Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Как внешний вид, так и внутреннее обустройство и расположение всякого помещичьего дома настолько существенно зависит от личных вкусов и взглядов, а часто и от материальных средств хозяина, что совершенно невозможно свести такие дома к какому-либо общему, вполне установленному, типу.

Располагая помещичий дом на данной местности, следует обращать существенное внимание на то, чтобы он стоял по возможности красиво и чтобы главный фасад его был обращен, если можно, на восток или юго-восток, чем достигается отсутствие солнца во вторую, более жаркую, половину летнего дня.

Дома, обращенные главным фасадом и террасой на север, получают всегда несколько мрачный характер, но имеют в южном климате преимущество большей прохладности.

Местность должна быть сухая и здоровая, обладающая расположенным неподалеку прудом или рекою, где можно было бы устроить купальню.

Наша справка

*(саж.) Сажень - это старорусская единица измерения расстояния.
В XVII в.основной мерой была казённая сажень, равная 2,16 м, и содержащая три аршина по 16 вершков (72 см).
С 11 октября 1835 года, согласно указанию Николая I "О системе российских мер и весов", длина сажени была приравнена к длине 7 английских футов, то есть ровно к 2,1336 метра.

С введением в 1924 г. в СССР метрической системы мер вышла из употребления.

1 сажень = 7 английских футов = 84 дюйма = 2,1336 метра

1 сажень = 1/500 версты = 3 аршина = 12 пядей = 48 вершков

Итак продолжим:

Всякая более или менее просторная и удобная квартира должна состоять из слёдующих комнат: передней, кабинета, зала, гостиной, столовой, буфетной, спальни, будуара, детских, комнат для прислуги и гостей, кухни и ватерклозета .

Все эти комнаты должны не только обладать достаточною величиной, но и располагаться наиболее удобным образом. Обыкновенно число обитателей дома сравнительно невелико, а потому на необходимый объем комнат часто совершенно не обращают внимания. Но, имея в виду, что кроме постоянных обитателей в доме могут иногда присутствовать гости, всегда следует сообразовать размер таких комнат, как кабинет, зал, гостиная и столовая, именно с этим наибольшим числом вмещаемых ими лиц.

Теоретически необходимый объем комнат в 5 куб. саж. на человека должен строго соблюдаться лишь в спальнях и детских. И остальных же комнатах, в виду случайности переполнения их людьми, этот объем может ограничиваться 2-3 даже 1,5 куб. саж. на человека. Высота комнат не должна быть менее 5 аршин.

В общем, все помещения данной квартиры должны быть расположены так, чтобы было по возможности мало проходных комнат.
Исключение представляет собою зал, а иногда и гостиная. Во всяком случае, необходимо расположить комнаты так, чтобы внутренние жилые покои сообщались между собою, минуя зал и гостиную, чтобы кухня и ватерклозет были хорошо изолированы от остальных комнат и, наконец, чтобы всегда имелись два совершенно самостоятельные выхода, - черный и парадный.

Все эти условия всего лучше достигаются разумным применением центрально расположенной передней, или же устройством центрального коридора.

Рассмотрим последовательно размеры и расположение всех комнат в отдельности.

Передняя комната

Передняя, располагаясь центрально, дает возможность вывести в нее, в небольшой квартире, двери всех прилегающих комнат и уже обязательно из кабинета, зала и кухни. При большом числе комнат передняя развивается в более или менее длинный центральный коридор с выходящими в него дверями. Этим достигается наибольшее число непроходных комнат.

Размер собственно прихожей сообразуется с тем наибольшим числом людей, которому придется оставлять в ней верхнее платье. Можно с достаточною точностью положить, что для избежания толкотни требуется от 0,12 до 0.13 кв. саж. площади пола прихожей на каждого человека.

Считая, что на 1 погонном футе, вешалки с тремя рядами крючков можно расположить платье приблизительно 4-х человек, получим необходимую длину вешалок, и, следовательно, свободных стен прихожей, около которых эти вешалки располагаются.

Если вешалки ставятся поперек, то можно считать, что они требуют для своего свободного размещения еще около 0,02 кв. сажени на человека.

Единственным недостатком центральных прихожих и коридоров является неудобство их освещения, которое может быть достигнуто лишь при помощи выходящих в прихожую стеклянных дверей или специально устроенных окон из соседних комнат.

При благоприятных климатических условиях в верхних этажах хорошую службу для освещения коридоров, и вообще внутренних комнат, могут сослужить стеклянные фонари, сооруженные на кровле.

Кабинет

Кабинет не должен быть менее 3 квадр. сажен. Всего лучше если площадь его плана равняется 6 - 9 кв. саж., при глубине комнаты не свыше 3 саж., что необходимо для достижения хорошего освещения от окон. Использование здесь широких итальянских окон вполне уместно.

Дальнейшее увеличение кабинета является скорее требовавшем роскоши, чем необходимости.

Кабинет должен быть удален от детской или столовой и сообщается дверями с передней и если можно с залом, который в таком случае может иногда играть роль приемной.

Библиотека

Если в связи с кабинетом имеется еще и библиотека, то она получает размер в зависимости от числа вмещаемых ею томов. Так например, при больших библиотеках для 2000-7000 томов можно брать около 0,0025 кв. саж. площади пола библиотеки на 1 том. При дальнейшем увеличены числа томов предыдущая цифра уменьшается почти вдвое.

Во всяком случае библиотека не должна быть менее 4 кв. саж., для того чтобы кроме книжных шкафов в ней можно было поставить посредине стол и необходимую мебель.

Зал, гостиная и будуар

Зал, гостиная и будуар, примыкающей к спальне, располагаются анфиладой, т. е. двери их должны приходиться друг против друга и ближе к наружной стене, но, однако, отстоя от нее на 0,45-0,5 саж., для того, чтобы у окон можно было поставить корзины с цветами.

Анфиладное расположение красиво и удобно в смысле меблировки. Что касается размеров этих комнат, то о них можно сказать следующее.

Зал рассчитывается по числу танцующих пар, полагая на каждую из них 1,5-1,75 кв. саж. пола, включая сюда и мебель. В общем зал не следует делать менее 12-15 кв. саж. (для 20 пар), давая ему глубину в 4 саж.

Гостиная комната

Гостиная получает площадь плана в 6-8 кв. саж., при глубине в 2-2,5 саж., и форма ее плана существенно зависит от способа ее меблировки.

В гостиной, так же как и в кабинете, весьма уместны камины, причем расположением их в углу или у поперечной короткой стены достигается меньшее стеснение комнаты.

Столовая комната

Столовая, как комната, вмещающая в себе иногда сразу значительное число людей, должна получать несколько больший объем (не менее 3 куб. саж. на человека). Размер ее вполне достаточен в 0,4 кв. саж. на человека, при ширине не менее 2 саж.

Если же у стен располагаются какие-либо поставцы или буфеты, то ширина должна быть соответственно увеличена для свободного перемещения вокруг стола прислуги с блюдами.

В очень больших столовых (свыше 25 человек) площадь пола может быть уменьшаема до 0,3-0,2 кв. саж. на каждого человека.

В верхних этажах очень эффектные столовые получаются при освещении их сверху фонарем, что дает большую свободу в их расположении, допуская отсутствие окон. Из зала, гостиной или столовой часто делается выход на террасу, играющую большую роль в летнее время.

Терраса

Терраса должна быть расположена таким образом, чтобы, во-первых, она не находилась все время на солнце, во избежание жары. Поэтому террасу следует располагать на север или северо-восток.

Но полное отсутствие солнца не всегда желательно и потому весьма рекомендуются террасы угловые, обращенные своими двумя фасадами на север и восток.

Для избежания сквозного ветра всего лучше расположить террасу так, чтобы она примыкала боком к глухой стене, или же обе ее боковые стенки сделать в виде стеклянных рам.

Эти последние, будучи снабжены разноцветными или узорчатыми стеклами, придают террасе очень изящный вид. Терраса, служа местопребыванием ее обитателей дома в летнее время, должна быть, обращена в сад, но ни в каком случае не на службы, которые могут не только портить вид, но и загрязнять воздух.

По этой же последней причине никогда не следует располагать окна кухни, в том случае, когда она помещается в подвале, на одной стороне с террасой, во избежание неизбежного кухонного запаха и чада.

Размер террасы в ширину делается в 1,5-2 сажени, длина же определяется внешними условиями. Для того, чтобы терраса не слишком темнила комнаты, выходящие на нее окнами, высота ее не должна быть менее 1,25 саж. Пол террасы настилается, конечно, вровень с полом соответствующего этажа.

Иногда дверь с террасы вводит не прямо в зал, гостиную или столовую, а в поперечный, центральный коридор, в который уже, в свою очередь, выходят двери вышеупомянутых комнат.

Этим достигается то удобство, что в ненастную погоду лица, входящие в дом через террасу в загрязненном платье и обуви, минуют чистые комнаты.

Буфетная комната

В связи со столовой должна находиться буфетная с размером не менее 3 кв. саж., что достаточно для столовой до 25 человек. Для больших столовых буфетная получает размер по 0,1 кв. саж. на 1 человека.

Спальные комнаты

Спальня является комнатою, на устройство которой, с точки зрения гигиены, необходимо обращать серьезное внимание. Так например, объем ее не должен быть менее 5 куб. саж., а площадь плана-2 кв. саж. на человека.

Впрочем, из экономических соображений, часто объем спальни уменьшается до 3 куб. саж. на человека, но это допустимо лишь при хорошей вентиляция.

Ширина спальни достаточна в 1,5-2 саж. отдельно для мальчиков и девочек. Эти комнаты изолируются от других и в особенности от парадных покоев. Объем их тоже не должен быть, если возможно, менее 5 куб. саж. при площади пола в 2, 5-3 кв. саж. на каждого ребенка.

Рекомендуется рассчитывать каждую датскую комнату не более как на двух детей, устраивая, при большем их числе, ряд отдельных комнат. Но, разумеется, далеко не всегда имеется возможность такого, наиболее желательного устройства детских.

Прислугу всегда следует помещать отдельно, и лишь в комнатах грудных детей, где присутствие ее необходимо, приходится соответственно увеличивать кубическое и квадратное содержание помещения.

Для достижения наилучшего освещения и естественной вентиляции детские следует располагать в угловых комнатах.

Для достижения возможно большей чистоты воздуха лучше всего избегать устройства в спальне каких-либо перегородок и ширм, а в особенности из материи.

Впрочем, перегородки из материи в виде занавесок, свободно висящих на кольцах, допустимы, но при непременном условии частого выбивания накопляющейся на них пыли. В связи со спальней находятся будуар, гардеробная и иногда ванна.

Будуар и гардеробная

Будуар должен сообщаться с гостиною и наиболее удобным его размером можно считать 4-6 кв. саж., но, во всяком случае, не менее 3 кв. саж.

Гардеробная определяется в зависимости от шкафов для платья и белья. Всего лучше расположить эту комнату между спальней и детской, для того чтобы изолировать эти комнаты одна от другой, не нарушая между ними непосредственного сообщения дверями. Размер гардеробной в 4 кв. саж. более чем достаточен.

Детские комнаты

Детские комнаты должны быть устраиваемы соответственно этому, их отопление. Окна следует обращать на восток или вообще туда, откуда может быть получено наилучшее освещение, но однако не на юг, во избежание излишней жары. Глубина детских не должна превосходить 2- 3 саж. При этом следует разместить двери так, чтобы оставалось, возможно, больше свободных стен для кроватей и мебели.

В связи с детскими часто устраиваются классные комнаты , рассчитываемые, полагая по 1,25 кв. сажени на каждого человека, включая сюда и учителя. Классною комнатой можно с успехом воспользоваться для изоляции детских от других, соседних, комнат квартиры.

В домах-особняках весьма рационально располагать детские со всеми относящимися к ним помещениями в верхних этажах и мезонинах, наблюдая лишь, чтобы эти комнаты имели надлежащую высоту (не менее 4 арш.) и чтобы лестницы были хорошо устроены и светлы.

Кухня

Кухня получает размер в зависимости от наибольшего числа людей, для которых будет в ней изготовляться кушанье, а также и от нагревательных приборов и приспособлений.

На рис. 1-4-м представлены фасад и планы этажей помещичьего дома с мезонином, подвалом и вышкой.

В подвальном этажи (рис. 2) помещаются следующие комнаты: с-свни, w-коридор, у-людская, ф-кладовая, х-комната для повара или кухарки, ц-кухня, ч-комната лакеев, ш-лестница на первый этаж.

В первом этаже (рис. 3): а-передняя с винтовой лестницей во второй этаж и на вышку, б-кабинета, в-зал, г-гостиная, д-столовая, е-коридор, ж-будуар, з-спальня, з"-гардеробная, г-ватерклозет, м-буфет, е"-лестница в подвальный этаж.

Наконец, во втором этаже (рис. 4) помещаются: детская (л), комната для гувернантки (м), комната для прислуги (н), комната няни (о), ватерклозет (п) и вышка (р). Столовая сообщается с верандою, а зал с террасою -Г, имеющими сходы в сад.

Опыт показывает, что кухня в 4 кв. сажени достаточна для изготовления кушанья для 25 человек. При большем числи (до 50) кухни следует давать размер в 6 кв. саж., и т. д.

При этом надо иметь в виду, что трех конфорочная плита с котлом занимает 0,3-0,35 кв. саж., а русская печь, если таковая имеется 0,3-0, 5 кв. сажени.

В смысле удобства жилого помещения, весьма важное значение имеет надлежащее расположение кухни. Для лучшего надзора и легкости перемещения блюд всего удобнее, если кухня расположена в одном этажи с жилыми комнатами.

