Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

 
  © из семейного архива

28 марта исполняется 30 лет со дня смерти известного писателя Юрия Трифонова .

Дочь писателя, моя троюродная сестра, Ольга Тангян (в девичестве Трифонова), ныне живущая в Дюссельдорфе (Германия), написала очерк «Друг семьи Трифоновых».

В центре повествования - судьба Клавдии Михайловны Бабаевой (1901–1989), друга матери Трифонова по Акмолинскому лагерю. Она опекала семью писателя после смерти его жены Нины Нелиной в 1966 году. Очерк сопровождается неизданными записями Бабаевой о жизни в лагере, написанными в 1975 году по просьбе Юрия Трифонова для его работы.

Третья бабушка

Почему я называла ее Клавочкой? Она ведь годилась мне в бабушки. Так и было, она была моей бабушкой, третьей по счету. Нас сблизили наши несчастья. Моя мать, певица Большого театра Нина Нелина умерла в 1966 году. А она потеряла всю семью во время сталинского террора.

Мы нашли друг в друге то, чего нам обеим не хватало. Я стала для нее почти внучкой, а она для меня - почти мамой и бабушкой в одном лице. Я не могла обращаться к ней по имени отчеству - Клавдия Михайловна. Не могла называть ее бабушкой, поскольку мы не были родственниками. Так она стала для меня Клавочкой. От нее я часто слышала народную мудрость: «Кто сироту или вдову обидит, того Бог накажет».

Клавдия Михайловна Бабаева была другом моей бабушки по отцовской линии Евгении Абрамовны Лурье-Трифоновой. В 1930е годы их сослали в лагерь как жен «врагов народа». В лагере Клава возглавляла пошивочный цех, помогая перешивать вещи всем, кто в этом нуждался. В том числе, моей бабушке Жене. С тех пор началась их дружба, которая позднее распространилась и на меня.

До сих пор помню сцену, когда я впервые увидела ее в своем доме на 2-й Песчаной улице. Это произошло вскоре после смерти мамы. Мне было 14 лет. В декабре 1966 года мы ездили с отцом в Болгарию, откуда я вернулась влюбленная в его друга - журналиста Вырбана: красивого, высокого, седого, с голубыми глазами.

В такой момент безнадежной влюбленности я вернулась из школы домой и застала там пожилую, крупную женщину в очках. Она сидела за кухонным столом и курила папиросы «Беломор». Видимо, в тот момент я так остро нуждалась в советчике и собеседнике, что сразу поведала ей о своей любви. Она внимательно меня выслушала, но потом вдруг громко расхохоталась басом. Подобная реакция на мою любовь, которая казалась вполне серьезной, меня озадачила. Я удивленно на нее посмотрела. Что смешного? Но ее смех был настолько искренним и добродушным, что я к ней сразу расположилась.

 
  © А.Тангян

К.Бабаева. Красная Пахра, 1976 год

Когда я спрашивала Клавочку, что ей запомнилось из наших первых встреч, она говорила про мой поход в театр с подругой Ирой Гинзбург. Отец уехал в командировку и попросил Клаву несколько дней побыть со мной. Однажды вечером я пошла в театр, откуда вернулась расстроенная, заперлась в ванной и там плакала. Клаве стало меня жалко: она подумала, что это из-за смерти мамы. Потом выяснилось, что причина моего горя состояла в ином: в театре моя подруга все время болтала с другой девочкой, а на меня - ноль внимания. Когда отец вернулся домой, Клавочка рассказала ему о происшедшем.

Эту историю, как и многие другие, взятые из собственной жизни или рассказанные разными людьми, Юрий Трифонов вставил позже в одну из своих «московских» повестей [«Другая жизнь»]:

Иринка пришла около двенадцати, мрачная, ни слова не говоря, пробежала в свою комнату, ужинать отказалась: «Болит голова!» Ольга Васильевна заглянула через четверть часа: девчонка плакала. Захлестнуло жалостью. Обнимала дочь, гладила, успокаивала и сама едва сдерживалась. А затихнув, Иринка рассказала неожиданное: Даша, оказывается, пригласила в театр еще одну девочку и весь вечер разговаривала с нею, а не с Иринкой. В антракте гуляли под руку вдвоем, а Иринка была как посторонняя. И шептались о чем-то секретно. Иринка так огорчилась, что после театра убежала не попрощавшись. Ольга Васильевна была поражена. Ведь так любила отца! А страдает из-за дрянной девчонки, притворщицы.

Когда мы с Клавой подружились, она в схожих ситуациях говорила мне: «Пусть это будет последним несчастьем в твоей жизни!» А много позже: «У тебя сейчас лучший возраст для женщины - тридцать лет. Эти годы я провела в лагере в тяжелых условиях».

После таких слов я начинала по-другому смотреть на свои неурядицы. Все казалось незначительным по сравнению с тем, что перенесла она - долгие годы в лагере, потерю близких. Единственное, чему я не смогла у нее научиться, это относиться к своим переживаниям легко. Только она могла так сказать: «За восемь лет, которые я провела в лагере, ко мне все хорошо относились». Или: «В лагере я встретила много хороших людей».

Как выяснилось позже, Клавочка появилась в нашем доме по просьбе моей бабушки Жени. Первое время после смерти мамы отец был угнетен, не мог работать, не мог ни на чем сосредоточиться. Бабушка Женя была обеспокоена состоянием сына. Сама она была занята воспитанием внуков, детей дочери Татьяны. Жила с ними постоянно в Москве и летом на даче в Серебряном Бору. Она обратилась за помощью к Клавдии Михайловне: «Поезжайте с Юрой и Олей на дачу, поживите с ними летом на Красной Пахре».

Недостроенный дом на Красной Пахре был куплен моими родителями в 1964 году. Мама приложила много сил, чтобы его достроить. У нас появился просторный дом с террасой. Перед террасой мама разбила сад: посадила грядки с клубникой, по бокам высадила кусты со смородиной. Но воспользоваться своими трудами и пожить в этом раю она не успела. Благоустроив нашу жизнь, мама умерла. Вышло буквально так, как гласит пословица: «Дом построил - смерть пришла».

Отец был глубоко подавлен ее смертью [«В грибную осень»]:

Только нет, нет, нет. Нет ни в ванной, ни в прихожей. Нет на даче. Там темные комнаты, все закрыто, на этой проклятой даче, по деревянному крыльцу льет дождь. Нет нигде. Нигде, нигде.

Он не мог оставаться на даче один, хотя иногда приезжал туда встретиться с друзьями. Рядом через забор жил его старый друг - детский писатель Иосиф Дик, который любил выпить и поухаживать за девушками. Рассказывали, что отец начал с ним выпивать, иногда в окнах дачи мелькали женщины. Однако работа у него не шла, и поэтому он старался больше ездить в командировки [«Путешествие»]:

Надо было уехать. Все равно куда, все равно как, самолетом, пароходом, на лошади, на самосвале - уехать немедленно.

Но тут в нашу жизнь вошла Клавочка. Она стала добрым хранителем нашей дачи. Жизнь чудесным образом вернулась в свое русло. У нас ежедневно в установленное время появились завтраки, обеды, ужины. Отец мог спокойно работать в своем кабинете на втором этаже. К нему приходили гости, некоторые из них оставались ночевать. Они всегда находили в нашем доме уют и вкусное угощение.

В свободное время Клава сидела на просторной веранде с окнами в сад и читала, шила или раскладывала пасьянс. Она все делала с удовольствием. Как-то раз она сказала мне, что в жизни человека бывают периоды духовного подъема и вдохновения, когда его душа открывается и наполняется радостью. Такие периоды наступают во время влюбленности, после рождения ребенка. Короткие моменты счастья. Клавочка говорила, что, живя с нами, она впервые после ареста мужа, лагеря и гибели сына вновь испытала такое состояние.

 
  © фото из семейного архива

Ю.Трифонов, К.Бабаева и О.Трифонова (в замужестве Тангян), Красная Пахра, 1969 год.

Клава восхищалась всем, что делал отец, которого она называла «Юрочкой», а в разговоре с другими «наш Юрочка». Их сближала общая нелюбовь к Сталину и общая любовь к старой Москве. Они могли часами рассказывать друг другу о старых московских бульварах и переулках. У Трифонова в повестях появились «дерюгинские переулки» (клавина девичья фамилия была Дерюгина). Она много рассказывала отцу о 30х годах.

Клавочка часто вспоминала в разговорах Сталина, но просила отца не упоминать его каждый раз в своих произведениях. Рассказывала мне:

Юрочка вышел из своего кабинета совсем бледный. Я ему говорю: «Бросьте писать о 30-х годах. Хватит себя мучить». А он отвечает: «Я не могу, не могу об этом не писать». Вот какой наш Юрочка! - добавляла она торжествующе. - Другие молчали, а он не мог!

Время, которое отец провел на даче с Клавой, явилось для него очень плодотворным. Им были написаны «московские» повести, шла работа над романом о 37-м годе, часть которого стала потом «Домом на набережной» (1976), а другая - посмертно изданным неоконченным романом «Исчезновение» (1988). Была написана большая часть романа «Старик»(1978).

Отец находился с Клавой на даче в то беспокойное лето 1972 года, когда Москва мучилась от дымной мглы. Описанием этой апокалиптической жары начинается повесть «Дом на набережной»:

В один из нестерпимо жарких августовских дней 1972 года - Москва тем летом задыхалась от зноя и дымной мглы... Глебов заехал в мебельный магазин в новом районе, у черта на рогах, возле Коптевского рынка, и там случилась странная история. Он встретил приятеля допотопных времен. И забыл, как его зовут.

Это описание перекликается с мистическим началом другого «московского» романа - «Мастера и Маргариты» М.Булгакова. Тоже московская жара и неожиданная встреча, возымевшая роковые последствия. В самом названии первой главы романа Булгакова уже звучало предостережение «Никогда не разговаривайте с неизвестными». И далее:

«Однажды весною, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина...»

