Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Как-то по вечернему Петербургу шли двое. Один в простом военном мундире, другой - в щегольском кафтане. Настроение у попутчиков было веселое, они травили анекдоты, как вдруг тот, что в мундире, явственно различил голос: “Павел, бедный Павел, бедный князь!”. Он невольно вздрогнул, остановился и оглянулся. Перед глазами предстал таинственный некто в испанском плаще, со шляпой, надвинутой на глаза. Сомнений быть не могло - орлиный взор, смуглый лоб и строгая улыбка выдавали великого прадеда Павла - Петра I. “Не особенно привязывайся к этому миру, Павел, - продолжал державный призрак с неким оттенком грусти, - потому что ты недолго останешься в нем”.

“Видишь ли ты этого. идущего рядом? Слышишь ли его слова?” - обратился Павел к своему товарищу. “Вы идете возле самой стены, - ответствовал тот, - и физически невозможно, чтобы кто-то был между вами и ею. Я ничего не слышу, решительно ничего!” - “Ах! Жаль, что ты не чувствуешь того, что чувствую я, - обронил Павел укоризненно. - Во мне происходит что-то особенное”.

В этом ставшем хрестоматийным эпизоде, после коего Павел Петрович получил известное прозвание “Русский Гамлет”, примечателен не только сам будущий монарх, но и сопровождавший его франт. Последнего за любовь к пышности и блеску именовали не иначе как “бриллиантовый князь”. То был князь Александр Борисович Куракин (1752-1818), который действительно ничего не слышал, ибо его никак нельзя было упрекнуть в нежелании понять мысли и чувства своего царственного друга.

Отпрыск древнего боярского рода, восходящего к легендарному литовскому Гедимину и Владимиру Красное Солнышко, Куракин еще с младых ногтей сблизился с великим князем, став непременным товарищем его детских забав. Дело в том, что обер-гофмейстером Павла был граф Никита Иванович Панин, родственник Куракина, ставший после смерти родителя мальчика (1764) его “вторым отцом”. Как свидетельствовал Семен Порошин, князь Александр Борисович “почти каждый день у его высочества и обедает и ужинает”; они забавляются также игрой в карты, шахматы и волан.

Дружба Александра с Павлом не прерывалась и во время их пятилетней разлуки: Куракин, как и подобало родовитому отроку, получил образование за границей - сначала в Альбертинской академии (Киль), а затем в Лейденском университете. Между ним и цесаревичем завязывается оживленная переписка. “Как мне приятно видеть, что Ваше высочество удостоивает меня своими милостями”, - написал Александр в мае 1767 года. Павел поддерживает контакты с Куракиным и когда тот путешествует по Речи Посполитой, Дании и Германии.

Учеба пошла впрок нашему князю (он овладел несколькими языками, приобрел интерес к наукам и просветительской литературе, к тому же искусился в придворном политесе), но что касается воспитания нравственного. Одно из правил академии, которое студиозусы должны были неукоснительно выполнять, было следующим: “Соблюдайте в жизни целомудрие, умеренность и скромность, избегайте поводов к распутству. Избегайте роскоши, надменности и тщеславия и прочих язв душевных”. А этим-то руководством Александр Борисович как раз открыто пренебрегал.

C 1773 года Куракин состоит уже непосредственно при великом князе, став одним из самых преданных ему лиц. Они часто видятся. Причем их дружеские отношения постоянно крепнут. Привязанность Павла к князю тем более укрепляется после того, как с позором изгнали другого ближайшего сподвижника цесаревича, графа Андрея Разумовского, оказавшегося соблазнителем его первой жены. В 1776 году именно Куракин сопровождал Павла в Берлин на встречу с его невестой Софией Доротеей (будущей императрицей Марией Федоровной). В 1778 году князь был пожалован чином действительного камергера, а в 1781 году избран предводителем дворянства Петербургской губернии. Зная о его близости к Павлу, многие через посредство Куракина ходатайствовали перед великим князем о своих делах и неизменно получали искомую помощь. Настроение таких облагодетельствованных просителей выразил стихотворец Петр Козловский:

Один ли я тебе обязан?

Тобою многие живут!

Тебе в сердцах мы зиждим троны:

Ах, благодарности законы

И самые злодеи чтут.

Во время путешествия по Европе в 1781-1782 годах Александр Борисович также состоял в свите Павла Петровича. По единодушному мнению, Куракин был признан тогда наиболее изящным кавалером в окружении цесаревича. Так, герцог Тосканский Леопольд в письме к своему брату, императору Иосифу II от 5 июня 1782 года говорит, что из всех русских вельмож считает князя самым ”тонким”.

Однако по возвращении из этого путешествия Куракин подвергся опале со стороны императрицы и был отдален от Двора. Причинами сего называют казавшуюся Екатерине вредной масонскую деятельность князя (в 1779 году он был принят в главную Петербургскую масонскую ложу) и перлюстрированное письмо к Александру его приятеля, полковника Павла Бибикова, в котором тот будто бы злословил о монархине, и, наконец, “подозрительная” близость “бриллиантового князя” к наследнику престола. К слову, монархиня вообще ревниво и с опаской относилась к окружению сына; как об этом сказал в сердцах Павел: “Ах, как бы я жалел, имея в свите своей даже преданного мне пуделя; матушка велела бы утопить его”.

Долгие четырнадцать лет Александр Борисович провел в своем имении в саратовской глуши. Но и здесь он поддерживал переписку с великим князем, который испросил у матери разрешение видеться с князем два раза в год.

Свою усадьбу, получившую по его прихоти характерное название Надеждино (он имел в виду надежду, которую не оставлял даже в лихолетье опалы со стороны императрицы), Куракин обустроил по образцу самых изысканных европейских Дворов. Архитектором надеждинского особняка был известный Джакомо Кваренги, однако внутренние покои и три фасада были спроектированы самим князем. Его трехэтажный дом-дворец с торжественным портиком включал в себя 80 комнат, облицованных алебастровыми массами различных цветов. Покои украшала дорогая, редкой красоты и изящества мебель. Богатая картинная галерея содержала несколько сот полотен первоклассных мастеров. Для ее создания Куракин пригласил в Надеждино пейзажистов Якова Филимонова и Василия Причетникова. Обращала на себя внимание и коллекция великолепных гобеленов и собранная хозяином обширная фундаментальная библиотека с книгами на нескольких языках.

Вокруг особняка был разбит английский сад, высились деревянные храмы Дружбы, Истины, Терпения, Благодарности, павильон-галерея “Вместилище чувствий вечных”, памятники-обелиски монархам; в зеленой траве бежали тропинки, названные именами родственников и друзей князя.

Но более всего поражал воображение обслуживавший Куракина придворный штат. Самолюбию князя весьма льстило, что должности дворецких, управителей, шталмейстеров, церемонийместеров, секретарей, библиотекарей и капельмейстеров у него занимали исключительно дворяне (Куракин не скупился, платя им знатное жалование). Свиту его составляли и десятки других “любезников”, без должностей, восхвалявших хозяина. Один историк сказал по этому поводу: “Как у него не кружилась голова в омуте лести, со всех сторон ему расточаемой!”

Александр щеголял и своими “открытыми столами”, за которые обыкновенно усаживались разом несколько десятков человек, в том числе и едва знакомые князю лица. В распоряжении гостей всегда были экипажи и верховые лошади; а на надеждинских прудах желающих ждали шлюпки с разудалыми гребцами. Князь напечатал специальную инструкцию, которая подавалась каждому посетителю Надеждино; в ней есть и такие пункты: “Хозяин почитает хлебосольство и гостеприимство основанием взаимственного удовольствия в общежитии. Всякое здесь деланное посещение хозяину будет им принято с удовольствием и признанием совершенным. Хозяин просит тех, кои могут пожаловать к нему. чтобы почитали себя сами хозяевами и распоряжались своим временем и своими упражнениями от самого утра, как каждый привык и как каждому угодно, отнюдь не снаравливая в провождении времени самого хозяина”.

