Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

С вое первое стихотворение Игорь Северянин написал в восьмилетнем возрасте. В начале ХХ века он стал первым эстрадным поэтом, выступал со своими «поэзоконцертами» в разных городах России. В 1918 году на поэтическом вечере в петербургском Политехническом музее Северянина объявили «Королем поэтов» - он обошел всех участников, включая Владимира Маяковского .

«Я, гений Игорь-Северянин»

Игорь Северянин (урожденный Игорь Лотарев) родился в Петербурге. Уже в восьмилетнем возрасте он написал свое первое стихотворение - «Звезда и дева».

Между его родителями - военным инженером Василием Лотаревым и Натальей Лотаревой, происходившей из богатого дворянского рода Шеншиных, были сложные отношения. В 1896 году они разошлись. В этом же году отец будущего поэта ушел в отставку и вместе с сыном переехал в усадьбу Сойволе близ Череповца. Там Игорь закончил четыре класса реального училища, а весной 1903 года они с отцом уехали на Дальний Восток. Поездка через всю Россию вдохновила 16-летнего юношу, и он вновь стал писать стихи. Сначала любовную лирику, а с приближением Русско-японской войны - патриотические тексты.

В конце 1903 года Игорь Северянин переехал в Петербург к матери, разорвав отношения с отцом. Его Северянин больше не увидел: через год отец умер от туберкулеза.

Вадим Баян, Борис Богомолов, Анна Чеботаревская, Федор Сологуб, Игорь Северянин. 1913. Фотография: fsologub.ru

Игорь Северянин. 1933. Фотография: stihi-rus.ru

Алексис Раннит и Игорь Северянин. 1930-е. Фотография: pereprava.org

В 1905 году в солдатском журнале «Досуг и дело» появилось стихотворение Северянина «Гибель Рюрика» с подписью «Игорь Лотарев». На деньги дяди он начал выпускать тоненькие брошюры стихотворений и отправлял их в редакции, чтобы получить отзывы. Поэт вспоминал: «Одна из этих книжонок попалась как-то на глаза Н. Лухмановой, бывшей в то время на театре военных действий с Японией. 200 экземпляров «Подвига «Новика» я послал для чтения раненым солдатам. Но отзывов не было...» Всего поэт издал 35 брошюр, которые позже решил объединить в «Полное собрание поэз».

Вскоре Северянин познакомился со своим главным поэтическим учителем - Константином Фофановым, который позже представил его редакторам и писателям. День первой встречи с Фофановым был для Северянина праздником, который он ежегодно отмечал.

Тогда же поэт взял себе псевдоним - Игорь-Северянин. Поэт задумал именно такое написание - через дефис, однако в печати оно не закрепилось.

Примерно в это же время стали появляться первые заметки по поводу поэтических брошюр: «Было их немного, и критика в них стала меня слегка поругивать» . Обругал поэта и Лев Толстой . В 1909 году писатель Иван Наживин привез в Ясную Поляну брошюру «Интуитивные краски» и зачитал некоторые стихотворения графу. «Чем занимаются!.. Это литература! Вокруг - виселицы, полчища безработных, убийства, невероятное пьянство, а у них - упругость пробки!» - сказал тогда Толстой. Негативный отзыв почтенного литератора вызвал волну интереса к творчеству Северянина: на каждую его брошюру в прессе появлялись комментарии (далеко не всегда положительные), поэта приглашали на благотворительные вечера, а журналы стали печатать его стихи. Игорь Северянин вошел в моду.

Я, гений Игорь-Северянин,
Своей победой упоён:
Я повсеградно оэкранен!
Я повсесердно утверждён!

Игорь Северянин, отрывок из стихотворения

«Ассоциация эгофутуризма» и поэзоконцерты

В 1910 году главное литературное течение начала XX века - символизм - стало переживать кризис: обнаружились внутренние противоречия и разные взгляды символистов на задачи искусства. Игорь Северянин выступил с идеей создания нового направления - эгофутуризма. В «Ассоциацию эгофутуризма» вошли поэты: Константин Олимпов и Иван Игнатьев, Вадим Баян и Георгий Иванов. В интервью одной белградской газете Игорь Северянин рассказал о создании нового направления и подчеркнул, что его «главной целью было утверждение своего «я» и будущего. А главной доктриной была «Душа-истина»» . Кружок эгофутуристов существовал недолго: уже через год после его образования поэты разошлись, а Игорь Северянин написал «Эпилог эгофутуризма».

Еще более громкая известность пришла к Северянину после того, как в 1913 году вышел его первый том стихов «Громокипящий кубок», в издании которого поэту помогал писатель Федор Сологуб. В этом же году Северянин вместе с Федором Сологубом и Анастасией Чеботаревской совершил свое первое турне по России. В эти годы слава поэта граничила с идолопоклонничеством: поэзоконцерты, как называл их сам поэт, буквально ломились от публики, завороженной своеобразной музыкальной манерой чтения. Игорь Северянин выступал в длинном черном сюртуке. Меря сцену большими шагами, он читал поэзы нараспев, не смотря в зрительный зал. Поэт Абрам Арго в книге «Своими глазами: книга воспоминаний» писал о выступлениях Северянина:

«Большими аршинными шагами в длинном черном сюртуке выходил на эстраду высокий человек с лошадино-продолговатым лицом; заложив руки за спину, ножницами расставив ноги и крепко-накрепко упирая их в землю, он смотрел перед собою, никого не видя и не желая видеть, и приступал к скандированию своих распевно-цезурованных строф. Публики он не замечал, не уделял ей никакого внимания, и именно этот стиль исполнения приводил публику в восторг».

