Александр Иванович Лазуткин - летчик-космонавт России, Герой Российской Федерации, обладатель множества медалей и орденов Российской Федерации и Соединенных Штатов Америки, дал интервью информационному агентству «Новомосковск Сегодня».

Александр Иванович является неординарным, разносторонним и, в то же время, удивительно скромным человеком. В 1997 году он совершил полет по программе «Мир» продолжительностью 184 дня 22 часа. Он зарекомендовал себя не только как профессионал своего дела, достигший высоких результатов в космических исследованиях, но также сумел стать профессиональным спортсменом и получить разряд по спортивной гимнастике и парашютному спорту.

Александру Лазуткину еще в детстве пророчили успех в спортивной карьере, но он, вопреки всем ожиданиям, предпочел для себя другой путь.

- Александр Иванович, почему все же космонавтика? Откуда у Вас появилось желание стать космонавтом?

Потому что в детстве, во-первых, книжки читал. Мне нравилась фантастика. Раньше в фантастике описывали, как люди открывают другие миры. А где находятся другие миры? Они там - в космосе. Вот и я хотел открыть то, чего нет на Земле. Поэтому космонавтика прочно села с детства в моей голове.

- Обязан ли космонавт заниматься каким-либо видом спорта?

Космонавт не обязан быть профессиональным спортсменом. Он должен заниматься физической культурой для того, чтобы быть здоровым и полноценно развитым, иметь определенные параметры, чтобы спокойно переносить нагрузки, которые на него выпадут.

- Как проходит физическая подготовка космонавта? Какие ее основные элементы?

Вся физическая подготовка космонавта направлена на то, чтобы все факторы космического полета, которые воздействуют на человека, свести к минимуму. Есть специальные вестибулярные тренировки на «Центрифуге». Важен и общий тонус организма. Должны хорошо работать сердечнососудистая система, мозг. Этому способствуют кроссы, плавание, подвижные игры. Я предпочитал заниматься гимнастикой на спортивных снарядах, прыгать на батуте и т.д. Это доставляло мне удовольствие.

Есть еще интересные виды тренировок. Нас заставляют прыгать с парашютом. В профессиональной деятельности космонавта нет как таковой необходимости в спуске на парашюте. Эти тренировки направлены на то, чтобы укрепить нервную систему и подготовить к работе в стрессовых ситуациях. На Земле трудно самому создать стрессовую ситуацию. А с помощью парашютных прыжков - легко. Тебя выбрасывают из самолета на высоте 3 км, и ты летишь, не открывая парашюта, до 700 м. Пока ты летишь, тебе дают разные задания: описать то, что видишь, провести комментарий, решить арифметические задачки на сложение-вычитание. Когда ты приближаешься к земле, в голове срабатывает: «Тебе либо спасаться, либо задачки решать». Тем самым нас готовят к возможным непредвиденным ситуациям в космосе, чтобы мы не поддались панике, а могли собраться с мыслями, благополучно провести все необходимые операции и спастись.

- Как проходит психологическая подготовка? Что она в себя включает?

Любая подготовка космонавта направлена на то, чтобы психологически адаптировать его к трудностям. Мы сдаем экзамены. Это психологический стресс, потому что мы должны их сдать на «пятерку». Чем больше у тебя «пятерок», тем больше шансов полететь. Наличие «четверок» говорит о том, что ты что-то не доучил. Когда экипаж направляют в полет, люди должны быть уверены, что они посылают экипаж, который выполнит эту задачу. На экзаменах цель преподавателя, а их, как правило, несколько (бывало и десять человек), убедиться в том, что ты хорошо владеешь предметом, и найти те темы, которые ты не доучил. Таким образом, идет своеобразное соревнование.

Мы регулярно проходим медицинское обследование. Очень сложно быть все время здоровым, сложно психологически. Специалисты смотрят на все твои параметры. Ученые мужи должны тебя выпустить умным человеком, а врачи - здоровым. И ты живешь в этом мире между молотом и наковальней. Ты обязан усвоить огромное количество знаний за короткий промежуток времени, и при этом сохранить здоровье. При 18-часовой умственной нагрузке в день необходимо найти время, чтобы заняться физкультурой, именно в том объеме, который снимет психологическую и умственную усталость. А еще нужен полноценный сон.

- Сколько длится сон космонавта?

Составляется специальный план работы на день, чтобы соблюдались все нормы: девятичасовой сон с 23:00 до 8:00; время на завтрак, обед и ужин; время на физкультуру - час в первой половине дня, час - во второй; время на подготовку ко сну. Но могут сложиться разные ситуации. На протяжении нашего полета мы традиционно спали по четыре часа. Это было связано с большим объемом работы.

Как проходила ваша адаптация в космосе, ведь непросто находиться в изолированном космическом корабле столь длительное время?

Я думаю, что в качестве одного из примеров можно привести ощущения любого заключенного в камере. Когда летишь в космос, на самом деле, замкнутый объем не оказывает влияния, потому что нас к этому постоянно готовят. Адаптация происходит на уровне физиологии, потому что на Земле мы ходим, а там - летаем. Это две большие разницы для организма. Во-первых, раздувается голова, потому что кровь становится легкой и из ног идет в голову. Увеличивается не череп, а окружность головы, разглаживаются все морщинки. Люди становятся неузнаваемыми. У тебя развиваются сильные головные боли, с каждым днем все больше и больше болит поясница. Организм должен понять, что ему делать. Со временем он начинает привыкать. Такой период занял у меня около десяти дней. Были и вестибулярные расстройства, и приступы тошноты, которые все время усиливались. Я думал: «Господи, если бы я знал, что все так плохо, ни за чтобы не полетел. Я хочу домой». И это в голове у человека, который всю жизнь хотел полететь. Но видно, нас настолько хорошо подготовили, что я смог пережить адаптацию и полноценно погрузился в работу.

- Чего больше всего Вам недоставало в космосе?

На самом деле у меня не было как таковой грусти по Земле. Каждую неделю тебе устраивают видео-сеансы с родными и близкими. Сейчас со станции ты можешь позвонить куда угодно, на любой мобильный, любому человеку и разговаривать с ним, сколько угодно.

Пища, которую дают космонавтам, очень разнообразная. Мне надоело только одно - вскрывать упаковки. К концу полугодового полета я подумал: «Лучше одну банку открою и буду есть только эту пищу». Это был цыпленок с рисом, которым я питался в течение месяца.

Сейчас космонавты уже по-другому воспринимает полет в космос. Я восемьдесят шестой космонавт. Для тех, кто был до нас, это было впервые - каждый раз шаг в неизвестность. Сейчас мы летим в космическую экспедицию, как в командировку. Мы знаем, что нас там примут, что все дни расписаны. Ты знаешь, какую работу ты сделаешь и когда ты вернешься. Опыт и знания, полученные предыдущими космонавтами, закладываются в тебя на подсознательном уровне.

У меня был такой парадокс. Я очень боялся, что буду волноваться перед стартом: «Это же первый полет». Решил даже ночью не спать, но уснул. Когда проснулся, подумал: «Сейчас будет завтрак. Последний на Земле». Позавтракал, мы сели в автобус. Едем на старт. Даже сердце не дрогнуло от мысли: «А вдруг я уже не вернусь?». Надели скафандры. С нас снимают сапоги на входе в корабль. У меня только мысль такая: «Сапоги останутся здесь, а я улечу». Я залез в корабль. Спокойно сижу. Пульс стабильный - до 70 ударов. Страха не было совсем. И это меня поразило. А потом я нашел определение: я летел туда, куда знаю. Оказавшись в космосе, я не увидел ничего нового. Даже грустно от этого стало. С сожалением думаю: «Вот и Земля круглая и такая же красивая. И вообще все, что я вижу, уже в кино видел». А сейчас можно в интернете с помощью Google спуститься на Землю, походить по улицам любого города, над вулканом пролететь. Поэтому и воспринимается психологически все очень просто.

Когда пришло время нашего возвращения на Землю, я подумал: «Если ребята скажут, что одного из нас нужно оставить на второй срок - я знал, что командир очень хочет вернуться домой - то ответил бы: «Я остаюсь»

К Дню космонавтики NDNews.ru поговорил с Сергеем Прокопьевым, он должен был отправиться на МКС 8 апреля 2017 года, но штатное расписание в 2016 году перекроили. О сокращении российского присутствия в космосе и развитии отрасли в целом космонавт рассказал NDNews.ru.

– В прошлом интервью вы говорили, что ваша отправка запланирована в 2017 году.

– Это была первая моя ошибка. Когда я начинаю планировать что-то, то это идет не так. Полет отложили, меня сдвинули с 2017 на 2018 год. Весь экипаж был расформирован, и уже другие люди туда были назначены. У нас практически полная перекройка прошла. Заменили одного нашего русского космонавта на иностранца, и получилось, что летят два неопытных иностранца. Командиром корабля назначаются русские астронавты. При таком составе командовать кораблем не может космонавт без опыта полетов, то есть я. От этого не только я, от этого пострадали и другие наши космонавты, которые раньше меня в отряд пришли.

– Это связано с политикой?

– Прошла некая реорганизация экипажа МКС. В течение ближайших пары лет вместо трех космонавтов будут летать два наших космонавта. Это связано с экономическими проблемами, приходится ужиматься в условиях экономического кризиса, санкций. Нам необходимо было сокращать количество грузовых кораблей, которые обеспечивали станцию. Как только меньше кораблей посылают, количество наших членов экипажа тоже уменьшается. Обычно на станции находится пять-шесть человек, из них трое – россияне. С апреля на МКС будет находиться пять человек, на одного меньше.

