…Того же лета безбожный, злочестивый Ординский князь Мамаи поганыи собрав рати многы и всю землю Половечьскую и Татарьскую и рати понаименовал, Фрязы и Черкасы и Ясы, и со всеми сими поиде на Великого князя Дмитрия Ивановича и на всю землю Русскую. И бысть месяца августа приидоша от Орды вести к князю великому к Дмитрию Ивановичю, аже вздвизается рать татарьскаа на христианы, поганыи род Измаилтескыи, и Мамай нечестивый лют гневашеся на великого князя Дмитрия о своих друзех и любовницех, и о князех иже побиени бысть на реце на Воже, подвижася силою многою, хотя пленити землю Русскую. Се же слышав князь великий Дмитрий Иванович, собрав вои многы, поиде против них, хотя боронити своея отчины и за святые церкви, и за правоверную веру христианьскую, и за всю Русьскую землю. И переехав Оку, приидя ему пакы другыя вести, поведаша ему Мамая за Доном собравшася, в поле стояща и ждуща к собе Ягаила на помощь, рати литовскые. Князь же великий поиде за Дон и бысть поле чисто и велико зело, и ту сретошася погании половьци, Татарьские пьлци, бе бо поле чисто на усть Непрядвы. И ту изоплчишася обои, и устремишася на бои, и соступишася обои, и бысть на дълзе час брань крепка зело и сеча зла. Чрес весь день сечахуся и падоша мертвых множство бесчислено от обоих. И поможе Бог князю великому Дмитрию Ивановичу, а Мамаевы плъци поганыи побегоша, а наши после биющи, секуще поганых без милости. Бог бо невидимою силою устраши сыны Агаряны, и побегоша обратиша плещи свои на язвы, и мнози оружием падоша, и друзии в реце истопоша Толбугу да Мокшея к новому царю с дары и с поминкы .

На первый взгляд, этот текст весьма напоминает все предыдущие описания, связанные с отражением ордынских набегов. Здесь присутствуют и поганыи род Измаилтескыи , и безбожный злочестивыи Ординскыи князь Мамаи поаныи . Но наряду с ними проступает совершенно новая мысль, отсутствующая в прежних текстах: Дмитрий Иванович выступает против ордынцев,

…хотя боронити своея отчины и за святые церкви, и за правоверную веру христианьскую, и за всю Русьскую землю.

Главным противником Дмитрия Ивановича в краткой летописной повести является Мамай. Именно он инициатор похода на Русь. Именно он в изложении автора идеально воплощает отрицательные черты, присущие поганым вообще. При этом Мамай противопоставляется Тохтамышу. Это сделано столь тонко, что вызывает даже некоторое недоумение. С какой стати некыи царь со востока, именем Токтамыш из Синее Орды оказывается союзником русских князей, который, собственно, и побеждает супротивника своего и их врага Мамая ? Почему он чуть ли не поздравляет московского князя с победой?

Все дело в двух словах: князь и царь . Жесткая вертикаль управления монгольского образца. Мамай - князь , Тохтамыш - царь . Присвоив себе не свойственные по рангу функции, Мамай становится узурпатором, противостоящим Тохтамышу - законному правителю Орды. Комментируя эту коллизию, Л. И. Шохин составитель сборника работ М. Н. Тихомирова, посвященных истории Москвы, пишет:

«…Тохтамыш был прирожденным ханом, а Мамай нет, они враждовали между собой, оспаривая власть над Золотой Ордой. Поэтому столкновение Дмитрия Донского с Мамаем можно представить как выступление против узурпатора, приведшее к власти…законного царя» .

В какой-то мере такое противопоставление сближает краткий летописный рассказ о Куликовской битве с «Повестью об убиении Михаила Тверского», а образ Мамая с образом Кавгадыя. И тот и другой действуют помимо воли хана. Так что масштаб и глубина антиордынских настроений летописца и в данном случае вряд ли должны переоцениваться…

Противостояние Мамая и Дмитрия Ивановича рассматривается автором повести не как следствие Божиего попущения и не как наказание Господне . Его описание выстраивается как личный конфликт ординского князя и великого князя . Русьской земле противостоит уже не Бог, а вполне конкретная земля Половечьская и Татарьская. Мало того, сами Татары теряют облик народа последнего времени. Продолжая именовать их род Измаилтескыи и сыны Агаряны , летописец, пожалуй, впервые сопровождает эти характеристики собственно этническими перечнями народов, принимающих участие в ордынском походе. Наконец, обращает на себя внимание и такая деталь: русским князьям, кажется, впервые за все время ордынского владычества на Руси, поможе Бог . Он

«…Бог бо невидимою силою устраши сыны Агаряны, и побегоша обратиша плещи свои на язвы, и мнози оружием падоша, и друзии в реце истопоша»

Новой представляется и мотивация действий Дмитрия Ивановича. Если прежде основной задачей для положительного князя, как мы помним, было пострадати за христиан, то теперь летописец полагает, что Дмитрий Иванович выступил против ордынского войска,

…хотя боронити своея отчины и за святые церкви, и за правоверную веру христианьскую, и за всю Русьскую землю[вьщелено мною. И.Д.].

