Первая советско финская война 1918 1920. Исключение ссср из лиги наций. Военнопленные и их судьба

НУРАНИ

Можно ли засекретить войну? И не где-нибудь в далеких и малоизвестных уголках третьего мира, которые и на карте найдет не всякий, а в собственной стране, войну, перемоловшую десятки тысяч жизней солдат и бушевавшую вблизи “второй столицы” страны?

Советско-финская война 1939 года не была засекреченной в прямом смысле слова, так же, как, к примеру, участие советских специалистов в боевых действиях во Вьетнаме. И одного только упоминания о ней было явно недостаточно для того, чтобы отправиться в места не столь отдаленные. Эту войну просто “задвинули на второй план”, о ней, если и упоминали, то вскользь, “скороговоркой через губу”, не акцентируя внимание.

И этого оказалось достаточным для того, чтобы дата 30 ноября 1939 года – начало продлившейся 104 дня советско-финской войны – не “срабатывала” в сознании так же, как 22 июня 1941 года. Она до сих пор остается неизвестной войной. Слишком уж неудобной, слишком “колючей” была правда о той компании, относительно которой до сих пор трудно четко и однозначно ответить на вопрос, кто же одержал в ней победу.

Но, самое главное, что эта война ставит множество вопросов, “удобных” ответов, на которые нет ответа до сих пор.

Неудобные соседи

В состав России соседние с ней царства, княжества, ханства и эмираты переходили далеко не всегда добровольно. На ранних стадиях колонизации Россия не спешила превращать новообретенные земли в генерал-губернаторства и губернии, сохраняя некоторую видимость их формального суверенитета.

Финляндии, перешедшей под контроль Москвы после очередной войны со Швецией, повезло больше: свой автономный статус “Великого княжества” она сохранила до 1917 года, когда Российскую империю, как перегретый котел с проржавевшими стенками, разорвало изнутри.

Финляндия восприняла падение российской монархии как долгожданный шанс на достижеие независимости. 6 декабря 1917 года финский сенат объявил Финляндию независимым государством. Ленинское “самоопределение вплоть до отделения” надо было доказывать не на словах, а на деле, и 18 (31) декабря 1917 года Совет народных комиссаров России обратился во ВЦИК с предложением признать независимость Финляндской Республики. Соответствующее решение ВЦИК принял 22 декабря 1917 года (4 января 1918 г.). Только вот “отпускать” Финляндию на деле правительство Советской России явно не собиралось.

В январе 1918 года в Финляндии началась гражданская война, в которой “красным” (финским социалистам), пользовавшимся не только моральной поддержкой со стороны Москвы, противостояли “белые”, поддерживаемые, как уверяла советская пропаганда, Германией и Швецией. Но, в отличие от самой России, в Финляднии гражданская война закончилась победой “белофиннов”, то есть сторонников независимости страны. Для Москвы это был тяжелый удар.

“Мировой революции” явно не получалось, более того, во вполне советской Восточной Карелии крепло движение сторонников присоединения этих земель к Финляндии. В результате гражданская война переросла в первую советско-финскую войну, завершившуюся в 1920 году. Столкновения, впрочем, продолжались до 1922 года.

Однако все войны, как известно, когда-то заканчиваются. И формально все выглядело вполне пристойно и мирно. Между Советской Россией и Финляндией был заключён Тартуский (Юрьевский) мирный договор. И сказать, что договор этот в Финляндии восприняли неоднозначно, ничего не сказать. Ряд видных политиков, включая барона Маннергейма, считали этот договор национальным позором и предательством соотечественников, оставшихся в Восточной Карелии, а представитель Ребол Х. Н. (Боби) Сивен в знак протеста застрелился.

Но и у СССР не было особого повода праздновать победу. К явному неудовольствию Москвы, к Финляндии на Севере, в Заполярье, отошла Печенгская область (Петсамо), а также западная часть полуострова Рыбачий и большая часть полуострова Среднего. И, самое главное, в Хельсинки отчетливо понимали: с независимостью Финляндии Советская Россия в лучшем случае мирится “сквозь зубы”, выжидая удобный повод “исправить” границу.

Время больших надежд

А в мире, еще не забывшем первую мировую, тем временем набирали мощь – идея всеобщего разоружения и безопасности. Недавно завершившаяся первая мировая война совершила переворот в сознании многих. Первые газовые атаки, новое, на тот момент суперсовременное оружие, огромное количество жертв и невиданная доселе жестокость вызывали вполне предсказуемую реакцию: это не должно повториться.

Уже была создана Лига наций, а в странах Европы, прежде всего в Скандинавии, с упоением разоружались и сокращали расходы на оборону. Дания разоружилась полностью, Швеция и Норвегия существенно сократили свои вооружения, и на этом фоне в Финляндии правительство и большинство депутатов парламента последовательно срезали расходы на оборону и вооружения. Начиная с 1927 года, по причине экономии вообще не проводились войсковые учения. Выделяемых денег едва хватало на содержание армии. Вопрос о расходах на обеспечение вооружениями в парламенте не рассматривался. Танки и военная авиация отсутствовали полностью. Но это благодушие разделяли не все.

И одним из тех, кто считал, что армия стране еще понадобится, был и Карл Густав Эмиль Маннергейм. 10 июля 1931 года он возглавил вновь созданный Совет обороны. Маннергейм не сомневался: пока у власти в России находятся большевики с их идеями “Всемирной республики Советов” и “мировой революции”, Финляндия в любой момент могла подвергнуться атаке с востока, и к этой атаке надо было готовиться.

Шанс готовиться к войне по-настоящему выпал ему только в 1937 году. Когда и началось на Карельском перешейке строительство знаменитой “линии Маннергейма” – системы долговременных фортификационных сооружений.

Уже потом Виктор Суворов так оценит финскую оборонную систему: “Двадцать лет практически весь военный бюджет Финляндии уходил на создание укреплений на Карельском перешейке. Была построена оборонительная линия протяженностью 135 километров и глубиной до 90 километров. Фланги упирались в Финский залив и Ладожское озеро.

За бескрайними минными полями, за противотанковыми рвами и гранитными надолбами, за железобетонными тетраэдрами и проволочными заграждениями в десять, двадцать, тридцать рядов (на высоте 65,5 – сорок семь рядов густой минированной колючей проволоки на металлических кольях, центральные ряды – вбитые в землю рельсы вместо кольев), так вот, за этими заграждениями – железобетонные казематы: три, четыре, пять этажей под землю, перекрытия – полтора-два метра фортификационного железобетона, напольные стенки прикрыты броневыми плитами, все это завалено многотонными гранитными валунами и засыпано грунтом. Все замаскировано. Над этими казематами уже поднялись густые еловые леса. А леса снегом засыпаны. Пулеметчики, стрелки, артиллеристы сидят за броней и бетоном, глубокие амбразуры гасят вспышки выстрелов, искажают и глушат звук стрельбы – стреляют в упор, а нам все кажется – стрельба из-за дальнего леса…”

Предвоенные переговоры

В том, что приготовления эти были далеко не лишними, Финляндии пришлось убедиться очень скоро – в 1938 году. Когда между Москвой и Хельсинки начались секретные переговоры. 14 апреля 1938 года в Хельсинки, в посольство СССР в Финляндии прибывает второй секретарь Борис Ярцев. На встрече с министром иностранных дел Рудольфом Холсти он со всей пролетарской прямотой объяснил позицию своей страны: правительство СССР уверено, что Германия планирует нападение на СССР, в эти планы входит боковой удар через Финляндию, а посему Москве нужны гарантии. Красная армия, вкрадчиво “предупреждал” он, не будет ждать на границе, если Финляндия позволит высадку. Но если Финляндия окажет немцам сопротивление, СССР окажет ей военную и хозяйственную помощь – сами вы с немцами не справитесь.

В Хельсинки заверяли, что Финляндия не позволит нарушить свою территориальную неприкосновенность и вторгнуться в Советскую Россию через её территорию, но Москве этого было мало: СССР требовал подписания секретного соглашения, военных баз на островах, принадлежащих Финляндии. В Хельсинки идею отвергли. В марте 1939 года СССР ужесточил требования: теперь Москва требовала предоставить ей в аренду на 30 лет острова Гогланд, Лаавансаари (ныне Мощный),Тютярсаари, Сейскари. Договориться вновь не удалось.

Но, как известно, для того, чтобы переговоры завершились успехом, необходимо, чтобы этого хотели все их участники. Но если хотя бы одна из сторон использует их в качестве “дипломатической ширмы”, а вопрос уже втихомолку решен в пользу войны, вот тогда переговоры точно провалятся.

Раздел сфер влияния

А тем временем тучи над Европой сгущались. 23 августа 1939 года СССР и Германия заключили Договор о ненападении – тот самый пакт Молотова-Риббентропа, с секретными протоколами и приложениями о разделе “сфер влияния”. Согласно секретному дополнительному протоколу, к Договору Финляндия была отнесена к сфере интересов СССР. И понятно, что за эвфемизмами типа “гарантии невмешательства на случай войны” скрывалась “отмашка” на восстановление границ бывшей Российской империи.

К выполнению секретных дополнительных протоколов СССР и Германия приступили в сентябре 1939 года. 1 сентября Германия напала на Польшу, инсценировав перед этим провокацию в Глейвице – ныне Гливице. А войска СССР вступили на территорию Польши 17 сентября. Европейские страны, уверенные, что “немцам нужен не Запад, а Восток”, на помощь Польше не пришли точно так же, как совсем недавно отдали Гитлеру на заклание Австрию и Чехословакию.

А Москва тем временем активно расширяет свою территорию. С 28 сентября по 10 октября СССР заключил договоры о взаимопомощи с Эстонией, Латвией и Литвой, согласно которым, эти страны предоставили СССР свою территорию для размещения советских военных баз. 5 октября такое же “предложение, от которого невозможно отказаться”, сделали Финляндии. Но в Хельсинки в ответ заявили, что заключение такого пакта противоречило бы занятой им позиции абсолютного нейтралитета. К тому же, неожиданный договор СССР о ненападении с Германией уже устранил основную причину требований Советского Союза к Финляндии – опасность нападения Германии через территорию Финляндии.

Тем не менее 5 октября 1939 года советско-финские переговоры стартуют уже в Москве. И тут советские представители впервые заговаривают о том, что, дескать, граница с Финляндией проходит слишком близко к Ленинграду. Иосиф Сталин заметил: “Мы ничего не можем поделать с географией, так же, как и вы… Поскольку Ленинград передвинуть нельзя, придётся отодвинуть от него подальше границу”. Советские предложения напоминали ультиматум: передать СССР часть Карельского перешейка, сдать в аренду СССР сроком на 30 лет полуостров Ханко для постройки военно-морской базы и размещения там четырёхтысячного воинского контингента для её обороны, предоставить советскому ВМФ порты на полуострове Ханко в самом Ханко и в Лаппохья, передать СССР острова Гогланд, Лаавансаари (ныне Мощный), Тютярсаари, Сейскари…

Советский ультиматум в Хельсинки отвергли. И 10 октября из резерва были призваны солдаты на внеплановые учения, что означало полную мобилизацию.

Сегодня многие историки уверены: в Финляндии рассчитывали продержаться недели две, а там на помощь стране должны были прийти союзники. Но горький опыт Чехословакии и Польши, увы, не оставлял сомнений: старая Европа свои обязательства трактует весьма свободно. Но “прогибаться” перед Москвой в Финляндии тоже не считали для себя возможным. Переговоры продолжались, Карл Маннергейм пытался убедить парламентариев в необходимости компромисса, а в СССР тем временем разворачивалась собственная подготовка к войне. Если на финских учениях отрабатывали отражение агрессии, то на советских – захват финской территории. В боевую готовность были приведены войска Ленинградского военного округа. Но, самое главное, в стране разворачивалась весьма впечатляющая пропаганда.

3 ноября 1939 года “Правда” писала: “Мы отбросим к черту всякую игру политических картежников и пойдем своей дорогой, несмотря ни на что, мы обеспечим безопасность СССР, не глядя ни на что, ломая все и всяческие препятствия на пути к цели”.

В этот же день войска Ленинградского военного округа и Краснознамённого Балтийского флота получили директивы о подготовке боевых действий против Финляндии. 26 ноября в “Правде” появилась следующая статья: “Шут гороховый на посту премьера”, которая стала сигналом к началу антифинской пропагандистской кампании. В тот же день произошёл артиллерийский обстрел территории СССР у населённого пункта Майнила. В том, что это была советская провокация, сомнений, увы, нет: Маннергейм загодя отвел свои войска от границы на расстояние, исключающее возникновение недоразумений. Тем не меее СССР обвинил во всем Финляндию. 28 ноября было объявлено о денонсации Договора о ненападении с Финляндией, а 30 ноября советским войскам был дан приказ о нападении.

Утверждают, что проводимые нами меры направлены против независимости Финляндии или на вмешательство в её внутренние и внешние дела. Это – такая же злостная клевета. Мы считаем Финляндию, какой бы там режим ни существовал, независимым и суверенным государством во всей её внешней и внутренней политике. Мы стоим твёрдо за то, чтобы свои внутренние и внешние дела решал сам финляндский народ, как это он сам считает нужным” – уверял в своей речи Молотов 29 ноября. Потом точно так же утром 20 января 1990 года по бакинскому радио представители военной комендатуры будут уверять, что защищают здесь “свободу и демократию”.