– Проблемы внешней политики сказываются на общении астронавтов разных стран?

– Нет, мы понимаем, что это вина вообще не их. Проблемы между нами вообще отсутствуют, тут даже и думать нечего. Мы совместно выполняем нашу работу, летаем в одном корабле, подвергаемся одинаковому риску.

– Как долго продлится ваш полет?

– В среднем командировка на орбиту длится около полугода, 180-190 суток. У нас есть ограничения по длительности пребывания корабля на орбите, у него есть ресурс, который нельзя превышать, максимальный срок командировки до 200 суток. Потом перерыв два – два с половиной года до следующего полета.

– Какие у вас задачи?

– Основная задача моя как командира корабля – доставить живыми и невредимыми и потом спустить на землю членов экипажа. После прибытия на станцию обеспечить сохранение корабля, в консервацию его перевести. Затем рабочие будни. Рабочий день, как и на Земле, у нас длится 8-9 часов. В это время мы производим работы по поддержанию станции в режиме работоспособности, чистим, убираем, проверяем системы обеспечения жизнедеятельности космонавтов. Это, наверное, процентов 30-40 % всего времени рабочего составляет. Еще 20 % – это поддержание работоспособности членов экипажа. Занимаемся спортом по два-три часа в сутки. Если этого не делать, филонить, по прилете на землю у тебя мышцы будут атрофированы, и ты просто-напросто не сможешь ходить.

– Вы командир корабля, на котором полетите, или командир всех космонавтов на станции?

– Так как мы летаем на «Союзах», то командиром корабля может быть только русский: либо уже летавший космонавт, либо опытный летчик (Сергей Прокопьев отставной военный, командир экипажа стратегического бомбардировщика ТУ-160, – прим. ред. ).

По прибытии на станцию командир корабля поступает в распоряжение командира МКС. Его основная задача – обеспечение распорядка дня плюс, в случае внештатных ситуаций, – обеспечить безопасность всех членов экипажа.

– О внештатных ситуациях. Наши читатели просили вас рассмотреть ЧП, часто происходящее в фантастических фильмах, когда космонавта относит от корабля в открытый космос.

– Такая ситуация, конечно, может иметь место, ее вероятность чрезвычайно мала. В американских скафандрах есть рама с маленькими двигателями. Управляя ими, можно приблизиться обратно к станции. Раньше и у российских скафандров были такие устройства, но сейчас от них отказались. Это громоздко, дорого и нецелесообразно – как третий запасной парашют.

– В таком случае как российский космонавт будет действовать, если окажется в такой ситуации?

– Ему остается только меньше дышать и прожить нужное время для прихода помощи. Могу предположить, что в такой ситуации командир корабля может его расконсервировать, отстыковать и приблизиться к космонавту. Вообще, это сценарий апокалипсиса, почти невозможная ситуация. Космонавты используют систему страховки, подразумевающую две точки опоры. Это или две веревки, или одна веревка и одна рука. Поэтому чисто теоретически можно представить, как член экипажа все отстегивает и отталкивается от обшивки, тогда у него есть примерно 5 часов.

– У членов экипажа МКС есть научные специализации?

– Конкретных специализаций нет. Есть усиленная подготовка по медицине для одного из членов экипажа. Остальных специализированно готовят для проведения определенных экспериментов. В нашей научной программе есть шесть направлений, на каждую экспедицию приходится примерно 70 экспериментов. Чистых ученых у нас практически нет. На станции слишком мало людей, чтобы вставить их в рамки конкретных научных специализаций. Хотя есть такой космонавт Сергей Рязанский, он пришел из среды чистых ученых, из института медико-биологических проблем, приходил к нам как медик, как врач, он изучает человеческое тело в космосе. Параллельно экстерном закончил инженерный вуз, и сейчас где-то в июле полетит уже в качестве командира корабля.

– То есть ученые на земле дают вам задания, а вас учат правильно проводить эксперименты?

– Конечно. Я на земле обучился пользоваться специальным оборудованием. Если это биоматериал, я его обрабатываю в главбоксе – приборе, который не позволяет веществам попадать в атмосферу станции. Я произвожу манипуляции, и потом результаты экспериментов либо сохраняю, либо отправляю на землю. Но чаще всего постановщики экспериментов – это ученые, которые находятся на Земле. А я пользуюсь их оборудованием. Я, конечно, могу придумывать эксперименты, но не думаю, что они будут иметь фундаментальное значение. Одна из моих задач в будущей командировке – работа с мышами. Это очень продолжительный эксперимент, по завершении мышей будут замораживать, доставлять на Землю и смотреть, как их органы реагировали на длительной воздействие агрессивной среды. Есть вариант, при котором смотрят, как живые мыши перенесли полет, какие проблемы возникают от невесомости, от радиации и прочего. Это очень большой объем данных для исследования возможности перелетов в глубокий космос.

Есть эксперимент очень интересный по выращиванию растений, его проводят с 70-х годов. Изучаем, что лучше растет, какая почва нужна, подбираем лучшие условия для содержания разных культур.

– Были случаи, когда исследования на станции дали реальный толчок в какой-либо области науки?

– Ну, например, синтез белковых форм с последующим использованием в медицине. Белковая структура в условиях невесомости формируется по-другому, нежели в условиях гравитации, и результат синтеза потом используется и в медицине и ряде других отраслей. Японцы на своем модуле, например, кристаллизацию белков практически поставили на коммерческие рельсы.

– В 2018 году Илон Маск намерен запустить пилотируемый Dragon. Два года назад мы с вами говорили, что наша страна уверенно лидирует в космосе, так как мы одни запускаем пилотируемые корабли. Но вот появился Илон Маск, у французов свой проект тоже есть. Еще пишут, что наши знаменитые ракетные двигатели РД-180 частично производятся по американским патентам. У вас не возникает ощущения, что Россия в последние годы стремительно уступает позиции в космической отрасли?

– Про двигатели – их производят у нас, потом американцы их дорабатывают. Но железо все равно наше. Электроника у них лучше, поэтому, действительно, они устанавливают блоки для регулировки управления, но основное наше, и его не могут повторить. А за Илона Маска я могу только порадоваться, он гениальный человек и способен повернуть развитие космонавтики в другое русло. Касательно планов пилотируемого корабля – он же не просто его запустить собрался, он говорил, что хочет туристов на нем отправить к Луне и вокруг Луны облететь. С этим, честно говоря, считаю, что поторопился он. Дай бог, чтобы у него все получилось. Может быть, наша «космическая машина» начала немного притормаживать потому, что у нас нет такого человека как Илон Маск, но его пример заразителен. Сейчас у нас появилась коммерческая космическая компания на базе авиакомпании. Дай бог, чтобы на примере вот этой коммерческой космической программы, как у Илона Маска, и у нас что то появилось. Конкуренция только прибавит свежие силы отрасли, и это хорошо.

– Как в вашем коллективе восприняли скандалы, связанные со сменой руководства Роскосмоса?

– Коррупционные скандалы касались не пилотируемой космонавтики. Это другой кластер. Экономическая составляющая повлияла. Бюджет был сокращен, отсюда и разногласия по количеству мест на станции. Но я надеюсь, что наши эффективные менеджеры все-таки сделают свою работу, будем надеяться на лучшее. Хочется верить, что у нас все впереди.

– Расскажите про бытовые условия. Полгода на станции вы живете без душа?

– Обтираемся специальными полотенцами. На «Мире» была предусмотрена баня, можно было там попариться, но космонавты после этой бани убирались в течение недели, потому что вода и влага разлетаются по всей станции. Поэтому было решение на МКС не ставить. И в полете через полтора месяца, когда с Землей общаешься, одно желание – когда прилечу, сделайте мне баню!

– А в полетном центре есть баня?

– Есть, реликт. Сруб был подарен Гагарину, она стоит в звездном городке. Ее, конечно, переделывали, там регулярно проводится ремонт, но сруб тот же.

– Зачем космонавты везут на станцию иконы? Судя по фото из российской секции, иконами заменили портрет Гагарина.

– Есть иконы, которые возвращают, не оставляют на станции. Все зависит от человека, который там находится. Я сам военный летчик, и видел людей, которые на военных самолетах с иконами облетали земли, освящали их таким образом. И есть история, правдивая или нет, не возьмусь сказать, что во время нападения фашистов на Москву Сталин велел с иконой Казанской богоматери облететь столицу. В общем, я бы себя не назвал глубоко верующим человеком, но против я выступать тоже не буду. А что касается портрета Гагарина, на станции действует простое правило – кто полетел, тот место под себя и обустраивает. Это личное дело космонавтов.

– Как вы проводите свободное время на станции?

Новый экипаж Международной космической станции (МКС), который отправится на орбиту 17 декабря на корабле "Союз", сейчас завершает экзаменационные тренировки. Экипаж завершит предполетные экзаменационные тренировки 29 ноября. Командир нового экипажа российский космонавт Антон Шкаплеров рассказал в интервью ТАСС о невесомости и вкусе орбитальной еды, о новом скафандре, предстоящем в феврале выходе в открытый космос по российской программе и космических "поселенцах", обнаруженных на станции.

- Расскажите про талисман нового экипажа.

Официально он называется индикатором невесомости. Обычно это небольшая детская игрушка, и как правило, ее выбирают дети кого-то из членов экипажа. У меня дочь сейчас в пятом классе учится, и она уже в третий раз выбирает игрушку. Это будет маленький серый плюшевый пудель - у нас просто дома такой же бегает. Сейчас игрушка сдана врачу-эпидемиологу. Ее проверят, и если дадут сертификат, то я возьму пуделя на Байконур и, когда уже буду садиться в корабль и закрывать люк, закреплю на люк.

