8. И вышли царь Содомский, царь Гоморрский, царь Адмы, царь Севоимский и царь Белы, которая есть Сигор; и вступили в сражение с ними в долине Сиддим, 9. с Кедорлаомером, царем Еламским, Фидалом, царем Гоимским, Амрафелом, царем Сеннаарским, Ариохом, царем Елласарским, - четыре

И все же Петру Алексеевичу не чуждо было чувство благодарности к своим соратникам за их труды в войне с турками и татарами, и потому он решил вознаградить если не «всю Малую Россию», то уж пана гетмана - действительно «по-царски». Покоритель Азова воевода Алексей Шеин был удостоен «скромного» звания «генералиссимуса»; а Ивана Степановича, помимо всяких там кубков, кафтанов, драгоценных сабель, которыми монарх милостиво одаривал гетмана (получая в ответ не менее дорогие подарки), он решил наградить недавно учрежденной наградой - орденом Святого апостола Андрея Первозванного.

Орден Святого апостола Андрея Первозванного считался высшей наградой России и оставался таковой вплоть до 1917 года (восстановлен в РФ в 1998 г.). Сам царь Петр Алексеевич, вводя эту награду, отмечал, что дается она «…в воздаяние и награждение одним за верность, храбрость и разные нам и отечеству оказанные заслуги, а другим для ободрения ко всяким благородным и геройским добродетелям; ибо ничто столько не поощряет и не воспламеняет человеческого любочестия и славолюбия, как явственные знаки и видимое за добродетель воздаяние…». К кандидатам на награждения предъявлялись следующие требования: они должны иметь графский или княжеский титул, звание сенатора, министра, посла «и прочих высоких достоинств», либо генеральский или адмиральский чин. Знак ордена могли получить также и губернаторы, которые «несколько лет, а по меньшей мере десять, оказали полезные и верные услуги». Кроме того, непременными условиями были отсутствие у кавалера телесных недостатков, возраст не менее 25 лет и наличие состояния, необходимого для того, чтобы «важность сего события поддержать» (проще говоря - дать пир на весь мир).

Знаки ордена Святого апостола Андрея Первозванного состояли из: золотого знака-креста, основным изображением которого был апостол Андрей, распятый, по преданию, на кресте Х-образной конфигурации; и серебряной (но поначалу звезда было не металлической, а вышитой) восьмилучевой звезды с помещенным в ее центральном медальоне девизом ордена «За веру и верность». Знак ордена носился на широкой голубой ленте через правое плечо , а звезда помещалась на левой стороне груди. В особо торжественных случаях знак ордена носился на груди на покрытой разноцветными эмалями золотой фигурной цепи. Также знак ордена и звезда могли быть украшены бриллиантами, но начиная с правления императора Павла I кавалерам запрещалось самовольно украшать свои знаки драгоценными камнями, - это стало как бы особой, высшей ступенью ордена, жалуемой исключительно по личному усмотрению императора.

К слову сказать, сам царь Петр Алексеевич счел нужным лично принять эту награду в 1703 г. после захвата двух шведских кораблей, коим (захватом) он командовал. Он был шестым (или седьмым - как кто считает ) кавалером этого ордена.

Но вернемся к награждению гетмана Ивана Степановича Мазепы-Колединского. Вот как это описывает Н. Костомаров в своем труде «Мазепа»:

«…5 1700 году в январе гетман отправился в Москву по царскому приглашению с 48 особами. В этот раз ему оказали прием, превосходивший ласковостью прежде бывшие приемы. Гетману заявили признание за ним заслуг, оказанных в течение тринадцати лет сряду, и важности его успешных действий в войне против турецкого султана и крымского хана, в особенности же его подвигов над Днепром, когда были покорены пять турецких городков и взято множество пленных. За это за все государь возложил на гетмана только что установленный орден Св. Андрея Первозванного . Мазепа был вторым, получившим этот орден, после Головина. Сверх того, на отпуске пожаловали ему венгерский золотой кафтан с алмазными запонками, подбитый соболями. Бывший в Москве разом с гетманом генеральный писарь Кочубей получил почетное звание стольника. Тогда же, по ходатайству гетмана, оказано было внимание хвастовскому полковнику Палею, главному в то время воскресителю казачества в Правобережной Украине: к нему отправили в подарок денег, сукон, комок, соболей, а на полчан его 1000 ефимков».

Итак, всем сестрам - по серьгам. «Историк и исследователь» О.Бузина негодует по поводу награждения Ивана Степановича столь знатной наградой. Надо полагать, что Олесю Алексеевичу «за земляка обидно», об участии которого в Азовских походах, правда, практически ничего не известно - но известно о его доносительстве на гетманов Самойловича и Мазепу-Колединского. Возможно, и сам Кочубей втайне жаждал получить знак отличия ордена Святого апостола Андрея Первозванного (за «информационные» услуги) и гетманскую булаву, а получил лишь «стольника».

Получив столь высокую награду, сразу же возник вопрос о написании парадного портрета гетмана с пожалованным знаком ордена и Андреевской лентой. Долгое время историкам казалось, что такого портрета не было в природе - то ли не успели, то ли не смогли - а тут «измена»… Во всяком случае, российский исследователь В.А. Дуров в результате своих изысков сделал вывод: «… на всех остальных известных портретах Мазепы знаки ордена также не просматриваются» .

Однако уважаемый исследователь ошибался. До нас действительно дошло мало изображений опального гетмана, а уж достоверных, исполненных еще при жизни самого гетмана - и того меньше. Таковыми до последнего времени считались только два: гравюра голландца Мартина Бернин-гротга (1706 г.) и роспись в Троицкой надвратной церкви Киево-Печерской лавры. Был еще портрет из собрания В. Бутовича - потомка генерального есаула Г. Бутовича, который до поры до времени подавался как единственно достоверный. Однако этот портрет был дважды реставрирован (в XIX и XX вв.), причем, как показали современные исследования, не очень удачно .