По инициативе Куракина при усадьбе была открыта школа живописи, а затем - музыкальная школа, в которой проводили занятия парижские музыканты; был создан домашний театр, роговой и бальный оркестры; учреждена богадельня. “Роскошь, которую он так любил и среди коей всегда жил, и сладострастие, к коему имел всегдашнюю склонность, размягчали телесную и душевную его энергию, и эпикуреизм был виден во всех его движениях. Никто более князя Куракина не увлекался удовольствиями наружного тщеславия”, - резюмирует мемуарист. И, действительно, князь похвалялся не только своей баснословно дорогой одеждой, но и великолепными экипажами. Показательно, что во времена Александра I, когда исчезли богатые экипажи, один только Куракин ездил в вызолоченной карете о восьми стеклах, цугом, с одним форейтором, двумя лакеями и скороходом на запятках, двумя верховыми впереди и двумя скороходами, бежавшими за каретой.

Куракин создал в своем Надеждино своего рода культ цесаревича - именем великого князя были названы аллеи и храмы; в покоях стояли бюсты и статуэтки, изображающие Павла; стены украшали его парадные портреты.

В то же время существовал один пункт, в котором князь и цесаревич решительно не сходились. Это их отношение к одежде и щегольству. Великого князя аттестовали как противника мужской элегантности. Поначалу он вообще не придавал нарядам особого значения и не просиживал, как многие царедворцы, часами за уборным столом, а затем он стал ревнителем платья старого прусского образца. Не то Куракин, одежда для которого был вещью архиважной. Михаил Пыляев рассказал: “Каждое утро, когда он просыпался, камердинер подавал ему книгу, вроде альбома, где находились образчики материй, из которых были сшиты его великолепные костюмы, и образцы платья; при каждом платье были особенная шпага, пряжки, перстень, табакерка”.

По словам этого историка, с Александром Борисовичем произошел однажды трагикомический случай: “Играя в карты у императрицы, князь внезапно почувствовал дурноту: открывая табакерку, он увидал,

что перстень, бывший у него на пальце, совсем не подходит к табакерке, а табакерка не соответствует остальному костюму. Волнение его было настолько сильно, что он с крупными картами проиграл игру”.

Комментируя случившееся с князем, исследователь дендизма Ольга Вайнштейн отмечает: “Для него согласованность в деталях костюма - первое условие душевного спокойствия и основной способ самовыражения. Он ведет себя, как классический придворный, использующий моду как устойчивый семиотический код, знак своего высокого положения, богатства и умения распорядиться собственным имуществом. Поэтому невольная небрежность в мелочах для него равнозначна потере статуса или раздетости”.

Но следует оговорить, что Куракин, будучи щеголем, одевался по собственным, им же самим придуманным законам изящества, роскоши и великолепия. Он, по словам Филиппа Вигеля, не желал “легкомысленно и раболепно подчиняться моде, он хотел казаться не модником, а великим господином, и всегда в бархате или парче, всегда с алмазными пряжками и пуговицами, перстнями и табакерками”.

Его глазетовый кафтан, звезды и кресты на шее из крупных солитеров, жемчужный эполет через правое плечо, ажурные кружева на груди и рукавах говорили о своеобразии его вкуса.

Александру был свойственен подчеркнутый нарциссизм. Чем иначе может быть объяснена его поистине маниакальная страсть заказывать свои портреты и раздаривать их своим знакомым?

А писали сии полотна живописцы недюжинные - Помпео Баттони и Ричард Бромптон, Мари Элизабет Луиза Веже-Лебрен и Жан Лоран Монье, Александр Рослин и Иоганн Баптист Лампи-младший, Августин Христиан Ритт и Жан Луи Вуаль. Портреты копировались и размножались крепостными художниками, их повторяли в бесчисленных гравюрах. В письме к Куракину от 22 декабря 1790 года Жан Луи Вуаль сетует, что “чрезмерно светлый цвет одежды и вообще слишком блестящие детали” (на чем настаивал князь) “ослабили немного главную часть. а именно голову, которой должно быть подчинено все остальное”. Однако, такие “блестящие детали” были самоценными для Куракина, и он вовсе не желал ими поступиться.

Именно таким, во всем блеске своего величия, предстает Александр на известном портрете кисти Владимира Боровиковского (1799). Достойно внимания подобранное самим князем гармоничное сочетание цветов в костюме. Искусствовед Татьяна Алексеева описала потрет: “Яркие контрастирующие краски одежды - сверкающее золото и серебро, переливающееся синее и красное, голубовато-белое и черное - лишены резкости, сопоставлены близкими по цвету, но менее интенсивными оттенками малинового, темно-голубого, коричневатого и золотистого”.

Кстати, впоследствии роскошный, залитый золотом мундир спас нашего князя от неминуемой гибели на пожаре, случившемся в Париже во дворце австрийского посла Карла Филиппа Шварценберга 1 июля 1810 года. Золото на одежде Куракина тогда нагрелось, но не расплавилось и послужило своеобразной защитой от огня, а потому он, хотя и получил многочисленные ожоги и лишился бриллиантов на сумму 70 тысяч франков, все же сохранил себе жизнь. На этом пожаре Александр Борисович, как истый кавалер, оставался почти последним в огромной объятой пламенем зале, выпроваживая особ прекрасного пола и не позволяя себе ни на шаг их опереживать.

Надо сказать, что думами о женитьбе Александр Борисович озаботился довольно рано. В письме к Никите Панину от 16 декабря 1773 года князь был откровенен: “Что есть мне полезнее, оставаться холостым, или приступить к предприятию приобрести себе жену, почтенную, добродетельную и со всеми нашим желаниям соответствующими качествами? Правда, что я еще молод, что время от меня еще не ушло, что всегда можно будет по сердечной страсти решиться; но сей страсти самой более всего опасаюся: ею быв ослеплен, редко можно зло от блага отличать. А я предпочтительно желаю, чтобы столь важный выбор во мне единою силою рассудка. руководстван был, и чтобы вместо жаркого любовного пламени, между мною и будущей моею женою сильная, тесная, твердая и неразрушимая стояла дружба”. Показательно, что Куракин апеллирует здесь к рассудку, а не к чувству. Потому, надо полагать, он не женился на прелестной, но небогатой шведской графине Софии Ферзен, к которой испытывал сердечную склонность. Брак между влюбленными не состоялся, но глубина и постоянство их взаимного чувства поражали современников. И каких только именитых барышень не прочили в жены Александру Борисовичу! Среди них и графиня Варвара Шереметева, внучка государственного канцлера Алексея Черкасского и легендарного петровского фельдмаршала Бориса “Шереметева благородного”, и княжна Анастасия Дашкова, дочь знаменитой “Екатерины Малой” (Дашковой), и многие другие.

Друзья не оставляли попыток женить князя и тогда, когда его матримониальные планы терпели фиаско. Старший друг Павел Левашов ободрял его в 1777 году: “Новоподрослых здесь [в Москве - Л.Б.] красавиц не есть конца, невест тысячи, между коими есть и весьма богатых. Я одну из них для Вас заприметил, в которой соединены красота, разум и богатство”. Но, видно, и эта “запримеченная” кандидатура не приглянулась нашему князю. Он так и остался холостяком.