В момент старта он будет натянут на веревке, то есть будет понятно, что мы летим с ускорением. А когда попадем в невесомость, он начнет плавать, и мы поймем, что уже в космосе. Мы жестко притянуты к своим ложементам в корабле, и в первые моменты совсем не чувствуем невесомость, поэтому нужна такая игрушка-индикатор.

- Что нужно сегодня, чтобы стать космонавтом, какие требования?

Главные требования - здоровье, хорошая физическая форма, образование (желательно техническое). Также хорошо бы отработать в своей отрасли лет пять и как-то себя зарекомендовать: стать кандидатом наук, заниматься какой-то научной тематикой, потому что главная цель полета человека в космос - это выполнение космических экспериментов на МКС.

Какие самые сложные испытания у космонавтов во время подготовки к полету? Сколько лет приходится ждать первый полет в космос?

В среднем сегодня космонавты ожидают первого полета от шести до девяти лет

В среднем сегодня космонавты ожидают первого полета от шести до девяти лет. Я, к примеру, на восьмом году полетел. Я считаю, это нормально, тем более что я сразу полетел командиром экипажа и в полугодовую миссию.

А в подготовке нашей легкого мало. Очень много теории и различных испытаний. Летаем на самолетах, прыгаем с парашютами, ходим под воду - это водолазные тренировки со скафандрами, тренируемся выживать в различных климатических зонах. Также у нас огромное количество других тренировок.

Как человек ощущает невесомость во время космического полета? Насколько ему становится плохо? Как быстро космонавты к этому адаптируются?

Так как я летчик-истребитель, то адаптация к невесомости у меня проходит довольно быстро. Как человек переносит невесомость, зависит от конкретного организма - что ему природой заложено, а также от того, как он натренирован. Есть люди, которые хорошо переносят, а есть - которые не очень. Если человека не укачивает, когда он летает на самолете или долго едет на машине, или ходит на корабле, то у него в принципе хороший вестибулярный аппарат и вряд ли он испытает сильные неприятные ощущения в невесомости.

Если все же его укачивает, то в космосе ему будет плохо, но только первое время. Я многих видел и космонавтов, и астронавтов, которым было плохо от невесомости. Однако через две недели даже самые плохо подготовленные или генетически предрасположенные к укачиванию успевают адаптироваться.

Кроме вестибулярного аппарата в невесомости есть проблема с перераспределением крови: когда нет гравитации, наша кровеносная система первое время работает как обычно, но потом происходит распределение крови по-другому: вся она собирается в верхней части тела, в результате, в частности, повышается кровяное давление. Из-за этого даже внешне у космонавтов на станции лица немного округлые, а глаза немного прищурены. Чтобы это себе представить, нужно стать кверху ногами и целый день так проходить, ощущения будут примерно такие же. Но и к этому организм день за днем привыкает.

В первом полете у меня привыкание проходило немного сложнее, а во втором было уже совсем легко - помогли и тренировки, и опыт, и обычные лекарства против укачивания.

Какие спортивные упражнения космонавты обязательно выполняют на орбите? Может быть, кто-то использует индивидуальную систему тренировок?

Есть базовые упражнения - это велотренажер, беговая дорожка. Также у нас за каждым экипажем закреплен тренер, который может немного менять количество упражнений или рекомендовать какие-то новые упражнения, которые не входят в базовый комплекс. Он знает, как мы подготовлены, знает специфику полетов и уже индивидуально разрабатывает нам упражнения.

В день на орбите под занятия спортом отводится по 2,5 часа

В день на орбите под занятия спортом отводится по 2,5 часа и никто не имеет право их отменить, так как от этого напрямую зависит, вернется ли космонавт здоровым, чтобы после реабилитации нормально продолжать жить. Могут отменить выход в открытый космос, даже сон могут отменить, но занятия физкультурой - это железно.

- Какие-то профилактические медицинские препараты космонавты на орбите употребляют? Для чего?

Иллюминаторы в станции имеют защиту от ультрафиолета, и когда миссия длится долго, начинает не хватать витамина D, который вырабатывается под действием солнечного излучения. Кроме того, питание консервное - нет свежих фруктов и не хватает ряда витаминов. Поэтому мы обязательно употребляем на станции различные витаминные добавки.

Также мы периодически сдаем прямо на орбите анализы, и по их результатам врач на Земле, который ведет экипаж, может назначить какие-то препараты. Обычно это тоже мультивитамины.

- Из чего состоит рацион питания космонавтов? Это вкусно или так себе?

Рацион очень разнообразный, его готовит и российская сторона, и европейская, и американская, и японская. Но все это, конечно, не свежее: либо в консервах, либо восстановленное. Через месяц-два это все приедается, и толком ничего есть не хочешь, аппетита нет как такового: открываешь очередной ящик с едой, которая на Земле хорошо бы пошла, смотришь на нее и ничего не хочешь; ешь просто потому, что надо есть. Спасают приправы.

Вкусности присылают родные, но их немного - пять килограмм всего положено космонавтам, и там не только еда. Эти посылки приходят с "Союзами" и "Прогрессами", там могут быть, например, свежие яблоки, апельсины, лук, чеснок. Но их ненадолго хватает.

- Чего вам особенно хочется на орбите из еды?

Да всего хочется, что можно на Земле: шашлыка свежего и борща, селедки под шубой или жареной картошки. На станции не хватает любой нормальной еды.

Какие ощущения испытываешь, когда снова оказываешься под действием притяжения на Земле после космического полета?

В первые минуты на Земле чувствуется ее громадное притяжение, тяжело руку поднять

В этой ситуации кровь, наоборот, оттекает от головы и уходит в нижнюю часть тела, головному мозгу не хватает кислорода. Можешь начать терять сознание. В первые минуты на Земле чувствуется ее громадное притяжение, тяжело руку поднять, даже веки начинают закрываться под их собственной тяжестью. Поэтому нас носят на руках, и первые дни мы в основном проводим сидя и полулежа. Много времени уходит на бассейн - там легче идет первый этап острой адаптации к гравитации.

- Как быстро происходит адаптация?

Тут, как в случае с невесомостью, также все зависит от человека. Первый этап наступает через несколько дней, а так мы в профилактории находимся три недели. В принципе, когда ты уже можешь сам стоять, просят встать вертикально и простоять десять минут; если получается, могут домой на ночь отпустить под пристальным контролем. Если плохо станет - звонишь врачу.

Но тут тоже все индивидуально - кого-то на третий день отпускают, кого-то через неделю или даже десять дней.

- Есть ли ограничения по числу полетов на орбиту?

Нет, никаких ограничений нет, все зависит от человека и его здоровья, но больше чем о шести полетах я пока не слышал.

Неоднократно сообщалось об эксперименте по поиску жизни на внешней обшивке МКС. В чем заключается этот эксперимент, что космонавты делают во время его проведения? Откуда жизнь на обшивке МКС?

Есть такой эксперимент, он состоит из нескольких частей. Во-первых, во время выхода выносятся специальные планшеты и устанавливаются на внешней обшивке станции. В них содержатся различные материалы, которые сейчас применяются в космосе и которые в будущем хотят использовать для изготовления космических аппаратов. Эти планшеты находятся вне станции годами. Через определенное время мы их забираем, доставляем на Землю, и специалисты, ученые смотрят, что там есть.

Нашли бактерии, которые там три года на поверхности прожили в условиях космического пространства

Сейчас нашли бактерии, которые там три года на поверхности прожили в условиях космического пространства, где вакуум и температура колеблется от минус 150 до плюс 150, и остались живы. Такие эксперименты называются "Тест" и "Биориск".

Кроме того, во время выходов мы берем ватными тампонами мазки с внешней стороны станции. Нам с Земли указывают, где нужно взять мазок, например, в месте скопления отходов топлива, выбрасываемых при работе двигателей, или в местах, где поверхность станции более затемнена, или, напротив, где чаще попадает свет солнца. Эти тампоны мы тоже доставляем на Землю.

И теперь выяснилось, что откуда-то на этих тампонах обнаружились бактерии, которых не было при запуске модуля МКС. То есть они откуда-то прилетели из космоса и поселились на внешней стороне обшивки. Пока они изучаются и, похоже, никакой опасности не несут.

- Вам предстоит выполнить в ходе полета выход в открытый космос. Какая планируется программа?

Основная задача выхода - поменять электронный блок у антенны системы ретрансляции "Луч". Есть такая у нас спутниковая антенна в российском сегменте, которая была доставлена на МКС вместе со служебным модулем "Звезда" во времена сборки станции. Тогда предполагалось, что в скором времени появятся спутники-ретрансляторы "Луч" и мы через них будем иметь прямую связь с Землей. Но, к сожалению, это были 2000-е годы и финансирование было недостаточным, спутники созданы не были.

Эта антенна без дела провела в космосе 17 лет, и хотя она физически работает, но элементная база там уже устарела. Созданные сегодня спутники системы "Луч" работают на новой элементной базе. Поэтому, чтобы заработала вся система ретрансляции для МКС, нужно поменять на антенне электронный блок - абонентскую аппаратуру ретрансляции.

Сложность заключается в том, что, когда запускали этот служебный модуль с антенной, никто и не думал, что придется менять этот блок в космосе. Поэтому нам предстоит очень непростая и ювелирная работа: придется в толстых перчатках скафандра десятки болтов открутить, демонтировать блок и поставить новый. Для этого изобрели три вида инструментов. Одним будем откручивать, если не пойдет - вторым, опять нет - третьим. Причем ранее, во время предыдущих выходов, никто не пробовал работать в том месте, где стоит антенна. Надеюсь, что мы все сделаем и у нас заработает наша связь "борт - Земля" через систему ретрансляции "Луч" (в настоящее время российский сегмент пользуется системой ретрансляции НАСА, когда МКС находится вне зоны прямой видимости с территории России - прим. ТАСС).