Но наибольшей сенсацией стал в 2003 году «Портрет Ивана Мазепы в латах с Андреевской лентой», найденный в запасниках Днепропетровского художественного музея.

История «Портрета Ивана Мазепы в латах с Андреевской лентой» интересна сама по себе. В 1905 г. на XIII Всероссийском археологическом съезде в Екатеринославе этот портрет был подарен А. Квоненштадтом известному археологу и историку запорожского казачества Д.И. Яворницкому (Эварницкому) . Этот портрет хранился в Днепропетровском историческом музее имени Д.И. Яворницкого до 1957 г., а после был передан в Днепропетровский художественный музей. Пока не установлена точно ни история портрета до 1905 года, ни автор. Долгое время считалось, что и на портрете изображен другой человек - ведь гетману знак ордена Святого апостола Андрея Первозванного был пожалован в преклонном возрасте (где-то на 61-м году жизни), а перед нами - человек средних лет, даже моложавый.

Однако проведенной специалистами Национальной академии службы безопасности Украины И. Горою и В. Колесником сравнительной экспертизой установлено, что перед нами действительно портрет И.С. Мазепы. Изучение кромки портрета показало, что портрет был неаккуратно вырезан из большего полотна. Что же касается Андреевской ленты, то тут (в свете итогов экспертизы) наиболее вероятным является предположение, что художник просто дорисовал - в срочном порядке! - ленту на уже имеющийся портрет. Вполне возможно, что это портрет был из личной коллекции Ивана Степановича…

* * *

Вот тут мы затронем еще один вопрос о «царских милостях» к гетману Мазепе.

Царь Петр Алексеевич не только щедро одаривал своих сподвижников, но добивался для своих приближенных иноземных наград и пожалований, что, по мнению государя, поднимало престиж его страны. В этом деле «впереди планеты всей» оказался его друг и наперсник Александр Данилович Меншиков. Не сказать, что он незаслуженно получал эти награды - но их было сверх всякой меры. В письме от 25.10.1714 г. Исаак Ньютон так обращался к временщику: «Могущественнейшему и достопочтеннейшему владыке господину Александру Меншикову, Римской и Российской империи князю, властителю Ораниенбурга, первому в советах царского величества, маршалу, управителю покоренных областей, кавалеру ордена Слона и высшего ордена Черного орла… Исаак Ньютон шлет привет». А писал уважаемый англичанин не менее уважаемому Александру Меншикову по той причине, что последний единогласно избран членом английского Королевского научного общества. Через три года Александр Данилович получит подобный диплом и из Парижской академии наук. Пикантность ситуации в том, что Александр Данилович происходил из «подлого» сословия и ни читать, ни писать не умел.

Кроме вышеперечисленных регалий, Александр Данилович был кавалером ордена Святого апостола Андрея Первозванного, кавалером польского ордена Белого орла, а также получил звание генералиссимуса (1727 г.). (Правда, все это он потеряет, проиграв подковерную борьбу во время царствования Петра II, но это будет позже.)

Важным этапом в возвеличивании Александра Даниловича было полученное им княжеское достоинство Священной Римской империи германской нации, пожалованное ему в 1707 г. (по другим данным - в 1706 г.) по ходатайству царя Петра Алексеевича у императора Иосифа I Габсбурга. Это был весьма почетный титул, высоко ценимый в Европе. Однако кроме внешних атрибутов славы и почета новоиспеченному князю требовалось и материальное обеспечение оного - а где же его взять? Все земли российского царства были давно делены-переделены. И лишь в Малороссии оставался приличный земельный запас. После восстания Б. Хмельницкого польская шляхта была изгнана с малороссийских владений. Но высвободившийся земельный фонд был государственным. Казацкая старшина уровня сотни получала из казны только жалованье. А полковая старшина, хотя и получала маетности, но большей частью ранговые - т.е. на время службы. И хотя гетманы Левобережья не скупились одаривать своих сторонников - «свободной» земли оставалась очень много. На эту землю Александр Данилович и положил свой глаз.

Но видит око, да глаз неймет. Меншиков никоим образом не мог претендовать на эти земли по существующему тогда положению вещей. Малороссия в то время была автономной, и вопросы о наделении землей находились в ведении гетмана е.ц.в. Войска Запорожского.

Но кто сказал, что положение вещей нельзя изменить?

Современные российские историки не любят об этом упоминать, ибо, как им кажется, это может бросить тень на чистоту и непорочность замыслов самого Великого Петра, так и его сподвижников. Можно подумать, что речь идет не о монархе, стремящемся к абсолютной (имперской) власти, а о благочестивом мона(р)хе.

Но речи об упразднении гетманства велись, и не только речи. Российский историк С. Соловьев рассказывает о любопытном эпизоде, случившемся в начале XVIII в.

«…Яд континенте вошел в сношения с Марльборо царский агент Гюйсен. Герцог объявил ему, что готов содействовать видам царя, если ему дано будет княжество в России. Когда Головкин дал знать Петру об этом, то получил ответ: “Ответствовать Геезену на его вопрошение, что дук Малбург желает княжества из русских: на что отписать к Геезену, и если от так и вышереченный дук к тому склонен, то обещать ему из трех, которые похочет - Киевское, Владимирское или Сибирское, и притом склонять его, чтоб оный вспомогал у королевы о добром миру (с) шведом, обещать ему, ежели он то учинит, то с оного княжества по все годы жизни его непременно дано будет по 50000 ефимков, тако ж камень рубин, какого или нет, или зело мало такого величества в Европе, тако ж и орден св. Андрея прислан будет”».