В связи с этим следует заметить, что рассказу о битве непосредственно предшествует несколько странное для современного читателя сообщение:

«…В лето 6887 бысть Благовещенье святыя Богородица в Велик день. Се же написах того ради, понеже не часто так бывает, по реткажды, окромя того лета отселе еще до Второго Пришествия одинова будет»

Речь здесь идет о так называемой кириопасхе совпадении Пасхи и Благовещения (25 марта). Действительно, такое совпадение приходилось на 1380 г. Как уже говорилось, годы, на которые выпадала кириопасха, рассматривались в древней Руси как потенциальные даты Конца Света. Подобное предзнаменование прида-

вало происходящему еще больший драматизм. Хотя летописец, очевидно, не считает этот год решающим в жизни человечества. Его рассуждения о том, что до наступления последних времен будет еще одно такое же совпадение (имеется в виду 1459 г.), скорее всего ориентированы на 7000 год от Сотворения мира (1492 г. н. э.) как на дату Второго Пришествия (следующая кириопасха приходилась лишь на 1543 г.).

Аналогичный текст открывает и пространную летописную повесть, но здесь он получает еще более подробный (хотя и менее ясный) комментарий:

«…В лето 688(8) … И в Благовещенье бысть в Велик день, а первее всего было за 80 и за 4 годы, потом будет за 80 без лета, потом за 11 лет»

Кстати, именно этот расчет лег в основу датировки протографа Софийской первой и Новгородской четвертой летописей 1448 г. . Для нас же в данном случае главное заключается в совершенно определенной эсхатологической окраске, которую, благодаря данному расчету, приобретает летописный рассказ о Мамаевом побоище.

В связи со всем вышеизложенным, представляется вполне обоснованной общая характеристика, которую дает анализируемому тексту В. Н. Рудаков:

«…Отличием рассматриваемой повести от перечисленных выше памятников является полное отсутствие ссылок книжника на…людские грехи, исключительно наличием которых авторы предшествующих произведений объясняли причины прихода…безбожных язык на Русь. Наоборот, важной отличительной чертой анализируемого произведения является неоднократное упоминание Божьей помощи, благодаря которой русским удается победить монголо-татарскую рать. Перечисленные черты краткого летописного рассказа о Куликовской битве, в первую очередь, связаны с новизной самого события, произошедшего 8 сентября 1380 г. Победа русских войск, возглавляемых великим князем, над татарами событие, явно выходящее из рада привычных взаимоотношений Руси и Орды. Победа над теми, кого прежде считали непобедимыми даже не по причине их силы, а по причине своей слабости (в первую очередь душевной, морально-нравственной, а потом уже военной), своей греховности, по причине…гнева Господнего на Русь, требовала принципиально иного подхода к своему описанию. Летописец, судя по всему, совершенно четко осознавал новизну произошедшего, и поэтому его рассказ абсолютно свободен от прежних, свойственных его предшественникам…стереотипов восприятия. В силу зависимости более поздних повествований о Куликовской битве от летописной записи…О великом побоище, иже на Дону… значительная часть характерных черт восприятия монголо-татар краткого рассказа в преобразованном виде нашла отражение в перечисленных произведениях» .

Краткая летописная повесть

Вернемся к Куликовской битве. Поскольку читатель не обязан верить мне на слово, постараюсь все тексты приводить целиком, чтобы они могли быть проверены.

Итак, Краткая летописная повесть о Куликовской битве.