И как не обратиться здесь к любопытной классификации русских бобылей XVIII века, представленной современником Куракина литератором-пародистом Николаем Ивановичем Страховым (1768-1825) в журнале “Сатирический вестник” (1790-1792): “Некто из отродья славных Пустомозгловых говорит: “Будь хоть свинка, да только золотая щетинка”; а как еще таковой из невест для него не выискалось, то по сей причине он и не женится. Г. Спесяга не иначе соглашается согнуть свое колено, как только перед тою, которой бы благородство простиралось за 20 или за 15 колен; но как девушки с толико многими поколениями не отыскивается, по тому самому он не женится. Г. Знатнов сочинил в воображении своем таковое новое положение о невестах, которое превышает силу ума человеческого, а именно: за чины свои, благородство, знатное родство, знатное знакомство положил он за премудрое правило требовать за невестами обычайно всегда вдвое, нежели сколько за ними дают, а как ни которая из невест не удовлетворила сих премудрых его ожиданий, то сей великий человек премалые имеет надежды к браку”.

Оставив в стороне обидные “говорящие” фамилии Пустомозглова, Спесягу и Знатнова, следует признать, что наш князь чудным образом соединял в себе запросы всех этих трех закоренелых холостяков. Родные нередко упрекали его и за боярскую фанаберию, и за погоню за богатым приданым.

Последняя по времени попытка обрести семью, казалось, сулила князю, перевалившему тогда за пятьдесят, удачу - двадцатилетняя богатая невеста графиня Анна, дочь блистательного екатерининского “Алехана”, Алексея Орлова-Чесменского, была весьма к нему благосклонна, равно как и ее отец. Но и тут жених оказался нерешительным, и брак расстроился.

Лучше всего об этом сказал сам Александр, который был не рад своему холостяцкому состоянию. Он написал Панину: “Рассмотрим, милостивый государь, несчастные и часто необходимые, от холостой жизни происходящие следствия, разврат нравов, удаление от добродетели, похищение невинности, забвение собственных дел и собственного домостроительства и разные подобные тому неустройства”.

Очень точно отношение Куракина к дамам охарактеризовал историк Петр Дружинин: “Не сыщется в ту эпоху в России более известного, чем князь ферлакура [вертопраха - Л.Б.] - по примерным подсчетам он имел до семидесяти детей и при этом ни разу не был женат”. В самом деле, не забавен ли этот феномен - обычно дерзкий и напористый с женщинами, он становился нерешительным и пассивным, как только речь заходила о браке!

В этом князь походил на своего титулованного деда, графа Никиту Панина, который безбрачие соединял с самым утонченным распутством. Холостяк Куракин слыл одним из самых искусных обольстителей XVIII века, и астрономическая цифра прижитых им детей-байстрюков ничуть не преувеличена. Известна судьба лишь некоторых из них, получивших потом стараниями князя потомственное дворянское достоинство и величественные родовые гербы. Это дети Куракина от некой Акулины Самойловой - Борис, Степан, Мария, а также единокровные (от других матерей) Павел, Иполлит и Александр, которым были пожалованы титулы баронов и фамилия Вревские (топоним села Александро-Врев Островского уезда Псковской губернии). Другие побочные чада Александра Борисовича - Александр (1), Александр (2), Алексей, Екатерина, Лукерья, София и Анна - стали баронами Сердобиными (от реки Сердобы Сердобского уезда Саратовской губернии, где находилось имение Куракино). Поговаривали, что сластолюбивый князь устроил на верхнем этаже своей фамильной усадьбы нечто вроде гарема. Судачили также, что Куракин не гнушался и связями с дамами самого низшего разбора - главным критерием служила здесь ему та же “сердечная страсть”, которой он так опасался в делах брачных.

Конечно же, Куракин был многогранен и интересен не только своим щегольством и эпикурейством. Александр Борисович был плоть от плоти XVIII века с его глубокими контрастами и противоречиями. Ощущая себя представителем древней фамилии, он всемерно содействовал появлению в печати своего родословия и сотрудничал с знаменитыми Николаем Новиковым, Николаем Бантыш-Каменским. С последним его связывала длительная переписка в течение сорока (!) лет, в которой обсуждались преимущественно темы на злобу дня. Опальный князь даже в ссылке живо интересовался текущей политикой, о чем свидетельствует его обширное эпистолярное наследие. Говоря о политических взглядах Куракина, приходится признать, что он, подобно Павлу, ненавидел радикальных деятелей и Французскую революцию, бичуя в своих письмах “ехидно бредящих” “филозофов нынешнего столетия”, и Александра Радищева прежде всего. Не чужд он был образованности и литературе, и сам грешил сочинительством, издав несколько книг на русском и французском языках. Князь меценатствовал, и многие словесники обращались к нему за помощью, а некоторые даже посвящали ему свои книги. Куракин покровительствовал известному автору “Душеньки” Иполлиту Богдановичу, который, кстати, подражал князю и своим франтовством (этот поэт тоже “ходил всегда щеголем в французском кафтане с кошельком на спине, с тафтяной шляпой под мышкою”). Александр Борисович был также отменным агрономом, применяя на практике, в Надеждино, знания по сему предмету и даже был принят в Вольное Экономическое Общество.

После смерти Екатерины II на Куракина словно пролился дождь чинов, наград и прочих милостей от благоволившего к нему (теперь уже императора) Павла I - гофмаршал, действительный тайный советник, вице-канцлер, кавалер всех высших российских орденов и т. д. Ему были пожалованы дом в Санкт-Петербурге, 4300 душ в Псковской и Петербургской губерниях, а затем вместе с братом он получил 20 тысяч десятин земли в Тамбовской губернии, рыбные ловли и казенные участки в Астраханской губернии и многое другое. И хотя этот головокружительный карьерный взлет “бриллиантового князя” несколько омрачила кратковременная опала, наложенная на него в 1798 году взбалмошным другом-монархом (под давлением соперничавших с Куракиным царедворцев Ивана Кутайсова и Федора Растопчина), положение его в начале 1801 года вновь упрочилось - Александр Борисович вновь стал занимать все мыслимые высшие должности-синекуры.

Вот что говорит о Куракине проницательный современник граф Федор Головкин: “Он любил блистать, не в силу заслуг или внушаемого им доверия, а своими бриллиантами и своим золотом, и стремился к высоким местам лишь как к удобному случаю, чтобы постоянно выставлять их напоказ”.

Потому чины, титулы и награды служили ему в сущности такими же атрибутами щегольства, как пышный наряд или золоченая карета.

В период правления Александра I почетных должностей у Куракина не убавилось. Он стал членом Непременного совета и управляющим Коллегией иностранных дел, затем назначен Канцлером российских орденов. С июля 1806 года он - посол в Вене, после, с 1808 года, - в Париже. В 1812 году

Александр Борисович, между прочим, предпринял попытку урегулировать русско-французские отношения и после неудачи сложил с себя обязанности посла.

В последние годы жизни он не играл заметной политической роли, оставаясь фигурой ушедшего века и - зенита своего величия - Павловского царствования. И вовсе не случайно, что именно ему было поручено разбирать бумаги покойного Павла. В память о той эпохе на почетном месте в его Надеждино длительное время висело огромное живописное полотно Мартина Фердинанда Квадаля “Коронация Павла I и Марии Федоровны в Успенском соборе Московского Кремля 5 апреля 1797 года”, где среди прочих сановников задорно щеголял своим роскошным платьем и сам “бриллиантовый князь”. То, что некогда воспринималось как особый шик и блеск, в новое Александровское царствование, с новыми идеями, дало повод сравнивать Куракина с павлином.

Возлюбивший роскошь, Александр Борисович был, однако, похоронен “без всякой пышности” в Павловске 29 августа 1818 года; на церемонии присутствовали только близкие. В их числе благоволившая к князю вдовствующая императрица Мария Федоровна, которая повелела поставить памятник с барельефом князя и скромной надписью “Другу супруга моего”. Эта эпитафия обладает известной точностью: ведь в историю Куракин вошел, прежде всего, как сподвижник “Русского Гамлета”.