Итак, Петр I, верный своей линии на удаление местнической московской знати в пользу приглашенных «специалистов» (чем и ослаблялась боярство), активно вербовал знатных иноземцев. К концу царствования Петра Алексеевича около половины высших офицеров (от полковника и выше) были нерусскими. Гордон, Огилви, Бауэр, Миних, Ласси, Паткуль, Кантемир и другие - все они входили в царское окружение и занимали там высокое положение. Но иноземцам нужно платить и давать земельные наделы - в этом «просвещенные» европейцы ничем не отличались от «варварских московитов». Замахивался Петр на приглашение весьма знатных и прославленных особ, как герцог Мальборо. Но в случае с последним закавыка была в том, что «Киевского княжества» не существовало, а был киевский полк в Малороссии. Для того чтобы создать княжество, его надобно из состава Малороссии изъять…

Правда, соблазнить герцога Мальборо княжеством не удалось - но дело было в принципе. Светлейший князь Александр Данилович также выпрашивал у Петра Алексеевича - Черниговское княжество. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять - Гетманщина доживает свои дни и не за горами ее упразднение.

И действительно, в скором времени в Российском царстве последовали преобразования. Вот как это описывает С.М. Соловьев:

«..Для тех же целей в областном управлении Великой России еще прежде произведена была важная перемена, в конце 1708 года она была разделена на 8 губерний : Московскую, С.-Петербургскую, Киевскую, Смоленскую, Архангельскую, Казанскую, Азовскую и Сибирскую. Управителями были назначены: в Московскую - боярин Тихон Никитич Стрешнев, в С. -Петербургскую - князь Ментиков, в Киевскую - ближний стольник князь Дм. Mux. Голицын, в Смоленскую - боярин Петр Самойлович Салтыков, в Архангельскую - ближний стольник князь Петр Алексеевич Голицын, в Казанскую - боярин Петр Матв. Апраксин, в Азовскую - адмирал Федор Матв. Апраксин, в Сибирскую - московский комендант князь Мате. Петр, Гагарин, Одною из главных обязанностей новых управителей было доставление в Москву сполна доходов, собиравшихся в их губерниях» .

Учреждение Киевской губернии противоречило всем украино-московским договоренностям с 1654 г. включительно, где прерогативой гетманской (выборной) власти были вопросы налогообложения, территориального полкового устройства и т.д. К сожалению, вопрос о введении административного деления по губерниям в свете событий 1708-1709 гг., на мой взгляд, недостаточно изучен, и оценка ему не дана.

А что же Петр Первый? Неужели он не понимал, что реорганизация (читай - упразднение) полкового устройства и перераспределение налогов местного уровня повлечет за собой неудовольствия, а то и открытый мятеж. Понимал, конечно. Но старый бездетный гетман, не раз доказавший свою преданность и не раз осыпаемый «царскими милостями», казался незаинтересованным в бунте - а другие на восстание считались неспособными. Безусловно, административно-территориальная реформа, как и другие петровские реформы, была «реформой сверху», и ни о каком обсуждении, тем паче согласовании с «низами» (даже если эти «низы» - гетман е.ц.в. Войска Запорожского и андреевский кавалер), речи не было. Гетмана в лучшем случае уведомили - готовься!

Впрочем, царь не сбрасывал со счетов возможную негативную реакцию гетмана, а потому приготовил ему шикарный подарок - титул князя Священной Римской империи.

Конечно, гетман догадывался, что высокое пожалование есть только подстилка для его мягкого падения. Канцлер Ивана Мазепы, Пилип Орлик, позже так передавал реакцию своего патрона на возможность высокого пожалования: «Я сам хорошо знаю, что они замышляют надо мной и над всеми вами: хотят меня уконтентовать княжением Римского государства, всю старшину искоренить, городы наши отобрать под свою область, поставив в них своих воевод или губернаторов, а когда бы наши воспротивились, то за Волгу всех их перегнать, а Украину своими людьми осадить,. Не треба о том много говорить: сами вы слыхали, как князь Александр Данилович в квартире моей в Киеве во время бытности царского величества говорил мне на ухо: пора ныне за тех врагов приниматься! И в другой раз князь Александр Данилович просил себе у царя княжения Черниговского: через него он стелет себе путь до гетманства».

Но, тем не менее, гетман ждал этого пожалования, и даже выслал 3000 дукатов Александру Даниловичу Меншикову - ибо ему, как действительному князю Священной Римской империи, должно контролировать это награждение.

И вот тут-то возникает новая коллизия. Непосредственно добиваться этого титула было поручено все тому же немцу Гюйсену, агенту царя в Европе. Иосиф I был, собственно, не против оказать гетману эту честь, ибо в свое время Мазепа много сделал для Священной лиги, которую возглавлял отец нынешнего австрийского императора Леопольд I. Потому 1 сентября 1707 г. в регистрационной книге пожалований благородных титулов (том 12) появилась запись о новом князе Священной Римской империи (Reichsfurst) Иване Мазепе - о чем вскоре сообщили австрийские и немецкие газеты. Оставалось только оплатить издержки по изготовлению княжеской грамоты; предусмотрительный немец Гюйсен писал австрийскому канцлеру кн. Шенборну еще 8 июня 1707 г., что Меншиков немедленно вышлет деньги, как только будет изготовлен диплом. Однако в регистрационной книге против имени Мазепы стоит пометка (более поздняя, чем запись): «Nulla expeditio» (не отправлено).

