Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Есть поэты, которые словно открыты для любви, и все их творчество буквально пронизано этим прекрасным чувством. Это Пушкин, Ахматова, Блок, Цветаева и многие другие. А есть те, кого трудно представить влюбленным. И в первую очередь на ум приходит Владимир Маяковский. Стихи о любви в его творчестве, на первый взгляд, кажутся совершенно неуместными, поскольку воспринимается он обычно как певец революции. Так ли это, попробуем узнать, внимательнее приглядевшись к поэту.

Маяковский - начало творческого пути

Родина поэта - Грузия. Родители происходили из дворянского рода, хотя отец служил простым лесничим. Внезапная смерть кормильца заставляет семью переехать в Москву. Там Маяковский поступил в гимназию, но через два года был отчислен за неуплату обучения, и занялся революционной деятельностью. Несколько раз он подвергался аресту и почти год провел в камере Это произошло в 1909 году. Тогда впервые он начал пробовать писать стихи, совершенно ужасные, по его словам. Однако именно этот год Маяковский, и знаменитые поэмы которого были еще впереди, считал началом своей поэтической карьеры.

Поэт революции

Нельзя сказать, что творчество Владимира Маяковского было полностью посвящено революции. Все далеко не так однозначно. Поэт безоговорочно принимал ее, был активным участником тех событий, и многие его произведения действительно были посвящены Он практически обожествлял ее, верил в идеалы, которые она несла, и защищал. Несомненно, он был рупором революции, а его стихи - своеобразной агитацией.

Любовь в жизни Маяковского

Глубокая эмоциональность присуща всем творческим натурам. Не был исключением и Владимир Маяковский. Тема через все его творчество. Внешне грубый, на самом деле поэт был очень ранимым человеком, героем скорее лирического характера. И любовь в жизни и творчестве Маяковского занимала далеко не последнее место. Он, широкий душой, умел мгновенно влюбляться, и не на короткий срок, а на длительное время. Но поэту не везло в любви. Все отношения заканчивались трагически, а последняя любовь в его жизни привела к самоубийству.

Адресаты любовной лирики Маяковского

В жизни поэта были четыре женщины, которых он любил безоговорочно сильно. Любовная лирика Маяковского связана в первую очередь именно с ними. Кто они, музы поэта, которым он посвящал свои стихи?

Мария Денисова - первая, с кем связана любовная лирика Маяковского. Он влюбился в нее в Одессе, в 1914 году, и посвятил девушке поэму «Облако в штанах». Это была и первое сильное чувство поэта. Поэтому поэма получилась такой щемяще честной. Это настоящий крик влюбленного, который несколько мучительных часов ждет любимую девушку, а она приходит только для того, чтобы сообщить, что выходит замуж за более обеспеченного человека.

Татьяна Алексеевна Яковлева. С ней поэт познакомился в октябре 1928 года в Париже. Встреча закончилось мгновенной влюбленностью друг в друга. Молодая эмигрантка и высокий, под два метра ростом Маяковский, были прекрасной парой. Ей он посвятил два своих стихотворения - «Письмо товарищу Кострову…» и «Письмо Татьяне Яковлевой».

В декабре поэт уезжает в Москву, но уже в феврале 1929 года вновь возвращается во Францию. Его чувства к Яковлевой были настолько сильными и серьезными, что он сделал ей предложение, но не получил ни отказа, ни согласия.

Отношения с Татьяной закончились трагически. Планируя вновь приехать осенью, Маяковский не смог этого сделать из-за возникших проблем с визой. К тому же он внезапно узнает, что его любовь выходит в Париже замуж. Поэт был настолько потрясен этим известием, что говорил, что если больше не увидит Татьяну, то застрелится.

А потом вновь начались поиски той единственной преданной любви. Поэт начал искать утешения у других женщин.

Последняя любовь Маяковского

Вероника Витольдовна Полонская - актриса театра. С ней Маяковский познакомился в 1929 году через Осипа Брика. Сделано это было неслучайно, в надежде, что очаровательная девушка заинтересует поэта и отвлечет от трагических событий, связанных с Яковлевой. Расчет оказался верным. Маяковский всерьез увлекся Полонской, настолько, что стал требовать от нее разрыва с мужем. А она, любя поэта, не могла начать разговор с мужем, понимая, каким ударом это для него будет. И муж Полонской до конца верил в верность жены.

Это была мучительная любовь для обоих. Маяковский с каждым днем все сильнее нервничал, а она все оттягивала объяснение с супругом. 14 апреля 1930 года они увиделись в последний раз. Полонская утверждает, что разговора о разрыве не было, поэт в который раз просил ее уйти о мужа и оставить театр. Через минуту после своего ухода, уже будучи на лестнице, Полонская услышала выстрел. Вернувшись в квартиру поэта, она нашла его умирающим. Так трагично закончилась последняя любовь и жизнь Владимира Маяковского.

Лиля Брик

Эта женщина, без преувеличения, занимала главное место в сердце поэта. Она - его самая сильная и «больная» любовь. Почти вся любовная лирика Маяковского после 1915 года посвящена ей.

Встреча с ней произошла через год после разрыва отношений с Денисовой. Маяковский был вначале увлечен младшей сестрой Лили, а ее при первой встрече принял за гувернантку своей возлюбленной. Позднее состоялось официальное знакомство Лили и с поэтом. Они были поражены его стихотворениями, а он мгновенно влюбился в эту неординарную женщину.

Их отношения были странными и непонятными для окружающих. Муж Лили имел связь на стороне, и не испытывал физического влечения к жене, но по-своему очень любил ее. Лиля же мужа обожала, и когда ее однажды спросили, кого она все-таки выбрала бы, - Маяковского или Брика, она, не задумываясь, ответила, что мужа. Но и поэт ей был чрезвычайно дорог. Эти странные отношения длились 15 лет, до гибели Маяковского.

Особенности любовной лирики Маяковского

Наиболее ярко особенности лирики поэта видны в его поэме «Люблю», посвященной Лиле Брик.

Любовь для Маяковского - это глубокие личные переживания, а не устоявшееся мнение о ней. Каждому человеку присуще это чувство от рождения, но обыватели, которые больше ценят в жизни комфорт и достаток, быстро лишаются любви. Она у них, по словам поэта, «скукоживается».

