Рассмотренные выше языковые и речевые функции являются универсальными, т. е. их проявления наблюдаются во всех языках мира. По-другому обстоит дело с этнической функцией языка: это феномен заметный, но не обязательный. Этноконсолидирующая функция является во многом символической, она создается не употреблением языка, а отношением людей к языку, национально-культурной идеологией. В реальности процессы формирования этносов могут не совпадать с процессами дифференциации и интеграции языков [16 ]. Этническая и языковая карты мира также далеко не совпадают (см. с. 89-94, 101-103, 117-120), поэтому симметрия "один народ - один свой и отдельный язык" не является правилом или самым частым случаем. Во множестве ситуаций народ говорит на двух или нескольких языках, причем некоторые из языков используются и другими народами; во многих других случаях народ говорит на том же языке, на котором говорят другие соседние и/или несоседние народы.

Исследователь языков американских индейцев Делл Хаймс в этой связи писал: "Вероятно, наше мышление чересчур окрашено европейским языковым национализмом XIX в., чтобы мы могли заметить, что далеко не все языки имеют статус символа, необходимого для единства группы. Племя фульнио в Бразилии в течение трех столетий поддерживало свое единство, потеряв свои земли, но сохранив свой язык и главные обычаи, а гуайкери в Венесуэле достигли того же самого сохранением своей системы отношений собственности. На протяжении нескольких поколений у них не было и следа особого языка и религии" (Новое в лингвистике. Вып. 7. Социолингвистика 1975, 65).

Африканисты, изучая регионы, в которых языков меньше, чем этносов, т. е. ситуации, в которых имеет место ассимиляция по языку, указывают, что это "совсем не всегда тождественно этнической ассимиляции" (Виноградов, Коваль, Порхомовский 1984, 47).

Вместе с тем в современном мире, особенно в постиндустриальных обществах, ширится стремление народов сохранить, иногда возродить свой язык - как живое свидетельство и естественную почву культурно-духовной самобытности (см. с. 98-100; см. также статью Г. В. Степанова "Национальный язык" в ЛЭС 1990).

^ Магическая, заклинательная функция речи

Якобсон считал магическую функцию частным случаем призывно-побудительной, с той разницей, что в случае словесной магии адресат речи - это не человек, а высшие силы. К проявлениям магической функции относятся табу, табуистические замены (см. с. 133-134, 144-148), а также обеты молчания в некоторых религиозных традициях; заговоры, молитвы, клятвы, в том числе божба и присяга; в религиях Писания - священные тексты, т.е. тексты, которым приписывается божественное происхождение: может считаться, например, что они были внушены, продиктованы или написаны высшей силой. Общей чертой отношения к слову как к магической силе является неконвенциональная трактовка языкового знака, т. е. представление о том, что слово - это не условное обозначение некоторого предмета, а его часть, поэтому, например, произнесение ритуального имени может вызывать присутствие того, кто им назван, а ошибиться в словесном ритуале - это обидеть, прогневать или навредить высшим силам.

Нередко имя выступало как оберег , т.е. как амулет или заклинание, оберегающее от несчастья.

Апокриф "Семьдесят имен Богу" (рукопись XVI-XVII вв. Иосифо-Волоколамского монастыря) советовал для самообороны записать, выучить и носить с собою 70 "имен"(символических и метафорических наименований) Христа и 70 "имен"Богородицы: "Сиа знамениа егда видиши и сиа имена егда прочитаеши непобежден будеши в рати и от всех враг избавлен будеши и от напрасния смерти и от страха нощнаго и от действа сотонина... А се имена господня числом 70. Да еже их имат и носить с собою честно от всякаго зла избавлен будет власть, сила, слово, живот, милость ..." (цит. с графическими упрощениями по изданию: Тихонравов Н. С. Памятники отреченной литературы. - СПб. Т. 2, С. 339).

В древности, выбирая имя родившемуся ребенку, человек нередко как бы играл с духами в прятки: то он хранил в тайне "настоящее" имя (и ребенок вырастал под другим, не "секретным" именем); то нарекали детей названиями животных, рыб, растений; то давали "худое имя" - чтобы злые духи не видели в его носителе ценной добычи. Такое имя-оберег получил при рождении будущий пророк, основатель зороастризма Заратуштра (Заратустра): на авестийском языке слово Заратуштра означало "староверблюдный".

Сознание, верящее в магию слова, не только мирится с непонятным и темным в магических текстах, но даже нуждается в смысловой непрозрачности ключевых формул (см. с. 72-75, 83-85).

Неконвенциональное восприятие знака, как и вера в возможность словесной магии, относится к явлениям правополушарной природы. Неконвенциональная трактовка знака близка к эстетическому восприятию слова (см. с. 21-23, 72-75). Неконвенциональное понимание слова известно в детской психологии: "слово отождествляется с вещью" (К. И. Чуковский) - например, дошкольник может считать, что в предложении Там стояло два стула и один стол всего три слова или что слово конфета - сладкое.