Однако в австрийском архиве княжеского диплома (грамоты) о присвоении Ивану Мазепе титула князя Священной Римской империи не найдено - и есть только одно сообщение, что его там действительно когда-то видели. (Знал бы в свое время такие подробности Николай Васильевич Гоголь - наверняка история о пропавшей грамоте была бы написана по-другому.)

Нет сомнений, что 3000 дукатов «прилипли» к честным рукам Александра Меншикова. Но на что же рассчитывал светлейший князь? Конечно, Мазепа был уже не молод, мог вскоре умереть - и вряд ли бы кто потребовал у светлейшего финансового отчета. И даже если бы Алексашку прищучил сам Петр, тот мог сделать круглые глаза и божиться, что грамоту усопшему он лично передал в руки, да еще приврать, как умирающий гетман со слезами на глазах благодарил Сан Дмитрича и е.ц.в…. - в первый раз, что ли?

Но старый гетман истолковал это по-своему: им пренебрегли как гетманом, несмотря на двадцатилетнюю верную службу. Наверное, он также подумал, что отправки на почетную пенсию не будет и его ждет судьба Самойловича - Сибирь.

«Историк и исследователь» О. Бузина написал об вынужденном отречении в 1763 г. Кирилла Разумовского от гетманского титула в обмен на звание генерал-фельдмаршала как о «гениальной капитуляции», как о «красивой сдаче». Но это, конечно, все ерунда.

А вот Иван Степанович Мазепа, практически стоя одной ногой в могиле, действительно «уважать себя заставил»…

* * *

…24 октября 1708 г. - aleajactaest! - гетман И.С. Мазепа отправился с некоторой частью казаков по направлению к Новгород-Северскому, на соединение со шведским королем, чем навел панику на всю царскую верхушку, включая и самого самодержца. Поначалу Петр Алексеевич не мог поверить в измену гетмана.

Правда, паника эта длилась недолго. Уже 28 октября 1708 г., «переварив» полученную весть, царь пишет светлейшему князю: «Мы получили письмо ваше о не чаянном никогда злом случае измены гетманской с великим удивлением. Надлежит трудиться, как бы тому злу забежать и не допустить войску казацкому переправляться через реку Десну по прелести гетманской: немедленно пошли к тем местам, где они, несколько полков драгун, которые бы им помешали. А полковников и старшину вели сколько возможно ласково призывать и говорить им, чтоб они тотчас ехали сюда для избрания нового гетмана. А буде полковник миргородский где поблизости обретается, то прикажи его, сыскав, к нам прислать, обнадежа его милостию нашею, потому что он великий был неприятель Мазепе. И вы немедленно приезжайте».

А в Петербург Петр отправляет другое письмо: «Хотя противно совести моей, чтоб против добрых от вас вестей к вам нечто худое писать, однако ж нужда повелевает являти, что учинил новый Иуда Мазепа, ибо, 21 год быв в верности мне, ныне при гробе стал изменник и предатель своего народа . Правда, хотя сие дело худо, однако ж не токмо он с совету всех, но из пяти персон сие зло учинил, что, услышав, здешний народ со слезами богу жалуются на него и неописанно злобствуют, понеже, как слышим, кроме бога житие его было. Итако надежда в бозе, что он себе зло вяще исходатайствовал (чему пособит кровь Самуилова), нежель тому, кому хотел».

31 октября российские войска под командованием светлейшего князя Меншикова в двухчасовом штурме овладели гетманской столицей - Батурином, чем во многом предопределили исход кампании 1708-1709 гг., да и Северной войны вообще. Но дело было не только в военном аспекте.

На прошедшей в 90-х годах пришлого века конференции историков России и Украины российский историк Г. Санин заявил: «…Украинская автономия была тем более нужна в начальный (до Полтавы) период Северной войны, когда необходимо было сосредоточить внимание и силы на севере. И.С. Мазепа пользовался очень широкой, практически неограниченной властью и правами. Его измена дала толчок к угасанию украинской государственности. Угасание это было длительным процессом, связанным, в первую очередь, с продвижением границ России к Черному морю, присоединением Крыма и отражением попыток Османской империи захватить украинские земли» .

При всем уважении к господину историку следует сразу заметить, что его выводы наталкиваются, как минимум, на два видимых возражения. Во-первых, власть гетмана отнюдь не была «неограниченной»: за каждым шагом гетмана шла слежка и контроль, контроль и слежка. Гетман должен был опираться на подписанные «Коломацкие статьи», по которым даже явных политических врагов ему нужно было отправлять в Москву на правеж.

Во-вторых, по Санину, измена Мазепы привела к упразднению Гетманщины - однако все факты говорят об обратном: именно негаданное выступление гетмана заставило царя пересмотреть свою малороссийскую политику. Петр призывает своих подчиненных вести себя с малороссиянами «ласково», обещать им золотые горы, снижение налогов, выборы нового гетмана. Новым ставленником на этой должности будет полковник Скоропадский - в то время как совсем недавно эту должность собирались вовсе упразднить (и она будет упразднена только в 1763 г.). Полковое деление и местное самоуправление также будет упразднено - но только в 1781 г. Петр и рад бы все упразднить одним махом, но для того ему надо открыться и показать, что Мазепа в своих обличительных филиппиках (или лучше сказать - «петриках») вскрыл его истинные замыслы. Потому и сам царь юлит, обещает, старается выглядеть лучше, чем он есть на самом деле - и это не смертельно, однако же больно бьет по самодержавным амбициям.