В разгар Первой мировой войны Игорь Северянин стал выпускать сборники один за другим: «Ананасы в шампанском», «Наши дни», «Поэзоантракт». Однако они уже не вызывали такого восторга, как «Громокипящий кубок». Критика ругала поэта за то, что он эпатировал публику, использовал множество иностранных и выдуманных слов. Поэт Валерий Брюсов отозвался о нем в статье 1915 года: «Как только Игорь Северянин берется за тему, требующую преимущественно мысли… бессилие его обнаруживается явно. Игорю Северянину недостает вкуса, недостает знаний» .

Король поэтов Игорь Северянин

В январе 1918 года поэт перебрался из Петрограда с тяжело больной матерью, гражданской женой Еленой Семеновой и дочерью Валерией в небольшой поселок Тойла в Эстляндии (сегодня - Эстония). Спустя некоторое время он ненадолго съездил в Москву. 27 февраля в Большой аудитории Политехнического музея организовали поэтический вечер. Афиши висели по всему городу: «Поэты! Учредительный трибунал созывает всех вас состязаться на звание короля поэзии. Звание короля будет присуждено публикой всеобщим, прямым, равным и тайным голосованием. Всех поэтов, желающих принять участие на великом, грандиозном празднике поэтов, просят записываться в кассе Политехнического музея до 25 февраля» .

Аудитория была переполнена: Владимиру Маяковскому, который в этот вечер читал «Революцию», едва хватало места, чтобы взмахнуть руками. Игорь Северянин явился под конец - в неизменном черном сюртуке, в своей привычной манере он нараспев прочел стихи из известного сборника «Громокипящий кубок» и победил. Публика наградила его титулом «Король поэтов». Маяковский стал вторым, Василий Каменский - третьим. В марте вышел в свет альманах «Поэзоконцерты», на обложке которого было указано: «Король поэтов Игорь Северянин».

Отныне плащ мой фиолетов,
Берета бархат в серебре:
Я избран королем поэтов
На зависть нудной мошкаре.

Игорь Северянин, отрывок из стихотворения «Рескрипт короля»

Вскоре после этого Игорь Северянин окончательно перебрался в Эстонию. В 1919 году прошел его первый эстонский поэзоконцерт в Ревеле (сегодня Таллин) в Русском театре. Когда Эстония в 1920 году объявила свою независимость, поэт оказался в статусе вынужденного эмигранта. Однако в СССР он не вернулся. В эмиграции Северянин переводил на эстонский язык стихи, сотрудничал с рижскими, тартускими, берлинскими и русскими газетами. За все время эмиграции Игорь Северянин дал около 40 поэтических концертов, выпустил 17 книг, среди которых: «Классические розы», «Роман в строфах» «Рояль Леандра», «Запевка», «Не более, чем сон».

Игорь-Северянин

Поэт писал о себе:
"Моя двусмысленная слава,
Мой недвусмысленный талант..."

Сам Северянин писал свой псевдоним через дефис: как второе имя, а не фамилию.

Игорь-Северянин (Игорь Васильевич Лотарев) родился 4 (16 мая) 1879 года в Петербурге. Его отцом был военный инженер (выходец из "владимирских мещан"), мать происходила из дворянского рода Шеншиных, к коим принадлежал и А.А. Фет, также нити родства связывали ее со знаменитым историком Н.М. Карамзиным.

Молодой Северянин литературе отдался самозабвенно, издавая за свой счет тоненькие брошюры стихов. Он рассылал их по редакциям "для отзыва", но стихи особого отклика не имели.
Ему помог случай. Это произошло с "легкой руки" Льва Толстого, которому в 1909 году попал в руки сборник стихов Северянина "Интуитивные краски"(сборник Толстому привез журналист Иван Наживин). В северяновском сборнике Льва Толстого возмутила одна из строк: "Вонзите штопор в упругость пробки. И взоры женщины не будут робки..." Всероссийская пресса подняла вой и дикое улюлюканье. Игорь-Северянин сразу стал известен на всю страну. Многие его бранили, а журналисты стали охотно печатать его стихи. Северянина приглашали на благотворительные вечера, где он читал свои стихотворения. С тех пор Северянин вошел в моду.
Успех нарастал. Он создал свое литературное направление - "Эгофутуризм ".

ЭГОПОЛОНЕЗ
Живи, Живое! Под солнца бубны
Смелее, люди,в свой полонез!
Как плодоносны, как златотрубны
снопы ржаные моих поэз!

В них водопадят Любовь и Нега,
И Наслажденье, и Красота!
Все жертвы мира во имя Эго!
Живи, Живое! - поют уста.

