», «Моцарт и Сальери », «Каменный гость ».) Ниже приводится её краткое содержание.

Лондон во время ужасной чумной эпидемии 1665 года. Город объят ужасом и скорбью от множества смертей. Но посреди одной из улиц, за накрытым столом беззаботно пируют несколько мужчин и женщин. Посреди страшной беды эти распутники решили забыться, напоказ всем погрузившись в кощунственные наслаждения.

Один из сидящих у стола возглашает тост за недавно умершего Джексона – их общего друга, весельчака и острослова. Председатель компании, мрачный Вальсингам, даёт всем знак пить, а потом просит одну из девушек, Мери, спеть песню.

Задумчивая, по-шотландски желтоволосая Мери, жалобно поёт о минувшем счастье прежних дней её милой родины. (См. Песня Мери .) Его жестоко оборвала безжалостная чума, от которой опустели деревенская церковь и школа. Теперь на кладбище под стенания живых поминутно носят мёртвых. Певица просит: если и сама она умрёт, пусть её любимый Эдмонд не приближается к заражённому телу, а лучше бежит из родимого селения. Она же на небесах будет вечно помнить его.

Явление Богородицы жертвам чумы. Картина А. Занки, написанная через год после лондонской эпидемии 1665 года

Вальсингам благодарит Мери за песню. Недовольная этим красотка Луиза начинает высмеивать «крикливый голос» и «слезливый взор» Мери, говоря, что та лишь дурачит ими доверчивых мужчин. В это время мимо пирующих провозят телегу, полную мёртвыми телами. Взглянув на неё, грубая Луиза падает в обморок. Мери успокаивает эту «сестру своей печали и позора» на своей груди. Председатель философски замечает, что «нежного слабей жестокий, и страх живёт в душе, страстьми томимой!»

Пирующие просят, чтобы им теперь спел сам Вальсингам – и песню не жалобную, а вакхическую. Председатель говорит: как раз вчера на него впервые в жизни «странная нашла охота к рифмам». Он сочинил гимн чуме, который сейчас исполнит.

Пушкин вкладывает в уста Вальсингаму одно из самых проникновенных своих стихотворений. (См. Песня Председателя .) Грозная чума, подобно суровой зиме, идёт на людей, стуча в окна не морозом, а могильной лопатой. Так давайте же не падать духом, а наперекор чуме «заварим» весёлые пиры и балы, ибо:

…Есть упоение в бою,
И бездны мрачной на краю,
И в разъярённом океане,
Средь грозных волн и бурной тьмы,
И в аравийском урагане,
И в дуновении Чумы.

Всё, всё, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья –
Бессмертья, может быть, залог!
И счастлив тот, кто средь волненья
Их обретать и ведать мог…

Пушкин. Пир во время чумы. Песня председателя. В роли Вальсингама - А. Трофимов

К пирующим подходит старый священник. Он горячо укоряет развратных безумцев, которые веселятся «средь ужаса плачевных похорон», смущая тишину гробов и землю над мёртвыми телами потрясая. Участники пира гонят священника прочь. Но он узнаёт Вальсингама и начинает упрекать его. Ещё три недели назад тот с воплем бился над трупом покойной матери, потом потерял и беззаветно любившую его жену Матильду. Священник призывает председателя покинуть разгул и вспомнить имя Божие.

Вальсингам поднимается в страстном порыве. Он признаёт правоту священника, но говорит, что отчаяние, страшная память и ужас мёртвой пустоты в собственном дому уж не дадут ему вернуться к прежней жизни. Он погиб навеки, и пусть никто больше не заботится о нём.

Попросив у Вальсингама прощения, призвав спасение Божье его душе, священник уходит. Пир средь чумы продолжается. Председатель сидит, погруженный в глубокую задумчивость.

На улице стоит накрытый стол, за которым пируют несколько молодых мужчин и женщин. Один из пирующих, молодой человек, обращаясь к председателю пира, напоминает об их общем друге, веселом Джексоне, чьи шутки и остроты забавляли всех, оживляли застолье и разгоняли мрак, который теперь насылает на город свирепая чума. Джексон мертв, его кресло за столом пусто, и молодой человек предлагает выпить в его память. Председатель соглашается, но считает, что выпить надо в молчании, и все молча выпивают в память о Джексоне.

Председатель пира обращается к молодой женщине по имени Мери и просит её спеть унылую и протяжную песню её родной Шотландии, чтобы потом вновь обратиться к веселью. Мери поет о родной стороне, которая процветала в довольстве, пока на нее не обрушилось несчастье и сторона веселья и труда превратилась в край смерти и печали. Героиня песни просит своего милого не прикасаться к своей Дженни и уйти из родимого селения до той поры, пока не минет зараза, и клянется не оставить своего возлюбленного Эдмонда даже на небесах.