На второй день войны на территории СССР было создано марионеточное Терийокское правительство, возглавляемое финским коммунистом Отто Куусиненом. 2 декабря советское правительство подписало с правительством Куусинена договор о взаимопомощи и отказалось от каких-либо контактов с законным правительством Финляндии во главе с Ристо Рюти. Позже М. И. Семиряга в своей книге “Тайны сталинской дипломатии. 1941-1945” писал: “С большой долей уверенности можно предположить: если бы дела на фронте шли в соответствии с оперативным планом, то это “правительство” прибыло бы в Хельсинки с определённой политической целью – развязать в стране гражданскую войну.” А затем, по примеру западной Беларуси, западной Украины и стран Балтии, Финляндию СССР просто бы аннексировал.

Но дела на фронте, увы, шли не так, как хотелось. Никита Хрущёв в своих воспоминаниях приводил показательный факт. По его словам, на совещании в Кремле Сталин сказал: “Давайте начнем сегодня… Мы лишь чуть повысим голос, и финнам останется только подчиниться. Если они станут упорствовать, мы произведем только один выстрел, и финны сразу поднимут руки и сдадутся”. Война представлялась этакой увеселительной прогулкой. Да что церемониться с этой Финляндией! Нашлись тоже “географические новости”! Но военная реальность оказалась другой.

Невидимый фронт

План войны с Финляндией предусматривал развёртывание боевых действий на двух основных направлениях – на Карельском перешейке, где предполагалось вести прямой прорыв “линии Маннергейма в направлении на Выборг, и севернее Ладожского озера с целью недопущения контрударов и возможной высадки десантов западных союзников Финляндии со стороны Баренцева моря.

После успешного прорыва (либо обхода линии с севера) Красная армия получала возможность ведения войны на равнинной территории, не имеющей серьёзных долговременных укреплений. В таких условиях, рассчитывали советские стратеги, значительное преимущество в живой силе и подавляющее – в технике могло проявиться максимально полным образом. Предполагалось после прорыва укреплений провести наступление на Хельсинки и добиться полного прекращения сопротивления. Параллельно планировались действия Балтийского флота и выход к границе Норвегии в Заполярье.

Но в СССР не учли, что воевать придется не на хрестоматийном “ящике с песком”, а в условиях реальной войны. “В лесах танкам делать нечего, в лесах огонь артиллерии корректировать невозможно. Лес. Непроходимый лес. Тайга. Линии горизонта нет. Артиллерийский наблюдатель не видит, куда падают снаряды: над головой свистит, воет, а куда падает – не понять. А с батареи орут в трубку: недолет? перелет? А черт его знает! Видеть разрывы можно только с той самой полянки, на которую эти самые снаряды падают. А финская артиллерия в этих местах была всегда. Каждая батарея за много лет мирного времени пристреляла рубежи; наводчики, корректировщики, командиры знают данные для стрельбы наизусть”, – указывает Виктор Суворов.

Армия попала в так называемую “полосу обеспечения”, сквозь которую еще надо было пробиться к основным укреплениям “линии Маннергейма”. “Вот совершенно стандартная ситуация. Советская колонна танков, мотопехоты, артиллерии идет по лесной дороге, – продолжает Виктор Суворов. – Вправо и влево сойти нельзя – мины. Впереди – мост. Саперы проверили – мин нет. Первые танки вступают на мост и вместе с мостом взлетают в воздух: заряды взрывчатки были вложены в опоры моста еще во время строительства; обнаружить их не так просто, а если заряды и будут обнаружены, то любая попытка их снять приведет к взрыву. Итак, советская колонна во много километров длиной, как огромная змея, остановлена на дороге. Теперь наступает очередь финских снайперов.”

В такой ситуации советская 44-я стрелковая дивизия, запертая на трех параллельных дорогах у трех взорванных мостов, за день боя потеряла весь командный состав. Финские лыжники действовали мелкими неуловимыми группами, с заранее подготовленных баз, и с ними советская армия ничего не могла поделать. Именно в Финляндии впервые стали применяться бутылки с зажигательной смесью, и именно здесь их прозвали “коктейлем Молотова”.

Уже через месяц после начала войны о бодрых песнях “Принимай нас, Суоми-красавица” пришлось забыть. На Карельском перешейке к 21 декабря 1939 года советское наступление полностью остановилось. 26 декабря советские войска перешли к обороне. Военный совет наступавшей на Карельском перешейке 7-й армии во главе с Мерецковым направил в Ставку Главного командования донесение, где сообщал, что без разрушения основных дотов противника и мер по инженерному разграждению подступов к финским позициям успешное наступление невозможно.

Вспомогательный удар, наносившийся в труднопроходимых районах севернее Ладожского озера, закончился полным крахом: две советские дивизии попали в окружение и были почти полностью уничтожены. Всего в том районе до конца войны было окружено и почти полностью уничтожено пять советских дивизий. Только подтянув подкрепления, Красная армия возобновила наступление на Карельском перешейке 1 февраля 1940 года. Теперь здесь действовал Северо-Западный фронт под командованием С. К. Тимошенко, включавший две армии – 7-я и 13-я. Утром 11 февраля началось генеральное наступление, в ходе которого Красной армии удалось прорвать “линию Маннергейма”.

Здесь, пожалуй, следует несколько отвлечься от темы. Прорыв эшелонированной обороны – это событие с точки зрения военной тактики и стратегии априори чрезвычайное. За всю первую мировую прорвать фронт удалось лишь однажды – в ходе знаменитого “Брусиловского прорыва”. И хотя теперь эксперты считают, что “линия Маннергейма” уступала “линии Мажино” (которую немцы просто обошли, захватив сначала Бельгию и с ее территории ударив по Франции), по мнению большинства экспертов, в феврале 1940 года Красная армия в Финляндии выполнила, по сути дела, невыполнимую задачу.

Но тут вновь вмешались “неучтенные факторы”. Наступление Красной армии к 21 февраля вновь остановилось из-за больших потерь и истощения боеприпасов. Потом его удалось возобновить, к концу февраля советские войска вышли к финским тыловым оборонительным позициям в районе Выборга, но “легкой прогулки” все равно не получалось. К тому же упорное сопротивление Финляндии приносило свои плоды. Сначала на помощь этой стране прибывали добровольцы.

А 5 февраля, в Лондоне и Париже решили направить экспедиционный корпус в Скандинавию для помощи Финляндии. Шведское правительство тоже всерьез рассматривало возможность посылки на помощь финнам батальонов добровольцев (два из них в конце февраля прибыли на северный участок фронта и сменили там финскую бригаду, перебрасываемую на Карельский перешеек).. Две английские дивизии, предназначавшиеся для отправки во Францию, были оставлены в метрополии и начали подготовку к высадке в Норвегии совместно с 1-2 французскими дивизиями. А пойти на войну с Великобританией и Францией Сталин уже не мог. 12-го февраля первые корабли уже вышли в море, но были возвращены после получения известия о заключении Финляндией мира.

Подписанный в Москве мир был для Финляндии тяжелым. К Советскому Союзу отошла территория Карельского перешейка с Выборгом, острова в Финском заливе, западное и северное побережье Ладожского озера с городами Кексгольмом, Сортавала, Суоярви, территорию далее к северу от Ладоги с городом Куолаярви и часть полуостровов Рыбачий и Средний на Крайнем Севере. Петсамо, захваченный Красной армией в первые дни войны, был возвращен финнам. Полуостров Ханко поступал на 30 лет в аренду Советскому Союзу для создания там военно- морской базы. 31 марта 1940 года уступленные Финляндией территории, за исключением Карельского перешейка, были объединены с Советской Карелией в Карело-Финскую ССР, партийную организацию которой возглавил все тот же Куусинен. О “Финляндской Демократической Республике” больше не вспоминали.

Только вот и в СССР не чувствовали себя победителями. СССР, как агрессор, был исключен из Лиги Наций и подвергся ощутимым санкциям. Но самое главное, с Финляндией пришлось ДОГОВАРИВАТЬСЯ, сохраняя при этом ее суверенитет. И даже после победы над Германией в 1945 году, когда отношения с Финляндией вновь начали строить “с чистого листа”, эта страна избежала судьбы государств Восточной Европы.

РСФСР Командующие Потери
Северный и Северо-Западный театры военных действий Гражданской войны в России
Северо-западный фронт: Северный фронт:
Финские «братские войны»
Первая советско-финская война
(Эстония Олонец Видлица Лижема Мурманск )
Вторая советско-финская война

Пе́рвая сове́тско-фи́нская война́ - боевые действия между белофинскими войсками и частями РККА на территории Советской России (март 1918 - октябрь 1920).

Предыстория

1918

23 февраля 1918 года, находясь на станции Антреа (ныне Каменногорск), обращаясь к войскам, верховный главнокомандующий финской армии генерал Карл Густав Маннергейм произнёс на ней свою речь, «клятву меча», в которой заявил, что «не вложит меч в ножны,… прежде чем последний вояка и хулиган Ленина не будет изгнан как из Финляндии так и из Восточной Карелии» . Официального объявления войны, однако, со стороны Финляндии не последовало . К желанию генерала Маннергейма стать спасителем «старой России» в Финляндии относились отрицательно. Как минимум требовали поддержки западных стран и гарантий того, что белая Россия признает финскую независимость. , белому движению не удавалось создать единый фронт, что резко уменьшало шансы на успех. Другие лидеры белого движения отказывались признать независимость Финляндии. А для более активных действий, без риска для своей страны, нужны были союзники.

27 февраля правительство Финляндии направило ходатайство Германии, чтобы та, как воюющая против России страна, рассматривая Финляндию как союзницу Германии, потребовала бы от России заключить мир с Финляндией на основе присоединения к Финляндии Восточной Карелии. Предложенная финнами будущая граница с Россией должна была проходить по линии Восточное побережье Ладожского озера - Онежское озеро - Белое море.

К началу марта в ставке Маннергейма был разработан план организации «национальных восстаний в Восточной Карелии» и выделены специальные финские инструкторы - кадровые военные для создания очагов восстания .

6-7 марта появилось официальное заявление главы финляндского государства - регента Пера Эвинда Свинхувуда о том, что Финляндия готова пойти на мир с Советской Россией на «умеренных Брестских условиях», то есть в случае, если к Финляндии отойдут Восточная Карелия, часть Мурманской железной дороги и весь Кольский полуостров .

7-8 марта император Германии Вильгельм II ответил на обращение правительства Финляндии, что Германия не будет вести войну за финские интересы с Советским правительством, подписавшим Брестский мир, и не будет поддерживать военные действия Финляндии, если та перенесет их за пределы своих границ.

7 марта финский премьер-министр заявляет претензии на Восточную Карелию и Кольский полуостров , а 15 марта финский генерал Маннергейм утверждает «план Валлениуса», предусматривающий захват части бывшей территории Российской империи до линии Петсамо (Печенга) - Кольский полуостров - Белое море - Онежское озеро - река Свирь - Ладожское озеро .

В мае белогвардейские войска в Эстонии начинали военные действия, угрожая Петрограду.

В мае и июне на восточных и северных берегах Ладожского озера отряды Красной Армии сдерживали наступление финских добровольцев. В мае-июне 1919 финские добровольцы наступали на район Лодейного Поля и переправились через Свирь.

В конце июня 1919 года началось контрнаступление Красной Армии на Видлицком направлении и 8 июля 1919 на олонецком участке карельского фронта. Финские добровольцы были отброшены за линию границы .

18 мая 1920 года части Красной Армии ликвидировали Северокарельское государство со столицей в посёлке Ухта (Архангельская губерния), которое получало финансовую и военную помощь от финского правительства. Только в июле 1920 года финнов удалось выбить с большей части восточной Карелии. Финские войска остались только в Ребольской и Поросозерской волостях Восточной Карелии.

Примечания

См. также

Литература и источники

  • За Советскую Карелию, 1918-1920: воспоминания о гражданской войне / сб., ред. В. И. Мазешерский. Петрозаводск, Карельское кн. изд-во, 1963-535 стр.
  • Карелия в период гражданской войны и иностранной интервенции 1918-1920. Сб., документы и материалы / ред. д.ист. н. Я. А. Балагуров, В. И. Мазешерский. Петрозаводск, Карельское кн. изд-во, 1964-648 стр.

Ссылки

  • Похлебкин В. В.
Так, мои настоящие дедушка и бабушка, в одно прекрасное утро были грубо выпровожены из своего любимого и очень красивого, огромного родового поместья, оторваны от своей привычной жизни, и посажены в совершенно жуткий, грязный и холодный вагон, следующий по пугающему направлению – Сибирь…
Всё то, о чём я буду рассказывать далее, собрано мною по крупицам из воспоминаний и писем нашей родни во Франции, Англии, а также, из рассказов и воспоминаний моих родных и близких в России, и в Литве.
К моему большому сожалению, я смогла это сделать уже только после папиной смерти, спустя много, много лет...
С ними была сослана также дедушкина сестра Александра Оболенская (позже – Alexis Obolensky) и, добровольно поехавшие, Василий и Анна Серёгины, которые последовали за дедушкой по собственному выбору, так как Василий Никандрович долгие годы был дедушкиным поверенным во всех его делах и одним из самых его близких друзей.