Тогда царь начинает мстить старому маразматику, который так некстати проявил упрямство и принципиальность. 9 ноября 1708 г., как сообщает «Журнал Петра Великого», «…персону (манекен) оного изменника Мазепы вынесли и, сняв кавалерию (знаки ордена), которая на ту персону была надета с бантом, оную персону бросили в палаческие руки, которую палач взял и прицепил за веревку, тащил по улице и по площади даже до виселицы и потом повесил».

Тут надо напомнить, что орден гетман получил за Крымские и Азовские походы, а потому аннулировать награждение орденским знаком Петр мог - но не мог отменить деяний гетманских. Разве что начать снова платить крымские «поминки»…

Кроме того, Петр I приказал изготовить и доставить к нему «орден Иуды» - огромную двенадцатифунтовую медаль с цепью. На ней надлежало изобразить повесившегося над рассыпанными сребрениками Иуду и вычеканить слова: «Треклят сын погибельный Иуда еже за сребролюбие давится».

Тут Петр нагло врал: среди множества мотивов, подвинувших Мазепу на измену, сребролюбие явно было на последнем месте. Скорее уж он мог пенять на Алексашку, который за 3000 дукатов едва не погубил итоги восьми лет войны.

Также по указанию Петра было проведено анафемствование Мазепы. Вот только за что? За измену царю? Собственно, в практике восточноевропейских церквей существовало наложение анафемы (отлучение от церкви) по политическим мотивам, а иногда и прямо по заказу сильных мира сего. Вот только в среде верующих такие отлучения законными, как правило, не считаются. Кроме того, Петр сам нарушил «Коломацкие статьи», пытаясь упразднить Гетманщину.

И вообще, в нравственно-религиозном плане царь Петр сравнительно с гетманом Иваном выглядит отнюдь не лучшим образом: отправил законную жену в монастырь; жил в блуде при живой жене; не раз обагрял руки кровью (казнь стрельцов); по неоправданному подозрению приговорил сына к смерти; до возвращения же сына из Европы ложно обещал ему неприкосновенность; богохульствовал; в конце концов упразднил патриаршество - в общем, весь набор смертных и несмертных грехов. Но у Российской православной церкви, как могли убедиться читатели этой книги, свой, специфический взгляд, кого признавать святым, а кого анафемствовать…

В этой связи любопытно окинуть хотя бы беглым взглядом петровское окружение.

К примеру, Иоганн Рейнгольд фон Паткуль, ливонский рыцарь, подданный шведской короны. Обиженный за «незаконную редуцию» (лишение поместных земель) перешел на службу к польскому королю, а затем и к Петру Алексеевичу - в чине тайного советника и генерала. Чем не шведский Иуда?

Или же Бауэр Рудольф Христофорович, генерал, победитель шведов у Лесной - по происхождению голштинец, подданный шведской короны. Перебежал в царское войско при осаде Нарвы. Стопроцентный шведский Иуда.

Кантемир Дмитрий Константинович (1673-1723), молдавский господарь, «турецкоподданый». Будучи молдавским господарем (князем), тайно приглашал Петра в Молдавию, обещая поддержку. После измены турецкому султану и неудачного Прутского похода бежал к царю, у которого был советником. Биография почти один в один списана с Мазепиной. Умер в богатстве и почете, анафеме предан не был.

Константин Брынковяну, валашский господарь, еще один «турецкоподданый». За тайное содействие московскому царю награжден орденом Святого апостола Андрея Первозванного (?!). Уличен в измене законному монарху - турецкому султану - за что казнен. Но ордена Святого апостола Андрея Первозванного за сей аморальный поступок не лишен, Российской церковью почему-то не анафемствовал (?!).

Марта Скавронская, она же Екатерина Первая. Подданная шведской короны. Прачка, гражданская жена царя Петра (при живой венчанной супруге). Российская императрица с 1725 г. Странно, но Российской церковью почему-то не анафемствована.

Как видим, вопрос о анафемствовании Ивана Мазепы выглядит, как минимум, спорно. А вот вопрос об упомянутой ранее попытке предательства Иваном Степановичем шведского короля (в числе его «5 предательств») таковым не является. Некогда запущенная в пропагандистских целях «утка» о якобы желании гетмана Ивана вернуться под руку царя Петра, и для этого готового коварно пленить и привести на аркане Карла XII, так и осталась «уткой». Держалась эта версия на найденных письмах канцлера Головкина, где тот одобряет сие предложение гетмана. При ближайшем рассмотрении оказалось, что все было провокацией, рассчитанной на недоверие шведского короля. На копиях писем бесстрастный московский канцелярист сделал пометку «Писма, что писаны к Мазепе по измене ево фальшивые от канцлера», чем и выдал «страшную тайну».

Впрочем, король Карл и так не поверил. Тогда царь Петр пытался «выкупить» гетмана Ивана у турок за 300 тысяч ефимков (более 8 тонн серебра) - но турки на это не пошли.

* * *

Российские и украинские историки (и не только они) спорят, кто же был Мазепа: борец за свободу Украины или же презренный изменник? Канадский историк украинского происхождения Орест Субтельный в своей книге «Мазепинцы. Украинский сепаратизм в начале XVIII в.» деликатно и аргументированно отверг и ту, и другую точку зрения.

Проведя параллели в европейской истории, он склонялся к мысли, что речь идет о «фронде» - столкновении абсолютистского и аристократического начал .

Итак, Иван Степанович не был «непримиримым борцом за свободу от московского ярма», как утверждают одни, ибо сам слишком долго проходил в этом ярме и много сделал для укрепления оного, не воспользовавшись многими подходящими случаями для «освобождения»; но не был он и патологическим предателем, как утверждали другие.