Председатель благодарит Мери за жалобную песню и предполагает, что когда-то её края посетила такая же чума, как та, что сейчас косит все живое здесь. Мери вспоминает, как пела она в хижине своих родителей, как они любили слушать свою дочь… Но внезапно в разговор врывается язвительная и дерзкая Луиза со словами, что сейчас подобные песни не в моде, хотя ещё есть простые души, готовые таять от женских слез и слепо верить им. Луиза кричит, что ей ненавистна желтизна этих шотландских волос. В спор вмешивается председатель, он призывает пирующих прислушаться к стуку колес. Приближается телега, нагруженная трупами. Телегой правит негр. При виде этого зрелища Луизе становится дурно, и председатель просит Мери плеснуть ей воды в лицо, чтобы привести её в чувство. Своим обмороком, уверяет председатель, Луиза доказала, что «нежного слабей жестокий». Мери успокаивает Луизу, и Луиза, постепенно приходя в себя, рассказывает, что ей привиделся черный и белоглазый демон, который звал её к себе, в свою страшную тележку, где лежали мертвецы и лепетали свою «ужасную, неведомую речь». Луиза не знает, во сне то было или наяву.

Молодой человек объясняет Луизе, что черная телега вправе разъезжать повсюду, и просит Вальсингама для прекращения споров и «следствий женских обмороков» спеть песню, но не грустную шотландскую, «а буйную, вакхическую песнь», и председатель вместо вакхической песни поет мрачно-вдохновенный гимн в честь чумы. В этом гимне звучит хвала чуме, могущей даровать неведомое упоение, которое сильный духом человек в состоянии ощутить перед лицом грозящей гибели, и это наслаждение в бою - «бессмертья, может быть, залог!». Счастлив тот, поет председатель, кому дано ощутить это наслаждение.

Пока Вальсингам поет, входит старый священник. Он упрекает пирующих за их кощунственный пир, называя их безбожниками, священник считает, что своим пиршеством они совершают надругательство над «ужасом священных похорон», а своими восторгами «смущают тишину гробов». Пирующие смеются над мрачными словами священника, а он заклинает их Кровью Спасителя прекратить чудовищный пир, если они желают встретить на небесах души усопших любимых, и разойтись по домам. Председатель возражает священнику, что дома у них печальны, а юность любит радость. Священник укоряет Вальсингама и напоминает ему, как всего три недели назад тот на коленях обнимал труп матери «и с воплем бился над её могилой». Он уверяет, что сейчас бедная женщина плачет на небесах, глядя на пирующего сына. Он приказывает Вальсингаму следовать за собой, но Вальсингам отказывается сделать это, так как его удерживает здесь отчаяние и страшное воспоминанье, а также сознание собственного беззакония, его удерживает здесь ужас мертвой пустоты родного дома, даже тень матери не в силах увести его отсюда, и он просит священника удалиться. Многие восхищаются смелой отповедью Вальсингама священнику, который заклинает нечестивого чистым духом Матильды. Имя это приводит председателя в душевное смятение, он говорит, что видит её там, куда его падший дух уже не достигнет. Какая-то женщина замечает, что Вальсингам сошел с ума и «бредит о жене похороненной». Священник уговаривает Вальсингама уйти, но Вальсингам Божьим именем умоляет священника оставить его и удалиться. Призвав Святое Имя, священник уходит, пир продолжается, но Вальсингам «остается в глубокой задумчивости».

Александр Сергеевич Пушкин

«Пир во время чумы»

На улице стоит накрытый стол, за которым пируют несколько молодых мужчин и женщин. Один из пирующих, молодой человек, обращаясь к председателю пира, напоминает об их общем друге, весёлом Джексоне, чьи шутки и остроты забавляли всех, оживляли застолье и разгоняли мрак, который теперь насылает на город свирепая чума. Джексон мёртв, его кресло за столом пусто, и молодой человек предлагает выпить в его память. Председатель соглашается, но считает, что выпить надо в молчании, и все молча выпивают в память о Джексоне.

Председатель пира обращается к молодой женщине по имени Мери и просит её спеть унылую и протяжную песню её родной Шотландии, чтобы потом вновь обратиться к веселью. Мери поёт о родной стороне, которая процветала в довольстве, пока на неё не обрушилось несчастье и сторона веселья и труда превратилась в край смерти и печали. Героиня песни просит своего милого не прикасаться к своей Дженни и уйти из родимого селения до той поры, пока не минет зараза, и клянётся не оставить своего возлюбленного Эдмонда даже на небесах.