Душное лето 1972 года служило рамой, в которую были помещены исторические события и следующего романа Трифонова «Старик»:

Чугун давил, леса горели, Москва гибла в удушье, задыхалась от сизой, пепельной, бурой, красноватой, черной - в разные часы дня разного цвета - мглы, заполнявшей улицы и дома медленно текущим, стелящимся, как туман или как ядовитый газ, облаком. Запах гари проникал всюду, спастись было нельзя, обмелели озера, река обнажила камни, едва сочилась вода из кранов, птицы не пели; жизнь подошла к концу на этой планете, убиваемой солнцем.5
Жара и дымная мгла служили метафорой смутного, беспокойного времени. Они создавали тревожную и загадочную атмосферу, предваряя грядущие события и появление героев Трифонова: Глебова с его сомнительной моралью («Дом на набережной») и Павла Евграфовича («Старик»), пытавшегося разобраться в своем противоречивом революционном прошлом.

В то время, когда на Москву надвинулась дымная мгла и отец с Клавой были на даче, я находилась в Коктебеле. Но Клава и там продолжала меня опекать.

У меня сохранилось ее письмо с Красной Пахры:

Август, 1972 г.

Олька, дорогая моя!

Сегодня получила твое письмо. Если бы ты знала, какая жарища в Москве: 30–33 градуса. Где-то под Каширой горит торф и лес. И дым не только над Пахрой, но и над Москвой. Юра сегодня приехал, говорит, что всю ночь не спал.

Вы с Ниной нос особенно не задирайте, а то останетесь при пиковом интересе. Я чувствую себя лучше. Скучновато только, что сердиться не на кого и ворчать тоже.

Видела вчера Сережу Дика. Возмужал, повзрослел, такой интересный. Дик не налюбуется им.
Вот и все мои дела. Завидую, что едите фрукты и больше ничему.

Целую тебя и Нину. Желаю успеха в пляжных делах.

 
  © фото из семейного архива

Ю.Трифонов с матерью Е.Лурье-Трифоновой, Красная Пахра, 1972.

Отношение к людям у Клавы было избирательным. Например, она недолюбливала А.Твардовского. По ее мнению, тот держался «высокомерно и чванливо». Приходил к Трифонову требовательно, отрывал от работы, требовал выпивку. А отец настолько его уважал, что все ему позволял. Это не нравилось Клавочке.

Она рассказывала мне:

Пришел однажды Твардовский, когда Юры не было дома. И говорит: «Мы тут с Юрием Валентиновичем в прошлый раз не допили бутылку, и она в кабинете осталась. Сходите и поищите». Я ответила, что без Юрия Валентиновича не хожу в его кабинет. Пусть он сам сходит и возьмет. Твардовский не постеснялся, поднялся наверх. Ходил, ходил, ничего не нашел, спустился.

Другой раз Твардовский пришел, когда Юры опять не было дома, но была Евгения Абрамовна. Мы пошли провожать его до калитки. Он так свысока посмотрел на Евгению Абрамовну и спросил: «Кто это?» Я ответила: «Это мать Юрия Валентиновича».

Один раз поэт пришел к нам в таком нетрезвом состоянии, что не удержался на ногах и просто рухнул у нас во дворе. Отца дома не было, а мы с Клавочкой были не в силах его поднять: он был крупным мужчиной. Тогда мы обратились за помощью к его супруге Марии Илларионовне. Удивительное дело! Невысокая, скромная и малоразговорчивая женщина имела на него поразительное влияние. Как только Твардовский ее увидел, он без посторонней помощи встал и послушно пошел за ней к своему дому.

Отец не раз повторял Клаве, что очень уважал Твардовского как поэта и испытывал к нему благодарность за публикацию в журнале «Новый мир» своего первого романа «Студенты» (1951). Конечно, Клава тоже отдавала ему дань уважения как поэту и общественному деятелю. Она часто вспоминала его слова о том, что Хрущев - «государственный муж». Известно, какую роль сыграл Хрущев в реабилитации жертв сталинских репрессий.

Ко второй жене отца Алле Павловне Пастуховой она относилась критически и говорила: «Алла не умеет любить. Чтобы тебя любили, надо самой уметь любить». Я уже знала, что для Клавочки означало «умение любить». Это значило следовать за мужем, рисковать жизнью, не бояться опасностей, идти за него в лагерь. А Алла Павловна очень дорожила своей независимостью и работой редактора в Политиздате. Она даже не съезжалась с отцом, а жила в своей квартире на метро «Аэропорт».

С другой стороны, Клава могла расположиться к случайным знакомым. Например, она вступала в беседы с нашими рабочими, которые время от времени появлялись на даче. Так она говорила:
-Николай, ну зачем ты пьешь? Ты ведь хороший мастер, а так портишь свою жизнь.

Жизнь Николая носила циклический характер: заработок - запой - безденежье - кража - тюрьма. Его все в своей жизни устраивало, и он искренне недоумевал: -То есть как? Зачем же работать, если не пить?

В мою жизнь Клава внесла равновесие, нарушаемое семейными конфликтами. Когда мы с Клавочкой подружились, еще были живы родители мамы - Полина Мамичева и художник Амшей Нюренберг. Их и без того непростые отношения с семьей Трифоновых переросли после смерти мамы в непримиримую вражду. Они обвинили моего отца в смерти своей дочери. Бабушка Евгения Лурье-Трифонова и тетка Татьяна Трифонова встали на защиту отца, считая его безупречным и высокоморальным человеком, а моих стариков - скандалистами и мещанами. Когда я общалась с той или с другой стороной, то сразу попадала в линию этих напряженных отношений, в меня летели искры.

Клава рассказывала:

Трифоновы не любили твою маму. Она была невыдержанная, могла наговорить чего угодно и обидеть их. Хорошо, что у тебя не мамин характер, - добавляла она.

В другой раз она сказала:

Трифоновы не любили твоих стариков. Евгения Абрамовна смеялась над Нюренбергом, когда он говорил ей: «Я вам подарю натюрморт. Знаете, что такое натюр-морт? Это - мертвая природа». Как будто Евгения Абрамовна не знала, что такое натюрморт! Трифоновы были очень культурные люди!

Бабушка Полина открыто, не стесняя себя в выражениях, ругала отца. Казалось, она только и ждала моего появления, чтобы напасть на него. Дед Нюренберг иногда пытался ее урезонить, прибегая при этом даже к французским выражениям: «Il ne faut pas» [не надо - фр.]. Иногда, однако, тоже поддерживал супругу в нападках на зятя. Я же сразу взрывалась. Часто мои посещения бабушки с дедушкой заканчивались тем, что я уходила от них, громко хлопнув дверью, чем вызывала бурное любопытство соседей.

С бабушкой Женей ситуация была иная. В семье профессиональных революционеров Трифоновых было не принято повышать голос и говорить в лицо неприятные вещи. Сказывалась вошедшая в кровь политкорректность, привычка к конспиративной сдержанности. Кроме того, всячески давалось понять, что Трифоновы были выше бытовых интересов и заботились лишь об общем благе.

И, если необходимо, могли отдать свою последнюю рубашку ближнему. В силу семейного конфликта это не распространялось на родственников моей мамы и на меня. С их стороны я постоянно замечала безмолвное осуждение и неодобрение всего, что я делала и говорила. При этом главная причина крылась не во мне, а в маминой семье.

Иногда в мой адрес отпускались такие ремарки: «Ну, Олька умеет устроиться». Под этим подразумевалось, что мамины родственники воспитывали меня такой же хваткой и хитрой, как они сами. Или, досадуя на безалаберную щедрость моей мамы, скорбно восклицали: «Даже не знаем, что тебе подарить на день рождения. У тебя уже все есть». По отношению к отцовской семье мама часто применяла выражения «ханжество» и «притворство». Из-за сложных отношений с мамой и ее родственниками Трифоновы и со мной держали дистанцию.

После смерти мамы бабушка Женя часто повторяла мне, что теперь я стала «маленькой хозяйкой большого дома». С одной стороны, мне льстила параллель с Джеком Лондоном, тем более что я занималась американской литературой. С другой стороны (это я осознала позже), из этого высказывания следовало, что ее помощь будет ограниченной. Мне рано пришлось взять на себя хозяйственные обязанности по нашему «большому» дому.

С Клавочкой все было иначе. Она не осуждала и не морализировала. Поэтому с ней всегда было легко. Она создавала именно то, чего мне не хватало - душевное равновесие. С ней я могла поговорить обо всем, о чем говорят в моем возрасте девочки с мамой: о подругах, нарядах, женихах. У нее не было предрассудков относительно возраста или положения человека. Было только «хорошее» и «плохое». И тут ей интуиция не изменяла.

Клавино сердце сумело вместить в себя не только своих лагерных подруг, но и их детей и даже внуков. Она умела дружить с молодыми. Не читала нам нотации за невыученный урок, не порицала за дерзкие выходки. Они ей были понятны даже в старости. Любила с нами пошутить и посмеяться.

Мне нравились рассказы Клавочки о моей маме и о бабушке - Полине Мамичевой. В них были доброжелательность и чувство юмора. Не было нарочитого осуждения и предвзятости. Отцу же было тяжело вспоминать маму. Иногда он только коротко говорил по тому или иному поводу: «Нина делала так».

Рассказы Клавочки о маме восполняли для меня информационный вакуум:

Один раз я была на Песчаной у Трифоновых. Там же находился в тот момент и Юра. Оказывается, он поссорился на Верхней Масловке с Ниной и был изгнан из дома. Проводил время, лежа на кровати. Наверное, тосковал. Вдруг звонок в дверь и в комнату, не раздеваясь ворвалась Нина со свертком на руках. Это была ты, завернутая в пеленки. Нина бросила кулек на руки растерявшемуся отцу. И со словами «Забирай своего ребенка! Можешь стирать его грязные пеленки!» развернулась и ушла в театр на репетицию. Мы с Евгенией Абрамовной оторопели, но были довольны, что нам тебя дали, и стали в тебя играть. Когда Юра женился на Нине, он стал смелее. До этого он был очень застенчивым. Нина сделала из него человека. То, что нужно. А то он был бы такой же тюфяк, как все Трифоновы.

 
  © М.Васильев

К.Бабаева и Ю.Трифонов, Красная Пахра, 1976 год.

Однажды моя бабушка Полина пригласила Клавочку перешить на свой размер мамино концертное платье. После первой встречи-примерки разразился скандал, и бабушка Полина стала в ярости отдирать все нитки, приметанные Клавочкой. С тех пор она называла Клаву «кундепщицей» (производное от неизвестного мне глагола «кундепать»).

