Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Сочинение

К началу семидесятых годов, после явной неудачи романа «На ножах», Н. С. Лесков оставляет этот жанр и стремится утвердить права того литературного рода, который стихийно складывался в его творчестве. С этим периодом совпал и заметный перелом в мировоззрении Лескова. Он оказался как бы на распутье: еще не порвана связь с церковью, но в то же время писатель не только с болью критикует положение и состояние православной церкви, но уже становится на путь, который приведет его в конце жизни к принятию нравственного учения Л. Н. Толстого.

Из писем Б. Маркевича М. Н. Каткову выясняется, как дорожило Лесковым катковское окружение в начале 1873 года и как пыталось сохранить писателя для себя в момент выявившегося расхождения сторон. 25 марта, когда в редакции находились «Черноземный Телемак» и «Монашеские острова…», Маркевич, пытаясь предотвратить разрыв, писал Каткову о тяжелом семейном положении писателя: «Позвольте просить Вас помочь бедному Лескову; у него чуть не умер мальчик, которого он страстно любит, и хотя теперь опасность прошла, но ребенок требует серьезного лечения. А в доме теперь Ни гроша». Письмо Марковича Каткову от 15 мая 1873 года почти все посвящено «Очарованному страннику»: «Мне очень больно было узнать, что Вы признали неудобным напечатать рассказ Лескова, находящийся ныне у Вас. Рассказ этот читан был им нынешней зимой у Кушелева, в присутствии многих дам и любителей литературы, произвел на Всех, В том числе и на меня, самое прекрасное впечатление. Очень досадно то, что Лесков, совершенно смущенный этим отказом Вашим, может отдать эту вещь Суворину для помещения ее в «Вестнике Европы». Так как он живет единственно литературным трудом, мы не будем вправе сетовать на него за это».

Отказ в публикации рассказа огорчил Лескова. Разрыв писателя с М. Н. Катковым и его журналом становился почти неизбежным.

Именно в эти годы создаются произведения, которые войдут в будущий цикл легенд о русских праведниках: роман «Соборяне» (1872), повести «Запечатленный ангел» (1873) и «Очарованный странник» (1872-1873).

Сам Лесков не разделял оценку повести, данную Катковым. Об этом свидетельствует, например, его письмо Шебальскому: «За критику благодарю и «приемлю оную за благо, но не совсем разделяю и не вовсе ею убеждаюсь, а почему так? – о том говорить долго. Скажу Одно: Нельзя от картин требовать того, что Вы требууете. Это Жанр, А жанр надо брать за одну мерку: искусен он или нет? Какие же тут проводить направления? Эдак оно превратится в ярмо для искусства и удавит его, как быка давит веревка, привязанная к колесу. Потом: почему же лицо самого героя должно непременно стушевываться? Что это за требование? А Дон-Кихот, а Телемак, а Чичиков? Почему не идти рядом и среде, и герою? Я знаю, и слышу, что «Очарованный странник» читается живо и производит впечатление хорошее; но в нем, вероятно, менее достоинств, чем В «Ангеле». Конечно, это так, – только вытачивать «Ангелов» по полугода да за 500 рублей продавать их – сил не хватает, а условия рынка Вы знаете, как и условия жизни. Обижаться мне на Вас за придирчивость ко мне я не думаю, так как в самой этой придирчивости вижу Ваше ко мне расположение…»

И очерк, и рассказ были посланы в Москву в редакцию «Русского вестника». С «Монашескими островами…» дело затянулось, и печатание очерка было отложено, а о рассказе сотрудник редакции журнала Н. А. Любимов писал автору: «Многоуважаемый Николай Семенович, Михаил Никифорович (М. Н. Катков – главный редактор журнала «Русский вестник» – И. Б.) прочел «Черноземного Телемака» и после колебаний пришел к заключению, что печатать эту вещь будет неудобно. Не говоря о некоторых эпизодах, как, например, о Филарете и св. Сергии, вся вещь кажется ему скорее сырым материалом для выделки фигур, теперь весьма туманных, чем выделанным описанием чего-либо в действительности возможного и происходящего. Передаю вам, конечно, не в полной точности, что говорил Михаил Никифорович, а в самых общих выражениях. Он советует вам подождать печатать эту вещь, самый мотив которой может, по его мнению, выделаться во что-то хорошее».

По воспоминаниям А. Н. Лескова, сына писателя, это «широко эпопейное» произведение ценилось автором «до последних лет». Впервые повесть была опубликована в газете «Русский мир», где она и прошла с 15 октября по 23 ноября 1873 года под заглавием «Очарованный странник, его жизнь, опыты, мнения и приключения. Рассказ. Посвящается Сергею Егоровичу Кушелеву». Посвящение повести С. Е. Кушелеву имело свое объяснение: «дебют» повести Лескова в свете состоялся именно в кушелевском доме.

Летом 1872 года Лесков совершил путешествие по Ладожскому озеру, во время которого посетил Корелу, острова Коневиц и Валаам. «В незыблемой твердыне русского иночества, пребывающего здесь во всей чистоте древней христианской общины» («Монашеские острова на Ладожском озере»), рождался замысел рассказа о русском страннике. Результатом поездки явились очерк «Монашеские острова на Ладожском озере» и рассказ «Черноземный Телемак» (первоначальное название повести «Очарованный странник»).

Другие сочинения по этому произведению

Загадочная русская душа" в повести Н. Лескова "Очарованный странник Анализ эпизода из повести Н. С. Лескова «Очарованный странник» Анализ эпизода «Происшествие с Грушей» (повесть Н. С. Лескова «Очарованный странник») В чём очарование Ивана Флягина? (поповести Н. С. Лескова «Очарованный странник») В чём смысл названия повести Н. С. Лескова «Очарованный странник»? Женские образы в повести Н. С. Лескова «Очарованный странник» Жизненный путь Ивана Флягина (по повести Н. С. Лескова «Очарованный странник») Иван Флягин - правдоискатель земли русской (по повести Н. С. Лескова "Очарованный странник") Иван Флягин в повести Лескова "Очарованный странник" Иван Флягин — главный герой повести Н. С. Лескова «Очарованный странник» Иван Флягин – образ, воплощающий черты русского национального характера Кто такой Иван Северьяныч Флягин: грешник или праведник? Мир образов Лескова Образ Ивана Флягина в повести Н. С. Лескова "Очарованный странник" Образ Ивана Флягина в повести Н. С. Лескова «Очарованный странник». Образ Флягина Очарованный странник - самый значительный герой Н. С. Лескова Почему повесть Н. С. Лескова названа «Очарованный странник»? Праведен или грешен Иван Флягин Россия в повести Н.С. Лескова "Очарованный странник" Русский национальный характер в повести Н. С. Лескова «Очарованный странник» Русский национальный характер — цель изображения повести Н. С. Лескова «Очарованный странник» Русский характер в рассказах Н. С. Лескова Свобода и необходимость в "Войне и мире" Л. Н. Толстого и "Очарованном страннике" Н. С. Лескова Своеобразие авторского подхода к изображению героя в повести Н. Лескова "Очарованный странник" Своеобразие авторского подхода к изображению героя в повести Н. С. Лескова «Очарованный странник» Смысл названия повести Н. С. Лескова "Очарованный странник" Смысл странствий Ивана Флягина (По очерку Лескова «Очарованный странник») Странник Лескова Творчество Н.С. Лескова (Рассказ "Очарованный странник") Тема странничества в повести Н. С. Лескова «Очарованный странник». Традиции фольклора и древнерусской литературы в повести Н. С. Лескова "Очарованный странник" Анализ текста повести «Очарованный странник» Какие черты русского национального характера воплощены в Иване Северьяновиче Флягине Жанр, сюжет, композиция, образ главного героя Характеристика Ивана Флягина в повести Лескова «Очарованный странник» Житие русского грешника в повести «Очарованный странник» Смысл слова «Странник» в одноименной повети Лескова Русские праведники в произведениях Н.С. Лескова (на прмиере«Очарованный странник») Сюжет и проблематика повести “Очарованный странник” Жизненные перипетии главного героя повести «Очарованный странник» Традиции древнерусской литературы в повести «Очарованный странник» Иван Северьяныч Флягин человек особенный, исключительный, странной и необычной судьбы Загадки лесковского сказа на примере повести «Очарованный странник» Законы художественного мира Лескова Флягин - характеристика литературного героя Русские праведники в произведениях Н.С. Лескова (на прмиере «Очарованный странник») Образ Ивана Флягина в повести Н. Лескова "Очарованный странник" Образ Флягина в повести «Очарованный странник» Сюжет повести Лескова «Очарованный странник» Повествовательная организация повести «Очарованный странник» Смысл названия повести Николая Лескова “Очарованный странник” Образ Ивана Флягина в повести Лескова "Очарованный странник" Герой повести-очерка Лескова «Очарованный странник» Иван Флягин правдоискатель земли русской Нравственность и гуманизм русского человека в повести «Очарованный странник» Изображение русского национального характера в произведениях Н.С.Лескова (на примере произведения "Очарованный странник").

Произведения Лескова производят неизгладимое впечатление на человека. Со школьной скамьи каждый знаком с несколькими его работами. Одним из таких является повесть «Очарованный странник», которое признано одним из самых знаменитых его произведений.

Лесков создавал повесть с 1872 по 1873 год. Задумка пришла автору во время путешествия по Карелии. По местным водам он отправился на остров Валаам к монахам. Именно там создавалось произведение и через год было готово к печати с названием «Черноземный Тельмак». Тогда Лескова отказали, объясняя крайне не интересным сюжетом и недоработанностью. Тогда Лесков обратился в другой журнал, где его согласились опубликовать.

Название «Очарованный странник» несёт в себе мысль путешествия главного героя в поисках собственной души, развития. Он странствует как по ладожскому озеру, так и по своему внутреннему миру. Странник стремится познать свое предназначение, а самое главное – своего места на земле и жизни. Обо всем этом говорит второе слово в названии, а первое указывает на способность сердца героя очаровывать я своей страной, природой, способность любить и ценить окружающую среду. Часто в повести автор использует словосочетание «колдовские чары» - это значит, что герой будто не сам совершает различные действия, а под влиянием чего-то высшего.

В произведении 20 глав, но они не представляют собой единую композицию. Они словно расположены хаотично, как шло вдохновение автора. Можно сказать, что это череда случайных событий. Флягин много рассказывает о своей жизни, и она такая же сумбурный и хаотичная. Неслучайно в повести имеется целый цикл легенд, ведь в повести заложена биография одного из святых, чья жизнь была наполнена божественными знаками. Это видно по рассказу о детстве странника, где бог свыше указывает ему на путь судьбы, а во взрослая жизнь переполнена аллегорией и высоким смыслом. Кульминацией всего произведения является искушение главного героя бесами, с которыми он справляется с помощью веры в Бога.