Неконвенциональная трактовка знака в целом близка также некоторым философским и культурологическим концепциям, верящим в содержательную неисчерпаемость слова и в определяющее воздействие языка на мировосприятие или этническую психологию, например таким, как античная теория "фюсей" (от греч. physis - природа), согласно которой имя вещи соответствует ее "природе"; как идеи В. фон Гумбольдта и А. А. Потебни и их развитие в теория "лингвистической относительности" Э. Сепира и Б. Уорфа (см. с. 63-66); идеи лингвистической философии Л. Витгенштейна и Дж. Мура о "вине" и "недугах" языка как источнике человеческих заблуждений и псевдопроблем; как философская герменевтика, которая истинным познанием считает "вслушивание в язык" и видит в языке "самое интимное лоно культуры", "дом бытия" (М. Хайдеггер).

Все известные в истории культурные ареалы сохраняют в той или иной мере традиции религиозно-магического сознания. Поэтому магическая функция речи универсальна, хотя конкретные ее проявления в языках мира бесконечно разнообразны и удивительны. Нередко момент собственно магии уже выветрился (ср. русск. спасибо из спаси Бог ), в других случаях - вполне ощутим, например: не к ночи будь помянут, не говори под руку, не тем будь помянут, не каркай - беду накличешь , белорусск. каб не прагаварыць и т. п.

Неожиданность (для современного сознания) следов словесной магии связана с тем, что в глубине человеческой психики полярные сущности могут отождествляться или взаимозаменяться (жизнь и смерть, добро и зло, начало и конец, смех и плач и т. д.). Амбивалентность символики бессознательного приводила к тому, что осуждение оборачивалось восхвалением, пожелание неудачи считалось условием успеха (ср. ни пуха на пера и т. д. Поэтому магические формулы, имевшие конечной целью положительный результат (плодородие, здоровье), часто строились как проклятие и брань. В ряде традиций известно ритуальное сквернословие в свадебных и сельскохозяйственных обрядах. К обрядовым заклинаниям восходят некоторые бранные выражения (Успенский 1983). С другой стороны, сама живучесть ругательств объяснялась Бахтиным древней амбивалентностью сквернословия: в глубинах народного подсознания это не только хула и уничижение, но и хвала и возвышение (Бахтин 1990, 177-216). Д. С. Лихачев, наблюдая проявления магической функции в воровском арго, связывал ее с эмоционально-экспрессивной насыщенностью и общей атавистичностью воровской речи (Лихачев 1935, 64-75).

Язык и биологические семиотики: различия в функциональных возможностях.

Различия в составе функций языка людей и языков животных представлены в таблице.

1. Знак (+) указывает на ограниченную возможность осуществления данной функции. В частности, коммуникативные возможности языков животных ограничены содержанием кода (набора знаков, составляющих ту или иную биологическую систему связи): здесь нет "синтаксиса" и поэтому невозможны "тексты", составленные путем комбинирования знаков. Иная картина в коммуникации человека: язык позволяет говорящим хранить информацию не только в коде (словах и грамматических формах), но и в текстах, т. е. в устных и письменных высказываниях на языке (см. с. 15-17).

2. Под "биологической функцией" понимается биологическая (физиологическая) релевантность некоторых явлений в коммуникации животных (см. с. 9-13 и подробно Степанов 1971).

^ Своеобразие языка как общественного явления

С точки зрения семиотики язык - уникальная, но не единственная знаковая система: он сопоставим с языком пчел, дорожной сигнализацией, алгоритмическим языком программирования. С точки зрения науки об обществе язык не имеет аналогов. Он не просто своеобразен - по ряду существенных признаков он отличается от всех общественных явлений.

1. Язык, сознание и социальный характер трудовой деятельности изначально взаимосвязаны и составляют фундамент человеческого своеобразия в биологическом виде Homo sapiens.

2. Наличие языка есть необходимое условие существования общества на всем протяжении истории человечества. Любое социальное явление в своем существовании ограничено в хронологическом отношении: оно не изначально в человеческом обществе и не вечно. Так, не всегда существовала, по мнению большинства специалистов, семья; не всегда были частная собственность, государство, деньги; не изначальны также различные формы общественного сознания - наука, право, искусство, мораль, религия. В отличие от неизначальных и/или преходящих явлений общественной жизни, язык изначален и будет существовать до тех пор, пока существует общество.