Лев Бердников

Из книги «Русский галантный век в лицах и сюжетах», Т.1

Их род внесен в 5-ю часть родословной книги Орловской и Пензенской губерний.

Борис Иванович (1676-1727), государственный деятель, дипломат. Стольник, шурин Петра I (оба женились на сестрах Лопухиных). В 1700 г. ему было «отказано по грамоте из Приказа Казанского дворца» до 17 тыс. десятин «дикопорозжей земли» по р. Хопер и Сердоба, где появилось село Борисоглебское-Куракино. В том же году он купил земли «за рекою Сурою, на речке Юловке, в иных урочищах», поставил с. Павло-Куракино, ныне Городищенского района. Ближайший сподвижник царя, он участвовал в Азовских походах, служил послом в Англии, Голландии, Франции. Оставил путевые записки и автобиографию, доведенную до 1709 года. Автор «Гистории о Петре I и ближних к нему людях» (ж. «Русская старина», 1890).

Александр Борисович (1697-1749), его сын, русский государственный деятель, дипломат. В 1722-1724 гг. – русский посол в Париже, где действовал под руководством отца. Им удалось обеспечить содействие Франции в деле сохранения русско-турецкого мира во время Персидского похода (1722-1723) Петра I. В 1734 г., после смерти отца, перевел на сердобские земли крестьян из-под Москвы, Ростова и Суздаля, Засурского стана Пензенского уезда.

Борис Александрович (1733 - ?), его сын, русский государственный деятель, действительный камергер, генерал-поручик, сенатор. Был женат на дочери фельдмаршала С.С. Апраксина Елене Степановне. Их сыновья: Александр, Иван, Степан, Алексей.

А.Б. Куракин
(1752-1818)

Александр Борисович (18.01.1752 – 24.06.1818, СПб), русский государственный деятель, дипломат, член Государственного совета. Воспитывался вместе с будущим императором Павлом I, учился в Лейденском университете, много путешествовал по Европе. Попав в немилость Екатерины II, князь, прозванный за богатство «бриллиантовым», вынужден был переехать в сердобские края, в 1780 г. начал строить на берегу р. Сердобы усадьбу и дворец. Владел дер. Александровка, «Ростовка тож», Надеждино (Куракино), ныне Сердобского района. Ему принадлежали «села Архангельское, Куракино тож, деревни Ключи и Уранка», Борисовка, «Павловское тож», сельцо Александровка, ныне Городищенского района. Был чрезвычайным послом в Вене, сенатором, при императоре Павле I дважды назначался вице-канцлером, а при Александре I – послом в Вене, а затем в Париже (до 1812 г.). Автор «Описания путешествия в 1786 г. кн. А.Б. Куракиным вниз по Суре от Красноярской до Чирковской пристани» (СПб, 1793).

Иван Борисович , поручик лейб-гвардии Измайловского полка, командир Изюмского гусарского полка.

Степан Борисович (? - 1805), полковник кавалерийского Ахтырского полка, участвовал в экспедиции по подавлению Пугачевского бунта.

Алексей Борисович (19.09.1759 – 30.12.1829, СПб), русский государственный деятель, действительный камергер. Собрал коллекцию картин (более 400 полотен). При императоре Павле I – генеральный прокурор, при Александре I – генерал-губернатор Малороссии. В 1807-1711 гг. министр внутренних дел, позже член Государственного совета, канцлер Российских орденов.

Борис Алексеевич (1783-1850), сын Алексея Борисовича, русский государственный деятель. Член Верховного суда над декабристами, Петербургского Английского клуба. Жил в селе Надеждино.

Алексей Борисович (? - 1872), его сын.

Федор Алексеевич (1842-1914, Саратов), его сын, издатель, археолог. Последний владелец с. Надеждино (Куракино). Почетный член Саратовской ученой архивной комиссии. В 1890-1894 гг. издал «Архив кн. Ф.А. Куракина» (т. 1-5, СПб, Саратов), который редактировал русский историк М.И. Семевский, а после его смерти – В.Н. Смольянинов.

[Савин О.М. Куракины / Пензенская энциклопедия. М.: Научное издательство «Большая Российская энциклопедия», 2001, с. 287-288.]

Князь Александр Борисович Куракин (31 июля (10 августа) 1697 года - 2 (13) октября 1749 года) - государственный деятель и дипломат из рода Куракиных : действительный тайный советник , обер-шталмейстер (1736), сенатор .

Биография

Из княжеского рода, Гедеминович. Родился в семье князя Бориса Ивановича (1676-1727) и его первой супруги Ксении Фёдоровны, урождённой Лопухиной (1677-1698). По линии матери приходился двоюродным братом царевичу Алексею Петровичу . В малолетнем возрасте лишился матери.

С детских лет сопровождал своего отца в заграничных поездках, где получил образование и изучил несколько европейских языков. В 1722 году получил чин камер-юнкера и был назначен советником посольства в Гааге . Однако уже в мае 1722 отправлен к французскому двору, где действовал совместно со своим отцом, сопровождавшим его как частное лицо. Куракиным удалось добиться содействия Франции в сохранении мира с Османской империей во время персидского похода . В 1724 году Б. И. Куракин назначен чрезвычайным и полномочным послом во Франции, А. Б. Куракин назначен представителем при французском дворе с пожалованием чина камергера (15.5.1724). Перед дипломатами была поставлена задача добиться согласия на брак царевны Елизаветы с королём Людовиком . Однако этот проект не удался . Оказывал покровительство учившемуся за границей В. К. Тредиаковскому , который посвятил ему свой перевод поэмы «Езда на остров Любви ». После смерти отца в 1727 году назначен послом в Париже . Эрнст Миних в своих «Записках» писал:

В Париже застали мы князя Александра Борисовича Куракина, который по смерти отца своего оставлен во Франции для дел, до России касающихся, и ожидал токмо приезда графа Головкина , дабы самому отправиться в Москву .

Вернувшись в Россию, занял высокое положение при дворе, будучи двоюродным дядей императора Петра II . Принял участие в интригах, которые способствовали падению Меншикова .

Александра Ивановна, супруга

Куракин во время подписания завещания императрицей Анной Иоанновной первым выдвинул кандидатуру Э. Бирона в качестве регента при малолетнем императоре Иоанне Антоновиче . При правительнице Анне Леопольдовне получил Орден Святого Андрея Первозванного, позднее на некоторое время попал в опалу, но указом от 24 апреля 1741 был прощен. С 12 декабря 1741 года - сенатор.

Брак и дети

Князь Александр Борисович Куракин женился 26 апреля 1730 на Александре Ивановне Паниной (1711-1786), как утверждалась в дореволюционных публикациях - внучатой племяннице светлейшего князя Меншикова . Её родная сестра была замужем за другим дипломатом петровского времени, Иваном Неплюевым . В браке родились:

• Анна Александровна (1731-1749)
• Татьяна Александровна (1732-1754), была первой супругой А. Ю. Нелединского-Мелецкого (1729-1804).
• Борис (Леонтий) Александрович (1733-1764), сенатор, президент коллегии Экономии и Камер-коллегии; женат на Елене Степановне Апраксиной (1735-1769).
• Аграфена Александровна (1734-1791), не замужем, с 9 декабря 1749 года фрейлина императрицы Елизаветы Петровны , а в правление Екатерины II считалась «в отпуску».
• Екатерина Александровна (1735-1802), замужем за князем И. И. Лобановым-Ростовским .
• Александра Александровна (1736-1739)

КУРАКИН АЛЕКСАНДР БОРИСОВИЧ - князь, российский государственный деятель и дипломат, действительный тайный советник 1-го класса.