Во всей вселенной нас только двое,
И эти двое - всегда одно:
Я и Желанье! Живи, Живое! -
Тебе бессмертье предрешено!
1912

Из воспоминаний о Северянине Н.А. Тэффи (Надежды Александровны Лохвицкой) - сестры Мирры Лохвицкой, поклонником которой был Игорь-Северянин.

МЕМУАРНЫЕ ОЧЕРКИ. ИГОРЬ-СЕВЕРЯНИН (1933 г.)
(отрывки)
Игорь был большого роста, лицо длинное, особая примета - огромные, тяжелые, черные брови. Голос у него был зычный, читал стихи нараспев.
Первые его стихотворения были чересчур галантерейными. Вроде цветочного одеколона.
В них много говорилось о платьях муаровых, интервалах брокаровых.

Н.А. Тэффи (1872-1952)

Федор Сологуб сильно повлиял на его творчество. Помог ему выпустить книгу, которую Северянин окрестил "Громокипящий кубок". Критика приняла книгу холодно, но его стихи имели успех у читателей.

(из стихотворения "В блесткой тьме" - 1913)

Он был как-то сам по себе. "Я гений Игорь-Северянин" - заявлял он. И кончено. Он завоевал себе известность, о нем говорили с усмешкой, его знали.

ИСТОРИЯ КОРОНОВАНИЯ
Северянин выступил в Политехническом музее, на вечере поэзии. Это было 27 февраля 1918 года. Там регулярно проводились вечера, где выступали поэты различных школ направлений. Предварительно были расклеены афиши, где все приглашались на состязание на звание "короля поэзии".
На эстраде было тесно, как в трамвае. На публику гипнотически действовала манера чтения Северянина. Маяковский пытался сорвать выступление новоизбранного короля русских поэтов.
Избрание "короля" сопровождалось шутливым увенчанием мантией и венцом, но известно, что сам поэт отнесся к этому очень серьезно.

Король поэтов

В мае вышел в свет альманах "Поэзоконцерт" с портретом Игоря-Северянина на обложке с указанием его нового титула.

Из воспоминаний Гергия Иванова - "Петербургские зимы":
"Потом Северянин был в зените славы. Триумфальные поездки по России. Громадный зал городской Думы, не вмещающий всех желающих попасть на его "поэзо-вечера". Тысячи поклонниц, цветы, автомобили, шампанское. Это была настоящая, несколько актерская, пожалуй, слава".

Из воспоминаний Вс. Рождественского о поэзо-вечерах:

"Поэт появлялся на сцене в длинном, узком в талии сюртуке. Держался прямо, глядел в зал слегка свысока, изредка встряхивая нависающими на лоб черными, подвитыми кудряшками.
Заложив руку за спину или скрестив их на груди около пышной орхидеи в петлице, он начинал мертвенным голосом, все более и более нараспев, с особой, только ему одному присущей каденцией с замираниями, повышениями и резким обрывом стихотворной строки...
Заунывно-пьянящая мелодия получтения-полураспева властно и гипнотизирующе захватывала слушателей..."

Из воспоминаний В.Я.Брюсова, из статьи "Игорь Северянин" (1915):
"Это художник, которому открылись тайны стиха... Это почувствует каждый, способный понимать поэзию, кто прочтет "Громокипящий кубок"- 1910-1912 г.
Северянин чрезвычайно быстро "исписался", довел, постоянно повторяясь, своеобразие некоторых своих приемов до шаблона, развил, в позднейших стихах, недостаток своей поэзии до крайности, утратив ее достоинства...
Приставка "эго" (Северянин именовался "эгофутуристом") мстила за себя".

Из воспоминаний А.М. Арго из "Своими глазами": книга воспоминаний:
"Северянин удалялся все теми же аршинными шагами, не уделяя ни поклона, ни взгляда, ни улыбки публике, которая, в известной своей части, таяла, млела и истекала соками преклонения перед "настоящей", "чистой" поэзией".

В 1920 году Северянов уехал на отдых в эстонскую приморскую деревню Тойла, а в 1920 году Эстония отделилась от России. Поэт оказался в вынужденной эмиграции.
С Фелиссой Крут он прожил 16 лет. Она его оберегала от всех житейских проблем. Перед смертью он признался, что разрыв с нею в 1935 году, был трагической ошибкой.


Игорь и Фелисса Лотаревы, Тойла, 1925

Жилось ему в Эстонии очень плохо.

"У меня голубая лодка,
У меня поэтесса жена".

Он голодал. Целые дни ловил рыбу со своей голубой лодки и от сверкающей водной ряби стал терять зрение.

Игорь и Фелисса Лотаревы, Пюхайыш, 1926

Игорь-Северянин, Пюхайыш, 1931.

В 1930-34 годах он побывал в Европе. Имел изумительный успех, но издателей для своих книг найти не удалось.
Умер он 20 декабря 1941 года в окупированном немцами Таллине. Там же и похоронен. На памятнике помещены строчки его стихов:

"Как хороши, как свежи будут розы,
Моей страной мне брошенны во гроб!"