Особенностью любовной лирики поэта является его убеждение в том, что если человек кого-то любит, он должен полностью следовать за избранником, всегда и во всем поддерживать, даже если любимый человек неправ. По мнению Маяковского, любовь бескорыстна, ей не страшны размолвки и расстояние.

Поэт - максималист во всем, поэтому его любовь не знает полутонов. Она не ведает покоя, и об этом пишет автор в своем последнем стихотворении «Неоконченное»: «...Надеюсь верую вовеки не придет ко мне позорное благоразумие».

Стихи о любви

Любовная лирика Маяковского представлена небольшим количеством стихотворений. ГНо каждое из них - это маленький кусочек жизни поэта с ее печалями и радостями, отчаянием и болью. «Люблю», «Облако в штанах», «Неоконченное», «Про это», «Письмо Татьяне Яковлевой», «Письмо товарищу Кострову…», «Флейта-позвоночник», “Лиличка!” - таков краткий перечень произведений Владимира Маяковского о любви.

Сочинение

Любовная тема — одна из ведущих в лирике В. Маяковского. В дореволюционный период творчества поэта она нашла воплощение в его многочисленных стихотворениях и поэмах «Облако в штанах», «Флейта-позвоночник», «Человек». Изображение неразделенной любви, характерное для этого периода творчества Маяковского, позволило поэту раскрыть трагедию человека в бездушном мире равнодушных и жестоких людей. Искренне чувство здесь обесценено корыстью, денежным интересом. На мой взгляд, формула «деньги, любовь, страсть», прозвучавшая в поэме «Облако в штанах», очень четко определяет отношение «раннего» Маяковского к этому чувству.

Октябрьская революция, по мнению поэта, создала условия для торжества любви, счастья, радости. Именно эта мысль нашла яркое выражение в поэме Маяковского «Люблю» (1922г.) — произведении о большом чувстве во всех его проявлениях. Можно сказать, что это поэтическая песнь о том, как зарождалось, расцветало и обретало свои зрелые формы испепеляющая любовь.

«Стадии развития» человеческой любви отражает и композиция произведения — оно состоит из главок с «говорящими» названиями: «Мальчишкой», «Юношей», «Мой университет», «Взрослое» и т. д. Таким образом, перед нами раскрывается человеческий характер в развитии, вернее, в становлении любовного чувства.

«Гранада-любовь» — так определяет Маяковский отношение своего героя ко всему прекрасному в жизни. Но этот же «сердечный комок» включает в себя и «гранаду-ненависть» ко всему отвратительному.

Утверждая право человека ненавидеть во имя любви, Маяковский в ходе эволюции своего лирического героя показывает, как его чувства становятся социально осмысленными. В противоположность «кучерявым лирикам», пишущим стишки «для спален», в поэме Маяковского любовь к женщине выступает как одно из проявлений способности человеческого сердца чувствовать, активно воспринимать жизнь во всех ее проявлениях.

«Люблю» заканчивается своеобразной клятвой верности и постоянству в любви:

Клянусь —

Неизменно и верно.

Понимание Маяковским природы любви в последний период его творческого пути находит наиболее яркое выражение в двух поэтических «письмах» — «Письме товарищу Кострову из Парижа о сущности любви» и в «Письме Татьяне Яковлевой».

Уже в заглавии «Письма товарищу Кострову из Парижа о сущности любви» определена тема произведения — «о сущности любви». Диалог лирического героя с «товарищем Костровым» плавно перетекает в беседу с красавицей, «в меха и бусы оправленную». Именно этот разговор и определяет содержание стихотворения. Перед нами предстает человек, объятый любовью: «Я ж навек любовью ранен».

«Письмо товарищу Кострову…» — продолжение разговора на тему, начатую поэтом еще в поэмах «Человек» и «Люблю». И здесь он рассуждает о «любви-гранаде», о верности и постоянстве этого чувства. Если в поэме «Люблю» объятому чувственным пламенем лирическому герою противостоят мещанствующие «лирики» с их сентиментальной «любовинкой», то в «Письме товарищу Кострову…» «любви-гранаде» противостоит «прохожая пара чувств» с нехитрой формулой «разлюбила — уплыла». Истинную же любовь «не свадьбой мерить».

Маяковский дает нравственно-философское освещение «сущности любви»:

Что встает за горами грудей

Волосами-джунглями.

Мы видим, что поэт отказывается рассматривать физиологическую сторону этого чувства. Для него несравненно важнее то, что порождает любовь в сердце и душе человека. Обуреваемый чувством, герой стихотворения готов, «блестя топором, рубить дрова», творить, писать стихи. Этим Маяковский подчеркивает, что настоящее чувство побуждает человека на хорошие и большие дела: «Что опять // в работу пущен // сердца // выстывший мотор».

Мысль о единстве личного и общественного в человеке нового, социалистического общества, обозначившаяся в творчестве Маяковского начала 20-ых годов, с новой силой была поставлена в стихотворениях 1928 г. Пожалуй, нигде она не нашла столь яркого выражения, как в «Письме Татьяне Яковлевой»:

В поцелуе рук ли,

В дрожи тела

Близких мне

Моих республик

Должен пламенеть.

Эти строки, на мой взгляд, выражают итоговую позицию поэта. В них воедино сплавились «я» и «мы», революция и поэзия, история и «пламень любви».

Таким образом, любовная тема в лирике Маяковского претерпевает эволюцию. От чувства трагической неразделенности и «непонятости» своей любви лирический герой приходит к пониманию ее как возможности самовыражения, источника вдохновения и созидательной деятельности на благо людей.

Яковлев Г.Н.

Интерес к этой теме неиссякаем.

Маяковского принято считать прежде всего поэтом-трибуном. Но он не отказывался писать о любви, да и не мог не писать о ней, однако эта тема занимает в его революционной поэзии более скромное место, чем у других поэтов. Причину он объяснял сам:

Я буду писать
и про то,
и про это,
но нынче
не время
любовных ляс.
Я
всю свою
звонкую силу поэта
тебе отдаю,
атакующий класс.

Но «про это» Маяковский не забывал. Для него любовь никогда не была чем-то второстепенным, несущественным в жизни. «Любовь - это сердце всего,- писал поэт.- Если оно прекратит работу, все остальное отмирает, делается лишним, ненужным». О нем можно смело сказать, что любовь он бережно пронес через всю жизнь:

Если
я
чего написал, если
чего
сказал, тому виной
глаза-небеса,
любимой
моей
глаза.
(«Хорошо!»)