И со смертью гетмана Ивана имя его отнюдь не кануло в небытие. Хулимое на родине с трибун и кафедр, в других странах оно привлекло к себе внимание. Иногда, чтобы что-то лучше разглядеть, нужно не приблизиться, а отойти от объекта наблюдения - и тогда взору могут открыться ранее незамеченные детали.

Человечество всегда преклонялось перед двумя типами людей. Первые - это вожди, для которых, по меткому выражению поэта, «двуногих тварей миллионы. Для нас орудие одно». Вторые - это смельчаки, восставшие против первых. Со временем слава первых тускнеет, а слава вторых становится ярче. Как сказано в Завете: «…И вот, есть последние, которые будут первыми, и есть первые, которые будут последними» (Лк. 13:30).

К образу бунтаря-гетмана обращались Вольтер, Джордж Байрон, Кондратий Рылеев, Александр Пушкин, Виктор Гюго, Бертольд Брехт, Франц Лист, Петр Чайковский и др.

Хотя надо сказать: это были уже художественные образы, не вполне тождественные историческому прототипу…

Распространённый обычай перевязывать младенцев мужского пола лентой голубого цвета восходит к практике Павловских времен награждать каждого родившегося великого князя орденом Святого апостола Андрея Первозванного при крещении.

Некоторая путаница в нумерации вследствие того, что за это же «дело» знаком ордена Св. апостола Андрея Первозванного был также награжден А.Д. Меншиков.

Это случилось 8 февраля 1700 года. Однако, как указывал российский исследователь В А Дуров, в тот день могло произойти только пожалование диплома (наградной грамоты), ибо 12.03.1700 г. по указу Петра Ю.А. Головин распорядился выдать мастеру Золотой палаты Александру Клерку 750 рублей «за взятые за двадцать за пять камней алмазов, которые у него взяты к делу в кавалерский золотой крест на дачу Его Великого государя жалованья войска Запорожского обеих стран Днепра гетману Ивану Степановичу Мазепе». Сама ж награда нашла героя позже: 12.08.1700 г. гетман отсылает царю благодарственное письмо за пожалованное кавалерство - возможно, именно тогда он ее и получил. - А.П.

Дуров В. Из истории первых награждений орденом Св. Андрея Первозванного, Цейхгауз, 2000. №1. С. 8-11.

Впрочем, специалистами этот портрет все же признается (более-менее) достоверным. Интересно, что во время первой реставрации, помимо всего прочего, была дорисована Андреевская лента и звезда ордена. Выходит, уважаемый г-н В.А. Дуров ошибся дважды.

Эварницкий (Яворницкий) Дмитрий Иванович (1855-1940), историк, археолог, этнограф, филолог, фольклорист, писатель, академик АН Украины (1929). Труды: «История запорожских казаков» (т. 1-3, 1892-1897), «Словарь украинского языка» (т. 1, 1920) и др.

Мальборо (Marlborough) Джон Черчилль (Churchill) (1650-1722), герцог Мальборо (1702), английский полководец и государственный деятель. Принадлежал к партии вигов. Во время Войны за испанское наследство до 1711 г. главнокомандующий английской армией на континенте. Сэр Уинстон Леонард Спенсер Черчилль (Churchill) (1874-1965) написал 6-томную, явно приукрашенную, историю жизни своего знаменитого предка «Мальборо» (1933-1938).

«Губерния - высшая единица административного деления и местного устройства в России, оформившаяся в XVIII в. при Петре I в процессе организации абсолютистского государства…» БСЭ. Т. 7. С. 425.

Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Т. 16. Гл. 1.

Заболтать, уговорить; от польск. Konwersacja - беседа, разговор.

Оный генерал-фельдмаршал не участвовал ни в одном сражении.

Санин Геннадий. Антиосманские войны в 70-90-е годы XVII века и государственность Украины в составе России и Речи Посполитой.

«Мазепинское восстание было выступлением знати, а не массовым движением» (О. Субтельный).

Прошло несколько дней. На дворе стоял ноябрь в самом начале. В Москве ожидали приезда царя по случаю, как шли толки в народе, обручения красавицы-княжны Евпраксии Васильевны Прозоровской с сыном казненного опального вельможи - молодым князем Воротынским, которому сам Иоанн обещал быть вместо отца.

Было около полудня, когда Иоанн быстро пронесся по московским улицам с своими опричниками. Пешеходы, еще издали завидя эту скачку, спешили поскорее укрыться куда попало. Они делали это очень благоразумно, так как зазевавшимся грозила неминуемая опасность быть раздавленными лошадями. Прискакав в Кремль и войдя в царские палаты, царь взошел в свою опочивальню, крикнув за собою одного Малюту Скуратова. Он сел в высокие кресла, а верный клеврет молча стоял перед ним, ожидая, когда тот заговорит. Молчание продолжалось довольно долго. В палате царствовала совершенная тишина. Малюта стоял перед царем, боясь шелохнуться, затаив дыхание, устремив неподвижно свои суровые глаза на него, пытливо следя за малейшим его движением. Наконец царь поднял голову и, мрачно взглянув на Григория Лукьяновича, проговорил.

Ты чего там, дорогой, с Алешкой Басмановым насчет Прозоровских перешептывался? Думал, чай, не слышу я? Шалишь, брат, уши еще не заложило! Говори, выкладывай, что знаешь, в лицо мне говори, а не за спиною! Знаешь, что не люблю я этих шепотков слуг моих!

Очи царя загорелись гневом, и он сильно ударил острием костыля в пол.

Не таюсь я перед тобой, великий государь! Что за глаза, то и в глаза скажу… Спокойствие твое и государства твоего мне дороже жизни моей нестоящей, и гибель твоя и разорение русского царства страшнее гнева твоего… Казнить хоть вели, а говорить что надо буду…

Какая гибель?.. Какое разорение?.. - вскинулся на него Иоанн. - Что загадки задаешь? Говори прямо, змей лукавый!

