович ненавидел большое скопление людей. И даже не подозревал о существовании политических партий
по причине стойкой внутренней монархической убежденности. Был предан императору и России. Переживал, глядя, как армия великой
империи распадается. Слащев писал: "Старая армия умирала, поэтому не правы те, кто говорит, что фронт разложили большевики. Нет,
несчастные войска разложили не большевики или немцы, а внутренний враг -- взяточничество, пьянство, воровство и, самое главное, --
утеря ощущения гордости за звание русского офицера".

ПОД ПУЛЯМИ -- ПЬЯНЫЙ ГЕНЕРАЛ

1917-й разбил, как стеклянные елочные игрушки, иллюзии "золотопогонной колонны". Не стал исключением и Слащев. Крах русской
армии стал крахом его жизни. Через несколько месяцев он уволился -- по состоянию здоровья. Но уже через три месяца, в январе 1918
года, Слащев, по только ему известным причинам, очутился в строю.

Воскресным холодным утром в штаб Добровольческой армии в Новочеркасске зашел широкоплечий офицер, с очень бледным лицом, на
котором нервно дергались все мускулы. Это был полковник Слащев. Он щелкнул каблуками и, положив на стол документы, заявил
комиссии, занимавшейся набором офицеров: "Готов приступить к командованию подразделением". Через несколько дней в одном из
новочеркасских кафе Якова окликнул штабс-капитан Сухарев, бывший его сослуживец. Они обнялись, и после непродолжительного
разговора Сухарев воскликнул: "Яков Александрович, голубчик! А помните ваши увлечения партизанщиной?! Вполне возможно, что
ваше хобби может стать реальностью. В борьбе с большевистской сволочью все пригодится".

Сухарев не ошибся -- за шесть месяцев ведения партизанской войны в степях Северного Кавказа неугомонный полковник не только
разгромил с десяток красноармейских отрядов, но и смог сколотить пятитысячный отряд кубанских казаков. Будучи не очень
честолюбивым, он согласился на должность начальника штаба, а командование корпусом отдал офицеру "из местных" -- генералу Шкуро.

12 июля 1918 года с западной околицы в Ставрополь вошел конный корпус Шкуро, где и соединился с основными частями
Добровольческой армии. Однако через несколько месяцев генерал был отстранен от командования корпусом за мародерство и грабежи.
В начале апреля следующего года верховный главнокомандующий Добровольческой армии Антон Деникин присвоил Якову Слащеву
очередное воинское звание -- генерал-майор, вскоре тот принял под командование 5-тысячную дивизию и повел ее на Москву.

Молниеносные атаки слащевского десанта на Одессу и Николаев позволили взять под контроль всю правобережную Украину. Слащевцы
громили всех подряд -- красных, махновцев, зеленых и даже хорошо вооруженные полки Симона Петлюры. Козырем генерала были
ночные рейды. Яков Александрович жил на передовой крайне замкнуто, мало с кем из офицеров общаясь, часто стоял под ураганным
огнем в полный рост, покуривая папиросы -- его интересовали лишь позиции противника. Но за напускным равнодушием и
жестокостью стояли сумасшедшие страдания от старых ран, боль по ушедшей России, тоска по близким.

По вечерам, не выдерживая ноющих ран, Слащев заливал себя спиртом. Когда спирт перестал помогать, Яков Александрович перешел
на кокаин. В то время этот наркотик был популярен не только среди петербургской элиты, а и среди высшего офицерского состава.
Слащев же не мог его не употреблять, ибо к наркотикам он пристрастился еще в офицерских госпиталях, где принимал эти препараты,
чтобы заглушить боль. Где-то в августе ординарцы разыскали под Одессой знаменитого Александра Вертинского и молниеносно
доставили в вагон к генералу Слащеву. Когда насмерть перепуганный шансонье вошел в штаб-вагон, на него уставились два ледяных
глаза со зрачками, похожими на стволы револьверов. Яков Александрович указал на неизвестно как очутившийся в вагоне рояль и сказал:
"Прошу, господин Вертинский. Покажите, на что вы способны". Вертинский взглянул на разложенные на столе штабные карты и
ответил: "Быть может, я буду мешать вашему совещанию?" Слащев усмехнулся и отвернулся к столу. Вертинский начал петь. Пропел он
всю ночь и лишь под утро смог вырваться из накуренного вагона, где бодрствовал лишь обезумевший от усталости, водки и кокаина
генерал со своей гражданской женой Ниной. Последняя прошла долгую фронтовую дорогу со Слащевым и не раз вытаскивала его на себе
из-под пуль. По штабным аттестатам она проходила как юнкер Н.

РАЗГРОМ

В октябре 1919 года корпус генерала Слащева наголову разгромил несколько дивизий красных и чуть не загнал в землю лихого Нестора
Махно. Последний прорубился с небольшим отрядом через слащевские заслоны и ушел в Центральную Украину, где под его черные
анархистские знамена стали более 100 тысяч крестьян. Деникин в ярости шлет генералу телефонограмму: "Приказываю немедленно
разгромить махновские банды, а самого Махно повесить на железнодорожном семафоре". 16 ноября Слащев под видом подготовки к
праздникам сконцентрировал основные силы корпуса под Екатеринославом и глубокой ночью нанес страшный удар по превосходящим
силам противника. Белогвардейские бронепоезда ворвались в город, прокладывая дорогу конникам сумасшедшего генерала. Махно едва
успел уйти из города. На утро генерал раздавал солдатам и офицерам Георгиевские кресты и вешал на столбах пленных махновцев.

Делегация богатых горожан так и не смогла встретиться со Слащевым: "Генерал по случаю победы пьет и совершенно одурел". В этот
момент Махно атаковал город. И казалось, что уже нет спасения "золотопогонникам". Но в решительный момент в гущу махновских
войск влетел обезумевший генерал Слащев. Он был в расстегнутом кителе, с шашкой в руках. Позади него неслась воющая дикими
голосами сотня кубанцев-телохранителей. Отчаянные рубаки во главе с генералом в мгновение проложили шашками "просеку" из тел.
Махновцы в ужасе бежали, но были настигнуты слащевцами и уничтожены. Нестор Иванович исчез где-то в степи. Белая гвардия
праздновала победу три дня.