Aлександра (Alexis) Оболенская Василий и Анна Серёгины

Наверное, надо было быть по-настоящему ДРУГОМ, чтобы найти в себе силы сделать подобный выбор и поехать по собственному желанию туда, куда ехали, как едут только на собственную смерть. И этой «смертью», к сожалению, тогда называлась Сибирь...
Мне всегда было очень грустно и больно за нашу, такую гордую, но так безжалостно большевистскими сапогами растоптанную, красавицу Сибирь!.. Её, точно так же, как и многое другое, «чёрные» силы превратили в проклятое людьми, пугающее «земное пекло»… И никакими словами не рассказать, сколько страданий, боли, жизней и слёз впитала в себя эта гордая, но до предела измученная, земля... Не потому ли, что когда-то она была сердцем нашей прародины, «дальновидные революционеры» решили очернить и погубить эту землю, выбрав именно её для своих дьявольских целей?... Ведь для очень многих людей, даже спустя много лет, Сибирь всё ещё оставалась «проклятой» землёй, где погиб чей-то отец, чей-то брат, чей-то сын… или может быть даже вся чья-то семья.
Моя бабушка, которую я, к моему большому огорчению, никогда не знала, в то время была беременна папой и дорогу переносила очень тяжело. Но, конечно же, помощи ждать ниоткуда не приходилось... Так молодая княжна Елена, вместо тихого шелеста книг в семейной библиотеке или привычных звуков фортепиано, когда она играла свои любимые произведения, слушала на этот раз лишь зловещий стук колёс, которые как бы грозно отсчитывали оставшиеся часы её, такой хрупкой, и ставшей настоящим кошмаром, жизни… Она сидела на каких-то мешках у грязного вагонного окна и неотрывно смотрела на уходящие всё дальше и дальше последние жалкие следы так хорошо ей знакомой и привычной «цивилизации»...
Дедушкиной сестре, Александре, с помощью друзей, на одной из остановок удалось бежать. По общему согласию, она должна была добраться (если повезёт) до Франции, где на данный момент жила вся её семья. Правда, никто из присутствующих не представлял, каким образом она могла бы это сделать, но так как это была их единственная, хоть и маленькая, но наверняка последняя надежда, то отказаться от неё было слишком большой роскошью для их совершенно безвыходного положения. Во Франции в тот момент находился также и муж Александры – Дмитрий, с помощью которого они надеялись, уже оттуда, попытаться помочь дедушкиной семье выбраться из того кошмара, в который их так безжалостно швырнула жизнь, подлыми руками озверевших людей...
По прибытию в Курган, их поселили в холодный подвал, ничего не объясняя и не отвечая ни на какие вопросы. Через два дня какие-то люди пришли за дедушкой, и заявили, что якобы они пришли «эскортировать» его в другой «пункт назначения»... Его забрали, как преступника, не разрешив взять с собой никаких вещей, и не изволив объяснить, куда и на сколько его везут. Больше дедушку не видел никто и никогда. Спустя какое-то время, неизвестный военный принёс бабушке дедовы личные вещи в грязном мешке из под угля... не объяснив ничего и не оставив никакой надежды увидеть его живым. На этом любые сведения о дедушкиной судьбе прекратились, как будто он исчез с лица земли без всяких следов и доказательств...
Истерзанное, измученное сердце бедной княжны Елены не желало смириться с такой жуткой потерей, и она буквально засыпала местного штабного офицера просьбами о выяснении обстоятельств гибели своего любимого Николая. Но «красные» офицеры были слепы и глухи к просьбам одинокой женщины, как они её звали – «из благородных», которая являлась для них всего лишь одной из тысяч и тысяч безымянных «номерных» единиц, ничего не значащих в их холодном и жестоком мире…Это было настоящее пекло, из которого не было выхода назад в тот привычный и добрый мир, в котором остался её дом, её друзья, и всё то, к чему она с малых лет была привычна, и что так сильно и искренне любила... И не было никого, кто мог бы помочь или хотя бы дал малейшую надежду выжить.
Серёгины пытались сохранять присутствие духа за троих, и старались любыми способами поднять настроение княжны Елены, но она всё глубже и глубже входила в почти что полное оцепенение, и иногда сидела целыми днями в безразлично-замороженном состоянии, почти не реагируя на попытки друзей спасти её сердце и ум от окончательной депрессии. Были только две вещи, которые ненадолго возвращали её в реальный мир – если кто-то заводил разговор о её будущем ребёнке или, если приходили любые, хоть малейшие, новые подробности о предполагаемой гибели её горячо любимого Николая. Она отчаянно желала узнать (пока ещё была жива), что же по-настоящему случилось, и где находился её муж или хотя бы где было похоронено (или брошено) его тело.
К сожалению, не осталось почти никакой информации о жизни этих двух мужественных и светлых людей, Елены и Николая де Роган-Гессе-Оболенских, но даже те несколько строчек из двух оставшихся писем Елены к её невестке – Александре, которые каким-то образом сохранились в семейных архивах Александры во Франции, показывают, как глубоко и нежно любила своего пропавшего мужа княжна. Сохранилось всего несколько рукописных листов, некоторые строчки которых, к сожалению, вообще невозможно разобрать. Но даже то, что удалось – кричит глубокой болью о большой человеческой беде, которую, не испытав, нелегко понять и невозможно принять.

12 апреля, 1927 года. Из письма княжны Елены к Александре (Alix) Оболенской:
«Сегодня очень устала. Вернулась из Синячихи совершенно разбитой. Вагоны забиты людьми, даже везти скот в них было бы стыдно………………………….. Останавливались в лесу – там так вкусно пахло грибами и земляникой... Трудно поверить, что именно там убивали этих несчастных! Бедная Эллочка (имеется в виду великая княгиня Елизавета Фёдоровна, которая являлась роднёй моего дедушки по линии Гессе) была убита здесь рядом, в этой жуткой Староселимской шахте… какой ужас! Моя душа не может принять такое. Помнишь, мы говорили: «пусть земля будет пухом»?.. Великий Боже, как же может быть пухом такая земля?!..
О, Аlix, моя милая Alix! Как же можно свыкнуться с таким ужасом? ...................... ..................... я так устала просить и унижаться… Всё будет совершенно бесполезно, если ЧК не согласится послать запрос в Алапаевск.................. Я никогда не узнаю где его искать, и никогда не узнаю, что они с ним сотворили. Не проходит и часа, чтобы я не думала о таком родном для меня лице... Какой это ужас представлять, что он лежит в какой-то заброшенной яме или на дне рудника!.. Как можно вынести этот каждодневный кошмар, зная, что уже не увижу его никогда?!.. Так же, как никогда не увидит мой бедный Василёк (имя, которое было дано при рождении моему папе)... Где же предел жестокости? И почему они называют себя людьми?..
Милая, добрая моя Alix, как же мне тебя не хватает!.. Хоть бы знать, что с тобою всё в порядке, и что дорогой твоей душе Дмитрий не покидает тебя в эти трудные минут.............................................. Если б у меня оставалась хоть капелька надежды найти моего родного Николая, я бы, кажется, вынесла всё. Душа вроде бы притерпелась к этой страшной потере, но до сих пор очень болит… Всё без него другое и такое пустынное».

18 мая, 1927 года. Отрывок из письма княжны Елены к Александре (Аlix) Оболенской:
«Опять приходил тот же милый доктор. Я никак не могу ему доказать, что у меня просто нет больше сил. Он говорит, что я должна жить ради маленького Василька... Да так ли это?.. Что он найдёт на этой страшной земле, мой бедный малыш? ..................................... Кашель возобновился, иногда становится невозможно дышать. Доктор всё время оставляет какие-то капли, но мне совестно, что я не могу его никак отблагодарить. ..................................... Иногда мне снится наша любимая комната. И мой рояль… Боже, как же это всё далеко! Да и было ли всё это вообще? ............................... и вишни в саду, и наша нянюшка, такая ласковая и добрая. Где всё это теперь? ................................ (в окно?) не хочется смотреть, оно всё в копоти и видны только грязные сапоги… Ненавижу сырость».

Моя бедная бабушка, от сырости в комнате, которая даже летом не прогревалась, вскоре заболела туберкулёзом. И, видимо ослабленная от перенесённых потрясений, голодания и болезни, при родах скончалась, так и не увидев своего малыша, и не найдя (хотя бы!) могилы его отца. Буквально перед смертью она взяла слово у Серёгиных, что они, как бы это для них не было трудно, отвезут новорождённого (если он, конечно же, выживет) во Францию, к дедушкиной сестре. Что, в то дикое время обещать, конечно же, было почти что «неправильно», так как сделать это никакой реальной возможности у Серёгиных, к сожалению, не было... Но они, всё же, обещали ей, чтобы хоть как-то облегчить последние минуты её, так зверски загубленной, совсем ещё молодой жизни, и чтобы её измученная болью душа могла, хоть с маленькой на то надеждой, покинуть этот жестокий мир... И даже зная, что сделают всё возможное, чтобы сдержать данное Елене слово, Серёгины всё же в душе не очень-то верили, что им когда-нибудь удастся всю эту сумасшедшую идею воплотить в жизнь...

Итак, в 1927 году в городе Кургане, в сыром, нетопленом подвале родился маленький мальчик, и звали его принц Василий Николаевич де Роган-Гессе-Оболенский, Лорд Санбурский (de Rohan-Hesse-Obolensky, Lord of Sanbury)... Он был единственным сыном герцога де’Роган-Гессе-Оболенского и княжны Елены Лариной.
Тогда он ещё не мог понять, что остался на этом свете совершенно один и, что его хрупкая жизнь теперь полностью зависела от доброй воли человека по имени Василий Серёгин…
И ещё этот малыш также не знал, что по отцовской линии, ему подарено было потрясающе «цветастое» Родовое Дерево, которое его далёкие предки сплели для него, как бы заранее подготовив мальчика для свершения каких-то особенных, «великих» дел… и, тем самым, возложив на его, тогда ещё совсем хрупкие плечи, огромную ответственность перед теми, кто когда-то так усердно плёл его «генетическую нить», соединяя свои жизни в одно сильное и гордое дерево…
Он был прямым потомком великих Меровингов, родившимся в боли и нищете, окружённый смертью своих родных и безжалостной жестокостью уничтоживших их людей… Но это не меняло того, кем по-настоящему был этот маленький, только что появившийся на свет, человек.
А начинался его удивительный род с 300-го (!) года, с Меровингского короля Конона Первого (Соnan I). (Это подтверждается в рукописном четырёхтомнике – книге-манускрипте знаменитого французского генеалога Norigres, которая находится в нашей семейной библиотеке во Франции). Его Родовое Дерево росло и разрасталось, вплетая в свои ветви такие имена, как герцоги Роганы (Rohan) во Франции, маркизы Фарнезе (Farnese) в Италии, лорды Страффорды (Strafford) в Англии, русские князья Долгорукие, Одоевские… и многие, многие другие, часть которых не удалось проследить даже самым высококвалифицированным в мире специалистам-генеалогам в Великобритании (Rоyal College of Arms), которые в шутку говорили, что это самое «интернациональное» родовое дерево, которое им когда-либо приходилось составлять.
И думается мне, что эта «мешанина» тоже не происходила так уж случайно… Ведь, все, так называемые, благородные семьи имели очень высококачественную генетику, и правильное её смешение могло положительно повлиять на создание очень высококачественного генетического фундамента сущности их потомков, коим, по счастливым обстоятельствам, и являлся мой отец.
Видимо, смешение «интернациональное» давало намного лучший генетический результат, чем смешение чисто «семейное», которое долгое время было почти что «неписаным законом» всех европейских родовитых семей, и очень часто кончалось потомственной гемофилией...
Но каким бы «интернациональным» ни был физический фундамент моего отца, его ДУША (и это я могу с полной на то ответственностью сказать) до конца его жизни была по-настоящему Русской, несмотря на все, даже самые потрясающие, генетические соединения...
Но вернёмся в Сибирь, где этот, родившийся в подвале, «маленький принц», для того, чтобы просто-напросто выжить, по согласию широкой и доброй души Василия Никандровича Серёгина, стал в один прекрасный день просто Серёгиным Василием Васильевичем, гражданином Советского Союза… Коим и прожил всю свою сознательную жизнь, умер, и был похоронен под надгробной плитой: «Семья Серёгиных», в маленьком литовском городке Алитус, вдали от своих фамильных замков, о которых никогда так и не слыхал...

Я узнала всё это, к сожалению, только в 1997 году, когда папы уже не было в живых. Меня пригласил на остров Мальта мой кузен, принц Пьер де Роган-Бриссак (Prince Pierre de Rohan-Brissac), который очень давно меня искал, и он же поведал мне, кем по-настоящему являюсь я и моя семья. Но об этом я расскажу намного позже.
А пока, вернёмся туда, где в 1927 году, у добрейшей души людей – Анны и Василия Серёгиных, была только одна забота – сдержать слово, данное умершим друзьям, и, во что бы то ни стало, вывезти маленького Василька из этой, «проклятой Богом и людьми» земли в хоть сколько-то безопасное место, а позже, попытаться выполнить своё обещание и доставить его в далёкую и им совершенно незнакомую, Францию... Так они начали свое нелёгкое путешествие, и, с помощью тамошних связей и друзей, вывезли моего маленького папу в Пермь, где, насколько мне известно, прожили несколько лет.

Советско-финская война 1939–40 годов (другое название – Зимняя война ) проходила в период с 30 ноября 1939 по 12 марта 1940 года.

Формальной причиной военных действий послужил так называемый майнильский инцидент – артобстрел с финской территории советских пограничников в деревушке Майнила на Карельском перешейке, произошедший, по заявлению советской стороны, 26 ноября 1939 года. Финская сторона свою причастность к обстрелу категорически отрицала. Через два дня, 28 ноября, СССР денонсировал советско-финляндский пакт о ненападении, заключенный в 1932 году, и 30 ноября начал боевые действия.

Глубинные же причины конфликта основывались на целом ряде факторов, не последним из которых был тот, что в 1918-22 годах Финляндия дважды нападала на территорию РСФСР . По результатам Тартуского мирного договора 1920 года и Московского соглашения о принятии мер по обеспечению неприкосновенности советско-финской границы 1922 года между правительствами РСФСР и Финляндии к Финляндии отошли исконно российские Печенегская область (Петсамо) и часть полуостровов Средний и Рыбачий.