Таким образом, мы видим, как много заложено в повести Лескова. Не сразу удалось заметить ценность произведения, но оно все равно вышло в свет и смогло наставить на истинный путь многих читателей. Ведь это очень важно в современном мире.

Вариант 2

Автором произведения "Очарованный странник" является Н.С. Лесков. Именно во время путешествия по Ладожскому озеру появилась задумка создания повести. Писал повесть Лесков на одном дыхании. Меньше года ушло на это творение.

Главным действующим персонажем повести является выходец из простого народа - Иван Флягин. Родился он в семье дворовой челяди. Как-то, из-за забавы, он избил монаха до смерти. После этого покойный начинает преследовать Ваню, являясь ему во снах, и, предрекая в далёком будущем службу богу.

В скором времени Иван покидает дом хозяина, прихватив с собой верёвку и коня. Понимая своё никчемное существование, он решает повеситься. Но осуществить свой план ему так и не удается. Спасает его цыган, перерезав верёвку.

После долгих скитаний по незнакомым землям, герой попадает к татарам. Недолго думая, он становится участником местного обычая, смысл которого заключался в следующем – двое садились напротив друг друга и начинали бить соперника плетями. Тот, кто продержится дольше, в качестве выигрыша забирал себе коня. Иван воодушевлено борется с соперником, желая получить чудного коня. Но он перестарался, и ненароком насмерть забил противника. За этот опрометчивый поступок, татары калечат ему ноги. С этих пор он начинает прислуживать им.

Волей случая в татарское поселение приезжают приезжие. Воспользовавшись случаем, Ивану удаётся сбежать. Долго странствуя, он добирается до Астрахани. Но оттуда его ссылают обратно к бывшему хозяину. Тут он начинает присматривать за его лошадьми. В округе за Ивана распространяется слух, как о волшебнике, так как он безошибочно, с первого взгляда, мог определить хорошего коня. Вскоре, об этом узнаёт местный князь. Он желает воспользоваться его знаниями и берёт Ивана на должность конэсера.

Значимым моментом в жизни главного героя становится знакомство в трактире с красавицей-цыганкой Грушенькой, Несмотря на то, что она приходилась любовницей князю, молодые люди влюбляются друг в друга. Князь заготовил девушке страшную судьбу. Вскоре он должен был жениться, а Грушу, как уже неугодную, задумал отправить в пчелиный лес на верную погибель. Цыганка сбегает с княжеского двора и приходит к Ивану со страшной просьбой – она просит утопить её, так как другого выхода у неё нет. С долгими раздумьями он совершает этот ужасный поступок. Теперь, оставшись совсем один, Ваня решает уйти на войну, где, по его мнению, и закончит свою жизнь, погибнув от рук врага.

На поле битвы Ивану так и не удаётся найти смерть. Вернувшись с войны, он пробует сначала себя в качестве рабочего в адресном столе, а затем – артиста, но и тут не находит себя. Отчаявшись во всём, он уходит в монастырь. Именно в этом месте главный герой обретает покой, понимая, что принял единственное правильное решение за всю свою долгую жизнь.

В "Очарованном страннике" Лесков показал все жизненные трудности, с которыми сталкиваются простые люди, делая особый акцент на негативных аспектах жизни.

Сочинение по рассказу Очарованный странник

В повести «Очарованный странник», вышедшей в свет в 1873 году, представлен образ человека удивительной судьбы. На пароходе, плывущем на Валаам, черноризец-паломник, назвавшись мирским именем Иваном Северьяновичем Флягиным, рассказывает попутчикам о скитаниях, которые ему довелось вынести, Внешностью он напоминал русских былинных богатырей. Его удивительный, поэтический народный язык и манера повествования – старинный русский сказ, последовательность и изложение событий его жизни похоже на канонический древнерусский жанр жития. Попутчиков Иван покоряет искренностью рассказов о своих скитаниях.

Многие критики, современники Лескова, восприняли это произведение враждебно, упрекали автора в том, что нет в его повести ни логического сюжета, ни правдивости в описанном им национальном характере, ни основы любви героя к русской земле. Все повествование главного героя о своих странствиях оценивали, то ли как «от дурака откровение», то ли от «умного речь», а самого главного героя представляли, как пародию на человека с русским характером. Однако, образ главного героя при кажущейся внешней простоватости, многогранен и сложен. Лесков, познавая таинственную глубину русской души, ищет нравственные порывы в поступках грешного человека, неистового правдоискателя, который, часто ошибался, но страдая, не теряя веры, приходит на путь покаяния. Лесков показал, что русскому человеку не совсем присуще христианское смирение, ему свойственно согрешить ради справедливости.

Главный герой с детства был родителями завещан Богу, потому что был долгожданный и вымоленный ребенок. И по предсказанию ему было суждено уйти в монастырь. Много испытаний выпало на долю Ивана: крепостная повинность, побег, скитания без документов и денег, десятилетний плен у иноверцев, пятнадцатилетняя рекрутская служба на Кавказе, где за отвагу был пожалован Георгиевским крестом и офицерским чином. Он невольно стал причиной смерти трех человек: монаха, свалившегося под колеса телеги, татарина, бившегося за коня, цыганки, обезумевшей от ревности. Довелось ему побывать конэсером, нянькой, лекарем, солдатом, справщиком в конторе, актером в балагане. Сам герой считает себя страшным грешником, но пройдя через искушения и испытания, находит успокоение в служении и вере. Последний приют он находит в монастыре, но и там ему скучна спокойная жизнь. Его душа в поиске, она жаждет обрести цель жизни. Он очарованный жизнью бродяга с чистой, как у младенца душой, но сильным и независимым характером.

В конце повести путь героя не завершен. Он ищет возможность послужить с верой за Отечество, чтобы найти окончательное пристанище своей неприкаянной душе.

Несколько интересных сочинений

Сказка пришла к каждому из нас еще в самом раннем возрасте, когда мы читать еще и сами совсем не умели.

• Образ и характеристика Медведева в пьесе На дне Горького сочинение

  Одним из второстепенных персонажей пьесы Горького «На дне» выступает некто Абрам Медведев. Это мужчина средних лет, на вид ему около пятидесяти, который является дядей главных героинь - Наташи и Василисы.

• Сочинение Авторская оценка Тараса Бульбы (с цитатами)

  Николай Гоголь написал свое произведение «Тарас Бульба» в 1842 году своей жизни. Это произведение стало классикой, которая заставила многие сердца биться быстрее и чаще. Это произведение написано не просто, как описание и подтверждение истории тез времен

• Сочинение Снегопад

  Снегопад может натворить немало бед. Заносы и аварии на дорогах, повреждение линий электропередач, крыш домов, сходы лавин, задержки авиарейсов. Хорошо, что сейчас у нас есть мощная снегоуборочная техника,

Наверное, каждый из нас когда-то был пленён своей идеей. Кто-то, например, строил с друзьями шалаш. И когда рождается такая идея в голове, человека посещает прилив сил, мотивация осуществить идею резко возрастает

Повесть "Очарованный странник" была написана Николаем Семеновичем Лесковым (1831 - 1895) в 1872 - 1873 годах. Видимо, замысел повести возник у Лескова во время поездки летом 1872 года в Валаамский монастырь на Ладожском озере.

Впервые произведение Лескова было напечатано в газете "Русский мир" 8 августа - 19 сентября 1873 года под заглавием "Очарованный странник, его жизнь, опыты, мнения и приключения". Год спустя вышло отдельное издание "Очарованный странник. Рассказ Н. Лескова".

Жанрово-композиционное своеобразие повести

"Очарованный странник" - произведение сложного жанрового характера. Это повесть, использующая мотивы древнерусских жизнеописаний святых (житий) и народного эпоса (былин), переосмысляющая сюжетную схему распространенных в литературе ХVIII века романов приключений.

"Очарованный странник" - это своеобразная повесть-биография героя, составленная из нескольких замкнутых, завершенных эпизодов. Сходным образом строятся жития, состоящие из отдельных фрагментов, описывающих разные события из жизни святых. Такой же принцип характерен и для авантюрного романа, романа приключений, с героем которого на его жизненном пути, в его странствиях по свету по воле судьбы случаются самые неожиданные происшествия. Между прочим, само название повести в первом издании было несомненно стилизовано под заглавия русских авантюрных, философских и нравоописательных романов ХVIII столетия.

Элементы житийного жанра и романа приключений в "Очарованном страннике" очевидны. Герой повести, Иван Флягин, подобно персонажу жития, покаявшемуся и преображенному грешнику, идет по миру от греха (бессмысленного "удальского" убиения монашка, убийства цыганки Грушеньки, пусть и совершенного по ее же молению, но все равно, по мысли Флягина, греховного) к покаянию и искуплению вины. Лесковский странник, как и святой - герой жития, уходит в монастырь, и это решение, как он считает, предопределено судьбой, Богом. Повесть сближают с житиями и пророческие сны и видения, открывающие герою, подобно святому, его грядущее.

Обладающие жанрообразующими признаками сюжет и герой повести Лескова напоминают событийную канву и персонажей не только житийной литературы, но и романа приключений. Флягина постоянно подстерегают превратности, он вынужден поменять множество социальных ролей и профессий: крепостной, форейтор, дворовый графа К.; нянька-"смотритель" при малолетнем ребенке; невольник в татарских кочевьях; объездчик лошадей, ремонтер (работник, занимающийся покупкой лошадей для армии); солдат, участник войны на Кавказе; актер в петербургском балагане; справщик столичного адресного стола; послушник в Валаамском монастыре. И эта же, последняя в повести, роль, служение Флягина, не является окончательной в кругу его "метаморфоз". Герой, следуя своему внутреннему голосу, готовится к тому, что "скоро надо будет воевать", ему "за народ очень помереть хочется".

Флягин никогда не может остановиться, застыть, закоснеть в одной роли, "раствориться" в одной службе, подобно герою романа приключений, который вынужден менять профессии, должности, порой даже свое имя, чтобы избегнуть опасности и приспособиться к обстоятельствам. Мотив странствий, постоянного движения в пространстве также роднит "Очарованного странника" с романом приключений. Авантюрный герой так же, как и Флягин, лишен родного дома и в поисках лучшей доли должен скитаться по свету. И странствия Ивана Северьяновича, и скитания авантюрного героя имеют лишь формальное завершение: у персонажей нет определенной цели, достигнув которую они могут успокоиться, остановиться. Уже в этом - отличие повести Лескова от житий - ее прообразов: житийный герой, обретая святость, остается затем неизменным. Если он приходит в монастырь, то этим завершаются его странствия в миру. Путь же лесковского странника открыт, незавершен. Монастырь - лишь одна из "остановок" в его бесконечном путешествии, последнее из описанных в повести мест обитания Флягина, но, возможно, не последнее в его жизни. Не случайно жизнь Флягина (который, кстати, исполняет обязанности послушника, но не постригается в монахи) в обители лишена умиротворенности и душевного спокойствия ("явления" герою бесов и бесенят). Проступки, совершенные послушником Иваном Северьяновичем по рассеянности и невниманию, навлекают на него наказание игумена ("благословили меня без суда в пустой погреб спустить"). Из монастыря Флягина не то отпускают, не то прогоняют в Соловки на поклонение мощам святых Зосимы и Савватия.