Конечно, творчество послеоктябрьского Маяковского отличается от его творчества до революции: он был наделен исключительным чувством эпохи, пульса времени. Коренная ломка общественно-политического уклада в России определила иное мироощущение поэта, выдвинула перед ним новые морально-этические проблемы. Но есть нечто незыблемое, нетленное в любовных стихах Маяковского разных эпох: распахнутость, откровенность, порой, я бы сказал, громогласная интимность («Облако в штанах» и Др.), глубокое и чистое чувство, исключающее какие бы то ни было компромиссы, расчеты, диктуемые благополучным «благоразумием» («Вовеки не придет ко мне позорное благоразумие», - напишет он незадолго до смерти). Но именно на расчете основана буржуазно-обывательская «любовь», покупаемая людьми, готовыми «любимую на деньги и славу выменять». Подобные человеческие отношения Маяковский в своих дореволюционных произведениях с отвращением отвергал («Облако в штанах», «Флейта-позвоночник», «Человек» и др.) и говорил о высоком и бескорыстном чувстве:

А мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.

Это стихотворение «Лиличка! Вместо письма» (1916), в котором и по прошествии почти семидесяти лет ни одно слово не кажется затасканным, заштампованным, каждая строка заучит сильно, свежо, самобытно. В его стихах 1915-1916 гг. - и ощущение трагизма, одиночества, и готовность к самосожжению во имя любви:

И только боль моя острей - стою,
огнем обвит, на несгорающем костре немыслимой любви
(«Человек»),

и море нежности:

последней нежностью выстелить твой уходящий шаг.

(«Лиличка! Вместо письма»)

«Он был очень добр... необыкновенно мягкий, очень ласковый... Резким он был только на эстраде», - вспоминала о поэте Лиля Юрьевна Брик.

В поэме «Люблю» (1922), проклиная продажную «любовь» буржуазного общества, поэт славит любовь раскрепощенную, свободную от власти денег, но не от понятий чести, порядочности, благородства. Теории мимолетной, «свободной любви» («стакана воды»), получившей распространение в 20-е годы, Маяковский противопоставляет любовь верную:

Не смоют любовь ни ссоры, ни версты.
Продумана,
выверена,
проверена.
Подъемля торжественно стих строкоперстый,
клянусь -
люблю
неизменно и верно!

Поэма «Люблю» появилась в период нэпа, когда в печать хлынул поток низкопробных, слащавых, пошлых или декадентски надрывных стихов о любви, рассчитанных на мещанский вкус. Сентиментально плаксивые и умиленно сюсюкающие названия сборников говорили сами за себя: «Больная любовь», «Голубая спаленка», «Любовный бред» и т. п. Маяковский иронизировал по этому поводу:

В вашем квартирном
маленьком мирике
для спален
растут
кучерявые лирики.
(«Люблю»)
Так что же: долой интим? Да здравствует барабан? Отныне и навеки? Да нет, конечно же, нет:
Разнообразны
души наши.
Для боя - гром,
для кровати -
шепот.
А у нас
для любви и для боя -
марши.
Извольте под марш
к любимой
шлепать!
(«Передовая передового»)

Но Поэт революции не замыкался в узком квартирном мирке, мыслил и чувствовал масштабно. Это и отличало его, большого поэта и настоящего человека, от некоторых собратьев по перу.

Маяковскому было ненавистно любое загрязнение поэзии обывательскими страстишками, излияниями мелких душ, жаждавших «изячной» жизни и любви. Доставалось и неплохим, но оступившимся современным ему поэтам. Маяковский критиковал Ивана Молчанова и других авторов, не умевших за «косынкой цвета синьки» разглядеть человеческую сущность и скатывавшихся к той же мещанской пошлости. Поэту, ценителю истинной женской красоты, всегда была чужда подмена глубоких и красивых чувств животной страстью или принципом купли-продажи. Вспомним его стихотворение «Красавицы» или «Письмо к Татьяне Яковлевой»:

Я не люблю
парижскую любовь: любую самочку
шелками разукрасьте, потягиваясь, задремлю,
сказав -
тубо
собакам
озверевшей страсти.

При всей публицистической широковещательности, ораторской мощи поэтического голоса Маяковского необычайно привлекает подчеркнутая сдержанность, даже застенчивость названий его поэм «Люблю», «Про это». В его поэмах личное, интимное неразрывно переплетается с общественным, выражена мечта о будущем, когда ко всем людям придет настоящая любовь:

Чтоб не было любви - служанки замужеств,
похоти,
хлебов.
Постели прокляв,
встав с лежанки, чтоб всей вселенной шла любовь.
(«Про это»)

Но если «любовь - это сердце всего», то понятно, что она несет и страдание, и счастье, вызывает сложнейший комплекс переживаний. Горькие, с оттенком самоиронии слова о любви рассыпаны в различных стихотворениях Маяковского:

Вот и любви пришел каюк, дорогой Владим Владимыч

(«Юбилейное»),
Видано ль,
чтоб человек
с такою биографией
был бы холост
и старел невыданный?!
(«Прощание»),
Любви я заждался,
мне 30 лет.
(«Тамара и демон»)

Грустно звучит и шутливое стихотворение, пронизанное мотивом тоски и одиночества, - «Разговор на одесском рейде десантных судов «Советский Дагестан» и «Красная Абхазия» (1926). Не складывалась личная жизнь поэта так, как ему хотелось...

Новая большая любовь пришла к Маяковскому в последние годы жизни. В Париже в 1928 г. он встретился с Татьяной Яковлевой, выехавшей туда в 1925 г. к дяде-художнику. Это была, судя по всему, умная и красивая девушка (в стихах Маяковский называет ее красавицей). Очевидно, любовь была взаимная. В письмах к матери в Россию Татьяна рассказывала о поэте и отношениях с ним: «Он изумительно ко мне относился... Он звонил из Берлина, и это был сплошной вопль. Я получаю каждый день телеграммы и каждую неделю цветы. Он распорядился, чтобы каждое воскресенье, утром, мне посылали бы розы до его приезда. У нас все заставлено цветами. Это очень симпатично и, главное, так на него похоже. Очень мне было тяжело, когда он уезжал. Это самый талантливый человек, которого я встречала»; «Бесконечная доброта и заботливость... Здесь нет людей его масштаба. В его отношениях к женщинам (и ко мне в частности) он абсолютный джентльмен»; «Люди, с которыми я встречаюсь, большей частью «светские», без всякого желания шевелить мозгами или же с какими-то мухами засиженными мыслями и чувствами. Маяковский же меня подхлестнул, заставил (ужасно боялась казаться рядом с ним глупой) умственно подтянуться, а главное, остро вспомнить Россию... я чуть не вернулась. Он такой колоссальный и физически, и морально, что после него буквально пустыня».