Возможно, позапускаем какие-то микроспутники

Также есть дополнительные работы во время этого выхода. В частности, нужно будет, если хватит времени, отключить и демонтировать измерительные блоки от эксперимента "Обстановка" с последующей утилизацией методом отброса от МКС, забрать некоторые образцы с обшивки станции.

Возможно, позапускаем какие-то микроспутники. Они запускаются в определенном направлении руками, и надо, чтобы они не вращались. Выход в открытый космос у меня запланирован на 2 февраля.

- Как вам новый скафандр?

В новый скафандр добавили автоматическую регулировку температуры - это как в машинах климат-контроль. Раньше нужно было вручную делать теплее или холоднее, в зависимости от того, на какой стороне находится станция во время выхода: на солнечной или теневой. Сейчас это все делает автоматика, которая перераспределяет водяные потоки внутри специального терморегулирующего водяного костюма, надетого на тебе под скафандром.

В новом скафандре изменился материал гермооболочки - вроде он стал жестче, ну это нужно выйти и поработать, тогда смогу сделать заключение.

Беседовала Валерия Решетникова

Если выбирать друга, то верного и надёжного. Ещё лучше смелого и решительного в ситуациях сложных — спокойного, порядочного человека. Тот, о ком бы я хотел рассказать, получил все почести, положенные космонавту и герою, но среди его наград ярче всех та, которую присуждает народ — она называется любовь…

Владимир Джанибеков

Уважаемый Владимир Александрович, здравствуйте! Любое интервью с Вами — «Повесть о настоящем человеке». Вы будете против, но факты достаточно очевидны. Вы участник шести полётов, в каждом из которых неизменно занимали командирское кресло — самый опытный космонавт СССР, которого кидали в самое пекло, единственный «Космонавт 1-го класса», награждённый соответствующим знаком. Только благодаря Вашему мужеству в экспедиции на умершую Станцию «Салют-7» не произошло падения её осколков в ту точку на «Глобусе», которую она сама выберет — на разрешение ситуации отводились считанные недели…
Есть такое понятие — человек, твёрдо стоящий на земле, но есть и аналогичное понятие — человек, твёрдо стоящий в Космосе. Его можно отнести только к небольшому числу космонавтов или учёных, успешно занимающихся полётами за пределы земной атмосферы. По мнению людей, с которыми нельзя не считаться, Вы один из лучших в этом ряду.

Сразу поправлю: Вы мне приписали один полёт.

Вероятно, последний — по сложности, его можно засчитать за два. Экспедиция спасения станции «Салют-7». Может быть, немножко поговорим о ней, или эта тема Вам надоела?

Если честно, то надоела и давно.

На «Салюте-7»

Обещаю, — учту. Но мимо всё равно не пройдёшь. Владимир Александрович, а так ли нужно было «вытаскивать» разваливающуюся «Салют-7», когда уже был почти готов первый модуль «МИРа». Или действительно боялись падения осколков на города, которое могли понять «по-другому» наши западные партнёры, ведь «холодную войну» никто не отменял? Все понимали, что это будет полёт повышенной опасности, и, всё-таки, Вас туда послали?

Сразу Вам говорю, что риска было ничуть не больше, чем в любом другом полёте. Единственное отличие: станция была неживая, и существовал риск не состыковаться.

-А ручная стыковка с каких у нас пор не риск?

Ручная стыковка это не очень просто, но у меня уже был опыт такого причаливания, и на земле мы её отрабатывали подетально. Вот и всё, и весь риск.

Да, ладно… Тогда скажите мне, а она, «Станция» эта – 20-и тонная космическая болванка, на самом деле, в непредсказуемом варианте, могла упасть с орбиты куда угодно?

А вот это вот истина! Действительно, народ беспокоился даже когда «управляемо» падал «Салют-6»! Нетрудно вообразить удивление всего мирового сообщества такою невесёлою перспективой. Нас и так-то не очень сильно любили, а тут Европа начала переживать — особенно французы, которые уже делали общеевропейскую ракету «Ариан» по своим чертежам, и побольше других понимали тогда в космонавтике. Первый «биокосмонавт — кошка», это же их.

На «Салюте»

Не убедили: я считаю, что риск был необычайно высок для Вас, не меньший, чем в первом полёте Леонова, когда он вышел из корабля в космос, а Вы говорите, что это был обыкновенный полёт?

А знаете, рискованным был третий полёт, с французом, Жан-Лу Кретьеном, вот там была серьёзная ситуация на сближении.

-Не сориентироваться было, или что-то другое?

Нет, срыв автоматического сближения уже недалеко от станции, и скорость большая была. Мы могли войти в «Салют», как болид в стенку. Наша трасса лежала — ровно в центр станции! И надо было в ситуации разобраться, чтобы увести корабль от столкновения, установить точку расхождения, вернуться…

-А как Вам удалось уровнять скорости, Вы ведь могли станцию на себя поймать?

В том то и дело. Решение нужно было принимать быстро, за полторы минуты до столкновения! Страшно было брать на себя управление, когда станция не скоррелирована с кораблём.

«Салют-6». Картина Владимира Джанибекова

-Простите, что она с кораблём?

Корреляция — статическая взаимосвязь двух или более случайных величин. Даже с Земли с интересом наблюдали, как мы пролетели мимо, между солнечными панелями, после этого все с облегчением выдохнули.

-Это уже из фильма о Валерии Чкалове, пролетающем под мостом?

Но всё ведь обошлось. Не знаю, что нам позволило это сделать, навык или везение?

Навык. Если Вы сомневаетесь, можете посмотреть в «википедии», там только не говорится, какой у космонавта Джанибекова был в это время пульс.
Владимир Александрович, давно хотел спросить у знающего человека о проблеме космического мусора. Вам известны какие-нибудь идеи на этот счёт, или космонавтике пока не до него?

В полёте через космическую свалку риск, конечно, есть. Мусор на орбите это большая опасность, только по счастливой случайности до сих пор как-то не закончившаяся трагедией. Круглосуточно народ думает, фантазирует, специалисты ломают головы, но пока реальных способов как его убирать придумать не смогли. Проблема всё ещё без решения. Китай, например, запускал ракету, дробившую спутники на мелкие части, но это полная глупость, лишь увеличившая вероятность столкновения с каким-то из его осколков. Есть идея посылать «мини-роботов», чтобы они спускали мусор на землю, но я, честно говоря, не уверен в её жизнеспособности. Вот, если бы весь этот хлам летал одним роем, можно бы было придумать «сеть», и, действительно, отловить эту неприятность сразу и всю.

-Я думаю, это проблема уже всего человечества, а не «NASA» или «Роскосмоса»?

Естественно: сто тысяч посторонних объектов, разбросанных по орбитам, достаточно сложно промониторить, а когда их число приблизится к полумиллиону, аварии на орбите станут неизбежны. Мне кажется, для своего решения проблема очистки околоземного пространства оставила нам всего лет десять. Если с этим протянем, столкнёмся с ситуацией, когда не только орбитальные пригороды Земли, но и ближний космос окажутся во власти консервных банок из отработанных ступеней, разгонных блоков, и выживших из ума спутников. Вся беда в том, что легче что-то космическое придумать, чем его потом утилизировать. Мусор — он, то приближается, то удаляется. Лазером его не возьмёшь, поскольку пока ещё не придумано, чем его накачивать там, где нет ничего. А самое главное — их питание требует такого количества энергии, что пришлось бы выводить в космос атомные электростанции. Нет, если Вы хотите знать моё видение, то это всё те же роботы, но специально заточенные на оптимизированную задачу не персонального уничтожения каких-то объектов, мешающих безопасности полётов, а их сортировке и сбору пока что в отдельные поля, которые гораздо легче отследить, чтобы с ними не сталкиваться. А уже потом, когда техника подрастёт, может быть, и придумается, как их блокировать, возможно, уничтожать без разлёта новых осколков, или собирать в контейнеры для какого-то будущего строительства на орбите. Собрать, по-хозяйски распорядиться, и теми же роботами, что хочешь потом изготовить из него, наверное, разумная мысль.

-Это очень интересно и неожиданно, но, мне кажется, только в качестве взгляда на проблему?

А Вы, Игорь, не верите в прогресс? Собрать и рационально распорядиться раскиданными по всему ближнему космосу не только опасными, но ещё и достаточно полезными «артефактами» — я думаю, это будет под силу уже следующему поколению техники и людей. Ну а десять ли лет пройдёт, или двадцать, наше мастерство уходить от ненужных встреч тоже ведь не стоит на месте.

-Прошу прощения, я в «прогресс» верю, но это самое сложное в наших с «прогрессом» отношениях.
Владимир Александрович, следующий мой вопрос не про технику, а о человеческих качествах космонавтов. Для ребят, которые сегодня в «Отряде», один из примеров Вы. А кто для Вас был примером мужества, чьё хладнокровие или умение позволило превратить неудачный полёт в удачный?

Весь «Первый отряд» космонавтов для меня сплошной пример, там в каждом полёте что-то происходило. Это было время, когда шла большая испытательная работа, и это всё вместе несло какой-то духовный оттенок, но даже одним словом «подвиг» это не объяснить.

-А когда сами поселились в Звёздном, Вы ещё из «Первого отряда» кого-то застали?