Но эта победа уже не имела решительного значения. К весне 1920 года лишь слащевский корпус сохранил боеспособность и
мобильность, в то время как основные дивизии и полки в панике откатывались к Крымскому полуострову. Три тысячи измученных
непрерывными боями слащевских штыков и сабель всю зиму, обороняя Перекоп, отбивали атаки красных. Яков Александрович собрал
остатки белых войск и, сформировав под Одессой и Новороссийском дополнительный корпус, а также применив все свое военное
искусство стратега, продлил гражданскую войну еще на четырнадцать месяцев. Был издан приказ, где командующий всеми корпусами
объявил: "Объявляю всем, что пока я командую войсками -- из Крыма не уйду и ставлю защиту Крыма вопросом не только долга, но и
чести". Он был популярен и известен по обеим сторонам передовой: белые репортеры пели ему оды, а красные, хоть и ненавидели, но
уважали. И называли не иначе, как "Слащев-вешатель". На самом же деле он был Слащевым-Крымским. Последнюю приставку к
фамилии он получил в подарок от Врангеля "...за выдающиеся заслуги при обороне Крыма". И все же Врангель и Слащев яростно
ненавидели друг друга. Барон распространяет слухи о злоупотреблении Слащевым наркотиками и алкоголем. В это самое время
смертельно уставший генерал, приняв командование над тремя корпусами, возглавил летнее наступление. Но осенью красные перешли в
наступление и начали "вбивать" белые части в Крым. Неугомонный генерал еще пытался организовать партизанские отряды, но, видя
деморализацию боевого духа, бросил эту затею. И однажды ночью Слащев со знаменем лейб-гвардии Финляндского полка ворвался со
своей боевой подругой Ниной на ледокол "Муромец" и ушел в Стамбул.

Здесь он встретил барона Врангеля, которого обвинил в тупости, воровстве и трусости. В ответ барон устраивает строптивому генералу
заочный суд, лишает его звания, орденов и права на ношение военной формы. Но Слащеву было плевать на приговоры Врангеля. Он
был потомственным дворянином и офицером до мозга костей. И никто не мог лишить его титулов и боевых наград, кроме императора.

Через некоторое время на улицах Стамбула Яков Александрович снова повстречался с шансонье Вертинским. Позже певец вспоминал:
"Он жил в маленьком грязном домике на окраине города с кучкой верных ему до конца людей. У него было очень бледное и уставшее
лицо. Он устал". Но Вертинский ошибся. Слащев не мог устать. Он принимает решение... вернуться в красную Россию.

"КАК ВЫ СТРЕЛЯЕТЕ -- ТАК И ВОЕВАЛИ"

Эмиграция была потрясена: самый кровавый и самый непримиримый враг Совдепии возвращается в стан врага. Среди большевистского
руководства тоже возникла паника. В Севастополь на встречу со Слащевым выехал лично Дзержинский. Вместе со Слащевым вернулась
его жена, "юнкер Н.", товарищ Якова Александровича, тоже генерал, и несколько полковников. Дзержинский возвращался с гостями в
Москву и, сидя в вагоне, мучительно размышлял -- что же делать со Слащевым?! Расстреливать и казнить кровавого генерала никто не
собирался по причине феноменального боевого опыта и знания военного искусства. Посему, через несколько лет, в 1924 году, генерал
Слащев возглавил... московские курсы "Выстрел" -- главную на то время военную академию СССР. "Товарищ Яков" обучал курсантов
"борьбе с десантами", "маневру как залогу победы". Между вчерашними смертельными врагами теперь разгорались кабинетные битвы,
споры о тактике затягивались до полуночи, переходя в дружеское чаепитие в общежитии командного состава. Правда, не все забывали
Слащеву обиды. "Перебирая" поход на Варшаву, раскрывая причины неудачи его, Яков Александрович высказал мысль, что основной
причиной неудачи похода стала тупость командования красных. С места вскочил черный от ярости Буденный (на которого, кстати, и
намекал Слащев), выхватил из кобуры револьвер и начал палить по бывшему генералу. К счастью, он не попал. Белый, словно стена,
Яков Александрович подошел к Буденному, которого успели к этому времени уже скрутить, и сказал: "Как вы стреляете, так и воевали". В
1925 году кинокомпания "Пролетарское кино" сняла исторический фильм о бароне Врангеле. В роли Слащева снимался... сам Яков, в
роли "юнкера Н." -- его жена Нина.

Он не боялся мести своих бывших врагов и их родственников. Слащев давно был готов к смерти. Он слишком часто ее видел рядом. 11
января 1928 года Яков Александрович Слащев был убит выстрелом из пистолета неким Коленбергом, брата которого повесили по
приказу генерала. Через три дня тело генерала было сожжено в Донском монастыре. Для целого поколения Слащев навсегда остался
последним символом Великой России. Символом жестоким, ошибавшимся, но не сломленным.

У генерала Хлудова, одного из центральных героев пьесы Михаила Булгакова «Бег» и замечательного одноименного фильма, в котором роль Хлудова блестяще сыграл Владислав Дворжецкий, был совершенно реальный прототип - Яков Александрович Слащёв, один из самых ярких генералов Белого движения. Известно, что на его совести более сотни подписанных приговоров - «Повесить! ». Но, тем не менее, имя Слащева вызывало больше уважения, чем содрогания или страха, а в войсках его боготворили и называли по-свойски - «Генерал Яша ». И хотя от Слащева доставалось многим, действовал он по справедливости, и нередко выносил приговоры даже своим солдатам и офицерам за то, чего не мог им простить - мародерство, дезертирство, трусость.

Родился Слащев в Петербурге в семье потомственных военных, что, собственно, и определило его дальнейшую судьбу. По существующей традиции, он тоже пошел по военной стезе, окончил Павловское военное училище, а затем и Академию Генерального штаба.

На фронтах Первой мировой и Гражданской

Судьба уготовила ему немало испытаний. На полях сражений Первой мировой Слащев получил пять ранений, но при этом проявил себя не только, как храбрый офицер, но и как великолепный стратег и тактик. За свои заслуги был отмечен семью орденами и Золотым оружием «За храбрость ».

С началом Гражданской войны Слащев одним из первых вступил в Добровольческую армию. Командовал дивизией, громя всех подряд - и красных, и «зеленых», и махновцев, и петлюровцев. Прославился отчаянный генерал своей дерзкой тактикой неожиданных налетов, против которой враги были бессильны. Причем, многие атаки Слащев возглавлял лично.

Деникин, проиграв наступление на Москву, начал отводить свои основные силы к Новороссийску, Слащеву же был дан приказ отступить в Крым. При этом задачи удержать Крым ему не ставилось, поскольку это считалось невозможным при той небольшой численности имеющихся в его распоряжении войск.
Слащев писал в своих воспоминаниях: «26 декабря я получил приказ Деникина… отходить в Крым… Командование, видимо, смотрело на Крым, как на приговоренную к сдаче территорию, рассчитывая задерживать натиск красных на Дону или где-нибудь в его районе и около Буга с тем, чтобы оттуда вновь перейти в наступление, действуя по внешним операционным линиям и одним своим движением заставляя красных бросить осаду Крыма или очистить его, если они его займут. »

Но, получив приказ к отступлению, Яков Слащев издает свой приказ: «Вступаю в командование войсками, защищающими Крым. Объявляю всем, что пока я командую войсками - из Крыма не уйду и ставлю защиту Крыма вопросом не только долга, но и чести ».