Бабушка Полина была скорой на расправу. Кроме того, у нее был очень колоритный русский язык. Справедливости ради следовало признать, что Клава была добросовестной, но не превосходной портнихой. Сама Клавочка не обижалась на такую характеристику, а лишь смеялась, рассказывая мне об этом инциденте.

Эту давнюю историю я обнаружила в преображенном виде в повести Трифонова «Долгое прощание»:

В доме жила уже несколько дней Тамара Игнатьевна... Эта тихая, длинная старуха с несчастной судьбой - все ее близкие, муж и дети, погибли кто где - хотя прописана была постоянно в Александрове, в ста километрах, но подолгу жила в Москве у сестер... Была она домашняя портниха, неважная, теща говорила - «кундепщица», выучилась, чтоб хоть чем-то жить и часто оставалась неделями у вовсе чужих людей. Теща свою Тамару не жаловала... под разными предлогами старалась от сестринского пребывания и ее услуг отделываться. Предлог чаще всего был такой - боязнь штрафа. За то, что ночует без прописки.

В действительности бабушка Полина благосклонно относилась к нашей дружбе. Каждый раз перед моим отъездом на дачу, она спрашивала меня: «Ты едешь туда с этой... портнихой?» И удовлетворенно кивала, услышав мой ответ.

 
  © фото из семейного архива

В.Бабаев и К.Бабаева, 1920 год.

Жизнь в три эпохи

Клава гордилась тем, что застала три эпохи - монархическую, социалистическую и период перестройки. На мой вопрос, какая эпоха казалась ей самой лучшей, она без сомнений отвечала: «Монархическая».

Клавдия Михайловна Бабаева родилась в 1901 году в Москве в семье хлебозаводчика. Ее отец - Михаил Дерюгин имел собственную пекарню в Останкино, где трудились наемные работники. Мать помогала мужу и воспитывала четырех детей. Она рано отдала Клавдию в богатую купеческую семью бабушки и дедушки, которые жили на Солянке. Из-за этого Клавдии всегда казалось, что мать недостаточно любила ее. У бабушки с дедушкой она жила в достатке и посещала одну из лучших столичных гимназий, но тосковала по дому. Клавдия с детства хорошо знала старую Москву. Она даже хотела о ней написать, но так и не собралась это сделать.

В молодости Клавдия была худой, длинноногой, черноволосой и черноглазой. Трудно было узнать в пожилой, полной, седой женщине бывшую озорную девчонку. Только своенравный характер и заразительный смех иногда об этом напоминали. В детстве она бегала и лазила по заборам, как мальчишки. Те дразнили ее:

Худа, как палка,
Черна, как галка,
Увы, весталка,
Тебя мне жалко.

К Клавдии рано стали свататься женихи. Из-за несчастной любви к ней один из работников пекарни отца даже пытался отравиться. Другой кавалер упорно за ней ухаживал, но ей не нравился. Был скучным и вялым. Однажды он нагнулся, чтобы поцеловать ей руку и долго ее не отпускал. Рядом лежала книга, и Клавдия от нетерпения ударила его книгой по склоненной голове. Это был непроизвольный обидный жест. Она даже в старости сокрушалась, зачем так огорчила человека.

Клавдия вышла замуж в 18 лет. Хотелось пораньше уйти из дома, где ей не хватало внимания. Хотя обиды не показывала - «фасон держала». Но замуж вышла по большой любви - влюбилась в красивого комиссара Виталия Бабаева.

Родителям не нравился жених-коммунист. Однако отец сказал матери: «Если мы ей запретим, то она нас не послушает и убежит из дома. Пусть лучше выходит замуж». На свадьбе отец танцевал с дочерью, и она видела, что у него в глазах стояли слезы. Он чувствовал, что жизнь дочери сложится несчастливо, но не смог помешать этому.

Во время Гражданской войны Клавдия ездила с мужем по стране в холодных поездах, иногда под пулями. Шла борьба с белополяками, Бабаев был назначен комиссаром бронепоезда. «Раньше не так любили мужей, как сейчас! - говорила она c пафосом. - Мы отправлялись с ними скитаться, шли на фронт. Рисковали жизнью, не боялись опасностей!» Все выглядело так романтично. Даже убийца семьи Романовых, знакомый ее мужа, казался им героем, избавителем народа от самодержавия.

После Гражданской войны Бабаев демобилизовался. За два года окончил Институт черной металлургии и пошел на хозяйственную работу. Когда в 1932 году Серго Орджоникидзе возглавил Наркомат тяжелой промышленности, он назначил Бабаева одним из своих заместителей, поручив ему руководство cиндикатом металлургии. Сам Серго имел ранг министра, его помощники были в рангах замминистра.

По рассказам Клавдии, Бабаев происходил из семьи старообрядцев, которые «были особенно тверды духом». Он многого добился благодаря своему упорству. К тому же был одним из немногих комиссаров, кто имел высшее образование. Все это способствовало его служебному росту. Клава рассказывала, что муж ходил на работу в военной форме. С подчиненными был строг, те его побаивались.

В начале 1930-х годов жизнь семьи Бабаевых, наконец, вошла в нормальное русло. У них родился сын, которого в честь отца тоже назвали Виталием. Семья получила большую квартиру в центре Москвы, дачу в Серебряном бору. Карьера Бабаева складывалась успешно. Серго доверял ему и часто посылал за границу: Бабаев ездил перенимать опыт производства стали в Европу. Во время Гражданской войны в Испании Бабаева послали туда с тайной миссией, что должно было храниться в секрете даже от собственной жены. Она случайно обнаружила фотографию, на которой муж был снят в Испании.

Виталий был интересный мужчина и нравился женщинам. Клавдия с гордостью говорила, что он был похож на французского артиста Жана Марэ. И показывала фото высокого элегантного мужчины с интересным мужественным лицом. Она называла его «аристократом», хотя тот происходил из пролетарской среды.

Мне был известен вкус Виталия: тому нравились полные брюнетки со стройными, длинными ногами. Клавдия была именно такой брюнеткой. Однажды она решила похудеть и долго мучилась, голодала. Когда муж вернулся из командировки и увидел на вокзале похудевшую жену, он спросил ее: «Что ты с собой сделала? Фигура осталась прежней, а личико стало с кулачок». В общем, не одобрил стремления жены приобрести тонкий силуэт. Больше Клавдия не истощала себя ненужными диетами.

Мне казалось, что подобное сочетание - полную фигуру плюс худые ноги - найти непросто. Но, по клавиным рассказам, Виталий находил женщин в своем стиле. В молодости она даже страдала от его измен. Даже уходила к матери. Если бы у нее была благополучная жизнь, она была бы менее снисходительной. Но пережитое сделало ее другой. И в старости она могла спокойно сказать:
- Хорошо, что он в жизни имел хоть немного удовольствия. Он так мало прожил. Всего 38 лет!

Клавдия рассказывала, что Бабаев был убежденным сталинцем. И что это постепенно раздражало ее все сильнее и сильнее. Утро в их доме начиналось с того, что муж, бреясь в ванной, включал на всю мощь радио с восхвалениями Сталина. Проходя мимо, Клавочка как бы невзначай выдергивала шнур из розетки, чем злила своего мужа. Но тот включал радио заново. Иногда он обижался и говорил ей, что она уже с утра испортила ему настроение.

 
  © фото из семейного архива

В.Бабаев и К.Бабаева, 1930-е.

Бабаев неоднократно повторял ей: - На первом месте у меня - партия, на втором - Сталин, а на третьем - семья.

Однажды муж критически отозвался о капиталистах-эксплуататорах, к которым причислил и ее отца. На что Клавдия кинула ему с вызовом: «Мой отец к 40 годам уже два дома построил, а ты все никак коммунизм не построишь!» И демонстративно вышла из комнаты.

Начавшиеся в 1937 году повальные аресты старых большевиков и показательные процессы не могли не затронуть семью Бабаевых. Они чувствовали, что тучи над ними начали сгущаться. Политические репрессии набирали ход. Стало особенно тревожно, когда сам Серго Орджоникидзе вызвал неудовольствие Сталина, пытаясь защитить работников своего Министерства от необоснованных арестов.

Бабаев верно оценивал надвигающуюся опасность. На одном из последних снимков Клавдия с мужем и сыном сидели на лавке в парке. Камера зафиксировала их недолгое семейное счастье. Бабаев, только что вернувшийся из заграничной командировки, сказал ей тогда: - Не нужны мне ни Лондон, ни Париж. Вот так бы всю жизнь сидел, чтобы с одной стороны - ты, а с другой - сын.

Клавдия вспоминала: - Мы с мужем были в театре. Мужа кто-то отозвал в сторону, и я увидела, как он побледнел. Он мне сразу ничего не объяснил, сказал только, чтобы ехала домой. Уже дома я узнала, что Серго внезапно скончался. Думали, что его отравили. Так все были потрясены, и никто не верил в естественную смерть Серго...

Похожая сцена произошла в доме другого помощника Серго Орджоникидзе - Анатолия Семушкина. Бабаевы были близко знакомы с семьей Семушкиных. Со слов его жены Анны, Клавдия рассказывала, как тот пришел домой, сообщил о смерти Серго и заперся в ванной. Вскоре жена услышала грохот, попыталась открыть дверь ванной, но не смогла. Оказалось, что мужу в ванной стало плохо, и он упал в обморок. После этого он долго болел.

Такое же сообщение принес в свою семью и мой дед - ответственный партийный работник Валентин Трифонов. Он хорошо знал Серго со времен Гражданской войны. Высоко ценил его честность и бескомпромиссность. Для него смерть Серго тоже выглядела, как знамение.

Из повести Юрия Трифонова «Исчезновение»:

Через полчаса он приехал, вошел в шубе и в шапке в столовую. Лицо у него было серое, какое-то слепое, ни на кого не глядя, он сказал: - Серго умер.

Бабушка вскрикнула. Все остальные молча смотрели на отца. Он повторил: - Серго умер. Четыре часа назад. Сказали, будто от паралича сердца.

Горика впервые в жизни болезненно и мгновенно, как током, пронизало сострадание, но не к умершему Серго, а к отцу, который показался Горику вдруг старым, слабым. И к бабушке, она плакала, не стыдясь слез, и к дяде Мише, который как-то отчужденно застыл на диване и долго, в то время как все разговаривали, молча глядел в окно. Было непонятное и пугающее в том, как подействовала на всех смерть Серго.