Существует красивая легенда о грузинском художнике Пиросманишвили, осыпавшем любимую розами, легенда, послужившая основой известного стихотворения А. Вознесенского, которое стало популярной песней. Но то легенда. Перед нами же прекрасная быль, обнажающая нежную, любящую, красивую, ранимую душу поэта, которого многие представляют себе не иначе, как каменную глыбу, непробиваемый монолит, как неисправимо грубого и резкого человека. Многие месяцы получала Татьяна Яковлева корзины цветов из парижского розария от уехавшего в СССР Маяковского. Им были заготовлены милые стихотворные записки, которые вкладывались в букеты и корзины, например:

Мы посылаем эти розы вам, чтоб жизнь казалась в свете розовом. Увянут розы... а затем мы к стопам повергнем хризантемы.

Ей, Татьяне, адресовал Маяковский стихотворное письмо, которое явно не предназначалось для печати и долго не публиковалось. Тем ценнее для нас то, что и в этом интимном послании поэт ни в чем не изменил себе: он чист, честен и благороден как любящий мужчина и как гражданин своей великой Родины.

В поцелуе рук ли,
губ ли,
в дрожи тела
близких мне
красный
цвет
моих республик
тоже
должен
пламенеть.

Это начало стихотворения, в котором неразрывно сочетаются и боль за истерзанную трудностями страну, и преданность ей, и полное человеческого достоинства и нескрываемой нежности обращение к любимой женщине («Иди сюда, иди на перекресток моих больших и неуклюжих рук», «Я все равно тебя когда-нибудь возьму - одну или вдвоем с Парижем»).

Хрестоматийным стало и другое стихотворение, также связанное с именем Татьяны Яковлевой, - «Письмо товарищу Кострову из Парижа о сущности любви». Произведение и серьезное, и шутливое, причем эта двойственность, как подмечено исследователями, чувствуется уже в заглавии: соседство слов «Париж» и «любовь» традиционно вызывает представление о легком увлечении, и в то же время рассуждение «о сущности любви» - это нечто вроде серьезного философского трактата. Но в полушутливой форме Маяковский высказывал в нем и свой заветные мысли. Он всегда считал, что настоящая (а тем более взаимная) любовь должна вдохновлять человека, вызывать подъем творческих сил. В одном из писем поэт утверждал: «Любовь - это жизнь, это главное. От нее разворачиваются и стихи, и дела, и все прочее». Об этом-то и говорится в светлом, бодром, жизнеутверждающем стихотворении. Детальному анализу «Письма товарищу Кострову...» посвящена статья Д. Устюжанина «Громада - любовь». И как всегда, Маяковский гордится своей страной, где он знаменит как поэт. В лирическом стихотворении, изобилующем яркими сравнениями, неповторимой поэтической образностью, прежде всего поведано о глубине и силе «простой человеческой» любви:

Не поймать
меня
на дряни,
на прохожей
паре чувств.
Я ж
навек
любовью ранен -
еле-еле волочусь.

На основании рассмотренных произведений нетрудно сделать вывод о том, что невозможно отделить любовную лирику Маяковского от его гражданской, политической лирики. Цельность натуры Маяковского, определенность его жизненной позиции обусловили нерасторжимость в его творчестве личного и общественного.

В заключение хотелось бы обратиться к словам Д.И. Писарева: «...Подумайте все-таки, что такое лирика? Ведь это просто публичная исповедь человека? Прекрасно. А на что же нам нужна публичная исповедь такого человека, который решительно ничем, кроме своего желания исповедоваться, не может привлечь к себе наше внимание?.. Лирика есть самое высокое и самое трудное проявление искусства. Лириками имеют право быть только первоклассные гении, потому что только колоссальная личность может приносить обществу пользу, обращая его внимание на свою собственную частную и психическую жизнь».

В том, что Маяковский был колоссальной личностью, сомнений нет. Но он считал, что время стихов о любви еще не настало, однако эта эпоха непременно придет. Остается только пожалеть, что Владимир Маяковский не дожил до другого времени. Но и то, что он успел написать о любви, представляет большую моральную и художественную ценность.

Ключевые слова: Владимир Маяковский, кубо-футуризм, критика на творчество Владимира Маяковского, критика на стихи Владимира Маяковского, анализ стихов Владимира Маяковского, скачать критику, скачать анализ, скачать бесплатно, русская литература 20 века

Любовь

Девушка пугливо куталась в болото,
ширились зловеще лягушечьи мотивы,
в рельсах колебался рыжеватый кто-то,
и укорно в буклях проходили локомотивы.

В облачные па́ры сквозь солнечный угар
врезалось бешенство ветряно́й мазурки,
и вот я – озноенный июльский тротуар,
а женщина поцелуи бросает – окурки!

Бросьте города, глупые люди!
Идите голые лить на солнцепеке
пьяные вина в меха-груди,
дождь-поцелуи в угли-щеки.

Лиличка!
Вместо письма

Дым табачный воздух выел.
Комната -
глава в крученыховском аде.
Вспомни -
за этим окном
впервые
руки твои, исступленный, гладил.
Сегодня сидишь вот,
сердце в железе.
День еще -
выгонишь,
может быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
Выбегу,
тело в улицу брошу я.
Дикий,
обезумлюсь,
отчаяньем иссечась.

Не надо этого,
дорогая,
хорошая,
дай простимся сейчас.
Все равно
любовь моя -
тяжкая гиря ведь -
висит на тебе,
куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.
Если быка трудом умо́рят -
он уйдет,
разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей,
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон -
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила,
он

любимую на деньги б и славу выменял,
а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.
И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.
Завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и суетных дней взметенный карнавал
растреплет страницы моих книжек…
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?

Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.

Несколько слов о моей жене

Морей неведомых далеким пляжем
идет луна -
жена моя.
Моя любовница рыжеволосая.
За экипажем
крикливо тянется толпа созвездий
пестрополосая.
Венчается автомобильным гаражом,
целуется газетными киосками,
а шлейфа млечный путь моргающим пажем
украшен мишурными блестками.
А я?
Несло же, палимому, бровей коромысло
из глаз колодцев студеные ведра.
В шелках озерных ты висла,
янтарной скрипкой пели бедра?
В края, где злоба крыш,
не кинешь блесткой лесни.
В бульварах я тону, тоской песков овеян:

ведь это ж дочь твоя -
моя песня
в чулке ажурном
у кофеен!

Пустяк у Оки

Нежно говорил ей -
мы у реки
шли камышами:
«Слышите: шуршат камыши у Оки.
Будто наполнена Ока мышами.
А в небе, лучик сережкой вдев в ушко,
звезда, как вы, хорошая, – не звезда, а девушка…
А там, где кончается звездочки точка,
месяц улыбается и заверчен, как
будто на небе строчка
из Аверченко…
Вы прекрасно картавите.
Только жалко Италию…»
Она: «Ах, зачем вы давите
и локоть и талию.
Вы мне мешаете
у камыша идти…»

Ко всему

Нет.
Это неправда.
Нет!
И ты?
Любимая,
за что,
за что же?!
Хорошо -
я ходил,
я дарил цветы,
я ж из ящика не выкрал серебряных ложек!

Белый,
сшатался с пятого этажа.
Ветер щеки ожег.
Улица клубилась, визжа и ржа.
Похотливо взлазил рожок на рожок.

Вознес над суетой столичной одури
строгое -
древних икон -

чело.
На теле твоем – как на смертном о́дре -
сердце
дни
кончило.

В грубом убийстве не пачкала рук ты.
Ты
уронила только:
«В мягкой постели
он,
фрукты,
вино на ладони ночного столика».

Любовь!
Только в моем
воспаленном
мозгу была ты!
Глупой комедии остановите ход!
Смотри́те -
срываю игрушки-латы
я,
величайший Дон-Кихот!

Помните:
под ношей креста
Христос
секунду

усталый стал.
Толпа орала:
«Марала!
Мааарррааала!»

Правильно!
Каждого,
кто
об отдыхе взмолится,
оплюй в его весеннем дне!
Армии подвижников, обреченным добровольцам
от человека пощады нет!

Довольно!

Теперь -
клянусь моей языческой силою! -
дайте
любую
красивую,
юную, -
души не растрачу,
изнасилую
и в сердце насмешку плюну ей!

Око за око!

Севы мести в тысячу крат жни!
В каждое ухо ввой:

вся земля -
каторжник
с наполовину выбритой солнцем головой!

Око за око!

Убьете,
похороните -
выроюсь!
Об камень обточатся зубов ножи еще!
Собакой забьюсь под нары казарм!
Буду,
бешеный,
вгрызаться в ножища,
пахнущие по́том и базаром.

Ночью вско́чите!
Я
звал!
Белым быком возрос над землей:
Муууу!
В ярмо замучена шея-язва,
над язвой смерчи мух.

Лосем обернусь,
в провода
впутаю голову ветвистую
с налитыми кровью глазами.

Да!
Затравленным зверем над миром выстою.

Не уйти человеку!
Молитва у рта, -
лег на плиты просящ и грязен он.
Я возьму
намалюю
на царские врата
на божьем лике Разина.

Солнце! Лучей не кинь!
Сохните, реки, жажду утолить не дав ему, -
чтоб тысячами рождались мои ученики
трубить с площадей анафему!

И когда,
наконец,
на веков верхи́ став,
последний выйдет день им, -
в черных душах убийц и анархистов
зажгусь кровавым видением!

Светает.
Все шире разверзается неба рот.
Ночь
пьет за глотком глоток он.
От окон зарево.

От окон жар течет.
От окон густое солнце льется на спящий город.

Святая месть моя!
Опять
над уличной пылью
ступенями строк ввысь поведи!
До края полное сердце
вылью
в исповеди!

Грядущие люди!
Кто вы?
Вот – я,
весь
боль и ушиб.
Вам завещаю я сад фруктовый
моей великой души.

Отношение к барышне

Этот вечер решал -
не в любовники выйти ль нам? -
темно,
никто не увидит нас.
Я наклонился действительно,
и действительно
я,
наклонясь,
сказал ей,
как добрый родитель:
«Страсти крут обрыв -
будьте добры,
отойдите.
Отойдите,
будьте добры».

Письмо товарищу Кострову из Парижа о сущности любви

Простите
меня,
товарищ Костров,
с присущей
душевной ширью,
что часть
на Париж отпущенных строф
на лирику
я
растранжирю.
Представьте:
входит
красавица в зал,
в меха
и бусы оправленная.
Я
эту красавицу взял
и сказал:
– правильно сказал

или неправильно? -
Я, товарищ, -
из России,
знаменит в своей стране я,
я видал
девиц красивей,
я видал
девиц стройнее.
Девушкам
поэты любы.
Я ж умен
и голосист,
заговариваю зубы -
только
слушать согласись.
Не поймать
меня
на дряни,
на прохожей
паре чувств.
Я ж
навек
любовью ранен -
еле-еле волочусь.
Мне
любовь

не свадьбой мерить:
разлюбила -
уплыла.
Мне, товарищ,
в высшей мере
наплевать
на купола.
Что ж в подробности вдаваться,
шутки бросьте-ка,
мне ж, красавица,
не двадцать, -
тридцать…
с хвостиком.
Любовь
не в том,
чтоб кипеть крутей,
не в том,
что жгут у́гольями,
а в том,
что встает за горами грудей
над
волосами-джунглями.
Любить -
это значит:
в глубь двора
вбежать

и до ночи грачьей,
блестя топором,
рубить дрова,
силой
своей
играючи.
Любить -
это с простынь,
бессонницей рваных,
срываться,
ревнуя к Копернику,
его,
а не мужа Марьи Иванны,
считая
своим
соперником.
Нам
любовь
не рай да кущи,
нам
любовь
гудит про то,
что опять
в работу пущен
сердца
выстывший мотор.