Из ро-да Ку-ра-ки-ных . Брат Алек-сея Б. Ку-ра-ки-на. Круп-ный зем-ле-вла-де-лец и ду-ше-вла-де-лец (ему при-над-ле-жа-ли име-ния в Са-ра-тов-ской, Пен-зен-ской, Мо-с-ков-ской, Санкт-Пе-тер-бург-ской, Псков-ской, Там-бов-ской, Ря-зан-ской гу-бер-ни-ях).

По-сле смер-ти от-ца вос-пи-ты-вал-ся Н. И. Па-ни-ным, бра-том ба-буш-ки А. И. Ку-ра-ки-ной, вме-сте с великим князем Пав-лом Пет-ро-ви-чем (бу-ду-щим императором Пав-лом I), стал дру-гом дет-ст-ва на-след-ни-ка пре-сто-ла. Слу-шал лек-ции в университетете Кри-стиа-на Альб-рех-та в Ки-ле (1766 год), Страс-бург-ском (1769 год) и Лей-ден-ском (1770-1771 годы) университетах. По воз-вра-ще-нии в Рос-сию в 1773 году со-сто-ял при великом князе Пав-ле Пет-ро-ви-че, в 1776 году со-про-во-ж-дал его в по-езд-ке в Бер-лин для зна-ком-ст-ва с не-вес-той - вюр-тем-берг-ской прин-цес-сой Со-фи-ей До-ро-те-ей Ав-гу-стой Луи-зой (бу-ду-щая императрица Ма-рия Фё-до-ров-на), за-тем ве-ли-ко-кня-же-скую че-ту - в их пу-те-ше-ст-вии по Западной Ев-ро-пе (1781-1782 годы).

С 1777 года исполнительный директор обер- про-ку-ро-ра 3-го департамента Се-на-та, в 1779 году исполнительный директор обер-про-ку-ро-ра 2-го департамента. В 1780-1783 годы пред-во-ди-тель дво-рян-ст-ва Санкт-Пе-тербуржской губернии и за-се-да-тель в 1-м (уго-лов-ном) департаменте Верх-не-го зем-ско-го су-да. Один из ини-циа-то-ров от-кры-тия в 1778-1779 годах ма-сон-ской ло-жи «швед-ской сис-те-мы стро-го-го на-блю-де-ния» в Рос-сии, ко-то-рую императрица Ека-те-ри-на II по-до-з-ре-ва-ла в под-стре-ка-тель-ст-ве на-след-ни-ка к её свер-же-нию.

В 1782 году за пе-ре-пис-ку с фли-гель-адъ-ю-тан-том П. А. Би-би-ко-вым, со-дер-жав-шую кри-ти-ку Г. А. По-тём-ки-на (смотри По-тём-кин-Тав-ри-чес-кий) и нра-вов российского дво-ра, уда-лён в са-ра-тов-ское име-ние (впо-след-ст-вии бла-го-да-ря великому князю Пав-лу Пет-ро-ви-чу по-лу-чил раз-ре-ше-ние два-ж-ды в год по-се-щать сто-ли-цу). Воз-вра-щён ко дво-ру императором Пав-лом I при его всту-п-ле-нии на пре-стол.

Член Со-ве-та при Вы-со-чай-шем дво-ре (1796-1798, 1801 годы). В 1796-1798 годы член Кол-ле-гии ино-стран-ных дел (в 1801-1802 годах уп-рав-ляю-щий ею) и ви-це-канц-лер (вновь в 1801-1802 годы). Вме-сте с Ф. В. Рос-топ-чи-ным и великим князем Алек-сан-дром Пав-ло-ви-чем (бу-ду-щим императором Алек-сан-дром I) раз-би-рал бу-ма-ги императрицы Ека-те-ри-ны II и, ве-ро-ят-но, уча-ст-во-вал в унич-то-же-нии её за-ве-ща-ния, ли-шав-ше-го Пав-ла I пре-сто-ла. Пол-но-моч-ный пред-ста-ви-тель Е. И. В. при под-пи-са-нии 4 января 1797 года Кон-вен-ции с Маль-тий-ским ор-де-ном (смотри в статье Ио-ан-ни-ты) об уч-ре-ж-де-нии Ве-ли-ко-го при-ор-ст-ва Рос-сий-ско-го (ве-ли-кий ба-льи ор-де-на с 1801 года). Действительный член Российской ака-де-мии (с 1798 года). Се-на-тор (с 1798 года).

Долж-но-сти ви-це-канц-ле-ра ли-шил-ся в ре-зуль-та-те при-двор-ной ин-три-ги И. П. Ку-тай-со-ва (из ро-да Ку-тай-со-вых), имев-шей це-лью ос-ла-бить влия-ние «пар-тии» императрицы Ма-рии Фё-до-ров-ны, к ко-то-рой от-но-си-ли обо-их братьев Ку-ра-ки-ных. Его опа-ла пре-кра-ще-на по-сле от-ста-вок Н. П. Па-ни-на и Ф. В. Рос-топ-чи-на.

1 марта 1801 года под-пи-сал до-го-вор со Шве-ци-ей о друж-бе, тор-гов-ле и мо-репла-ва-нии. С 1801 года член Не-пре-мен-но-го со-ве-та. С 1802 года канц-лер российских ор-де-нов. По-сле по-ра-же-ния 3-й ан-ти-фран-цуз-ской коа-ли-ции сто-рон-ник за-клю-че-ния фран-ко-российского сою-за. Российский по-сол в Ве-не (1807-1808 годы). Сме-нил П. П. Дол-го-ру-ко-го и П. Я. Уб-ри на пе-ре-го-во-рах в Тиль-зи-те, уча-ст-во-вал в под-пи-са-нии Тиль-зит-ско-го ми-ра 1807 года. По-сол в Па-ри-же (1808-1812 годы; од-но-вре-мен-но с 1810 года член Государственного со-ве-та). Про-яв-лял боль-шую на-стой-чи-вость, пы-та-ясь до-бить-ся под-пи-са-ния кон-вен-ции, га-ран-ти-ро-вав-шей от-каз Фран-ции от вос-ста-нов-ле-ния Поль-ши, чем вы-зы-вал на-рас-таю-щее раз-дра-же-ние На-по-ле-о-на I. Про-сла-вил-ся ге-ро-ическим по-ве-де-ни-ем во вре-мя по-жа-ра на ба-лу у австрийского по-сла князя К. Ф. Швар-цен-бер-га (1810 год).

С 1811 год в де-пе-шах при-зы-вал императора Алек-сан-д-ра I го-то-вить-ся к вой-не с Фран-ци-ей, пред-ла-гал до-бить-ся под-держ-ки или ней-тра-ли-те-та со сто-ро-ны Австрийской им-пе-рии и Прус-сии, за-клю-чить мир-ный до-го-вор с Ос-ман-ской им-пе-ри-ей , а с Ве-ли-ко-бри-та-ни-ей и Шве-ци-ей - сою-зы, в слу-чае вой-ны ре-ко-мен-до-вал из-бе-гать ге-не-раль-но-го сра-же-ния, ис-поль-зуя так-ти-ку «ма-лой вой-ны», при-ме-няе-мую ис-пан-ца-ми про-тив фран-цу-зов. В феврале 1812 года пред-ла-гал Н. П. Ру-мян-це-ву вес-ти с На-по-ле-о-ном I пе-ре-го-во-ры, что-бы от-тя-нуть на-ча-ло вой-ны.

До кон-ца жиз-ни со-хра-нял об-лик и при-выч-ки вель-мо-жи XVIII века; за лю-бовь к брил-ли-ан-там и чрез-мер-ное вни-ма-ние к оде-ж-де по-лу-чил про-зви-ще Пав-лин. В бра-ке не со-сто-ял, имел мно-же-ст-во вне-брач-ных де-тей, от не-го про-изош-ли два ба-рон-ских ро-да - Сер-до-би-ны и Врев-ские.