НАРОДНЫЙ СУД
Я чувствую, близится судное время;
Бездушье мы духом своим победим,
И в сердце России пред странами всеми
Народом народ будет грозно судим.

И спросят избранники, русские люди,
У всех обвиняемых русских людей,
За что умертвили они в самосуде
Цвет яркой культуры отчизны своей.

Зачем православные Бога забыли,
Зачем, шли на брата, рубя и разя...
И скажут они: "Мы обмануты были.
Мы верили в то, во что верить нельзя..."

И судьи умолкнут в печали любовной,
Проверив себя в неизбежный черед.
И спросят: "Но кто же зачинщик виновный?"
и будет ответ: "Виноват весь народ.

Он думал о счастье отчизны родимой,
Он шел на жестокость во имя любви"...
И судьи воскликнут: "Народ подсудимый!
Ты сам неподсуден. Мы братья твои!

Мы - часть твоя, пядь твоя, кровь твоя, грешный,
Наивный, стремящийся вечно вперед,
Взыскующий Бога в Европе кромешной.
Счастливый в несчастье, великий народ!"

По материалам сайта: www.zone.ee/severjanin

Патриот России Игорь Северянин

К 80-летию со дня смерти (16.05.1887 -20.12.1941)

Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!

Удивительно вкусно, искристо и остро !

Весь я в чём-то норвежском! Весь я в чём-то испанском!

Вдохновляюсь порывно! И берусь за перо!

Но взялся за перо Игорь Васильевич Лотарёв, когда его «порывно» вдохновил трагический героизм русского флота во время русско-японской войны. Ему близка была эта тема. После окончания четвёртого класса Череповецкого реального училища он некоторое время жил у отца в г. Дальнем и Порт-Артуре.

Надеюсь, что еще найдутся люди,

Которые поддержат русский флаг,

Как сделали, врагу подставив груди,

Бессмертные «Кореец» и «Варяг».

Начинающий поэт ещё не стремится превратить «трагедию жизни» в «грёзофарс» - это придёт позднее, - пока он трибун, гневной филиппикой обличающий изменников и предателей Родины в стихотворении «Сражение при Цусиме»:

К тебе обращаюсь я, русский народ:

Проклятье изменнику, сдавшему флот!

Изменники - хуже пиратов!

Публиковаться в периодической прессе Игорь Лотарёв начал в 1904 году, переходя от патриотической темы к иронии и далее просто к лирике. Так как журналы отказывались печатать его стихотворения, он выпускал небольшие брошюры, опубликовав до 1913 года их свыше 30.

О литераторах этого периода И.А. Бунин в воспоминаниях отзывался так: «… почти все были "жулики" и "здоровеннейшие мужики", но нельзя сказать, что здоровые, нормальные. Силы (да и литературные способности) у "декадентов" времени Чехова и у тех, что увеличили их число и славились впоследствии, называясь уже не декадентами и не символистами, а футуристами, мистическими анархистами, аргонавтами, равно как и у прочих, - у Горького, Андреева, позднее, например, у тщедушного, дохлого от болезней Арцыбашева или у педераста Кузьмина с его полуголым черепом и гробовым лицом, раскрашенным, как труп проститутки, - были и впрямь велики, но таковы, какими обладают истерики, юроды, помешанные: ибо кто же из них мог назваться здоровым в обычном смысле этого слова? Все они были хитры, отлично знали, что потребно для привлечения к себе внимания…».

Одна из брошюр поэта, публиковавшегося под псевдонимом Игорь Северянин, в 1910 году получила резко отрицательный отзыв Л.Н. Толстого. Игорь Северянин в воспоминаниях так написал об этом: «…после чего всероссийская пресса подняла вой и дикое улюлюканье, чем и сделала меня сразу известным на всю страну! С тех пор каждая моя брошюра тщательно комментировалась критикой на все лады, и с легкой руки Толстого… меня начали бранить все, кому не было лень. Журналы стали охотно печатать мои стихи, устроители благотворительных вечеров усиленно приглашали принять в них участие…». А два года спустя, И. Северянин с Г. Ивановым, К. Олимповым и Грааль-Арельским (С. Петров) создали манифест Вселенского эгофутуризма под громким названием «Скрижали эгопоэзии». И хотя группа «Эго» распалась уже через год, но к Игорю Северянину пришла долгожданная слава: сборник его поэз «Громокипящий кубок» в течение 1913-15 гг. переиздавался 9 раз. Он пел свои поэзы, восприняв призыв Бальмонта: «Будем как солнце».

В моей душе восходит солнце,
Гоня невзгодную зиму.
В экстазе идолопоклонца
Молюсь таланту своему.(…)

Ах, для меня, для беззаконца,
Один действителен закон:
В моей душе восходит солнце,
И я лучиться обречён! (1912)

Обречённость «лучиться», угнетает ли она поэта? Думаю, что нет. Скорее его огорчает другое:

Я — царь страны несуществующей,
Страны, где имени мне нет…

Поэт противоречит сам себе. Имя у него было, было и признание. В этом же сборнике он оповестит читателей, тех, кто его ещё не знает:

Я, гений Игорь-Северянин,
Своей победой упоён:

Я повсеградно оэкранен!
Я повсесердно утверждён! (…)

Я покорил Литературу!
Взорлил, гремящий, на престол!