Поговаривали, что Серго отравили, хотя на самом деле он застрелился, попав в немилость к Сталину. Его жена Зина сама позвонила Сталину в Кунцево с этим сообщением, сказав при этом убийственные слова: «Серго умер так же, как Надя». Тоже был затравлен Сталиным и тоже застрелился, как Надежда Аллилуева. Официальной причиной смерти был объявлен инфаркт.

Рассказывая мне о смерти Серго, Клавдия всегда настаивала на том, что он был отравлен, а не застрелился. Она лично присутствовала на его похоронах и «не видела никаких следов». А какие следы могли быть видны от выстрела в сердце? В 30-е годы происходило много самоубийств по политическим причинам, но их старались затушевывать. В те годы самоубийство считалось либо проявлением малодушия, либо предательством по отношению к партии.

После смерти Орджоникидзе началась чистка в подведомственном ему министерстве тяжелой промышленности. В 1937 году Виталия Бабаева арестовали. Много раз передавала мне Клавочка свои последние слова мужу перед тем, как его увели от нее навсегда: - Вот тебе твоя партия, вот тебе твой Сталин. Только твоя семья будет тебя ждать.

Насколько мне известно, Бабаев ничего уже не возразил. Он стоял молча, у него было «бледное, мертвое» лицо. Не знаю, нужно ли было так напутствовать мужа перед его «исчезновением», как выразился Юрий Трифонов.

Даниил Олегович Трифонов - молодой, но уже известный всему миру пианист и композитор из России. Своим невероятным исполнением классических произведений Шопена, Рахманинова, Скрябина он завораживает зрителей в известнейших концертных залах всего мира. Многократный лауреат международных музыкальных конкурсов - сегодня наш рассказ о нем.

Биография

Даниил Трифонов, биография которого начинает свой отсчет в марте 1991 года, родился в России, в городе Нижнем Новгороде. Мальчик появился на свет в музыкальной семье, и это, возможно, предопределило его судьбу. Прабабушка и прадедушка Даниила пели и, кроме этого, занимались сборкой аккордеонов. Бабушка руководила хором. Мама - преподаватель музыкальной теории, папа - композитор. В молодости Олег Трифонов даже увлекался панк-роком, однако в зрелом возрасте перешел на другую, более серьезную музыку.

Будущий мэтр игры на фортепиано начал учиться музыке в возрасте пяти лет. Абсолютный слух - вот что получил в дар от природы Даниил Трифонов. Родители мальчика поняли это, когда ребенок стал проявлять интерес к отцовскому синтезатору. Мама и папа предложили юному музыканту альтернативу - пианино. Даниилу понравилось.

Позже семья Трифоновых переехала в Москву, и в девятилетнем возрасте Даниил пошел в музыкальную школу. Мальчику очень повезло - он попал на обучение к талантливому педагогу - Татьяне Зеликман, которая воспитала очень много одаренных музыкантов - Константина Лифшица, Алексея Володина, Александра Кобрина.

Первые успехи

Параллельно музыкальной грамоте в "Гнесинке" Даниил Трифонов три года (с 2006 по 2009) занимался с Владимиром Довганем. Это развило в мальчике уже имеющиеся способности к созданию произведений собственного сочинения, чем он и продолжает заниматься по сей день. В копилке молодого композитора - фортепианная, оркестровая, камерная музыка.

В семнадцатилетнем возрасте юный музыкант стал лауреатом Международных конкурсов имени Скрябина и пианистов республики Сан-Марино.

В 2009 году Даниил Трифонов начал обучаться у Сергея Бабаяна в США - в Кливлендском институте музыки.

Слава не заставила себя долго ждать. Первый серьезный успех пришел к Трифонову в 2010 году. Он стал лауреатом Международного конкурса пианистов Шопена в Варшаве, получив бронзу и отметку за лучшее исполнение мазурки. К слову, этот конкурс, по словам музыканта, больше всего закалил его характер, потому как именно там были сконцентрированы исполнители и члены жюри высочайшего уровня.

Мировое признание

В 2011 году Даниил Трифонов стал победителем сразу двух международных музыкальных конкурсов. В мае пианист назван лауреатом Международного фортепианного конкурса Артура Рубинштейна. На конкурсе Даниил получил золото, приз зрительских симпатий и отметку за лучшее исполнение произведений Шопена и камерной музыки.

В июне того же года Трифонов стал лауреатом Международного конкурса имени Чайковского, получив золото, приз зрительских симпатий и приз за блестящее исполнение концерта с камерным оркестром.

Сегодня Даниил Трифонов - пианист, который сотрудничает со звездами первой величины. На одной сцене с ним дирижеры: Михаил Плетнев, Кшиштоф Пендерецкий, Музыканту открыли двери лучшие концертные залы мира - парижский Плейель, Карнеги-холл в Нью-Йорке, лондонский Вигмор-холл.

Трифонов выступает с крупнейшими мировыми оркестрами - Лондонским симфоническим оркестром и оркестром Мариинского театра под управлением Он дает концерты с Израильским филармоническим оркестром под управлением Зубина Меты, взаимодействует с Варшавским филармоническим оркестром под управлением Энтони Вита.

Рабочие моменты

В современном мире Даниил Трифонов - личность известная. Однако успех не пришел к нему спонтанно. Потребовались годы упорных многочасовых тренировок, характер и настойчивость, а главное, осознание того, для чего все это надо.

Сегодня свою энергию молодой человек расходует в работе на два направления - сочинение собственных музыкальных композиций и подготовку к выступлениям на различных концертных площадках мира.

Говоря о разучивании музыкального материала, молодой человек признается, что время, которое для этого требуется, зависит от многих факторов. В частности, из-за большой загрузки и участия в различных гастрольных программах уделять изучению нового материала достаточно времени не получается. Постоянно приходится изыскивать пути, выкраивать время, уплотнять и до того забитый график. Сложность материала также имеет значение.

Если же выдается небольшой отпуск или перерыв в работе, когда можно ни о чем не думать, а отдохнуть и помедитировать, разучивание нового материала обычно занимает одну-две недели, максимум месяц.

О выступлениях

При непосредственной подготовке к выступлению перед концертом пианист тщательно обсуждает все нюансы со своим наставником. Они вместе разбирают технические подробности, выбирают нужный темп, ритм. Это очень важно при выступлениях с оркестром, потому как такие несогласованные моменты могут привести к ритмическому разбросу - музыканта зрители могут просто не услышать в зале.

Даниил в работе старается сосредоточиться на процессе и не дает воли лишним мыслям, не распыляется на мелочи. Несмотря на победы в конкурсах, не расслабляется и не дает успеху вскружить себе голову. Молодой человек откровенно заявляет, что когда его хвалят, он не пропускает слова поздравлений через себя, все проходит мимо его ушей.

Конкурсы в жизни Трифонова сыграли немаловажную роль. Музыкант говорит, что это особый опыт, очень ценный и нужный. Специфика конкурсов такова, что они помогают участнику научиться управлять своими чувствами и эмоциями, собирать волю в кулак. А это очень нужно в дальнейшей работе музыканта. Однако очень важно держать дистанцию от самого осознания, что ты участвуешь в конкурсе, надо сосредотачиваться только на музыке.

По словам Даниила, слушать исполнение других участников конкурса стоит только для того, чтобы стала понятна акустика зала. Хотя все равно во время концерта залы полны слушателей и акустические характеристики помещения изменяются так или иначе.

О музыке

Конечно, в жизни музыканта есть место не только игре на пианино. Изучение живописи, занятия спортом, путешествия, времяпрепровождение с друзьями - этому также уделяет внимание Даниил Трифонов. Девушка, о которой бы знали СМИ, у молодого человека, однако, пока отсутствует.

И хотя это также немаловажные вещи, все-таки они пока для парня вторичны. На первом плане у Даниила музыка. Пианист рассказывает, что для успешных выступлений и взаимодействия со слушателем необходима особая энергия, запал. Необходим источник, из которого можно черпать силы. Для Трифонова таким родником является изобразительное искусство, а именно - полотна Кандинского, Врубеля, Серова. Их нежность, мягкость и глубину нередко подмечают в игре Трифонова музыкальные критики.

Одновременно с этим исполняемая классика влияет и на стиль собственных сочинений Даниила. В его произведениях улавливаются влияния Прокофьева, Стравинского, Скрябина, Рахманинова.

Говоря в целом о музыке, Трифонов предполагает, что музыкант - это некий посредник между композитором, создавшим музыкальное произведение, и слушателем в зале. Потому как композитор создаёт нечто, исполнитель преподносит музыку под своим соусом восприятия этого материала, а зритель слышит третье, нечто индивидуальное, личностное.

По словам Даниила, музыка - это величайший дар человеку свыше, и лично он, Даниил, не проживет без нее и дня.

И если в России Александр Сергеевич - наше всё, то в Шотландии наше всё - это Роберт Бёрнс.

Я - Бард простой и не могу
Творить по правилам искусства,
Но изливаю, как могу
Души несдержанные чувства.
Я вдохновлен, когда на то
Дает природа одобренье;
Ее - моя любая трель,
В ее огне - мое горенье!
(Перевод Е.Фельдмана)

В каждом шотландском доме обязательно есть хоть один томиков его стихов, на видном месте - его портрет и каждый житель знает наизусть сотню поэтических строчек из Бёрнса. Ему посвящено несколько сотен сайтов с количеством посетителей до двухсот пятидесяти тысяч ежемесячно из всех уголков мира.

Памятник Р.Бёрнсу с его любимой собакой Луат, убитой неизвестным. Ей он посвятил стихотворение "Две собаки". Памятник стоит в центре города.Дамфрис

По всему миру поэту поставлено более пятидесяти памятников, из которых в самой Шотландии - пятнадцать. Здесь его любят больше, чем Милтона и Шекспира. Сложилась парадоксальная ситуация: стихи, написанные Робертом Бёрнсом на литературном английском языке, наиболее слабые и можно найти с десяток английских поэтов гораздо более сильных, чем "английский" Бёрнс.

Поэтому англичане, читающие его стихи на литературном английском, удивляются его популярности, а читающие Бёрнса на шотландском - просто его не понимают. В Шотландии же ситуация другая: написанные на английском языке стихи Бёрнса в народе не понимают, а на шотландском - выше его нет. И это правда, потому что все лучшее создано Бёрнсом на шотландском диалекте и о Шотландии, а не на английском - для Лондона.