Что за вопрос, кроме тех, кого уже потеряли, самого Юрия Алексеевича и Владимира Михайловича, все остальные ещё служили — мы были в одном «Отряде». Нас, молодых, «живые легенды» приняли, в общем-то, серьёзно, и доброжелательно. Так что служить начинать пришлось среди неслабых ребят. Все они были нормальными людьми, естественно, каждый со своими особенностями, и нам пример брать было с кого. То, что они рассказывали, по кирпичику закладывало в нас в чувство долга, каким оно должно быть.

-Скажите, а… командовал отрядом Владимир Шаталов?

Что Вы, Шаталов, конечно, уже два раза слетал, и готовился к третьему полёту на «Союзе», но командовать он будет попозже, так же, как и я, а тогда командиром у нас был Борис Валентинович Волынов.

-Это тот самый, что на «Союзе-5» едва не повторил судьбу Комарова?

Да, это был его первый полёт, едва не ставший для него и последним. Отделался разбитой челюстью, но от полётов его на три года отстранили по медицине. Вот эти три года он и руководил космонавтами-слушателями, то бишь, нами, новобранцами, года, этак, начиная — с 70-го. И только после того, как под его руководством каждый из нас заканчивал «курс молодого космонавта», мы получали распределение по подразделениям, связанным с проектам, и продолжили службу в отряде уже каждый по своей теме.
Так что, пример у нас был каждодневный, постоянный, и, в общем-то, вполне достойный.

Вернуть бы то время, когда полёты равнялись подвигам… А сейчас в космос летают, как на работу — грустно немного. По-моему, пора опять поднимать престиж профессии космонавта, чтобы народ к вам пошёл. Вам такое в голову не приходит?

Это всё есть, народ к нам приходит, только «здоровеньких» мало. Скоро будут в очках принимать в отряд, — а где взять других? Сидя у компьютера здоровым не вырастешь, — вырастешь никаким. Вот, Скотт Келли, американец, он даже на «МКС» был в очках, значит и NASA уже опустила планку для астронавтов — в том веке это ещё было немыслимо!

-Какой ужас — Вы это вполне серьёзно?

А что, разве юмор и ирония это одно и то же?

Действительно… Нет, ну а с другой стороны, посмотрите — Михаил Корниенко шёл двадцать лет к своей мечте полететь, осознанно, шаг за шагом, и уже три раза слетал.

Значит, он был заточен на космос — правильное слово. Так иногда, я знаю, приходят в учителя, становятся врачами хорошими, если в человеке что-то заложено, то он непременно станет тем, кем он хочет. Но сегодняшняя реальность такова, что и тот, кто хочет, не всегда может. Надо себя делать, а вот это некоторая, даже и хорошая молодёжь, мне кажется, разучилась.

У меня к Вам предложение: давайте надеяться, что, всё-таки, не всё так мрачно — мусор на орбите, некоторое недоразвитие, и моральная неготовность целого поколения, полагающегося больше на гаджеты, чем на собственные силы, к общеполезной деятельности…

Давайте тут остановимся: люди, полагающиеся на гаджеты, а не на трезвость ума и собственные силы обречены когда-нибудь отдать власть над планетой роботам. Земле ведь всё равно, кто это будет, это для неё ровным счётом ничего не значит, её движение вокруг солнца не изменят ни человек, ни машина, но это важно для нас — верить, что на самом деле не всё так мрачно, не будет никаких терминаторов. В начале прошлого века многие очень боялись механизации, того же бунта машин, но она, в конечном итоге, не запахала нас, не затянула в свои шестерни… В этом контексте я соглашусь и с Вами, и с кем угодно. А что ещё остаётся — да, будет каждому по вере его!
Принято, как говорится.

-Значит дальше мы в одной лодке. Владимир Александрович, ответьте мне, пожалуйста, на вопрос: женщина за штурвалом космического корабля — это хорошо, плохо, или Вам всё равно? Почему Мишин, вопреки завещанию Сергея Павловича Королёва, снова набрал женщин в отряд? Это было так необходимо для медицины, может быть, было указание ЦК, или реверанс Западу, начавшему запускать дам чуть ни через одного с мужчинами-астронавтами?

Ну, начать с того, что про Терешкову каждый теперь считает, что знает — и что проспала, и что не поняла на какую штучку надо нажать, чтобы связь с ЦУП-ом, и всем было хорошо… Изначально, полёта женщины потребовала медицина. У женщин свои особенности, но что это даёт космонавтике, или, чем может ей грозить, необходимо было понять. Королёв без доктора догадался, что пускать в космический полёт даму без сопровождающего — равносильно убийству. Что же до Мишина, то Василий Павлович со мной такие темы не обсуждал, но, думаю, у него было одно мнение с Королёвым.

-И, всё-таки Светлана Евгеньевна полетела!

Да, но уже только при Валентине Павловиче Глушко, который, наверное, был иных взглядов, и пригласил «советскую женщину» не просто снова в космос, а в открытый — он дал ей выйти из «Станции». Что ни говорите, а ещё до прихода к нам, у Светланы Евгеньевны уже было имя: дочь, в общем-то, не хилого вождя, маршала авиации. Но не это в ней главное — к нам пришла не «Белка-Стрелка», и если бы её в отряд не пустили, однажды прилетев на Станцию, мы бы с удивлением обнаружили, что она уже там! Света, в прямом смысле, «девчонок», Сара Коннор без автомата, — она была просто помешана на скорости и высоте, её заслугам в спортивной авиации и парашютных прыжках не было в то время равных ни здесь, ни в мире. «Заслуженный мастер спорта», мировой рекордсмен, наконец, лётчик-испытатель. Одного этого набора хватило бы, чтобы перед ней открылись все двери, в том числе и в наш «Отряд». Начнём с того, что, когда она стала чемпионкой мира по пилотажу в Англии, папа с ней же не сидел в кабине, а она тогда стала рекордсменом на «сверхзвуке». У Светланы семь мировых рекордов сверхзвуковых, — папа как раз был против категорически! Однако, это только подогревало её упрямство. Папа не пускает, а она в окно, и на аэродром. Тут остаётся только руками развести, и проникнуться уважением. Светлана Евгениевна оказалась «наш человек».

-Наверное, это так. И, всё-таки, я думаю, Сергей Павлович всё равно остался бы верен своему принципу.

А Вы посмотрите на это вот с какой стороны: в космосе есть целый ряд работ, требующих, я бы сказал, такой затяжной аккуратности, которую я бы не стал искать у мужчин, у них её искать негде. Для нас это, что ни говори, несвойственный, нудный труд, а женщины с ним справляются с лёгкостью. Это, в первую очередь, эксперименты в области биологии, генетики, и так далее. К тому же на станциях каждый день, например, надо распутывать провода, в которых можно запутаться, как в сетях. Лучше женских рук эту работу никакие другие не сделают. А борьба с космической пылью, прекрасной почвой для микробов — иногда только прилёт на Станцию женщины, устраивающей периодические генеральные уборки, снижает её количество до минимума, хотя это и не решает проблемы в целом.
Есть ещё социальная черта вопроса: женщина просто заточена проводить на борту неизнурительную воспитательную работу. Попадая на «Станцию», она сразу берёт шефство над экипажем, не позволяя доблестным космонавтам, вплоть до командира, слишком уж расслабляться, и потому в любой сеанс связи мы уже не ловим носки или карандаши, чувствуется, что на борту порядок.
Как Вы понимаете, я немного юморю, но если обобщить сказанное, то женщина-космонавт прекрасно справляется со всем спектром задач на «Станции», за исключением выходов в открытый космос, как правило, связанных с тяжёлыми такелажными работами, ну и, если уже быть честным до конца, иногда впадает в панику.

-То есть, поступает честно, пусть и чисто по-своему в ситуациях нестандартных?

Мне кажется, это её право. Некоторые, летавшие с женщинами на «Шаттлах», сетовали, что навязанное соседство их отвлекает, хотя я не видел «астронавтш», извините, в мини-юбках.

Думаю, что и этому причина скорее в том, что на орбите их некогда поправлять, руки космонавта постоянно в работе, и одежда «унисекс» намного удобнее?

Чепуха всё это. Если программа полёта составлена грамотно, все астронавты её выполнят, не зависимо от собственного пола, или наличия противоположного рядом. У каждого хватает своих «заморочек» — кто занимается научной программой, кто заполняет дневники, кто ведёт непрерывные наблюдения — каждый при деле, и вместе они собираются только за столом.
Но, всё-таки, я, «старый космический волк», готов Вас заверить, что для женщины каждый полёт — ещё и спектакль, к которому она долго готовится, и для неё очень важно не просто отыграть его до конца, но и постараться это сделать, как истинная звезда. Я думаю, Вы понимаете, о чём я, а для нас полёт, как Вы сами выразились — «работа».

-Спасибо. Исчерпывающе. Владимир Александрович, Вы были задействованы в программе «Буран»?

По «Бурану» я, в принципе, работал.

-Готовились к полёту на нём, теперь об этом, я думаю, уже можно поговорить…

Хорошо бы… Но я не рассчитывал занять его командирское кресло — у руководства были другие планы.

-Это ещё секрет?

Теперь уже нет. Хотите, чтобы я рассказал?

-Настаивать не могу, но очень прошу…

Вы меня в такие воспоминания кидаете, что сердцу в самый раз разыграться. С чего начать? Буран планировался многоразовым и пилотируемым — это точно. А командиром группы пилотов нового корабля назначили Игоря Волка. Группу он набрал — восемь человек, все отборные асы! Но тут начинается самое странное: из восьми пилотов четверо загадочным образом погибают. Вчетвером не поднять «Буран» на орбиту, поэтому нужны новые пилоты. Причины гибели предыдущих вполне объективны, но занять их места в команде, которую уже назвали «волчьей стаей», никто не спешит…Игорю с трудом удалось найти всем замену, но загадочные смерти не прекратились.
Военные хотят запустить «Буран» как можно быстрее. Поэтому было решено приступить к следующей фазе испытаний. Прорепетировать посадку «Бурана» после настоящего космического полета. Руководство программы принимает беспрецедентное решение: отправить в космос членов «Волчьей стаи» на «обычных» кораблях «Союз». А после посадки провести эксперимент: посадить их в самолет за ручки управления, как в «Буране» , и заставить летать. С этого момента начинается мой непосредственный контакт с программой, я ещё не в ней, но уже с теми, кто за неё действительно отвечает.