Ивана Северьяновича автор сближает не только с героями житий и романов приключений, но и с былинными богатырями. Флягина роднит с героями былин любовь к лошадям, искусство объезжать их. Он повторяет слова, которыми бранит своего коня былинный Илья Муромец: "Ну, тут я вижу, что он (конь - А. Р.) пардону просит, поскорее с него сошел, протер ему глаза, взял за вихор и говорю: "Стой, собачье мясо, песья снедь!", да как дерну его книзу - он на колени и пал..."

В "Очарованном страннике" есть и несколько трансформированный сюжетный мотив, характерный для былин: поединок русского богатыря с воином-басурманином, степняком. Флягин "порется", сечется нагайками с татарином Савакиреем; наградой за победу в состязании служит караковый жеребенок, который скачет "будто едет по воздуху" (ср. полет под облаками богатырского скакуна в былинах).

Повесть Лескова - "средний" (в сравнении с рассказом, с одной стороны, и романом - с другой) жанр, обретающий черты большой эпической формы, героического эпоса. Показательно, что Лесков первоначально намеревался назвать "Очарованного странника" "Русский Телемак" и "Черноземный Телемак", сближая Флягина, ищущего смысл жизни и свое место в ней, с героем гомеровской "Одиссеи", разыскивающим отца. Однако, несмотря на эпическую установку, судьба Флягина не теряет своей единичности, конкретности.

Лесков в письме к литератору и публицисту П.К. Щебальскому от 4 января 1874 года, по-видимому, не соглашаясь с мнением адресата о недостаточной прорисованности характера Флягина, затененного подробными описаниями "среды", замечал: "...почему же лицо самого героя должно непременно стушевываться? Что это за требование? А Дон Кихот, а Телемак, а Чичиков? Почему не идти рядом и среде, и герою?"

И.З. Серман в преамбуле своего комментария к повести Лескова так интерпретировал эти строки: "Форма рассказа о приключениях в "Очарованном страннике" действительно напоминает и разъезды Чичикова по окрестным помещикам, и выезды Дон Кихота в поисках соперников, и даже в какой-то мере роман Фенелона (французского писателя ХVIII века) о странствиях Телемака в поисках Одиссея". Важно, однако, не только сходство "формы рассказа" в повести Лескова и в "Мертвых душах", "Дон Кихоте" и "Приключениях Телемака". Упомянутые в письме Лескова произведения отличает установка на максимально полное, многостороннее изображение реальности и символическое осмысление героя и его странствий. Это истории, в которых описан человек вообще, меняющийся или преображающийся в поисках истины. Параллели к "Очарованному страннику", приводимые Лесковым, - это примеры "эпоса", большой эпической формы в новоевропейской словесности.

Особенности сюжета повести

Известный литературный критик Н.К. Михайловский заметил: "Фабулы в повести, собственно говоря нет, а есть целый ряд фабул, нанизанных, как бусы на нитку. Каждая бусина сама по себе и может быть очень удобно вынута, заменена другою, а можно и еще сколько угодно бусин нанизать на эту же нитку".

В произведении нет сквозного сюжета. События времен молодости героя, Ивана Северьяновича Флягина (служба в должности форейтора при его хозяине, графе К.), прямо никак не связаны с происшествиями, выпавшими на его долю позднее - десятилетней жизнью в татарских степных кочевьях, уходом в монастырь и т. д. Нет в повести Лескова и "сквозных" персонажей, за исключением самого Флягина. Эпизоды, из которых составлена повесть, имеют свой собственный "микросюжет". Микросюжеты выстраиваются следующим образом: 1) спасение Флягиным семьи графа К.; 2) наказание (за месть графининой кошке), порка и бегство от графа; 3) служба в "няньках" и бегство с матерью ребенка и ее любовником; 4) поединок с Савакиреем и уход в степь; 5) возвращение в Россию; 6) служба при князе, история с Грушенькой; 7) солдатская служба; 8) скитания и приход в монастырь; 9) жизнь в монастыре.

В "Очарованном страннике" отражены не только сюжетные элементы житий, былин и авантюрных романов, он не только тяготеет к эпической форме (см. об этом в разд. о жанрово-копозиционном своеобразии повести), но в нем и трансформированы коллизии и сюжетные эпизоды многих классических произведений, в частности, "Кавказского пленника" А.С. Пушкина (пребывание Флягина в неволе у татар), "Цыган" А.С. Пушкина (приворожившая сердце Флягина цыганка Груша). Очевидная литературная основа "Очарованного странника", однако, не свидетельствует об установке автора на восприятие его текста как "вторичного" по отношению к классическим "образцам". Лесков, напротив, хочет продемонстрировать на примере судьбы Флягина, что реальная жизнь более прихотлива и непредсказуема, чем вымышленные сюжеты. Кроме того, соотнесенность с романтическими поэмами Пушкина подчеркивает "странность" (с точки зрения романтической поэтики) поведения героя, не ощущающего ничего необычного в диковинных метаморфозах своей жизни. "Романтические" ситуации (плен, кавказская война) герой Лескова воспринимает прозаически-трезво (отчасти исключение - очарованность Грушей, но и она проявляется в поступках и словах, имеющих мало общего с действиями и речами романтического персонажа).

Все перечисленные выше эпизоды "рассказываются" самим героем. Повествование Флягина о своей судьбе выслушивают путешественники, плывущие на пароходе по Ладожскому озеру; один из них - рассказчик, знакомящий нас с Иваном Северьяновичем и завершающий его историю своим комментарием. Таким образом, "Очарованный странник" в композиционном отношении - "рассказ в рассказе". Такое построение "Очарованного странника" -значимое. Во-первых, так автор придает достоверность рассказу Флягина о невероятных событиях, перипетиях его жизни. Во-вторых, форма "сказа", устной речи от первого лица, произносимой человеком из народа, мотивирует "странную" композицию сюжета: подробное изложение отдельных эпизодов из жизни Флягина и - вместе с тем - предельно краткий рассказ об "экзотической" (с точки зрения образованных слушателей) жизни в плену; затемненное, не описанное Флягиным убийство Грушеньки, совершаемое как бы в тумане; "магическое" преображение Флягина, завороженного женской красотой, преображение, которому придает таинственность рассказ героя, не способного внятно объяснить и внезапную перемену, и предшествовавший ей провал в сознании.

Сказовая форма позволяет автору скрыться "за героем", утаить собственную оценку и отказаться от интерпретации событий. Единственный взгляд на жизнь Ивана Северьяновича - это точка зрения самого персонажа, объяснения и круг представлений которого весьма далеки от авторских. Кстати, этот повествовательный прием внешне напоминает такую особенность героического эпоса, как совпадение авторской точки зрения и видения героя. У Лескова такого совпадения нет, но в тексте авторский "взгляд" и "взгляд" Флягина реально не разграничены, так как прямые авторские высказывания отсутствуют.

Сказовая форма мотивирует и обильное упоребление просторечий, диалектизмов, порой - затейливую народную игру словом.

Многозначен и смысл "рамки" - рассказа, обрамляющего повествование Флягина. Подобно тому, как жизнь Флягина - это постепенное преодоление собственного эгоизма и обуздание своеволия, движение к другим людям, растущее понимание их душ, забот и переживаний, так и сама ситуация рассказывания - это преодоление отчуждения, дистанции между Флягиным и другими пассажирами. Спутники Ивана Северьяновича сначала лишь ждут от него "анекдотов", забавных и интересных историй из быта монастырской братии, священников и дрессировщиков лошадей. Купец, один из слушателей, смотрит на странника немного свысока. Своеобычность и сила натуры Флягина лишь постепенно уясняются его случайными попутчиками. Реакция их как бы программирует, "моделирует" и реакцию читателей повести Лескова, размыкает ее границы. Вместе с тем, роль слушателей - наметить дистанцию между мнениями, представлениями, миром чувств простого человека (бывшего крепостного графов К.) и образованной "публики".

Кроме того, обрамляющий рассказ о поездке на пароходе придает расширительный, символический смысл жизненному "путешествию" Ивана Северьяновича: не только он, но и как бы вся Россия странствует, плывет к неведомой ей цели. Иван Северьянович Флягин - вечный странник, он и о своих прежних скитаниях рассказывает в пути.

Есть у лесковского обрамляющего рассказа и еще один смысл. Незаурядные характеры, личности нередки в народе, и случайная встреча с ними возможна всегда.

Образ главного героя в художественной структуре повести

Образ Ивана Северьяновича Флягина - это единственный "сквозной" образ, соединяющий все эпизоды повести. Как уже отмечалось, он обладает жанрообразующими признаками, т.к. его "жизнеописание" восходит к произведениям с жесткими нормативными схемами, а именно к житиям святых и авантюрным романам. Автор сближает Ивана Северьяновича не только с героями житий и романов приключений, но и с былинными богатырями. Вот как описывает внешность Флягина повествователь: "Этому новому нашему спутнику по виду можно было дать с небольшим лет за пятьдесят; но он был в полном смысле слова богатырь, и притом типический, простодушный, добрый русский богатырь, напоминающий дедушку Илью Муромца в прекрасной картине Верещегина и в поэме графа А. К. Толстого. Казалось, что ему бы не в рясе ходить, а сидеть бы ему на "чубаром" да ездить в лаптищах по лесу и лениво нюхать, как "смолой и земляникой пахнет темный бор"". Характер Флягина многогранен. Основная черта его - "откровенность простой души". Рассказчик уподобляет Флягина "младенцам", которым Бог иногда открывает свои замыслы, таимые от "разумных". Автор перефразирует евангельские речения Христа: "... Иисус сказал: "...славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам"" (Евангелие от Матфея, глава 11, стих 25). Мудрыми и разумными Христос иносказательно называет людей с чистым сердцем.

Флягина отличают детская наивность и простодушие. Бесы в его представлениях напоминают большую семью, в которой есть и взрослые, и шкодливые дети-бесенята. Он верит в магическую силу оберега - "тесменного пояска от святого храброго князя Всеволода-Гавриила из Новгорода". Флягин понимает переживания укрощаемых лошадей. Он тонко чувствует красоту природы.