Но мировая популярность поэта не зависит от этого, потому что каждая страна читает его стихи на своем языке, и знает его - через свои переводы. Сегодня известность поэта за рубежом так велика, что многие едут в Шотландию, только чтобы побывать в тех местах, где Бёрнс родился, жил, писал стихи, поэмы, эпиграммы и эпитафии.

Из всех, Господь, даров небесных,
Дай разум мне и слов для песни,
Бродить в Шотландии прелестной
Мне без препоны,
И я купцов и лордов местных
Тогда не трону.

Права страны у нас гласят:
"К богатству, славе - через ад"",
Звать к вечным мукам своих чад,
Умно едва ли,
Но, слава Богу, этих врат
Мы миновали.
………………………….
Воскреснут пусть Лапрейк и Бернс,
Чтобы достичь родных небес,
Чтобы воспеть страну чудес
В тончайших сферах,
Пусть дружба их растет, как лес,
В грядущих эрах.
(«Второе послание Джону Лапрейку». Отрывки. Пер. Ю.Князева)

Доход, который сегодня приносит поэт в государственную казну, исчисляется миллионами. При жизни чуть не угодивший в долговую яму с долгом в четырнадцать фунтов стерлингов, только от туризма по его местам он приносит в казну не менее ста миллионов фунтов и еще пятьдесят - от продажи сувениров и проведения вечеров памяти поэта.

Двадцать пятое января в Шотландии - национальный праздник: в этот день 1759 года родился ее великий поэт. В июле 2016 исполняется ровно 220 лет со дня смерти (1796) поэта и страна уже готовится встречать эту дату. Ну, а через три месяца - очередной праздник в честь рождения поэта.

Этот день в Шотландии отмечается салютами, совместными трапезами, общим застольем. Поэзия Роберта Бёрнса обладает силой объединять людей и собирать их вместе. Сегодня традиция собираться в этот день где-нибудь вместе уже имеет свои обычаи и атрибуты:

на столе обязательно должен быть пудинг Хаггис, воспетый поэтом, большое количество напитков, в том числе горячительных, и каждый тост сопровождаться чтением стихов и общим пением застольных песен Роберта Бёрнса.

У которых есть, что есть, - те подчас не могут есть,
А другие могут есть, да сидят без хлеба.
А у нас тут есть, что есть, да при этом есть, чем есть, -
Значит, нам благодарить остается небо!
(Заздравный тост. Пер. С.Маршак)

Забыть ли старую любовь
И не грустить о ней? Забыть ли старую любовь
И дружбу прежних дней?
За дружбу старую -
До дна!
За счастье прежних дней!
С тобой мы выпьем, старина,
За счастье прежних дней.
………………………………………
Я пью за старую любовь,
За дружбу прежних дней!
За дружбу старую -
До дна!
За счастье прежних дней!
С тобой мы выпьем, старина,
За счастье прежних дней.
("Забыть ли старую любовь". Отрывок. пер. С.Маршака)

Знаменитый пудинг Хаггис

В тебе я славлю командира
Всех пудингов горячих мира, -
Могучий Хаггис, полный жира
И требухи.
Строчу, пока мне служит лира,
Тебе стихи.

Дородный, плотный, крутобокий,
Ты высишься, как холм далекий,
А под тобой поднос широкий
Чуть не трещит.
Но как твои ласкают соки
Наш аппетит!
(«Ода шотландскому пудингу "Хаггис"», отрывок. Пер. С.Маршака)

Роберт Бёрнс - очень популярный в России поэт. Его первые переводы и первая биография поэта появились уже в 1800 году. До революции великолепные переводы сделаны М. Михайловым, тем самым народовольцем, И. Козловым, прославившимся знаменитым романсом «Вечерний звон» (перевод Т.Мура), им занимался В.Белинский, его знал Пушкин, Лермонтов и многие другие.

Но особенно популярным Бёрнс стал после революции: в Советском Союзе его переводили много и по-разному. Самые известные переводы - С.Маршака, которые он делал в течение сорока лет. Часть из них так и осталась в черновиках, но более двухсот - напечатана.

Специалисты считают, что Самуил Яковлевич, из политических и цензурных соображений, некоторые вещи сокращал или причесывал, облагораживал или смягчал, и говорил о классовой борьбе там, где ее не было и в помине.

Переводил Бёрнса Э.Багрицкий («И я была девушкой юной», песня, известная по фильму «Старшая сестра»), Т. Щепкина-Куперник, А.Кузнецов, Ю. Князев, С.Петров, Е.Фельдман и другие. В общей сложности сегодня переведено почти все наследие поэта, в том числе и то, что не было переведено Маршаком или уже было переведено им и другими, но в усеченном варианте или слишком сглажено.

Переведено даже то, что считается подделкой, например «Дерево свободы». Первые переводчики Роберта Бернса сформировали то литературное поле с его темами, музыкальностью, рифмами и ритмами, с особым поэтическим языком, в котором продолжают переводить поэта и сегодня.

О смерть, ты уравняешь всех,
Страдальцев лучший друг.
Покой и отдых ты сулишь,
Конец жестоких мук.
Страшатся знать и богачи
Тебя сильней всего!
А мы благословляем час
Прихода твоего.
(«Людской удел - скорбь». Пер. А.Петровой.)

Сергей Андреев. К стихам Роберта Бернса

Гуляли ветры по холмам
И солнце, отходя ко сну,
Глядело сбоку на Лугар,
На лес, впадавший в желтизну.
Гнетут года; гнетёт беда;
Крута гранитная скала.
О смерти друга пел Поэт,
Что так безвременно пришла.
(«Плач по Джеймсу, графу Глэнкерну».Пер. Е. Фельдмана.)

Согласимся, что эти меланхоличные стихи очень не похожи на знакомые нам - ироничные, жизнелюбивые, задиристые и, в своем большинстве, веселые и оптимистичные. Нет, у Бернса есть много печальных и философских стихов, и они тоже выросли на родной почве, как и любимый поэтом шестистрочник - с укороченными четвертой и шестой строчками, которой написано большинство самых известных и популярных его стихов. Но она требует ироничности, дурашливости, лукавства, юмора и простоты, а серьезности - вовсе не выносит.

Поэтому и создается образ поэта-гуляки, бесшабашного парня-пропойцы, готового волочится за каждой юбкой. Эти стихи больше всего напоминают брейгелевские карнавальные картинки и раблезианскую сатиру. Роберт Бернс обладал редким даром сочетать лирику и сатиру, как на русской почве сочетал то и другое неподражаемый Саша Черный.

Ты, завладев моей скулой,
Пронзаешь десны мне иглой,
Сверлишь сверлом, пилишь пилой
Без остановки.
Мечусь, истерзанный и злой,
Как в мышеловке.
Так много видим мы забот,
Когда нас лихорадка бьет,
Когда подагра нас грызет
Иль резь в желудке.
А эта боль - предмет острот
И праздной шутки!
(«Ода зубной боли». Отрывок. Пер. С.Маршака)

Но кроме этого шестистрочника есть в его наследии еще и шотландская королевская строфа, которой написан знаменитый «Хэллоуин» , и есть классический поминальный плач, встречающийся почти у всех народов. Именно ею написаны стихи-размышления о жизни, смерти, судьбе, любви, грехе….

Студеный вест свистит окрест -
Стучит и дождь и град.
Сумбурный норд берет аккорд -
Нас дождь и снег слепят.
Ручей ревет, напором вод
Раздвинув берега, -
Лесной народ со страхом ждет
Нашествие врага.

Другому пусть тоска и грусть,
Чем дале, тем страшней.
Зимою мне милей оне
Веселых майских дней.
Метели вой отзыв живой
В душе моей найдет:
Худые дни тому сродни,
Кто стонет от забот.

Небесный Вождь, пролей не дождь,
А ливень страшных бед!
Что наша боль! Ты - воля воль,
Ты сам себе запрет,
Но я прошу, пока дышу,
Чтоб ты помог меж гроз
Мне твой удар принять как дар
С улыбкой - вместо слез!
(«Зима. Плач». Пер. Е.Фельдмана)

Роберт Бернс: Я вам не священник…

Природа Шотландии

Тридцатисемилетняя биография поэта не очень богата внешними событиями: родился Роберт Бернс (1859) в семье шотландского фермера-арендатора, всю жизнь работавшего в поте лица своего. Сначала садовником, потом - на своем арендованном участке, где построил собственными руками ветхий домик, бережно сохраняемый сегодня властями. Чтобы прокормить семью, отец начал привлекать к работе своих малолетних детей: Роберт работал в поле с шести лет, потом к нему присоединился и его младший брат. Рождение первенца обещало быть счастливым: легенда гласит, что когда Роберт Бернс родился, цыганка нагадала младенцу великое будущее, о чем с юмором поведал сам поэт:

За год до смерти короля,
Едва забрезжилась заря,
В день двадцать пятый января,
Как свет увидел Робин.

Взглянув в ладонь малютке, так
Кума решила: "Наш толстяк,
Поверьте, будет не дурак;
Пусть он зовется Робин.

Хоть в жизни беды ждут его,
Он не погибнет от того, -
Напротив, края своего
Составит славу Робин.

Но (я готова присягнуть!),
По всем приметам будет льнуть
К другому полу плут... О, будь
Любимцем нашим, Робин!

Хоть много, девушки, средь вас
Найдется жертв его проказ, -
Есть люди хуже во сто раз...
Христос с тобою Робин!"
…………………….
(1785. Робин - Пер. Н.Новича)

Дом, построенный Вилли Бёрнесом, отцом поэта

Отец мальчика очень хотел, чтобы его дети выучились, хотя потом часто ворчал на Роберта, когда тот во время работы застывал на месте и отвлекался: «Я дал тебе образование не для того, чтобы вместо трудолюбивого сына получить господина поэта!»

Бедность не давала возможность платить за учебу обоих мальчиков, да и сразу двоих сыновей отпускать в школу было слишком накладно для бедного фермера. Вот и ходили братья в школу по очереди: один учился, другой - пахал. С учителем детям повезло: имея университетское образование, он смог многому их научить, а главное - пробудить интерес к знаниям.