Председатель благодарит Мери за жалобную песню и предполагает, что когда-то её края посетила такая же чума, как та, что сейчас косит все живое здесь. Мери вспоминает, как пела она в хижине своих родителей, как они любили слушать свою дочь… Но внезапно в разговор врывается язвительная и дерзкая Луиза со словами, что сейчас подобные песни не в моде, хотя ещё есть простые души, готовые таять от женских слез и слепо верить им. Луиза кричит, что ей ненавистна желтизна этих шотландских волос. В спор вмешивается председатель, он призывает пирующих прислушаться к стуку колёс. Приближается телега, нагруженная трупами. Телегой правит негр. При виде этого зрелища Луизе становится дурно, и председатель просит Мери плеснуть ей воды в лицо, чтобы привести её в чувство. Своим обмороком, уверяет председатель, Луиза доказала, что «нежного слабей жестокий». Мери успокаивает Луизу, и Луиза, постепенно приходя в себя, рассказывает, что ей привиделся чёрный и белоглазый демон, который звал её к себе, в свою страшную тележку, где лежали мертвецы и лепетали свою «ужасную, неведомую речь». Луиза не знает, во сне то было или наяву.

Молодой человек объясняет Луизе, что чёрная телега вправе разъезжать повсюду, и просит Вальсингама для прекращения споров и «следствий женских обмороков» спеть песню, но не грустную шотландскую, «а буйную, вакхическую песнь», и председатель вместо вакхической песни поёт мрачно-вдохновенный гимн в честь чумы. В этом гимне звучит хвала чуме, могущей даровать неведомое упоение, которое сильный духом человек в состоянии ощутить перед лицом грозящей гибели, и это наслаждение в бою — «бессмертья, может быть, залог!». Счастлив тот, поёт председатель, кому дано ощутить это наслаждение.

Пока Вальсингам поёт, входит старый священник. Он упрекает пирующих за их кощунственный пир, называя их безбожниками, священник считает, что своим пиршеством они совершают надругательство над «ужасом священных похорон», а своими восторгами «смущают тишину гробов». Пирующие смеются над мрачными словами священника, а он заклинает их Кровью Спасителя прекратить чудовищный пир, если они желают встретить на небесах души усопших любимых, и разойтись по домам. Председатель возражает священнику, что дома у них печальны, а юность любит радость. Священник укоряет Вальсингама и напоминает ему, как всего три недели назад тот на коленях обнимал труп матери «и с воплем бился над её могилой». Он уверяет, что сейчас бедная женщина плачет на небесах, глядя на пирующего сына. Он приказывает Вальсингаму следовать за собой, но Вальсингам отказывается сделать это, так как его удерживает здесь отчаяние и страшное воспоминанье, а также сознание собственного беззакония, его удерживает здесь ужас мёртвой пустоты родного дома, даже тень матери не в силах увести его отсюда, и он просит священника удалиться. Многие восхищаются смелой отповедью Вальсингама священнику, который заклинает нечестивого чистым духом Матильды. Имя это приводит председателя в душевное смятение, он говорит, что видит её там, куда его падший дух уже не достигнет. Какая-то женщина замечает, что Вальсингам сошёл с ума и «бредит о жене похороненной». Священник уговаривает Вальсингама уйти, но Вальсингам Божьим именем умоляет священника оставить его и удалиться. Призвав Святое Имя, священник уходит, пир продолжается, но Вальсингам «остаётся в глубокой задумчивости».

За накрытым столом пируют несколько женщин и мужчин. Молодой мужчина обращается к главному пира, напоминая об их общем друге, шутки, которого забавляли всех, разгоняя мрак, что посылает на город свирепствующая чума. Главный соглашается и предлагает выпить молча, в память о друге. Он также просит Мери спеть унылую и протяжную песню о родной Шотландии. Молодая женщина поёт о земле, которая процветала, о трогательной любви, пока на неё не обрушилось несчастье. Мери вспоминает, как пела дома у своих родителей и с каким восторгом он слушали её пение. Где-то послышался скрип колёс.

Приближается телега, нагруженная телами, а управляет нею черный человек. При виде такого неприятного зрелища, Луизе становится очень плохо. Мери, плеснув в лицо Лизе водой, приводит её в чувство. Лиза объясняет, что ей показался чёрный и белоглазый демон, который звал к себе в страшную телегу. Потом она ничего не помнит. Молодой человек просит спеть Главного.