(«Эпилог»)

Северянин считает именно себя создателем новейшего литературного направления, надо полагать, «новейшего из новых» эгофутуризма.

Меня положат в гроб фарфоровый

На ткань снежинок яблоновых,
И похоронят (…как Суворова…)
Меня, новейшего из новых.

Но уже в 2012 году Игорь Северянин предвидел своё восхождение на королевский трон. В «Прощальной поэзе», несомненно кокетничая, в ответ на послание Брюсова, первым поддержавшего молодого поэта - почти как Державин Пушкина - он писал:

Я так устал от льстивой свиты
И от мучительных похвал…
Мне скучен королевский титул,
Которым Бог меня венчал.

Поэт оказался пророком, правда, не королевскую корону, а миртовый венок короля поэтов он получил в феврале 1918 году уже в Советской России в Москве и не от Бога, а от присутствующей в зале Политехнического музея публики. Это был его последний приезд в Россию. В январе этого года Игорь Северянин переехал на дачу из Петрограда в Эстонию в поселок Тойла на берегу Финского залива, а после подписания Брестского мира 3 марта 1918 года он оказался в эмиграции вследствие разделения границ.

Первая мировая война перечеркнула все планы салонного поэта. Он скандализировал патриотически настроенную публику, опубликовав в «Биржевых ведомостях» стихотворение, в котором утверждал, что поэты не должны воевать. О, как изменились его взгляды после юношеских патриотических стихов, например, по поводу гибели «Рюрика» в русско-японской войне: «Пусть подвигом славным гордится весь мир,

Тем подвигом доблестных россов!». Да, пусть весь мир гордится, а сам поэт десять лет спустя… Впрочем, в армию он был призван, где во время учебных стрельб в ответ на похвалу полковника за точность стрельбы ответил ему: «Мерси, господин «полковник!». И солдат «Мерси» был отправлен в санитары. Правда, «прослужил» он недолго и по ходатайству высокопоставленных поклонников был демобилизован. Но оправдываться ему за свой «антипатриотический» всплеск с боязнью «быть обузою своим же братьям на войне» всё-таки пришлось. И в 1915 году он публикует ответ своим критикам, заканчивающийся словами:

Друзья! Но если в день убийственный

Падёт последний исполин,

Тогда ваш нежный, ваш единственный,

Я поведу вас на Берлин!

Вести «друзей» на Берлин Игорю Северянину не довелось, вместо Берлина он оказался после подписания Брестского мира в эмиграции в Эстонии на 23 года. И вот там «игры» в гениев, королей, и королев с юными пажами, как мне кажется, закончились. Поэт признаётся в сонете «Игорь Северянин», посвящённом самому себе:

Он тем хорош, что он совсем не то,
Что думает о нём толпа пустая, (…)
А между тем душа его простая,
Как день весны. Но это знает кто? (…)

Над вечно первенствующей планетой...
Он - в каждой песне, им от сердца спетой,-
Иронизирующее дитя.

«Иронизирующее дитя» в эмиграции гастролирует по Европе, издаёт книги и пишет те стихи, благодаря которым он и вошёл в историю русской культуры Серебряного века поэтом , а не только салонным иронистом. В 1934 году он издаёт в Белграде мало известный читателям сборник из 100 классических сонетов - сонетов Петрарки - «Медальоны». Это портреты деятелей культуры, преимущественно русских, увиденные зорким критическим взором Северянина: писателей как классиков - Пушкина, Лермонтова, Гоголя, - так и современников автора. В «сонетных» портретах, как в зеркале, отражаются симпатии и антипатии автора.

Безвременно умершей Мирре Лохвицкой, творчество которой Игорь Северянин ставил «… выше всех и Байрона, и Пушкина и Данта» (1912 г.), он и в «Медальонах посвящает сонет:

Я чувствую, как музыкою дальней
В мой лиственный повеяло уют.
Что это там? — фиалки ли цветут?
Поколебался стих ли музыкальный?

Цвет опадает яблони венчальной.
В гробу стеклянном спящую несут. (1926 г.)

К другим великим ныне поэтессам Серебряного века он более пристрастен. Зинаида Гиппиус: «… в лирике она слаба// (Лишь издевательство - её судьба) -// В уменье видеть слабость //Нет ей равных».

Её лорнет надменно беспощаден,

Пронзительно блестящ её лорнет.

В её устах равно проклятью «нет»

И «да» благословляюще, как складень.

Анна Ахматова 1925 года в представлении Игоря Северянина -

Послушница обители Любви

Молитвенно перебирает чётки.

Осенней ясностью в ней чувства чётки.

Марина Цветаева: Блондинка с папироскою в зелёном,

Беспочвенных безбожников божок (…)

Какие там «свершенья» ни верши,

Мертвы стоячие часы души,

Не числящиеся в её таланте.

Представленные образы, несомненно, интересны. Но это взгляд Северянина 1925-26 гг., когда всемогущая история ещё не расставила их всех «по ранжиру». Недооценил поэт и своего соратника по «Эго» - Георгия Иванова.