3. Наличие языка есть необходимое условие материального и духовного бытия во всех сферах социального пространства. Любое общественное явление в своем распространении ограничено определенным "местом", своим пространством. Разумеется, в обществе все взаимосвязано, однако, допустим, наука или производство не включают в себя (в качестве компонента, условия, предпосылки, средства и т. д.) искусство, а искусство не включает в себя науку или производство. Иное дело язык. Он - глобален, вездесущ. Сферы использования языка покрывают все мыслимое социальное пространство. Будучи важнейшим и основным средством общения, язык не отделим от всех и любых проявлений социального бытия человека.

4. Язык зависим и не зависим от общества. Глобальность языка, его включенность во все формы общественного бытия и общественного сознания порождают его надгрупповой и надклассовый характер. Однако надклассовость языка не означает его внесоциальности. Общество может быть разделенным на классы, но оно остается обществом, т. е. известным единством> сообщностью людей. В то время как развитие производства приводит к социальной дифференциации общества, язык выступает как его важнейший интегратор. Вместе с тем социальная структура общества и социолингвистическая дифференциация речевой практики говорящих находят известное отражение в языке. Общенародный язык социально неоднороден. Его социальная структура, т. е. состав и значимость социальных вариантов языка (профессиональная речь, жаргоны, просторечие, кастовые языки и т. п.), а также типы коммуникативных ситуация в данном обществе обусловлены социальной структурой общества. Однако, при всей возможной остроте классовых противоречий, социальные диалекты языка не становятся особыми языками.

5. Язык - это явление духовной культуры человечества, одна из форм общественного сознания (наряду с обыденным сознанием, моралью и правом, религиозным сознанием и искусством, идеологией, политикой, наукой). Своеобразие языка как формы общественного сознания состоит в том, что, во-первых, язык, наряду с психофизиологической способностью отражать мир, является предпосылкой общественного сознания; во-вторых, язык представляет собой семантический фундамент и универсальную оболочку разных форм общественного сознания. По своему содержанию семантическая система языка ближе всего к обыденному сознанию. Посредством языка осуществляется специфически человеческая форма передачи социального опыта (культурных норм и традиций, естественнонаучного и технологического знания).

6. Язык не относится к идеологическим или мировоззренческим формам общественного сознания (в отличие от права, морали, политики, философского, религиозного, художественного, обыденного сознания). Как сказал Иосиф Бродский в Нобелевской лекции, "язык... к этическому выбору не способен".

7. Язык сохраняет единство народа в его истории вопреки классовым барьерам и социальным катаклизмам.

8. Развитие языка в большей мере, чем развитие права, идеологии или искусства, независимое от социальной истории общества, хотя в конечном счете оно обусловлено и направлено именно социальной историей. Важно, однако, охарактеризовать меру этой независимости. Связь истории языка и истории общества очевидна: существуют особенности языка и языковых ситуаций, соответствующие определенным ступеням этнической и социальной истории. Так, можно говорить о своеобразии языков или языковых ситуаций в первобытных обществах, в средние века, в новое время (см. с. 144-151). Вполне очевидны также языковые последствия таких социальных потрясений, как революции, гражданские войны: смещаются границы диалектных явлений, нарушается прежний нормативно-стилистический уклад языка, обновляется политическая лексика и фразеология (см. с. 151-152). Однако в своей основе язык остается прежним, единым, что обеспечивает этническую и культурную непрерывность общества на всем протяжении его истории.

Своеобразие языка как общественного явления, по сути дела, коренится в его двух особенностях: во-первых, в универсальности языка как средства общения и, во-вторых, в том, что язык - это средство, а не содержание и не цель общения; семантическая оболочка общественного сознания, но не само содержание сознания. Язык по отношению к духовной культуре общества сопоставим со словарем по отношению ко всему разнообразию текстов, построенных на основе этого словаря. Один и тот же язык может быть средством выражения полярных идеологий, разноречивых философских концепций, бесчисленных вариантов житейской мудрости.

Итак, язык выступает как универсальное средство общения народа. Он сохраняет единство народа в исторической смене поколений и общественных формаций, вопреки социальным барьерам, - тем самым объединяя народ во времени, в географическом и социальном пространстве.

Основные функции и стили литературного языка

контрольная работа

1.5 Магическая функция языка

К проявлениям магической функции речи относятся заговоры, проклятия, клятвы, в том числе божба и присяга; молитвы; магические "предсказания" с характерной гипотетической модальностью (ворожба, волхвование, пророчества, эсхатологические видения); "славословия" (доксология), адресованные высшим силам - обязательно содержащие возвеличивающие характеристики и специальные формулы восхваления - такие, как, например, Аллилуйа! (древнееврейск. Восхваляйте Господа!), Осанна! (грецизированный древнееврейский возглас со значением Спаси же!) или Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе!); табу и табуистические замены; обеты молчания в некоторых религиозных традициях; в религиях Писания - священные тексты, т.е. тексты, которым приписывается божественное происхождение; можно считать, например, что они были созданы, внушены или продиктованы высшей силой. Общей чертой отношения к слову как к магической силе является неконвециональная трактовка языкового знака, т.е. представление о том, что слово - это не условное обозначение некоторого предмета, а его часть, поэтому, например, произнесение ритуального имени может вызывать присутствие того, кто им назван, а ошибиться в словесном ритуале - это обидеть, прогневать высшие силы или навредить им.