Но, вместе с тем, душе очарованного странника присуща и некоторая черствость, ограниченность (с точки зрения образованного, цивилизованного человека). Иван Северьянович хладнокровно засекает до смерти в поединке татарина и не может понять, почему рассказ об этом истязании ужасает его слушателей. Иван жестоко расправляется с кошкой графининой горничной, задушившей его любимых голубей. Некрещеных детей, прижитых от жен-татарок в Рынь-песках, он не считает своими и оставляет без тени сомнения и сожаления.

Природная доброта уживается в душе Флягина с бессмысленной, бесцельной жестокостью. Так, он, служа нянькой при малолетнем ребенке и нарушая волю его отца, своего хозяина-барина, отдает дитя слезно умолившей Ивана матери и ее любовнику, хотя и знает, что этот поступок лишит его верного пропитания и заставит снова скитаться в поисках пищи и крова. И он же, в отрочестве, из баловства засекает насмерть кнутом уснувшего монаха.

Флягин безогляден в своем удальстве: просто так, бескорыстно, он вступает в состязание с татарином Савакиреем, обещая знакомому офицеру подарить приз - коня. Он весь отдается овладевающим им страстям, пускаясь в пьяный загул. Пораженный красотой и пением цыганки Груши, не колеблясь, дарит ей порученную ему огромную сумму казенных денег.

Натура Флягина одновременно и непоколебимо тверда (он свято исповедует принцип: "Чести моей никому не отдам") и своевольна, податлива, открыта влиянию других и даже внушению. Иван легко усваивает представления татар об оправданности смертельного поединка на нагайках. Доселе не чувствующий завораживающей красоты женщины, он - как бы под воздействием бесед с опустившимся барином-магнетизером и съеденного "магического" сахара-"ментуора" - оказывается очарован первой встречей с Грушей.

Скитания, странствия, своеобразные "искания" Флягина несут "мирскую" окраску. Даже в монастыре он исполняет ту же службу, что в миру, - кучера. Этот мотив - значимый: Флягин, меняя профессии и службы, остается самим собой. Он начинает свой трудный путь с должности форейтора, наездника на лошади в упряжке, и в старости возвращается к кучерским обязанностям.

Служба лесковского героя "при лошадях" не случайна, она обладает неявной, скрытой символичностью. Переменчивая судьба Флягина подобна быстрому бегу лошади, а сам "двужильный" герой, выдержавший и перенесший многие тяготы на своем веку, напоминает крепкого "битюцкого" коня. И флягинская вспыльчивость, и независимость как бы сопоставлены с гордым конским норовом, о котором поведал "очарованный странник" в первой главе лесковского произведения. Укрощение же лошадей Флягиным соотносится с рассказами античных авторов (Плутараха и других) об Александре Македонском, усмирившем и приручившем коня Буцефала.

А подобно герою былин, выезжающему померяться силою "во чисто поле", Флягин соотнесен с открытым, вольным пространством: с дорогой, (странствия Ивана Северьяновича), со степью (десятилетняя жизнь в татарских Рынь-песках), с озерным и морским простором (встреча рассказчика с Флягиным на пароходе, плывущем по Ладожскому озеру, паломничество странника на Соловки). Герой странствует, перемещается в широком, разомкнутом пространстве, являющемся не географическим понятием, но ценностной категорией. Пространство - зримый образ самой жизни, посылающей навстречу герою-путешественнику бедствия и испытания.

В своих скитаниях и путешествиях лесковский персонаж достигает пределов, крайних точек Русской земли: живет в казахской степи, сражается против горцев на Кавказе, идет к Соловецким святыням на Белом море. Флягин оказывается и на северной, и на южной, и на юго-восточной "границах" европейской России. Иван Северьянович не побывал лишь на западном рубеже России. Впрочем, столица у Лескова может символически обозначать именно западную точку российского пространства. (Такое восприятие Петербурга было характерно для русской словесности XVIII века и воссоздано в пушкинском "Медном всаднике"). Пространственный "размах" путешествий Флягина значим: он как бы символизирует широту, безграничность, открытость народной русской души миру. Но широта натуры Флягина - "русского богатыря" вовсе не равнозначна праведности. Лесков неоднократно создавал в своих произведениях образы русских праведников, людей исключительной нравственной чистоты, благородных и добрых до самоотвержения ("Однодум", "Несмертельный Голован", "Кадетский монастырь" и т. д.). Однако Иван Северьянович Флягин не таков. Он как бы олицетворяет русский народный характер со всеми его темными и светлыми сторонами и народный взгляд на мир.

Имя Ивана Флягина - значимое. Он подобен сказочным Ивану-дураку и Ивану-царевичу, проходящим через разные испытания. От своей "дурости", нравственной черствости Иван в этих испытаниях излечивается, освобождается. Но нравственные идеалы и нормы лесковского очарованного странника не совпадают с моральными принципами его цивилизованных собеседников и самого автора. Нравственность Флягина - это естественная, "простонародная" нравственность.

Не случайно и отчество лесковского героя - Северьянович (severus - по латыни: суровый). Фамилия говорит, с одной стороны, о былой склонности к питию и загулам, с другой, - как бы напоминает о библейском образе человека как сосуда, а праведника - как чистого сосуда Божия.

Жизненный путь Флягина отчасти представляет собой искупление его грехов: "молодеческого" убийства монаха, а также убийства оставленной любовником-князем Грушеньки, совершаемого по ее мольбе. Темная, эгоистическая, "животная" сила, свойственная Ивану в юности, постепенно просветляется, наполняется нравственным самосознанием. На склоне жизни Иван Северьянович готов "помереть за народ", за других. Но от многих поступков, предосудительных для образованных, "цивилизованных" слушателей, очарованный странник не отрекается по-прежнему, не находя в них ничего дурного.

В этом не только ограниченность, но и цельность характера главного героя, лишенного противоречий, внутренней борьбы и самоанализа, что, как и мотив предопределенности его судьбы, сближает повесть Лескова с классическим, античным героическим эпосом. Б.С. Дыханова так характеризует представления Флягина о своей судьбе: "По убеждению героя, его предназначение в том, что он - сын "моленый" и "обещанный", обязан посвятить свою жизнь служению богу, и монастырь должен, казалось бы, восприниматься как неизбежный конец пути, обретение истинного призвания. Слушатели неоднократно задают вопрос о том, исполнилось или нет предопределение, но всякий раз Флягин уклоняется от прямого ответа.

"Почему же вы это так... как будто не наверное говорите?

Да потому, что как же наверное сказать, когда я всей моей обширной протекшей жизненности даже обнять не могу?

Это от чего?

Оттого-с, что я многое даже не своей волею делал".

При внешней непоследовательности ответов Флягина, он здесь поразительно точен. "Дерзость призвания" неотделима от собственной воли, собственного выбора, а взаимодействие воли человека с независящими от нее жизненными обстоятельствами и порождает то живое противоречие, которое можно объяснить, только сохранив его. Для того, чтобы уяснить, в чем его призвание, Флягину приходится рассказывать свою жизнь "с самого первоначала"". Жизнь Флягина причудлива, "мозаична", она как бы распадается на несколько самостоятельных "биографий": герой множество раз меняет род занятий, наконец, дважды лишается собственного имени (уходя в солдаты вместо рекрута-крестьянина, затем - принимая монашество). Иван Северьянович может представить единство, цельность своей жизни, лишь пересказав ее всю, от самого рождения. Внутреннюю связность случившемуся с Флягиным придает мотив предопределенности. В этой предопределенности судьбы героя, в подчиненности и "завороженности" какой-то властвующей над ним силой, "не своей волей", которой движим Флягин, - смысл названия повести.

В судьбе, в поступках лесковского героя причудливо переплелись возвышенное и комическое. Комическое, смешное подчас оказывается формой, оболочкой серьезного. Очарованность Грушенькой, захватившая Ивана, - чувство искреннее, высокое, беспредельно-глубокое, но мотивировано оно почти комически: любовь к цыганке внушает полупьяному Флягину опустившийся барин-магнитезер своими гипнотическими речами и неким чудодейственным сахаром.

Улыбку должен вызвать рассказ Флягина об открывшемся в нем пророческом даре и "прорицаниях" и "вещаниях", произносимых им из погреба. Безусловно, отношение образованного ("цивилизованного") автора к "прорицаниям" Флягина иронично. Но ирония направлена на "форму" пророчеств, а не на их "содержание". Флягину действительно свойственны то интуитивное чувство правды и безогляднсть в ее отстаивании, которые отличали пророков. Поэтому бестрепетная готовность Флягина к пророческому служению вызывает уважение у повествователя.

На характер героя и его судьбу проливают свет "сны" и "видения", исполняющие в повести роль пророчеств, предопределяя жизнь Флягина, даже вопреки его намерениям. "Сновидения" бывают порой опоэтизированными, как в "явлении" убитого Флягиным монаха: "Ан вдруг вижу: это надо мною стоит тот монах с бабьим лицом, которого я давно, форейтором будучи, кнутом засек. А он так ласково звенит: "Пойдем, Иван, пойдем! тебе еще много надо терпеть, а потом достигнешь". А он вдруг опять облаком сделался и сквозь себя показал мне и сам не знаю что: степь, люди такие дикие, сарацины, как вот бывают при сказках в Еруслане и Бове Королевиче, в больших шапках лохматых и с стрелами, на страшных диких конях. И с этим, что вижу, послышались мне и гогот, и ржанье, и дикий смех (приметы бесов, бесовского поведения в житиях. - А. Р.), а потом вдруг вихорь... взмело песок тучею, и нет ничего, только где-то тонко колокол тихо звенит, и весь как алою зарею облитый большой белый монастырь на вершине показывается, а по стенам крылатые ангелы с золотыми копьями ходят, а вокруг море, и как который ангел по щиту копьем ударит, так сейчас вокруг всего монастыря море всколышется и заплещет, а из бездны страшные голоса вопиют: "Свят!"".

Порой "видения", в сценах с бесами и бесенятами, описаны с откровенным комизмом: "Да ведь ребятишки, и притом их там, в аду, очень много, а дела им при готовых харчах никакого нет, вот они и просятся на землю поучиться смущать, и балуются, и чем человек хочет быть в своем звании солиднее, тем они ему больше досаждают. Подставят, например, вам что-нибудь такое или подсунут, а опрокинешь или расшибешь и кого-нибудь там смутишь и разгневаешь, а им это первое удовольствие ".

Эти "сны" и "видения", не только играющие роль предсказаний (как в первом примере), но и раскрывающие многогранность натуры героя, богатство его воображения, лишены, однако, таинственности, загадочности, необычности (по сравнению с романтическими произведениями): для такого "непосредственного" героя, каким является Флягин, сверхреальное, мистическое, и повседневное не отделены друг от друга.