На рис. 5-8-м представлены планы этажей, разрез и главный фасад более обширного помещичьего дома.

Размеры показаны в метрах. Дом этот рассчитан на весьма большую семью и имеет, может быть, даже излишне много различных служебных помещений. Характерною особенностью дома является центральный вестибюль с (план 1-го этажа), освещенный сверху стеклянным фонарем, что очень оригинально и красиво.

Единственный недостаток такого расположения заключается в том, что при этом кухонный чад легко распространяется по квартире. В прочем, это неудобство хорошо устраняется устройством в кухни двух дверей, разделенных промежутком около 1 сажени, вследствие чего одна дверь всегда будет затворена при открывании другой.

Обе двери притворяются, конечно, автоматически, пружинами. Получающаяся небольшая комната снабжается сильной вытяжкой и может быть утилизирована для устройства из нее хода в ватерклозет, который, располагаясь, таким образом около кухни, может быть хорошо вентилируем, если воспользоваться для этого теплотой продуктов горения кухонной печи. Самую кухню тоже следует снабдить настолько сильною вытяжкой, чтобы воздух отнюдь не проникал из кухни в квартиру, а, наоборот, вытягивался бы из нее через щели дверей.

Расположение кухни внизу, в подвале, хотя и часто практикуется, но едва ли может быть признано хорошим, в виду необходимости лестницы, делающей неудобными как надзор за кухней, так и перемещение посуды и блюд. Последнее, впрочем, может быть отчасти устранено устройством несложного подъемного приспособления.

Кроме того, при расположении кухни внизу чад проходить в квартиру еще больше, вследствие того, что всегда получается некоторая тяга его вверх через ту трубу, которая образуется в данном случае, клеткою кухонной лестницы. Поэтому при нижних кухнях, вытяжка из них должна быть еще энергичнее, а лестница обязательно сообщается с кухней двойными, автоматически закрывающимися дверями.

Кухни вверху, над квартирой, устраиваются весьма редко, так как хотя таким образом и устраняется неудобство проникновения чада, но зато сообщение с различными службами (погребом, подвалами и т. п.) крайне затруднительно. В смысле внешней отделки, кухня должна быть снабжена такими стенами, полом и мебелью, которые можно было бы легко мыть и чистить.

Стены, конечно, самое лучшее обделывать изразцами, по крайней мере в вид панели, до высоты 0,75-0,85 саж. или же красить светлой масляной краской. В крайнем случае, краска может быть и клеевою, но тогда уже стены придется довольно часто перекрашивать. Пол может быть сделан из лещадок, асфальтовый или же деревянный, некрашеный, для того, чтобы его можно было скоблить и мыть.

В связи с кухней располагаются кладовая (2 кв. саж.), людская и черный ход.

Людская, или комнаты для прислуги

Людская, или комнаты для прислуги, рассчитываются, полагая 2-3 кв. саж. на каждого человека. Очень удачный размер этих комнат получается при площади плана 2 X 3 кв. саж. Около людских весьма полезно устроить небольшую комнату для глажения и отделки белья с размером около 3 кв. саж. В этой комнате делается очаг для утюгов, дымоходом которого можно воспользоваться для вытяжки испорченного воздуха.

В деревенской практике, в особенности в старину, кухня и людская часто устраивались в отдельном флигеле, сообщавшемся, иногда, с домом крытою галереей. Но при всех несомненных достоинствах такого расположения, оно в настоящее время является едва ли особенно желательным, благодаря трудности надзора за всем тем, что делается в людских и кухнях. Кроме того, устройство отдельного служебного флигеля требует затраты места, которое иначе могло бы быть утилизировано для какой-либо иной сельскохозяйственной надобности.

Ватерклозеты

Ватерклозеты следует располагать, во-первых, таким образом, чтобы они были легко доступны из всех жилых комнат, но, однако, не через кухню. Затем они ставятся один над другим, чтобы избежать длинных горизонтальных колен фановых труб (не больше 1,5 саж.), и устраиваются вблизи печей для достижения лучшей вытяжки испорченного воздуха, при возбуждении тяги теплотою продуктов горения.

Шум, происходящей от движения воды в трубах ватерклозета, не должен беспокоить окружающих, а сами трубы проводятся так, чтобы вода в них не могла замерзать в зимнее, холодное время.

Кроме того, ватерклозет должен быть освещение, хотя бы из соседней комнаты, при помощи высоко расположенного окна, снабженного рамой с простыми или матовыми стеклами.

Наименьшим размером ватерклозета в одно очко следует считать 0,35-0,4 кв. сажени, предполагая, что перед сиденьем должно оставаться пространство не менее 0,5 сажени при такой же ширине.

Таковы соображения относительно размеров и расположения комнат в жилых семейных домах. Разумеется, более или менее удачная комбинация всех вышеуказанных условий всецело зависит от опытности и частных, соответствующих всякому данному случаю, соображения строителя.

Поэтому, не пытаясь дать какого-либо строго определенного правила для проектирования жилых строений, мы приведем лишь два примера наиболее удачных планов и фасадов помещичьих домов, из которых первый вполне приспособлен к условиям русской жизни, а второй представляет собою довольно типичный образец немецкого сельского строительства.

Литература. Klasen, Grundrissvorbilder von Gebauden aller Art, I Abtheil. 1896.-Aster,Fami-lienhauser fur Stadt und Land. 1898.-Abel, Das elegante Wohnhaus. 189O.-Wanderley, Die land-lichen Wirthschaftsgebaude, Bd. III.

Укажите все цифры, на месте которых пишется НН?

Цифры укажите в порядке возрастания.

Ситуация на российском рынке начала коре(1)ым образом меняться из-за предложения всё большего числа акций иностра(2)ых фондов, в том числе зарегистрирова(3)ых в офшорных зонах.

Пояснение (см. также Правило ниже).

Приведем верное написание.

Ситуация на российском рынке начала кореННым образом меняться из-за предложения всё большего числа акций иностраННых фондов, в том числе зарегистрироваННых в офшорных зонах.

В этом предложении:

кореННым - прилагательное, образованное от существительного КОРЕНЬ с основой на Н при помощи суффикса Н;

иностраННых - прилагательное, образованное от существительного СТРАНА с основой на Н при помощи суффикса Н;

зарегистрироваННых - полное причастие с приставкой и зависимым словом + причастие на ОВАНН/ЁВАНН.

Ответ: 123.

Ответ: 123

Правило: Написание Н и НН в словах разных частей речи. Задание 15.

ПРАВОПИСАНИЕ -Н-/-НН- В РАЗЛИЧНЫХ ЧАСТЯХ РЕЧИ.

Традиционно является самой сложной темой для учащихся, так как обоснованное написание Н или НН возможно лишь при знании морфологических и словообразовательных законов. Материал "Справки" обобщает и систематизирует все правила темы Н и НН из школьных учебников и даёт дополнительную информацию из справочников В.В. Лопатина и Д.Э Розенталя в том объеме, что необходим для выполнения заданий ЕГЭ.

14.1 Н и НН в отыменных прилагательных (образованных от имён существительных).

14.1.1 Две НН в суффиксах

В суффиксах прилагательных пишется НН, если:

1) прилагательное образовано от существительного с основой на Н при помощи суффикса Н: тумаН+ Н → тумаННый; кармаН+Н → кармаННый, картоН+Н → картоННый

старинный (от стариНа+Н), картинный (от картиНа+Н), глубинный (от глубиНа+Н), диковинный (от диковиНа+Н), недюжинный (от дюжиНа+Н), истинный (от истиНа+Н), барщинный (от барщиНа+Н), общинный (от общиНа+Н), длинный (от длиНа+Н)

Обратите внимание : слово «странный» с точки зрения современного языка не имеет в своём составе суффикса Н и не является родственным к слову «страна». Но исторически объяснить НН можно: человека из чужой страны считали инакомыслящим, чужим, посторонним.

Этимологически объяснить можно и написание слова «подлинный» : подлинной в Древней Руси называлась та правда, которую подсудимый говорил «под длинниками» - особыми длинными палками или кнутами.

2) прилагательное образовано от имени существительного путём добавлением суффикса -ЕНН-, -ОНН: клюквЕННый (клюква), революциОННый (революция), торжествЕННый (торжество).

Исключение: ветрЕНый (но: безветрЕННый).

Обратите внимание:

Встречаются слова-имена прилагательные, в которых Н является частью корня. Эти слова надо запомнить.Они не образовывались от имён существительных:

багряный, зелёный, пряный, пьяный, свиной, рдяный, румяный, юный.

14.1.2. В суффиксах прилагательных пишется Н

В суффиксах прилагательных пишется Н , если:

1) прилагательное имеет суффикс -ИН- (голубИНый, мышИНый, соловьИНый, тигрИНый ). Слов с этим суффиксом зачастую имеет значение «чей»: голубя, мыши, соловья, тигра.

2) прилагательное имеет суффиксы -АН-, -ЯН- (песчАный, кожАНый, овсЯНый, землЯНой ). Слова с этим суффиксом часто имеет значение «сделан из чего»: из песка, из кожи, из овса, из земли.

Исключения: стеклЯННый, оловЯННый, деревЯННый.

14.2. Н и НН в суффиксах слов, образованных от глаголов. Полные формы.

Как известно, от глаголов могут быть образованы и причастия, и имена прилагательные (=отглагольные прилагательные). Правила написания Н и НН в этих словах различны.

14.2.1 НН в суффиксах полных причастий и отглагольных прилагательных

В суффиксах полных причастий и отглагольных прилагательных пишется НН, если соблюдается ХОТЯ БЫ ОДНО из условий:

1) слово образовано от глагола совершенного вида , С ПРИСТАВКОЙ ИЛИ БЕЗ, например:

от глаголов купить, выкупить (что сделать?, совершенный вид): куплЕННый, выкуплЕННый ;

от глаголов бросить, забросить (что сделать?, совершенный вид): брошЕННый-заброшЕННый .

Приставка НЕ не меняет вид причастия и не влияет на написание суффикса. Любая другая приставка делает придаёт слову совершенный вид

2) в слове есть суффиксы -ОВА-, -ЕВА- даже в словах несовершенного вида (маринОВАННый, асфальтирОВАННый, автоматизирОВАННый ).

3) при слове, образованном от глагола, есть зависимое слово, то есть оно образует причастный оборот, например: морожЕННое в холодильнике, варЕННые в бульоне ).

ПРИМЕЧАНИЕ : В случаях, когда полное причастие переходит в конкретном предложении в имя прилагательное, написание не меняется. Например: ВзволноваННый этим сообщением, отец говорил громко и не сдерживал эмоций. Выделенное слово - причастие в причастном обороте, взволнованный чем? этим сообщением . Меняем предложение: Его лицо было взволноваННым , и уже нет причастия, нет оборота, ибо лицо нельзя «взволновать», и это - имя прилагательное. В таких случаях говорят о переходе причастий в прилагательные, но на написание НН данный факт никак не влияет.

Ещё примеры: Девушка была очень организоваННой и воспитаННой . Здесь оба слова - имена прилагательные. Девушку не «образовывали», да и воспитанная она всегда, это постоянные признаки. Изменим предложения: Мы спешили на встречу, организоваННую партнёрами. Мама, воспитаННая в строгости, и нас воспитывала так же строго . А теперь выделенные слова - причастия.

В таких случаях в пояснении к заданию мы пишем: прилагательное, образованное от причастия или прилагательное, перешедшее из причастия.

Исключения: нежданный, негаданный, невиданный, неслыханный, нечаянный, медленный, отчаянный, священный, желанный. .

Обратите внимание на то, что из ряда исключений ушли слова считаНые (минуты), делаНое (равнодушие) . Эти слова пишутся по общему правилу.

Добавляем сюда ещё слова:

кованый, клёваный, жёваный ева/ова входят в состав корня, это не суффиксы, чтобы писать НН. Но при появлении приставок пишутся по общему правилу: изжёваННый, подковаННый, исклёваННый.

раненый пишется одна Н. Сравните: ранЕННый в бою (две Н, потому что появилось зависимое слово); изранЕННый , вид совершенный, есть приставка).

смышлёный определить вид слова сложно.

14.2. 2 Одна Н в отглагольных прилагательных

В суффиксах отглагольных прилагательных пишется Н, если:

слово образовано от глагола несовершенного вида , то есть отвечает на вопрос что с предметом делали? и при слове в предложении нет зависимых слов .

тушЕНое (его тушили) мясо,

стрижЕНые (их стригли) волосы,

варЕНый (его варили) картофель,

ломаНая (её ломали) линия,

морЁНый (его морили) дуб (тёмный в результате специальной обработки),

НО: как только у этих слов- прилагательных появляется зависимое слово, они тут же переходят в разряд причастий и пишутся с двумя Н.

тушЕННое в духовке (его тушили) мясо,

стрижЕННые недавно (их стригли) волосы,

варЕННый на пару (его варили) картофель.

РАЗЛИЧАЙТЕ: у причастий (справа) и у прилагательных (слева) разные значения! Большими буквами выделены ударные гласные.

назвАный брат, назвАная сестра - человек, не состоящий в биологическом родстве с данным человеком, но согласившийся на братские (сестринские) отношения добровольно.- нАзванный мною адрес;

посажЁный отец (исполняющий роль родителя жениха или невесты при свадебном обряде). - посАженный за стол;

придАное (имущество, даваемое невесте её семьёй для жизни в замужестве) - прИданный шикарный вид;

сУженый (так называют жениха, от слова судьба) - сУженная юбка, от слова сУзить, сделать узкой)

ПрощЁное воскресенье (религиозный праздник)- прощЁнный мною;

пИсаная красавица (эпитет, фразеологизм)- пИсанная маслом картина.