Вербальные и невербальные средства реализации контактоустанавливающей функции в газете "Спорт-Аншлаг"

Язык многофункционален и может участвовать в разных процессах. Нас интересует процесс установления контакта с читателем по средствам языка. Язык может делать это тогда, когда выполняет фатическую функцию. Но она является частной функцией...

Коммуникативная функция языка связана с тем, что язык прежде всего является средством общения людей. Он позволяет одному индивиду - говорящему - выражать свои мысли, а другому - воспринимающему - понимать их, то есть как-то реагировать...

Основные функции и стили литературного языка

Познавательная или когнитивная функция языка (от латинского cognition - знание, познание) связана с тем, что в знаках языка осуществляется или фиксируется сознание человека. Язык является инструментом сознания...

Основные функции и стили литературного языка

Аккумулятивная функция языка связана с важнейшим предназначением языка - собирать и сохранять информацию, свидетельства культурной деятельности человека. Язык живет гораздо дольше человека, а порой даже и дольше целых народов...

Основные функции и стили литературного языка

Ученые-лингвисты также выделяют порой, и небезосновательно, эмоциональную функцию языка. Иначе говоря, знаки, звуки языка часто служат людям для передачи эмоций, чувств, состояний. Собственно говоря, именно с этой функции, скорее всего...

Основные функции и стили литературного языка

Поэтическая функция соответствует сообщению, т.е. основную роль играет направленность на сообщение как таковое вне его содержания. Главное - это форма сообщения. Внимание направляется на сообщение ради него самого. Как видно из названия...

Для исследования категории эмотивности в языке важно определить место эмотивной функции языка в ряду других функций. «Функции языка представляют собой проявление его сущности, его назначения и действия в обществе, его природы, т. е...

Репрезентация отрицательных состояний человека в английском языке

Эмоциональная функция языка понимается как возможность выражения различных чувств и эмоций с помощью разнообразных языковых средств. Среди лингвистов есть мнение о том, что эмоциональная функция языка должна быть одной из основных...

Стилистические функции синонимов в публицистических текстах

Эта функция является одной из важнейших функций синонимов для публицистического текста. Повторение одного и того же слова делает речь бесцветной, невыразительной. Здесь можно обратиться к «Комсомольской правде»...

Стилистические функции синонимов в публицистических текстах

Виду того, что функция разъяснения используется чаще всего для узкоспециальных терминов, то в публицистике она встречается редко. Авторы предпочитают не прибегать к таким терминам, а заменять их сразу синонимом...

Функции русского языка

Главнейшая функция языка - коммуникативная. Язык служит, прежде всего, средством человеческого общения. Мы живем в обществе и общаемся в определенном социуме в определенном пространстве в определенное время. Таким образом...

Функции русского языка

Общение людей предполагает определенные знания у них об окружающей действительности, а одним из универсальных и эффективных средств познания окружающего мира является язык. Тем самым язык выполняет также познавательную или когнитивную...

Функции русского языка

Коллекция и информативность являются теми существенными свойствами языкового знака, которые лежат в основе его важнейшей функции наряду с коммуникативной: функции кумулятивной...

Якобсон считал магическую функцию частным случаем призывно-побудительной, с той разницей, что в случае словесной магии адресат речи - это не человек, а высшие силы. К проявлениям магической функции относятся табу, табуистические замены, а также обеты молчания в некоторых религиозных традициях; заговоры, молитвы, клятвы, в том числе божба и присяга; в религиях Писания - священные тексты, т.е. тексты, которым приписывается божественное происхождение: может считаться, например, что они были внушены, продиктованы или написаны высшей силой. Общей чертой отношения к слову как к магической силе является неконвенциональная трактовка языкового знака, т.е. представление о том, что слово - это не условное обозначение некоторого предмета, а его часть, поэтому, например, произнесение ритуального имени может вызывать присутствие того, кто им назван, а ошибиться в словесном ритуале - это обидеть, прогневать или навредить высшим силам.

Нередко имя выступало как оберег, т.е. как амулет или заклинание, оберегающее от несчастья.

Апокриф <Семьдесят имен Богу> (рукопись XVI-XVII вв. Иосифо-Волоколамского монастыря) советовал для самообороны записать, выучить и носить с собою 70 <имен> (символических и метафорических наименований) Христа и 70 <имен> Богородицы: «Сиа знамениа егда видиши и сна имена егда прочитаеши непобежден будеши в рати и от всех враг избавлен будеши и от напрасния смерти и от страха нощнаго и от действа сотонина… А се имена господня числом 70. Да еже их имат и носить с собою честно от всякаго зла избавлен будет власть, сила, слово, живот, милость…» (цит. с графическими упрощениями по изданию; Тихонравов Н.С. Памятники отреченной литературы. - СПб., НбЭ. Т. 2, С 339).