Нравственный идеал Н.С. Лескова

Поступки Флягина лишены авторской оценки, но Лескову симпатичны такие черты героя, как широта, открытость миру, благородство, чувство чести и сострадания, готовность заступиться за обиженных, простодушие и наивность, бесстрашие и бескорыстие, наконец, способность к "праведным" деяниям (не случайно прозвище Ивана в юности - "Голован", - перекликающееся с прозвищем героя-праведника из повести "Несмертельный Голован"), т.е. именно те свойства, которые отражают светлые, идеальные стороны русского народного характера.

Лескову близка и понятна детски-народная религиозность Флягина, в которой отсутствует полное осуждение и отвержение грешников (рассказ героя о священнике, молившемся за самоубийц, который противопоставлен митрополиту Филарету, олицетворявшему в произведениях Лескова консервативное начало в православии).

В конце повести Лесков дает прямую характеристику своему герою, подчеркивая кротость и сердечную мудрость, сближающую его с праведниками.

Жизнь Флягина и его путь остаются незавершенными, а сам образ "очарованного странника" запечатлел цельный русский характер.

Говоря словами Л. Аннинского, Лесков "ощущал странное противоречивое целое в дробной и дробящейся, рассыпающейся и пересыпающейся российской реальности. То самое целое, которое через миф и легенду держит и питает самосознание народа, не давая ему распасться".

ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ЛИТЕРАТУРА

Столярова Н.В. Очарованный странник.//Столярова Н.В. В поисках идеала (Творчество Лескова). Л., 1978.

Дыханова Б.С. "Запечатленный ангел" и "Очарованный странник" Н.С. Лескова. М., 1980.

Хализев В., Майорова О. Лесковская концепция праведничества" //В мире Лескова. М., 1983.

Горелов А.А. Н.С. Лесков и народная культура. Л., 1988.

Гунн Г. Очарованная Русь. М., 1990. С. 6-44.

Аннинский Л. Почва правды. 4. Очарование и странность очарованного странника //Лесков Н.С. Собрание сочинений: В шести томах. Т. 5. М., 1993. С. 54-63.

Примечания:

Лесков Н.С. Собрание сочинений В 11 тт. М., 1958. Т. 10. С. 552.

Михайловский Н.К. Литературные очерки. Русское богатство. 6/1897. С. 97.

Ср. замечания И.З. Сермана (Лесков Н.С. Собрание сочинений в 11 тт. Т. 4. С. 552-553) и Л.А. Аннинского (Аннинский Л. Почва правды. Очарование и странность очарованного странника//Лесков Н.С. Собр. соч. В 6 тт. М., 1993. Т. 5. С. 56).

Имеется в виду картина В.Н. Верещагина «Илья Муромец на пиру у князя Владимира» (1871) и баллада А.К. Толстого «Илья Муромец» (1871). Ниже цитируется эта баллада.

Именно «как бы символизирует». Символичночть деталей, вещей, пространства, передвижения в нем героя у Лескова неявная, неакцентированная. Она обычно скрыта в подтексте его произведений и становится очевидной при соотнесении их с текстами или жанрами-образцами, играющими роль ключа-кода к сочинениям самого Лескова. В случае «Очарованного странника» такие тексты и жанры - прежде всего жития и былины.

«Остановка» Флягина в Петербурге оказалась кратковременной, потому что бюрократический, холодный, как бы расписанный по жестким правилам мир столицы отторгает Ивана Северьяновича, чья душевная широта и неуемность не сочетается с петербургской «узостью». По сравнению с остальной Россией, Петербург - город искусственный, театрализованный: не случайны и недолгая работа Флягина справщиком в адресном столе, и его служба в актерах, завершившаяся скандалом (герой заступается за «фею», оскорбляемую «принцем», и теряет место).

Такая черта характера Флягина приводит иногда исследователей к неточным выводам. Так, П.П. Громов и Б.М. Эйхенбаум полагают, что необъяснимое решение Ивана отдать «барского» ребенка его матери - «это не заговоривший вдруг голос совести, а чистая и, так сказать, последовательная и безрассудная случайность, как единственная норма внутренней жизни. Именно это полное безразличие к добру и злу, отсутствие внутренних критериев и гонит странника по миру. (Громов П., Эйхенбаум Б. Н.С. Лесков Очерк творчества//Лесков Н.С. Собр. соч. в 11тт. М., 1956. Т. 1. С. 17.) Ср. полемику с этим мнением в кн. Дыхановой Б. «Запечатленный ангел» и «Очарованный странник» Н.С. Лескова. М., 1980. С. 120-121.

Дыханова Б. «Запечатленный ангел» и «Очарованный странник» Н.С. Лескова. С. 108-109.

Аннинский Л. Почва правды//Лесков Н.С. Собр соч.: В 6 тт. Т. 5. С. 108.