Во дни военно-школьничьих погон
Уже он был двуликим и двуличным:
Большим льстецом и другом невеличным,
Коварный паж и верный эпигон. (…)
Перо же, на котором вдосталь гноя,
Обмокнуто не в собственную кровь.
И жаждет чувств чужих, как рыбарь — клёва
Он выглядит вполне под Гумилёва,
Что попадает в глаз, минуя бровь...

Трудно сказать, что двигало пером Северянина. Обида на уход молодого сотоварища из эгофутуристов в Цех поэтов к Гумилёву? Оскорбительное предложение и «Королю поэтов» перейти туда же? «Вводить меня - самостоятельного и независимого - в Цех, где коверкались жалкие посредственности, было действительно нелепостью и приглашение меня в Цех Гумилёвым положительно оскорбило меня. Гумилёв был большим поэтом, но ничто не давало ему право брать меня в ученики». Возможно и это. Но нужно отметить также, что в 1926 году Георгий Иванов ещё не достиг тех высот своего творчества, которые пришли к нему позже в годы эмиграции.

Что же касается Гумилёва, то в посвящённом ему сонете Северянин, тем не менее, воздаёт должное не только его таланту, но и незаурядной личности «… того, кто в жизнь одну десятки жизней умел вместить. Любовник, Зверобой, Солдат - всё было в рыцарской манере». Впрочем, этот сонет - уже эпитафия расстрелянному поэту. Как известно, De mortuis aut bene aut nihil. Уже нет Блока, красивого, «как Демон Врубеля для женщин», он уже у рая с лучащайся «от его стихов» котомкой:

Благожелательный к меньши′м и ме′ньшим,

Дерзал поэтно видеть в зле добро.

Взлетал. Срывался. В дебрях мысли брёл.

Любил Любовь и Смерть. Двумя увенчан.

Ну, а о современниках… Нежно восторженное восприятие поэзии И.А. Бунина:

Прозрачен стих, как северный апрель.

То он бежит проточною водою,

То теплится студёною звездою,

В нём есть какой-то бодрый, трезвый хмель.

Валерий Брюсов, первым обративший внимание на талант Игоря Лотарёва, в его представлении «честолюбец суховатый», «по-европейски скроенный москвич»:

Родясь дельцом и стать сумев поэтом,

В ненасытимой страсти всё губя!

Всю жизнь мечтая о себе, чугунном, (…)

Не пощадил он - прежде всех - себя.

В 1924 году в стихотворении «На смерть Брюсова» он скорбит о нём: « Ведь этот "богохульный коммунист" //Был в творчестве божественным поэтом!». И далее воздаёт должное его поэзии: «Как выглядит без Брюсова Москва?// Не так же ли, как без Москвы Россия?».

Но вернёмся к «Медальонам». Другу и соратнику Брюсова - Андрею Белому (Борису Бугаеву) он даёт просто уничижительную характеристику:

В заумной глубине своей пустой -

Он в сплине философии английском,

Дивящий якобы цветущим риском,

По существу, бесплодный сухостой...

Безумствующий умник ли он или

Глупец, что даже умничать не в силе…

Это спорное утверждение. Думаю, что отнюдь немногие согласятся с оценкой Андрея Белого, автора «Котика Летаева», «Петербурга» как «бесплодного сухостоя».

Когда Северянин был избран королём поэтов, то Маяковскому было присуждено лишь второе место. «Вице-король» в поэтическом соревновании -отказавшийся от этого звания Владимир Маяковский - для Северянина «в господском смысле», «конечно, хам». Но, несмотря на его «гимны всем грехам», король поэтов признаёт его «нашим»:

В нём слишком много удали и мощи,

Какой полны издревле наши рощи,

Уж слишком он весь русский, слишком наш!

А ведь в это время - в 1926 г. - русский король поэтов находился уже в вынужденной эмиграции в Эстонии, и в этом сонете прозвучала ностальгически нотка о «наших рощах». Главное, что поэт видит в Маяковском - то, что он русский. Впрочем, и о себе в эти годы он пишет также:

Во мне всё русское счеталось:
Религиозность, тоска, мятеж,
Жестокость, пошлость, порок и жалость,
И безнадёжность, и свет надежд.

О России, которую «нужно заслужить», Северянин напишет ещё не единожды:

Ты потерял свою Россию.

Противоставил ли стихию

Добра стихии мрачной зла?

Но «свет надежд» оставался, и этим светом была надежда вернуться в Россию:

И будет вскоре весенний день,

И мы поедем домой, в Россию...(…)

И зарыдаю, молясь весне

И землю русскую целуя! (1925 г.)

В 1927 году он ещё раз подчеркнёт безнадёжность жизни в «краю неласковой чужбины»:

Десять лет - грустных лет!- как заброшен в приморскую глушь я.

Труп за трупом духовно родных. Да и сам полутруп.

Десять лет - страшных лет!- удушающего равнодушья

Белой, красной - и розовой - русских общественных групп.

Десять лет! - тяжких лет!- обескрыливающих лишений,

Унижений щемящей и мозг шеломящей нужды.