14.2.3. Написание Н и НН в сложных прилагательных

В составе сложного слова написание отглагольного прилагательного не меняется :

а) первая часть образована от глаголов несовершенного вида, значит, пишем Н : гладкокрашЕНый (красить), горячекатаНый, домоткаНый, пестроткаНый, златоткаНый (ткать); цельнокроЕНый кроить), златоковаНый (ковать), малоезжЕНый (ездить), малохожЕНый (ходить), малоношЕНый (носить), малосолЁНый (солить), мелкодроблЁНый (дробить), свежегашЁНый (гасить), свежеморожЕНый (морозить) и другие.

б) вторая часть сложного слова образована от приставочного глагола совершенного вида, значит, пишем НН : гладкоо крашЕННый (о красить), свежеза морожЕННый (за морозить) и др.).

Во второй части сложных образований пишется Н, хотя есть приставка ПЕРЕ-: глажеНые-переглажеНые, латаНые-перелатаНые, ношеНый-переношеНый, стираНое-перестираНое, стреляНый-перестреляНый, штопаНое-перештопаНое.

Таким образом, выполнять задания можно по алгоритму:

14.3. Н и НН в кратких прилагательных и кратких причастиях

И причастия, и прилагательные имеют не только полные, но и краткие формы.

Правило: В кратких причастиях всегда пишется одна Н.

Правило: В кратких прилагательных пишется столько же Н, сколько в полной форме.

Но, чтобы применить правила, нужно различать прилагательные и причастия.

РАЗЛИЧАЙТЕ краткие прилагательные и причастия:

1) по вопросу : краткие прилагательные - каков? какова? каковы? каково? каковы?, краткие причастие - что сделан? что сделана? что сделано? что сделаны?

2) по значению (краткое причастие имеет отношение к действию, можно заменить глаголом; краткое прилагательное даёт характеристику определяемому слову, о действии не сообщает);

3) по наличию зависимого слова (краткие прилагательные не имеют и не могут иметь, краткие причастия имеют).

Краткие причастия	Краткие прилагательные
написан (рассказ) м. род; что сделан? кем?	мальчик образован (каков?) -от полной формы образованный (какой?)
написана (книга) ж.род; что сделана? кем?	девочка образованна (какова?)-от полной формы образованная (какая?)
написано (сочинение) ср.род; что сделано?кем?	дитя образованно (каково?) -от полной формы образованное (какое?)
работы написаны, мн. число; что сделаны? кем?	дети образованны (каковы?) -от полной формы образованные (какие?)

14.4. Одна или две Н могут писаться и в наречиях.

В наречиях на -О/-Е пишется столько же Н, сколько их в исходном слове , например: спокойно с одной Н, так как в прилагательном спокойНый суфффикс Н; медленно с НН, так как в прилагательном медлЕННый НН; увлечённо с НН, так как в причастии увлечЁННый НН.

При кажущейся несложности этого правила существует проблема разграничения наречий, кратких причастий и кратких прилагательных. К примеру, в слове сосредоточе(Н, НН)о невозможно выбрать то или иное написание БЕЗ знания того, чем это слово является в предложении или словосочетании.

РАЗЛИЧАЙТЕ краткие прилагательные, краткие причастия и наречия.

1) по вопросу : краткие прилагательные - каков? какова? каковы? каково? каковы?, краткие причастие - что сделан? что сделана? что сделано? что сделаны? наречия: как?

2) по значению (краткое причастие имеет отношение к действию, можно заменить глаголом; краткое прилагательное даёт характеристику определяемому слову, о действии не сообщает); наречие обозначает признак действия, как оно происходит)

3) по роли в предложении: (краткие прилагательные и краткие причастия зачастую являются сказуемыми, наречие же

относится к глаголу и является обстоятельством)

14.5. Н и НН в именах существительных

1.В существительных (как и в кратких прилагательных и наречиях) пишется столько же Н, сколько в прилагательных (причастиях), от которых они образованы:

НН	Н
пленник (пленный)	нефтяник (нефтяной)
образованность (образованный)	гостиница (гостиный)
изгнанник (изгнанный)	ветреник (ветреный)
лиственница (лиственный)	путаница (путаный)
воспитанник (воспитанный)	пряность (пряный)
гуманность (гуманный)	песчаник (песчаный)
возвышенность (возвышенный)	копчёность (копчёный)
уравновешенность (уравновешенный)	вкусное мороженое (мороженый)
преданность (преданный)	торфяник (торфяной)

От имён прилагательных образованы и слова

родственн/ик от родственный, сторонн/ик от сторонний, единомышленн/ик от единомышленный, (злоумышленн/ик, соумышленн/ик),ставленн/ик от ставленный, утопленн/ик от утопленный, численн/ик от численный, соотечественн/ик от соотечественный) и многие другие.

2. Существительные могут также образовываться от глаголов и других имён существительных.

Пишется НН, одна Н входит в корень, а другая в суффикс.	Н*
мошен/ник (от мошна, что значило сумка, кошелёк)	труж/еник (от трудиться)
дружин/ник (от дружина)	муч/еник (от мучить)
малин/ник (малина)	пудр/еница (от пудрить)
именин/ник (именины)	рож/еница (родить)
измен/ник (измена)	своя́ч/е/ниц/а
племян/ник	вар/еник (варить)
беспридан/ница	НО: приданое (от придать)
бессон/ница	уч/е/ник
осин/ник	бессребр/еник
звон/ница	сребре/ник

Примечание к таблице : *Слова, которые пишутся с Н и при этом не образованы от прилагательных (причастий) в русском языке единичны.Их нужно выучить наизусть.

Пишется НН и в словах путешеств/енник (от путешествовать), предшеств/енник (предшествовать)

Д. Н. Мамин-Сибиряк

Из уральской старины

[*] - Действие нашего рассказа относится к жизни Зауралья лет пятьдесят назад. (Прим. Д. Н. Мамина-Сибиряка.) Ободранная комната, почти без мебели, была залита ярким солнечным светом, который бродил колебавшимися золотыми пятнами по закопченному потолку, по крашенным зеленым купоросом стенам, по заплеванному полу; в раскрытое окно гляделась своей мягкой зеленью липа, где-то слабо посвистывала крошечная серая птичка, с улицы так и тянуло июльским зноем, какой бывает только на Урале. Комната выходила двумя окнами на широкий мощеный двор громадного господского дома, а одним в сад; у одной стены на полу валялась овчинная шуба, заменявшая постель, между окнами стоял некрашеный деревянный стол, около него два топорной работы стула, на стене висело плохое тульское ружье, рядом какая-то мудреная черкесская амуниция, -- и только. Пахло водкой, луком и еще чем-то таким, чем пахнет только в кабаках. У стола, с гитарой в руках, согнувшись, сидел смуглый, черноволосый, чахоточный человек неопределенных лет; он был в грязной ситцевой рубашке и заношенных плисовых шарова-рах, заправленных в сапоги. Время от времени жилистая и костлявая рука машинально брала несколько аккордов на гитаре, но сам игрок оставался в том же положении: смуглое лицо было неподвижно, темные большие глаза смотрели на одну точку. Он точно застыл в одной позе и не смел шевельнуться. -- Плохо, Яша,-- проговорил он наконец и машинально потянулся рукой к пустой бутылке из-под водки, которая стоя-ла на столе рядом с недопитой рюмкой.-- Ежели теперь... По смуглому лицу со впалыми щеками мелькнула тень, густые брови нахмурились, даже на тонкой шее напружились толстые синие жилы; все внимание Яши сосредоточилось на гитарном грифе. Через несколько минут на лбу выступили капли холодного пота, а губы сложились в кривую, неприятную улыбку: Яша увидел его... Да, это был он, старый знакомый, маленький, черненький, с собачьей мордочкой и утиными лап-ками вместо ног. Он оскалил свои мелкие зубы, оседлал гриф и показал Яше длинный красный язык. -- Ага, так ты вот как...-- прохрипел Яша и сделал рукой такое движение, как будто хотел поймать муху, но проворный чертик увернулся от него с большой ловкостью и выглядывал уже из отверстия гитары. -- Нет, постой, брат, теперь не уйдешь от меня... попался, голубчик!.. Яша судорожно закрыл обеими ладонями круглое отвер-стие гитары, но чертик, как акробат, пробежал по одной стру-не до колков, выдернул один из них и нырнул в дырочку, толь-ко мелькнули в воздухе тонкие, как проволока, ножки, длинный мышиный хвост; но через минуту чертик показал свою морду из отверстия, где был колок, и проворно намотал струну себе на шею, -- как есть колок... У Яши мороз пошел по коже со страху, но он в отчаянии схватил рукой за ноги чертика и давай их закручивать; струна быстро навилась вокруг чертовой шеи, и собачья голова налилась кровью, длинный красный язык повис, и черные глазки совсем выкатились из орбит. -- Ага... вот когда ты мне попался, подлец! -- кричал Яша, продолжая закручивать чертика. Но в тот самый момент, когда черт уже совсем задыхался, струна вдруг лопнула, черт вырвался, кувыркнулся в воздухе и шлепнулся прямо на пол, где, как капля ртути, расшибся на тысячи мелких крупинок, и каждая крупинка оказалась новым чертиком. Маленькие, безобразные, некоторые еще с розовыми лапками, как у мышеяят, чертики забегали по полу, как вы-тряхнутые из мешка тараканы, и Яша бросился их топтать обе-ими ногами, причем выделывал чудеса акробатической лов-кости. -- Вот я вас, подлецов! -- орал Яша, бегая по комнате с гитарой в руках.-- Мучить меня... душу тянуть... ха-ха!.. В самый разгар этой сумасшедшей сцены двери комнаты растворились и в них показалась стройная женская фигура. Это была девушка лет девятнадцати, белокурая, голубоглазая, с тонким носом и полным овалом лица; она была в одной крахмальной юбке, а плечи были закутаны пестрой, заношенной турецкой шалью. Сначала она смотрела на прыжки Яши с улыбкой, но потом лицо подернулось легкой тенью; что-то такое грустное и печальное засветилось в больших глазах, а губы сложились в горькую улыбку. -- Яша, ты что это? -- тихонько окликнула она бесновавшегося.-- Перестань, голубчик... никого тут нет, никаких чертиков. -- А это... а это?..-- метался Яша по комнате, гоняясь за призраками своего расстроенного беспросыпным пьянством мозга.-- Вон их сколько, подлецов, насыпано на полу... везде! Девушка спокойно взяла пьяницу за худые плечи и, как ребенка, посадила на стул к столу; нервное напряжение Яши сменилось вдруг страшной слабостью: он весь как-то распустился и даже закрыл глаза. Только высоко поднималась и падала чахоточная грудь да все тело вздрагивало тяжелой судорогой; лицо было облито потом, редкие темные волосы прилипли на лбу и на висках тонкими прядями. -- Яша, очнись... Что ты, голубчик? -- тихо говорила девушка, напрасно отыскивая глазами воду. Она торопливо вышла и вернулась через несколько минут с большим графином холодной воды, которую и начала лить Яше прямо на голову; тот вздрагивал, отмахивался руками, причитал что-то своим хриплым тенором и только чувствовал, точно с него сдирают кожу. Это была ужасная минута, слишком хорошо известная всем записным пьяницам. -- Ну, теперь лучше? -- спокойно спрашивала девушка, кончив свою жестокую операцию. Яша с трудам открыл мутные глаза, посмотрел прямо в голубые глаза девушки и засмеялся. -- Узнал? -- спросила она. -- Чертики... вен... вон!.. -- закричал Яша, вскакивая с места и тыкая пальцем прямо в глаз девушке; в них опять прыгали знакомые черные фигурки, переплетались, как черви, и высовывали красные языки. -- Дурак! -- обругала девушка сумасшедшего, а потом достала из кармана пузырек с нашатырным спиртом, отсчитала в рюмку несколько капель, налила воды и подала неподвижно сидевшему Яше.-- На, выпей... -- Водка? -- Да, водка... Яша дрожащей рукой схватился за рюмку и опрокинул ее в рот; он даже не почувствовал, что такое выпил, а только тяжело вздохнул. Девушка подняла валявшуюся на полу гитару, настроила оборванную струну и села с гитарой на раскрытое в сад окно. Взяв несколько аккордов, она заиграла какую-то заунывную немецкую песню, ловко и отчетливо перебирая струны своими тонкими белыми пальцами. Потом немецкая песня перешла в разудалую цыганскую "Настасью"; девушка, отбросив белокурые волосы, падавшие на лоб, вполголоса за: пела: Ты, Настасья, Ты, Настасья, Отворяй-ка ворота - Звуки музыки и пение заставили Яшу открыть глаза и поднять голову; он пришел в себя и долго смотрел то на свою комнату, то на сидевшую на окне девушку. -- Мантилья Карловна, это вы-с? -- как-то нерешительно и конфузливо заговорил он, ощупывая свою мокрую голову. -- Я, Яша, а ты тут чего колобродишь? И не совестно тебе?.. а? Посмотри, какой у тебя голос... -- Голубушка, Мантилья Карловна, больше не буду, -- зашептал Яша и бросился в ноги девушке.-- Простите вы меня, дурака! Он припал мокрой головой к ее юбкам и опять зашептал что-то такое совсем бессвязное. -- Я к тебе за делом пришла... ах, отойди, пожалуйста! -- брезгливо проговорила Матильда Карловна, подбирая юбки под себя. -- Грязный весь... -- Ручку... ручку пожалуйте, а то не уйду! -- повторял Яша с упрямством протрезвляющегося человека. -- Хорошо, на... Яша припал к протянутой белой руке и долго целовал все пальчики по порядку, эти удивительно красивые пальцы с розовыми ногтями и просвечивавшей, точно атласной кожей. -- Да как вы сюда-то попали?., а? -- удивлялся Яша, не выпуская маленькой теплой ручки. -- Дело есть, Яша... Гуляла по саду и зашла проведать тебя. Ах, да, а где Ремянников? -- спросила она серьезным тоном и, прищурив глаза, пытливо посмотрела прямо в глаза Яше, который все еще стоял перед ней на коленях. -- Где Федька? Да он все время здесь был... мы вместе пили, а потом уж я не помню... -- Врешь, подлец! -- крикнула Матильда, и ее лицо покрылось розовыми пятнами. -- Ты меня обманываешь... -- Ей-богу, вот сейчас провалиться, не вру... вместе пили, а потом все он ко мне приставал. -- Кто он? -- Известно, кто: черненький этот... -- Да ты не заговаривай зубов-то, Яшка! -- вспылила девушка и топнула ногой.-- Не хочешь говорить правды, так я тебе сама скажу, где теперь Ремянников: он в Ключиках... -- У попа Андрона? -- Да у попа Андрона... -- Что же? Может быть, и там... Да, действительно там... Вспомнил. Он еще третьего дня собирался туда... Девушка все время смотрела на Яшу пристальным взглядом и с величайшим трудом сдерживала кипевшее в ее груди негодование: она с таким удовольствием впилась бы своими белыми пальцами вот в эту самую пьяную рожу, если бы она не была ей нужна, нужна сейчас же... Но Матильда пересилила себя и постаралась улыбнуться своей ласковой, чудной улыбкой, как умела смеяться в этом доме только она одна. -- Вот что, Яша, я тебя, знаешь, всегда любила, -- заговорила девушка с деланной ласковостью.-- И ты должен исполнить для меня одно маленькое поручение... Исполнишь? -- А водки дашь? -- грубо спросил Яша, прищуривая свои черные глаза. -- И водки дам и денег... сделаешь? -- Все сделаю, Мантилья Карловна. -- Отлично.. Только водки я тебе дам потом, а теперь всего одну рюмочку. Яша тяжело вздохнул и вперед согласился на все, только одну бы рюмочку... У него голова была тяжелее пудовой гири. Матильда сходила за водкой и подала Яше рюмочку из собственных рук; в водку опять было примешано несколько капель нашатырного спирта, но Яша ничего не заметил, а только поморщился. -- Мы до вечера пробудем здесь, а вечером отправимся,-- говорила Матильда, опять усаживаясь с гитарой на окно. -- Куда? -- Уж это мое дело. -- А Евграф Павлыч?.. Надо спроситься. Матильда посмотрела на Яшу улыбающимся взглядом и только засмеялась.. -- В самом деле, как же с Евграфом Павлычем? -- допрашивал Яша, напрасно стараясь сохранить равновесие.-- Ведь он, ежели узнает, живого не оставит... А вдруг спросит? -- Этакой ты дурак, Яшка; уж если я сказала, что не спросит, -- значит, не спросит... Понял? -- Ага... Узелок будет развязывать? Ха-ха... -- Чему ты смеешься, дурак? -- Да так... Это Матрешкина очередь подошла?.. А славная была девка... ну, да девичье дело: всем один конец!