Математика, литература, классический английский, французский, история, философия - все было интересно и увлекательно!!! Так и повелось - днем Роберт работал в поле, вечером - читал книги, а ночью - писал стихи. В деревне смеялись над семейством Бернсов: каждый, усаживаясь ужинать, брал с собой книгу и, уткнувшись в нее, молча поглощал свою еду.

Стихи к Роберту Бернсу пришли не сразу, а с первой любовью, как это часто бывает. Она была дочерью мельника, Нелли Килпатрик, старше его на один год. С ней он вязал снопы, но больше никогда не виделся. Этой первой любви Роберт Бернс посвятил одно из самых известных стихотворений:

Я прежде девушку любил,
И до сих пор люблю,
И никогда б я не забыл
Нелль славную мою.

Красавиц много видел я,
Им не было числа,
Но только милая моя
Изящна и мила.
…………………………………
Цветистый шелк и взгляд пустой
Заденут сердце вскользь,
Но скромность вместе с чистотой
Пробьют его насквозь.

Вот чем мне нравится она,
Вот что чарует в ней.
Она одна и лишь одна
Царит в душе моей.
(Пер. Ю.Князева)

Первые поэтические опыты оказались не последними и не бесталанными. Мать и тетка часто рассказывали ему народные сказки, баллады, пели шотландские народные песни. Все впитывала душа мальчика, а потом это вылилось в изумительную по простоте, мелодичности, иронии и юмору поэзию.

Семья арендует другие фермы, но разбогатеть не удается. Отец отправляет сына весной 1781 года учиться на чесальщика льна, где молодой Роберт Бернс впервые прочитает тоненькую брошюрку стихов Роберта Фергюссона, написанную на шотландском диалекте и будет поражен, что шотландскому разговорному языку можно дать литературную жизнь.

Это было второе рождение - как поэта. Он никогда не забывал, кому обязан и позднее, уже став известным, Бернс разыщет заброшенную могилу гениального Фергюссона, поставит ему на собственные деньги памятник и напишет эпитафию:

Ни надписи помпезной, ни скульптуры
Лишь грубо обработанный гранит
Шотландии указывает хмуро,
В каком углу земля тебя хранит.

Твоею потрясённая судьбою,
Пускай припомнит родина, скорбя,
Как Роскошь, восхищённая тобою,
Лишеньями замучила тебя.

Скромны плоды хлопот моих упорных,
Но в памятниках пышных правды нет.
И краше вычур хитрых, рукотворных
Бессмертные стихи твои, Поэт!
(Перевод Е.Фельдмана)

Роберт Бернс - член масонской ложи

В Тарболтоне в том же 1781 году Роберт Бернс вступает в масонскую ложу, оказавшей на него большое влияние. Один другим появляются его меткие и смешные стихи, которые вскоре уже распевала вся местная округа.

Не создан я был для парламентской битвы,
Служения Богу и жаркой молитвы.
Претит мне купчина, мошенник завзятый,-
Пленен я навеки бутылкой пузатой!

Вовек не завидовал доле дворянской,
Вовек не чурался судьбине крестьянской.
Люблю я пирушки до ночи глубокой
Да шашни с бутылкой моей крутобокой.

Помещик коня погоняет сердито:
В уме лишь проценты, долги да кредиты.
А я о делах вспоминаю с ухмылкой
При каждом знакомстве с пузатой бутылкой.

Скончалась моя дорогая супруга,
Нашел было в церкви я первого друга,
Но вовремя вспомнил слова Соломона:
"Бутылка нас лечит со времени она!"

Однажды мошною рискнул я с размахом.
Моя авантюра закончилась крахом.
Приятель не стал утешать меня пылко,
А молча принес и поставил бутылку.

"В заботах ищите себе утешенье!"-
Внушал нам поэт, и я верю внушенью,
Поскольку давно за собой замечаю,
Что хлопоты жизни бутылкой венчаю.

Да здравствует наша масонская ложа,
И циркуль ее, и квадрат ее - тоже,
А также бутылки священное пузо,
С которым забудешь любые обузы!
(Я вам не священник...1782. Пер. Е.Фельдмана)

От непосильного труда, подорвавшего здоровье, умер отец. Старший сын вынужден взять на себя все заботы о семье и о новой ферме Моссгил, которую арендует вместе с братом. Ему уже двадцать пять, а ни положения, ни богатства не нажил. Зато у него много друзей, с которыми любил коротать вечера, его знают как поэта и он очень нравится девушкам.

Обаятельный, образованный, с бархатным голосом, всегда со вкусом одетый, Роберт Бернс был неотразим. Девушки мечтали, чтобы он обратил на них внимание. Да и сам юноша был не прочь подружиться с какой-нибудь красавицей. Но однажды он встретил Джин Армор, ставшую любовью всей его жизни.

Четыре ветра на земле,
Но западный один,
Мне повторяет имя Джин,
Моей любимой Джин.
Мечтаю я под звон ручья,
Под шум лесных старшин.
Моя душа летит спеша,
Летит к любимой Джин.
………………
О, встреч, разлук блаженный круг!
О, жаркие сердца!
Река, холмы, - здесь только мы,
Здесь клятвы без конца!
Лишь только Тот, кто создал род
И женщин, и мужчин,
Поймёт меня: прожить ни дня
Я не могу без Джин!
(Пер. Е. Фельдмана)

Тайно обвенчавшись, т.к. ее зажиточный отец никогда бы не согласилась на брак с бедняком, они уже ждали первенца. И тут разразился скандал: отец Джин, узнав о тайне влюбленных, порвал брачный контракт, дочь выслал из города, а Роберта посадили на позорную скамью в церкви за прелюбодеяние. От любви родилась двойня: мальчик умер, дочь семья Бернсов забрала себе.

Джин вдохновляла его на новые стихи и в год своего тайного венчания он пишет «Полевой мыши», «Людской удел - страданье», «Веселые нищие» и многие другие стихи. По совету друзей Роберт Бернс готовит для печати по подписке свой первый сборник, который выйдет в Килмарноке в июле 1786.

В день совершеннолетья, Тэм,
Свою покину клеть я, Тэм,
Заставлю всю свою родню
Другие песни петь я, Тэм!

Моя родня учить меня
Готова чуть не плетью, Тэм.
Три года подожди до дня,
Дня совершеннолетья, Тэм!

Наследство тётка мне даёт,
И стану им владеть я, Тэм;
И враз родня закроет рот

Твердит богатый дуралей,
Могу, де, пожалеть я,Тэм,
Но я решила стать твоей
В день совершеннолетья, Тэм!
(День совершеннолетья. Пер. Е.Фельдмана)

Бернс. Я стихоплет не для господ…

Роберт Бернс в Эдинбурге. 1787 г.

В «килмарнокский» сборник с длинным названием Бернс включил 44 стихотворения, и выходит он тиражом всего в 612 экземпляров. Он тут же, моментально, раскупается - всего за одни день. Непосредственность, простота рифмы, музыкальность, юмор и сарказм, узнаваемость жизни простого крестьянина - все было неожиданно и смело.

Часть тиража разошлась по подписке, другая - буквально разлетелась по рукам. Рассказывают, что последний экземпляр купил рабочий, собравший на книгу деньги вскладчину со своими друзьями. Книгу они аккуратно расшили, потом по очереди брали себе по листочку и вручную копировали, пока у каждого из них не собралась вся книжечка.

Сборник открывался поэмой «Две собаки», в которой рассказывается житие породистой собаки из богатой семьи и шотландской овчарки колли - из бедной крестьянской. Так Бернс увековечил память о своей Люат, убитой неизвестными. Когда это произошло, Роберт поклялся, что ее имя будет бессмертно. Это все, что он мог сделать для своей любимицы.

Ландсир "Две собаки"

В шотландском уголке одном,
Что бухтой Олдкинг мы зовем,
В безоблачный июньский день,
Когда уж удлинялась тень,
Два пса, не занятые дома,
Сошлись как добрых два знакомых.
Один - по кличке Цезарь; он
Беспечно жил при знатном лорде:
Судя по росту, шерсти, морде,
Был родом из чужих сторон,
Куда мы посылаем лодки
На лов трески или селедки.
………………………………..

Другим владел один крестьянин:
Рифмач, безумец, нравом странен,
Его в друзья себе избрав,
Он кличку дал ему "Люаф",
Псу из старинной песни в честь,
Сложенной кем, когда - бог весть.
Умней, верней - навряд ли колли
Еще скакал по лужам в поле:
Своей веселой мордой честной
Снискал друзей он повсеместно.
(Две собаки. Отрывок. Пер. Т.Щепкиной-Куперник)

Начинается другая жизнь, с фермерством покончено: права на ферму Моссгил он передает младшему брату, а сам перебирается в столицу Шотландии. В Эдинбурге его тепло принимают в аристократических салонах, ему поют дифирамбы, удивляются его образованности, начитанности, хорошим манерам и знанию французского. Светская знать меньше всего ожидала увидеть это в поэте-пахаре, как теперь его называют.

Тут же начинает готовиться второе, расширенное, издание знаменитого сборника, который выходит менее чем через год, в апреле 1787, уже в столичном издании. Расходится тираж также быстро, как и первый. Теперь Бернс, казалось бы, может не беспокоиться о своем будущем: живой классик, активный член масонской ложи и знаменитый поэт.

Но в Эдинбурге он не прижился, однако слава и деньги, хоть и небольшие, позволили ему через два года обвенчаться со своей возлюбленной, примирив отца Джин с ее избранником. Бернс покупает ферму Эллислэнд, но в 1791 году Бернс переезжает вместе с семьей в портовый город Дамфриз, где ему друзья выхлопотали должность сборщика акцизов, что давало неплохой, а главное - постоянный, доход. Так, по меткому слову Е.Витковского поэт-пахарь становится поэтом-мытарем.

Ферма Эллислэнд

В Эдинбурге Бернс знакомится с собирателем фольклора и совершенно бескорыстно начинает помогать ему, разъезжая по всей Шотландии и собирая народные песни. Часто на старые народные мелодии Бернс пишет свои стихи или переделывает старые.

Так создаются такие шедевры, как «Любовь моя — алая, алая роза…», застольная песня «Старая дружба», пением которой заканчивается Ночь Бернса: люди встают в круг и, держась за руки, и распевают ее все вместе. Застольям посвящено много и других его стихотворений, как, например, это.