Мы плыли по Ладожскому озеру от острова Коневца к Валааму и на пути зашли по корабельной надобности в пристань к Кореле. Здесь многие из нас полюбопытствовали сойти на берег и съездили на бодрых чухонских лошадках в пустынный городок. Затем капитан изготовился продолжать путь, и мы снова отплыли. После посещения Корелы весьма естественно, что речь зашла об этом бедном, хотя и чрезвычайно старом русском поселке, грустнее которого трудно что-нибудь выдумать. На судне все разделяли это мнение, и один из пассажиров, человек, склонный к философским обобщениям и политической шутливости, заметил, что он никак не может понять: для чего это неудобных в Петербурге людей принято отправлять куда-нибудь в более или менее отдаленные места, отчего, конечно, происходит убыток казне на их провоз, тогда как тут же, вблизи столицы, есть на Ладожском берегу такое превосходное место, как Корела, где любое вольномыслие и свободомыслие не могут устоять перед апатиею населения и ужасною скукою гнетущей, скупой природы. — Я уверен, — сказал этот путник, — что в настоящем случае непременно виновата рутина или в крайнем случае, может быть, недостаток подлежащих сведений. Кто-то часто здесь путешествующий ответил на это, что будто и здесь разновременно живали какие-то изгнанники, но только все они недолго будто выдерживали. — Один молодец из семинаристов сюда за грубость в дьячки был прислан (этого рода ссылки я уже и понять не мог). Так, приехавши сюда, он долго храбрился и все надеялся какое-то судбище поднять; а потом как запил, так до того пил, что совсем с ума сошел и послал такую просьбу, чтобы его лучше как можно скорее велели «расстрелять или в солдаты отдать, а за неспособностью повесить». — Какая же на это последовала резолюция? — М... н... не знаю, право; только он все равно этой резолюции не дождался: самовольно повесился. — И прекрасно сделал, — откликнулся философ. — Прекрасно? — переспросил рассказчик, очевидно купец, и притом человек солидный и религиозный. — А что же? по крайней мере, умер, и концы в воду. — Как же концы в воду-с? А на том свете что ему будет? Самоубийцы, ведь они целый век будут мучиться. За них даже и молиться никто не может. Философ ядовито улыбнулся, но ничего не ответил, но зато и против него и против купца выступил новый оппонент, неожиданно вступившийся за дьячка, совершившего над собою смертную казнь без разрешения начальства. Это был новый пассажир, который ни для кого из нас не заметно присел с Коневца. Од до сих пор молчал, и на него никто не обращал никакого внимания, но теперь все на него оглянулись, и, вероятно, все подивились, как он мог до сих пор оставаться незамеченным. Это был человек огромного роста, с смуглым открытым лицом и густыми волнистыми волосами свинцового цвета: так странно отливала его проседь. Он был одет в послушничьем подряснике с широким монастырским ременным поясом и в высоком черном суконном колпачке. Послушник он был иди постриженный монах — этого отгадать было невозможно, потому что монахи ладожских островов не только в путешествиях, но и на самых островах не всегда надевают камилавки, а в сельской простоте ограничиваются колпачками. Этому новому нашему сопутнику, оказавшемуся впоследствии чрезвычайно интересным человеком, по виду можно было дать с небольшим лет за пятьдесят; но он был в полном смысле слова богатырь, и притом типический, простодушный, добрый русский богатырь, напоминающий дедушку Илью Муромца в прекрасной картине Верещагина и в поэме графа А. К. Толстого . Казалось, что ему бы не в ряске ходить, а сидеть бы ему на «чубаром» да ездить в лаптищах по лесу и лениво нюхать, как «смолой и земляникой пахнет темный бор». Но, при всем этом добром простодушии, не много надо было наблюдательности, чтобы видеть в нем человека много видевшего и, что называется, «бывалого». Он держался смело, самоуверенно, хотя и без неприятной развязности, и заговорил приятным басом с повадкою. — Это все ничего не значит, — начал он, лениво и мягко выпуская слово за словом из-под густых, вверх, по-гусарски, закрученных седых усов. — Я, что вы насчет того света для самоубийцев говорите, что они будто никогда не простятся, не приемлю. И что за них будто некому молиться — это тоже пустяки, потому что есть такой человек, который все их положение самым легким манером очень просто может поправить. Его спросили: кто же это такой человек, который ведает и исправляет дела самоубийц, после их смерти? — А вот кто-с, — отвечал богатырь-черноризец, — есть в московской епархии в одном селе попик — прегорчающий пьяница, которого чуть было не расстригли, — так он ими орудует. — Как же вам это известно? — А помилуйте-с, это не я один знаю, а все в московском округе про то знают, потому что это дело шло через самого высокопреосвященного митрополита Филарета. Вышла маленькая пауза, и кто-то сказал, что все это довольно сомнительно. Черноризец нимало не обиделся этим замечанием и отвечал: — Да-с, оно по первому взгляду так-с, сомнительно-с. И что тут удивительного, что оно нам сомнительным кажется, когда даже сами его высокопреосвященство долго этому не верили, а потом, получив верные тому доказательства, увидали, что нельзя этому не верить, и поверили? Пассажиры пристали к иноку с просьбою рассказать эту дивную историю, и он от этого не отказался и начал следующее: — Повествуют так, что пишет будто бы раз один благочинный высокопреосвященному владыке, что будто бы, говорит, так и так, этот попик ужасная пьяница, — пьет вино и в приходе не годится. И оно, это донесение, по одной сущности было справедливо. Владыко и велели прислать к ним этого попика в Москву. Посмотрели на него и видят, что действительно этот попик запивашка, и решили, что быть ему без места. Попик огорчился и даже перестал пить, и все убивается и оплакивает: «До чего, думает, я себя довел, и что мне теперь больше делать, как не руки на себя наложить? Это одно, говорит, мне только и осталося: тогда, по крайней мере, владыка сжалятся над моею несчастною семьею и дочери жениха дадут, чтобы он на мое место заступил семью мою питал». Вот и хорошо: так он порешил настоятельно себя кончить и день к тому определил, но только как был он человек доброй души, то подумал: «Хорошо же; умереть-то я, положим, умру, а ведь я не скотина: я не без души, — куда потом моя душа пойдет?» И стал он от этого часу еще больше скорбеть. Ну, хорошо: скорбит он и скорбит, а владыко решили, что быть ему за его пьянство без места, и легли однажды после трапезы на диванчик с книжкой отдохнуть и заснули. Ну, хорошо: заснули они или этак только воздремали, как вдруг видят, будто к ним в келию двери отворяются. Они и окликнули: «Кто там?» — потому что думали, будто служка им про кого-нибудь доложить пришел; ан, вместо служки, смотрят — входит старец, добрый-предобрый, и владыко его сейчас узнали, что это преподобный Сергий . Владыка и говорят: «Ты ли это, пресвятой отче Сергие?» А угодник отвечает: «Я, раб божий Филарет ». Владыко спрашивают: «Что же твоей чистоте угодно от моего недостоинства?» А святой Сергий отвечает: «Милости хощу». «Кому же повелишь явить ее?» А угодник и наименовал того попика, что за пьянство места лишен, и сам удалился; а владыко проснулись и думают: «К чему это причесть: простой это сон, или мечтание, или духоводительное видение?» И стали они размышлять и, как муж ума во всем свете именитого, находят, что это простой сон, потому что статочное ли дело, что святой Сергий, постник и доброго, строгого жития блюститель, ходатайствовал об иерее слабом, творящем житие с небрежением. Ну-с, хорошо: рассудили так его высокопреосвященство и оставили все это дело естественному оного течению, как было начато, а сами провели время, как им надлежало, и отошли опять в должный час ко сну. Но только что они снова опочили, как снова видение, и такое, что великий дух владыки еще в большее смятение повергло. Можете вообразить: грохот... такой страшный грохот, что ничем его невозможно выразить... Скачут... числа им нет, сколько рыцарей... несутся, все в зеленом убранстве, латы и перья, и кони что львы, вороные, а впереди их горделивый стратопедарх в таком же уборе, и куда помахнет темным знаменем, туда все и скачут, а на знамени змей. Владыка не знают, к чему этот поезд, а оный горделивец командует: «Терзайте, — говорит, — их: теперь нет их молитвенника», — и проскакал мимо; а за сим стратопедархом его воины, а за ними, как стая весенних гусей тощих, потянулись скучные тени, и всё кивают владыке грустно и жалостно, и всё сквозь плач тихо стонут: «Отпусти его! — он один за нас молится». Владыко как изволили встать, сейчас посылают за пьяным попиком и расспрашивают: как и за кого он молится? А поп по бедности духовной весь перед святителем растерялся и говорит: «Я, владыко, как положено совершаю». И насилу его высокопреосвященство добились, что он повинился: «Виноват, — говорит, — в одном, что сам, слабость душевную имея и от отчаяния думая, что лучше жизни себя лишить, я всегда на святой проскомидии за без покаяния скончавшихся и руки на ся наложивших молюсь...» Ну, тут владыка и поняли, что то за тени пред ним в сидении, как тощие гуси, плыли, и не восхотели радовать тех демонов, что впереди их спешили с губительством, и благословили попика: «Ступай — изволили сказать, — и к тому не согрешай, а за кого молился — молись», — и опять его на место отправили. Так вот он, этакий человек, всегда таковым людям, что жизни борения не переносят, может быть полезен, ибо он уже от дерзости своего призвания не отступит и все будет за них создателю докучать, и тот должен будет их простить. — Почему же «должен»? — А потому, что «толцытеся»; ведь это от него же самого повелено, так ведь уже это не переменится же-с. — А скажите, пожалуйста, кроме этого московского священника за самоубийц разве никто не молится? — А не знаю, право, как вам на это что доложить? Не следует, говорят, будто бы за них бога просить, потому что они самоуправцы, а впрочем, иные, сего не понимая, и о них молятся. На троицу, не то на духов день, однако, кажется даже всем позволено за них молиться. Тогда и молитвы такие особенные читаются. Чудесные молитвы, чувствительные; кажется, всегда бы их слушал. — А их нельзя разве читать в другие дни? — Не знаю-с. Об этом надо спросить у кого-нибудь из начитанных: те, думается, должны бы знать; да как мне это ни к чему, об этом говорить. — А в служении вы не замечали, чтобы эти молитвы когда-нибудь повторялись? — Нет-с, не замечал; да и вы, впрочем, на мои слова в этом не полагайтесь, потому что я ведь у службы редко, бываю. — Отчего же это? — Занятия мои мне не позволяют. — Вы иеромонах или иеродиакон? — Нет, я, еще просто в рясофоре . — Все же ведь уже это значит, вы инок? — Н...