Несмотря на то, что в 1932 году между Финляндией и СССР был подписан Пакт о ненападении, отношения между двумя странами были довольно напряжёнными. В Финляндии опасались, что рано или поздно многократно усилившийся с 1922 года Советский Союз захочет вернуть свои территории, а в СССР боялись, что Финляндия, как и в 1919 году (когда английские торпедные катера атаковали Кронштадт из финских портов), может предоставить свою территорию другой недружественной стране для нападения. Ситуация усугублялась тем, что второй по значимости город СССР – Ленинград – находился всего лишь в 32 километрах от советско-финской границы.

В этот период в Финляндии была запрещена деятельность компартии и были проведены секретные консультации с правительствами Польши и прибалтийских стран о совместных действиях в случае войны с СССР . В 1939 году СССР подписывает с Германией Договор о ненападении, известный также как Пакт Молотова-Риббентропа. В соответствии с секретными протоколами к нему, Финляндия отходит в зону интересов Советского Союза.

В 1938-39 годах в ходе длительных переговоров с Финляндией СССР пытался добиться обмена части Карельского перешейка на вдвое большую по площади, но менее пригодную для сельскохозяйственного использования территорию в Карелии, а также передачи СССР в аренду под военные базы нескольких островов и части полуострова Ханко. Финляндия же, во-первых, не соглашалась с размером отдаваемых ей территорий (не в последнюю очередь из-за нежелания расстаться с построенной в 30-ых годах линией оборонительных укреплений, известной также как Линия Маннергейма (см. и ), а во-вторых, пыталась добиться заключения советско-финского торгового соглашения и права на вооружение демилитаризованных Аландских островов.

Переговоры шли очень тяжело и сопровождались взаимными упреками и обвинениями (см.: ). Последней попыткой было предложение СССР 5 октября 1939 года заключить с Финляндией Пакт о взаимопомощи.

Переговоры затянулись и зашли в тупик. Стороны начали готовиться к войне.

13-14 октября 1939 года в Финляндии была объявлена всеобщая мобилизация. А через две недели, 3 ноября, войска Ленинградского военного округа и Краснознамённого Балтийского флота получили директивы о начале подготовки к боевым действиям. Статья в газете «Правда» за тот же день сообщала, что Советский Союз намерен обеспечить свою безопасность любой ценой. В советской прессе началась массированная антифинская кампания, на которую немедленно откликнулась противоположная сторона.

До Майнильского инцидента, послужившего формальным поводом к войне, оставалось меньше месяца.

Большинство западных и ряд российских исследователей полагают, что обстрел был фикцией – либо его не было вообще, а имели место лишь голословные утверждения наркомата иностранных дел, либо артобстрел был провокацией. Документов, подтверждающих ту или иную версию, не сохранилось. Финляндия предложила совместное расследование инцидента, но советская сторона жёстко отвергла предложение.

Сразу же после начала войны официальные отношения с правительством Рюти были прекращены, а 2 декабря 1939 года СССР подписал договор о взаимопомощи и дружбе с так называемым& «Народным правительством Финляндии» , сформированным из коммунистов и возглавляемым Отто Куусиненом. В то же время в СССР на базе 106-й горнострелковой дивизии начала формироваться «Финская народная армия» из финнов и карелов. Впрочем, в боевых действиях участия она не принимала и со временем была расформирована, как и правительство Куусинена.

Советский Союз планировал развернуть боевые действия на двух основных направлениях – Карельском перешейке и севернее Ладожского озера. После успешного прорыва (либо обхода линии укреплений с севера) Красная Армия получала возможность максимально использовать преимущество в живой силе и подавляющее – в технике. По временным срокам операция должна была уложиться в период от двух недель до месяца. Финское командование, в свою очередь, рассчитывало на стабилизацию фронта на Карельском перешейке и активное сдерживание на северном участке, считая, что армия сумеет самостоятельно удерживать противника до полугода и в дальнейшем дождется помощи от западных стран. Оба плана оказались иллюзией: Советский Союз недооценил силы Финляндии, Финляндия же сделала слишком большую ставку на помощь иностранных держав и на надежность своих укреплений.

Как уже упоминалось, к началу боевых действий в Финляндии прошла всеобщая мобилизация. СССР же решил ограничиться частями ЛенВО, считая, что дополнительного привлечения сил не потребуется. На момент начала войны СССР сосредоточил для операции 425 640 человек личного состава, 2 876 орудий и минометов, 2 289 танков, 2 446 самолетов. Противостояло им 265 000 человек, 834 орудия, 64 танка и 270 самолётов.

В составе Красной Армии на Финляндию наступали части 7-й, 8-й, 9-й и 14-й армий. 7-я армия наступала на Карельском перешейке, 8-я – севернее Ладожского озера, 9-я – в Карелии, 14-я – в Заполярье.

Наиболее благоприятная для СССР ситуация сложилась на фронте 14-й армии, которая, взаимодействуя с Северным флотом, заняла полуострова Рыбачий и Средний, город Петсамо (Печенга) и закрыла Финляндии выход к Баренцеву морю. 9-я армия вклинилась в финскую оборону на глубину 35-45 км и была остановлена (см. ). 8-я армия первоначально начала успешно продвигаться вперед, но также была остановлена, причём часть ее сил попала в окружение и была вынуждена отойти. Самые же тяжёлые и кровопролитные бои развернулись на участке 7-й армии, наступавшей на Карельский перешеек. Армии предстояло штурмовать Линию Маннергейма.

Как оказалось впоследствии, советская сторона имела обрывочные и крайне скудные данные и о противостоящем ей на Карельском перешейке противнике, и, самое главное, о линии укреплений. Недооценка противника немедленно сказалась на ходе боевых действий. Силы, выделенные для прорыва обороны финнов на этом участке, оказались недостаточными. К 12 декабря части РККА с потерями смогли преодолеть лишь полосу обеспечения Линии Маннергейма и остановились. До конца декабря было сделано несколько отчаянных попыток прорыва, но и они не увенчались успехом. К концу декабря стало очевидно, что попытки наступления в подобном стиле бессмысленны. На фронте наступило относительное затишье.

Поняв и изучив причины неуспеха в первый период войны, советское командование взялось за серьезную реорганизацию сил и средств. В течение всего января и начала февраля шло значительное усиление войск, насыщение их крупнокалиберной артиллерией, способной бороться с укреплениями, пополнение материальных запасов, переформирование частей и соединений. Были разработаны методы борьбы с оборонительными сооружениями, проведены массовые учения и тренировки личного состава, сформированы штурмовые группы и отряды, проведена работа по улучшению взаимодействия родов войск, по поднятию боевого духа (см. ).

СССР учился быстро. Для прорыва укреплённого района был создан Северо-Западный фронт под командованием командарма 1 ранга Тимошенко и члена военного совета ЛенВО Жданова. В состав фронта были включены 7-я и 13-я армии.

Финляндия в этот момент также проводила мероприятия по повышению боеспособности собственных войск. На вооружение поступили как захваченные в боях, так и поставленные из-за рубежа новые техника и вооружение, части получили необходимое пополнение.

Обе стороны были готовы ко второму раунду схватки.

В то же самое время не прекращались бои в Карелии.

Наибольшую известность в историографии советско-финской войны за тот период получило окружение 163-й и 44-й стрелковых дивизий 9-й армии под Суомуссалми. 44-я дивизия с середины декабря наступала на помощь к окруженной 163-й дивизии. В период с 3 по 7 января 1940 года её части неоднократно попадали в окружение, но, несмотря на сложное положение, продолжали сражаться, имея перед финнами превосходство в техническом оснащении. В условиях постоянных боев, при быстро меняющейся обстановке командование дивизии неправильно оценило сложившееся положение и отдало приказ выходить из окружения группами, оставив тяжелую технику. Это лишь усугубило ситуацию. Части дивизии все же смогли пробиться из окружения, но с большими потерями… Впоследствии командир дивизии Виноградов, полковой комиссар Пахоменко и начальник штаба Волков, оставившие дивизию в самый сложный момент, были приговорены военным трибуналом к высшей мере наказания и расстреляны перед строем.

Стоит также отметить, что с конца декабря на Карельском перешейке финны пытались контратаковать с целью сорвать подготовку нового советского наступления. Контратаки не принесли успеха и были отбиты.

11 февраля 1940 года после массированной многодневной артиллерийской подготовки РККА совместно с частями Краснознамённого Балтийского флота и Ладожской военной флотилии начала новое наступление. Основной удар пришелся на Карельский перешеек. В течение трех дней войска 7-й армии прорвали первую полосу обороны финнов и ввели в прорыв танковые соединения. 17 февраля финские войска приказом командования отошли на вторую полосу из-за угрозы окружения.

21 февраля 7-я армия вышла ко второй полосе обороны, а 13-я армия – к основной полосе севернее Муолаа. 28 февраля обе армии Северо-Западного фронта начали наступление на всем протяжении Карельского перешейка. Финские войска отступили, оказывая ожесточенное сопротивление. В попытке приостановить наступающие части РККА финны открыли шлюзы Сайменского канала, но и это не помогло: 13 марта советские войска вошли в Выборг.

Параллельно боевым действиям велись бои и на дипломатическом фронте. После прорыва Линии Маннергейма и выхода советских войск на оперативный простор правительство Финляндии понимало, что шансов на продолжение борьбы не осталось. Поэтому оно обратилось к СССР с предложением начать мирные переговоры. 7 марта в Москву прибыла финская делегация, и уже 12 марта был заключён мирный договор.

По итогам войны к СССР отошёл Карельский перешеек и крупные города Выборг и Сортавала, ряд островов в Финском заливе, часть финской территории с городом Куолаярви, часть полуостровов Рыбачий и Средний. Ладожское озеро стало внутренним озером СССР . Финляндии была возвращена захваченная во время боев область Петсамо (Печенга). СССР получил в аренду часть полуострова Ханко (Гангут) сроком на 30 лет для оборудования там военно-морской базы.

В то же время репутация советского государства на международной арене пострадала: СССР был объявлен агрессором и исключен из Лиги Наций. Взаимное недоверие западных стран и СССР достигло критической точки.

Рекомендуемая литература:
1. Иринчеев Баир. Забытый фронт Сталина. М.: Яуза, Эксмо, 2008. (Серия: Неизвестные войны XX века.)
2. Советско-финляндская война 1939-1940 / Сост. П. Петров, В. Степаков. СП б.: Полигон, 2003. В 2-х т.
3. Таннер Вяйнё. Зимняя война. Дипломатическое противостояние Советского Союза и Финляндии, 1939–1940. М.: Центрполиграф, 2003.
4. “Зимняя война”: работа над ошибками (апрель-май 1940 г.). Материалы комиссий Главного военного совета Красной Армии по обобщению опыта финской кампании / Отв. сост. Н. С. Тархова. СП б., Летний сад, 2003.

Татьяна Воронцова

Друг твоего врага

Сегодня мудрые и спокойные финны могут на кого-либо напасть разве что в анекдоте. Но три четверти века назад, когда на крыльях обретённой много позже других европейских наций независимости в Суоми продолжался форсированный нацбилдинг, вам было бы не до шуток.

В 1918 году Карл-Густав-Эмиль Маннергейм произносит широко известную «клятву меча», публично обещая присоединить Восточную (российскую) Карелию. В конце тридцатых годов Густав Карлович (как звали его во время службы в Русской императорской армии, где начинался путь будущего фельдмаршала) является самым влиятельным человеком в стране.

Разумеется, Финляндия не собиралась нападать на СССР. В смысле, она не собиралась делать этого в одиночку. Связи молодого государства с Германией были, пожалуй, даже более крепкими, чем со странами родной Скандинавии. В 1918 году, когда в только что обретшей независимость стране шли интенсивные дискуссии о форме государственного устройства, по решению финского Сената шурин императора Вильгельма, принц Фридрих-Карл Гессенский, был объявлен королём Финляндии; по разным причинам из суомского монархического проекта ничего не получилось, но кадровый выбор весьма показателен. Далее, сама победа «финской белогвардейщины» (как именовали северных соседей в советских газетах) во внутренней гражданской войне 1918 года также во многом, если не полностью, была обусловлена участием присланного кайзером экспедиционного корпуса (численностью до 15 тыс. чел., притом, что общее количество местных «красных» и «белых», значительно уступавших немцам по боевым качествам, не превышало 100 тыс. чел.).

Сотрудничество с Третьим Рейхом развивалось не менее успешно, нежели со Вторым. Корабли Кригсмарине свободно заходили в финские шхеры; немецкие станции в районе Турку, Хельсинки и Рованиеми занимались радиоразведкой; со второй половины тридцатых годов аэродромы «Страны тысячи озёр» модернизировались для принятия тяжёлых бомбардировщиков, которых у Маннергейма не было даже в проекте… Следует сказать, что впоследствии Германия уже в первые часы войны с СССР (к которой Финляндия официально присоединилась лишь 25 июня 1941 года) действительно использовала территорию и акваторию Суоми для постановки мин в Финском заливе и бомбардировок Ленинграда.

Да, на тот момент идея напасть на русских не казалось такой уж безумной. Советский союз образца 1939 года вовсе не выглядел грозным противником. В активе - успешная (для Хельсинки) Первая Советско-финская война. Жестокое поражение красноармейцев от Польши во время Западного похода в 1920-м. Конечно, можно вспомнить успешное отражение японской агрессии на Хасане и Халхин-голе, но, во-первых, то были локальные боестолкновения вдали от европейского театра, а, во-вторых, качества японской пехоты оценивались весьма невысоко. А в-третьих, Красная армия, как полагали западные аналитики, ослаблена репрессиями 37-го года. Разумеется, людские и экономические ресурсы империи и её бывшей провинции несопоставимы. Но Маннергейм, в отличие от Гитлера, и не собирался идти до Волги, чтобы бомбить Урал. Фельдмаршалу было достаточно одной Карелии.