Скоро громадный тенистый сад при кургатском господском доме огласился целым рядом самых отчаянных цыганских песен, которые распевала Матильда Карловна под треньканье Яшиной гитары. Яша теперь сидел с гитарой на окне и выделывал разные музыкальные коленца с цыганскими ухватками: брал аккорды с перебоем и с дробью, обрывал мотив, щелкал по гитаре пальцами, притопывал в такт ногами и время от времени, когда Матильда Карловна отвертывалась, быстро ловил чертика, который опять начал выглядывать из-за гитарного грифа: нет-нет да и покажет то язык, то хвост, то свою поганую лапу. -- Ну, каково я сегодня пою, Яша? -- спрашивала Матильда Карловна, с тяжелым вздохом опускаясь на стул. -- Походит на цыганское? -- Похоже-с, но еще не совсем-с... дрожи настоящей нету и раскату. Вот "Сени" взять... Сначала тихо идет, а потом и начнет забирать, и начнет забирать... вот этак. Яша вскочил с своего места и принялся показывать, как следует выделывать настоящую цыганскую дрожь: распустил руки, закинул немного голову набок, как пристяжная лошадь, и расслабленно перебирал ногами, отбивая носками и пятками. Матильда Карловна, сбросив шаль, в одной юбке и спускавшейся с плеч рубашке принялась выделывать за Яшей все коленца, поводила белыми руками, закидывала назад голову вздрагивала голыми плечами. -- Вот этим плечиком надо чуть-чуть вперед, -- учил Яша, великий артист своего дела,-- а потом руки совсем распустить... вот так. И чтобы лопатки сходились на спине, когда идет первый размах. Учитель без всякой церемонии хватал Матильду Карловну за голые руки и плечи, выправлял ей лопатки, ставил ноги как следует и совсем не замечал соблазнительной наготы цветущего женского тела, едва прикрытого сползавшей с плеч расшитой тонкой рубашкой. -- Ну, теперь шаль через плечо и начинай, -- командовал Яша, схватывая гитару.-- Сначала тихо руками разводить, а уж потом, как я гряну: "выходила молода"... ну, тогда одними носками взять, вытянуться и сейчас плечиком вперед, а шаль распустить. Яша заиграл "Сени" с цыганским растягиванием второго куплета, а Матильда Карловна пошла на него из противоположного конца комнаты, опустив глаза. Треньканье гитары, хриплый голос подпевавшего Яши, дикие вскрикивания Матильды Карловны, когда она в самых бешеных местах песни взмахивала руками и откидывалась назад, -- все это перемешалось в невыразимый гвалт и неслось по саду дикой, невозможной нотой. -- Наша-то ведьма расходилась,-- шептала дворня кургатского господского дома.-- Барин почивают, никто дохнуть не смеет в даме, а эта ведьма вон какой содом подняла... Ишь, как ее ущемило, окаянную! Но пение и пляска скоро кончились, и Матильда Карловна, накинув на голову турецкую шаль, усталой, ленивой походкой отправилась через сад в свой флигель, где под ее надзором процветала господская девичья. Чтобы Яша не напился до вечера, Матильда Карловна послала к нему сторожем старика садовника, который нередко исполнял эту обязанность. В Кургатском заводе был отличный вековой сад, оставшийся от прежних дремучих лесов Южного Урала: сосны, березы, липы росли в самом художественном беспорядке; аллеи заменялись узкими тропинками и лужайками, где топорщились кусты черемухи и рябины. Лесные просветы чередовались с настоящей зеленой гущей, вересковыми зарослями и лесной чащей. Сад тянулся на целых полверсты по берегу пруда; снаружи его охранял высокий и крепкий забор, усаженный гвоздями. От флигелька, где проживал Яша с Ремяиниковым, Матильда Карловна по извилистой лесной тропочке направилась прямо к своей девичьей, в глубину сада; на первых же шагах ее охватила лесная прохлада, напоенная ароматом травы, и девушка только теперь вздохнула всей грудью. А кругом было так хорошо: над головой шумели вершины высоких сосен, пахло свежей смолой, где-то беззаботно и весело переговаривались две птички, рассеянный солнечный свет падал сверху широкими полосами переливавшейся золотой пыли. Усыпанная хвоей дорожка из бора вывела в густой липняк, где пряталась новая тесовая крыша с узорчатой раскрашенной вышкой; это и была девичья, выстроенная настоящим русским теремом, с широкими сенями, крытыми переходами, маленькими, теплыми комнатами, кафельными печами и резными узенькими окошечками с узорчатым железным переплетом. На вышке была голубятня. Вообще теремок выглядел таким чудным, мирным гнездышком, о каких рассказывают только в сказках. Но как было теперь тяжело Матильде Карловне возвращаться в свои владения! Точно она шла в тюрьму. Она думала о том, как она вечером поедет с Яшей в Ключики, и это была единственная мысль, которая владела ею с самого утра. -- Уж скорее бы вечер, -- проговорила девушка, поглядев из-под руки на высокое солнце. Она задумчиво подошла к самому терему и машинально дернула за шелковый шнурок от звонка; калитка распахнулась сама собой, открыв лестницу на крыльцо с крашеными пуза-тыми колонками и деревянной широкой резьбой на карнизах. Навстречу показалась темная, сгорбленная фигура старой девки Анфисы, которая была помощницей и правой рукой Матильды Карловны по довольно сложному управлению господской девичьей. -- Ну? -- коротко спросила Матильда Карловна, останавливаясь в сенях. -- Ничего-с,-- тонким голоском ответила горбунья, показывая свои белые зубы. -- Только уж не послать ли Дашу вместо Матреши... очень уж убивается. -- Вот еще глупости!.. Кажется, я сказала, что очередь Матрешки... так и будет. Матильда Карловна обошла ряд низеньких уютных комнат, походивших обстановкой на кельи, и внимательно смотрела на работы своих воспитанниц; перед ней почтительно вставали красивые девушки в сарафанах и показывали разное девичье рукоделье. Всех девушек было двенадцать, и они занимали комнаты по двое; чистота была кругом настоящая монастырская и только не пахло ладаном. Последней комнатой в этом осмотре была та, где вместе жили Матреша и Даша, русоволосые, румяные девушки, быв-шие "на очереди", как говорили в девичьей. Матреша была высокая, видная девушка с тяжелой косой и ласковыми карими глазами, которые теперь были красны от слез; Даша смотрела на "Мантилью" своими черными глазками самым вызывающим образом; она была ниже Матреши и с явным расположением к толщине. -- Это что за новости? -- резко крикнула Матильда и со всего размаха ударила Матрешу по лицу.-- Сегодня твоя очередь прислуживать барину... Вот Анфиса проводит. -- Пошлите лучше меня, Матильда Карловна,-- заговорила смелая и разбитная Даша.-- Я уж постараюсь для вас угодить барину, а Матреша вон какая нюня; -- Не твое дело! -- обрезала немка и, обратившись к Анфисе, прибавила: -- На три дня на хлеб и на воду, а если будет болтать, я сама ее высеку. -- Не больно испугались... секи, -- ворчала Даша вслед уходившей немке, которую в девичьей ненавидели и называли змеей. -- Ишь, расходилась змеиная кровь! Матильда Карловна прошла в свою комнату и ничком упала на низкую резную кровать красного дерева; она не плакала, не жаловалась, а только закусила подушку зубами, как человек, которому делают невыносимо тяжелую операцию. Анфиса всегда сопровождала свою повелительницу, как тень, и теперь стояла около кровати с видом дрессированной собаки; она ловила каждое движение этого судорожного, корчившегося молодого тела и старалась угадать по этим корчам действительный строй мыслей -- Матильда Карловна, голубушка, зачем вы так убиваетесь? -- шептала горбунья, дотрагиваясь своей большой лягушечьей рукой до плеча немки. -- Ничего, все уладим. Немка ничего не отвечала, а только глубже зарылась головой в подушки. Комната "самой" в девичьей была устроена с замечательной роскошью: стены были обиты пестрыми бухарскими коврами, потолок расписан масляными красками, на полу красовался настоящий персидский ковер, весело теперь игравший на солнце своими вычурными узорами и линялыми красками; обитый голубым бархатом диванчик, такие же стулья, туалет из красного дерева, покрытый кружевным пологом, две стеклянных горки -- одна с серебром, другая с фарфором, несколько хороших картин масляными красками,-- все голые красавицы во вкусе "доброго старого времени", в заученных академических позах, с банальными улыбками на губах и с расплывшимися формами а lа Рубенс; шелковые голубые драпировки на окнах и на дверях, такое же одеяло и великолепный полог над кроватью -- все это, взятое вместе, делало комнату "самой" похожей на кондитерскую бомбоньерку. Здесь всегда пахло какими-то тяжелыми духами, вроде бобровой струи или мускуса, и царствовал таинственный полумрак, -- окна всегда были заслонены цветами, которые Матильда Карловна любила до страсти; солнечный свет пробивался только между занавесками и ложился веселыми золотыми узорами по коврам, на мебели, на широких лапистых листьях тропической зелени. Сам барин частенько захаживал сюда выпить маленькую чашку кофе, который Матильда Карловна готовила для него своими розовыми руками. Анфиса в своем темном платье и в темном платочке на голове являлась полной противоположностью с красотой остальных обитательниц девичьей, точно для того только, чтобы своим безобразием еще резче вытенить расцветавшую в этих стенах юную красоту. Лицо у Анфисы, как у всех уродцев, было очень подвижное и злое, с живыми темными глазками и злыми тонкими губами; заостренный горбатый нос придавал ему птичье выражение, особенно когда девушка смеялась, показывая два ряда ослепительно белых зубов. Короткие ноги с широкими ступнями, как у утки, несоразмерно длинные руки с широкими кистями делали горбунью похожей на обезьяну, особенно когда она начинала сердиться, что проявлялось в резких, порывистых движениях. -- Перестаньте, барышня, -- шептала низким контральтовым голосом Анфиса, осторожно поправляя рассыпавшиеся бе-локурые волосы лежавшей неподвижно н?мки.-- Этим беды не изжить. Разве он может вас понимать? -- Вот что, Анфиса,-- заговорила Матильда Карловна, приподнимаясь с постели.-- Ремянников теперь в Ключиках, у попа Андроника... Ты знаешь поповскую дочь Марину? Ты ведь все на свете знаешь. -- Как же видала, барышня... Ничего, так, толстая, рыжая девка, и больше ничего. И сам поп рыжий, и Марина рыжая. -- Она красивее меня, Анфиса? -- Что вы, барышня?! -- пришла в ужас горбунья.-- Да разве можно так говорить? Вы заправская барышня, а та мужичка, вроде как наша Дашка... Только и хорошего в ней, что из себя толстая, как сальная свеча. -- Нет, ты меня обманываешь,-- задумчиво говорила Матильда Карловна, надевая расшитую батистовую кофточку.-- Чем же она понравилась Феде, если некрасивая? -- Ах, барышня, барышня... Да ведь все эти мужчинишки на одну колодку: им бы только новенькая девка была да глаза на них пялила,-- вот и все... Поп-то Андрон голубятник: бегает по крыше с шестом за голубями, а рыжая Маришка с гостями хороводится. Известная музыка-то... А только поп Андрон хоть и прост, а как Федька попадет ему в лапы, костей не соберет. Посильнее Федьки будет поп-то, даром что старик... -- Да? -- Уж беспременно... Как медведь поп-от: пожалуй, и башку отвернет под сердитую руку. Матильда задумалась и долго ходила по комнате, что-то соображая про себя; лицо у ней было нахмурено и бледно, губы сжаты, грудь поднималась тяжелой волной. Анфиса следила за ней улыбавшимися хитрыми глазами и в душе была счастлива: чужие страдания ей всегда доставляли величайшее наслаждение, особенно страдания женщин, которые имели несчастье быть красивее горбуньи. "Так и надо, так и надо! -- повторяла она про себя, наслаждаясь чужим горем.-- Вот вам, красивым-то, воем так нужно... Не сладко, видно, миленькая Матильда Карловна?" -- Послушай, Анфиса, -- заговорила Матильда, останавливаясь перед горбуньей.-- Я была сейчас у Яшки-Херувима... Он до чертиков допился, ну, да я его нашатырным спиртом вытрезвила, ничего, продыбается. Вечером-то я хотела сама ехать с ним в Ключики... Понимаешь? Ну, а теперь нельзя из-за этой твари Матрешки: все дело испортит, ежели оставить ее одну с Евграфом Павлычем -- Ничего, сократим... Не таких ломали; с жиру девка бесится. -- А как меня хватится?.. Беда будет... Так вот я и придумала: поезжай уж ты с Яшкой, а я здесь останусь. Отправлю вас с кучером Гунькой на паре гнедых, которых из Барабы привели,-- в час двадцать-то верст промчат,-- а вы остановитесь не у попа... Нет, все равно, к попу прямо на двор; ты останешь-ся в повозке, спрячешься, а Яшка пусть идет к попу. Поняла? - Бараба -- Барабинская степь -- низменность в южной части Западной Сибири. -- Ну, барышня, как не понять... что вы! -- Ты только смотри за Яшкой в оба, чтобы не натренькался прежде дела... Если Федя у попа, выжди, пока он с поповной где-нибудь свиданье устроит; уж наверно у них сегодня будет свиданье, сердце у меня чует. Горбунья улыбнулась одними глазами и только мотнула своей птичьей головой,-- дескать, известное это дело. -- А когда Федя будет на свиданье, Яшка и пусть шепнет попу такое словечко про дочь... Одного-то Яшку нельзя отпустить: или проболтается, или напьется прежде времени, а когда будет знать, что ты следишь за ним, он устроит. Ведь Яшка сильно тебя боится. -- Чего ему меня бояться? Я не медведь,-- надулась горбунья, питавшая к Яше-Херувиму нежные чувства; она постоянно была в кого-нибудь влюблена и разыгрывала бесконечные романы самого фантастического характера, воображая себя красавицей. -- Да, я и забыла, что ты влюблена в него,-- засмеялась Матильда Карловна. -- Значит, вам веселее будет ехать вдвоем. Горбунья промолчала, потому что не умела прощать даже самых невинных шуток, задевавших ее сердечные дела, но, за-нятая своими соображениями, немка не желала ничего замечать, а только прибавила не допускающим возражений тоном, каким распоряжалась обыкновенно в девичьей: -- Ну, так решено: под вечер я тебя отправлю с Яшей, а сама останусь дежурить здесь. -- Может, Евграф-то Павлыч не захочет еще глядеть на Матрешку,-- ядовито заметила горбунья. -- Он что-то давненько не бывал у вас... соскучился, поди! -- Молчать, змея подколодная! -- крикнула Матильда Карловна, вспыхнув до ушей.-- Очень мне нужно возиться с ним! Будет уж, надоел... Пусть свои узелки развязывает... Разве не стало девок? Вон их целы двенадцать... А ты со мной не разговаривать, когда не спрашивают! Слышала? А то я тебе завяжу рот, насидишься вместе с Дашкой... Горбунья сделала свое обычное смиренное лицо и принялась просить прощения фальшивым голосом.