Не ошибись, великий государь, не другого ли змея на груди своей отогреваешь, да не одного, а двух больших и одного змееныша, а во мне, верном холопе твоем, лукавства не было и нет.

Малюта, говоря это, почти хрипел от бушевавшей в нем внутренней злобы. Видно было, что для него наступила такая решительная минута, когда не было иного выбора, как на самом деле идти на казнь, или же добиться своей цели и заставить царя сделать по-своему.

Опять ты за свое! Али кому я милость окажу, али как отличу, сейчас тебе тот ворогом лютым становится, - медленно произнес Иоанн, обводя своего любимца долгим подозрительным взглядом.

Григорий Лукьянович выдержал этот взгляд.

Не мои вороги, государь, а твои и царства твоего! - глухим голосом ответил он.

Чем же докажешь ты, что князья Прозоровские и мальчик-князь Воротынский - наши вороги? - ядовито спросил царь, не спуская с него все еще гневного взгляда.

Докажу, великий государь, только яви божескую милость, выслушай, и по намеднешнему, когда в слободе еще говорить я тебе начал, не гневайся… Тогда еще сказал я тебе, что ласкаешь ты и греешь крамольников. Хитрей князя Никиты Прозоровского на свете человека нет: юлит перед твоею царскою милостью, а может, и чарами глаза тебе отводит, что не видишь, государь, как брат его от тебя сторонится, по нужде лишь, али уж так, по братнему настоянию, перед твои царские очи является…

При слове «чары» Иоанн стал боязливо оглядываться, поспешно креститься и шептать:

Чур меня, чур меня!

Когда же Малюта начал говорить о редких посещениях князем Василием двора, царь, как бы про себя, молвил:

Редко, редко видал я его, это что говорить, а когда и приезжал, так сидит, бывало, такой молчаливый, насупленный, точно кто его обидеть собирается…

О старом времени, адашевском, тоскует, о святом, по его, старце Филиппе печалуется, - вставил Малюта, - тебя, царь батюшка, пуще зверя какого боится, на стороже держится…

Чего же ему-то меня бояться?

Кажись бы нечего, кабы на уме чего не было. Я и сам так смекал; чует сердце мое виноватого… А как узнал я из челобитья его тебе, что выдает он свою дочь за сына явного крамольника, так кровью облилось оно… Пораздумай сам, великий государь, откуда вывез он его? Из-под Новгорода! Ты сам, чай, знаешь, какой народ у тебя новгородцы?! О вольностях своих не забыли и каждый час Литве норовят передаться…

Он на Москве еще к нему пришел, князь Никита мне сказывал, - возразил царь, но в голосе его уже прозвучали ноты подозрительности.

А с чего же, великий государь, он его столько времени у себя хоронил и тебе не докладывал? Да и сам князь Никита не мог не знать, кто живет в доме его брата. Так с чего же он твою царскую милость не осведомил? Значит, был у них от тебя тайный уговор - скрыть до времени сына крамольника.

Тэк… тэк… отец параклисиарх… пожалуй, и прав ты… Ну, да уж я помиловал… - почти с раскаянием заметил Иоанн.

Что ж, что помиловал?.. Коли они тебе очи отвели, так милость к ним на гнев должна обратиться, по справедливости. Ужель дозволишь, великий государь, им над тобой в кулак посмеиваться, мы-де, по-прежнему, царем ворочаем; кого захотим, того он и милует, не разобрав даже путем - кого…

Как не разобрав? - вспыхнул царь.

Да так, великий государь, мальчишку-то ты нонче первый раз увидишь и прямо иконой благословлять будешь, вместо отца станешь. А может он, коли не сам, так со стороны подуськан на тебя. Да и пословица не мимо молвится: «Яблоко от яблони недалеко падает». Может, он по отцу пошел, тоже с Курбским в дружестве; али норовит вместе со своими благодетелями перебежать к старому князю Владимиру Андреевичу.

А разве ты что слышал? - в нескрываемым беспокойством быстро спросил Иоанн.

Положительных доказательств нет, на душу и греха брать не буду, - отвечал Малюта; - да не в этом и дело, великий государь, времена-то переживаются тяжелые и милость-то ноне надо оказывать не так, сплеча, а с опаскою: семь раз отмерить, а потом уж и отрезать: мне что, о тебе, великий царь, душою томится твой верный раб. Вести-то идут отовсюду нерадостные… Не до свадеб бы боярам, помощникам царя.

Григорий Лукьянович вынул из-за пазухи грамоту за печатью.

Перед самым отъездом твоим, великий государь, прибыл в слободу гонец из Костромы, от воеводы князя Темникова, с грамотой; ты уж на коня садился, так я взялся тебе передать эту грамоту.

Иоанн стремительно выхватил ее из рук Малюты, сорвал печать и начал читать про себя. По мере чтения лицо его то бледнело, то покрывалось яркой краской. Прочтя, Иоанн, стараясь быть по возможности спокойным, дрожащим, однако, голосом сказал, подавая грамоту Малюте:

Прочти и полюбуйся! Вести на самом деле нерадостные… ты прав…

Костромской воевода, князь Темников, уведомлял государя, что граждане и духовенство Костромы встретили его брата, князя Владимира Андреевича, с крестами, хлебом и солью, великою честью и с изъявлением любви. Князь Владимир проезжал Кострому во главе войска, следовавшего для защиты Астрахани, начальство над которым было вверено ему самим царем.