Главный поёт мрачно-вдохновенный гимн в честь чумы, восхваляя её и ощущая в себе неведомое упоение и наслаждение, почувствовав себя бессмертным. Входит священник, который упрекает пирующих. Он говорит, что они кощунствуют, распевая песни. Он просит их прекратить чудовищный пир и разойтись по домам мирно. Он называет их безбожниками, а они смеются над ним и над его словами. Главный говорит, что дома у них печально, а юность любит пышную радость. Священник напоминает ему и укоряет его в том, как три недели назад он со слезами обнимал тело, умершей матери своей от чумы. Теперь же мать плачет и смотрит с небес на пирующего сына.

Главный говорит, что его удерживает здесь отчаяние и страшное воспоминание о прошлом, сознание собственного беззакония, а также удерживает ужас мёртвой пустоты родного дома и тень матери, которая не может увести его. Со слезами он просит священника уйти. Кто-то среди присутствующих замечает, что Главный сошёл с ума и просто бредит. Главный Божьим именем умоляет священника покинуть его. Он остаётся в печальной и глубокой задумчивости.

Проходит праздничная трапеза. За столом сидят люди и пируют. Один с них обращается к председателю и говорит об их друге Джексоне. Джексон ранее также сидел и пировал за этим столом, но теперь его стул пуст. Джексон умер. Было предложено почтить его память и выпить за его упокой. Но председатель имел свои взгляды на такие тосты, потому все выпили за Джексона в тишине.

Председатель этого веселья просит одну с женщин, имя ей Мэри, спеть песню её родной Шотландии. Женщина поёт унылую и гнусную песню. Она поёт о том, как её процветающий край стал пустошью в которой была владычицей лишь одна смерть. Героиня этой песни просит уйти любимого с поселения, чтобы он не заразился. И хочет чтобы он вернулся после того, как болезнь пройдёт. В худшем случае они встретятся на небесах.

Председатель благодарит за прекрасную песню и высказывает догадку, что та же чума кости здесь все живое, которая когда-то свирепствовала и в Шотландии. Мэри вспоминает как пела в хижине для родителей. В разговор этих двоих вмешивается Луиза с язвительными замечаниями по отношению к песне. Она говорит, что сейчас таких песен никто не поёт, потому как они давно не в моде. Луиза кричит, что лишь простушка может растрогать мужчин подобными песнями. Ей ненавистен цвет волос шотландских девушек. Председатель прерывает их спор и предлагает послушать стук приближающейся повозки. К ним все ближе подъезжает телега с трупами, которой правит негр. Луизе становится плохо от этого зрелища.

Председатель предлагает Мэри плеснуть воды в лицо Луизе, дабы привести её в чувства. Тем, что Луиза упала в обморок, она доказала свою слабость. Мэри пытается успокоить очнувшуюся Луизу, а та рассказывает о кошмаре. Находясь в обмороке, ей привиделся чернокожий демон, который пел заунывные песни и вёз множество трупов на телеге. Ей не понять: сон это или явь. Луизе разъясняют, что телега может ездить везде.

Чтобы прекратить споры и предотвратить женские обмороки, председатель просит одного мужчину спеть веселую заводную песню. Но мужчина поёт протяжный гимн чуме. В нем восхваляется величие свирепствующей чумы, которая даёт почувствовать человеку особое наслаждение. Пока председатель поет, к ним приходит священник. Он обвиняет их в кощунстве и говорит, что этот пир не должен тревожить тишину умерших. Он заклинает их страшной небесной карой прекратить пир и разойтись по домам. Но молодые люди высмеивают его.

Священник напоминает председателю вспомнить, как он бился над трупом матери недавно. Он зовёт его за собой, но Вальсингам остаётся и парирует слова священника. Все в восторге от его стойкости и смелых слов. Даже дух Матильды, его жены, не смог его увести оттуда. Кто-то говорит, что Вальсингам сошёл с ума. Священник уходит, а председатель остаётся. Вальсингам находится в глубокой задумчивости.

В рассказе показано как разные люди преодолевают горе и смотрят смерти в глаза. Одни пытаются забыться, другие молятся, а последние смело ждут своей участи. Когда смерть неумолимо близка необходимо смеяться и смело ожидать её, не робея - такая мораль данного рассказа.

Картинка или рисунок Пир во время чумы

Другие пересказы и отзывы для читательского дневника

• Краткое содержание сказки Гуси-лебеди

  Отправляются родители на работу и наказывают старшей дочери, чтобы присматривала за младшим братом. - За это мы привезём тебе сладких пряников и обновку из города.