В 1804 году пе-ре-вёл в воль-ные хле-бо-паш-цы около 3 тысяч кре-сть-ян сло-бод Бе-ло-ку-ра-кин-ская и Пав-лов-ка Ста-ро-бель-ско-го у Во-ро-неж-ской губернии. Ус-ту-пил им 60 тысяч десятин (65,5 тысяч гектаров) зем-ли за вы-куп.

Член ВЭО (с 1776 года), в 1797 году из-бран его пре-зи-ден-том (от долж-но-сти от-ка-зал-ся).

На-гра-ж-дён ор-де-на-ми Святого Алек-сан-д-ра Нев-ско-го (1796 год), Святого Ан-д-рея Пер-во-зван-но-го (1796 год), Вла-ди-ми-ра 1-й сте-пе-ни (1802 год) и другими.

Сочинения:

Souvenirs d’un voyage en Hollande et en Angleterre. Saint-Pétersbourg, 1815 год

Опи-са-ние пу-те-ше-ст-вия в 1786 г. вниз по Су-ре... // Су-ра. 2001 год. № 1

Канцлер российских орденов, действительный тайный советник первого класса, род. 19 сентября 1759 г., ум. 30 декабря 1829 г. Сын кн. Бориса-Леонтия Александровича Куракина, брат вице-канцлера. После смерти отца, в 1764 г., и матери, в 1768 г., был на попечении гр. Н. И. и П. И. Паниных, родных братьев его бабки. По достижении 16-тилетнего возраста в начале 1775 г. кн. Алексей Куракин был отправлен в Лейден, слушать курсы тех же профессоров, которых слушал и кн. Александр Куракин и о которых сказано в биографии этого последнего. Кн. Алексей Куракин рано обнаружил определенный интерес к наукам юридическим; "правы мне особенно полюбились", говорит он в письмах к брату Александру, он представлял своим дедам, Паниным, какие-то обширные диссертации, составленные им на основании сочинений Гроция, Пуффендорфа и др. И профессора Пестель и Алламан и гувернер кн. Куракина, Муасси, постоянно отзываются с большой похвалой о его занятиях; кн. Алексей Куракин посещал и публичные курсы Пестеля; он приобретал постоянно множество книг, по преимуществу серьезного содержания: не менее 500 томов вывез он с собой в Россию; наконец Ф. Ф. Вигель, злой язык которого так известен, признает, что кн. Алексей Куракин своими юридическими познаниями положительно выделялся среди всех своих сверстников, не исключая и тех, которые прошли такую же, как он школу в том же самом Лейдене. Письма кн. Алексея Куракина к старшему брату содержат несколько подробностей, весьма характерно рисующих мировоззрение и умственные интересы русских людей конца XVIII в. Читая Пуффендорфа, Гроция, Бурмалаки, Вольфа, Кумберланда и развивал в письмах к брату свои взгляды на жизнь и обязанности гражданина, молодой кн. Ал. Куракин непосредственно вслед за тем сообщает, что он читает Буало, Вольтера и Руссо, чтобы "извлечь из них правила для разных случаев, которые могут представиться в жизни и к которым необходимо быть приготовленным, как возможно лучше", а затем говорит: "Метаморфозы Овидия в переводе аббата Болье меня очень занимают; в этом пункте я ничего не знаю, но я должен его знать, так как сведения эти, хотя сами по себе пустые, тем не менее абсолютно необходимы для молодого человека из общества и вообще для человека, который хочет доказать, что он получил воспитание. Какой позор будет, если, прогуливаясь с дамами в картинной галерее, на просьбу объяснить картину, представляющую освобождение Персеем Андромеды или гибель Фаетона, какой позор будет ответить: я не знаю!" Вместе с тем, кн. Алексей Куракин. записанный еще в детстве в военную службу и в 1774 г. уже бывший вахмистром Конной гвардии, очень интересовался знать, когда получит он первый обер-офицерский чин, который даст ему право "сесть в карету" и писал, что до получения его никуда не поедет, а лучше "просидит в комнате сто лет, чем покажется в публике в чине сержанта".

Кн. Алексей Куракин оставил Лейден летом 1776 г. и осенью был в Москве; здесь он пользовался большим вниманием гр. П. И. Панина, который охотно засиживался в беседах с ним до часу, до двух ночи; 22 сентября 1776 г. состоялось производство молодого кн. Куракина в прапорщики. В 1776 же г. прибыл он в Петербург и в 1777 г. получил звание камер-юнкера. В 1780 г. был избран заседателем верхнего земского суда; с учреждением экспедиции о государственных доходах и расходах поступил на службу в нее; в 1792 г. мы видим его уже первым советником третьей экспедиции для свидетельствования счетом; управляющим ею был известный Алексей Ив. Васильев; в 1795 г. место управляющего экспедицией занял кн. Алексей Бор. Куракин. Опала, постигшая его брата, кн. Александра Куракина, нимало не коснулась кн. Алексея, несмотря на то, что братья были очень дружны между собой; очевидно, кн. Алексей Куракин нес настоящую службу, а не числился только на своей должности; в 1793 г. он был пожалован камергером, в 1794 г. получил орден св. Владимира 2-й ст., в 1795-произведен в тайные советники. Дружба цесаревича Павла Петровича с князем Александром Куракиным привлекла его расположение и к его брату, кн. Алексею; по вступлении на престол и императора Павла, он немедленно занял одно из первых мест среди высших представителей тогдашней русской администрации.

4 декабря 1796 г. кн. Алексей Бор. Куракин был назначен генерал-прокурором и присутствующим в совете Его Величества; 19 декабря того же года получил орден св. Александра Невского, затем наименован "удельных имений департамента министром" и "Ассигнационного банка главным директором"; по установлении в России ордена св. Иоанна Иерусалимского он был назначен "Ордена Российского по всем кавалерским наименованиям казначеем", имея звание действительного камергера. В день коронования императора Павла Петровича, 5 апреля 1797 г., произведен в действительные тайные советники и получил в общее с братом, кн. Александром, владение - дворцовую волость Велье в Псковской губернии, а затем еще обширные рыбные ловли в низовьях Волги, - впрочем, это последнее пожалование через пять лет было обращено в общее пользование всех местных жителей. 19 декабря 1797 г., за работы по организации вспомогательного для дворян банка, получил орден св. Андрея Первозванного и назначен главным управляющим вновь устроенного банка.

В царствование императора Павла происходила, как известно, ломка многих екатерининских учреждений - закрытие одних присутственных мест, изменение штатов или учреждение других, изменения в границах и устройстве губерний и т. д.; во всех делах внутреннего управления кн. Алексей Борисович Куракин, по должности генерал-прокурора, конечно, принимал ближайшее участие. Мы отметим здесь те из распоряжений, проходивших через его руки, которые имели более крупное общее значение, а не являлись только делом текущего управления, или которые предприняты были по инициативе самого кн. А. Б. Куракина.