Советско-финская война, вроде всё ясно с ней СССР - агрессор, Финляндия - жертва, но есть иная точка зрения на этот вопрос.
Ю.И. Мухин "Крестовый поход на Восток"(http://lib.rus.ec/b/162956/read#t32)
Глава 5. Война как лекарство от глупости

Думаю, что в вопросе о расширении НАТО на Восток мы ведем себя так, как хотят наши противники – мы этому сопротивляемся. А надо ли? Эти сомнения пришли мне в голову, когда я задумался о советско-финляндской войне – о самой глупой войне нашего столетия.
Защита Ленинграда

Ленинград с военной точки зрения чрезвычайно уязвим. Даже без авиации для сильного вражеского флота взятие Ленинграда не является большой проблемой. Для главных калибров артиллерии вражеских линкоров Кронштадт не велика помеха, а при захвате ленинградских портов подвоз войск морем превращает ленинградскую область в район, из которого вражеская армия легко может наносить удары в сердце России.

Поэтому и у царей главной идеей обороны Петербурга было недопущение флота противника к петербургским подступам. Для этого Финский залив и все подходы к нему в Первую мировую войну перегораживались минными заграждениями. Но мины можно снять. Поэтому главной задачей Балтийского флота было недопущение прорыва минных заграждений – его корабли должны были топить корабли противника при попытке снять мины.

Однако царю было проще. Если вы взглянете на карту Российской Империи, то увидите, что северный берег Финского залива – это Финляндия, входившая тогда в состав Российской империи, а южный берег – это имперская Прибалтика. Балтийский флот был везде дома, по обоим берегам залива стояли его береговые батареи, прикрывавшие минные поля от тральщиков противника и не дававшие вражеским кораблям пройти мимо этих батарей к Петербургу.

Еще за день до объявления Первой мировой вице-адмирал Эссен, командующий Балтфлотом, на линии Таллин-Хельсинки (Центральная позиция) выставил более трех тысяч мин, затем их количество было доведено до 8 тысяч, с финского и эстонского берегов позицию защищали 25 береговых батарей, на которых было 60 только 305-мм мощнейших орудий, стрелявших снарядами весом в полтонны. Поэтому за всю войну немцы практически не делали серьезных попыток прорваться к Петрограду.

Но ведь в СССР после Революции от этого ничего не осталось. Южный берег почти весь был у Эстонии, а от финской границы можно было обстреливать Ленинград из полевых орудий. Морские мины, конечно, можно было поставить, но не защищенные с берега, они были бы моментально сняты. Положение и Ленинграда, и СССР по своей беззащитности было трагическим.

А Гитлер в «Майн Кампф» не скрывал, что III рейх будет построен на территориях СССР. Поэтому, когда 12 марта 1938 года Германия присоединила Австрию, для СССР это был первый звонок. И уже в апреле 1938 года финскому правительству тайно поступили первые советские предложения. СССР просил Финляндию гарантировать, что она окажет сопротивление немцам в случае их нападения на Финляндию, для чего Советский Союз предлагал свои войска, флот и оружие. Финны отказались.

СССР искал варианты. К осени он уже не предлагал прямого договора, не предлагал войск, а лишь просил договор о защите берегов Финляндии Балтфлотом, если Финляндия подвергнется нападению немцев. Финны снова отказались и даже не пытались продолжить переговоры. А между тем Англия и Франция уже предали Чехословакию и СССР в Мюнхене. Союзник СССР – Франция – отказался защищать Чехословакию, второй союзник – сама Чехословакия – сдала немцам Судетскую область без единого выстрела. Стало ясно, что для Запада все договоры о военных союзах – не более чем бумажка. Для защиты Ленинграда требовалось что-то более реальное, приходилось рассчитывать только на собственные силы.

В октябре 1938 года СССР предложил финнам помощь в постройке военной базы на финском острове Гогланд в Финском заливе и права, если Финляндия не справится с обороной этого острова, оборонять его совместно. Финны отказались.

Советский Союз попросил у Финляндии в аренду на 30 лет четыре маленьких острова в Финском заливе. Финны отказались .

Тогда СССР попросил обменять их на свою территорию. На этом этапе о переговорах узнал бывший храбрый (орден Святого Георгия) генерал русской армии, а к тому времени – главнокомандующий финской армией маршал Маннергейм. Он немедленно предложил финскому правительству обменять не только запрошенные острова, но и территорию Карельского перешейка, о которой советская сторона в то время даже не вспоминала. Это говорит о том, насколько понятны с военной точки зрения были просьбы Советского Союза и насколько глупы были последующие утверждения о том, что СССР, якобы, хотел «захватить Финляндию».

Финский маршал Маннергейм всю Вторую мировую провоевал на стороне «стран оси», а именно их и их пособников судил Нюрнбергский международный военный трибунал. Маннергейм от суда ускользнул, но ведь его вина от этого меньше не стала. Кроме того, как ни смотри, но Маннергейм в 1939-1944 гг. проиграл две войны, что для маршала тоже не лучшая рекомендация. Поэтому в своих мемуарах Маннергейм изворачивается как может, чтобы затушевать эти два момента и представить события тех времен в благоприятном для финнов свете. С этой точки зрения ему было бы выгодно кое-что в истории забыть и утверждать, будто в 1939 г. война между Финляндией и СССР началась потому, что СССР хотел захватить и поработить финнов. Но отдадим Маннергейму должное – в данном случае он не захотел предстать глупцом и по поводу разгоравшегося конфликта пишет:

«5 марта 1939 года народный комиссар иностранных дел Литвинов через посла Финляндии в Москве Юрье Коскинена предложил приступить к новым переговорам. На этот раз Советский Союз потребовал в аренду на 30 лет острова финского залива Гогланд, Лавансаари, Сескар и оба острова Тютяр-саари. Целью Советского Союза было не строительство укреплений на этих островах, а использование их в качестве наблюдательных пунктов на пути к Ленинграду. Принятие этих предложений означало бы улучшение отношений между нашими странами и выгодное для нас экономическое сотрудничество.

В ответе, который был передан 8 марта, правительство Финляндии заявило, что не может разговаривать о передаче другому государству островов, поскольку они являются неотделимой частью территории, неприкосновенность которой сам Советский Союз признал и утвердил в Тартуском мирном договоре, когда эти острова были объявлены нейтральной территорией. Народный комиссар иностранных дел, как чувствовалось, ожидал такого ответа и прямо предложил в качестве возмещения передать Финляндии часть территории Восточной Карелии, лежащую севернее Ладожского озера. Это предложение было отвергнуто 13 марта. На это Литвинов заметил, что не считает ответ окончательным.

Для дальнейших переговоров советское правительство командировало в Хельсинки своего посла в Риме Штейна, который ранее занимал в посольстве СССР в Финляндии дипломатическую должность, и он 11 марта связался с министром иностранных дел Эркко. Руководствуясь прежними мотивами, Штейн утверждал, что безопасность Ленинграда в случае нападения на него со стороны Финского залива зависит от передачи этих островов в пользование Советского Союза, и считал, что лучшим решением будет договор об их аренде. Такое решение стало бы гарантией сохранения финского нейтралитета. Советское правительство также готово обменять острова на территорию площадью 183 квадратных километра, расположенную рядом с нашей восточной границей. Письменное обязательство Финляндии воспротивиться любому нарушению ее нейтралитета считали ничего не значащим, если его не сопровождали бы практические мероприятия. Правительство Финляндии продолжало стоять на своей отрицательной позиции.

Я же считал, что нам тем или иным образом следовало бы согласиться с русскими, если тем самым мы улучшим отношения с нашим мощным соседом. Я разговаривал с министром иностранных дел Эркко о предложении Штейна, но уговорить его мне не удалось. Я также посетил президента и премьер-министра Каяндера, чтобы лично высказать свою точку зрения. Заметил, что острова не имеют для Финляндии значения, и, поскольку они нейтрализованы, у нас отсутствует возможность их защиты. Авторитет Финляндии, по моему мнению, также не пострадает, если мы согласимся на обмен. Для русских же эти острова, закрывающие доступ к их военно-морской базе, имеют огромное значение, и поэтому нам следовало бы попытаться извлечь пользу из тех редких козырей, которые имеются в нашем распоряжении.

Моя точка зрения понимания не встретила. Мне ответили, в частности, что правительство, которое решилось бы предложить что-либо похожее, тут же было бы вынуждено уйти в отставку, и что ни один политик не был бы готов таким образом выступить против общественного мнения. На это я ответил, что если действительно не окажется человека, который бы во имя такого жизненного для государства дела рискнул своей популярностью в народе, то я предлагаю себя в распоряжение правительства, ибо уверен в том, что люди поймут мои честные намерения. Я пошел еще дальше, заметив, что Финляндии было бы выгодно выступить с предложением об отводе от Ленинграда линии границы и получить за это хорошую компенсацию. Уже тогда, когда Выборг-скаяляни в 1811 году снова присоединилась к Финляндии, многие придерживались мнения, что граница проходит слишком близко к Петербургу. Так думал, в частности, министр-государственный секретарь Ребиндер, и, как я часто слышал дома, отец моего деда государственный советник С. Е. Маннергейм стоял на той же точке зрения.

Я серьезно предупредил, чтобы посол Штейн не уезжал в Москву с пустыми руками. Однако так и произошло. 6 апреля он покинул Хельсинки, не решив порученной ему задачи.

Парламент был не информирован о цели визита Штейна. О недальновидном сокрытии этого факта можно только сожалеть» .

Во-первых, отметим, что Маннергейм счел нужным отмежеваться от довоенной политики финской клики, вызвавшей войну, и это не случайно: как вы увидите ниже, от этой политики отмежевались все соседи Финляндии – Скандинавские страны. Когда Маннергейм писал воспоминания, все это было еще свежо в памяти, еще нельзя было СССР представить беспринципным агрессором, как это делается сегодня. Я не верю, что Маннергейм так мало знал об этих переговорах, но его очевидное отстранение от тогдашнего правительства примечательно.

Затем, до прихода к власти в России большевиков, Финляндия никогда не была суверенным государством, т. е. никогда не имела своей территории. Финские племена заселяли то территорию Швеции, то территорию России. Та территория, что была на 1939 г. у Финляндии, – это продукт договора послереволюционных финнов с Лениным. (Причем большевикам в то время было не до будущей безопасности России, они «освобождали» все народы России, чтобы уменьшить количество своих врагов в лагере контрреволюции. Даже Украину «освободили», признав законным фактически мятеж на ее территории.) А то, что договором согласовано, договором же может быть и изменено. Изменять свою территорию по требованию Швеции или Германии Финляндии было нельзя – она с ними не договаривалась и располагалась не на их бывших территориях. Но заключить с Россией новый, взаимовыгодный договор финское правительство было обязано, поскольку в этом не было ничего незаконного. Ведь недаром Маннергейм предложил себя в качестве ответственного за обмен территориями – ничего кроме славы ему бы это не принесло, так как территория Финляндии по предложению СССР увеличивалась.

Подтверждается это и тем, что финское правительство тщательно скрывало суть просьб СССР не только от финского народа, которого оно, якобы, в этом вопросе боялось, но и от законодательной власти. А это говорит о том, что доводы финского правительства были столь надуманны, что их нельзя было обсуждать не только в прессе, но и в парламентских комиссиях. Требования СССР были разумны и справедливы.

Интересно, что СССР вначале и не заикался о передаче ему Карельского перешейка, хотя несуразность такого близкого прохождения границы была видна самим финнам даже полтора века назад. Но такое расположение границы было неприемлемым только в случае, когда соседнее государство было враждебным. А великое княжество Финляндское, хоть и имело свою валюту и даже свое поясное время, все же входило в состав Российской империи – чего же царям было бояться того, что граница княжества проходит в 20 верстах от столицы? Не боялись этой границы и в СССР до тех пор, пока считали финнов нейтральным и не замешанным ни в какие агрессивные замыслы против СССР.

Но как только финны отказали СССР в его абсолютно законных просьбах по защите Ленинграда, не мог не возникнуть вопрос, а почему они это делают? Почему, скрывая от народа и Парламента, стремятся ослабить СССР в его будущем конфликте с Германией? Ведь кто бы ни победил в приближающейся войне СССР и Германии, если Финляндия будет оставаться нейтральной, ей от этого не будет никакой выгоды. Следовательно, в будущей войне Финляндия нейтральной оставаться не собиралась и, что логично проистекало из поведения финского правительства: ослабляя оборону Ленинграда, Финляндия планировала напасть на СССР в удобный момент. Теперь, естественно, вопрос о финской границе в пригородах Ленинграда не мог не подняться.

В марте 1939 года Германия полностью оккупировала Чехословакию, и в этих условиях у Советского Союза сформулировались окончательные предложения Финляндии: сдать ему в аренду на 30 лет участок земли на мысе Ханко (у входа в Финский залив) и обменять с выгодой финскую территорию Карельского перешейка (до оборонительной «линии Маннергейма») на значительно большую территорию СССР. Причем, именно мыс Ханко оставался главной просьбой. И это видно по переговорам.

Когда финны вроде бы согласились передвинуть границу на Карельском перешейке не на просимые 20-70 км., а лишь на 10 и обменять эту территорию на советскую, в ответ получили: «предложение не приемлемо, но подлежит повторному рассмотрению» , – а на языке дипломатов, не решивших главный вопрос, такой ответ является согласием. Но в вопросе о военной базе на мысе Ханко советская сторона, по понятным причинам, была принципиальна и искала мыслимые и немыслимые варианты. Характерно, что если даже с Германией переговоры вел Молотов, то с финской делегацией переговаривал лично Сталин. Чего он только не предлагал! Мы не будем говорить об экономической стороне, о размерах компенсаций, о ценах во взаимной торговле. Когда финны заявили, что не могут терпеть иностранную базу на своей территории, он предложил выкопать поперек мыса Ханко канал и сделать базу островом, предлагал купить на мысе кусок земли и этим сделать территорию советской, а получив отказ и прервав переговоры, казалось бы, полностью, через несколько дней снова вернулся к ним и предложил финнам купить несколько мелких необитаемых островов у мыса Ханко, о которых финская делегация, не очень сильная в географии, даже не слышала.