На улице стоит накрытый стол, за которым пируют несколько молодых мужчин и женщин. Один из пирующих, молодой человек, обращаясь к председателю пира, напоминает об их общем друге, веселом Джексоне, чьи шутки и остроты забавляли всех, оживляли застолье и разгоняли мрак, который теперь насылает на город свирепая чума. Джексон мертв, его кресло за столом пусто, и молодой человек предлагает выпить в его память. Председатель соглашается, но считает, что выпить надо в молчании, и все молча выпивают в память о Джексоне.

Председатель пира обращается к молодой женщине по имени Мери и просит её спеть унылую и протяжную песню её родной Шотландии, чтобы потом вновь обратиться к веселью. Мери поет о родной стороне, которая процветала в довольстве, пока на нее не обрушилось несчастье и сторона веселья и труда превратилась в край смерти и печали. Героиня песни просит своего милого не прикасаться к своей Дженни и уйти из родимого селения до той поры, пока не минет зараза, и клянется не оставить своего возлюбленного Эдмонда даже на небесах.

Председатель благодарит Мери за жалобную песню и предполагает, что когда-то её края посетила такая же чума, как та, что сейчас косит все живое здесь. Мери вспоминает, как пела она в хижине своих родителей, как они любили слушать свою дочь… Но внезапно в разговор врывается язвительная и дерзкая Луиза со словами, что сейчас подобные песни не в моде, хотя ещё есть простые души, готовые таять от женских слез и слепо верить им. Луиза кричит, что ей ненавистна желтизна этих шотландских волос. В спор вмешивается председатель, он призывает пирующих прислушаться к стуку колес. Приближается телега, нагруженная трупами. Телегой правит негр. При виде этого зрелища Луизе становится дурно, и председатель просит Мери плеснуть ей воды в лицо, чтобы привести её в чувство. Своим обмороком, уверяет председатель, Луиза доказала, что «нежного слабей жестокий». Мери успокаивает Луизу, и Луиза, постепенно приходя в себя, рассказывает, что ей привиделся черный и белоглазый демон, который звал её к себе, в свою страшную тележку, где лежали мертвецы и лепетали свою «ужасную, неведомую речь». Луиза не знает, во сне то было или наяву.

Молодой человек объясняет Луизе, что черная телега вправе разъезжать повсюду, и просит Вальсингама для прекращения споров и «следствий женских обмороков» спеть песню, но не грустную шотландскую, «а буйную, вакхическую песнь», и председатель вместо вакхической песни поет мрачно-вдохновенный гимн в честь чумы. В этом гимне звучит хвала чуме, могущей даровать неведомое упоение, которое сильный духом человек в состоянии ощутить перед лицом грозящей гибели, и это наслаждение в бою - «бессмертья, может быть, залог!». Счастлив тот, поет председатель, кому дано ощутить это наслаждение.

Пока Вальсингам поет, входит старый священник. Он упрекает пирующих за их кощунственный пир, называя их безбожниками, священник считает, что своим пиршеством они совершают надругательство над «ужасом священных похорон», а своими восторгами «смущают тишину гробов». Пирующие смеются над мрачными словами священника, а он заклинает их Кровью Спасителя прекратить чудовищный пир, если они желают встретить на небесах души усопших любимых, и разойтись по домам. Председатель возражает священнику, что дома у них печальны, а юность любит радость. Священник укоряет Вальсингама и напоминает ему, как всего три недели назад тот на коленях обнимал труп матери «и с воплем бился над её могилой». Он уверяет, что сейчас бедная женщина плачет на небесах, глядя на пирующего сына. Он приказывает Вальсингаму следовать за собой, но Вальсингам отказывается сделать это, так как его удерживает здесь отчаяние и страшное воспоминанье, а также сознание собственного беззакония, его удерживает здесь ужас мертвой пустоты родного дома, даже тень матери не в силах увести его отсюда, и он просит священника удалиться. Многие восхищаются смелой отповедью Вальсингама священнику, который заклинает нечестивого чистым духом Матильды. Имя это приводит председателя в душевное смятение, он говорит, что видит её там, куда его падший дух уже не достигнет. Какая-то женщина замечает, что Вальсингам сошел с ума и «бредит о жене похороненной». Священник уговаривает Вальсингама уйти, но Вальсингам Божьим именем умоляет священника оставить его и удалиться. Призвав Святое Имя, священник уходит, пир продолжается, но Вальсингам «остается в глубокой задумчивости».