У Слащева в распоряжении было лишь 4000 бойцов, которым предстояло сдерживать натиск двух армий красных, превосходящих их по численности в 10 раз, рассчитывать при этом можно было лишь на какую-то неожиданную тактику. И Слащев, всегда отличающийся нестандартным мышлением, придумал план, который многие посчитали абсурдным, и приступил к его реализации.

В то время стояли жуткие морозы, а на Сальковском и Перекопском перешейках никакого жилья не было. И Слащев решил разместить свои основные силы в жилых домах внутри полуострова, чтобы люди могли переночевать в нормальных условиях.

Вскоре красные перешли в наступление на Крым, легко захватили Перекоп и отрапортовали о «взятии Крыма». Но ночевать им после этого пришлось на лютом холоде в продуваемой всеми ветрами степи. Какие из них вояки были утром? Утром слащевцы легко отбросили закоченевшего противника на исходные позиции. Новое наступление - и опять такой же исход…

И таким образом, после героической трехмесячной обороны, крошечный отряд Слащева отстоял Крым, а сам генерал стал настоящей легендой.

Именно тогда и получил Слащев свое прозвище «Вешатель». Он понимал, что для успешного проведения операции требуется не только нестандартная тактика, но и железная дисциплина.

31 декабря 1919 года появляется его знаменитый приказ: «На фронте льется кровь борцов за Русь Святую, а в тылу происходит вакханалия. Лица же офицерского звания пьяными скандалами позорят имя добровольцев; в особенности отличаются чины дезертировавших с фронта частей. Вдобавок спекуляция охватила все слои общества. Между тем, забывшие свою честь, видимо, забыли и то, что наступил серьезный момент и накатился девятый вал. Борьба идет на жизнь и на смерть России... Мне приказано удержать Крым, и я это выполню во что бы то ни стало, и не только попрошу, а заставлю всех помочь... не послушаетесь - не упрекайте за преждевременную смерть ».

Слащев тогда стал, фактически, военным диктатором Крыма, от которого доставалось всем, но за дело. Он самым жестоким образом, невзирая на чины и заслуги, пресекал мародёрство, дезертирство, трусость. Приговор для всех был один - «Повесить!». Так он поступил и c одним из любимцев самого Врангеля, уличенном в краже - «Погоны позорить нельзя никому ».

«Невзирая на казни , — вспоминал генерал П.Аверьянов, — Яков Александрович пользовался популярностью среди всех классов населения полуострова, не исключая рабочих. И разве могло быть иначе, если генерал везде был лично: сам входил без охраны в толпу митингующих, сам разбирал жалобы профсоюзов и промышленников, сам поднимал цепи в атаку. Да, его боялись, но при этом еще и надеялись, точно зная: Слащев не выдаст и не продаст. Он обладал удивительной и для многих непонятной способностью внушать доверие и преданную любовь войскам ».

Вскоре Деникина сместили с поста главнокомандующего Вооруженными силами Юга России. Из двух самых влиятельных на то время в Крыму генералов на его место претендовали Врангель и Слащев. Слащев, фактически, отказался от борьбы и отошел в сторону, и соответствующее назначение получил Врангель. Но отношения между ними, не складывающиеся уже давно, стали весьма напряженными и с каждым днем все более ухудшались. Если Врангель находился под сильным влиянием союзников, имевших в России свои интересы, то Слащев воевал исключительно в интересах России.

В конце лета 1920 года Врангель отправил Слащева в отставку. Вскоре в Крым, оставшийся без должной обороны, ворвались красные под командованием Фрунзе.

Врангель объявил эвакуацию в Турцию. Слащев же, явившись к Врангелю, предложил перебросить войска не в Турцию, а в Одессу и согласился сам возглавить разработанную им десантную операцию. Но Врангель ему отказал, и, фактически, на этом Гражданская война на территории европейской части России закончилась.

Изгой

Слащеву пришлось тоже покинуть Крым, поселился он на окраине Константинополя со своей второй женой Ниной Нечволодовой в небольшом домике.

Вскоре сторонники Слащева раздобыли для него текст соглашения, тайно заключенного между Врангелем и представителями Антанты. По этому соглашению за победу белой Армии Врангель столько наобещал союзникам, что от России бы почти ничего не осталось.

После этого Слащёв открыто заявляет: «Красные - мои враги, но они сделали главное - моё дело: возродили великую Россию!…а как они её назвали - мне на это плевать! » и начинает задумываться о возвращении. В Москве тоже после этих его слов решили пригласить Слащева вернуться, особенно к этому склонялся Дзержинский.

Осенью 1921 года Слащева с семьей и нескольких его соратников переправили на теплоходе в Россию.

«Если меня спросят, как я, защитник Крыма от красных, перешел теперь к ним, я отвечу: я защищал не Крым, а честь России… Я еду выполнять свой долг, считая, что все русские, военные в особенности, должны быть в настоящий момент в России ».

Вскоре уже отсюда он обратился к оставшимся в эмиграции белым офицерам с призывом вернуться. Его авторитет и это обращение возымели силу, и в конце 1922 года многие вернулись из эмиграции.

Высшие офицерские курсы «Выстрел»

В те годы высшие офицерские курсы «Выстрел» были главной кузницей офицерских кадров. Туда и определили Слащева - читать лекции и делиться своим богатейшим опытом, а лектор из него получился блестящий. К тому времени он полностью разочаровался в идеалах Белого движения и стремился быть полезным своей вновь обретенной родине.

Но при разборе тактики красных, Слащеву не всегда удавалось удержаться от сарказма и насмешек. На одной из таких лекций легендарный командарм Семен Буденный, не выдержав язвительного тона Слащева касательно своей Конной Армии, выхватил револьвер и разрядил в него весь барабан. Слащев же, не спеша вытер с пальцев мел и спокойно прокомментировал: «Вот как вы стреляете, так и воюете ».

Слащев неоднократно обращался с просьбой о смене работы - он мечтал командовать войсками, но в этом ему всегда отказывали. Тогда он стал вынашивать планы переезда в Европу, но осуществить их не успел.

11 января 1929 года его нашли убитым. По официальной версии, его застрелил один из троцкистов в отместку за брата, которого генерал Слащев в свое время повесил в Крыму.

Михаил Булгаков в свое время писал "Бег" для другой страны -- думающей и страждущей, ненавидящей и любящей, больной, но не
сломленной. И генерал Хлудов, один из центральных героев, убийца и палач, вешавший в Крыму на телеграфных столбах рабочих, имел
совершенно реальный прообраз.

НЕ БОЛЬШЕВИКИ РАЗВАЛИЛИ РУССКУЮ АРМИЮ

ПОД ПУЛЯМИ -- ПЬЯНЫЙ ГЕНЕРАЛ

Командир Крымского корпуса генерал-лейтенант Я.А. Слащёв (3-й справа) с чинами своего штаба: начальник штаба корпуса генерал-майор Г. А. Дубяго (4-й справа), ординарец Слащёва Н. Н. Нечволодова (справа на переднем плане) — впоследствии его супруга. Крым, апрель-май 1920 г.