Как отличается этот «юбилейный» стих разочарований от его же восторженного приветствия - гимна февральской революции:

Свобода! Свобода! Свобода!

Свобода везде и во всём!

Свобода на благо народа!

Да радуемся! да живём! (…)

Победа! Победа! Победа!

Над каждым в России царём!

Победа — расплата за деда!

Да радуемся, да живём!

Столетья царями теснимы,

Прозрели в предвешние дни:

Во имя России любимой

Царь свергнут — и вот мы одни!

Труд, равенство, мир и свобода,

И песня, и кисть со стихом —

Отныне для счастья народа!

Да радуемся! да живём!

Недолгой была эта радость свободы и победы для поэта. Пришло другое «прозрение». А что до света надежд, - этим светом для поэта была русская культура. Снова сонеты «Медальонов». Вот его мнение о Пастернаке.

Когда в поэты тщится Пастернак,

Разумничает Недоразуменье.(…)

Им восторгаются плачевный знак.

Но я не прихожу в недоуменье:

Чем бестолковее стихотворенье.

Тем глубже смысл находит в нём простак.

Многие не согласятся с Северяниным: по стопам Пастернака, ступая след в след, до сих пор идут его эпигоны, хотя, например, Владислав Ходасевич оценивал его поэзию тоже скептически. Но ожидать иного «медальона» для Пастернака было бы весьма трудно - он был поэтом другого направления, примыкавшего вначале к «ЛЕФ» Маяковского. Нет среди ста сонетов и упоминания об Осипе Мандельштаме. Да и в целом, рассматривая «Медальоны», читатель видит сугубо субъективное восприятие творчества тех или иных деятелей культуры Северяниным, а не их объективную критическую оценку. Но именно этим они интересны.

В сонете о Есенине, вбегавшем «в жизнь рязанским простаком», проходят основные этапы его творческого пути: и влечение к «усладам жизни», и бунт, и издевательство над Иисусом, и кабак…, и снова русская душа.

И богу вновь раскрыл, раскаясь, сени

Неистовой души

Неистовой души своей Есенин,

Благочестивый русский хулиган.

И последнее утверждение Северянина вряд ли можно воспринимать как истину, - ещё в 1918 году «пророк Сергей Есенин» «снёсся золотым яйцом» - «Инонией»:

Тело, Христово тело,
Выплевываю изо рта.

Не хочу восприять спасения
Через муки его и крест (…)

Я иное узрел пришествие -
Где не пляшет над правдой смерть.

А ведь Есенин нигде и никогда не отказывался от этого стихотворения. Какое уж тут благочестие!

Порой Северянин выступает адвокатом, не соглашаясь с мнением критики и собратьев по перу. Приведу цитату из дневника А. Блока: «Молодежь самодовольна, "аполитична", с хамством и вульгарностью. Ей культуру заменили Вербицкая, Игорь Северянин и пр. Языка нет. Любви нет. Победы не хотят, мира - тоже. Когда же и откуда будет ответ?» (10 ноября 1915). Тем не менее,Северянин посвящает сонет практически забытой ныне Анастасии Вербицкой (1861 - 1928 гг.). Признанные критикой «бульварными», романы писательницы, ещё одного юбиляра 2016 года -155 лет со дня рождения,- издавались огромными тиражами и переживали нелёгкое время и в Советской России: то Наркомпрос требовал их уничтожения, то комиссия Воровского признавала их безвредными, а после убийства Воровского они стали запрещёнными, вопреки поддержке А.В. Луначарского. Северянин же пишет:

К ней свысока относится Парнас,
Её поставив вне литературы (…)
Парнасу вторит Критика: «Она
Способна развратить, всмотритесь в туры
Её идей… (…)

Находит в ней охотник за бациллой
Разврата то, роднящее с гориллой,
Чего она не вкладывала в том…

«Медальоны»… О ста классических сонетах о писателях, поэтах, композиторах разных эпох и народов можно было бы ещё многое сказать, сопоставляя мир чувствований и оценок Северянина с оценками критиков и собственным восприятием. Но одно несомненно - этот сборник неоценимый и недооценённый вклад поэта в русскую и мировую культуру. Игоря Северянина не салонным иронистом, «соловьём», «сероптичкой», а поэтом, сделала эмиграция так же, как например, Георгия Иванова. В отличие от последнего Северянин никогда не примыкал к кругу Мережковских, Бердяева и др. - принципиальных противников советской власти, хотя никогда и не считал себя эмигрантом. До конца своих дней его родиной была Россия.

Как я молил весенние морозы

Не трогать их холодною рукой!

Мятлев, 1843 г.

В те времена, когда роились грёзы

В сердцах людей, прозрачны и ясны,

Как хороши, как свежи были розы

Моей любви, и славы, и весны!

Прошли лета, и всюду льются слезы...

Нет ни страны, ни тех, кто жил в стране...

Как хороши, как свежи ныне розы

Воспоминаний о минувшем дне!

Но дни идут - уже стихают грозы.