Вы
к Москве
порвали нить.
Годы -
расстояние.
Как бы
вам бы
объяснить
это состояние?
На земле
огней – до неба…
В синем небе
звезд -
до черта.
Если б я
поэтом не́ был,
я бы
стал бы
звездочетом.
Подымает площадь шум,
экипажи движутся,
я хожу,
стишки пишу
в записную книжицу.
Мчат
авто

по улице,
а не свалят на́земь.
Понимают
умницы:
человек -
в экстазе.
Сонм видений
и идей
полон
до крышки.
Тут бы
и у медведей
выросли бы крылышки.
И вот
с какой-то
грошовой столовой,
когда
докипело это,
из зева
до звезд
взвивается слово
золоторожденной кометой.
Распластан
хвост
небесам на треть,
блестит

и горит оперенье его,
чтоб двум влюбленным
на звезды смотреть
из ихней
беседки сиреневой.
Чтоб подымать,
и вести,
и влечь,
которые глазом ослабли.
Чтоб вражьи
головы
спиливать с плеч
хвостатой
сияющей саблей.
Себя
до последнего стука в груди,
как на свиданьи,
простаивая,
прислушиваюсь:
любовь загудит -
человеческая,
простая.
Ураган,
огонь,
вода
подступают в ропоте.

Кто
сумеет
совладать?
Можете?
Попробуйте…

Письмо Татьяне Яковлевой

В поцелуе рук ли,
губ ли,
в дрожи тела
близких мне
красный
цвет
моих республик
тоже
должен
пламенеть.
Я не люблю
парижскую любовь:
любую самочку
шелками разукрасьте,
потягиваясь, задремлю,
сказав -
тубо -
собакам
озверевшей страсти.

Ты одна мне
ростом вровень,
стань же рядом
с бровью брови,
дай
про этот
важный вечер
рассказать
по-человечьи.
Пять часов,
и с этих пор
стих
людей
дремучий бор,
вымер
город заселенный,
слышу лишь
свисточный спор
поездов до Барселоны.
В черном небе
молний поступь,
гром
ругней
в небесной драме, -
не гроза,
а это

просто
ревность
двигает горами.
Глупых слов
не верь сырью,
не пугайся
этой тряски, -
я взнуздаю,
я смирю
чувства
отпрысков дворянских.
Страсти корь
сойдет коростой,
но радость
неиссыхаемая,
буду долго,
буду просто
разговаривать стихами я.
Ревность,
жены,
слезы…
ну их! -
вспухнут веки,
впору Вию.
Я не сам,
а я

ревную
за Советскую Россию.
Видел
на плечах заплаты,
их
чахотка
лижет вздохом.
Что же,
мы не виноваты -
ста мильонам
было плохо.
Мы
теперь
к таким нежны -
спортом
выпрямишь не многих, -
вы и нам
в Москве нужны,
не хватает
длинноногих.
Не тебе,
в снега
и в тиф
шедшей
этими ногами,
здесь

на ласки
выдать их
в ужины
с нефтяниками.
Ты не думай,
щурясь просто
из-под выпрямленных дуг.
Иди сюда,
иди на перекресток
моих больших
и неуклюжих рук.
Не хочешь?
Оставайся и зимуй,
и это
оскорбление
на общий счет нанижем.
Я все равно
тебя
когда-нибудь возьму -
одну
или вдвоем с Парижем.

Любовь

Мир
опять
цветами оброс,
у мира
весенний вид.
И вновь
встает
нерешенный вопрос -
о женщинах
и о любви.
Мы любим парад,
нарядную песню.
Говорим красиво,
выходя на митинг.
Но часто
под этим,
покрытый плесенью,
старенький-старенький бытик.
Поет на собранье:

«Вперед, товарищи…»
А дома,
забыв об арии сольной,
орет на жену,
что щи не в наваре
и что
огурцы
плоховато просолены.
Живет с другой -
киоск в ширину,
бельем -
шантанная дива.
Но тонким чулком
попрекает жену:
– Компрометируешь
пред коллективом. -
То лезут к любой,
была бы с ногами.
Пять баб
переменит
в течение суток.
У нас, мол,
свобода,
а не моногамия.
Долой мещанство
и предрассудок!

С цветка на цветок
молодым стрекозлом
порхает,
летает
и мечется.
Одно ему
в мире
кажется злом -
это
алиментщица.
Он рад умереть,
экономя треть,
три года
судиться рад:
и я, мол, не я,
и она не моя,
и я вообще
кастрат.
А любят,
так будь
монашенкой верной -
тиранит
ревностью
всякий пустяк
и мерит
любовь

на калибр револьверный,
неверной
в затылок
пулю пустя.
Четвертый -
герой десятка сражений,
а так,
что любо-дорого,
бежит
в перепуге
от туфли жениной,
простой туфли Мосторга.
А другой
стрелу любви
иначе метит,
путает
– ребенок этакий -
уловленье
любимой
в романические сети
с повышеньем
подчиненной по тарифной сетке…
По женской линии
тоже вам не райские скинии.
Простенького паренька
подцепила

барынька.
Он работать,
а ее
не удержать никак -
бегает за клёшем
каждого бульварника.
Что ж,
сиди
и в плаче
Нилом нилься.
Ишь! -
Жених!
– Для кого ж я, милые, женился?
Для себя -
или для них? -
У родителей
и дети этакого сорта:
– Что родители?
И мы
не хуже, мол! -
Занимаются
любовью в виде спорта,
не успев
вписаться в комсомол.
И дальше,
к деревне,

быт без движеньица -
живут, как и раньше,
из года в год.
Вот так же
замуж выходят
и женятся,
как покупают
рабочий скот.
Если будет
длиться так
за годом годик,
то,
скажу вам прямо,
не сумеет
разобрать
и брачный кодекс,
где отец и дочь,
который сын и мама.
Я не за семью.
В огне
и в дыме синем
выгори
и этого старья кусок,
где шипели
матери-гусыни
и детей

стерег
отец-гусак!
Нет.
Но мы живем коммуной
плотно,
в общежитиях
грязнеет кожа тел.
Надо
голос
подымать за чистоплотность
отношений наших
и любовных дел.
Не отвиливай -
мол, я не венчан.
Нас
не поп скрепляет тарабарящий.
Надо
обвязать
и жизнь мужчин и женщин
словом,
нас объединяющим:
«Товарищи».