"КАК ВЫ СТРЕЛЯЕТЕ -- ТАК И ВОЕВАЛИ"

В своей пьесе «Бег» живописал генерала-вешателя Хлудова, прообразом которого был ни кто иной, как белогвардейский офицер Яков Александрович Слащев (Крымский).

Происхождение. Образование

Появился на свет Яков Александрович либо 12 декабря, либо 29 декабря 1885 года в столице - Санкт-Петербурге. Его отцом был потомственный военный - полковник Слащёв Александр Яковлевич. В 1903 году Яков с успехом закончил реальное училище и, когда пришло время выбирать жизненную стезю, не задумываясь, решил пойти по стопам своего отца, поступив в Павловское военное училище, которое впоследствии закончил блестяще. С 1905 года по 1917 в Финляндском полку он прошел путь от обычной офицерской должности командира роты до помощника командира полка. При этом, за это время, Яков Александрович успел закончить Императорскую Николаевскую академию Генерального штаба.

Первая Мировая война

В период , Слащев был ранен пять раз и два раза контужен, но это никак не повлияло на то, что он всегда со своим полком во всех горячих точках оказывался в гуще событий. В 1915-ом году Слащев женился на дочери генерала Козлова, командира полка. Нельзя сказать, что этот брак был осуществлен не без меркантильных соображений Слащева. Просто в какой-то момент он понял, что только при помощи академии Генштаба, блестящей военной карьеры ему не сделать, потому и породнился с вышестоящим начальством.

Но уже в 1918-ом, Яков Александрович познакомился с весьма симпатичным юнкером по фамилии Нечволодов, который служил у него в ординарцах. Ординарец Нечволодов оказался восемнадцатилетней Ниной Нечволодовой, к которой Слащев воспылал любовью. Во время , Нина всегда была рядом, несмотря на несколько ранений, так и не покинула своего генерала. Они официально оформили отношения в 1920-ом году. В том же году беременная Нина угодила в плен к большевикам, что дало Слащеву возможность оценить своих идеологических врагов по достоинству. Когда чекисты узнали в Нине жену одного из самых ярых противников Советской власти, женщину решили расстрелять, но вмешался Дзержинский, который, после допроса, поступил благородно: переправил ее за линию фронта, к мужу.

Слащева прозвали «Крымский», неспроста. Когда Деникин, теснимый «красными», отступал на Кавказ, Крым занял генерал Слащев, где организовал весьма эффективную оборону перешейков. Властвовал он на Крымском полуострове безраздельно. Вообще, Слащев также во время своего правления в Крыму снискал себе славу жестокого палача, из-за массовых казней. Однако ценил генерала, и именно он присвоил Слащеву наименование «Крымский». В 1920-ом году, как и многие другие офицеры, он эвакуировался в Константинополь, вытесненный из Крыма Красной армией.

В Константинополе генерал Слащев, вместе со своей женой Ниной, занимался тем, что выращивал овощи для продажи на одном из рынков. Жили они в какой-то халупе на городской окраине. В политику Яков Александрович старался не лезть. Его недолюбливали белогвардейцы, памятуя о его строптивости и своевластии, а красноармейцы откровенно ненавидели из-за массовых расстрелов, которые он учинял в Крыму. И, кто знает, как бы сложилась судьба Слащева дальше, если бы не грянул гром, среди ясного константинопольского неба: Врангель воззвал о соглашении с Антантой.

Слащев этого вытерпеть не мог и заявил во всеуслышание, что поддержит большевиков, и потребовал справедливого суда над Врангелем за измену. Реакция Врангеля была мгновенной: он разжаловал генерала Слащева до рядовых. Реакция Дзержинского также не заставила себя ждать: он пригласил Слащева вернуться на Родину из турецкого изгнания. Жена Слащева, вспомнив о том, как Феликс благородно отпустил ее когда-то из плена, и уговорила мужа вернуться, вступить в РККА, уверив супруга в благородстве «красных».

По возвращении Слащев стал преподавать в Военной Академии, где нещадно высмеивал военные кампании красноармейцев, когда те пытались взять Крым, который Слащев же и удерживал. Вскоре его перевели преподавать в школу «Выстрел», потому что выдержать генерала Слащева могли далеко не все слушатели и преподаватели Академии. Однажды Буденный чуть не пристрелил Слащева прямо во время лекции, когда тот, в свойственной ему иронично-издевательской манере, расписывал все тактические минусы одного из наступления, предпринятого Буденным. Тот, не выдержав насмешки, вскочил с места и пять раз выстрелил в Слащева, не попав в цель ни разу. На что Слащев, спокойно подойдя к Буденному, заметил, мол, вот так, как вы стреляете, так вы и воевали. В это же время Слащев сотрудничал с военным журналом, в котором публиковал блестящие статьи о военной стратегии.

Смерть

В январе 1926-го года Якова Александровича застрелил некий Коленберг, 24-х лет от роду. Когда Коленберга схватили, он рассказал, что убийство бывшего белогвардейского генерала - это личная месть. В числе многих расстрелянных Слащевым в Крыму красноармейцев, был и родной брат убийцы. Это и послужило для Коленберга оправданием, и вскоре убийцу выпустили на свободу.

В двадцатые годы не было, пожалуй, на командирских курсах «Выстрел» — главной на то время «военной академии» в СССР — более колоритной фигуры, чем «профессор Яша». Судите сами: бывший гвардеец, выпускник Николаевской академии Генерального штаба, прошедший всю Первую мировую в окопах. В Гражданскую был начальником штаба у генерала Шкуро, в Добровольческой армии Деникина и Вооруженных силах Юга России у Врангеля командовал бригадой, дивизией и корпусом, носил генерал-лейтенантские погоны.
А теперь учит уму-разуму красных командиров, которых совсем недавно с успехом бил на полях сражений. Учит, с сарказмом разбирая по косточкам все промашки и просчеты авторитетных командармов и начдивов армии рабочих и крестьян.
На одном из таких занятий Семен Буденный, ставший легендой еще при жизни, не выдержав язвительных комментариев по поводу действий своей 1-й Конной армии, разрядил в сторону бывшего белого генерала револьверный барабан. А тот лишь поплевал на пальцы, запачканные мелом, и спокойно бросил в сторону притихшей аудитории: «Вот как вы стреляете, так и воюете».
Звали этого незаурядного человека Яков Александрович Слащев.