В древности, выбирая имя родившемуся ребенку, человек нередко как бы играл с духами в прятки: то он хранил в тайне «настоящее» имя (и ребенок вырастал под другим, не «секретным» именем); то нарекали детей названиями животных, рыб, растений; то давали «худое имя» - чтобы злые духи не видели в его носителе ценной добычи. Такое имя-оберег получил при рождении будущий пророк, основатель зороастризма Заратуштра (Заратустра): на авестийском языке слово Заратуштра означало <староверблюдный>.

Сознание, верящее в магию слова, не только мирится с непонятным и темным в магических текстах, но даже нуждается в смысловой непрозрачности ключевых формул (см. с. 72 - 75, 83 - 85).

Неконвенциональное восприятие знака, как и вера в возможность словесной магии, относится к явлениям правополушарной природы. Неконвенциональная трактовка знака близка к эстетическому восприятию слова. Неконвенциональное понимание слова известно в детской психологии: «слово отождествляется с вещью» (К.И. Чуковский) - например, дошкольник может считать, что в предложении Там стояло два стула и один стол всего три слова или что слово конфета - сладкое.

Неконвенциональная трактовка знака в целом близка также некоторым философским и культурологическим концепциям, верящим в содержательную неисчерпаемость слова и в определяющее воздействие языка на мировосприятие или этническую психологию, например таким, как античная теория «фюсей» (от греч. physis - природа), согласно которой имя вещи соответствует ее «природе»; как идеи В. фон Гумбольдта и А, А. Потебни и их развитие в теория «лингвистической относительности» Э. Сепира и Б. Уорфа; идеи лингвистической философии Л. Витгенштейна и Дж. Мура о «вине» и «недугах» языка как источнике человеческих заблуждений и псевдопроблем; как философская герменевтика, которая истинным познанием считает «вслушивание в язык» и видит в языке «самое интимное лоно культуры», «дом бытия» (М. Хайдеггер).

Все известные в истории культурные ареалы сохраняют в той или иной мере традиции религиозно-магического сознания. Поэтому магическая функция речи универсальна, хотя конкретные ее проявления в языках мира бесконечно разнообразны и удивительны. Нередко момент собственно магии уже выветрился (ср. русск. спасибо из спаси Бог), в других случаях - вполне ощутим, например: не к ночи будь помянут, не говори под руку, не тем будь помянут, не каркай - беду накличешь, белорусск. каб не прагаварыць и т.п.

Неожиданность (для современного сознания) следов словесной магии связана с тем, что в глубине человеческой психики полярные сущности могут отождествляться или взаимозаменяться (жизнь и смерть, добро и зло, начало и конец, смех и плач и т.д.). Амбивалентность символики бессознательного приводила к тому, что осуждение оборачивалось восхвалением, пожелание неудачи считалось условием успеха (ср. ни пуха на перед и т.д. Поэтому магические формулы, имевшие конечной целью положительный результат (плодородие, здоровье), часто строились как проклятие и брань. В ряде традиций известно ритуальное сквернословие в свадебных и сельскохозяйственных обрядах. К обрядовым заклинаниям восходят некоторые бранные выражения. С другой стороны, сама живучесть ругательств объяснялась Бахтиным древней амбивалентностью сквернословия: в глубинах народного подсознания это не только хула и уничижение, но и хвала и возвышение. Д.С. Лихачев, наблюдая проявления магической функции в воровском арго, связывал ее с эмоционально-экспрессивной насыщенностью и общей атавистичностью воровской речи.

социолингвистический коммуникация язык речевой

В сообщениях, сосредоточенных на адресате, на первый план выходит функция регуляции его поведения (путем побуждения к действию, к ответу на вопрос, путем запрета действия, путем сообщения информации с целью изменить намерения адресата совершить определенное действие и т. п.) У Якобсона эта функция называется по-разному: конативная (англ. - способность к волевому движению) или апеллятивная (лат. обращаться, призывать, склонять к действию); иногда ее же называют призывно-побудительная или волюнтативная (лат. воля, желание, хотение) функция.

Фатическая (контактно-устанавливаемая) функция. Цель - наладить контакт, завязать знакомство, продолжить его. Фатическая функция в основном реализуется в приветствиях, поздравлениях, умении вести светскую беседу.

Конативная функция речи — выражение в речи говорящего его установки на адресата (слушающего), стремления на него воздействовать, формировать определенный характер взаимоотношений.

Функции языка: эмотивная, эстетическая, магическая, метаязыковая.