В авто

«Какая очаровательная ночь!»
«Эта,
(указывает на девушку),
что была вчера,
та?»
Выговорили на тротуаре
«поч-
перекинулось на шины
та».
Город вывернулся вдруг.
Пьяный на шляпы полез.
Вывески разинули испуг.
Выплевывали
то «O»,
то «S».
А на горе,
где плакало темно
и город

робкий прилез,
поверилось:
обрюзгло «O»
и гадко покорное «S».

Военно-морская любовь

По морям, играя, носится
с миноносцем миноносица.

Льнет, как будто к меду осочка,
к миноносцу миноносочка.

И конца б не довелось ему,
благодушью миноносьему.

Вдруг прожектор, вздев на нос очки,
впился в спину миноносочки.

Прямо ль, влево ль, вправо ль бросится,
а сбежала миноносица.

Но ударить удалось ему
по ребру по миноносьему.

Плач и вой морями носится:
овдовела миноносица.

И чего это несносен нам
мир в семействе миноносином?

Следующий день

Вбежал.
Запыхался победы гонец:
«Довольно.
К веселью!
К любви!
Грустящих к черту!
Уныньям конец!»
Какой сногсшибательней вид?
Цилиндр на затылок.
Штаны – пила.
Пальмерстон застегнут наглухо.
Глаза -
двум солнцам велю пылать
из глаз
неотразимо наглых.
Афиш подлиннее.
На выси эстрад.
О, сколько блестящего вздора вам!
Есть ли такой, кто орать не рад:

«Маяковский!
Браво!
Маяковский!
Здо-ро-воо!»
Мадам, на минуту!
Что ж, что стара?
Сегодня всем целоваться.
За мной!
Смотрите,
сие – ресторан.
Зал зацвел от оваций.
Лакеи, вин!
Чтобы все сорта.
Что рюмка?
Бочки гора.
Пока не увижу дно,
изо рта
не вырвать блестящий кран…
Домой – писать.
Пока в крови
вино
и мысль тонка.
Да так,
чтоб каждая палочка в «и»
просилась:
«Пусти в канкан!»

Теперь – на Невский.
Где-то
в ногах
толпа – трусящий заяц,
и только
по дамам прокатывается:
«Ах,
какой прекрасный мерзавец!»