Драться, так драться

ОН РОДИЛСЯ 12 декабря 1885 года в семье потомственных военных. Его дед бился с турками на Балканах, а чуть позже в пылающей Варшаве усмирял чванливых шляхтичей. Отец дослужился до полковничьих погон и с честью вышел в отставку. В 1903-м Яков окончил одно из самых престижных средних учебных заведений северной столицы — Санкт-Петербургское реальное училище Гуревича, после чего был принят в Павловское военное училище и по выпуску распределен в лейб-гвардии Финляндский полк.
На русско-японскую двадцатилетний подпоручик не успел. И, то ли от досады, то ли по совету старших, подал документы в Академию Генштаба. Там юношу, не принадлежавшего к блестящей столичной молодежи, приняли не слишком ласково: Слащев был умен, но при этом вспыльчив, болезненно самолюбив и весьма часто несдержан.
Не найдя себе преданных друзей среди однокурсников, Яков не особо налегал на учебу, предпочитая тишине академических аудиторий и библиотек радости шумной петербургской жизни. Но именно тогда Слащев, скучавший над картами и схемами классических кампаний и сражений, впервые начал «баловаться» разработками необычных для своего времени ночных операций — эдакой смесью из действий партизанских отрядов и летучих диверсионных групп.
Закончив учебу по «второму разряду», поручик Слащев не был причислен к Генеральному штабу и вернулся в родной полк, приняв под командование роту. Поняв, что за счет образования карьеру ему сделать не удастся, Яков Александрович, приложив все знания и умения столичного ловеласа, женился на дочери командира полка генерала Владимира Козлова. Так бы тихо-мирно и шло его продвижение по службе, если бы не грянула Первая мировая.
Известие о начале войны генеральский зять встретил на дружеской пирушке за столиком кафешантана. Затушив сигарету в бокале шампанского и высыпав на поднос все содержимое портмоне, Слащев сказал: «Ну что ж, господа, драться, так драться. А то я начал подзабывать, как это делается», — и отбыл в свою часть, уже получившую приказ о выступлении на передовую.

18 августа 1914 года лейб-гвардии Финляндский полк всеми четырьмя батальонами двинулся на фронт. Вместе с остальной гвардией он был зачислен в резерв Ставки Верховного главнокомандующего. Пусть слово «резерв» никого не вводит в заблуждение. Вплоть до июля 1917-го, когда практически все они полегли в боях под Тарнополем и на реке Збруч, финляндцы использовались как ударная сила в наступлениях, а в обороне и при отходах — для затыкания дыр на особо опасных участках.
Что такое командир роты, а потом и комбат три года сражающегося полка? Вряд ли требуются дополнительные пояснения к этой строчке в служебной характеристике Слащева. Скажем только, что Яков Александрович со своими гвардейцами участвовал в штыковых атаках в Козеницких лесах, вел за собой батальон во всех встречных боях Красноставского сражения. В 1916 году под Ковелем, когда уже готово было захлебнуться наступление русской пехоты, именно он поднял в самоубийственную атаку цепи финляндцев. И, пройдя через болота, положив две трети личного состава, штыками добыл победу на участке прорыва дивизии, заплатив за это двумя своими ранами.
Всего же в госпиталях Слащев оказывался пять раз. Две контузии перенес на ногах, не покидая расположения батальона. Февральскую революцию встретил полковником и заместителем командира полка, кавалером ордена Св. Георгия 4-й степени и обладателем Георгиевского оружия.

Летом 1917 года в Петрограде взбунтовались солдаты запасных рот, не желавшие отправляться на фронт. Чтобы не допустить повторения подобного инцидента в других городах, Временное правительство отозвало с фронта нескольких энергичных и волевых офицеров и поставило их во главе гарнизонов и гвардейских полков, остававшихся в столицах. Слащев оказался в их числе: 14 июля он принял под свое начало Московский гвардейский полк и командовал им вплоть до декабря семнадцатого года.
А потом неожиданно исчез…

В Добрармии

ХОЛОДНЫМ декабрьским утром 1917 года в штаб Добровольческой армии в Новочеркасске зашел высокий офицер с бледным лицом, на котором нервно дергались все мускулы. Толкнув дверь, где висела табличка «Кадровая комиссия», он щелкнул каблуками и, положив на стол документы, сухо бросил сидевшим в комнате: «Полковник Слащев. Готов приступить к командованию любым подразделением». Ему велели подождать.
Выйдя на улицу, Яков Александрович решил скоротать время в одном из городских кафе. И там нос к носу столкнулся с сокурсником по академии штабс-капитаном Сухаревым. Тот был порученцем у генерала Корнилова, одного из вождей Добрармии. После непродолжительного обмена житейскими новостями далеко немолодой штабс-капитан внимательно посмотрел на тридцатидвухлетнего полковника. «А помните, любезный друг, ваши академические увлечения партизанщиной? Сейчас это очень может пригодиться»…
В то время на Кубани, Лабе и Зеленчуке вовсю гуляли конные отряды казачьего полковника Андрея Шкуро. Их стихийным полупартизанским действиям требовалось придать, по замыслам командования Добровольческой армии, организованный характер, чтобы совместными усилиями очистить юг России от большевиков. Более подходящую кандидатуру для этой миссии, чем полковник Слащев, трудно было подобрать. И, повинуясь приказу, Яков Александрович отправился к кубанцам.
Со Шкуро они быстро нашли общий язык. Андрей Григорьевич, отменный кавалерийский командир, органически не переваривал любую штабную работу, предпочитая «ползанию по картам» и тщательному планированию операций лихую сабельную сшибку. Не мудрено, что Слащев занял у него должность начальника штаба.
Через несколько месяцев казачья «армия» Шкуро, серьезно потрепавшая красных, насчитывала уже около пяти тысяч сабель. С этими опытными бойцами, прошедшими огонь мировой войны, Андрей Григорьевич без особого труда 12 июля 1918 года занял Ставрополь, преподнеся его на блюдечке подходившей к городу Добровольческой армии. За это Деникин, вставший во главе «добровольцев» после гибели Лавра Корнилова, присвоил Шкуро и Слащеву звания генерал-майоров. Вскоре Слащев принял под командование пехотную дивизию, проведя с ней успешные рейды на Николаев и Одессу, что позволило белогвардейцам взять под контроль практически всю Правобережную Украину.
Забегая вперед, скажем, что в том же 1918 году Слащев познакомился с юношей отчаянной храбрости, Георгиевским кавалером юнкером Нечволодовым, который стал его ординарцем. Очень скоро выяснилось, что под этим именем скрывалась… Нина Нечволодова. Три года Гражданской войны Ниночка практически не покидала Якова Александровича, несколько раз выносила его раненым с поля боя. В 1920 году они стали мужем и женой.
По иронии судьбы дядя «юнкера Нечволодова» все эти годы был… начальником артиллерии Красной Армии! В двадцатом беременная Нина в силу обстоятельств осталась на территории, занятой красными, была арестована чекистами и переправлена в Москву, где предстала перед грозными очами Железного Феликса. Дзержинский поступил по отношению к жене белого генерала более чем благородно: после нескольких доверительных бесед Нечволодова-Слащева была переправлена через линию фронта к мужу. Эти встречи супруги с главой ВЧК впоследствии сыграли огромную роль в судьбе Якова Александровича…
В самый разгар Гражданской, когда чаша весов практически ежемесячно склонялась в ту или иную сторону, Слащев со своей дивизией, оказавшись в родной для него стихии, с одинаковым успехом громил красных, «зеленых», махновцев, петлюровцев, а также всех прочих батьков и атаманов, против которых бросал его Деникин. Никто из них не мог найти действенного противоядия против слащевской тактики стремительных рейдов, ночных штурмов и дерзких налетов, ставших визитной карточкой и фирменным почерком отчаянного генерала.
Все это время Яков Александрович буквально жил на передовой, вел себя крайне замкнуто, практически не появляясь в Ставке, общаясь только со своими офицерами и солдатами. Те буквально боготворили «генерала Яшу». А он, добавивший к пяти ранам Первой мировой еще семь, полученных в Гражданскую, по вечерам в штабном вагоне буквально заливал себя спиртом, чтобы заглушить нестерпимую боль во всем теле и тоску по гибнущей России. Когда спирт перестал помогать, Слащев перешел на кокаин…
А маховик Гражданской войны продолжал набирать обороты. Яков Александрович, стоявший уже во главе корпуса, без единого поражения дошел до Подольской губернии. Именно здесь случилось малоизвестное даже для военных историков событие: Слащеву без боя сдалась почти вся Галицийская армия Симона Петлюры, офицеры которой заявили, что больше не собираются воевать за самостийную Украину и согласны биться за великую и неделимую Россию.
Но тут поступил приказ Деникина немедленно перевести Слащева в Таврию, где произошло восстание Нестора Махно, под черные знамена которого встали почти сто тысяч крестьян. Тылы Добрармии оказались под серьезной угрозой.
К 16 ноября 1919 года Слащев сконцентрировал основные силы своего корпуса под Екатеринославом и глубокой ночью нанес внезапный удар. Бронепоезда огнем своих пушек проложили дорогу конникам «безумного генерала». Нестор Иванович в окружении ближайших сподвижников едва успел уйти из города, улицы которого слащевцы три дня «украшали» телами повешенных махновцев. Жестоко, конечно, но подчиненные Якова Александровича прекрасно знали, как те же махновцы глумились над пленными офицерами…