«Того же лета безбожныи злочестивыи Ордынскыи князь Мамаи поганыи, собравъ рати многы и всю землю Половечьскую и Татарьскую и рати понаимовавъ, Фрязы и Черкасы и Ясы, и со всеми сими поиде на великаго князя Дмитрiа Ивановича и на всю землю Русскую. И бысть месяца августа, прiидоша отъ Орды вести къ князю къ великому Дмитрiю Ивановичю, аже въздвизаеться рать Татарьскаа на христiаны, поганыи родъ Измалтескыи, и Мамаи нечестивыи люте гневашеся на великаго князя Дмитрiа о своихъ друзехъ и любовницехъ и о князехъ, иже побiени бысть на реце на Воже, подвижася силою многою, хотя пленити землю Русскую. Се же слышавъ князь великiи Дмитреи Ивановичь, собравъ воя многы, поиде противу ихъ, хотя боронити своея отчины и за святыя церкви и за правоверную веру христiаньскую и за всю Русьскую землю. И переехавъ Оку, прiиде ему пакы другыя вести, поведаша ему Мамая за Дономъ собравшася, въ поле, стояща и ждуща къ собе Ягаила на помощь, рати Литовские. Князь же великiи поиде за Донъ и бысть поле чисто и велико зело, и ту сретошася поганiи Половци, Татарьстiи плъци, 6е бо поле чисто на усть Непрядвы. И ту изоплъчишася обои, и устремишася на бои, и соступишася обои, и бысть на длъзе часе брань крепка зело и сеча зла. Чресъ весь день сечахуся и падоша мертвыхъ множьство бесчислено отъ обоихъ. И поможе Богъ князю великому. Дмитрiю Ивановичю, а Мамаевы плъци поганиiи побегоша, а наши после, бiющи, секуще поганыхъ безъ милости. Богь бо невидимою силою устраши сыны Агаряны, и побегоша обратиша плещи свои на язвы, и мнози оружiемъ падоша, а друзiи въ реце истопоша. И гнаша ихъ до рекы до Мечи и тамо множество ихъ избиша, а друзiи погрязоша въ воде и потопоша. Иноплеменници же гоними гневомъ Божiимъ и страхомъ одръжими суще, и убежа Мамаи въ мале дружине въ свою землю Татарьскую. Се бысть побоище месяца сентября въ 8 день, на Рожество святыя Богородица, въ субботу до обеда. И ту оубiени быша на суиме князь Феодоръ Романовичъ Белозерскыи, сынъ его князь Иванъ Феодоровичь, Семенъ Михаиловичь, Микула Василiевичь, Михаиле Ивановичь Окинфовичь, Андреи Серкизовъ, Тимофеи Волуи, Михаило Бренковъ, Левъ Морозовъ, Семенъ Меликъ, Александръ Пересветъ и инiи мнози. Князь же великiи Дмитреи Ивановичь съ прочими князи Русскими и съ воеводами и съ бояры и съ велможами и со остаточными плъки Русскыми, ставъ на костехъ, благодари Бога и похвали похвалами дружину свою, иже крепко бишася съ иноплеменникы и твердо зань брашася, и мужьскы храброваша и дръзнуша по Бозе за веру христiаньскую, и возвратися отътуду на Москву въ свою отчину съ победою великою, одоле ратнымъ, победивъ врагы своя. И мнози вои его возрадовашася, яко обрътающе користь многу, погна бо съ собою многа стада конiи, вельблюды и волы, имже несть числа, и доспехъ, и порты, и товаръ» {54} .

Что мы можем извлечь из этого? Причину похода Мамая - месть за поражение на Воже («люте гневашеся на великаго князя Дмитрiа о своихъ друзехъ и любовницехъ и о князехъ, иже побiени бысть на реце на Воже» ). Никакого разговора, что Мамай хотел захватить всю Русь, не ведется. Это появится позже. Состав ордынских сил: «земля половецкая и татарская», наемные фряги, черкасы и ясы. Весть о походе Мамая Дмитрий получает в августе. Собирает много воинов, но об общерусском ополчении тут и речи нет. Уже перейдя Оку, великий князь получает сведения, что Мамай - на Дону, ждет Ягайло. Тогда Дмитрий сам идет за Дон, на большое и чистое поле. Где это поле расположено, сначала не говорится. Но потом, как будто спохватившись, летописец добавляет, что было оно в устье Непрядвы. Для того чтобы вписать это известие, сообщение о том, что было «поле чисто», приходится повторять дважды подряд. Здесь начинается сражение, которое длится весь день. В конце концов русские побеждают и гонят противника до Мечи, где часть татар тонет. Опять-таки сообщение о гибели части врагов в реке повторяется. Правда, можно так понять, что сперва одну часть татар сбросили в Непрядву, а потом другую - в Мечу. Битва была в день Рождества Богородицы, 8 сентября, в субботу, до обеда (непонятно, правда, при чем тут тогда более ранняя ссылка, что битва шла весь день). У русских погибли два белозерских князя и многие московские воеводы и знатные воины. Среди них упомянут Александр Пересвет, но ничего не сказано про его монашество и роль в битве. Князь вернулся в Москву с большой добычей, а Мамай убежал с небольшой дружиной в свою землю.