Эль нам души согревает,
Догола нас раздевает.
Эх, снесу штаны в заклад -
Добрый эль нам друг и брат!
Прежде было, я на вспашке
Шесть волов гонял в упряжке.
Продал всех, остался плуг -
Добрый эль нам первый друг!
С добрым элем, славным элем,
Без штанов, зато под хмелем
Липнешь к девкам всем подряд -
И сам черт тебе не брат!
(Пер. М.Бородицкой)

Дом в Дамфризе, где жил в последние годы Роберт Бернс

Став известным человеком и относительно крупным чиновником, Бернс не оставил старых привычек: по-прежнему любит веселые компании и застолья, женщин и свободу, но и писать стихи - тоже не перестал. Это подтверждает старую истину: поэт не вмещается в расхожие представления о морали и, чтобы писать бессмертные стихи, быть добродетельным вовсе не обязательно.

Любитель веселых компаний и женщин, Бернс легко тратит все, что приходит и снова - долги и бедность. А между тем семья растет, Джин рожает одного ребенка за другим и финансовые проблемы тоже растут. В 1793 году выходит второй его эдинбургский сборник, уже в двух томах. В нем собраны и старые, и последние поэмы и стихотворения Роберта Бернса.

Я с женою, видит Бог,
Лет не замечаю.
И другим не ставлю рог,
И себе - не чаю.

Никого я не гноблю,
Сам не унижаюсь.
Попрошаек не люблю,
Сам не одолжаюсь.

Без нужды не лезу в бой,
Ближних не увечу.
Острый нож ношу с собой:
Надобно - отвечу.

Не судимый, не судья,
Завистью не сужен,
Никому не нужен я,
Мне - никто не нужен!
(Пер. Е.Фельдмана)

Памятник жене поэта Джин Армор, пережившей его почти на сорок лет

Поэт начинает неожиданно думать и писать о смерти, хотя ему всего тридцать три. Здоровье постепенно ухудшается и в июле 1796 Роберта Бернса не стало. Жена в это время рожала пятого ребенка и не смогла быть на его похоронах. К счастью, по подписке была собрана большая сумма денег, позволившая семье Роберта Бернса уже ни в чем не нуждаться, а потом ей была назначена королевская пенсия.

И в конце предлагаю небольшую подборку новых переводов Роберта Бернса, в которых он предстает живым, веселым, озорным и жизнерадостным с его темами любви, застолья, веселья и юмора.

Круговая ходит чаша.
Велелись, кабацкий люд!
Зачинайся, песня наша!
Пусть со мною все поют!

Хор
По законам мы не тужим.
Воля - вот что любо нам!
Суд одним лишь трусам нужен,
церкви милы лишь попам.

На кой ляд искать нам чина?
Не беда - свистать в кулак,
Коль живем мы без кручины,
все едино где и как.

Хор

Днем в дороге озоруем,
колобродим без конца.
По ночам - зазноб милуем,
подстеливши им сенца.

Хор
По законам мы не тужим и т.д.

В колымагах нам негоже
по дороге разъезжать,
а на чинном брачном ложе
неприлично нам лежать.

Хор
По законам мы не тужим и т.д.

Жизнь - как том тяжеловесный,
толку в нем не перечесть.
Тот толкуй о жизни честной,
кто попал в чины и в честь.

Хор
По законам мы не тужим и т.д.

Вздевши сумки, взявши клюшки,
двинем, братцы, снова в стынь!
Славьтесь, женки! Славьтесь, шлюшки!
И крапивники! Аминь!

***

Р.Бернс с одной из своих возлюбленных

Хозяйка, счет скорей неси:
Взыграла зорька в небеси.
Всех мутит, Господи спаси,
Держусь один лишь я.

Эй, тутти-тайти,
Ай, тутти-тайти -
Кто нынче пьян, друзья?

И если все лежмя лежат,
И если все лежмя лежат,
Я за себя и за ребят
Спою - мне черт не брат!

Будь счастлив ты, и счастлив я,
И вся шотландская земля!
Храни нам, Боже, короля
И грешных нас храни!

Эй, тутти-тайти,
Ай, тутти-тайти -
Кто нынче пьян, друзья?
(Хозяйка, счет скорей неси... - Пер. Е.Фельдмана)
*****

Мавзолей Р.Бернса в Дамфризе

Вши, которую я увидел в церкви на шляпке одной леди

Куда ты, чертова холера?
Какого, извиняюсь, хера?
Зачем возвышенная сфера
Ничтожной вошке?
Не лезь на леди и на сэра, -
Там нет кормежки!
Какой пассаж! Невероятно!
Всё было б ясно и понятно,
Когда бы к голи перекатной
Ты лезла, вошь,
Но ты полезла к леди знатной…
Ну ты даешь!
Ты в космах нищей побирушки
Была бы с пищей на пирушке.
Твои друзья, твои подружки
Сползлись бы кодлой,
И не устроил бы прорушки
Вам гебень подлый.
Тебе бы лучше было, гадкой,
Лежать под лентой или складкой,
Но ты до славы стала падкой,
И кажешь дерзость,
И лезешь наглой супостаткой, -
Какая мерзость!
Черна, красна твоя одежа,
И серой ты бываешь тоже.
И на крыжовник ты похожа.
Ползи тишком,
Пока тебя не уничтожу
Я порошком!
Уж лучше б ты облюбовала
Старух чепцы и одеяла,
По мужикам покочевала
И вверх, и вниз ты,
Но нет, нахалка, увенчала
"Лунарди" мисс ты!
Напрасно в спеси и гордыне
Головкой ты поводишь, Джинни,
Не видя то, что, видя ныне
На модной тулье,
Гудит народ по сей причине,
Как пчелы в улье.
Когда б мы были в состоянье
Со стороны, на расстоянье
Свое увидеть одеянье,
Свою походку,
Нам было б с ними расставанье
Всегда в охотку!
(Пер. Е. Витковского)

Я стихоплет не для господ -
не ихнего я нрава!
Певец простой, но вслед за мной
бредет зевак орава.

Не туда, так сюда!
Не слева, так уж справа!
Не с одной, так с другой,
а будет мне забава!

Из лужи Муз я не напьюсь,
Кастальский ключ - отрава!
Мой Геликон - где ключ хмелен!
Так честь ему и слава!

На милых краль похвал не жаль,
хоть их мутит лукавый,
иметь их всех - не смертный грех,
когда посудишь здраво.

Теперь у нас утешный час -
со мной моя шалава!
А много ль дней любиться с ней -
на это нет устава.

На сладких баб и впрямь я слаб,
и им кричу я: Браво!
Готовьтесь в бой! Сражусь с любой,
пока в порядке справа!
(Кантата «Голь гулящая» («Веселые нищие»). Песня. Пер. С.Петрова)

Роберт Бернс

Шотландский поэт, на англ и шотландск яз. 18 век

День рождения Роберта Бёрнса (25 января) - национальный праздник в Шотландии, отмечаемый торжественным обедом с традиционным порядком следования воспетых поэтом блюд (основное - сытный пудинг хаггис), вносимых под музыку шотландской волынки и предваряемых чтением соответствующих стихов Бёрнса.

Роберт Берне, всемирно известный шотландский поэт, родился в семье бедного фермера. Жизнь его была коротка и прошла в бедности, в борьбе с нуждой. Он с детства приучился к тяжелому крестьянскому труду, а с пятнадцати лет стал главным работником в хозяйстве своего отца. Систематического образования юноша не получил. Соседи сложились и пригласили для детей учителя. Но самостоятельно талантливый парень изучил литературу и философию, читал много и жадно.

Поэтический дар пробудился в фермерском сыне очень рано. Основой творчества был фольклор - народное творчество. Сюжеты поэт брал тоже в основном из народной жизни и окружающей природы: работы в поле, Неродные праздники, несчастная любовь крестьянского парня к дочери богатых родителей, неяркая, но берущая за душу красота маргаритки или колоска... Берне слагал баллады и песни, злые сатиры и эпиграммы. Многие его стихи положены на музыку, их исполняют хором и соло.

К начальному периоду творчества также относятся: «Весёлые нищие», «Молитва святоши Вилли», «Святая ярмарка» («The Holy Fair», 1786). Поэт быстро становится известен по всей Шотландии.

В 1786 году Берне выпустил в свет сборник стихотворений. Знатные ценители литературы вызвали поэта в Эдинбург, он вошел в моду. подключился к изданию сборника под названием «Шотландский музыкальный музей». Был редактором

Но, увы, ненадолго. Вскоре и знать, и литературные круги Эдинбурга охладели к поэту. Бернс взял в аренду небольшой и не слишком плодородный надел земли и, чтобы прокормить жену и детей, все силы тратил на его обработку. Это подрывает здоровье поэта. Семья ведет полуголодное существование. Поэт едва не попадает в долговую тюрьму.

Друзья находят Бернсу место акцизного чиновника, но поздно! Болезнь полностью подточила его силы.

В сущности, заниматься поэзией Бёрнс был вынужден в перерывах между основной работой. Последние годы он провёл в нужде и за неделю до смерти едва не попал в долговую тюрьму. В возрасте тридцати семи лет поэт умирает. Его похоронили с воинскими почестями как национального героя.

На русский язык Бернса переводили многие поэты, но самые удачные переводы принадлежат Самуилу Яковлевичу Маршаку. Переводы Маршака далёки от дословной передачи оригинала, но им свойственна простота и лёгкость языка, эмоциональная настроенность, близкая бёрнсовским строкам.

Изначально многие произведения Бёрнса создавались как песни, были переработкой или писались на мелодию народных песен. Поэзия Бёрнса проста, ритмична и музыкальна, не случайно и в русском переводе многие стихи ложились на музыку.

В стихотворении, посвящённом Джону Андерсону (1789), тридцатилетний автор неожиданно размышляет о склоне жизни, о смерти. В своей поэзии он не раз упоминает друга Джона Андерсона, и посвящает ему отдельное стихотворение:

Однако по-настоящему прославился Бернс после того, как в 1786 г. увидели свет его «Стихотворения, написанные преимущественно на шотландском диалекте».

Поэзия Б. свободолюбива, демократична, полна оптимизма, поистине народна и ушла в народ. В России переводилась сначала. Курорчкин, Михайлов.