После этого страшного разгрома армия Махно еще продолжала вести боевые действия, но в былую силу уже не смогла войти никогда.
Увы, и эта победа не смогла изменить общий ход войны: под Воронежем конные корпуса Шкуро и Мамонтова были разбиты красными, и армия Деникина неумолимо стала откатываться к югу. Последней надеждой Добровольческой армии оставался Крым, принявший остатки белогвардейцев. Именно там зажглась звезда генерала Слащева.

Слащев-Крымский

КАК ВОЕННЫЙ специалист, Яков Александрович столкнулся с Крымом уже не в первый раз. Еще летом 1919 года, когда полуостров был полностью большевистским, небольшой отряд белых намертво вцепился в крошечный плацдарм под Керчью. Красноармейцы пытались взять их позиции наскоком, но были отбиты и успокоились, думая, что враг в мышеловке и деться ему некуда. А тот неожиданно организовал десант под Коктебель, получил подкрепление, ударил на Феодосию и вышвырнул красных из Крыма. Так вот, руководил всем этим Яков Слащев.
В декабре девятнадцатого на пути двух армий красных, насчитывавших более 40 тысяч штыков и сабель, на Перекопе стояли всего лишь 4 тысячи слащевских бойцов. Поэтому генералу приходилось рассчитывать лишь на применение нестандартной тактики, способной хоть как-то компенсировать десятикратное (!) превосходство противника. И Слащев нашел такой тактический прием, хотя его план обороны Чонгарского полуострова и Перекопского перешейка многие считали абсурдным. Но он настоял на своем и приступил к «раскачиванию крымских качелей»…
Вскоре после назначения генерала ответственным за оборону полуострова красные взяли Перекоп. Но на следующий день были отброшены на исходные позиции. Еще через две недели последовал новый штурм — и с тем же результатом. Через двадцать дней красноармейцы опять были в Крыму, кое-кто из красных комбригов и начдивов даже успели получить ордена Красного Знамени за взятие Тюп-Джанкоя. А через два дня большевики снова были разбиты!
Все дело в том, что Слащев вообще отказался от позиционной обороны. В Крыму стояла необыкновенно лютая для тех мест зима, жилья на крымских перешейках не было вовсе. Поэтому Яков Александрович разместил части своего корпуса в населенных пунктах внутри полуострова. Красные безнаказанно проходили по перешейкам, рапортовали о «взятии Крыма», но вынуждены были ночевать в открытой всем ветрам степи. Генерал тем временем поднимал свои отдохнувшие в тепле эскадроны, сотни и батальоны, бросал их в атаку на закоченевшего противника и выкидывал его вон.
Позже, уже в эмиграции, Слащев напишет: «Это я затянул Гражданскую войну на долгих четырнадцать месяцев, чем вызвал дополнительные жертвы. Каюсь».
Если после успешного десанта на Коктебель и освобождения Феодосии Яков Александрович официально получил право писать свою фамилию с приставкой «Крымский», то за военно-административную деятельность на полуострове в 1920 году он был отмечен неофициальным прозвищем «Вешатель».
От Слащева, ставшего, по сути, военным диктатором Крыма, доставалось всем — и большевистскому подполью, и анархистам-налетчикам, и безыдейным бандитам, и шкурникам-спекулянтам, и распоясавшимся офицерам Белой армии. Причем приговор для всех был один — виселица. И с приведением его в исполнение Яков Александрович не затягивал. Однажды прямо у своего штабного вагона даже вздернул уличенного в воровстве ювелирных украшений одного из любимцев барона Врангеля, приговаривая при этом: «Погоны позорить нельзя никому».
Но, как это ни покажется странным, имя Слащева в Крыму произносилось больше с уважением, чем со страхом.
«Невзирая на казни, — писал в своих мемуарах генерал П. И. Аверьянов, — Яков Александрович пользовался популярностью среди всех классов населения полуострова, не исключая рабочих. И разве могло быть иначе, если генерал везде был лично: сам входил без охраны в толпу митингующих, сам разбирал жалобы профсоюзов и промышленников, сам поднимал цепи в атаку. Да, его боялись, но при этом еще и надеялись, точно зная: Слащев не выдаст и не продаст. Он обладал удивительной и для многих непонятной способностью внушать доверие и преданную любовь войскам».
Популярность Слащева среди солдат и офицеров-окопников действительно была запредельной. И те и другие за глаза называли его «наш Яша», чем Яков Александрович очень гордился. Что же касается местного населения, то многие крымчане всерьез считали, что Слащев на самом деле есть не кто иной, как великий князь Михаил Александрович, брат убитого императора и наследник российского престола!
Когда с поста главнокомандующего Вооруженными силами Юга России ушел Деникин, на освободившееся место было две кандидатуры — генерал-лейтенант барон Врангель и генерал-майор Слащев. Но Яков Александрович, всю жизнь чуравшийся всякой политики, отказался от какой-либо борьбы за высшую воинскую должность, удалившись из Севастополя в Джанкой, где располагался штаб его корпуса. Врангель, осознавая весь масштаб личности Слащева и, главное, его значение для продолжения вооруженной борьбы, вызвал Якова Александровича обратно, поручил ему командовать парадом войск в честь своего назначения главкомом и даже присвоил ему звание генерал-лейтенанта — равное своему собственному.
Казалось, все приличия соблюдены. Но отношения между двумя самыми влиятельными в Крыму генералами ухудшались день ото дня. Камнем преткновения стали отношения с союзниками: Англия, а позже Франция оказывали сильнейшее давление на Врангеля, и все последние военные операции планировались бароном и разрабатывались его штабом с учетом интересов этих стран. Слащев же воевал исключительно за Россию…
Когда летом 1920 года армии Тухачевского и Буденного были биты под Варшавой и покатились назад, Яков Александрович предлагал нанести удар из Крыма на северо-запад, навстречу наступавшим полкам Пилсудского, чтобы совместными усилиями добить деморализованного противника. Но Врангель двинул вырвавшиеся с полуострова на оперативный простор части, в том числе и корпус Слащева, на северо-восток, в Донбасс, где до 1917 года большинство шахт принадлежало французам.
Поляки дальше своих границ не пошли. А красные подтянули свежие пехотные и кавалерийские дивизии из центральных губерний. Под Каховкой произошло знаменитое сражение, закончившееся страшным поражением белых, не имевших стратегических резервов. Врангелевцев стали методично «вбивать» обратно в Крым.
Во второй половине августа 1920 года барон отправил Слащева, не прекращавшего указывать ему на просчеты в стратегии, в отставку и предложил покинуть полуостров. Яков Александрович начертал на телеграмме «Крымский из Крыма не уедет» и впал в жуткий запой.