Эмотивная функция языка. Проявляется, если в высказывании прямо выражено субъективное отношение к тому, о чем говорится, то есть главная цель этого сообщения - эмоционально реализоваться. Эмоциональный эффект реализуется с помощью: интонаций, междометий речи, использование слов с коннотацией.

Коннотация - это дополнительные эмоциональные оценки в значении слов.

Денотат - это предметное значение слова. Денотат указывает на то, что это слово означает.

Эстетическая (поэтическая, прозаичная) функция. Функция связана с внимательным отношением к сообщению ради самого сообщения. Особенности этой функции: она разрушает автоматизм повседневной речи, привносит слова, которые не лежат на поверхности речевого сознания, поэтому речь становится яркой, свежей, непредсказуемой.

Магическая (заклинательная) функция. Это частный случай релятивной функции с той разницей, что адресатом выступают не люди, а высшие силы. Проявление этой функции - табу, молитвы, клятвы, обеты. Неконвенциальная трактовка языкового знака, согласно которому слово (имя вещи) сращивается с вещью.

Метаязыковая (языковой комментарий) функция. Связана с какими-либо трудностями в общении, когда требуется речевой комментарий.

Магическая функция языка – самая древняя. Она возникла вместе с языком. В заклинаниях, которыми пользовались древние люди, чтобы умилостивить разбушевавшуюся стихию, привлечь удачу перед охотой, залечить рану и т. д. сохранялись обрядовые формулы, которым приписывалось магическое действие. На эти факты указывали такие выдающиеся лингвисты, как Р. Якобсон, К. Бюлер и др.

Проявление магической функции слова в романе многообразно. От отправ-ления магических обрядов до специфики имяупотребления. Функция эта прояв-ляется, прежде всего, в принципиально другом, нежели в повседневном бытовом общении, отношении к слову. Стилистически и прагматически маркированная позиция в речи определяет своеобразие таких высказываний. В слове обнажаются «дремлющие» смыслы, о которых мы забываем в повседневном общении. Сказанное в сердцах: Да пропади ты пропадом! – разумеется, никакой магической функцией не наделено. Так, в романе Аннушка-чума произносит в адрес буфетчика Сокова – А ну тебя к лешему, скаред! Это бытовое использование просторечного фразеологизма. Иное дело, это же выражение, произнесенное при других обстоятельствах. Например, в главе «Полет» Маргарита произносит в адрес нижнего жильца Николая Ивановича: - Ну, вас к чертовой матери! – что исполняется буквально. Что меняется? Ситуация и статус характеристики говорящего.

Это означает, что для того, чтобы эта функция языка активизировалась, необходимо соблюдение определенных условий в отправлении речевых актов.

В финале романа Мастер кричит в пустоту, усиливающую эхо, окружавшую тысячи лун Пилата, сидевшего в ожидании прощения:

– Свободен! Свободен! Он ждет тебя!

Горы превратили голос Мастера в гром, и этот гром их разрушил. Проклятые скалистые стены упали. Осталась только площадка с каменным креслом. Над черной бездной, в которую ушли стены, загорелся необъятный город с царствующими над ним сверкающими идолами поверх пышно разросшегося за много тысяч лет лун садом. Прямо к этому саду протянулась долгожданная прокуратором лунная дорога, и первым по ней кинулся бежать остроухий пес. Человек в белом плаще кровавым подбоем поднялся с кресла и что-то прокричал хриплым, сорванным голосом. Нельзя было разобрать, плачет ли он или смеется и что он кричит. Видно было только, что вслед за своим верным стражем по лунной дороге стремительно побежал и он.

Прощение Пилата состоялось. Но почему именно мастеру дано право простить своего угаданного героя? Почему он использует для прощения героя именно эту речевую формулу? Причем он использует эту формулу непосредственного отправления речевого акта от первого лица? Почему эта фраза превращается в магический ключ ко всему роману?

Прощение смертных грехов и грехов вообще как сакральный акт осуществляется по особым правилам. Человек может прощать только свои обиды.

Но даже акт прощения личных обид – это особый коммуникативный акт. В христианской культуре даже на бытовом уровне он совершается по определенным правилам. Простить может один Бог, «яко благ и человеколюбец», или только Бог. Поэтому на просьбу «Прости меня», христиане обычно отвечают: «Бог простит», - в значении: «Кто я такой, чтобы прощать тебя, я всего лишь грешник!».

Даже на бытовом уровне речевой акт прощения достаточно ритуализирован. Он относится к так называемым конвенционально-символическим моделям вербального поведения: если ты совершил проступок, ты должен попросить прощения. Если ты попросишь прощения, тебя должны простить. В этом должен обнаруживается нравственный закон.