27 февраля 1918 года в Большой аудитории Политехнического музея прошел "поэзовечер", на котором состоялось "Избрание Короля поэтов". Венком и мантией "Короля поэтов" публика увенчала Игоря Северянина. Вторым был Владимир Маяковский, третьим – Василий Каменский.

О проведении выборов возвестил такой манифест:

"Поэты!
Учредительный трибунал созывает всех вас состязаться на звание короля поэзии. Звание короля будет присуждено публикой всеобщим, прямым, равным и тайным голосованием.
Всех поэтов, желающих принять участие на великом, грандиозном празднике поэтов, просят записываться в кассе Политехнического музея до 12 (25) февраля. Стихотворения не явившихся поэтов будут прочитаны артистами.
Желающих из публики прочесть стихотворения любимых поэтов просят записаться в кассе Политехнического музея до 11 (24) февраля.
Результаты выборов будут объявлены немедленно в аудитории и всенародно на улицах.
Порядок вечера:
1) Вступительное слово учредителей трибунала.
2) Избрание из публики председателя и выборной комиссии.
3) Чтение стихов всех конкурирующих поэтов.
4) Баллотировка и избрание короля и кандидата.
5) Чествование и увенчание мантией и венком короля и кандидата".

Выборы "Короля поэтов" в свидетельствах современников:

Спасский С. В. "Маяковский в воспоминаниях современников" (с. 169-170):
«Зал был набит до отказа. Поэты проходили длинной очередью. На эстраде было тесно, как в трамвае. Теснились выступающие, стояла не поместившаяся в проходе молодежь. Читающим смотрели прямо в рот. Маяковский выдавался над толпой. Он читал «Революцию», едва имея возможность взмахнуть руками. Он заставил себя слушать, перекрыв разговоры и шум. Чем больше было народа, тем он свободней читал, тем полнее был сам захвачен и увлечен. Он швырял слова до верхних рядов, торопясь уложиться в отпущенный ему срок.
Но «королем» оказался не он. Северянин приехал к концу программы. Здесь был он в своем обычном сюртуке. Стоял в артистической, негнущийся и «отдельный». Прошел на эстраду, спел старые стихи из «Кубка». Выполнив договор, уехал. Начался подсчет записок. Маяковский выбегал на эстраду и возвращался в артистическую, посверкивая глазами. Не придавая особого значения результату, он все же увлекся игрой. Сказывался его всегдашний азарт, страсть ко всякого рода состязаниям.
- Только мне кладут и Северянину. Мне налево, ему направо.
Северянин собрал записок немного больше, чем Маяковский. Третьим был Василий Каменский.
Часть публики устроила скандал. Футуристы объявили выборы недействительными. Через несколько дней Северянин выпустил сборник, на обложке которого стоял его новый титул. А футуристы устроили вечер под лозунгом «долой всяких королей».

Лев Никулин. "Годы нашей жизни" - М.: Московский рабочий, 1966, с. 128-130.
«После выборов Маяковский довольно едко подшучивал над его «поэтическим величеством», однако мне показалось, что успех Северянина был ему неприятен. Я сказал ему, что состав публики был особый, и на эту публику гипнотически действовала манера чтения Северянина, у этой публики он имел бы успех при всех обстоятельствах.
Маяковский ответил не сразу, затем сказал, что нельзя уступать аудиторию противнику, какой бы она ни была. Вообще надо выступать даже перед враждебной аудиторией: всегда в зале найдутся два-три слушателя, по-настоящему понимающие поэзию.
- Можно было еще повоевать...
Тогда я сказал, что устраивал выборы ловкий делец, импресарио, что, как говорили, он пустил в обращение больше ярлычков, чем было продано билетов.
Маяковский явно повеселел:
- А что ж... Так он и сделал. Он возит Северянина по городам; представляете себе, афиша - «Король поэтов Игорь Северянин»!
Однако нельзя сказать, что Маяковский вообще отрицал талант Северянина. Он не выносил его «качалки грезерки» и «бензиновые ландолеты», но не отрицал целиком его поэтического дара.

Михаил Петров. Из неопубликованной книги "Донжуанский список Игоря Северянина":
«Впрочем, может быть, никакой подтасовки и не было: 9 марта Маяковский пытался сорвать выступление новоизбранного короля русских поэтов. В антракте он пытался декламировать свои стихи, но под громкий свист публики был изгнан с эстрады, о чем не без ехидства сообщила газета "Мысль" в номере за 11 марта 1918 года.
В марте вышел в свет альманах "Поэзоконцерт". На обложке альманаха был помещен портрет Игоря-Северянина с указанием его нового титула. Под обложкой альманаха помещены стихи короля поэтов, Петра Ларионова, Марии Кларк, Льва Никулина, Елизаветы Панайотти и Кирилла Халафова».

Игорь Северянин. "Заметки о Маяковском" (1941):
«В марте 1918 г. в аудитории Политехнического музея меня избрали "Королем поэтов". Маяковский вышел на эстраду: "Долой королей - теперь они не в моде". Мои поклонники протестовали, назревал скандал. Раздраженный, я оттолкнул всех. Маяковский сказал мне: "Не сердись, я их одернул - не тебя обидел. Не такое время, чтобы игрушками заниматься...»