30 октября полки Фрунзе штурмом взяли отчаянно обороняемый белыми Перекоп. Врангель объявил эвакуацию. Во всеобщем хаосе и неразберихе, царивших в Севастополе, к барону неожиданно явился гладко выбритый, наглаженный и абсолютно трезвый Слащев. Он предложил перебросить грузившиеся на корабли воинские части не в Турцию, а в район Одессы и выразил готовность возглавить десантную операцию, план которой уже был разработан неугомонным генералом, всегда выделявшимся среди коллег здоровым авантюризмом и нешаблонным мышлением.
Врангель отказал. И этот день стал последним днем Гражданской войны в европейской части России.

Изгой

ПОСАДИВ жену с маленькой дочкой на крейсер «Алмаз», Слащев несколько дней собирал в Крыму офицеров своего родного лейб-гвардии Финляндского полка, непостижимым образом нашел где-то в обозах полковое знамя, и в этом окружении буквально на последнем пароходе покинул пылавший полуостров.

Ступив на турецкую землю, генерал распустил всех финляндцев. А сам поселился с семьей на окраине Константинополя в хибаре, сколоченной из досок, фанеры и жести. В политические дрязги, раздиравшие лагерь эмигрантов, не вмешивался, жил собственным трудом: выращивал овощи и торговал ими на рынках, разводил индеек и прочую живность. В редкие часы отдыха читал прессу. Его помнили, о нем писали, о его военных операциях со злобой, но и с уважением отзывались и красные, и белые.
Анализируя происходящее на родине, Слащев как-то высказался со свойственной ему прямотой: «Большевики — мои смертельные враги, но они сделали то, о чем я мечтал, — возродили страну. А как при этом они ее называют, мне наплевать!»
Примерно в это же время прозвучало воззвание Врангеля о новом соглашении с Антантой и подготовке вторжения в Советскую Россию. Это было более чем реально, так как в то время только под Константинополем находилось более ста тысяч человек, эвакуированных из Крыма. Разоруженные, но полностью сохранившие организационную структуру воинские части расположились в лагерях, поддерживая жесткую дисциплину. В солдат и офицеров постоянно вселялась уверенность, что борьба не закончена и они еще сыграют свою роль в свержении большевиков.

Слащев, отступив от своих принципов, во всеуслышание объявил барона предателем национальных интересов и потребовал общественного суда над ним. Врангель тут же издал приказ о созыве суда чести генералов. Его решением Якова Александровича уволили со службы без права ношения мундира, исключили из списков армии. Это лишало Слащева какого-либо денежного содержания и обрекало на нищенское существование. Кроме всего прочего его лишили всех наград, в том числе и полученных на полях Первой мировой. Противостояние между бывшими соратниками достигло пиковой точки. И это не осталось незамеченным советскими спецслужбами.
Надо сказать, что к 1921 году Иностранный отдел ВЧК и Разведуправление Красной Армии уже имели заграничные резидентуры, активно действующие среди эмиграции. Работали чекисты и военные разведчики и в Константинополе. Большими оперативными возможностями располагала в Турции Всеукраинская ЧК, а также подчиненная М. В. Фрунзе разведка войск Украины и Крыма.
В общем, в одну из темных константинопольских ночей в дверь к Слащеву постучали…
Яков Александрович, при всем понимании обреченности Белого движения и личной неприязни ко многим его вождям, испытывал серьезные колебания в принятии решения о возвращении в Советскую Россию. Эмигрантские газеты были полны сообщений о массовых расстрелах в Крыму бывших офицеров, полицейских и священников. Отголосками Гражданской войны стали Кронштадтский мятеж, продолжавшиеся ожесточенные схватки с махновцами, крестьянские выступления на Тамбовщине и в Сибири. Обо всем этом Слащев знал и ясно отдавал себе отчет, что в такой обстановке его жизнь не будет стоить ломаного гроша. Но и вне России, пусть даже большевистской, он себя уже не видел.
Окончательное решение о возвращении на родину созрело у него в начале лета 1921 года. Агент, находившийся на связи с генералом, доложил об этом в Москву. 7 октября, после долгих размышлений, председатель ВЧК вынес на заседание Политбюро ЦК РКП (б) вопрос об организации возвращения Слащева и его дальнейшем использовании в интересах советской власти.
Мнения разделились. Против выступили Зиновьев, Бухарин и Рыков, «за» проголосовали Каменев, Сталин и Ворошилов. Ленин воздержался. Все определил голос Дзержинского, настоявшего на своем предложении. Таким образом, вопрос был решен на самом высоком уровне. Продумать детали и непосредственно руководить операцией поручили заместителю председателя ВЧК Уншлихту.
Слащев тем временем вместе с женой и несколькими преданными лично ему офицерами сняли дачу на берегу Босфора и организовали товарищество по обработке фруктовых садов. Агенты советской разведки распустили по Константинополю слух о намерении генерала уехать в Россию якобы с целью объединения повстанческого движения и руководства им в борьбе с большевиками. Эта информация, как и было задумано, дошла до врангелевской, французской и английской контрразведок, усыпив их бдительность.
Якову Александроичу и его единомышленникам удалось незамеченными покинуть свое жилище, пробраться в порт, а затем и на борт парохода «Жан». Их хватились только через сутки, когда судно уже было на полпути к Севастополю. Отряд турецкой полиции во главе с начальником врангевлевской контрразведки прошерстил брошенный дом, но, естественно, никого и ничего там не нашел. А на следующий день в константинопольских газетах было опубликовано заранее подготовленное заявление Слащева: «В настоящий момент я нахожусь на пути в Крым. Предположения и догадки, будто я еду устраивать заговоры или организовывать повстанцев, бессмысленны. Революция внутри России кончена. Единственный способ борьбы за наши идеи — эволюция. Меня спросят: как я, защитник Крыма, перешел на сторону большевиков? Отвечаю: я защищал не Крым, а честь России. Ныне меня тоже зовут защищать честь России. И я буду ее защищать, полагая, что все русские, в особенности военные, должны быть в настоящий момент на Родине». Это было личное заявление Слащева, не правленное никем из большевистских руководителей!
Вместе с Яковом Александровичем в Россию возвращались бывший помощник военного министра Крымского правительства генерал-майор Мильковский, последний комендант Симферополя полковник Гильбих, начальник штаба слащевского корпуса полковник Мезерницкий, начальник его личного конвоя капитан Войнаховский. И, естественно, жена генерала Нина Нечволодова с малолетней дочерью.