да-с; вообще это так почитают. — Почитать-то почитают, — отозвался на это купец, — но только из рясофора-то еще можно и в солдаты лоб забрить. Богатырь-черноризец нимало этим замечанием не обиделся, а только пораздумал немножко и отвечал: — Да, можно, и, говорят, бывали такие случаи; но только я уже стар: пятьдесят третий год живу, да и мне военная служба не в диковину. — Разве вы служили в военной службе? — Служил-с. — Что же, ты из ундеров, что ли? — снова спросил его купец. — Нет, не из ундеров. — Так кто же: солдат, или вахтер, или помазок — чей возок? — Нет, не угадали; но только я настоящий военный, при полковых делах был почти с самого детства. — Значит, кантонист ? — сердясь, добивался купец. — Опять же нет. — Так прах же тебя разберет, кто же ты такой? — Я конэсер. — Что-о-о тако-о-е? — Я конэсер-с, конэсер, или, как простонароднее выразить, я в лошадях знаток и при ремонтерах состоял для их руководствования. — Вот как! — Да-с, не одну тысячу коней отобрал и отъездил. Таких зверей отучал, каковые, например, бывают, что встает на дыбы да со всего духу навзничь бросается и сейчас седоку седельною лукою может грудь проломить, а со мной этого ни одна не могла. — Как же вы таких усмиряли? — Я... я очень просто, потому что я к этому от природы своей особенное дарование получил. Я как вскочу, сейчас, бывало, не дам лошади опомниться, левою рукою ее со всей силы за ухо да в сторону, а правою кулаком между ушей по башке, да зубами страшно на нее заскриплю, так у нее у иной даже инда мозг изо лба в ноздрях вместе с кровью покажется, — она и усмиреет. — Ну, а потом? — Потом сойдешь, огладишь, дашь ей в глаза себе налюбоваться, чтобы в памяти у нее хорошее воображение осталось, да потом сядешь опять и поедешь. — И лошадь после этого смирно идет? — Смирно пойдет, потому лошадь умна, она чувствует, какой человек с ней обращается и каких он насчет ее мыслей. Меня, например, лошадь в этом рассуждении всякая любила и чувствовала. В Москве, в манеже, один конь был, совсем у всех наездников от рук отбился и изучил, профан, такую манеру, чтобы за колени седока есть. Просто, как черт, схватит зубищами, так всю коленную чашку и вышелушит. От него много людей погибло. Тогда в Москву англичанин Рарей приезжал, — «бешеный усмиритель» он назывался, — так она, эта подлая лошадь, даже и его чуть не съела, а в позор она его все-таки привела; но он тем от нее только и уцелел, что, говорят, стальной наколенник имел, так что она его хотя и ела за ногу, но не могла прокусить и сбросила; а то бы ему смерть; а я ее направил как должно. — Расскажите, пожалуйста, как же вы это сделали? — С божиею помощию-с, потому что, повторяю вам, я к этому дар имею. Мистер Рарей этот, что называется «бешеный укротитель», и прочие, которые за этого коня брались, все искусство противу его злобности в поводах держали, чтобы не допустить ему ни на ту, ни на другую сторону башкой мотнуть; а я совсем противное тому средство изобрел; я, как только англичанин Рарей от этой лошади отказался, говорю: «Ничего, говорю, это самое пустое, потому что этот конь ничего больше, как бесом одержим. Англичанин этого не может постичь, а я постигну и помогу». Начальство согласилось. Тогда я говорю: «Выведите его за Дрогомиловскую заставу!» Вывели. Хорошо-с; свели мы его в поводьях в лощину к Филям, где летом господа на дачах живут. Я вижу: тут место просторное и удобное, и давай действовать. Сел на него, на этого людоеда, без рубахи, босой, в однех шароварах да в картузе, а по голому телу имел тесменный поясок от святого храброго князя Всеволода-Гавриила из Новгорода, которого я за молодечество его сильно уважал и в него верил; а на том пояске его надпись заткана: «Чести моей никому не отдам». В руках же у меня не было никакого особого инструмента, как опричь в одной — крепкая татарская нагайка с свинцовым головком, в конце так не более яко в два фунта, а в другой — простой муравный горшок с жидким тестом. Ну-с, уселся я, а четверо человек тому коню морду поводьями в разные стороны тащат, чтобы он на которого-нибудь из них зубом не кинулся. А он, бес, видя, что на него ополчаемся, и ржет, и визжит, и потеет, и весь от злости трусится, сожрать меня хочет. Я это вижу и велю конюхам: «Тащите, говорю, скорее с него, мерзавца, узду долой». Те ушам не верят, что я им такое даю приказание, и глаза выпучили. Я говорю: «Что же вы стоите! или не слышите? Что я вам приказываю — вы то сейчас исполнять должны!» А они отвечают: «Что ты, Иван Северьяныч (меня в миру Иван Северьяныч, господин Флягин, звали): как, говорят, это можно, что ты велишь узду снять?» Я на них сердиться начал, потому что наблюдаю и чувствую в ногах, как конь от ярости бесится, и его хорошенько подавил в коленях, а им кричу: «Снимай!» Они было еще слово; но тут уже и я совсем рассвирепел да как заскриплю зубами — они сейчас в одно мгновение узду сдернули, да сами, кто куда видит, бросились бежать, а я ему в ту же минуту сейчас первое, чего он не ожидал, трах горшок об лоб: горшок разбил, а тесто ему и потекло и в глаза и в ноздри. Он испужался, думает: «Что это такое?» А я скорее схватил с головы картуз в левую руку и прямо им коню еще больше на глаза теста натираю, а нагайкой его по боку щелк... Он ёк да вперед, а и его картузом по глазам тру, чтобы ему совсем зрение в глазах замутить, а нагайкой еще по другому боку... Да и пошел, да и пошел его парить. Не даю ему ни продохнуть, ни проглянуть, все ему своим картузом по морде тесто размазываю, слеплю, зубным скрежетом в трепет привожу, пугаю, а по бокам с обеих сторон нагайкой деру, чтобы понимал, что это не шутка... Он это понял и не стал на одном месте упорствовать, а ударился меня носить. Носил он меня, сердечный, носил, а я его порол да порол, так что чем он усерднее носится, тем и я для него еще ревностнее плетью стараюсь, и, наконец, оба мы от этой работы стали уставать: у меня плечо ломит и рука не поднимается, да и он, смотрю, уже перестал коситься и язык изо рта вон посунул. Ну, тут я вижу, что он пардону просит, поскорее с него сошел, протер ему глаза, взял за вихор и говорю: «Стой, собачье мясо, песья снедь!» да как дерну его книзу — он на колени передо мною и пал, и с той поры такой скромник сделался, что лучше требовать не надо: и садиться давался и ездил, но только скоро издох. — Издох однако? — Издох-с; гордая очень тварь был, поведением смирился, но характера своего, видно, не мог преодолеть. А господин Рарей меня тогда, об этом прослышав, к себе в службу приглашал. — Что же, вы служили у него? — Нет-с. — Отчего же? — Да как вам сказать! Первое дело, что я ведь был конэсер и больше к этой части привык — для выбора, а не для отъездки, а ему нужно было только для одного бешеного усмирительства, а второе, что это с его стороны, как я полагаю, была одна коварная хитрость. — Какая же? — Хотел у меня секрет взять. — А вы бы ему продали? — Да, я бы продал. — Так за чем же дело стало? — Так... он сам меня, должно быть, испугался. — Расскажите, сделайте милость, что это еще за история? — Никакой-с особенной истории не было, а только он говорит: «Открой мне, братец, твой секрет — я тебе большие деньги дамп к себе в конэсеры возьму». Но как я никогда не мог никого обманывать, то и отвечаю: «Какой же секрет? — это глупость». А он все с аглицкой, ученой точки берет, и не поверил, говорит: «Ну, если ты не хочешь так, в своем виде, открыть, то давай с тобою вместе ром пить». После этого мы пили вдвоем с ним очень много рому, до того, что он раскраснелся и говорит, как умел: «Ну, теперь, мол, открывай, что ты с конем делал?» А я отвечаю: «Вот что...» — да глянул на него как можно пострашнее и зубами заскрипел, а как горшка с тестом на ту пору при себе не имел, то взял да для примеру стаканом на него размахнул, а он вдруг, это видя, как нырнет — и спустился под стол, да потом как шаркнет к двери, да и был таков, и негде его стало и искать. Так с тех пор мы с ним уже и не видались. — Поэтому вы к нему и не поступили? — Поэтому-с. Да и как же поступить, когда он с тех пор даже встретить меня опасался? А я бы очень к нему тогда хотел, потому что он мне, пока мы с ним на роме на этом состязались, очень понравился, но, верно, своего пути не обежишь, и надо было другому призванию следовать. — А вы что же почитаете своим призванием? — А не знаю, право, как вам сказать... Я ведь много что происходил, мне довелось быть-с и на конях, и под конями, и в плену был, и воевал, и сам людей бил, и меня увечили, так что, может быть, не всякий бы вынес. — А когда же вы в монастырь пошли? — Это недавно-с, всего несколько лет после всей прошедшей моей жизни. — И тоже призвание к этому почувствовали? — М... н...н...не знаю, как это объяснить... впрочем, надо полагать, что имел-с. — Почему же вы это так... как будто не наверное говорите? — Да потому, что как же наверное сказать, когда я всей моей обширной протекшей жизненности даже обнять не могу? — Это отчего? — Оттого-с, что я многое даже не своею волею делал. — А чьею же? — По родительскому обещанию. — И что же такое с вами происходило по родительскому обещанию? — Всю жизнь свою я погибал, и никак не мог погибнуть. — Будто так? — Именно так-с. — Расскажите же нам, пожалуйста, вашу жизнь. — Отчего же, что вспомню, то, извольте, могу рассказать, но только я иначе не могу-с, как с самого первоначала. — Сделайте одолжение. Это тем интереснее будет. — Ну уж не знаю-с, будет ли это сколько-нибудь интересно, а извольте слушать.