16 декабря 1796 г. именным указом поручено было кн. А. Б. Куракину собрать в уложенную комиссию, начальству его вверенную, все дотоле изданные узаконения и из них составить три книги - узаконений уголовных, гражданских и казенных дел; в помощь ему для этой работы назначены были д. с. с. Ив. Яковлев и д. с. с. Алексей Поленов; 31 мая 1797 г. назначены были для предварительного рассмотрения собранных и изложенных узаконений сенаторы Колокольцов, Леонтьев и фон-Гейкинг. 19 декабря 1796 г. особым именным указом поручено кн. Алексею Борисовичу Куракину принять в свое попечение устройство государственного коннозаводства. 1 января 1797 г. объявлено о восстановлении при Сенате школы юнкеров из дворян, для обучения их правоведению; 14 декабря 1797 г. высочайше утвержден представленный кн. Куракиным доклад об устройстве ее при канцелярии петербургских департаментов Сената; при этом утвержден и план преподавания, составленный кн. Куракиным, и школа поставлена в непосредственное его заведывание. 21 января 1797 г. высочайше утверждено представленное кн. Куракиным предположение о новом распределении дел по департаментам Сената и об учреждении трех временных департаментов - мера эта была необходима ввиду множества накопившихся в Сенате нерешенных дел. Из других распоряжений, вышедших за время генерал-прокурорства кн. Алексея Борисовича Куракина, наиболее замечательны: постановление, что опекаемые могут вчинять дела о дурном управлении их имуществом опекунами по достижению совершеннолетия (30 декабря 1796 г.) и указ, определявший размеры барщины тремя днями (5 апреля 1797 г.). 27 октября 1797 г. утвержден был доклад кн. А. Куракина по должности его казначея российских орденов о том, что в обязанность кавалеров входит надзирание и попечение над благотворительными учреждениями. В июле 1798 г. кн. Алексею Куракину, совместно с кн. Безбородко и Васильевым, поручено было обсудить финансовое положение казны и был утвержден ряд их докладов и мер ими предложенных.

Но многочисленные и необыкновенные знаки милости и расположения императора Павла к своему молодому генерал-прокурору не обеспечили ему постоянного благоволения государя. Борьба придворных партий повела к торжеству партии Кутайсова и Ростопчина и к охлаждению императора к Нелидовой и братьям Куракиным; 8 августа 1798 г. князю Алексею Борисовичу Куракину повелено присутствовать в I департаменте сената; вскоре после этого он вышел в отставку и жил частью в Москве, частью в имениях своих. В жизнеописании кн. Алексея Борисовича Куракина нельзя не упомянуть, что он был первый, который выдвинул на служебном поприще знаменитого впоследствии М. М. Сперанского. Первоначально Сперанский был приглашен в качестве преподавателя к сыну князя Алексея Бор. Куракина, затем вскоре обратил на себя внимание своими необыкновенными дарованиями и помещен был в канцелярию генерал-прокурора; здесь он служил до 1802 г., когда получил звание статс-секретаря и был назначен во вновь образованное министерство внутренних дел. Упомянем еще, что кн. А. Б. Куракин, узнав, что родная сестра знаменитого Ломоносова остается по-прежнему в крестьянстве, испросил Высочайшее повеление об изъятии всех родственников Ломоносова от подушной подати и рекрутской повинности.

Император Александр Павлович вскоре по вступлении на престол снова назначил кн. Алексея Борисовича Куракина сенатором I департамента. В день коронации, 15 сентября 1801 г., был издан манифест об учреждении комиссии для пересмотра прежних уголовных дел; членов в эту комиссию предоставлено было назначить сенату - и избраны были председателем ее кн. Алексей Борисович Куракин и членами Новосильцов, Козодавлев и Макаров. 23 сентября 1801 г. этой комиссии был дан замечательный именной указ, в котором государь говорил, что "счел нужным изъяснить к единственному ее сведению следующие рассуждения": "неоднократно до сведения Моего доходило, что люди, вины которых важны были только по обстоятельствам политическим и не предполагали, впрочем, ни умысла, ни разврата, ни бесчестных правил, ни нарушения общего государственного порядка, осуждены и сосланы были, как преступники, на вечное заточение. Часто одно безвинное и совершенно случайное прикосновение к делу, один слух, одно слово, без намерения произнесенное, заставляли правительство, при разных его преобращениях, исторгать из среды общества людей невинных для того только, чтобы сокрыть свидетелей какого-либо происшествия и предупредить самую тень его последствий. Таким образом, именем закона наказывалось не преступление, не порок, но единая возможность разглашения и государственная тайна погребалась вместе не только со всеми лицами, кои в ней участвовали, но кои могли или предполагали в ней участвовать. Между тем обстоятельства, решившие правительство на такую строгую меру, прошли совершенно, но жертвы их остались в том же положении по забвению, по равнодушию, по недостатку искателей, а может быть и по самой неизвестности, куда они сосланы и где теперь находятся. Сей род людей должен составить первый класс в розысканиях комиссии и для открытия их она будет в необходимости собирать сведения с самых мест заточения. Было время, когда, сообразуясь с правами и народным понятием, правительство полагало себя в необходимости, разделяя преступления и наказания на роды их, назначать степени важности их не по существу вреда от них проистекающего, но по уважению лиц, к коим они относились. Таким образом, оскорбительные величеству слова были признаны в числе первых злодеяний; но опыт и лучшее познание о начале преступлений показали, что мнимые сии злодеяния не что другое суть в существе своем, как сущий припадок заблуждений или слабоумия и что власть и величие государей, быв основана на общем законе, не может поколебаться от злоречия частного лица. Сколь ни естественно сие заключение, но встретилось оно весьма поздно разуму законодателей и тогда уже, как тысячи жертв принесены были противному предрассудку. Сии-то жертвы Я желал бы открыть и облегчить их участь. Указать Мне их в местах заточений и ссылки будет вторым предметом комиссии. Преступления не намеренные, без умысла, не представляющие ни вреда государству, ни разврата в правилах и нравах, происшедшие от неосторожности, от случая, от сопряжения обстоятельств должны составить третий класс упражнений комиссии; но при исследовании причин сих преступлений она должна принять за правило, что нет Моего намерения ослабить силу закона, ни деяния ему противные, и что считаю Я себе недозволенным и самый человеколюбивый поступок, когда не согласен он с правосудием, первой обязанностью государей. - Вверяя сии правила единственному сведению комиссии, от трудов ее надеюсь Я иметь то утешение, что откроет она мне случай без нарушений справедливости облегчить судьбу страждущего человечества". Князю Алексею Борисовичу Куракину привелось, таким образом, принять видное участие в осуществлении одного из самых популярных, высокогуманных предначертаний молодого государя; участие его в этой комиссии могло быть особенно полезно ввиду того, что при императоре Павле он был главным начальником, как генерал-прокурор, и над секретными делами; тем не менее, он не был все-таки в числе ближайших доверенных лиц молодого государя; 4 февраля 1802 г. он был назначен малороссийским генерал-губернатором и занял, таким образом место, хотя и высокое, но низшее, чем занимал прожде, и стал в подчиненное положение к В. П. Кочубею, старому своему сопернику, который теперь был назначен министром внутренних дел.

Кн. А. Б. Куракин пробыл генерал-губернатором около пяти лет; важнейшими из проведенных им за это время мер были следующие: по его представлению 27 марта 1802 г. утверждено было новое определение границ и пространства малороссийских губерний; 10 апреля 1802 г. последовало Высочайшее повеление о составлении комиссии, которая бы подготовила производство в Малороссии генерального межевания; 14 апреля того же года состоялось повеление об открытии кредита до 800000 руб. на улучшение состояния городов в Малороссии; 25 апреля 1802 г. последовало повеление о введении в Малороссии совестных судов; в Полтаве кн. Куракин возвел обширные, отличные постройки для благотворительных заведений.

Вскоре после Тильзитского мира наступил перелом в личных взглядах императора Александра и во внутренней его политике; прежyие ближайшие сотрудники Государя мало-помалу потеряли его расположение. В. П. Кочубей был в числе тех, расположение Государя к которым поколебалось; 24 ноября 1807 г. он оставил пост министра внутренних дел и министром в тот же день назначен был князь Алексей Борисовичи Куракин.