Летнее горячее солнце начало клониться к западу. В кургатском господском саду вдруг захолодело, потянули длинные тени от деревьев, пахнуло откуда-то сыростью, последние птицы лениво перекликались где-то в самых вершинах развесистых столетних берез. Господский дом был все еще залит ярким светом, который слепил глаза, отражаясь от ярко выбеленных известкой стен; это было громадное здание с толстыми, чуть не крепостными стенами, глядевшими кругом узкими, длинными окнами, походившими на крепостные амбразуры. Перед домом расстилалась небольшая, неправильной формы площадь, упиравшаяся одним краем в фабрику, а другим -- в сад и берег пруда. Очевидно, дом был построен очень давно, как строили только в старину. Входа с улицы в дом не было, а сначала нужно было войти в каменные низкие ворота с железною решеткой; мощенный плитнякам двор с четырех сторон был окружен непрерывною цепью построек; за домом сейчас начиналась громадная кухня, потом людская, дальше погреб, рядом с ним тот флигель, где жил Яша. От ворот до флигелька шел длинный каменный корпус, служивший конюшней и псарней. Собственно, самый дом разделялся на две половины: в одной, которая выходила частью окон во двор, жил барин Евграф Павлыч Катаев, а в другой -- его родной брат Андрей Павлыч. Братья враждовали между собой с незапамятных времен, как выражаются учебники истории; Андрей Павлыч постоянно проживал за границей, и поэтому его половина, выходившая окнами на пруд, стояла необитаемой. Управление Кургатским заводом разделялось на две половины, и такое разделение служило источником нескончаемых недоразумений, пререканий и раздоров. С балкона на половине Евграфа Павлыча можно было любоваться отличным видом на весь Кургатский завод и на теснившиеся кругом него горы. Завод раскидал кучки своих бревенчатых домиков в узкой горной теснине, на дне которой разлился неправильною полосой большой пруд, уходивший загибом в настоящее горное ущелье; этот пруд разделял завод на две части: на одной стоял господский дом со своим громадным садом, на другой -- белая каменная церковь и небольшой заводский рынок. Сейчас за плотиной начинались покрытые сажей заводские здания, две домны, целый ряд труб и выкрашенное в серую краску помещение заводской конторы; завод вечно гремел тысячами колес и валов, дымил и сыпал искры. Глухой шум воды смешивался с вечным грохотом и лязгом железа, точно здесь билось на цепи какое-то чудовище, скован-ное по рукам и по ногам. Общий вид на широкие заводские.улицы, на пруд, на завод и на выбегавшую из-под него бойкую горную речку Кургат был довольно красив, особенно летом, и точно нарочно был вставлен в тяжелую раму из зеленого рытого бархата. Вечером, когда даль заволакивалась синеватою мглой, вид на Кургатский завод и окрестности был замечательно хорош. Барин Евграф Павлыч проснулся только в седьмом часу; после обеда он всегда задавал приличную выхрапку, потому что вставал вообще очень рано. Летам ему подавали сейчас, как проснется, целый графин квасу; барин, не вставая с постели, выпивал его стакан за стаканом и только этим путем приходил в себя. Обыкновенно квас подавала сама Матильда Карловна, пользовавшаяся привилегией входить в барскую спальню во всякое время дня и ночи. Она садилась на низенький табурет и ждала, пока графин опустеет; барин, в расстегнутой ночной рубахе, открывавшей жирную шею и волосатую могучую грудь, выпивал первый стакан молча, морщился, тяжело вздыхал и говорил: -- Кажется, я сегодня за обедом перепаратил немного: башка трещит, Моть... Ух, как кочевряжит! -- А кто велит каждый день напиваться? -- с сдержанной досадой отвечает Матильда Карловна.-- С раннего утра начинаете рюмки хлопать. Евграф Павлыч долго сопит носом, трет свое скуластое, опухшее лицо ладонью, ощупывает жирный, красный затылок, трясет ушами и опять принимается за холодный, ледяной квас, которым напрасно старается залить внутренний жар. Лицо у барина очень некрасивое: с маленькими сонными глазами, с мясистым вздернутым носом, густыми бровями и жирным узким лбом; бороду он брил и носил длинные усы, придававшие ему вид отставного вахмистра. Высокого роста, тяжелый на ногу, с могучей грудью и грубым голосом, Евграф Павлыч в свои сорок пять лет был все еще капризным ребенком, каких воспитывало старое коренное барство. Он требовал постоянного ухода за собой и привыкал к крепким рукам вроде тех, какие были у Матильды Карловны, последней барской фаворитки, завезенной в Кургатский завод из Москвы. -- Ну, Мотя, что у нас новенького? -- весело спросил Евграф Павлыч, когда сегодня выпил свою порцию квасу. -- Ничего нового нет... все старое. -- Ага... Барин встал и попробовал ущипнуть Матильду Карловну за плечо, но она увернулась и надула свои розовые пухлые губки. -- А ты мне обещала, Мотя, сегодня узелок...-- проговорил барин и захохотал.-- Я ведь не забыл и вечерком приду в ваш монастырь. -- Что другое, а это не забудете, -- сердито отвечала Матильда Карловна, помогая барину одеваться. -- Чья сегодня очередь? -- спрашивал барин, поднимая от умывальника свое лицо, покрытое мыльной пеной. -- Матреша будет... -- Гм! ничего, только уж худа она очень. Плохо их кормишь, Мотя, а я, знаешь, люблю пожирнее... ха-ха! -- Перестаньте, пожалуйста, вздор городить, а то я уйду. -- Ну, ну, не сердись... за хороший узелок браслет подарю. Я и то монахам нынче живу. -- Да, сказывайте... А в город прошлый раз ездили, так целых три дня у этой кержанки кутили. Знаем все. -- Что же? Кутил... Кержанка славная бабенка. Умыванье барина представляло довольно сложную церемонию и совершалось битых полчаса: в спальне слышалось кряхтенье, фырканье, плеск воды, точно полоскался целый утиный выводок. Вымывшись холодною водой, Евграф Павлыч надевал бархатный расшитый халат и выходил в свой кабинет, где его уже ожидал графин с водкой, -- нужно было поправиться, и барин опять крякал и вздыхал, точно вез тяжелый воз. Кабинет, светлая и высокая комната с письменным столом посредине, скорее походил на какую-нибудь оружейную палату; все стены были увешаны всевозможным снарядом -- ружьями, пистолетами, саблями, кинжалами; в одном углу стояла целая коллекция медвежьих рогатин, в другом -- коллекция нагаек, у стола -- коллекция трубок. Письменный стол был завален, разным дорогим хламом, а чернильница стояла без чернил; бария не любил писать, даже письма за него писала Матильда Карловна. Перед письменным столом, на стене, в тяжелой раме черного дерева, висела голая красавица, написанная масляными красками довольно свободно: она только что вышла из воды и отдыхала на какой-то полосатой шкуре, придававшей голому телу теплый колорит. Напротив письменного стола, у самой стены, помещался низкий и широкий диван, сделанный из лосиных рогов; несколько тяжелых кресел красного дерева, шкаф с книгами соблазнительного содержания и небольшое бюро в простенке между окнами дополняли обста-новку. Перед письменным столом и перед диваном лежали две медвежьих шкуры с набитыми головами и распластанными лапами; это были охотничьи трофеи Евграфа Павлыча, любившего потешить свою удаль с Мишкой. Из кабинета одни двери вели в спальню, а другие в приемную, очень неприглядную, большую комнату, уставленную тяжелой мебелью. -- А где Ремянников? -- спросил Евграф Павлыч, когда выпил вторую рюмку. -- Не знаю... Вы его сами куда-то отпустили,-- ответила Матильда Карловна.-- Его нет с утра. -- Ах, да, он уехал по делу. Нужно было... -- По какому это делу? -- Ну, по делу... Коренника ищем к тройке: зверя нужно, чтобы рвал и метал. Был коренник, да загнали... Черт его знает, с чего он пал: должно быть, мошенники кучера закормили, ну, и задохся. Послушай, Мотя, ты, кажется, сердишься? -- И не думала... Сегодня с Яшей цыганские песни учила, скоро хором будем петь. У Даши славный голос и у Матреши ничего. -- Вот увидим, какой у твоей Матреши голос,-- хрипло засмеялся Евграф Павлыч, откидывая голову назад. -- Только я с этой Анфисой совсем замаялась,-- продолжала Матильда Карловна, не обращая внимания на хохотавшего барина.-- Уж такая злая, такая злая... -- Да и ты, матушка, тоже хороша, ха-ха! Нашла, видно, коса на камень. Так?.. Да ну, Мотя, перестань дуться, терпеть не могу. А у этой горбуньи отличный голос: серебром так и разливается... Так очень уж злая, говоришь, стала? Ну, поучи ее, добрее будет... Вы там жилы друг из дружки вытянете, ха-ха! Поздно вечером, когда солнце закатилось и весь Кургатский завод утонул в надвигавшейся ночной мгле, со двора господского дома выехала небольшая зеленая долгушка, заложенная парой барабинских гнедых. На козлах сидел знаменитый кучер Гунька, останавливавший тройку на всем скаку одной рукой; это был лучший и самый любимый наездник Евграфа Павлыча, пользовавшийся всеми правами и преимуществами своего исключительного положения. На вид Гунька ничем не выделялся от других заводских мужиков, кроме того, что был крив на один глаз и вечно молчал, как пришибленный; скуластое, обросшее до самых глаз рыжеватой бородой, Гунькино лицо производило неприятное впечатление, да и одевался он как-то не по-людски, -- все на нем лезло в разные стороны: синяя изгребная рубаха болталась отдувавшейся пазухой, как мешок, армяк сидел криво, шапка вечно валилась с головы, даже сапоги, и те были точно краденые. Обыкновенно Гунька ездил только с самим барином, а сегодня вез Яшу-Херувима с горбуньей Анфисой только по специальному приказанию немки Матильды, слово которой для Гуньки было законом. -- Эх вы, котятки! -- прикрикнул Гунька, протягивая вожжи. И лошади помчали легкую долгушку через площадь, как перышко; крепкая рука была у Гуньки на лошадей, и они чувствовали эту руку, как только он еще влезал на козлы. -- Это Гунька поехал? -- спрашивал Евграф Павлыч, сидевший в это время с Матильдой Карловной на балконе. -- Да, я его послала... Барин поморщился, но ничего не сказал: спорить с Матильдой было бесполезно, как он убедился из долговременного опыта, а сегодня даже невыгодно. -- Отлично прокатимся, Яша, -- ласково шептала горбунья, прижимаясь своим тщедушным телом к мотавшемуся на месте спутнику.-- Яшенька, голубчик, как поедем назад, я тебе водки дам, а теперь ни-ни... нельзя. Яша плохо понимал, что ему говорила горбунья, и только мотал головой в такт потряхиваниям экипажа; галлюцинации продолжали его преследовать, и по сторонам с писком, как стая воробьев, бежали давешние чертики. Один особенно надоел Яше своим нахальством: он бежал все время рядом с долгушкой, высунув красный язык, как собака, и все старался забраться в экипаж, хотя Яша и отгонял его обеими руками. Но черт оказался настоящим чертом: Яша как-то зазевался, и черненькая фигурка с утиными лапками вспорхнула прямо на спину Гуньке, потом кувыркнулась в воздухе и на одной ножке Поскакала по вожжам, как самый лучший канатный плясун. -- Он... вон он...-- в ужасе шептал Яша, указывая рукой на танцевавшего чертика.-- Теперь двое... нет, четверо... десять... -- Да ничего, не бойся, ведь я с тобой, Яша,-- шептала горбунья и опять прижималась к нему, как озябшая кошка.