Творчество поэта-барда получило высокую оценку не только на родине, где его считали выдающимся народным поэтом. Его простая, и в то же время «живая», эмоциональная, выразительная поэзия была переведена на большое количество языков, легла в основу многих песен.

Роберт Бернс прославлял в своей поэзии жизнь не знати, но обычного народа, он прославил крестьянский труд, простой люд и его свободу. Многие его произведения становились популярными ещё до публикации, ведь их он посвящал самой обычной жизни, и самым простым вещам в ней – верной дружбе и вечной любви. Он подготовил к изданию произведения шотландского поэтического и музыкального фольклора, но не забывал и английский язык. Хотя, бесспорно, в большей части стихотворений, он показывает свою любовью к Шотландии, похоже, что на него сильно повлияло завоевание его родины Англией, с которым он смирился, но не сдался. Его поэзия проникнута уважением к простому человеку, ненавистью к лжи, лицемерию и ханжеству.

В поэзии Бёрнса присутствует всё, что его беспокоит – жизни и судьбы простых людей, иногда просто встречных, любимых, родных, друзей, соседей. Он может быть каким угодно, весёлым и грустным, лиричным и трагичным, но только не равнодушным. Ещё с детства он нахлебался этого равнодушия, столько, что оно претит всей его натуре. Он любит простых людей, разжиревших богачей – презирает и ненавидит. Часто он посвящает стихи тем, кого знает лично, причем не чурается называть их по именам, и обрисовывать чужие жизни читателю.

Бернс не бывает равнодушным, и этим же заражает читателя, он делится с ним своими переживаниям, как например в стихе «В горах моё сердце» – поэт рассказывает нам о своих переживаниях, о том, как он любит горы, но при этом его пленил быт.

Бернс любит и гордится Шотландией, и поэтому посвящает ей не один стих. Он смиренный, но не покоренный, как и сейчас многие Шотландцы мечтает о её свободе, и пишет стих «Шотландская свобода».

Работа Бернса над фольклором довольно сильно определила характер его творчества. В его стиле четко преобладают элементы народной поэзии – например, наиболее часто он использует повторы, которые характерны для народной песни, сказа или баллады. Смешение различных жанров, свободное сочетание строк с разным размером и ритмом, смешение строк различной метрической длинны – используется поэтом не потому, что он неграмотен, как раз наоборот, он грамотно использует и творчески перерабатывает фольклорные ходы, чтобы его творчество новую силу, красоту и значение.

В его песнях и баладах, как и в народных, умело применяется нелично-прямая речь или монологи. Он умело подражает народным поэтам и певцам. Ни один его стих не обходится без подходящего мотива, он использует теже ритмы, что присущи многим народным песням. Вся эта свобода в смешении жанров невероятно обогатила творчество Бернса, и помогло ему выразить мысли именно так как он хотел, чтобы передать эмоцию именно так, как ему того надо. Вообще Бернс любил свободу, причём во всём, а особенно в творчестве и поэтому не стеснялся выражать свои эмоции словами, которые подходили лично ему, что, кстати, помогало поэту избежать штампов в творчестве. В его стихах отчетливо прослеживается шотландский диалект, многие из стихов написаны на мотивы народных песен, что весьма свойственно шотландскому фольклору. Кстати, многие из стихов Бернса сами стали песнями, которые до сих пор поют, и будут петь шотландцы.

Роберт ещё в дошкольном возрасте задумался о причинах общественного неравенства. Поначалу в своих стихах он винит всех подряд, даэе силы мироздания, но постепенно приходит к выводу, что всё же в бедности определенных людей, виновны другие. Поэтому он пишет о том, какие беды производят на свет своей алчностью богачи:

В 1785г. Роберт пишет целую кантату «Веселые нищие». Ее персонажи самые простые люди, которые успели за свою жизнь хлебнуть горя по вине богачей, но они, как и сам Бернс, не стали от этого хуже. Они не потеряли спобность верить в порядочность людей, не утратили любовь к жизни и веселью. Песня кончается строками в которых говорится, что бедные, хоть и обездоленные, но они ничего не боятся и живут как хотят:

Поэт воспевает прекрасную и возвышенную любовь

Из всех поэтов, которые писали о любви, Бернс один из самых честных и правдивых – он хоть и весел, жизнерадостен, задорен, но зачастую циничен и дерзок. Он любит жизнь, и любуется природой, будь то природа в целом:

Ну, и конечно, Бернс за свою жизнь успел написано много дерзких эпиграмм, в которых лихо высмеял служителей церкви. В них же досталось и всем кому не лень: поклоннику знати, нечестному дельцу, тупицам, злонамеренным критикам, и даже плохим дорогам – в общем, всему, что так раздражало поэта.

Во всех своих произведениях, Роберт Бернс, как нельзя лучше обозначил тему маленьких радостей жизни, которыми утешаются, такие же как он, простые люди. И все его герои умеют любить и наслаждаться жизнью также как он, несмотря на высмеянную им не раз несправедливость царящую в мире. При этом циник Бернс не ищет утешения в фальшивой любви, он призирает и опиум для народа – религию.

Роберт Бернс не занимается самообманом, он без страха и иллюзий воспринимает всё происходящую вокруг несправедливость и мастерски бьёт по ней словестными насмешками. При этом, в своём творчестве, он ничуть не отрицает настоящих человеческих эмоций и чувств, а также не отрицает и правильной веры в родину и силу духа объединенного едиными несчастьями народа. Вот такие мотивы…

Стихи поэта основывались на фольклорных жанрах народной песни, баллады, предания. В лаконичной и простой форме поэт передавал большие чувства и глубокие мысли; в его поэзии раскрылись душа народа, достоинство труженика, его мечта о свободной и счастливой жизни.

Герои стихотворений Бернса - простые люди: пахарь, кузнец, угольщик, пастух, солдат. Его герой добр и отважен; он нежно относится к возлюбленной и смело идет сражаться за свободу.

Стихотворное наследие Бернса отличается жанровым многообразием. Поэт создавал дружеские послания, застольные песни, гражданские стихи, сатирические поэмы, эпиграммы, любовные песни.

Биографические стихи.

В своих стихах Бернс часто рассказывает о себе, о том, что он трудится на земле - косит, пашет, боронит. Бернс гордился своим крестьянским происхождением, трудовой жизнью пахаря и поэта. «Был честный фермер мой отец»

Лирические стихи Р.Бернса отличаются жизнелюбием, прославлением любви, счастья. Чувства, которые воспевает Бернс, просты и сильны

Любовная лирика Бернса лишена всяких внешних украшений; стихи просты и обыденны; но сколько в этой обыденности чистоты и музыки!

Тема дружбы

Во многих стихах раскрывается тема дружбы. В стихотворении "Джон Андерсон" поэт славит верную дружбу, которая помогает прожить большую и трудную жизнь (см.Приложение 6)

Всемирно известным гимном дружбе стало знаменитое стихотворение "Забыть ли старую любовь", которое сейчас более известно как новогодний гимн (см.Приложение 7, студенты поют на двух языках)

4. Тема природы

Глубокой мысли исполнены стихи о природе. Тесно связанный с природой в силу условий жизни и профессии, поэт привык понимать тонкие оттенки ее состояния, присматриваться, анализировать их. А в стихах эти наблюдения становились красивыми поэтическими обобщениями, делали мысли поэта ярче и глубже. В стихотворении "Горной маргаритке, которую я примял своим плугом" образ цветка становится символом человеческой жизни. Стихотворение написано в духе народной песни, которая строится на параллелизме "природа и человек" (см. Приложение 8)

5. Гражданская лирика

Принцип параллелизма лежит в основе многих стихотворений Бернса. Частный случай становится для него поводом для больших реалистических обобщений. В стихотворении "Полевой мыши, гнездо которой разорено моим плугом" поэт, выражая сочувствие всему живому, в то же время думает прежде всего о судьбе обездоленного крестьянства (см. Приложение 9)

Осознавая и разделяя нелегкую жизнь народа, Бернс верит в его нравственные силы. О неистребимости народного духа, о бессмертии и величии народа написано стихотворение - аллегория "Джон Ячменное Зерно" (читается на двух языках, см. Приложение 10).

Лирика Бернса глубоко патриотична. Горячим чувством любви к родной Шотландии проникнуто стихотворение "В горах мое сердце". Каждый шотландец знает его наизусть (читается на двух языках, см. Приложение 11).

В стихотворении "Брюс - шотландцам" Бернс воспевает героику патриотической борьбы. Стихотворение стало, по существу, национальным гимном шотландцев.(см. Приложение 12).

4. Сатирические произведения

Роберт Бернс создавал и сатирические произведения, проникнутые стихией народного смеха. В антиклерикальной сатире "Молитва святоши Вилли" поэт высмеивает пресвитерианских священников. В пародийной форме в стихотворении приведена молитва лицемерного кальвиниста Вилли, известного своим фанатическим преследованием молодежи, которую он обвиняет в грехах.

(см. Приложение 13).

Стрелы сатиры направлены и в самого короля, в стихотворении "Сон" поэт говорит о том, что король не так умен, чтобы возглавить нацию. (см. Приложение 14).

Поэзия Бернса отличается народным юмором. В поэме-кантате "Веселые нищие" юмор подчас обретает сатирическую остроту. Причем сатира поэта актуальна и в настоящее время. Доказательство тому - тот факт, что отрывок из кантаты положен на современную музыку и воспринимается молодежной аудиторией как современная песня (прослушивается клип "Стакан вина").

Произведения Бернса имеют фольклорную основу. Поэт использует мотивы, образы и приемы народных песен, легенд и сказок. Однако бытующие в народной среде суеверия он подвергает осмеянию. (Прослушивается клип "Козий Лог").

Многие стихи Бернса основаны на противопоставлении богатства и бедности. В этих стихах поэт утверждает идею человеческого достоинства, которое значительно важнее денег. Поэт убежден, что человек не должен стыдится честной бедности, если он порядочный и достойный член общества. Именно честный труженик чаще остается человеком, чем потерявший в погоне за наживой человеческий облик богач; в нем сохраняется "королевское величие"

Роберт Бернс вырос на народных песнях, балладах и преданиях; они были его первой поэтической школой. Не удивительно, что творчество поэта проникнуто народными традициями и созвучно шотландскому духу. Поэтому народ Шотландии так легко усваивал произведения Бернса.