В журнале «Родина» за декабрь 1995 года дана карта последних территориальных предложений СССР Финляндии. По несуразной малости просимой у финнов территории и по огромности советской территории, предлагаемой взамен, уже видно, насколько важен был для СССР этот проклятый мыс Ханко.

Когда читаешь описание тогдашних переговоров, становится бесспорным, что финны совершенно очевидно искали войны и никогда бы не пошли ни на какие просьбы СССР. То есть, если бы, скажем, СССР согласился на предложение финнов по передвижке границы на 10 км и только, то следующим шагом финны забрали бы назад и это свое согласие. Когда стороны хотят договориться, они ищут варианты и выгоду. Скажем, СССР предложил заплатить за переселение финнов с Карельского перешейка. Но финскую сторону не интересовало, сколько он заплатит. Финны вроде согласились на обмен, но их не интересовало, где им даст СССР землю, насколько эта территория будет им выгодна, – не торговались. А это очевидно доказывает, что переговоры финны вели для проформы, не собираясь действительно достигать соглашения. Они вели переговоры с позиции силы и с явным намерением начать войну. Читатель может удивиться – откуда у Финляндии сила против СССР?!
Туман в мозгах

Дело в том, что мы почти всегда допускаем ошибку – мы на события тех дней смотрим сегодняшними глазами. Сегодня мы знаем, чем был СССР, мы знаем, что он почти один на один выдержал натиск всей Европы и победил. Но кто это знал тогда – в 1939 г.?

Давайте вернемся в то время и посмотрим на Россию глазами тех людей. К началу Второй мировой Россия более 100 лет неспособна была выиграть ни одной войны. Десант англичан и французов под Севастополь в 1854 году принудил Россию сдаться. Балканская война, формально выигранная, была проведена столь слабо и бездарно, что ее старались не рассматривать даже при обучении русских офицеров. Проиграна была война Японии, маленькой стране. В 1914 году русская армия почти вдвое превосходила армию австро-немецкую и ничего не способна была сделать. В 1920 году только оперившаяся Польша отхватывает у СССР огромный кусок территории. Да что Польша! В 1918 году белофинны со зверской беспощадностью громят советскую власть в Финляндии. И если в ходе боев с обеих сторон числится всего 4,5 тысячи убитых, то после боев белофинны расстреливают 8000 пленных и 12000 умирают с голода в их концлагерях. Были безжалостно убиты на территории Финляндии все русские большевики. А Советская Россия в помощь им даже пальцем не способна была пошевелить . Ведь гитлеровское определение СССР, как «колосса на глиняных ногах» не из вакуума взялось.

Вся разведка Финляндии велась через тогдашних советских диссидентов и наверняка не принималась во внимание их заинтересованность в соответствующем искажении действительности. Финская тайная полиция, к примеру, докладывала правительству накануне войны, что в СССР 75% населения ненавидят режим . А ведь это означало, что нужно только войти в СССР, и население само уничтожит большевиков, встретит «армию-освободительницу» хлебом-солью. Генштаб Финляндии, базируясь на анализе непонятных действий Блюхера на Хасане, докладывал, что Красная Армия не способна не только наступать, но и обороняться. Учитывая такую слабость противника, грех было не воспользоваться ею, и финское правительство не сомневалось, что один на один Финляндия способна вести войну с СССР не менее шести месяцев и победить. И оно было уверено, что за такой огромный срок сумеет привлечь на свою сторону какую-либо из великих стран в союзники.

А такие страны были. Более того, они были очевидны. С 3 сентября 1939 г. Британская и Французская империи находились в состоянии войны с Германией. На суше боев не велось – немцы и французы с англичанами сидели в окопах друг против друга и не стреляли до мая 1940 г. Некоторую активность проявляли только флот и авиация.

Относительная безопасность Британских островов могла быть обеспечена только в случае, если британский флот сумеет обеспечить безопасность морских перевозок. А этой безопасности явно угрожал германский флот. Если вы взглянете на карту Европы, то увидите, что у немцев были те же проблемы, что и у СССР с обороной Ленинграда. Для немцев Северное море было чем-то аналогичным Финскому заливу для СССР. Их флот мог более-менее безопасно выходить в Атлантику только в случае, если Норвегия была бы нейтральной, либо дружественной. Но если бы англичане вовлекли Норвегию в войну на своей стороне, выход из Северного моря был бы перекрыт авиа– и морскими базами с двух сторон: со стороны Британских островов и со стороны Норвегии. Норвежцы упорно не желали вступать в войну, и англичане подготовили в начале апреля 1940 г. нападение на Норвегию с целью ее захвата. (Надо сказать, что в отличие от советско-финляндской войны, в вину англичанам это никто не ставит.) Однако немцы опередили англичан буквально на часы и 9 апреля 1940 г. первыми высадились в Норвегии, захватив ее и утвердившись в ней. Но это мы забежали вперед – во время, когда советско-финляндская война уже закончилась.

А задолго до этого, еще до начала войны, в конце августа 1939 г. в Атлантический и Индийский океаны ушли два немецких рейдера: «карманные» линкоры «Граф Шпее» и «Дейчланд». Второму удалось вернуться в Германию, а вот «Шпее», потопив несколько десятков британских торговых судов, получил в бою 7 декабря 1939 г. незначительные повреждения, и команда вынуждена была затопить его у Монтевидео 17 декабря 1939 г. Причина того, что немцы после незначительных повреждений потеряли столь дорогой корабль, англичанам была очевидна: «Если бы Германия имела доступ к тем ремонтным службам, которыми заблаговременно обзавелась во всех стратегических точках земного шара Великобритания, „Граф Шпее“ смог бы пополнить боезапас и быстро починить незначительные повреждения, способные привести к серьезным последствиям в случае шторма. Но германские корабли были лишены такой возможности в дальних морях», – пишет британский историк Лен Дейтон . Он не прав, в 1939 г. у Германии одна такая база в дальних морях была – в Баренцевом море они могли воспользоваться незамерзающим портом Мурманск, поскольку имели с СССР договор о дружбе.

Поэтому очевидно, что англичане и французы в 1939-1941 гг. были заинтересованы в изъятии у СССР Кольского полуострова. Сами они это сделать, естественно, не решались. Но если бы кто-то это сделал за них, они такому государству безусловно помогли бы, даже если бы это и вызвало объявление войны далекому, и потому безопасному СССР. Так что расчеты Финляндии на то, что ей в войне с СССР помогут, были оправданы и реальны.

Надо сказать, англичане умеют хранить секреты о своей подлой роли во Второй мировой войне, – чего стоит только дело Гесса, о котором подробнее в Приложении к этой книге. Но удержать секрет о науськивании Финляндии на СССР не удалось. Архивы Британии оказались доступны, и советский историк англо-французскую суету описывает так:

«24 января 1940 года начальник имперского генерального штаба Англии генерал Э. Айронсайд представил военному кабинету меморандум „Главная стратегия войны“.

„На мой взгляд, – подчеркивал Айронсайд, – мы сможем оказать эффективную помощь Финляндии лишь в том случае, если атакуем Россию по возможности с большего количества направлений и, что особенно важно, нанесем удар по Баку – району добычи нефти, чтобы вызвать серьезнейший государственный кризис в России“. Айронсайд, выражая мнение определенных кругов английского правительства и командования, отдавал себе отчет в том, что подобные действия неизбежно приведут западных союзников к войне с СССР, но в сложившейся обстановке считал это совершенно оправданным.

… Примерно в это же время сделал оценку обстановки и французский генеральный штаб. 31 января генерал М. Гамелен, выражая точку зрения генерального штаба Франции, с уверенностью заявил, что в 1940 году Германия не нападет на западные страны, и предложил английскому правительству план высадки экспедиционного корпуса в Петсамо, чтобы совместно с Финляндией развернуть активные боевые действия против Советского Союза. По мнению французского командования, Скандинавские страны еще „не созрели“ для самостоятельных действий на стороне Финляндии. Высадка же экспедиционного корпуса укрепит их решимость и ободрит в борьбе против Советского Союза.

Английское правительство в принципе было готово пойти на войну с СССР. „События, видимо, ведут к тому, – заявил Чемберлен 29 января на заседании кабинета министров, – что союзники открыто вступят в боевые действия против России“. Однако при оценке зрелости Скандинавских стран англичане выражали опасение, как бы участие англо-французских войск на стороне Финляндии не отпугнуло скандинавов от борьбы с СССР, тогда Норвегия и Швеция опять „вползут в раковину политики нейтралитета“.

5 февраля английский премьер отправился в Париж, чтобы вместе с французами обсудить на высшем военном совете конкретный план совместной интервенции в Северную Европу.

На совете Чемберлен выдвинул план высадки экспедиционного корпуса в Норвегии и Швеции, что, по его мнению, расширило бы финляндско-советский военный конфликт и в то же время блокировало поставки шведской руды в Германию. Однако первая задача являлась главной. „Предотвращение разгрома Финляндии Россией этой весной имеет чрезвычайно важное значение, – подчеркивалось в постановлении военного кабинета Англии, – и это могут сделать только значительные силы хорошо подготовленных войск, посланных из Норвегии и Швеции или же через эти страны“. Даладье присоединился к мнению Чемберлена. Было решено помимо французских контингентов направить на Скандинавский театр и в Финляндию 5, 44 и 45-ю английские пехотные дивизии, сформированные специально для посылки во Францию.

13 февраля комитет начальников штабов Англии дал указание своим представителям в объединенном военном комитете союзников подготовить директиву, на основании которой планирующие органы штаба смогли бы подготовить план действий англо-французских войск в Северной Финляндии „Петсамская операция“, предусматривавший высадку более 100 тыс. англо-французских войск в Норвегии и Швеции.

При рассмотрении этого плана 15 февраля начальник имперского штаба генерал Айронсайд подчеркнул, что войска, которые будут действовать в Северной Финляндии, должны иметь линию коммуникаций. Если они высадятся в Петсамо, то будут вынуждены повернуть либо на восток, захватив Мурманск и Мурманскую железную дорогу, либо на запад, открыв себе путь через Нарвик.

В результате обсуждения было решено оказать помощь Финляндии, высадив десант в Петсамо или его окрестностях с целью перерезать Мурманскую железную дорогу, и в последующем захватить Мурманск, чтобы превратить его в базу для осуществления операции.

В первом разделе плана, где излагались политические факторы, которые могут оказать влияние на ход операции, говорилось, что высадка в районе Петсамо неизбежно приведет вооруженные силы союзников к прямому и немедленному столкновению с русскими вооруженными силами, и поэтому следует исходить из того положения, что война с Россией станет естественным результатом, так как вторжение на русскую территорию будет являться необходимой составной частью предстоящей операции.

…Через две недели в Лондоне состоялось заседание высшего военного совета союзников. Чемберлен открыл его словами: „Из последних событий наиболее важным является крах Финляндии… Этот крах оказал большое влияние на общую обстановку и должен быть откровенно расценен как удар по делу союзников“. Неожиданный исход кампании на севере, по свидетельству Чемберлена, вызвал страшную депрессию в нейтральных странах и у самих союзников» .

А британский историк Леи Дейтон рассказывает, почему англичанам не удалось удержать в секрете свои планы нападения на СССР вслед за Финляндией:

«Французская воздушная армия выделила пять эскадрилий бомбардировщиков „Мартин Мериленд“, которым предстояло вылететь с баз в северо-восточной части Сирии и нанести удары по Батуми и Грозному. Чисто галльским штрихом стали кодовые имена для обозначения целей: Берлиоз, Сезар Франк и Дебюсси. Королевским ВВС предстояло задействовать четыре эскадрильи бомбардировщиков „Бристоль Бленхейм“ и эскадрилью допотопных одномоторных „Виккерс Уэллсли“, базировавшихся на аэродроме Мосул в Ираке.

Для подготовки к ночному налету предстояло произвести аэрофотосъемку целей. 30 марта 1940 года гражданский „Локхид 14 Супер-электра“ с опознавательными знаками пассажирской авиации взлетел с аэродрома Королевских ВВС Хаббании в Ираке. Экипаж был одет в гражданскую одежду и имел при себе фальшивые документы. Это были летчики 224-й эскадрильи Королевских ВВС, на вооружении которой стояли самолеты „Локхид Гудзон“, военная версия „Электры“. Англичане без труда сфотографировали Баку, но когда 5 апреля разведчики направились, чтобы заснять нефтяные причалы в районе Батуми, советские зенитчики были готовы к встрече. „Электра“ вернулась, имея на негативах лишь три четверти потенциальных целей. Все снимки были переправлены в генеральный штаб сил на Ближнем Востоке в Каире, чтобы составить полетные карты с обозначением целей.

…Перед самой капитуляцией Франции немецкий офицер 9-й танковой дивизии, осматривавший захваченный штабной поезд, обнаружил план воздушного нападения. Небрежно отпечатанные документы лежали в папке, на которой было написано от руки: „ATTAQUE AER1 ENNEDU PETROLE DU CAUCASE. Liaison effectue au G. Q. C. Aerien le avril 1940“.