Григорий Лукъянович знал со слов гонца о содержании грамоты, и получение ее именно в тот день, когда царь ехал оказать великую милость семейству князей Прозоровских, было как раз на руку свирепому опричнику, желавшему во что бы то ни стало изменить решение царя относительно помилования жениха княжны Евпраксии, что было возможно лишь возбудив в нем его болезненную подозрительность. Он достиг этой цели.

Что ты думаешь? - прохрипел Иоанн, совершенно красный от пережитого волнения.

Измена! - лаконически-мрачно произнес Малюта.

Воистину так! - задыхаясь, вымолвил царь. - Владимир, Владимир, года и милость моя не изменили тебя… Я лежал на дне смерти, а ты, брат мой, радовался этому и подкупал бояр и воинов на измену… Ты хотел отстранить от престола род мой и сам надеть на себя шапку Мономаха… Но я выздоровел… Господь не попустил совершиться несправедливости, и во имя родства я простил преступника, осыпал его милостями, вверил ему начальство над ратью, и что он?.. Он вновь замышляет измену, ласкает и льстит народу и боярам… Неблагодарный! Ты не перестаешь ковать ковы против меня… Но довольно, отныне я снова буду строгим судьей… Я должен защитить себя и род мой от брата-крамольника!..

И от других его единомышленников, а не метать жемчуг твоей милости перед свиньями, - глухо добавил Григорий Лукьянович.

Иоанн в изнеможении откинулся на спинку кресла.

Верно, верно, Григорий. Ты один верный слуга мой, не боящийся сказать мне правду.

Лицо Малюты исказилось злобно-довольною улыбкою.

Слышал я, великий государь, что и в Новгороде, этом гнезде вольности и крамолы, тоже неладно, - начал он пониженным шепотом.

А что? - испуганным и уже совсем ослабевшим голосом спросил царь.

Не тревожь себя, государь, я настороже. Как соберу справки обо всем, тебя осведомлю, не допущу торжества крамольников, горло перегрызу своими зубами всякому за тебя, царь-батюшка.

Иоанн протянул ему руку. Григорий Лукьянович почти со страстью прильнул к ней.

Только хотел я молвить тебе, великий государь, что вотчина та князя Василия Прозоровского близ Новгорода, в Шелонской пятине, и оттуда же он привез к себе этого князька, сына заведомого крамольника.

Царь молчал. Над его высоким челом, медленно приподнимаясь, слегка пришли в движение пряди редких волос - признак прихождения в ярость.

Малюта продолжал:

Сыскать бы о делах того князька следовало: откуда он, до сей поры где жил, с кем дружествовал. Милость твоя не уйдет, и после оказать успеешь, коли стоит он. А то слышал я намедни от Левкия, что есть люди, напускающие по ветру, кому хочешь, страхи, видения сонные и тоску, и немощь душевную под чарами. Неспроста что-то, что все они милость у тебя вдруг обрели сразу небывалую…

Ему не дал договорить вскочивший Иоанн.

Слышишь, - загремел он, - чтобы про этого князька я больше не слыхал…

Он не договорил и упал в кресло в судорожном припадке. Волосы его поднялись дыбом, все лицо исказилось судорожными передергиваниями. Малюта, привыкший к подобного рода припадкам Иоанна, схватил его в свои мощные объятия и держал над креслом почти на весу, не давая удариться головою бившемуся в его руках царю. Припадок ослабел. Григорий Лукьянович бережно усадил царя в кресло и стал около. Иоанн еще не приходил в себя и, с закрытыми глазами, полулежа в кресле, хрипел; у углов полуоткрытого рта выступала белая пена. Так всегда было в конце припадка. Малюта знал это и спокойно ожидал пробуждения царя от болезненного сна. Его дело было сделано: царь изрек жестокое приказание относительно жениха княжны Прозоровской. Более Малюте ничего не нужно было в данное время; гибель обоих князей Прозоровских он решил отложить, так как в его руках не было еще собрано если не данных, то, по крайней мере, искусно подтасованных доказательств их измены, а приступать с голыми руками к борьбе с все-таки «вельможными», сильными любовью народа врагами было рисковано даже для Малюты. Относительно их не вырвешь так легко решения от грозного царя даже во время припадка, а если и получишь его, то царь, придя в себя, может одуматься и тогда придется ему представлять несомненные доказательства, которые он будет взвешивать и рассматривать с присущею ему подозрительностью. Это не какой-нибудь сын опального князя, а еще незапятнанные ни малейшим подозрением князья, столпы древнего боярства, к заслугам которых даже Иоанн внутренне относится с уважением. Их не сломишь сразу, под них надо глубоко подкопаться, да и то, когда будут валиться, умеючи отскочить в сторону, чтобы, неравно, и самого не задавили.

Такие, или почти такие думы проносились в голове Малюты Скуратова, стоявшего около все еще хрипевшего царя.

- «Погубить бы только Яшку проклятого да свалить князя Василия, княжну в свою власть заполучить, а князь Никита пусть живет, по свету валандается… ништо…» - неслись в голове опричника планы будущего.

Иоанн очнулся и помутившимися глазами огляделся кругом. Выражение боязни еще не исчезло с его лица.

Вернись-ка, великий государь, в слободу, там безопасливее, - наклонился к нему Григорий Лукьянович, - а я здесь останусь, сам доеду до князя Василия, открою глаза и ему, и князю Никите относительно их любимца, может, они и сами согласятся, что, по нынешним подозрительным временам, надобно добраться до истины.

Дело, Лукьяныч, дело; вели готовить лошадей.

Не прошло и часа, как царский поезд снова выехал из Москвы в Александровскую слободу. В Москве остался один Малюта с избранными им опричниками.