Хотите знать, почему сейчас арабы проституток называют Наташами и как татары издевались над своими пленными – смотрите это видео. Самое известное произведение Николая Лескова – это «Левша». Но кроме «Левши» есть ещё ряд других. Среди них повесть «Очарованный странник». Написал её Лесков в середине 19-го века. Друзья, если у вас нет возможности (времени, желания, сил) читать повесть «Очарованный странник», смотрите это видео и будете знать об этом страннике столько же, сколько и человек, который прочитал Лескова. Повесть «Очарованный странник» состоит из множества коротких историй из жизни главного героя Ивана Флягина. Он – обычный русский мужик, который рассказывает свои истории случайным попутчикам. Хоть он и священник, но считает себя грешником. Священником он стал совсем недавно. Потому что всю жизнь искал своё призвание. С самого рождения находился рядом с лошадьми, потому с легкостью умел с ними ладить. Даже с самыми неуправляемыми. Первая история была о том, как в Россию вызвали одного хваленого специалиста-англичанина, чтобы он усмирил одного коня. Тот не справился. А Иван – смог. После этого англичанин хотел взять его к себе на работу, но испугался самого Ивана. Потом Флягин начал рассказ с самого детства. Как он родился, как на четвереньках ходил между лошадей, которые его не трогали. Когда подрос, то по дурости одного мужика жизни лишил. Тот сонный ехал на возу с сеном. А Иван его плёткой огрел. От неожиданности мужик свалился под колёса своего же воза и… улетел на небо. А мужик тот монахом был. И стал во сне приходить к Ивану. Рассказал, что на небесах общался с его матерью, которая просила передать ему, что он от рождения был обещан Богу, т.е. должен стать священником. - А что, мать сама мне не может об этом во сне сказать? Почему я тебе должен верить? - Мать не может. Правила такие. Но доказательства я тебе предоставлю. Много раз будешь на волосок от смерти, и всякий раз будешь выживать. А когда станет совсем худо, так вспомнишь обо мне и желании служить Богу. Уже очень скоро Иван впервые чуть не умер. Вёз он однажды одного графа из Воронежа. И тут кони к оврагу помчались. В самый последний момент запрыгнул на коней, чтобы остановить их и с ними полетел вниз, а пассажиры остались перед оврагом. Когда Иван пришёл в себя, узнал, что граф его к себе в Воронеж позвал. - Чего хочешь от меня за спасение? - спрашивает граф. - Не знаю. Гармонь хочу. - М-да… Желание. Будет тебе гармонь… На следующий день Иван её и закинул, т.к. играть на ней не умел. Затем Иван рассказал, как злодеем стал. Ухаживал он в барском доме за голубями – голубем и голубкой. Родились у них птенцы. И тут местная кошка стала их тягать. Поймал он как-то ту кошку и избил её. А чтобы убедиться, не сдохла ли она, хвост ей отрубил. Оказалось, что это была хозяйская кошка. Наказали Ивана за это: избили и как Золушку поставили камешки перебирать. Не выдержал парень лихой доли: взял верёвку, пошёл в лес вешаться. Уже в петлю впрыгнул, но упал на землю – какой-то цыган верёвку перерезал. - Ты лучше к нам иди, чем дурака валять. - А вы небось воры? - Ага. - Мошенники? - Ага. - Людей убиваете? - Бывает. - Тогда я с вами. - Хорошо. Проверить тебя надо. Укради барских коней. Не хотелось Ивану этого делать, но… сделал. Проскакали они 100 вёрст до города Карачева. Здесь следует сказать, что я чего-то не понял. От Воронежа до Карачева Брянской области только по прямой 300 км. А верста – это 1 км. Потому… Хрен его знает… Продали там за 300 рублей двух коней. Стали делить. 1 рубль Ивану, 299 – цыгану. Как-то несправедливо. Потому ушёл Иван от этого цыгана. Куда деваться беглому рабу? Пошел к местному чиновнику. Тот говорит: «Дашь хоть немного и я тебе помогу в другой город перебраться». Помог. Оказался Иван в Торжке. Там с рабами было туго. Потому Ивана один барин сразу забрал. Честно рассказал барину всё о себе. Тот говорит: - Лучше тебя мне никого и не надо. Нянькой будешь для моей дочурки. Жена ушла к любовнику, а дочку мне оставила. - Так я же это… не баба… - Выбирай: или здесь нянькой или обратно в Воронеж – камешки перебирать. Привязался очень быстро Иван к этой девочке – всё время вместе проводили, пока барин в карты играл. Однажды, когда Иван был с девочкой, появилась какая-то барыня. Сказала, что её мать. Это та, которая к любовнику от мужа сбежала. Заверила, что её насилу выдали замуж и мужа она никогда не любила. Попросила Ивана отдать ей ребенка. Иван послал её подальше с такими просьбами. Но приходить днём играть с девочкой разрешил и барину о ней не сказал. Еще через несколько дней появился любовник её. Предложил Ивану 1000 рублей за ребёнка. Иван плюнул на эти деньги и кинул их на пол. За такое оскорбление офицер-любовник набросился на Ивана. А Иван-то мужиком здоровым был – быстро скрутил офицерика. Понял парень, что не справится и отступил. Барыня – то к нему, то – к ребёнку. Разрывается. А тут и барин с пистолетом бежит вдалеке. Перемкнуло Ивана – он и отдал им ребёнка и попросил его с собой взять. Взяли. Поехали они в Пензу. Только там офицер говорит, что нельзя беспаспортному Ивану оставаться с ним. Дал ему 200 рублей, поцеловались на прощание, и пошел Иван, куда глаза глядели. Решил пойти в полицию и сдаться. Вот только там все деньги заберут – надо их на себя потратить. «Пойду, - думает, - на ярмарку: чай с крендельками попью». Увидел на ярмарке татар, которые с конями забавлялись, а среди них (татар) – хана Джангара, местного авторитета. Была у этого хана одна кобылица – красавица! Иван сразу заценил. Да и не только Иван. Стали мужики торговаться, чтобы её купить. Двое татар вообще с ума сошли, стараясь перебить цену друг друга. Даже своих дочерей ставили в оплату. Спор решили по-своему – по-татарски. Схватились левыми руками, в правые взяли хлысты и стали друг друга бить по спине, пока один из них обессиленный не упал. А потом хан Джангар еще краше коня выставил на продажу. Заполучить его все хотели, в том числе и офицер-любовник той мамаши. Чтобы долго не торговаться, сразу устроили бой на хлыстах. Кто победит, тот и получит право коня купить за цену, предложенную ханом. Когда бились предыдущие два татарина, Иван внимательно наблюдал. И мужика одного слушал, который ему всё рассказывал о технике боя. Понял Иван, что теперь готов и сам биться. Принял вызов одного татарина. И стали пацаны лупить друг друга по спине. Ударов через 300 не выдержал татарин и свалился мёртвым. Выиграл Иван право для своего офицера коня купить. А сам в бега, т.к. человека всё-таки убил. И убежал он в степи с татарами. 10 лет с ними провел. 34 года ему исполнилось после татарского периода. Лекарем Иван был у них: животных, людей – всех лечил. Как-то хотел Иван уйти от татар – не отпустили. Более того (приготовьтесь неприятное услышать), после попытки побега, чтобы он больше этого не делал, ему разрезали пятки и конскую гриву туда затолкали, а потом зашили. После такого Иван уже не мог нормально ходить – только на коленях передвигался. Да на щиколотках приноровился ковылять. Т.к. татары сделали из него инвалида, стали за ним ухаживать. 4 жены Ивану организовали. Нарожали те ему много детей. Но своими их не считал – некрещёные ведь. Однажды к татарам пришли два русских миссионера – христианскую веру проповедовали. Иван к ним: «Помогите пацаны. Заберите отсюда». - Э-не. Мы для тебя не русские – мы миссионеры. Ты уже христианин – значит ты нам неинтересен. В общем, очень скоро завалили татары этих двоих – не хер был свою веру сюда нести. - Наверное зря они хорошо одетые, с драгоценностями и с деньгами к татарам пришли? – спросили Ивана слушатели. - Нет. Вообще зря пришли. Тут недавно один жид приходил в лохмотьях, веру свою проповедовал. Так татары его пытать стали: «Где мол деньги спрятал?». А когда дышать перестал от пыток, то закопали его по шею в песок. А когда голова почернела, то отрубили её. - Ну а сам-то, как от татар ушел? - Чудом ушел. Талафа помог. Пришли как-то зимой двое индусов к татарам – сделку заключить. Те носом крутят. - Вы, друзья, носом не крутите. А то наш бог Талафа покажет вам свою силу. – говорят индусы. -Ну-ну. Пусть покажет. И ночью началось: искры, огонь в небе, взрывы. От испуга кони сорвались, убежали в степь – татары за ними. Иван понял, что это фейерверк и давай стращать оставшихся татар. Те в штаны наложили, сразу признали Иванова бога Иисуса Христа. Не отходя от кассы Иван в реке татар и покрестил. И понял: сейчас лучшее время, чтобы свалить. В коробке с фейерверками Иван нашел какую-то хитрую землю. Если этой землей втирать в тело, то оно начинало жечь. Иван этой землёй натёр свои больные ноги. Они загноились, и с гноем вышла вся конская щетина. Только об этом он татарам не сказал. Свалил от них и по степи пришёл в Астрахань. Там он много бухал и неизвестно как оказался в другом городе. А оттуда его переслали к барину, хозяину того кота, которому Иван хвост отрубил. Высекли его, паспорт отдали, и рад он этому был безмерно. Пошёл с паспортом по ярмаркам консультировать мужиков при покупке коней. Слава об Иване пошла вокруг. Однажды князь дал ему 100 рублей, чтобы научил с конями обращаться. - Да без проблем. Только здесь дар нужен! Всё, что знал Иван, рассказал этому князю. А только при следующей покупке князь накупил ненужных кляч. Иван рассказал свои впечатления о такой покупке. Предложил тогда князь Ивану стать у него коносэром, т.е. специалистом по коням. Три года мужик честно работал на своего хозяина. В хороших отношениях с князем был. Вот только бухать Иван любил – в запои иногда уходил. Перед такими запоями он все свои сбережения отдавал на сохранение князю. Но однажды князя рядом не оказалось. Тогда Иван стал искать места, где можно было бы спрятать деньги. Всякий раз, когда находил такое место, возвращался к нему, чтобы перепрятать. Понял, что это бес его искушает. И пошёл в трактир! Там он встретил одного лузера – мужика, который раньше был барином, а потом стал нищим, спустив всё в карты. Иван угостил его вином и водкой. Тот сказал, что обладает особым даром – может людей от страсти к алкоголю избавлять. Иван говорит: - Давай! Избавь меня! Напоил он Ивана, загипнотизировал, привёл в какой-то дом. В доме – цыган, его дочка и много гостей. Цыганка танцует и поёт. Вскружила красавица голову Ивану, околдовала его. За каждую её песню по 100 рублей давал. За каждый поцелуй – столько же. И спустил все свои деньги – 5 тысяч. Правда пить перестал с того дня. На следующий день, когда пришёл в себя, рассказал своему князю, что отдал цыганке Груше (Груша – имя такое цыганки) 5 косарей. - Много. А я отдал за неё 50 косарей. Купил её у отца. Теперь цыганка (не хочу её Грушей называть) стала жить с князем. Влюблялась в него потихоньку. Пела песни ему и Ивану. Надолго князя не хватило – натрахался. А дальше что? А ничего. Стал князь часто уезжать в город. Согласен с автором полностью. Отношения, основанные только на сексе, будущего не имеют. Страсть быстро проходит. А находиться рядом с человеком, с которым и поговорить не о чем, долго не получится. Цыганка к Ивану: - Скажи, у него кто-то есть? - Не знаю, - правду сказал Иван. А сам нашёл время, чтобы в город съездить и узнать, где князь пропадает. Приехал к его бывшей – Евгении Семёновне. У князя с ней даже дочурка была. Но он её после родов бросил, когда Евгения раскоровела. Она Ивану и сказала, что бизнес у князя в городе – суконную фабрику купить хочет. И к ней зайти обещал – дочку проведать. Приходит. Няня девочки Ивана к себе в комнату зовёт, чтобы послушать, о чём говорить будут князь с хозяйкой. Князь взглянул на дочку и отправил её с няней в карете покататься. Остались князь с Евгенией вдвоём. Смотрит на неё он и говорит: - Дай денег. 20 тысяч. Куплю фабрику – миллионером стану. - А может тебе надо на бумагах фабрикантом стать, чтобы богатую невесту получить? - Ох ты ж и умная. Может быть. - А с цыганкой как? Ведь любит тебя. - Из Ивана купца сделаю, куплю им дом. Пусть живут вместе. Заложила свой дом Евгения (кстати, который князь подарил ей), чтобы деньги ему дать. Стал Иван ездить по заказчикам договоры заключать. Когда вернулся, то цыганки дома не застал. Все вокруг морозятся – никто ничего рассказывать не хочет. Только одна бабка шепнула, что дней 10 назад князь уехал с ней куда-то, а вернулся уже без неё. «Завалил где-нибудь», - подумал Иван. «Мешала она его свадьбе с богатой дамой». В день свадьбы князя ушел Иван в лес – авось, думает, тело найдёт. Сел на берегу реки и стал звать цыганку. И тут на него из темноты кто-то как наскочит. Это была она – цыганка. Она тоже искала встречи с Иваном. Рассказала ему о поездке с князем. Приехал он из города, посадил её в карету (мол, давай покатаемся) и отвёз далеко в лес. Оставил её там на попечение трём каким-то бабам, а сам свалил. Смогла убежать цыганка от них. Иван говорит: - Давай уедем вместе. А она: - Нет. Люблю я этого, мерзавца. И попросила кое о чём Ивана: - Поклянись, что сделаешь для меня то, о чём я попрошу. - Клянусь! - Убей меня. Не хочу жить. А себя убивать грешно. М-да… Просьба… Любимый человек просит убить себя. Цыганка достала его нож, приставила к сердцу… Толкнул её Иван с обрыва в реку и… всё… Идёт Иван по лесу сам не свой. Встречает деда с бабой, которые ехали на телеге: «Садись, подвезём». - А у нас горе – сына в армию забирают. Помогать некому. (Напомню, что тогда срок службы в армии был 25 лет). Фактически сына своего они уже никогда не увидят. - А хотите я вам помогать буду? Без денег. - Хорошо. Только звать мы тебя будем, как сына – Петром Сердюковым. - Да зовите, как хотите. Дали Ивану 25 рублей и отправили служить на Кавказ вместо своего сына под его именем. Иван был только за: «Авось убьют побыстрее – цыганку снова встречу тогда». 15 лет служил Иван своему государю. Живой… Как-то его отряду нужно было перебраться на другой берег реки, где татары засели. Полковник поручил двум парням в реку прыгнуть с канатом, чтобы его закрепить на другом берегу и потом мост соорудить. Татары из-за камней сразу их положили. За ними и вторую пару солдатиков, и третью. Стало ясно, что миссия невыполнима. Тогда полковник говорит: - Пацаны, кто смертный грех имеет, идите искупите! Иван подумал о цыганке, взял канат в зубы и пошёл в реку. Не задели его пули татарские. Перебрался на другой берег, канат закрепил, татар разбили. Полковник говорит: - Офицером сделаю. - Да не заслуживаю я. Много душ невинных погубил – ни земля, ни вода брать меня не хотят. Сделали Ивана офицером и ушёл он сразу в отставку. Поехал с рекомендательным письмом в Петербург. Устроился на офисную работу – не выдержал долго. Хотел пойти как раньше – кучером. Не берут. Мол, какой же ты кучер? Ты – офицер с орденом. Тебя ни обматерить, ни ударить… Пошёл Иван в артисты – дьявола играл. И в актерстве себя не нашёл. Побил одного жлоба-актёра, который к девушке приставал. И выгнали за это Ивана из труппы, т.к. заступников много было у того актёришки. И пошёл Иван в монастырь. Вот, где ему нравилось – и одет, и обут, и накормлен, и лошадьми занимался. Дали ему там новое имя – отец Измаил. Ну а в монастыре у Ивана крышу сорвало. Бесы к нему по ночам стали приходить. Он их топором убивал. А на утро эти бесы вдруг в корову монастырскую обернулись. Его в погреб спустили – в наказание. Там он пророчествовать стал. Начитался газет о деяниях каких-то монахов и вдруг понял, что война скоро начнётся. И стал об этом говорить. Его из погреба вывели, в избу поселили, лекаря позвали, чтобы сказал, не помешался ли тот. Лекарь говорит: «А хрен его знает. Отпустите его проветриться – пусть погуляет». И вот в этих гуляниях он и встретил слушателей, которым рассказал историю своей жизни. Всё! Когда Иван рассказывал о своих приключениях во время татарского плена, то всех своих жен Наташками называл, а детей – Кольками. Слушатели спросили его: «Почему так?». - А это по-татарски. У них, если взрослый человек – так Иван, а женщина – Наташа, а мальчиков они Кольками кличут. Так и моих жен, хоть они и татарки были, но по мне их все уже русскими числили и Наташками звали. Думаю, вы знаете, что сейчас в арабоязычных странах проституток называют Наташами. Может быть с тех времен еще повелось это.