«Что же ты с нами сделала, Родина?!»

Эмиграция была потрясена: самый кровавый и самый непримиримый противник Совдепии вернулся в стан врага! Среди большевистского руководства среднего звена тоже началась паника: в Севастополе Слащева встретил лично председатель ВЧК Феликс Дзержинский, и в его вагоне «генерал-вешатель» приехал в Москву.
Служебный путь Якова Александровича был предначертан на том же октябрьском заседании партийного руководства: никаких командных должностей, написание мемуаров с детальным разбором действий обеих враждующих сторон, обращение к бывшим сослуживцам по Белой армии. И — как пик проявления лояльности новых хозяев — предоставление преподавательской должности с полным обеспечением, полагавшимся высшему начальствующему составу РККА.
И Слащев начал служить России так же истово и самозабвенно, как он это делал прежде. В начале 1922 года он своей рукой пишет обращение к русским офицерам и генералам, находящимся за границей, призывая последовать его примеру, поскольку их военные знания и боевой опыт нужны родине.
Авторитет Якова Александровича среди офицеров-окопников был так велик, что практически сразу после публикации этого воззвания в Россию приезжают генералы Клочков и Зеленин, полковники Житкевич, Оржаневский, Климович, Лялин и с десяток других. Все они получили в Красной Армии преподавательские должности, свободно выступали с лекциями и выпустили немало трудов по истории Гражданской войны. Всего же к исходу 1922 года на родину вернулось 223 тысячи бывших офицеров. Эмиграция была расколота, за что руководители Русского общевоинского союза заочно приговорили Якова Александровича к смертной казни.
Став преподавателем на курсах «Выстрел», располагавшихся в Лефортово, Слащев обучает слушателей борьбе с десантами, проведению маневренных операций. В журнале «Военное дело» регулярно выходят его статьи, названия которых говорят сами за себя: «Действия авангарда во встречном бою», «Прорыв и охват укрепленного района», «Значение укрепленных полос в современной войне и их преодоление».
Его учениками в те годы были будущие Маршалы Советского Союза Буденный, Василевский, Толбухин, Малиновский. Генерал Батов, герой Великой Отечественной, вспоминал о Слащеве: «Преподавал он блестяще, на лекциях — всегда полно народу, и напряжение в аудитории порой, как в бою. Многие слушатели сами недавно сражались с врангелевцами, в том числе и на подступах к Крыму, а бывший белогвардейский генерал, не жалея язвительности, разбирал недочеты в своих и наших действиях. Скрипели зубами от гнева, но учились!»
Между вчерашними смертельными врагами теперь разгорались кабинетные битвы, споры о тактических приемах нередко перемещались из аудиторий в комнаты общежития командного состава и затягивались далеко за полночь, переходя в дружеское чаепитие. Конечно, войдя в раж, употребляли и более крепкие напитки…
Вносила свою лепту в просвещение краскомов и супруга Якова Александровича Нина Нечволодова. Она организовала при курсах «Выстрел» любительский театр, где поставила несколько классических пьес с участием жен и детей слушателей. В 1925 году кинокомпания «Пролетарское кино» сняла художественный фильм о бароне Врангеле и взятии Крыма. В этой картине в роли генерала Слащева снимался… сам Слащев, а в роли «юнкера Н.» — его жена!
Конечно, положение Слащева было далеко от идеального. Он периодически подавал рапорта с просьбой о переводе на командную должность в войска, в чем ему, естественно, отказывали. Его лекции все чаще стали освистываться «политически сознательными» слушателями. Вокруг Якова Александровича начали крутиться непонятные и малоприятные ему личности. И «профессор Яша» всерьез засобирался в Европу, намереваясь провести остаток дней как частное лицо…
11 января 1929 года он не появился на лекциях. До обеда этому факту никто не придал особого значения: решили, что Яков Александрович «прихворнул» после очередных посиделок. Хотя, с другой стороны, он всегда был человеком дисциплинированным и даже в состоянии сильного подпития не забывал предупреждать начальство о каких-то временных задержках в своей работе.
Зимний день катился к закату, а Слащев так и не давал о себе знать. Прибывшая к нему в общежитие группа коллег-преподавателей обнаружила бывшего генерала мертвым. Как определила тут же проведенная экспертиза, он был застрелен несколькими выстрелами из пистолета, произведенными в затылок и в спину практически в упор.
Вскоре убийцу схватили. Им оказался некто Коленберг, бывший белогвардеец, который заявил, что отомстил Слащеву за повешенного в Крыму брата. Следствие посчитало это оправдательной причиной, и через неделю убийца был отпущен на свободу.
А тело генерала через три дня после убийства было кремировано на территории Донского монастыря в присутствии родственников и близких друзей. Официальных похорон не проводилось, где упокоился прах, так и осталось неизвестным. Яков Александрович просто канул в небытие!
Истинные причины загадочного убийства Слащева так и не получили внятного объяснения историков. Пожалуй, точнее всего о них сказал бывший офицер лейб-гвардии Финляндского полка И. Н. Сергеев: «Тревожное положение в России конца 20-х годов заставило ее правителей разделаться с наиболее активными внутренними оппонентами и теми, кто мог бы возглавить антибольшевистское сопротивление в дальнейшем». А Яков Александрович запросто мог оказаться в их числе…
Как бы там ни было, а генерал-лейтенант Белой армии и «красный профессор», блестящий тактик и стратег Яков Слащев вошел в историю как патриот России, всю жизнь сражавшийся за ее величие и славу, и стал одним из символов своего времен — ярким, жестоким, ошибавшимся, но не сломленным.