Большой штамп со словами „TRES SECRET" делал эти документы еще более дразнящими. Как и отсутствие даты. Немцы весело опубликовали все эти документы вместе с англо-французским планом вторжения в Норвегию под предлогом помощи финнам. Это был великолепный пропагандистский ход, и сейчас, глядя на эти пожелтевшие страницы, задаешься вопросом, в своем ли уме были лидеры западных стран, утверждавшие подобные безумные авантюры“.»

Имея за спиной таких потенциальных союзников, финны переполнились оптимизмом, и обычные для любой страны планы войны с соседом по отношению к СССР были у Финляндии исключительно наступательными. (Отказалась от этих планов Финляндия только через неделю после начала войны, когда реально попробовала наступать.) По этим планам укрепления «линии Маннергейма» отражали удар с юга, а финская армия наступала по всему фронту на восток в Карелию. Граница новой Финляндии должна была быть отодвинута и проходить по линии Нева – южный берег Ладожского – восточный берег Онежского озер – Белое море.

Строго говоря, это уму непостижимо: как могла Финляндия со своими 3,5 миллионами населения иметь планы по захвату территории СССР с его 170 млн.?! Тем не менее работа комиссии российско-финских историков в финских архивах приводит именно к такому выводу. Из оперативных планов финской армии, сохранившихся в Военном архиве Финляндии, следует, что «предполагалось сразу после нападения СССР перейти в наступление и занять ряд территорий, прежде всего в Советской Карелии… командование финляндской армии окончательно отказалось от этих планов лишь через неделю после начала „зимней войны“, поскольку группировка Красной Армии на этом направлении оказалась неожиданно мощной» . Финляндия собиралась установить новую границу с СССР по «Неве, южному берегу Ладожского озера, Свири, Онежскому озеру и далее к Белому морю и Ледовитому океану (с включением Кольского полуострова)» . Вот так!

При этом площадь Финляндии увеличивалась вдвое, а сухопутная граница с СССР сокращалась более чем вдвое. Граница проходила бы сплошь по глубоким рекам и мореподобным озерам. Надо сказать, что цель войны, поставленная перед собою финнами, если бы она была достижима, не вызывает сомнений в своей разумности.

Даже если бы не было финских документов по этому поводу, об этих наступательных планах можно было бы догадаться. Посмотрите еще раз на карту. Финны укрепили «линией Маннергейма» маленький кусочек (около 100 км.) границы с СССР на Карельском перешейке – именно в том месте, где по планам и должна была проходить их постоянная граница. А тысяча километров остальной границы? Ее финны почему не укрепляли? Ведь если бы СССР хотел захватить Финляндию, Красная Армия прошла бы туда с востока, из Карелии. «Линия Маннергейма» просто бессмысленна, если Финляндия действительно собиралась обороняться, а не наступать. Но, в свою очередь, при наступательных планах Финляндии строительство оборонительных линий на границе с Карелией становилось бессмысленным – зачем на это тратить деньги, если Карелия отойдет к Финляндии и укрепления надо будет построить, вернее – достроить, на новой границе! На границе, которую предстояло завоевать в 1939 г.

Да, с точки зрения финского государства план переноса границы на выгодный рубеж и увеличение финской территории вдвое был разумен. Но, повторю, он базировался на самообмане: преступные действия «пятой колонны» в СССР, выразившиеся в предательском поведении маршала Блюхера в боях с японцами на озере Хасан, были приняты как вообще неспособность Красной Армии воевать. Сообщениям советской прессы о победах под Халхин-Голом наверняка не верили, а верили политической разведке, утверждавшей, что 75% советских граждан ненавидят советскую власть. Кроме этого, нельзя было упускать момент заинтересованности Англии и Франции в победе Финляндии. Случай был настолько соблазнительным, что финны прямо пошли на развязывание войны.

Причем финское правительство выглядит не более глупо, чем Гитлер. В 1941 г. Гитлер бодро атакует СССР, а уже 12 апреля 1942 г. выдает идиотскую тираду, чтобы объяснить провал блицкрига: «Вся война с Финляндией в 1940 году – равно как и вступление русских в Польшу с устаревшими танками и вооружением и одетыми не по форме солдатами – это не что иное, как грандиозная кампания по дезинформации, поскольку Россия в свое время располагала вооружениями, которые делали ее наряду с Германией и Японией мировой державой» . По Гитлеру получается, что Сталин специально прикидывался слабым, чтобы не перепугать Гитлера перед нападением на СССР. То есть в 1941 г. и Гитлер свое желание видеть СССР слабым выдавал за действительность.

Повторю, в те годы агрессивность Финляндии была очевидна. Ведь если СССР, начав войну, решил захватить Финляндию, то остальные Скандинавские страны становились в очередь. Они должны были бы перепугаться, они должны были бы немедленно вступить в войну. Но… Когда СССР стали исключать из Лиги Наций, из 52 государств, входивших в Лигу, 12 своих представителей на конференцию вообще не прислали, а 11 не стали голосовать за исключение. И в числе этих 11 – Швеция, Норвегия и Дания . То есть, Финляндия для этих стран не казалась невинной девочкой, а СССР не выглядел агрессором.

Маннергейма это обстоятельство крайне злит, но он ничего не может ему противопоставить, кроме крайне глупой ссылки на Уругвай и Колумбию: «Впрочем, тут же снова обнаружилось, что Финляндия не может ожидать активной помощи от Скандинавских стран. Если такие страны, как Уругвай, Аргентина и Колумбия, на Ассамблее Лиги Наций решительно встали на нашу сторону, то Швеция, Норвегия и Дания заявили, что они не будут принимать участие в каких-либо санкциях против Советского Союза. Более того – страны Скандинавии воздержались от голосования по вопросу об исключении агрессора из Лиги Наций» .

Захватнические планы Финляндии подтверждаются и прямо. В 1941 году финны вместе с немцами напали на СССР. Мы начали энергично пробовать мирно вывести Финляндию из войны. По просьбе СССР посредниками стали Англия и США. Советский Союз предлагал вернуть Финляндии занятые в зимней войне 1939-1940 года территории и еще пойти на территориальные уступки. Англо-американцы настаивали, угрожая Финляндии войной. Но финны не уступали, и в ответной ноте США 11 ноября 1941 года Финляндия заявила: «Финляндия стремится обезвредить и занять наступательные позиции противника, в том числе лежащие далее границ 1939 года. Было бы настоятельно необходимо для Финляндии и в интересах действенности ее обороны предпринять такие меры уже в 1939 году во время первой фазы войны, если бы только ее силы были для этого достаточны» . Об этом вы можете сами прочесть в подборке документов упомянутого мной журнала «Родина». Они тем более убедительны, что весь журнал выдержан в сугубо антисоветском духе.

Все выше написанное я бы не назвал глупостью, в данном случае финское правительство опиралось в своих решениях на явно ошибочные данные. Глупость его в другом.

Столько лет живя с Россией и в России, финны не поняли ее, не поняли, что от нее они могут получить и в тысячу раз больше преимуществ, и максимально возможную защиту, если только будут дружелюбны к ней.

Не поняли, что нет на Западе стран, которые в деле войны действительно помогли бы такой маленькой стране, как Финляндия. Ведь к тому времени финны уже видели, как Запад, презрев тогдашнее НАТО – Восточный пакт, – бросил на растерзание немцам Чехословакию.
В Финляндии все были готовы и финнам не терпелось

Осенью 1939 года СССР заключил договора о помощи с прибалтийскими странами. Их статус не менялся. Они остались буржуазными и самостоятельными, но на их территории были размещены советские военные базы. Южный берег Финского залива стал более-менее защищен. Как ответный жест, Советский Союз передал буржуазной Литве большой кусок своей территории вместе с литовской столицей Вильнюсом, тогда – Вильно.

Оставалась проблема северного берега залива. Сталин пригласил финскую делегацию на переговоры, намереваясь вести их лично. Приглашение сделал Молотов 5 октября. Финны немедленно забряцали оружием и встали на тропу войны. 6 октября финские войска стали выдвигаться на исходные рубежи. 10 октября началась эвакуация жителей из приграничных городов, 11 октября, когда финская делегация прибыла в Москву, была объявлена мобилизация резервистов. До 13 ноября более месяца Сталин пытался уломать финнов предоставить СССР базу на Ханко. Бесполезно. Если не считать, что за это время финская сторона демонстративно эвакуировала население из приграничных районов, из Хельсинки и довела численность армии до 500 тысяч человек . «Однако сейчас стартовая ситуация была совершенно иной – хотелось крикнуть, что первый раунд был за нами. Как войска прикрытия, так и полевую армию мы смогли вовремя и в прекрасном состоянии перебросить к фронту. Мы получили достаточно времени – 4-6 недель – для боевой подготовки войск, знакомства их с местностью, для продолжения строительства полевых укреплений, подготовки разрушительных работ, а также для установки мин и организации минных полей», – радуется в своих мемуарах Маннергейм .

Даже крупные страны, такие как СССР, для своей мобилизации отводят не более 15 дней. А Финляндия, как мы видим, не только полностью отмобилизовалась, но и полтора месяца находилась в простое.

В связи с этим я хотел бы обратить внимание на пустячный эпизод, предшествовавший войне. За четыре дня до начала войны между СССР и Финляндией, 26 ноября 1939 г., финны обстреляли территорию СССР из артиллерийских орудий, и в советском гарнизоне поселка Майнила было убито 3 и ранено 6 красноармейцев. Сегодня, естественно, российские и финские историки «установили», что либо этих выстрелов не было вообще, либо Советский Союз сам обстрелял свои войска, чтобы получить повод к войне. Не буду оспаривать эти утверждения, поскольку после полувека антисталинской истерии большинство населения верит в такие глупости безоговорочно. Но должен обратить внимание на то, что инцидент в Майниле никоим образом не был поводом к войне, поскольку уже 27 ноября советское правительство в своей ноте заявило: «Советское правительство не намерено раздувать этот возмутительный акт нападения со стороны частей финской армии, может быть, плохо управляемых финским командованием. Но оно хотело бы, чтобы такие возмутительные факты впредь не имели места» . И все. То есть, в масштабах потерь последовавших боев об этом инциденте можно было смело забыть. С точки зрения потерь в мирное время это событие также можно было бы забыть, поскольку до Второй мировой войны на границах СССР мирного времени никогда не было: с февраля 1921 по февраль 1941 года пограничники СССР потеряли в боестолкновениях на границе только убитыми 2443 человека.

Но что интересно – не только антисоветски настроенные историки мусолят этот случай. Маннергейм, которому и так было о чем писать, отводит этой провокации непропорционально много места, причем очевидно, что он врет. К примеру, когда забывает о том, что нужно оправдываться в этой провокации, и пишет: «Объединение основной части войск прикрытия (1-й и 2-й бригад) в новую дивизию, подчиненную непосредственно командующему армией, также не предполагало пассивного положения. Еще 3 ноября я дал указание генерал-лейтенанту Эстерману создать такую группировку войск, которая бы обеспечила по возможности эффективную оборону приграничной зоны. Это же повторил в приказе от 11 ноября, в котором еще раз обратил его внимание на то, сколь важной является оборона необходимо большими силами позиций, выстроенных между границей и главной линией обороны» .

Тут надо вспомнить, что мощнейшие фортификационные сооружения («линию Маннергейма») финны построили не на самой границе, а в глубине своей территории – на расстоянии от 20 до 70 км. Но это пространство они, как вы прочли у Маннергейма, не собирались сдавать без боя и задолго до войны ввели на него крупные силы с задачей жестокой обороны. А такая оборона, само собой, невозможна без артиллерии.

Но когда Маннергейм несколько раз возвращался к обстрелу советской территории 26 ноября, доказательством того, что этого не могло быть, выдвигает утверждение, будто на территории между границей и «линией Маннергейма» вообще не было никакой артиллерии.

«Ситуация была несомненно беспокойной. В любой день русские могли организовать провокацию, которая дала бы им формальный повод для нападения на Финляндию. Я отдал приказ на земле, на воде и в воздухе тщательно избегать любой деятельности, которую русские могли бы использовать в качестве предлога для провокации, и приказал отвести все батареи на такое расстояние, чтобы они не смогли открыть огонь через границу. Для контроля за исполнением приказа я командировал на перешеек инспектора артиллерии» .

«И вот провокация, которую я ожидал с середины октября, свершилась. Когда я лично побывал 26 октября на Карельском перешейке, генерал Ненонен заверил меня, что артиллерия полностью отведена за линию укреплений, откуда ни одна батарея не в силах произвести выстрел за пределы границы» .

Ведь это же явная брехня: не мог Маннергейм одновременно ставить войскам задачу на оборону предполья «большими силами» и одновременно забрать у войск артиллерию, да еще и послать к границе командующего («инспектора») артиллерии финской армии! Ему-то что там делать, если артиллерия выведена? Еще штрих: Советский Союз сообщил об обстреле своей территории 27 ноября и до этого, по идее, об этом никто не мог знать, в том числе и Маннергейм. Тогда зачем Маннергейм «лично побывал» на месте событий в день обстрела – 26 ноября?

Это неуклюжее вранье по поводу инцидента, который, казалось бы, яйца выеденного не стоит, приводит к мысли, что финны действительно обстреляли советскую территорию, провоцируя СССР на войну. И если вдуматься, удивительного в этом ничего нет. К декабрю 1939 г. финны уже второй месяц были готовы к войне, а СССР ее все не начинал и не начинал, пытаясь решить вопросы переговорами. А сами финны начать войну не могли, иначе в Лиге Наций за них бы не проголосовали даже Уругвай с Колумбией. Приходилось провоцировать СССР таким вот незатейливым способом.
Лечение глупости

Что же тут поделать? Война так война. И 30 ноября Ленинградский военный округ начал укрощать строптивую Финляндию. Дело шло не без трудностей. Время было зимнее, местность очень тяжелая, оборона подготовленная, Красная Армия мало обученная. Но главное, финны – не поляки. Они дрались жестоко и упорно. Само собой разумеется, маршал Маннергейм просил финское правительство уступить СССР и не доводить дело до войны, но когда она началась, руководил войсками умело и решительно. Только к марту 1940 года, когда финская пехота потеряла 3/4 своего состава, финны запросили мира. Ну что же – мир так мир. На Ханко начали создавать военную базу, вместо территории до «линии Маннергейма» на Карельском перешейке забрали весь перешеек с городом Випури, ныне Выборгом. Границу почти на всем протяжении двинули вглубь Финляндии. Сталин убитых советских солдат финнам прощать не собирался.