В июле 1984 года Игорь Волк стартовал на «Союзе Т-12» вместе со мной, командиром экипажа, и бортинженером Светланой Савицкой. Через 12 суток полета мы возвращаемся на землю, где меня и Савицкую спасатели бережно на руках выносят из корабля — так положено по инструкции. После полета трудно не то, что ходить, а просто стоять на ногах. Волку же никто не помогает. Он выбирается из люка сам. Шатающейся походкой подходит к вертолету Ми-8, и управляет им. Затем, почти без задержки пересаживается на Ту-154, кабина которого переделана под кабину «Бурана». На «тушке» через всю страну Волк летит в Ахтубинск. Его пересаживают в сверхзвуковой истребитель МиГ-25. На МиГе он возвращается на Байконур. Медики разводят руками, но факт есть факт: в экстренном случае подготовленный пилот сможет выполнить посадку «Бурана», даже если откажет автоматика. После 12 суток без рук и ног на орбите, оказывается, космонавт ещё может не только ходить…

Посадка «Бурана»

Признайтесь, это было здорово неприятно, когда программу прикрыли, всё-таки, она интересный шаг в космос? Американцы его осуществили, а у нас это было внезапно прекращено, несмотря на блестящее, я бы сказал, многообещающее начало?

БЫЛ ШОК У НАС! Это не просто так…

-Простите, шок у космонавтов?

А что уж тут странного, — у всех: у нас, у конструкторов, у тех, кто этот проект делал. Сами понимаете — «Перестройка»… Программой расплатились за поражение в «холодной войне», и за сближение, со сразу появившимися, как теперь говорят, «партнёрами».

По аналогии, Алексей Архипович в редком своём интервью не сетует на закрытие Лунной программы СССР. Для него это была серьёзная неприятность, которую он очень трудно переживал.

Согласен, чувства были похожие, что «Лунный проект», что наш — это были просто изюминки космонавтики! Тем более, что «Буран», к в отличие от Лунной ракеты «Н-1», был готов «под ключ», и совершил бесподобный испытательный полёт. Как Вы помните, с самого начала запуск «Бурана» планировался как беспилотный — полностью автоматический. Обустройство автоматического полёта во много раз сложнее, чем полёт в ручном режиме. К слову, ни одного полёта «Шаттла» в автоматическом режиме НЕ БЫЛО!

Если Вы не против, я хотел бы обсудить управление «Бураном», его автоматику, как отдельную тему. Особенно посадку нашего «космолёта» при отсутствии погодных условий.

Кидает в пот, когда я вспоминаю этот момент. Утро старта «Бурана» было солнечным, сухим, и ясным. Стоял небольшой морозец, но погода начала портилась на глазах. Поступило штормовое предупреждение, однако, главные конструктора, посовещавшись, всё-таки дали добро на старт. Совершив запланированные два витка, корабль получил команду на спуск, при таких погодных условиях, при которых переносится всё на свете: сильнейшем боковом ветре, в порывах достигавшем двадцати метров в секунду — разрешено пятнадцать, если по расчёту! Но все ахнули, когда при посадке, его отклонение от оси посадочной полосы всего на пол метра подтвердило правильность находок наших конструкторов и учёных. Машина села изумительно — на две точки — чётко на заднее шасси, и только потом выпустила стабилизирующее переднее, а это уже МОЗГИ!
Потому что, автомат — автоматом, но лётчики-испытатели тоже его учили летать.

Загадками говорите. А как это было связано с электроникой, как разобрались со всеми сопутствующими в атмосферных полётах турбуленциями-кавитациями?

Во мне до сих пор жива гордость за ту машину, а дело было так: после упомянутой уже посадки на «Союзе Т-12» медики не дали мне долго прохлаждаться. Не говорили, что именно, но мне сообщили, что центр подготовки уже имеет для меня отдельное задание. Честно говоря, я не очень удивился, получив его: меня влили в группу, занимающуюся математическим обеспечением полёта и посадки нового корабля в режиме автоматики, то есть, фактически, беспилотном.
Лётчики-испытатели учили «Буран» всему, что сами умели, летая на обычных машинах, в том числе и заходу на второй круг. Я сам работал на стенде по ручному режиму стыковки, — «он» меня узнавал по связи, мы с ним общались: «он» меня понимал — я его понимал. Вообще, не касаясь руками никаких кнопок, я давал указания, которые «он» сразу выполнял.

-Это что-то по тем временам действительно было новенькое. Голосом или биотоками?

-Неожиданно…

Сначала здоровались, я с ним – «он» со мной. Представляюсь: такой-то. Потом беру управление, и начинаю работать – «он» отслеживает. Если я начинаю мудрить, намеренно совершаю грубые ошибки…

-Корректирует?

-«Он» не даст — «Буран» меня поправляет. Дальше, следующая тренировка: ты приходишь, за ручки взялся — по этому движению, по моему касанию «он» меня уже узнаёт.

-Интересно…

У каждого человека своя биометрия, свои мнемоника и моторика — вот он их и улавливает, он меня узнаёт просто по движению.

-Интересно рассказываете.

Более того, ему можно надиктовать задачу куда лететь, как, и что делать там.

-А послать за газетой?

Справился бы.

-Ну, хорошо, поулыбались, а если конкретно, что это были за задачи?

Как специалист по ручной стыковке, я его учил именно этому – «стыковке» со «Станцией». Называешь, или читаешь ему параметры орбиты, куда лететь. «Он» подумает, и предложит свой вариант программы полёта, чтобы через двенадцать часов быть там.

-Насколько же мощный у него был бортовой компьютер?

Суперкомпьютер!

Слушайте, то, что Вы рассказываете — это какая-то другая реальность. «Сверхпроводимость» и «интернет» отдыхают — такое загубить, такой навык утратить!

Если отбросить эмоции, всё-таки, наработки по «Бурану» впоследствии были использованы отраслью весьма широко, например, та же эпопея «спуска с орбиты». Но вернёмся к ней. Группа испытателей отрабатывала поэтапный спуск «Бурана» с орбиты. В неё вошли оба экипажа планировавшегося пилотируемого полёта космоплана: основного — Игорь Волк и Римантас Станкявичус, и дублирующего — Анатолий Левченко и Александр Щукин. Ребята обучали корабль спуску с орбиты и посадке его в плотных слоях, разбив траекторию на резко отличающиеся один от другого этапы, за который каждый отвечал персонально. Достаточно сравнить скорость корабля при посадке около 300 километров в час, и ту же при входе в плотные слои, но уже равняющуюся тридцати скоростям звука, что арифметически, в сто раз больше. Мне же, как специалисту по ручной стыковке, и вообще, по сложным стыковкам, было приказано научить «Буран» работе с нештатными ситуациями, основываясь на мой опыт. Для отработки режима всего заключительного этапа данные сшивались — режим дальнего спуска, связанный с погашением скорости при входе в атмосферу, режим, непосредственно, спуска. Группа имела приказ отработать спуск пооперационно, и эту задачу лётчики-испытатели, в принципе, решили. Но были всевозможные «взбрыкивания» где-то на подходе к Земле, на пятидесяти метрах и ниже — мы брали управление на себя, и он запоминал, как себя вести. Его учили по-настоящему. Весь мир стал свидетелем, что посадка «Бурана», 100-тонной громадины, была произведена в погодных условиях, при которых командир какого-нибудь лайнера ушёл бы на запасной аэродром, но наша автоматика приняла другое решение. Это очень сложная штука — столько там всего для этого правильно сработало!
Что же о подробностях, ощущения были — словами не выразить.

Да, это по-Гагарински, по-Королёвски. Здорово — не то слово… Но, что же вы «Фобос-Грунт»-то не научили ничему — так подвёл! Не успел взлететь, и уже с ним связь потеряли, как и когда-то «Марс-96», еле разогнавшийся до «первой космической» — оба жёстко посадили в Тихом Океане — упокоили…
Как за двадцать лет можно было растерять всю ту электронику, начинку компьютерную, программное обеспечение. Если темп сохранится, ещё через двадцать лет, нам и от земли будет не оторваться?

Электронику — да? А остального не помните, как «Всё» естественным путём превращали в «Ничто»… Естественно — нам надо всё было закрывать и разрушать. Главные капитаны дали приказ: «Буран» — уничтожить, «Энергию» — уничтожить, Космодромы – уничтожить…

-«Мир» — затопить!

Оставьте — всю отрасль космическую посадить на сухой паёк! «Марс-96» погиб, Вы не поверите, из-за постоянных перебоев с электроэнергией на Байконуре. В таких условиях монтажно-испытательный цех не смог обеспечить 100-процентную проверку систем изделия. А «Фобос» погубила жадность. Вы помните, чья электроника на нём стояла? Китайская прошивка — почти «Б/У», я бы сказал так.
Ещё одна загадка космонавтики: как видите, почему-то с Марсом, и с его спутниками нам не везёт фатально.