Над землей спустилась чудная июльская летняя ночь; заводский пруд и реку заволокло туманом, господский сад стоял на берегу громадной шапкой, все кругом стихло и замерло, и только со стороны завода гулко катились по воде отрывистые, смешанные звуки, точно глухое ворчанье какого-то необыкновенного животного. -- Погоди, змеиная кровь, я доберусь до тебя... и все глаза тебе выцарапаю! -- ругалась и плакала бойкая Даша, сидя в заключении в особой темной каморке, устроенной под девичьей. -- Еще говорит: "Сама тебя высеку..." У! немецкое отродье! Перед своим отъездом в Ключики горбатая Анфиса свела Дашу в "келью", как называли в девичьей эту комнату, поставила ей кружку воды, заперла на ключ дверь и ушла, не сказав ни. слова. Горбунье всегда доставляло большое удовольствие запирать провинившихся девушек в келье, и она это выполняла с необыкновенно важным видом, хотя, под веселую руку, сама любила посплетничать про ненавистную для всего дома "Мантилью". Провожая подругу в заточенье, Матреша едва сдерживала слезы, а Даша нарочно не обращала на нее внимания, чтобы ослабевшая девка совсем не разжалобилась. -- Эка важность! Не ты первая, не ты последняя, -- утешала себя Даша насчет печальной участи подруги, -- Евграф Павлыч добрый... побалуется и приданое сделает, да еще за хорошего мужика замуж выдаст. Только вот Мантилька окаянная донимает хуже смерти. Зла, зла, а тоже вот, поди ты, размякла к Федьке Ремянникову. Гоняется за ним, как распоследняя шлюха! Так ей и надо... Теперь горбунью с Яшкой послала в Ключики выслеживать Федьку. А Федька за поповной ударился... ха-ха! Сумасшедшая Даша и плакала, и хохотала, и принималась разговаривать вслух, чтоб хоть чем-нибудь разогнать одолевшую ее тоску одиночества. Келья была совсем почти темная комната в четыре шага шириной и столько же длиной, около одной стены стояла деревянная кровать, покрытая соломой, около нее деревянный стол -- и только; слабый свет падал сверху, где в бревенчатой стене было прорублено небольшое окошечко, защищенное крепкой железной решеткой. Воздух здесь всегда был тяжелый и сырой, как в подполье, и сидеть в такой западне целых три дня было не легко, но Даша, пожалуй, еще помирилась бы со своей печальной судьбой, если бы не боялась до смерти мышей. Теперь она забралась на кровать с ногами и чутко прислушивалась к малейшему шороху. На возможность выйти из кельи раньше трех дней Даша не рассчитывала, потому что немка была беспощадна: сказала слово -- и конец. Наскучив сидеть на соломе, Даша легла и от нечего делать принялась слушать, что делается наверху, в девичьей. А там шла сдержанная суета, потому что сегодня ждали в гости Евграфа Павлыча; через пол можно было расслышать торопливые шаги, какую-то непонятную возню, стук передвигаемой мебели, чей-то говор и опять шаги без конца, точно в девичьей все сошли с ума и бегали из угла в угол, как пойманные мыши. -- Эк их там взяло! -- ворчала Даша, лежа с закрытыми глазами на своей соломе.-- Хоть бы уснуть. Спать Даша была великая мастерица, но теперь, как на грех, и сон не шел, а в голову лезло черт знает что. Она думала о разных разностях, перебирая события своей жизни: вот она маленькая девочка, босоножка, бегает по улице в одной выбойчатой рубашонке, потам умер отец, мать ходила по миру... потом о ней доложила Мантилье горбатая Анфиса, как о красивой девочке. Четырнадцати лет Даша уже была в господской девичьей, пользовавшейся в Кургатском заводе плохой репутацией, как прокаженное место, где красивые девушки гибли для барской прихоти ни за грош. Следовал ряд однообразных и скучных лег мудреной выучки в девичьей, где Мантилья "обихаживала" своих воспитанниц по-своему, откармливала их, как индюшек, учила петь цыганские песни, разному ненужному рукоделью и т. д. Потом наступала "очередь", и опозоренная девушка выпускалась на волю, то есть выдавалась замуж за какого-нибудь прощелыгу, чтобы до самой смерти выносить покоры и побои мужа, насмешки соседей и общее презрение. Даша часто думала о том, чтобы убежать из девичьей куда глаза глядят, утопиться, повеситься, но страх наказания за побег и еще больше страх смерти удерживали ее, как удерживали других. Да куда бежать? Все равно поймают, а там плохие шутки: расправа с беглянками производилась на господской конюшне, откуда наказанных замертво уносили на рогожках. На глазах Даши одна девушка бежала из девичьей. Дело было зимой, она ознобила руки и ноги, но ее вылечили и все-таки отправили на конюшню для острастки другим, где она и умерла под плетью. -- Не я первая, не я последняя,-- утешалась Даша, представляя себе высокую, рослую фигуру добродушного барина, который все равно не сегодня-завтра назначит ей очередь.-- Хоть бы скорее... Тощища смертная!.. Вот Матреша счастливее: ей очередь, а потом замуж выдадут... все же вольная будет. Жизнь в девичьей была устроена совсем на монастырский манер, за исключением тех моментов, когда заявлялся сам барин и кутил в девичьей, иногда ночи три напролет. Кроме барина, всем мужчинам доступ в девичью был запрещен под страхом смертной казни; даже никто из дворни не смел ходить в девичью, за чем немка и горбунья следили с неусыпным рвением в четыре глаза. Конечно, бывали случаи вторжения в жизнь затворниц мужского элемента разными незаконными путями, но это представлялось таким редким исключением, что в общий счет не могло идти. Собственно, девичья всегда существовала при кургатском господском доме, но свой настоящий вид она получила только в руках Матильды Карловны. Сама Матильда Карловна была из русских немок. Евграф Павлыч купил ее у матери в Москве и вывез на Урал, в свой завод, где она и разделила общую участь всех обитательниц девичьей, пока не создала себе самостоятельного положения. Она была фавориткой барина года два, а потом сделалась дуэньей, организовавшей из девичьей настоящий гарем. Странная была эта Матильда Карловна, начиная со своей наружности. К ней как-то никто не мог примениться, и весь господский дом был против нее. Тысячи мелких пакостей подводились под ненавистную немку, и не было такой интриги, какую не устроили бы ей ее враги, но Матильда Карловна крепко держалась на своем месте, потому что совсем завладела бесхарактерным барином. Быстро утратив обаяние нетронутой красоты, немка держалась при помощи своих воспитанниц; эта чередовавшаяся юность в ее ловких руках являлась страшной силой, -- барин все делал "по-немкиному", как говорила кургатская дворня. Одна Матильда Карловна умела всегда угодить и потрафить капризному Евграфу Павлычу и на его слабостях построила свою власть. Все "люди" в господском доме ходили у Матильды Карловны по струнке и боялись ее, как огня, даже такие звери, как Гунька. Интересно было, как Матильда Карловна забрала в свои розовые руки этого любимца и баловня. Гунька был вдовец и метил жениться на одной красивой заводской девке. Матильда Карловна узнала об этом обстоятельстве через горбунью и объяснила Гуньке, что при первом неприязненном действии с его стороны его возлюбленная попадет в девичью, то есть в лапы к барину. Немка шутить не любила, и Гунька сделался в ее руках чем-то вроде ручного медведя. Но как ни сильна была Матильда Карловна, как ни крепка, а враг и ее попутал: понравился ей главный барский охотник Федька Ремянников. Это была какая-то дикая страсть. Неприступная и злая немка вдруг отмякла и отдалась забубённой, удалой головушке, рискуя в одно прекрасное утро потерять все. Эта связь была известна всему господскому дому, кроме одного барина; самые смелые люди не решались открыть ему глаза, потому что немка -- немкой, да и Федька Ремянников был порядочный зверь. Вообще шла очень опасная и рискованная игра, но Матильда Карловна даже и ухом не вела, точно постоянной опасностью хотела купить свое счастье. В ней только теперь проснулась настоящая женщина, и нахлынувшее чувство первой любви жгло ее огнем. Эта история усложнилась еще тем, что Федька Ремянников, побаловавшись с немкой, переметнулся теперь на сторону ключевской поповны Марины. Весь господский дом и девичья замерли в ожидании близившейся развязки: дело было немаленькое и могло разыграться крупным скандалом. -- А вот только дай бог увидать барина, все ему и брякну! -- ворчала бойкая Даша в девичьей, когда не было горбуньи.-- Да что смотреть нам на Мантильку... Будет, похороводилась, пора ей и честь знать. Ужо вот барин-то отвернет ей башку... туда и дорога... Вишь, расходилась змеиная-то кровь!.. Да и Федька тоже хорош... Но все это говорилось и говорилось много раз, а смелости ни у кого не хватало: пожалуй, еще не поверит барин-то, тогда как? Дворня, между прочим, была глубоко убеждена, что немка непременно приколдовала чем-нибудь барина и теперь отводит ему глаза на каждом шагу. Вообще дело не чисто, и как раз можно попасть впросак. Да и плети на конюшне были слишком хорошо известны всем: редкий день проходил без экзекуций, и страшные вопли истязуемых доносились даже в девичью. Это хоть у кого отобьет охоту... Лежа на соломе, Даша долго перебирала в уме разные случаи из жизни девичьей, прислушивалась к доносившейся сверху суете и, наконец, заснула. Во сне видит она, что сегодня наступила ее очередь, и в девичьей с утра стоит страшная суматоха: придет "сам", и нужно ему угодить. Все девушки одеты в голубые шелковые сарафаны, выложенные золотым позументом, и в кисейные рубашки; одна она сегодня в розовом атласном са-рафане, как Мантилька одевает всех очередных. Даше ужасно совестно и хочется плакать. Мантилька дает ей последние советы, как обращаться с барином, и Даша краснеет до ушей: какая бесстыдная эта Мантилька!.. Но вот приходит и барин. Все окна заперты внутренними железными ставнями наглухо, девушки встречают барина с опущенными глазами, шепчутся и смеются, а он взглянул на нее и тоже улыбнулся. Пока Евграф Павлыч пил чай, девушки пели песни, потом Даша поднесла ему на серебряном подносе чарку водки; барин улыбнулся опять, выпил и ласково посмотрел на нее. -- Что же девушкам ничего нет? -- спрашивает Евграф Павлыч, обращаясь к Мантилье.-- Дай им красненького... веселее будет. Являются бутылки с красным вином, которое в девичьей известно было под именем "церковного", потом сладкие наливки, барин заставляет всех пить; девушки краснеют, но не смеют отказаться. Начался широкий разгул, как умел кутить только Евграф Павлыч; он сидит на диване в бархатном халате и хлопает одну рюмку за другой; рядом с ним сидит Даша, он обнимает ее одной рукой, а другой -- машет в такт разудалой цыганской песне, которая бьется в стенах девичьей, как залетевшая в окно дикая птица. Все пьяны, девушки раскраснелись, блестят глаза, Мантилья с шалью через плечо запевает, голова у Даши тихо кружится, но Евграф Павлыч еще заставляет ее пить какое-то сладкое вино... Она опомнилась только у себя на кровати, когда над ней наклонилось потное, пьяное лицо барина. Ужас охватил ее, и Даша начала сопротивляться ласкам барина, потом заплакала и начала умолять его, а в соседней комнате так и льется песня за песней... Даша в смертельном страхе вскрикнула и проснулась: кругом темнота, она лежит на соломе, а сверху доносится отчаянный топот пляски и какая-то залихватская песня. -- Господи, помилуй нас грешных! -- в ужасе шепчет Даша, чувствуя, как холодный пот выступил у ней на лбу. А над головой ходенем ходит пьяная песня и трещат половицы от пляски: это пошел сам Евграф Павлыч вприсядку. Даше вдруг сделалось душно, и она зарыдала беззащитными, одинокими слезами. "Душегубы проклятые, кровопийцы!.." Нет, она лучше утопится, а не дастся живая барину в руки. Креста на них нет, вот и губят девушек! Лучше умереть, чем нечестной-то жить на смех добрым людям... В самый разгар этих горьких дум песня наверху как-то разом оборвалась, и наступила мертвая тишина, прерываемая чьим-то плачем да криком. Даша замерла и прислушивалась к каждому звуку, не смея дохнуть. Скоро загремел ключ в дверях кельи, и показался свет. -- Вот посиди здесь, голубушка... -- шипел голос Мантильи, которая втолкнула в келью плакавшую Матрешу.-- А завтра я с тобой рассчитаюсь по-своему. Матреша была в одной рубашке и в чулках, на голых руках припухли красными полосами следы чьих-то пальцев, русые волосы рассыпались в страшном беспорядке. Этот отчаянный вид подруги привел Дашу в страшную ярость, и девушка, не помня себя, кинулась прямо на немку. -- Ну, бей меня, бей, змеиная кровь! -- кричала Даша, подвигаясь к самому лицу Матильды Карловны.-- Что взяла?., а?.. Молодец, Матреша, не далась... и я не дамся. Слышала, Мантилья Карловна?.. Ха-ха!.. Креста на вас нет с барином-то... вот что! Кровь нашу пьете... Погоди, матушка, и на тебя управу найдем... отольются волку овечьи слезы! -- Хорошо, хорошо, я завтра поговорю с вами, -- сухо ответила немка, и дверь кельи затворилась. -- Не боюсь, не боюсь! Ничего не боюсь, хоть на мелкие части режь! -- кричала Даша, стуча кулаками в запертую дверь. Матреша, кажется, ничего не слыхала. Она забралась с ногами на кровать, обняла колена руками и, положив голову на руки, погрузилась в тяжелое апатичное состояние оглушенного человека. Страшное напряжение душевных и физических сил кончилось каким-то столбняком. -- Матреша. голубушка, что с тобой, родимая? -- допрашивала Даша, обнимая подругу.-- Ах, подлецы, подлецы, что с девкой сделали... Матрешенька, ведь ты не далась барину? Молодец... и я не дамся. А Мантилька-то как теперь с барином? Видно, самой придется его утешать... У! злыдня бесстыжая, так ей и надо. А я все здесь слышала, как у вас там наверху пели и плясали... и как ты с барином драку подняла. Барин-то там остался?., а?.. Да ну, говори же, оглохла, что ли? -- Не знаю, ничего не знаю,-- шептала Матреша. Барин еще оставался в девичьей и сидел теперь в комнате Матильды Карловны; неожиданное сопротивление Матреши отрезвило его, и он задумчиво курил одну трубку за другой. Немка ходила по комнате с нахмуренным лицом; она была тоже разбита душой и телом. -- Славная эта Матрена,-- проговорил, наконец, Евграф Павлыч после долгого молчания.-- Раньше она мне как-то не нравилась. Ты смотри, Мотя, не притесняй ее, пусть сама одумается... Я не люблю таких девок, которые как семга... Совсем не любопытно. -- Вы домой пойдете или здесь останетесь? -- спрашивала Матильда Карловна, останавливаясь. -- Конечно, здесь, Мотя,-- засмеялся Евграф Павлыч своим хриплым смехом и потянулся обнять девушку. Этого и боялась немка, но теперь она относилась к ласкам барина как-то совсем равнодушно, потому что ее мысли были далеко, в Ключиках, куда уехала горбатая Анфиса. Что-то там делается?