Выражение «Я прощаю тебя» в бытовой речи практически не используется. Мы избегаем прямых речевых актов в силу разных причин, заменяя их косвенными. На просьбу о прощении за какой-либо проступок или обиду чаще всего мы слышим в ответ косвенные высказывания, аннигилирующие вину обращающегося с просьбой о прощении и разрешающие ситуацию: Да ладно, чего уж…, Да я не сержусь…, Забудь об этом… и т. п.

Сакральный акт прощения особенно значим. Прощать (отпускать) грехи может только тот, у кого есть на то особые полномочия (рукоположенные священники, например, именем Господа отпускают грехи). Прощать человека, то есть освобождать его от ответственности за свои поступки, во власти высших сил, потому что это значит изменить не только судьбу прощаемого человека, это всегда вторжение в общий порядок вещей. Именно поэтому в романе эти фразы и обретают магическое звучание, влияя не только на судьбы героев. В них реализуется высший нравственный закон, гармонизирующий действительность.

Таким образом, совершить этот акт может только тот, кто наделен на то полномочиями. Отсюда формула, используемая Маргаритой: - Тебя прощают. Не будут больше подавать платок. Не Я прощаю, а Тебя прощают. Здесь явная отсылка к «ведомству» СВЕТА с его полномочиями.

В акте прощения или отпущения грехов проявляется милосердие и благость Бога, ибо, для того чтобы простить, необходимо пожалеть человека, испытать сострадание к нему. Это должен испытывать и тот, кто осуществляет акт прощения. Ровно это и происходит во время великого бала полнолуния и в финале романа. Однако полномочия для совершения этого акта прощения кающейся Фриды Маргарита получает от Воланда. Она прощает Фриду как королева бала, получившая право исполнения желания ценой самопожертвования, отказа от своего естества. Но этот сакральный акт прощения оказался успешным именно потому, что Маргарита сама пожалела и простила Фриду.

Мастер получает такое право как художник, творец, который «угадал». И в этом Мастер равен творцу, как и любой художник. Поэтому он кричит: «Свободен!», освобождая своего героя из векового плена и страданий. Это высказывание от первого лица: не Тебя прощают (кто-то прощает, не я), а Свободен! Это развертывается в полную речевую формулу как: - Я говорю тебе, что ты свободен!

Однако, отпуская Пилата по лунному лучу с Иешуа, вмешивающимся в фабулу произведения и прощающим своего палача, Мастер как бы реализует уже задуманное и решенное не только им. «Ведомства» произвольно вмешиваются в развязку уже написанного произведения – романа о Понтии Пилате. Замысел и концепция всего романа, таким образом, втягиваются в сферу сакрально-магического действа.

Второе правило успешности коммуникативного акта прощения – вина должна быть осознана и искуплена страданием.

Причем, страдание не должно превышать меры вины. Аллегория в виде чаши весов абсолютно точно отражает сущность этой закономерности. Фрида искупила нравственными муками свою вину, причем, видно, что она искренне раскаивается в содеянном. Именно этим она и выделяется из гостей Воланда. Важнейшее условие – раскаяние виновного.

Следующее правило заключается в том, что на длительность наказания влияет сознательность проступка, преступления. С грешников, грешащих по формуле «ведают, что творят», спрос особый. Пилат искупил неимоверной длительностью нравственных мучений свое малодушие как сознательный выбор. Он, конечно же, понял, кого отправляет на казнь, и отправил… Но мера страданий наполнила чашу до краев, другая чаша весов встала напротив. Счета оплачены.

Заклинания, заговоры, церковные и иные обряды, молитвы, клятвы – это все речевые жанры, непосредственно представляющие собой магические действия.

– Гори, гори, прежняя жизнь! Гори, страдание! – кричала Маргарита.

Это поэтически метафорическое заклинание характеризуется вместе с тем обрядовой магической силой, способствующей реализации желания. Что характерно, слова эти произносятся над огнем (горит подвальчик Мастера, поджигаемый Азазелло), начальной стихией, используемым в самых различных магических ритуалах.

Магическое заклинание – Невидима! – используется Маргаритой в акте магического же преображения в ведьму. Вылетая из особняка, она становится невидимой для людей. Власть исполнять желания посредством слова она получает, согласившись исполнить роль хозяйки бала.

В подобных речевых жанрах функция исполнения желаний посредством специальных магических речевых формул – одна из самых архаичных в языке. Заклинания древними людьми стихий огня, воды, ветра и пр. были самыми древними речевыми магическими актами. Все народные сказки, легенды полны примеров такого использования слова. «По щучьему велению по моему хотению!», «Повернись избушка к лесу задом ко мне передом!», «А-ну, скатерть-самобранка, попотчуй!» и т.д. Это свидетельства совершенно другого отношения к слову. В основе его лежит неколебимая вера в могущество слова и иерархия степеней посвящения. Посвященным слово открывает все степени могущества.