Как, всё-таки, глубоко мы тогда просели. Пока об этом открытым текстом не говорят, но когда-то всё всплывёт, все звенья некрасивой цепочки встанут на свои места!
Скажите, Владимир Александрович, как профессионал: сейчас, наконец, за «Космос» основательно взялись, по-настоящему? У нас почти достроен новый космодром на Дальнем Востоке, хорошие результаты на испытаниях показала ракета «Ангара», тот же «Фобос-Грунт», но уже под номером два, Лунные проекты. Кажется, на всё деньги есть?

Да, хватит за него уже браться основательно. Нам надо подтянуть хотя бы то, что у нас уже есть, этого вполне достаточно на какие-то ближайшие годы. И хорошо бы, в принципе, разобраться, — а чего мы хотим в космосе?

А мне казалось, в принципе, приоритеты уже поставлены: во-первых, продолжать орбитальные проекты, поскольку они единственно окупаемы, и в этом свете готовить новую «Станцию», не международную — для себя?

Я Вас перебью: с одной стороны, какой нам смысл новую «Станцию» делать, о которой все говорят, если эта «МКС» ещё живёт? – «Мир» затопили, когда он ещё лет семь мог работать! Своя отдельная станция в 20-м году, может быть, и логична, как вариант, но если посчитать деньги, то, может быть, не такой уж он и привлекательный, хотя у него и есть плюсы, тут нужно подумать. Действительно, нынешняя «МКС» — это пройденный этап возможностей — на «Салютах» мы летали на этом наклонении – 51!
Ну, а что такое наклонение в 51 градус? Это мы севернее и южнее 51-й параллели Земли уже не летаем. А теперь посмотрите на Глобус — что такое для России 51-я параллель? Ниже Воронежа мы не летаем, выше Кирова не поднимаемся. — Англию, и то не всю мы видим, — так?

-А то, что лежит за Полярным кругом для нас вообще закрыто?

От Воронежа — до Москвы, порядка 600 километров, наблюдаем, а по России, в целом, в поле зрения «МКС» не более 5-ти процентов её территории. Это всё, что мы видим от своей родной земли, всё остальное в ведомстве «ЦРУ», вот Вам и «Международная Станция». Ещё в девяностые, как только первый центральный модуль «Заря», а по существу, основа «МИР-2» был выведен ракетой «Протон», он стал первым кирпичиком будущей «МКС».
Но ещё до «МКС» нам интересна была программа «МИР-2», рассчитанная на устраивавшее нас более высокое наклонение — это приполярная орбита, во всяком случае, мы бы уже смотрели по широте Питера, а это половина нашей промышленности, лесов, и сельхозугодий.

-Понятно, что и спектр задач на таких орбитах для наших экипажей был бы уже гораздо шире?

Прямая логика говорит, что так бы и было, сейчас ведь нас больше интересуют наши ресурсы.
Хочу добавить, что параллельно с работой над проектом «МИР-2», была разработана программа «Глобальный экологический патруль», и сформирована группа специалистов в Центре подготовки космонавтов -космонавтов учили новой специальности инженеров-экологов.

-Чтобы они озоновый слой отслеживали очень тщательно?

Да, это было модное направление. И была надежда, что это будет интересно для мирового сообщества, потому что, мы, например, и над Канадой тоже летаем, а у них проблемы есть, как известно. Скандинавские страны, тоже взволнованы, в общем-то, своей экологией, и они бы тоже привносили свою лепту в портфель заказов. Красивая, возможная международная программа, и Академия Наук её очень хорошо, мощно поддержала, однако, мы, практически не имея денег, так поспешили влиться в мировое космическое сообщество, что всё быстро поменялось. «Глобальный патруль» свернули, а параметры орбиты нового «Космического Дома» быстренько переориентировали на более выгодные нашим партнёрам. Что оставалось поделать, кто платит, тот и музыку заказывает — космические проекты затратные.

Спасибо, а Вы не расскажете ещё об одном интересном проекте? Вы пришли в отряд космонавтов в 70-м. В 74-м были включены в программу «Союз-Апполлон», непосредственное участие в которой смогли принять только Алексей Леонов и Валерий Кубасов. Если я не ошибаюсь, Вы были дублёром Алексея Архиповича в том международном полёте 75-го года. А сколько предполагалось полётов по той программе, в одном из которых пост командира корабля, вероятно, должны были занять Вы, если бы программа не была свёрнута?

Программа «Союз-Аполлон» не была свёрнута. Она была и рассчитана на один полёт.

-То есть, как есть: испытали «стыковочно-переходный» модуль, и всё?

Ну, естественно. Это была проба варианта спасательных операций — что это такое вообще? С другой стороны, желание как-то укреплять сотрудничество в космосе, потому что, тогда мы работали на равных, в принципе…

75-й год, «разрядка» и всё такое. Политики договорились о сокращении ядерных арсеналов, и как следствие, снижения «порога холода» в «холодной войне»?

Космонавтика не могла этого не почувствовать, потому что, она была впрямую завязана на оборону. Программа была красивая, яркая, вызвала большой резонанс, но она не могла быть продолжена, поскольку, наши «партнёры» переключились с «Сатурнов» на «Шаттлы». А мы, априори, поставили в приоритеты «Салюты» и «Энергию-Буран».

Беседует журналист Игорь Киселёв

Человек из космоса

Сквозняки в космосе, конфликты на орбите, американцы на Луне, санкционные продукты на борту, ляпы в «Гравитации»: «Югополис» сделал большое интервью с Героем России, летчиком-космонавтом Геннадием Падалкой.

В ернувшись в сентябре 2015 года из пятой продолжительной командировки на Международную космическую станцию, уроженец Краснодара Геннадий Падалка стал рекордсменом мира по пребыванию в космосе. Во время короткого визита на Кубань он рассказал «Югополису» о своих космических впечатлениях.

Вы побили мировой рекорд пребывания в космосе – 878,5 суток. Планируете увеличить его за счет новой космической командировки?

Это не только от меня зависит. Я состою в отряде космонавтов. Планы и мечты снова полететь есть, но будут ли они реализованы, сейчас сказать сложно.

В план работы вашего экипажа входила обширная программа по научно-прикладным исследованиям и экспериментам в различных областях, таких как космическая биотехнология, медико-биологические исследования, дистанционное зондирование Земли. А что конкретно на МКС делали вы?

К перечисленному вами еще добавлю эксперименты в области экологии, астрофизики и перспективных космических технологий. Поскольку это был годовой полет для Михаила Корниенко и Скотта Келли, решено было, что они примут участие в обширной медицинской программе, которая покажет, как длительное пребывание в невесомости влияет на состояние человека. Я много раз ассистировал коллегам в экспериментах и сам в них участвовал. Никаких выводов из полученных результатов мы не делали - это задача специалистов на Земле, куда пересылается вся информация.

- Чем конкретно вы занимались в области экологии?

Делали снимки месторождений, на которых ведется добыча нефти и газа. Фотографировали ледники на Кавказе, Алтае и в Альпах - по ним специалисты определяют подвижки, чтобы избежать катастроф подобной той, что была в Кармадонском ущелье. Передали на Землю много фотографий техногенно нагруженных районов. Для Института озероведения РАН делали съемку озер Западной Сибири, Урала и других территорий, по которой ученые могут отслеживать границы береговой черты, необходимой для картографии, сельского хозяйства, мелиорации. Последние десятилетия эта информация не обновлялась. Конечно, оперативно сбрасывали информацию по лесным и ландшафтным пожарам - их было особенно много в Забайкалье, на Алтае, Дальнем Востоке. В целом мы передали с орбиты на Землю тысячи снимков и видеозаписей.

- Как проходит день на Международной космической станции?

Так же, как и на Земле. Подъем официально в 6.00. Но можно встать и позже. МКС - не казарма, по приказу спать не ложимся и не встаем. Главное - начать работу сразу после утренней пятнадцатиминутной конференции со всеми ЦУПами. Накануне мы получаем план работы на день, на конференции уточняем детали, консультируемся со специалистами на Земле. Рабочий день обычно начинается в 8.00 - 8.30, заканчивается в 18.00, но мы часто заняты еще час-другой.

- А перерыв на обед имеется?

Конечно. На обед выделяется час. Плюс физподготовка - час-полтора до обеда и такое же время в рабочей зоне после обеда.

- Чем занимаетесь в свободное время?

Как такового его нет. Экипаж на станции трудится 24 часа в сутки семь дней в неделю. По окончании рабочего дня мы готовимся к следующему, занимаемся бытовыми делами. Даже когда космонавт спит, он находится в напряжении, потому что, бывает, срабатывает аварийная сигнализация и нужно оперативно устранять неполадки.

Конечно, но не часто. У нас отличная внутристанционная сеть Wi-Fi, можем смотреть фильмы - их там огромное количество, читать книги, выходить в Интернет.

1958

Геннадий Падалка родился в Краснодаре

1979

Окончил Ейское военное авиационное училище

1998

Первый полёт в космос в качестве командира корабля «Союз ТМ-28» вместе с Сергеем Авдеевым и Юрием Батуриным

2015

Стал абсолютным мировым рекордсменом по суммарному пребыванию в космическом пространстве - 878 суток

Суммарное количество суток, проведенных в космосе

Геннадий Падалка

Сергей Крикалёв

Александр Калери

Сергей Авдеев

Валерий Поляков

Герой Российской Федерации
1999

Орден «За заслуги перед Отечеством» II степени
2014

Командор ордена Короны (Бельгия)
2011

Медаль «За космический полёт» (NASA)
2011

Медаль «За выдающуюся общественную службу» (NASA)
2013

Медаль «За заслуги в освоении космоса»
2011

- Я знаю, что фотосъемка – ваше хобби. На него остается время на орбите?