От Кургатского завода до Ключиков считалось верст двадцать. Дорога шла широкой речной долиной привольно разливавшегося здесь Кургата, принимавшего с правой стороны бойкую горную башкирскую речонку Саре, а с левой -- Юву. Главная масса уральского кряжа осталась назади, а кругом, насколько хватал глаз, расстилалась неизмеримым ковром благословенная башкирская равнина, усеянная озерами и изборожденная сотней мелких речонок. Особенно хорош был красавец Кургат, красивыми излучинами лившийся в далекий и холодный Иртыш; по обоим берегам Кургата и по его притокам плотно рассажались богатые села и деревни, точно они были нанизаны на серебряную нитку. Везде по сторонам разлеглись пашни и луга, перемежаясь с остатками вековых башкирских боров, с березовыми островками и просто лесными гривками и зарослями. Это была настоящая обетованная земля, упиравшаяся одним краем в каменистые отроги Урала, а другим уходившая в "орду", как говорили зауральские мужики, то есть сходилась с настоящей сибирской степью, раскинувшейся до Семипалатинска, Усть-Урта и Каспия. Ключики, громадное село за тысячу дворов (в Сибири по преимуществу ставятся большие села), расползлось по обоим берегам Кургата верст на шесть и далеко красовалось своей новой каменной церковью, против которой стоял неизменный по-повский дом, упиравшийся в реку огородом и садом. Было совсем темно, когда взмыленная пара Гуньки покатилась по кривой деревенской улице, спавшей всеми своими избушками. Подъезжая к поповскому дому, Гунька сдержал расходившихся гнедых и мотнул головой в сторону поповского прясла, у которого была привязана верховая киргизская лошадь. -- Стой! -- шепотом объявила горбунья.-- Гунька, ты подождешь нас здесь, а мы с Яшей пойдем к попу. Яша покорно вылез из долгушки и направился за горбуньей, которая пошла прямо к окну поповского дома, из которого вырывалась узкая полоса света. Припав глазом к закрытому ставню, в котором оставалась щель, горбунья увидела такую картину: за столом сидели четверо и играли в "фильки"; на диване помещался сам поп Андрон, напротив него заседатель Блохин, по бокам сидели запрещенный поп Пахом и еще кто-то, кого Анфиса не могла рассмотреть, потому что он сидел спиной к окну. -- Ты чего это, Пахомушка, крестовую-то кралю затаил? -- грозно спрашивал поп Андрон, выставляя вперед свою рыжую с проседью бороду.-- Разве это по-игрецки? И то даве из-за тебя червонного хлапя просолил. Хочешь, видно, мокрую ал и рваную получить? Поп Андрон, крепкий старик лет под шестьдесят, с большой лысиной через всю голову, сидел в одной ситцевой рубашке, перехваченной шелковым пояском под самыми мышками, и в одних невыразимых; голые ноги болтались в разношенных кожаных башмаках. Время было летнее, а поп Андрон не любил себя стеснять. Лицо у старика было некрасивое, покрытое веснушками, с носом луковицей и дрянной бородой, которая росла как-то клочьями, как болотная трава; хороши были только одни серые умные глаза, особенно когда старик смеялся. Из-под расстегнутого ворота ситцевой рубахи выставлялась могучая грудь, обросшая волосом, точно мохом; поп Андрон, несмотря на свои шестьдесят лет, свободно поднимал за передние ноги какого угодно жеребца. Заседатель Блохин рядом с попом Андроном походил на пиявку или на глисту: весь какой-то серый, бесцветный, с примазанными на висках волосами, с выбритой худощавой физиономией, с узкими рукавами форменного мундира. -- Ступай к ним и сначала виду не подавай, зачем приехал,-- давала горбунья наставления Яше,-- а потом отзови попа Андрона и спроси, где, мол, Ремянников, и про Маринку слово закинь. Понимаешь? А я буду тебя здесь ждать. -- Так, верно...-- соглашался Яша.-- А рюмочку можно, Анфиса?.. Одну только рюмочку... -- Одну можешь, а больше ни-ни. Я буду в окошко смотреть. Ну, ступай с богом. Появление Яши в комнате игроков не произвело особенного впечатления, потому что он был здесь давно своим человеком. Поп Андрон мотнул ему головой на стоявшую у стены закуску и коротко заметил: -- Угобжайся, Яша. Яша налил одну рюмочку и хотел было по пути налить другую, но вовремя вспомнил, что горбунья следит за ним, и только вздохнул. Посидев около стола, Яша нагнулся к поповскому уху и прошептал: -- Одно словечко, попище -- А... говори. -- Секрет. -- Ну тебя к чомору! Поп вылез из-за стола и отвел Яшу в сторону. -- Федька Ремянников был здесь? -- спрашивал Яша шепотом. -- Ну, был. -- Та-ак-с... А теперь, думаешь, где он, по-твоему? -- Уехал в Кургат, домой... -- Ан и не уехал... Где у тебя дочь-то, попище? -- Ну-у? -- Ступай-ка, поиши ее, а Федькина лошадь привязана у твоего прясла, с проулка. -- Ах он, пе-ос!.. Старик в одну минуту побежал в комнату дочери. Комната была пуста. Поп отправился на улицу и начал подкрадываться вдоль забора к дремавшей лошади. Горбунья спряталась за углом и с замирающим сердцем ждала, что будет дальше; на всякий случай она сказала Яше выйти сейчас же за ворота и теперь увела его обратно в поджидавшую их долгушку. Поп Андрон в это время успел подойти совершенно неслышно к самой лошади,-- он шел босиком; остановившись перевести дух, старик услышал осторожный шепот, смех и поцелуи, которые доносились сейчас из-за забора, где под березами стояла беседка. Он узнал смех, своей дочери Марины и закипел гневом. В саду было темно, но сквозь про-светы прясла можно было рассмотреть что-то темное, шевелившееся в беседке. Одним прыжком поп очутился в саду и потом в беседке. -- А, так ты вот как платишь за чужую хлеб-соль?! -- кричал старик, медведем наседая на попятившегося перед ним молодого человека. Завязалась отчаянная борьба, а через минуту поп Андрон сидел верхом на Федьке Ремянникове и молотил его своими кулачищами по чем попало. Поповна сначала прижалась в угол беседки и взвизгнула, а потом, как коза, перепрыгнула через боровшихся на полу и была такова: в саду мелькнула только ее тень. -- Отпусти, простоволосый черт! Эк насел! -- взмолился, наконец, Ремянников, напрасно защищая свое лицо от поповских кулаков обеими руками. -- Будет тебе, дьявол. -- Не пущу!!! -- ревел старик, продолжая обрабатывать свою жертву.-- У меня одна дочь-то, татарская твоя образина! Извел бы ты ее, пес, так куда я с ней?.. а?.. Я там в фильки играю с заседателем, сном дела не знаю, а ты вон что придумал... -- Перестань, говорят. Я женюсь на твоей Марине! -- Ты... ты женишься на моей дочери?! Да кто ты таков есть человек?.. а?.. Ну, говори, пропащая башка! -- Я при Евграфе Павлыче состою... место даст. Отпусти, говорят, -- хрипел Федька, изнемогая под расходившимся попом. -- Никогда этого не будет, чтобы я отдал свою Марину за катаевского прихвостня!.. Слышал? Ты в медвежатниках у Евграфа-то Павлыча и жену на медведя поведешь. Ах ты, дурак, дурак! Так узнай, что за Мариной давно Ключики записаны в консистории, сам владыко обещал мне жениха прислать Марине, потому место это наше родовое: я сам Ключики за покойной женой взял и теперь дочери передам. Для кого-нибудь копил добро-то! Федька, русским тебе языком говорю: выкинь дурь из своей пустой башки, да и девку не мути напрасно. Ну?.. -- Отпусти, говорят, а насчет Марины, так еще ее надобно самое спросить. -- Маринкино дело впереди: и ее спросим, а теперь твой ответ. Говори, а то задушу. Не будешь мутить девку? -- Ну, не буду... Эк привязался! -- Побожись! Федька немного было замялся, но поп не на шутку схватил его железными ручищами прямо за горло. Нечего делать, пришлось побожиться. -- Не тронешь девку? -- спрашивал поп в последний раз. -- Ну тебя к черту и с девкой! Поп слез со своего врага, сел на приступочек и заплакал. -- Ведь она у меня одна... как перст одна! -- шептал старик, вытирая слезы рукавом рубахи.-- Креста на тебе нет, на варнаке... -- И ты тоже хорош,-- ворчал Федька, приводя в порядок расстроенный туалет,-- давай по роже хлестать живого человека; вон как устряпал рожу-то. -- А ты поговори у меня, Федька, поговори еще! -- ругался поп Андрон сквозь слезы.-- Сам виноват. Зачем девку обманывал? Ежели я тебя еще застану с ней, так и башку отвинчу. Слышал?. Через десять минут поп Андрон и Федька Ремянников входили в поповскую гостиную, как ни в чем не бывало. Появление избитого в кровь Ремянникова всполошило всех гостей не на шутку, но старик поп заявил во всеуслышание: -- Вот угораздило тебя, Федя, сзалиться с лошади... Вон рожу-то как искочевряжил... а?.. -- В стреме запутался... с полверсты за лошадью тащился,-- объяснил Ремянников, вытирая окровавленное лицо.-- Испугалась она, ну и вышибла из седла. -- Мудрено что-то, -- качал недоверчиво головой заседатель. -- Не таковский ты человек, Федя, чтобы из седла вышибла лошадь... -- Бывает и на старуху проруха и на девушку бабий грех, -- смеялся запрещенный попик в зеленом подряснике. -- Ну-ка, Федя, полечись, -- предлагал поп Андрон, подводя избитого гостя к закуске. -- Вот тут есть настойка на сорока травах, от сорока болезней. Весьма помогает. Федька Ремянников был приземистый молодец лет двадцати пяти; он постоянно носил полосатый шелковый татарский бешмет, из-под которого выставлялся только ворот шелковой рубахи. Кудрявая русая голова Федьки крепко приросла к широким плечам; румяное и круглое лицо, едва опушенное небольшой бородкой, было красиво мужественной красотой, хотя нос был приплющенный и скулы выдавались. Федька смотрел всегда немного исподлобья и редко улыбался. Кривые ноги обличал записного наездника; но всего замечательнее у этого молодца были руки: он свободно поднимал по десяти пудов каждой рукой. Евграф Павлыч любил Федьку за отчаянную удаль и всегда брал с собой на медвежью охоту; с рогатиной в руках Ремянников ходил на медведя один на один. Вообще это был настоящий богатырь, хотя старый поп Андрон и обломал его по-медвежьему, так что Федька теперь только переминал плечами; в спине и в боках у него точно были камни. -- Вот что: вы теперь поиграйте без меня,-- предлагал поп Андрон, пропустив, стомаха ради, рюмочку сорокатравной.-- Федя за меня сядет, а мне надо по хозяйству. Вон светать начинает. -- Хорошо, хорошо, ступай, куда тебе надо, -- согласились гости. Горбунья Анфиса успела подслушать, что происходило в беседке, а теперь смотрела в оконную щель. Когда Федька уселся играть с заседателем, а поп Андрон вышел из комнаты, она решила, что пора ехать восвояси. Занималось туманное летнее утро, и, того гляди, накроют -- нехорошо, да и делать в Ключиках больше нечего. Гунька и Яша ждали горбунью в ста шагах от поповского дома, и скоро пара гнедых унесла всех троих из Ключиков. "Ловко обтяпали дельце! -- смеялась про себя Анфиса, опять прижимаясь к Яше.-- Здорово его обломал поп-от, до новых веников не забудет". Небо было совсем серое, звезды тихо гасли; все кругом по-крылось густой росой. Где-то далеко-далеко жалобно кричали журавли. Отдохнувшие лошади вольным ходом бежали домой, а седоки дремали каждый со своей думой.