Тема любви — традиционная, вечная тема русской литературы. Любовь является источником вдохновения, толкающим поэтов на создание стихотворений, многие из которых стали шедеврами мировой литературы. Каждый из великих поэтов видел в этом великом чувстве что-то своё. Например, для любовь — это восторг перед духовной и физической красотой, это выражение безграничного уважения к женщине, это чистое и светлое чувство, возвышающее и облагораживающее человека. Любовь — трагедия его души. Всеохватывающая любовная страсть приносит боль и страдание поэту. Лирического героя , преклоняющегося перед Прекрасной Дамой, привлекает прежде всего тайна любви, непознанность любовных чувств. Любовь в творчестве Маяковского своеобразна и приобретает нетрадиционное художественное выражение.
Любовь у Маяковского — понятие емкое и многозначное, она для него неизмеримо больше, чем тема, это не отдельная часть его поэзии, а ее суть, сочетающая в себе и личное, и общественное начало, переходящая из одного произведения в другое.
Свою первую поэму (1915) назвал «четырьмя криками» — «Долой вашу любовь», «Долой ваше искусство», «Долой ваш строй», «Долой вашу религию». Первый из них, вероятно, самый сильный и наиболее пронзительный, только после него возникают остальные три. Это крик человека, обезумевшего от боли и ненависти, несправедливости, человека, задыхающегося в страшном, опустошающем его мире.
Лирический герой охвачен громадой чувств, он предъявляет самые высокие требования к любви: вывернуть себя так, «что были сплошные губы», быть «безукоризненно нежным» — «облаком в штанах». Безответная любовь разбивает его сердце, приводит к трагедии украденного счастья. Поэтому внутри него нарастает поток невиданных страстей, разгорается «пожар сердца». Первая мука — ожидание любимой: «жилистая громадина стонет, корчится». Все больше и больше нарастающие гнев, боль, ужас перед тем, что должно свершиться, подводят к первой кульминации — пляске нервов. Внешнее разрешение кульминации («Вошла ты») оказывается исходной точкой нарастания отчаяния и боли, и это напряжение, выливающееся в образы большой эмоциональной силы («Выскочу! Выскочу! Выскочу! Выскочу! Рухнули. / Не выскочишь из сердца»), достигает предела в заключительных строфах первой главы, в последнем крике, рвущемся «в столетия».
Такова тяжесть любви. Любовь-страдание, любовь-мука суждена лирическому герою. Его высокое и прекрасное чувство превращается в боль, отчаяние, горечь и постепенно приобретает характер социальной драмы. Возлюбленная предпочитает поэту другого, у которого есть деньги, и в этом, считает Маяковский, виноват общественный строй.
Моля о любви чистой, не испоганенной никакой корыстью, всю страсть отрицания поэт переносит на буржуазное мироустройство, породившее мерзкую, продажную, грязную любовь. Лирический герой сходит с ума, не находит себе места от того, что в мире, где все продается и покупается, любовь тоже становится предметом купли-продажи, что за чувства все решают деньги. Это самая болевая точка поэмы.
Любовь поэта — это значительно больше, чем круг личных отношений мужчины и женщины, это чувство всеобъемлющее, не замыкающееся в узких рамках одних лишь интимных переживаний («Я для меня мало»), это все, чем живет и дышит человек, поэтому любовная трагедия для Маяковского — всемирная, вселенская катастрофа. Такое максималистское представление о любви звучит и в позднейших произведениях.
Может быть, именно потому, что поэт предъявляет наивысшие требования к любви, что он до крайности эмоционален и полностью отдается любовным чувствам, личная жизнь его очень трагична. Ощущением глубокого трагизма пронизаны все его ранние произведения.
Например, в стихотворении «Лиличка!» (1916) искреннее признание в любви соединяется с криком обиды, боли и отчаяния оскорбленного, непонятого человека.
Настроению лирического героя соответствует окружающая обстановка, в которой ему душно и больно находиться. Кажется, что «дым табачный» не только «воздух выел», но и «выел» атмосферу теплых отношений, любви и взаимопонимания мужчины и женщины. Поэтому комната, где впервые лирический герой, «исступленный», гладил руки своей возлюбленной, становится похожей на ад. Прошла любовь, охладела Лиличка, она может выгнать, «изругав», любящего ее человека. Но от этого он не перестает любить ее. «Нету моря», «нету солнца» лирическому герою без возлюбленной. Он не променял бы любимую «на деньги и славу», даже после того, как она «так поэта измучила». Взгляд ее страшнее всякой пытки и смерти, потому что «душу цветущую любовью выжег». Лирический герой обезумел, одичал от этой любви, которая, как «тяжкая гиря», сдавливает сердце и душу поэта и у которой «и плачем не вымолишь отдых». Но несмотря на все несчастья и страдания, которые жестокая любимая приносит поэту, она по-прежнему дорога ему, он готов всей своей «последней нежностью выстелить» ее «уходящий шаг».
Любовь по Маяковскому — чувство полной самоотдачи. Он не признает половинчатых чувств. «Громада любовь, громада ненависть» — так определяет отношение к жизни его лирический герой в поэме «Люблю» (1922). Это первое произведение Маяковского о любви, в котором слышится радость, господствует ликующее настроение освобождения от страданий, душевной исцеленности, здесь зазвучала тема дружбы, любви и жизни, радостного соединения начал, находившихся прежде в безнадежной вражде.
«Сплошное сердце», бьющееся в стихах Маяковского, переполнено ощущением жизни. Лирический герой спешит любоваться сердцем, насладиться чувством, как «скупой спускается пушкинский рыцарь подвалом своим любоваться и рыться». В «Люблю» Маяковский славит свою «неизменную и верную» любовь, которую не смоют «ни ссоры, ни версты», любовь, которой не угрожает жизнь.
И опять это чувство для поэта намного больше личного счастья. Все время мы чувствуем за любовью к одному человеку, к женщине, любовь к людям. Ибо без общего счастья человечества поэт не представляет личного счастья, настоящей любви.
Поэма «Люблю» — поэтическая автобиография, где в противовес «очерствению сердечной почвы» «между служб, доходов и прочего» поэт клянется: «Люблю неизменно и верно!» Маяковский поднимает любовь на недосягаемую высоту и признает свое закрепощение в любви.
Такой же всесжигающий огонь любви, не знающий пощады, снисхождения, — любви, на которую обречен человек и от которой нет ему спасения, полностью пронизывает поэму «Про это» (1923). В ней Маяковский с особой силой и страстью утверждает о любви, идущей «всей Вселенной», мечтает о подлинной любви, которая стала бы законом и бытом для всех. Слово о любви произносит Маяковский-романтик, о любви, которая не была бы «служанкой замужеств, похоти, хлебов», о любви, которая заполнила бы собой Вселенную, и «чтоб вся на первый крик — / Товарищ! / — оборачивалась земля». Такой представлял, такой хотел видеть любовь Маяковский. В своем большом письме-дневнике, созданном в связи с работой над поэмой «Про это», поэт писал: «Любовь — это жизнь, это главное. От нее разворачиваются стихи и дела…
Любовь — это сердце всего… И если сердце работает, оно не может не проявляться во всем». Поэма «Про это» — завершающий страстный всплеск в любовной поэзии Маяковского. После нее любовная тема надолго исчезла из его поэзии.
Но в последние годы жизни поэт переживает тяжелую любовную драму. У него возникает сильное чувство к женщине, которая оставила родину. Маяковский пишет «Письмо Татьяне Яковлевой» (1928), не предназначая его для печати. Однако это — нечто неизмеримо более широкое, чем личное письмо. Маяковский был охвачен глубоким, искренним чувством, потому что при всех максималистских требованиях к любви ему недоставало простого человеческого счастья, личная жизнь его была крайне необустроена. Татьяна Яковлева стала для Маяковского человеком, который хорошо понимал его, был близок ему духовно. Поэт сам признается: «Ты одна мне ростом вровень». Это стихотворение пронизывает все та же мысль о подлинной любви как источнике жизненной и творческой энергии человека. Маяковский опять и опять настойчиво утверждает могучую силу любви, которая окрыляет настоящего художника, вдохновляет его на творчество. Поэт не может жить без любви, она для него — «радость неиссыхаемая».
Мечтая о настоящей, чистой любви, Маяковский презирает любовь мещанскую. Рядом с его «люблю» — ненависть, обращенная против «нефтяников», против разукрашенных шелками «самочек», против продажной «парижской любви». В последних строчках стихотворения растет уверенность в том, что эту грязную любовь победит мир, который встает за любовью поэта: «Я все равно тебя когда-нибудь возьму — / одну или вдвоем с Парижем».
«Письмо Татьяне Яковлевой» непосредственно перекликается с «Письмом товарищу Кострову о сущности любви» (1928). В нем Маяковский обращается к журналисту Тарасу Кострову, с которым его связывала личная дружба. В этом стихотворении, как и во всей любовной лирике, поэт стремится прежде всего сказать о каких-то важных чертах большого чувства человека. Маяковский подчеркивает, что любовь — это не «прохожая пара чувств», она не определяется внешними красотами («Мне, товарищ, в высшей мере / наплевать на купола») и одной лишь пылкой страстью («Любовь не в том, чтоб кипеть крутей, / не в том, что жгут угольями»), Любовь для поэта — это источник могучего творческого вдохновения, побуждающий человека к кипучей деятельности: «до ночи грачьей, блестя топором, рубить дрова, силой своей играючи». Любовь не дает человеку обессилеть, выдохнуться. Это чувство нельзя осквернять ревностью «к мужу какой-то Марьи Иванны». Ревновать — так к Копернику, ко Вселенной. «Сущность любви» прежде всего в расцвете творческих сил человека, в том, «что опять в работу пущен сердца выстывший мотор». И тогда «из зева до звезд взвивается слово золоторожденной кометой». Это отвечает максималистским требованиям поэта к жизни, к любви. Такими и были его любовные чувства в действительности.
Любовь для Маяковского была всем, он всегда оставался «сплошным сердцем», «навеки раненным любовью», открытым «болям, обидам, бедам» не в меньшей степени, чем высоким и радостным чувствам. Маяковский воспел любовь как великое, исключительное, всепоглощающее чувство, как самое великолепное приобретение человека.