За время своего управления министерством кн. А. Б. Куракин прежде всего усилил штаты министерства, что оказывалось необходимым ввиду все развивавшейся его деятельности. Сверх усиления штатов в существовавших уже тогда двух экспедициях министерства при нем-27 июня 1898 г. - устроено было Главное правление мануфактур; положение его, в общих чертах определено было так: Главное правление мануфактур зависело непосредственно от министра внутренних дел и, поступая во всем по его распоряжениям, исполняло те же обязанности, какие ранее лежали на Мануфактур-коллегии. 9 декабря 1809 г. Высочайше утверждено было наставление товарищу министра внутренних дел, составленное князем Куракиным. Этим актом точно определены были пределы прав и обязанностей товарища министра, должность которого была учреждена еще в 1802 г., но пределы и значение которой не были еще определены. Согласно наставлению "товарищ министра является его действительным помощником и заменяет министра во всех случаях, где надобность того востребует"; товарищ министра должен был быть "употребляем в делах, составляющих его заведывание и собственно на министре лежащих", должен был "участвовать в упражнениях по оным министра и, так сказать, разделять с ним суждение о сих делах"; товарищ министра должен был быть "помощником министра по делам ему вверенным, следуя впрочем общим правилам подчиненности". Товарищем министра был назначен тайный советник О. П. Козодавлев. 21 сентября 1809 г. к министерству внутренних дел причислен комитет для приведения в лучшее состояние человеколюбивых заведений; 16 октября того же года преобразована в особое Почтовое отделение состоявшая при министре канцелярия по штату главного директора почт.

В 1808 г. первое место среди дел нового министра занимали заботы о народном здравии; в Саратове оказалась какая-то подозрительная болезнь, - ее сочли чумой, приняли против распространения ее самые энергические меры и, действительно, успели прекратить болезнь. Недостаток врачебных сил и средств побудил кн. Куракина выработать новый устав Медико-хирургической Академии и новые правила об экзаменах на медицинскую степень при главном медицинском управлении, в университетах, которые и были утверждены 28 и 31 июля и 22 августа 1808 года. В то же время приходилось принимать различные меры к обеспечению населения от недостатка в хлебе по случаю недорода и от недостатка в соли, угрожавшего по случаю задержки Эльтонской соли, вывоз которой был обставлен разными предосторожностями ввиду эпидемии в Саратове, - недостаток соли отвращен был тем, что было лучше организовано устройство соляных промыслов в Крыму. В 1809 г. основано было при министерстве периодическое издание - "Северная почта или Новая С.-Петербургская Газета"; редактирование ее было поручено Козодавлеву. В 1809 г. министерство испросило у Государя разрешение на выдачу ссуд и пособий купцам или мещанам, которые бы пожелали заводить новые фабрики или заводы; ссуды эти должны были быть обеспечиваемы залогом недвижных имуществ или поручительством магистратов и городского общества; на эти выдачи было определено до 3 милл. рублей.

1 января 1810 г. при учреждении Государственного Совета по новому положению, возвещено было предстоящее изменение и в устройстве министерств. Кн. Куракин в нем уже не участвовал. Есть свидетельства современников, которые говорят, что тайные недоброжелатели Куракина - и между ними даже будто бы, Сперанский - поспешили под благовидным предлогом удалить Куракина из Петербурга, не без основания рассчитывая в его отсутствие привести министерство внутренних дел в такой вид, что кн. Куракин не пожелает оставаться министром. Предлог представился очень хороший: Наполеон вступал в брак с дочерью императора австрийского и бракосочетание должно было быть отпраздновано с особенным великолепием. Князь Алексей Борисович Куракин был отправлен в Париж чрезвычайным послом для принесения поздравлений Наполеону, - для придания особого блеска представительству России, которая сохранила в это время в качестве посла в Париже и князя Александра Борисовича Куракина. В конце марта 1810 г. кн. Алексей Борисович Куракин выехал в Париж с собственноручным письмом императора Александра; прибыл он в Париж 1 мая, 26 мая был принят в особой торжественной аудиенции императором, только что возвратившимся из продолжительной поездки по Франции. Наполеон был очень любезен с чрезвычайным послом Александра; он много говорил о своей радости при виде такого знака внимания и о своем непременном желании соблюдать лучшие отношения с императором Александром, и на первой аудиенции, и на прощальной, имевшей место 7 августа· - это было как раз то время, когда с австрийским послом Меттернихом Наполеон устраивал соглашение, имевшее первой целью изолировать Россию на случай замышляемого Наполеоном нападения на нее; русские представители, впрочем, не были обманываемы дружелюбной внешностью; кн. Александр Борисович Куракин скоро стал сообщать русскому правительству о замыслах Наполеона. - Во время этого пребывания кн. Алексея Куракина в Париже брат его получил серьезные ушибы и ожоги во время пожара, случившегося на балу у кн. Шварценберга 1 июля 1810 г.

Между тем, в Петербурге, за время отсутствия министра внутренних дел, реформирование министерства было произведено таким образом, что кн. Куракин по возвращении, действительно, не пожелал сохранить за собой управление министерством, в значительной степени лишенным своего прежнего значения: из круга дел, подлежавших прежде ведению министра внутренних дел значительная часть была передана в ведение министерства финансов, именно дела по соляной и винной части, дела о казенных землях и наблюдение за городским хозяйством; часть - в ведение министерства народного просвещения - управление Медико-хирургической Академией и связанные с этим дела по цензуре ученых сочинений, наконец, прямо из состава министерства внутренних дел было выделено особое министерство полиции и главное управление духовных дел иностранных исповеданий. Вернувшись в Петербург 6 октября 1810 г., кн. А. Б. Куракин уже не вступал в управление министерством и в январе 1811 г. был назначен в Государственный Совет; он был председателем департамента гражданских и духовных дел и замещал, с 1821 г. председателя Государственного Совета князя П. В. Лопухина в случае его отсутствия.

11 ноября 1825 г. кн. А. Б. Куракин был назначен председателем комитета для пособия разоренным от наводнения. В том же году он был назначен верховным маршалом печальной церемонии перевезения тела императора Александра I м его погребения. День 14 декабря кн. А. Б. Куракин провел безвыходно в Зимнем Дворце подле царской фамилии, вместе с другим высшим чином кн. П. В. Лопухиным и с гр. Аракчеевым. В 1826 г. кн. А. Б. Куракин назначен был канцлером российских орденов. В верховном суде над декабристами кн. А. Б. Куракин был членом и заменял в случае надобности председателя суда князя П. В Лопухина.

Кн. А. Б. Куракин был женат на Наталье Ивановне Головиной и имел одного сына, кн. Бориса.

"Архив кн. Ф. А. Куракина", тт. V-X; Иванов, "Опыт биографий генерал-прокуроров"; Шильдер, "Император Александр I", Варадинов, "История минист. внутр. дел", I, II; Вигель, "Записки"; "Полное собрание законов", т.т. XXIV-XXXIII.

{Половцов}

Куракин, князь Алексей Борисович

Русский государственный деятель. В качестве генерал-прокурора при Павле I и министра внутренних дел (1807-11) принимал близкое участие в разрешении вопросов правовой жизни евреев. К нему имел доступ известный еврейский общественный деятель Ноткин. Сменив на министерском посту гр. Кочубея, К. присоединился к его заявлению о необходимости прекратить выселение евреев из сел и деревень, решительно заявив Александру I (1808), что такая мера может быть осуществлена лишь в течение многих десятков лет, а не в короткий срок, как того требовал государь (см. Выселение). При участии К. состоялось предоставление гражданских прав курляндским евреям. - Ср.: Гессен, "Евреи в России".

{Евр. энц.}

Куракин, князь Алексей Борисович

{Половцов}

- (Долгорукий) сын стольника и киевского воеводы, кн. Луки Феод. Долгорукого. Год рождения его неизвестен, но можно предположить, что он родился приблизительно около 1670 г., так как начало его службы относится к 1687 г. В этом году кн. Вас. Лук.… … Большая биографическая энциклопедия