Безусловно. На МКС установлена компьютерная программа, с помощью которой можно рассчитать, в какой момент станция будет пролетать над той или иной точкой Земли. Время пролета длится от 30 до 60 секунд, но его хватает, чтобы сделать съемку. Не понравились кадры – снова задаешь в программе те же параметры и ждешь следующего пролета.

- Есть любимый снимок, сделанный на орбите?

Пожалуй, это полярное сияние в южном и северном полушариях, сопки Камчатки, Эльбрус и Казбек, звездное небо, ночные города Европы и Ближнего Востока.

- Вы где-то выкладываете свои работы?

Конечно, - на сайтах Роскосмоса и NASA. Там, к слову, не только снимки висят, но и видеоролики.

- А земные увлечения у вас есть?

Рыбалка, путешествия, театр, сбор грибов, парашютный спорт - на моем счету уже около 500 прыжков. Люблю пилотировать самолет, в феврале планирую снова приступить к летной подготовке. Еще люблю мастерить своими руками, у меня дом на Селигере, постоянно что-то там усовершенствую.

- По какому времени вы живете в космосе?

По Гринвичу. Разница с Москвой составляет 3 часа. Так договорено между партнерами.

- Сны на орбите отличаются от земных?

Не отличаются. Я не романтик.

- Если на Солнце происходят вспышки, есть ли инструкции на этот счет?

Рекомендуется переместиться в ту зону МКС, где обшивка толще, оборудования больше – в общем, больше металла, который может максимально защитить. В каютах ни того, ни другого нет, так что перемещаемся в рабочую зону. В такие периоды выходы в открытый космос не планируются, поскольку дозы солнечной радиации самые высокие.

В космосе вы встретили четыре своих дня рождения. Как отметили?

Очень скромно, без всяких изысков. В дни рождения украшаем станцию - вешаем подсветку, поем виновнику торжества традиционное Happy Birthday. Чем угощаем? Еда та же, что и в обычном меню. Но у каждого космонавта есть бонус-контейнер, который комплектуется наиболее предпочитаемыми продуктами. В день рождения содержимое таких контейнеров выкладывается на стол.

- То есть не вся ваша еда в тюбиках?

Тюбики на орбите канули в Лету еще лет сорок назад. Они, как и на Земле, присутствуют только в виде кетчупа, майонеза, горчицы, хрена. Остальные продукты упаковываются в консервные банки и пакеты из обычной фольги. Ставишь их в подогреватель, затем открываешь и ешь ложкой или вилкой. Есть сублимированные продукты, в которые нужно добавлять воду, - супы, например. Чай и кофе тоже упакованы в пакеты-непроливайки из фольги: заправляешь их водой, вставляешь через специальный клапан соломинку и пьешь.

- Меняют ли продукты вкусовые качества в невесомости?

Мне кажется, не меняют. Но если часто есть одно и то же блюдо, оно быстро надоедает. Поэтому рацион экипажа составлен на 16 суток.

Однако на орбите все равно хочется чего-нибудь по-настоящему земного, например, шашлыка.

- А натурального кофе?

Я предпочитаю зеленый чай, но от хорошего кофе не откажусь. Саманта Кристофоретти привезла на орбиту капсульную кофемашину со специальными чашками-непроливайками. Испытания машины прошли успешно, получился настоящий эспрессо - по всей станции витал потрясающий запах. Но капсул было мало, они быстро закончились, и мы снова вернулись к своим пакетикам. Однако кофемашина хорошо себя зарекомендовала, надеюсь, в будущем ее установят на МКС постоянно.

- Свежие продукты бывают?

Только овощи и фрукты, их доставляют наши «Прогрессы» и американские Dragons.

Наверняка когда вы только собирались поступать в авиационное училище, а затем проходили отбор в отряд космонавтов, остряки задавали вопрос, как вы с такой фамилией летать собираетесь. Как на него отвечали?

Когда я приехал лейтенантом в ГДР, командующий авиацией спросил: «Ты как с такой фамилией попал в авиацию?» Я тогда ничего не ответил, стушевался перед генералом. Но это был первый и последний раз, когда мне задали такой вопрос. Не фамилия красит человека, а человек фамилию. Есть еще более несуразные фамилии и у летчиков, и у космонавтов. Называть не буду, а то коллеги обидятся.

- Наверное, первый космический полет был самым запоминающимся?

На самом деле, самый запоминающийся полет – крайний. Хотя каждый по-своему уникален – экипажи разные, задания тоже. Я помню все полеты в деталях: они были нелегкими, но интересными и романтичными.

- Каково это – выходить в открытый космос?

Совсем не страшно, у меня за плечами все-таки десять выходов. Но волнение присутствует, конечно. Особенно это заметно по новичкам или по ребятам, у которых был большой перерыв между выходами. Поэтому всегда после выхода в открытый космос дается время на адаптацию - 15-20 минут, чтобы космонавт мог «отдышаться».

- К чему очень сложно привыкнуть на орбите? Чего лично вам там не хватает?

Человек ко всему может привыкнуть. В космосе все требует профессионализма и качественной подготовки. Я с 17 лет в авиации, десятилетия подготовки и тренировки закалили. А вот не хватает, например, свободы - взять и выйти за борт. Дождя не хватает, ветра, луговых цветов.

- Часто ли удается связываться с семьей?

Нам не могут позвонить, а мы - в любое время. Сеансы видеосвязи планируются заранее, видим друг друга на экране монитора раз в неделю. Я обычно в процессе общения плаваю по МКС и показываю семье и друзьям наш быт, свою каюту, демонстрирую, как выглядит Земля из космоса.

- В фильмах о космосе на орбитальной станции всегда громко играет музыка. У как в реальности?

У нас в основном заботятся о психологической разгрузке космонавтов - звучат пение птиц, шум моря, треск костра. В любом модуле есть доступ с компьютера к музыкальному архиву.

- Значит, музыку вы заказывать можете. А фильмы?

Какие угодно, даже только что вышедшие в прокат. У наших партнеров есть договоренность с Голливудом о поставке на борт всех новых фильмов. Нам их забрасывают в день премьеры.

- А драки на орбите бывали?

Не драки, скорее конфликты. В советские времена, когда мы летали одни, без иностранцев, бывали. Если не ошибаюсь, дважды экипажи снимали досрочно. На моей памяти - а я 26 лет в космонавтике - таких инцидентов не происходило. То, что на этапе подготовки расформировывают экипажи – такое иногда и сейчас бывает, но это нормально. В целом же на МКС обстановка демократичная, никто никого не напрягает.

- А вдруг у космонавта резко ухудшится самочувствие и потребуется хирургическое вмешательство?

Мы проходим обязательную медподготовку, все сертифицированы по оказанию медицинской помощи. В случае надобности можем выполнить реанимационные процедуры, запломбировать зуб, сделать инъекцию, перевязку. А вот удалить аппендицит уже не можем. ЦУП с нами на связи 24 часа в сутки: если кому-то потребуется медицинская помощь, вызывается личный врач экипажа, в считанные секунды организовывается приватный канал, и под руководством доктора выполняются медицинские манипуляции. Врач же решает, можно ли помочь человеку медикаментозно или космонавта требуется срочно спускать на Землю.

- Приходилось применять полученные знания?

К счастью, нет - «ружье» пока висит на стене.

Говорят, в СССР существовал институт, которого боялись все космонавты. Якобы там им перед полетом принудительно удаляли зубы, гланды, аппендикс и т.д., чтобы максимально обезопаситься на орбите. Это правда?

Нет, это глупости. Есть ряд медицинских учреждений, где мы проходим обследования, но таких ужасов с нами никто не делает.

- А в космосе можно простудиться, сквозняки там есть?

Конечно, можно. Бывало, что кто-то из членов экипажа прилетал уже с вирусом, и все обитатели станции заболевали по цепочке. Но это были считанные случаи за 54 года отечественной и международной космонавтики. И сквозняки есть - вентиляция же везде, так что в принципе можно простудиться.

- Как выглядит аптечка на МКС? Какое лекарство чаще всего используется?

О, в нашей аптечке есть все медикаменты от любых заболеваний. Но к ее содержимому мы обращаемся довольно редко.

- Происходили ли какие-то нештатные ситуации в космосе во время ваших командировок? Как с ними справлялись?

Случались, конечно. Во время крайней экспедиции были потеряны два грузовика с научным и бортовым оборудованием, продуктами, водой, одеждой и другим грузом. Сначала наш «Прогресс», затем американский Dragon. А вот действительно критические ситуации за все мои пять полетов, к счастью, не возникали - ни пожара, ни разгерметизации не было.

Учитывая ряд неудач Роскосмоса (в частности, упомянутый вами «Прогресс» и «Протон-М», который не смог в мае прошлого года вывести на орбиту мексиканский спутник), не страшно ли вам летать?

Космическая техника очень сложная, особенно когда идет процесс модернизации и усовершенствования, трудно все предусмотреть. Аварии случаются и у нас, и у партнеров. Но на случай серьезной аварийной ситуации у нас есть корабли «Союз», наши спасательные «шлюпки».

Хочу задать вопрос о предполетных ритуалах и легендах. Правда ли, что космонавты по-прежнему смотрят «Белое солнце пустыни», «окропляют» колесо автобуса, везущего их к старту, и слушают группу «Земляне»?

Все правда.

- Может быть, у вас есть личные приметы?

Я не суеверен, но сложившихся традиций придерживаюсь. «Белое солнце…» смотрим, потому что Павел Романович Попович на вопрос «почему?», как-то ответил: «Там песня хорошая - про удачу».

Колесо «окропляем», потому что это не только традиция, но и жизненная необходимость - чтобы как можно позже использовать памперс.