Пару слов следовало бы сказать и о целях войны, поскольку вся «мировая общественность» уверена, что СССР хотел завоевать Финляндию, да у него не получилось. Эта идея проходит не то что без обсуждения, но и без реальных доказательств. Между тем достаточно посмотреть на карту Финляндии и самому попробовать спланировать войну по ее захвату. Уверен, что даже дурак не полез бы ее захватывать через Карельский перешеек, поскольку именно в этом месте у финнов были в три полосы укрепления «линии Маннергейма». А вот на тысяче километров остальной границы с СССР у финнов ничего не было. Кроме того, по зимнему времени эта местность была проходимой. Наверняка любой, даже дилетант, будет планировать вход войск в Финляндию через незащищенные участки границы и ее расчленение на части, лишение связи со Швецией и выхода к берегам Ботнического залива. Если иметь целью захват Финляндии, по-другому действовать нельзя.

А реально советско-финляндская война 1939-1940 гг. протекала так. По советским довоенным представлениям стрелковая дивизия должна иметь полосу наступления с прорывом обороны в 2,5-3 км., а в обороне – не более 20 км. А на незащищенном участке советско-финской границы от Ладожского озера до Баренцева моря (900 км по прямой) против финских войск было выставлено 9 стрелковых дивизий , т. е. на одну советскую дивизию приходилось по 100 км фронта, а это такой фронт, который дивизия и оборонять не может. Поэтому совершенно неудивительно, что части этих дивизий попадали в ходе войны финнам в окружение. Зато на Карельском перешейке против «линии Маннергейма», длиной вместе с озерами в 140 км, действовали (с юга на север) 28, 10, 34, 50, 19, 23,15 и 3-й стрелковые корпуса, 10-й танковый корпус, а также отдельные танковые бригады и части РГК , т. е. не менее 30 дивизий.

Из того, как советское командование расположило войска, совершенно очевидно, что оно Финляндию завоевывать и оккупировать не собиралось, целью войны было лишение финнов «линии Маннергейма» – оборонительного пояса, который финны считали неприступным. Без этих укреплений даже финнам должно было стать понятным, что при враждебном отношении к СССР ее не спасут никакие укрепления.

Надо сказать, что с первого раза финны этого намека не поняли, и в 1941 году Финляндия опять начала войну с СССР и союзника себе подобрала на этот раз достойного – Гитлера. В 1941-м, напоминаю, мы просили ее образумиться. Бесполезно. Великая Финляндия от Балтийского до Белого моря не давала финнам спокойно жить, а новая граница по системе Беломоро-Балтийского канала завораживала их, как удав кролика. Маннергейм пишет: «В соответствии с планом военные действия наших войск в следующие месяцы подразделялись на три основные стадии: сначала освобождение Ладожской Карелии, затем возвращение Карельского перешейка, а потом продвижение вглубь территории Восточной Карелии.

Директиву на наступление севернее Ладоги утвердили 28 июня. Наши войска, дислоцировавшиеся примерно на линии между Китее и Иломантси, – они поначалу включали два армейских корпуса (6-й армейский корпус под командованием генерал-майора Талвелы и 7-й армейский корпус под командованием генерал-майора Хэгглунда), куда входило всего пять дивизий, а также „Группу О“ под командованием генерал-майора Ойнонена (кавалерийская бригада, 1-я и 2-я бригады егерей, а также один партизанский батальон) – свели в одно обьединение численностью 100 000 человек, которое назвали Карельской армией. Командовать ею назначили начальника генерального штаба генерал-лейтенанта Хейнрихса; а на его место в генштабе перевели генерал-лейтенанта Ханелля.

В последнем пункте приказа указывали, что конечным рубежом операции будет река Свирь и Онежское озеро.

Вообще-то финны в данном случае олицетворяют русскую поговорку «битому неймется». Их можно даже зауважать за исключительное упорство – ведь они пытались заглотнуть Карелию на последнем дыхании, так сказать, высунув языки по пояс. «Финляндия постепенно была вынуждена мобилизовать свои подготовленные резервы вплоть до людей в возрасте 45 лет, чего не случалось ни в одной из стран, даже в Германии», – признается Маннергейм .

В 1943 г. СССР снова предложил Финляндии мир. В ответ премьер Финляндии заключил с Гитлером личный пакт о том, что не выйдет из войны до полной победы Германии. В 1944 году наши войска пошли вглубь Финляндии, без больших проблем взломав заново отстроенную «линию Маннергейма». Дело запахло жареным. Премьер с его личным обязательством фюреру ушел в отставку, на его место был назначен барон Карл Маннергейм. Он и заключил перемирие. В ходе мирных переговоров Молотов заставил финнов обезоружить немцев на своей территории и обстругал Финляндию со всех сторон. На болота особенно не зарился, взял что получше. Такая тогда у министров иностранный дел СССР выучка была. На севере отобрал область Петсамо с ее запасами никеля, Выборгскую область и прочее. Единственно – вместо; 600 млн. долларов контрибуции в пять лет смилостивился на 300 и в шесть лет.

Ну не глупо ли? Предлагали Финляндии мирно увеличить ее территорию. Так нет – почти шесть лет войны, самое большое военное напряжение, убитые, калеки. Во имя чего? Чтобы Финляндия стала меньше, чем до войны?

А давайте представим, что финны были бы нашими союзниками и бились бы с немцами, скажем, в Норвегии. Они ведь показали себя отличными солдатами, да и Маннергейма царь не без заслуг награждал.

В 1945 году Сталин, невзирая на протесты США и Англии, передал Польше огромные территории Германии. И Черчилль, и Рузвельт считали Польшу недостойной, протестовали и, как сейчас выяснилось, были правы. Сталин ошибался, когда считал, что поляки излечились от подлости. Но если бы Финляндия участвовала в войне на нашей стороне, то не исключено, что Сталина, одновременно с передачей Польше немецких земель, двинул бы на запад и нашу границу Белоруссии, дав Kaлининградской области более надежную опору. Тогда почему не предположить, что он передал бы Финляндии, как союзнице и победительнице Гитлера, Карелию?

Глупая, крайне глупая война. Единственный ее положительный момент – у Финляндии началось просветление в мозгах.
И было невтерпеж!

Зимой 1999-2000 года вся «демократическая обидев общественность» России праздновала юбилей – 60-летие; победы Финляндии над сталинским Советским Союзом! в войне зимой 1939-1940 гг.

Имелись трудности. В стране не все идиоты, и кое-кто помнит, что в марте 1940 г сдалась Финляндия, а не СССР.

Правда, свой приказ войскам Финляндии о фактической капитуляции от 13 марта 1940 г. главнокомандующий финляндской армией маршал Маннергейм закончил словами: «У нас есть гордое сознание того, что на нас лежит историческая миссия, которую мы еще исполним, – защищать западную цивилизацию, она издревле была нашей наследственной долей; но мы также знаем, что до последней монетки отплатим свой долг Западу» . Не позавидуешь «западной цивилизации»: как только в мире находятся мерзавцы, они немедленно начинают ее защищать. Если вы помните, то и Гитлер напал на СССР именно с этой целью.

Не знаю, как там с Западом, но долг Финляндии СССР Маннергейм действительно оплатил до монетки – Сталин за этим проследил. Вот и посудите, как с такими фактами праздновать победу Финляндии над СССР? До чего московская лимита тупая, но ведь и она может догадаться, что жирует за счет экспортных поставок на Запад никеля с тех рудников, что были законно добыты в этой «проигранной» войне.

Что делать мерзавцам-фальсификаторам? Приходится вымучивать эксклюзивно для российских козлов версию, будто СССР войну проиграл потому, что у него боевые потери были в несколько раз выше, чем у армии Финляндии. Мыслишка убогая, но и ее ведь как-то надо подтвердить.

Созрела конъюнктура, и в 1996 г. М.И. Семиряга уточнил, что в войне 1939-1940 гг. советских убитых и пропавших без вести было 70 тыс. человек, да еще 176 тыс. раненых и обмороженных. Нет, утверждает A.M. Носов, я лучше считаю: убитых и пропавших без вести было 90 тыс., а раненых – 200 тыс. Казалось бы, подсчитали всех, но мало, ребята, мало, тут нужна аптекарская точность. И вот к 1995 г. россиянский историк П. Аптекарь высчитал совсем точно – только убитых и пропавших без вести было, оказывается, 131476 человек . А раненых он и считать не стал, – видать, сотни тысяч. В результате «Коммерсант-Власть» от 30 марта 1999 г. уже смело исчисляет потери СССР в той войне в полмиллиона, т. е. счет уже идет на миллионы! Правильно, чего их жалеть-то, сталинских совков?

А как же финские потери? Финский историк Т. Вихавайнен их «подсчитал точно» – 23 тыс. В связи с чем П. Аптекарь радостно подсчитывает и даже выделяет жирным шрифтом: «Получается, что даже если исходить из того, что безвозвратные потери Красной Армии составили 130 тысяч человек, то на каждого убитого финского солдата и офицера приходится пятеро убитых и замерзших наших соотечественников».

Ну, как же такое соотношение назвать, как не большой победой Финляндии в той войне? «Демократическая общественность» может смело эту победу праздновать.

Правда, возникает вопрос, – а почему тогда Финляндия сдалась при столь низких потерях? К ноябрю 1939 г. финны отмобилизовали в армию и шюцкор (фашистские военные отряды) 500 тыс. человек. А по финским данным, их общие потери (с ранеными) были 80 тыс. человек, или 16%.

Сравним. Немцы с 22 июня по 31 декабря 1941 г. на советском фронте потеряли 25,96% численности всех сухопутных войск на Востоке, через год войны эти потери достигли 40,62%. Но немцы продолжали наступать до середины 1943 г. А финнам с их 16% почему вдруг перехотелось выходить на берега Белого моря?

Ведь финнам оставалось «только день простоять, да ночь продержаться». Союзники уже начали переброску эскадрилий, чтобы бомбить Баку, а из Англии уже вышли суда с войсками в помощь Финляндии. Маннергейм вспоминает: «Сведения о помощи западных стран, запрошенные министерством иностранных дел, поступили 7 марта. Они были подготовлены начальником генерального штаба Великобритании генералом Айронсайдом и выглядели следующим образом:

Первый эшелон, в который войдет англо-французская дивизия, будет переправлен морем в Нарвик 15 марта. Его состав:

– Две с половиной бригады французских альпийских стрелков – 8500 человек;

– Два батальона „иностранного легиона“ – 2000 человек;

– Один батальон поляков – 1000 человек;

– 1-я британская гвардейская бригада – 3500 человек;

– 1-й британский батальон лыжников – 500 человек.

Итого: 15 500 человек.

Перечисленные войска – это отборные части. Одновременно с ними будут высланы 3 батальона обслуживания.

Второй эшелон будет состоять из трех британских дивизий, каждая численностью 14000 человек. Общая численность боевых частей возрастет до 57500 человек.

По расчетам, первый эшелон должен прибыть в Финляндию в конце марта, а войска второго эшелона последуют за ним сразу же, как только позволит пропускная способность железных дорог» .

Так почему же не подождали пару недель, почему сдались, если близка была буржуинская армия, да и весенняя распутица уже началась?

Финский историк И. Хакала пишет, что у Маннергейма к марту 1940 г. просто войск не осталось. А куда они делись? И историк Хакала выдает такую фразу: «По оценкам экспертов, пехота потеряла приблизительно 3/4 своего состава (в середине марта уже 64000 человек). Так как пехота в то время состояла из 150000 человек, то ее потери составляли уже 40 процентов» .

Нет, господа, в советских школах так считать не учили: 40% – это не 3/4. И пехоты у Финляндии было не 150 тыс. Флот был мал, авиации и танковых войск почти не было (даже сегодня ВВС и ВМС Финляндии вместе с пограничниками – 5,2 тыс. человек), артиллерии 700 стволов – максимум 30 тыс. человек. Как ни крути, а кроме пехоты войск было не более 100 тысяч. Следовательно, на пехоту падает 400 тыс. И потери пехоты в 3/4 означают потери в 300 тыс. человек, из которых убитых должно быть 80 тыс.

Но это расчет, а как его подтвердишь, если все архивы у «демократов», и с ними что хотят, то и творят? Остается ждать.

И ожидание себя оправдает. Видимо, тоже к юбилею советско-финской войны, историк В.П. Галицкий. в 1999 г. выпускает небольшую книжку «Финские военнопленные в лагерях НКВД». Рассказывает, как им, бедным, там было. Ну и попутно, порывшись в наших и финских архивах, он, не подумавши, приводит потери сторон не только в пленных, но и общие, и не только раздутые наши, но и, видимо, подлинные финские. Они таковы: общие потери СССР – 285 тыс. человек, Финляндии – 250 тыс. Убитые и пропавшие без вести: у СССР – 90 тыс. человек, у Финляндии – 95 тыс. человек .

Вот это уже похоже на правду! При таких потерях становится понятно, почему финны сдались, не дождавшись, пока к ним подплывут пароходы с поляками и англичанами. Невтерпеж было!