Мамаево побоище. Средневековая миниатюра

Вот и все. Подробностей сражения нет. Упоминание об участии в нем каких-нибудь русских земель, кроме московских, да еще белозерских князей, отсутствует. А белозерцы в то время давно уже ходят в московских подручниках. То есть формально, конечно, они остаются независимыми, да только все их денежные потоки, как сказали бы сейчас, да и «внешнюю политику», контролирует Москва. Кстати, вскоре после Куликовской битвы Москва вообще ликвидирует независимость Белозерска, поскольку его князья падут в сражении.

Поединок Пересвета с Челубеем. Художник М. И. Авилов

Между прочим, список павших в Краткой повести вполне соответствует перечню убитых в Куликовской битве, сохранившемуся в составе Пергаменного Синодика XIV–XV вв. {55} Читатель может ознакомиться с ним в составе более позднего Синодика, изданного в 1790 г. {56} Вот что там написано: «Князю Феодору Белозерскому и сыну его Ивану, Констянтину Ивановичу, убиеннымъ отъ безбожнаго Мамая, вечная память. И въ той же брани избiеннымъ Симеону Михайловичу, Никуле Васильевичу, Тимофею Васильевичу Валуеву), Андрею Ивановичу Серкизову, Михаилу Ивановичу и другому Михаилу Ивановичу, Льву Ивановичу, Семену Мелику и всей дружине ихъ по благочестiю скончавшимся за святые церкви и за православную веру, вечная память» {57} .

Как видим, из лиц, приведенных в Краткой повести, в Синодике нет только Александра Пересвета. Ни про какое (даже духовное) участие в организации победы духовенства тоже не упомянуто. Нет ни Сергия Радонежского, ни митрополита Киприана, ни даже коломенского епископа, благословлявшего будто бы уходящие рати. О роли рязанского князя Олега Ивановича, одного из главных по тем временам соперников Москвы, упомянуто отдельно, в конце рассказа. Сказано, что он «послалъ Мамаю на помощъ свою силу, а самъ на рекахъ мосты переметалъ» {58} . За что Дмитрий хотел отправить на него войска, но приехавшие из Рязани бояре сообщили, что Олег бежал. Дмитрий ограничился посылкой в Рязань наместника.

Мамай же, как сообщается дальше, собрал всю оставшуюся силу и хотел «ити изгономъ пакы на великаго князя Дмитрея Ивановича» {59} . Отметим: изгоном, то есть в набег. Отсюда можно сделать вывод, что сил на серьезную войну у него уже не хватало. Но тут пришел «некый царь со востока, именемъ Токтамышь изъ Синее Орды» {60} . Обратите внимание: Тохтамыш - царь, а Мамай - только князь. Летописец четко разбирается в ордынском табеле о рангах. Ведь Тохтамыш был Чингизидом, то есть законным ханом, а Мамай - только безродным темником, владельцем одного улуса Орды. И сколь бы силен на определенном этапе он ни был, на звание царя (хана) он претендовать не мог. Только князь (эмир).

Приведем кроме Краткой редакции еще два варианта сообщений о Куликовской битве, вполне самостоятельных. Первый содержится в Новгородской первой летописи. Источнике, как известно, достаточно самобытном, периодически излагающем историю не так, как принято в остальном летописании.