Так, магическая формула, произнесенная князем тьмы, и входящая в праздничный тост «за бытие!»: «Да сбудется же это!», - характерный пример такого использования слова. Такое пожелание равно констатации факта. Власть над духами и материей подкрепляется властью над словом. Не случайна такая речевая характеристика Воланда, как «внушительный» тон. Нет такого пожелания или даже «совета», которые не были бы материализованы в ту же секунду, поэтому герой немногословен…

Все магические обрядовые действия представлены ритуальным коммуникативным поведением. В ритуальном поведении нет и не может быть мелочей. Важно все: кто говорит, что говорит, какое занимает место по отношению к соучастникам ритуала, даже какое место занимает в пространстве, кого призывает в свидетели и помощники. Призываем ли мы силы света или тьмы, - именно это влияет на последствия и результаты вербальных действий.

Черт меня побери!, сказанное в сердцах Прохором Петровичем и Римским, вызывает магический эффект призывания нечистой силы, что, кстати, полностью соответствует и религиозной точки зрения на этот предмет. Как уже говорилось в главе «Воланд», Чертыхательство становится яркой языковой приметой ранних лет советской власти – периода активного богоборчества. Это постоянное поминание нечистых духов, в том числе и провоцирует их появление на Патриарших в час весеннего жаркого заката.

Магическая языковая формула, включенная в ритуал и произнесенная по соответствующим правилам, меняет действительность. Могущество и потенциал слова до сих пор до конца не исследован. В какой степени меняется действительность – вот вопрос, но то, что это происходит, не вызывает сомнений. Даже в простых повседневных коммуникативных актах – благодарении, просьбах, признаниях, извинениях и пр. отчасти присутствует магия. Что значит «спасибо»? Редуцированное Спаси Бог! То есть, произнося это, мы призываем высшие силы охранять человека, оказавшего нам услугу, сделавшего доброе дело.

Так бал полнолуния в романе состоит из многочисленных ритуалов, в которых много магических формул, используемых в собственно магических целях и действиях.

Магия слова проявляется в назывании по имени. Одного окрика «Фрида!» было достаточно, чтобы грешница явилась к Маргарите. В бытовом представлении, в приметах, поверьях, упоминание по имени ощущается адресатом или тем, о ком говорят, на расстоянии – икает, уши горят и т. д.

Разлученные возлюбленные «слышат» друг друга, обращаются друг к другу на расстоянии. Мгновенно на зов откликается нечистая сила. Помимо Прохора Петровича, целый день чертыхался Римский и «накликал» – само это слово с прозрачной семантикой.

Магическая функция языка проявляется и в древнем приветствии, которое использует Азазелло, посещая подвальчик Мастера после бальной ночи. «Мир вам» - это не просто учтивое приветствие, широко используемое в древневосточных странах. Это то же время и формула заклятия: «Я пришел с миром», «Я желаю вам мира», при этом слово «мир» включает следующие семы: согласие, лад, отсутствие войны, ссоры, покой, спокойствие, единодушие, приязнь, полюбовный союз. (Словарь русского речевого этикета. Сост. А. Г. Балакай. – М., 2001. – С. 275).

Это приветственное выражение упоминается в евангелиях.

Иисус Христос напутствовал апостолов: «И входя в дом, приветствуйте его, говоря: мир дому сему; и если дом будет достоин, то мир ваш придет на него; если же не будет достоин, то мир ваш к вам возвратится» (Мф., X; 12, 13)

«В тот же первый день недели, вечером, когда двери дома, где собирались ученики Его были заперты, из опасения от Иудеев, пришел Иисус, и стал посреди, и говорит им: мир вам! (Иоанн., XX; 19).

Другим обращением-заклятием является обращение Иешуа «Добрый человек». Оно известно с древних времен. Когда мы произносим подобные обращения в адрес неизвестного лица (мил человек, милейший, любезный), мы воздействуем на коммуникативного партнера суггестивно. Мы как бы просим, заклинаем его быть добрым. Магический прием в данном случае состоит в эмоциональном воздействии на собеседника, адресата речи. После такого обращения именно эмоционально трудно быть грубым, тем более жестоким. Не случайно крик о помощи: Люди добрые, помогите! – включает именно этот механизм эмоционального воздействия.

Человек со связанными руками несколько подался вперед и начал говорить:

Добрый человек! Поверь мне…

Помимо отдельных реплик и речевых формул магического свойства, в романе есть текстовые фрагменты, обладающие необыкновенной силой суггестии. Это роман о Понтии Пилате, обладающий способностью структурировать вокруг себя действительность, влиять на судьбы героев (Мастер, Маргарита, Бездомный), «приносить сюрпризы».

Как мы видим, магическая функция языка реализуется в романе в различных аспектах, в различных речевых жанрах и различных ситуациях. От собственно магических действий, осуществляемых посредством слова, до развернутых магических текстов.