«В лето 6888… В то же лето, месяца августа, приидоша вести от Орды к великому князю Дмитрию и брату его князю Володимеру, якоже въздвизается на крестияны измаилетескыи род поганыи. Некоему убо у них худу цесарюющу, а все деющю у них князю Мамаю, и люте гневающюся ему на великого князя и на всю Рускую землю. Се же слышавъ князь великыи Дмитрии Иванович, яко грядеть на нь сила велика татарьская, и собравъ многы вои, и поиде противу безбожных Татаръ, а уповая на милосердие божие и на пречистую его матерь божию богородицю, на приснодевицю Марью, призывая на помощь честныи крестъ; и въниде бо в землю их за Донъ, и бе ту поле чисто на усть рекы Непрядвы, и ту исъполцишася - погании Измаилятяне противу крестиянъ. Москвици же мнози небывалци, видевши множество рати татарьскои, устрашишася и живота отцаявшеся, а инеи на беги обратишася, не помянувше реченаго пророкомъ, како единъ пожнеть1000, а два двигнета тму, аще не богъ предасть ихь. Князь же великыи Дмитрии, с братомъ своимъ с Володимеромъ, изрядивъ полкы противу поганых Половець и възревъ на небо умилныма очима, въздохнувъ из глубины сердца, рекоста слово псаломъское: „братие, богъ намъ прибежище и сила“. И абие съступишася полкы обои; и бысть брань на долгъ час зело, и устрашить богъ невидемою силою сыны Агаряны, и обратиша плещи на язвы, и погнани быша от крестиянъ и ови же от оружиа падоша, а инии в реце истопошася, бещисленое их множество. А на съступи убиенъ бысть тогда князь Федоръ Белозерьскыи и сынъ его князь Иванъ; а иныи князи и воеводы погнашяся по иноплеменницех; от страха божиа и от оружиа кристияньскаго падаху безбожнии Татарове, и възнесеть богъ десницю князя великаго Дмитриа Ивановича и брата его князя Володимера Андреевича на победу иноплеменникъ. Се же бысть грех ради наших: въоружаются на них иноплеменьници, да быхом ся отступиле своих неправдъ, от братоненавидениа и от сребролюбиа и в неправды судящих и от насилья; нь милосердъ бо есть богъ человеколюбець, не до конца прогневается на ны, ни в векы враждуеть. Сиа же сдеяся победа князю великому месяца септября въ 8, на Рожество святеи богородици, в суботу. Князь же великыи Дмитрии съ братомъ своимъ съ княземъ Володимеромъ, ставъ на костех татарьскых, н многыя князи рускыя и воеводы прехвалными похвалами прославиша пречистую матерь божию богородицю, крепько брашася съ иноплеменници за святыя божиа церкви, за правоверную веру, за всю Рускую землю; а самъ приихалъ богомь храним въ столныи и великыи град Москву, въ отчину свою, съ своимъ братомъ Володимеромъ» {61} .

Дмитрий Донской на Куликовом поле. Художник О. А. Кипренский

Мы видим, что тексты новгородского и тверского (раннего московского?) летописцев очень близки. Однако новгородец добавляет кое-что от себя. К примеру, о том, что некоторые московские новобранцы испугались и побежали с поля боя («Москвици же мнози небывалци, видевши множество рати татарьскои, устрашишася и живота отцаявшеся, а инеи на беги обратишася»). Указывает он и то, что Мамай не был «царем» («некоему убо у них худу цесарюющу, а все деющю у них князю Мамаю»). Зато у него ничего нет про союзников Мамая. Вообще-то вполне можно предположитть, что оба текста имели один и тот же первоисточник, который потом каждый летописец немного редактировал. При этом новгородец мог написать что-то неприятное про Москву, а вот автор текста, использованного в Рогожском летописце, - уже нет. Ну да Троицкая летопись и считается историками примером раннего московского летописания. Скажем так: когда великие князья московские еще не могли себе позволить очень-то уж произвольно перекраивать историю.

Наконец, самым маленьким по объему является упоминание битвы в Псковских летописях. Так, в Псковской первой летописи сказано: «В лето 6886. Бысть похваленъ поганых Тотаръ на землю Роускую: бысть побоище велико, бишася на Рождество святыя богородица, въ день въ соуботныи до вечера, омерькше биючися; и пособе богъ великомоу князю Дмитрею, биша и на 30 верстъ гонячися. Того же лета во озере Чюдскомъ истопли четыри лодии» {62} . Вот и все, что мог сказать о сражении псковский летописец середины XVI в. Нет, может, он и пользовался более ранними документами, когда писал свой вариант (по крайней мере, А. Н. Насонов, готовивший второе издание, считал датой написания ранних списков середину - конец XV в.). Но как бы то ни было, даже после присоединения Пскова к Москве в 1510 г., похоже, в этом городе о великом значении Куликовской битвы еще не знали. И приравнивали ее к гибели четырех лодей на Чудском озере. Правда, в Псковской второй и третей летописях говорится не о 4-х, а о 24 лодьях. Если так, то конечено! Зато, кстати, о битве там говорится и того меньше. В Псковской второй так и вообще написали просто: «Князь велики Дмитрии и вси князи рускыя бишася с Тотары за Доном» {63} .

Кстати, заметили, под каким годом стоит запись о битве? Под 6886-м. А это же год битвы на Воже. Той самой, заголовок для которой автор Рогожского летописца почему-то вписал перед статьей о битве на Дону. Случайно? Или пскович вообще эти два сражения не различал? А может, и не только пскович? Может, и в Твери знали только одно сражение, на Воже? А потому писец, вставляя заголовки статей, и ошибся? Вопросы, вопросы…