Поп Андрон целое утро обходил свое громадное хозяйство, которое было поставлено на широкую помещичью ногу, как у многих других зауральских попов-богатеев. О гостях старик скоро забыл, как забыли и они о хозяине, да и трудно было разобрать, кто в этом доме был гость, кто хозяин: у попа Андрона двери всегда были настежь для званого и незваного, и хороший гость нередко загащивался по неделе. Старик всех принимал с распростертыми объятиями, потому что любил угостить, да и угощение было свое, некупленное: хлеб свой, овощ всякий свой; птица разная своя, баранина, телятина, козлятина, поросятина -- тоже, одним словом, все было свое. Единственный расход был на водку, но и тут трудно было рассчитать, что шло по хозяйству, что на гостей: обыкновенно поп Андрон каждый год ставил на погребице две сорокаведерных бочки с пенным, и к концу года их не хватало. Дело в том, что много водки уходило на помочи, когда поднимали поповское сено и убирали хлеб, а потом на всякие другие хозяйственные случаи, где нужно было прихватить чужие руки. В Ключиках мужики были зажиточные, и нанять их в страдное время на чужую работу было невозможно; деньгами тут ничего не поделаешь, а помочане шли к попу "из уважения". Своих работников у попа жило больше двадцати, но этих "строшных" ему не хватало, потому что одного хлеба он сеял пятьдесят десятин да держал лошадей за сто штук, а всякой другой скотине и счет давно потерял. Одним словом, жил себе старик Андрон пан паном и ничего знать не хотел, как нынче уже не живут: время другое и люди другие. Говорили, что у старика попа в кубышке не один десяток тысяч лежит, да хлеб из пяти тысяч пудов никогда не выходит; всегда в запасе старик Андрон жил. Такое богатство простого деревенского попа, раз, объяснялось богатой местностью, -- в Ключиках было больше десяти мужиков, державших про запас тысячи по три пудов хлеба,-- а потом некоторыми особенными условиями; это богатство копилось не одним поколением и переходило из рода в род. Поп Андрон взял себе жену вместе с местом в Ключиках, как делывалось в старину, когда места закреплялись за невестами духовного звания; старик тесть успел много накопить всякого добра, и попу Андрону пришлось только приумножать готовое, что он и выполнял неукоснительно, потому что был хозяин образцовый и "везде доходил своим глазом", всякую хозяйственную "малость" следил. Пока гости играли в фильки, хозяин успел обойти не только все хозяйство, но даже побывал в поле; нужно было посмотреть овсы, пшеницу, траву под покос. Все было хорошо и в порядке, только душа у попа не лежала на месте: то, да не то. Бродил он по коровникам, по амбарам, по конюшням, завернул в погреб, осмотрел огород, посидел в "строшной", где успел задать работу своим работникам, разбудил стряпку, а у самого совсем не хозяйство на уме: задала Маринушка старику отцу мудреную задачу... Нужно было и честь сохранить честью, чтобы не ославить напрасно девку, и напрасной потачки не дать, потому женское дело самое ненадежное, а посоветоваться да поговорить старику совсем не с кем: он вдовел уже шестнадцатый год. -- Эх, не ладно дело-то! -- вздыхал старик, не зная, куда бы еще ему сходить. Кончив обход по хозяйству, пока стряпка ставила самовар, поп Андрон любил летом забраться на голубятню и погонять голубей, -- забава самая домашняя. Он и теперь отправился туда же. Голубятня была устроена в конце двора, и с нее все поповское хозяйство было видно, как на ладонке, так что, помахивая шестиком на плававших в небе голубков, старик в то же время мог наблюдать за всем ходом катившегося хозяйственного колеса. И теперь, забравшись на вышку, поп Андрон, по привычке, осмотрел строгим хозяйским глазом весь двор, службы, огород, конюшни и стоявшую за рекой заимку, где хранились хлебные запасы. Все было хорошо, как "полная чаша". Вон строшные поехали в поле заборанивать поднятые пары, вон два наездника гоняют на корде каракового жеребца-трехлетка, вон над кухней синей струйкой встал веселый дымок, и стряпка Оксинья подняла возню на целый день, вон стоит заседательская повозка, около нее бродит индейский петух и т. д. и т. д. По привычке поп Андрон взял свой шестик и поднял на воздух тридцать пар голубей, и голуби отлично делали свое дело, особенно турманы, которые винтом поднима-лись вверх, подбирали крылья и впереверт летели книзу, как сорвавшийся камень. Голубей поп Андрон разводил лет пятнадцать, и последней новинкой в его стане была парочка палевых египетских голубей, настоящих египетских, которых ему принес из Иерусалима знакомый странник-монашек. -- Таких голубей до самой Москвы не найдешь, -- с гордостью объявлял старик любителям-голубятникам. За эту парочку один знакомый купец-голубятник давал сто рублей, но поп Андрон только улыбнулся: не продажное дело, а заветное. Сегодня палевые голуби выделывали чудеса, точно хотели нарочно потешить старика, но поп Андрон только взды-хал и все поглядывал вниз, на ту часть своего дома, где два маленьких оконца были завешены легкими кисейными занавесками: за этими занавесками почивала поповна Марина. Спустившись с голубятни, старик прошел в сад и наломал пучок березовых веток, облущил их от листьев, спрятал под мышку и пошел с ними к дому. Гости все еще играли, и он прошел через кухню к комнате дочери. Дверь была заперта на крючок изнутри; поп Андрон постучал. -- Кто там? -- послышался заспанный голос Марины. -- Отворяй... Послышались возня торопливого одевания, шлепанье босых ног по крашеному полу, и, наконец, на пороге явилась Марина, кое-как накинувшая на себя ситцевое платье. Она была босиком, и золотистые волосы были завязаны на голове просто узлом. -- Чего тебе, тятенька? -- спросила она, зевая и потягиваясь. -- Как чего?.. Ах ты, куриное отродье!.. Говорить с тобой пришел... Девушка с удивлением взглянула красивыми заспанными серыми глазами на отца и посторонилась, чтобы дать ему дорогу; она только теперь заметила торчавшие из-под пазухи розги и улыбнулась. Старик отец присел к окну и несколько времени молчал, с трудом переводя дух. Как он любил всегда эту небольшую комнатку, в которой покоились все его надежды, заботы и упования! Такая светленькая и уютная была комната, точно игру-шечка. -- Ну, доченька, пришел я с тобой всурьез побеседовать, -- заговорил, наконец, поп Андрон, продолжая оглядывать комнату, точно был в ней первый раз.-- Ты вот спишь здесь, а я всю ночь проходил, как другой медведь-шатун. -- Известное дело, с гостями в фильки играл... Этак и трех ночей мало будет! -- Нет, доченька, не то... Действительно, не один я ходил ночь-ноченскую, а с гостем: на сердце у меня этот гость как сел, так и задавил, точно медвежья лапа. Марине было лет семнадцать, но она была уже совсем развитая девушка, развитая, пожалуй, не по летам. Высокая ростом, с небольшой головкой и тяжелой волной золотистых волос, она была настоящей деревенской красавицей, хотя лицо у нее и нельзя было назвать правильным: нос был приплюснут, скулы немного выдавались, лоб был маленький, темные брови срослись над переносьем. Но зато свежесть серых глаз, молочная белизна кожи, как у всех рыжих, яркий румянец, улыбка, открывавшая два ряда чистых, как слоновая кость, зубов, -- все в ней дышало грубой, вызывающей красотой: Это было олицетворение развертывавшейся жизни, заразительно разливавшей кругом себя все чары нетронутой, преисполнен-ной сил юности. -- Ну, доченька, вот и пришел я побеседовать...-- несколько раз повторял поп Андрон, напрасно подбирая слова для щекотливого объяснения.-- Сейчас сидел я на голубятне и смотрел кругом: всего у меня много, доченька, наградил господь свыше разума... да. Сам я стар, не сегодня-завтра помру, ну, кому все это добро пойдет?.. а?.. Не мной оно накоплено, а еще дедушкой, родовое добро-то... -- Кому хочешь, тому и оставишь свое добро. -- А ты не зуби! -- закричал старик, вскакивая.-- Разве так с отцом-то разговаривают?.. Спущал я тебе много, вот и зубишь отцу... Думаешь, твоему-то медвежатнику Федьке оставлю свое нажитое? Нет, шалишь, ничего он не увидит,-- вот тебе мой первый сказ, а второй сказ: посажу я тебя в монастырь годика на два; там сбавят комариного-то сала. Марина молчала, опустив глаза. Старик отец действительно избаловал ее, и она не боялась его ни на волос, хотя поп Андрон был очень "ндравный" человек и держал себя очень гордо, а подчас даже и совсем неприступно. Мужики ходили перед ним без шапок, да и чиновники гнули спину перед толстой поповской мошной; о купцах и говорить нечего,-- те на сто верст кругом знали попа Андрона. Только с самыми близкими приятелями, вроде заседателя Блохина, поп Андрон всегда был нараспашку. -- Ну, чего ты молчишь, как статуй? -- спрашивал старик, начиная закипать гневом. -- Твоя воля, тятенька; как прикажешь... -- То-то... твоя воля... Моя, видно, да не больно. Хорошее ты слово сказала, да немножко после времени... -- И теперь твоя воля, тятенька,-- повторила Марина. -- Моя... А кто вечор с Федькой в саду шашни заводил?.. Федьку-то я здорово отполировал, а про тебя ни слова не сказал: девичье дело; худая-то слава, как ртуть, во все стороны рассыплется. Да... пожалел я вечор тебя, а сегодня пришел суд тебе произвести... келейно. Я тебя, Маринка, выдеру,-- вот тебе третий мой сказ... чтобы помнила, как с парнями по садам гулять. Матери у тебя нет, учить тебя некому... Старик припер дверь, спустил занавески и взялся за принесенные розги. Марина прислонилась к стенке и смотрела на отца своими серыми глазами в упор, точно застыла; когда отец взял ее за руку и потащил к постели, она вырвалась и глухо прошептала: -- Да ты в уме ли, тятенька? Разе таких больших девок отцы дерут?.. Как это тебе, тятенька, не совестно?.. Уходи отсюдова! У попа Андрона опустились руки от неожиданного отпора, а Марина в это время осторожно взяла его за плечи и вытолкнула в двери. -- Вот ищо выдумал! -- ворчала она, затворяясь на крючок.-- Ну, посылай в монастырь... за волосы оттаскай, а то накося!.. А мне на твое добро наплевать.

После поповской науки Федька Ремянников пролежал в своем флигеле дня три, потому что у него не разгибалась поясница и не ворочалась шея. Яша кутил хуже старого и все ловил чертей; раз он схватил горбатую Анфису прямо за нос, потому что в него спрятался самый бойкий чертик. Матильда Карловна несколько раз приходила проведывать своего возлюбленного и с участием спрашивала, что с ним такое. -- С лошади пьяный упал,-- сердито отвечал Федька, повторяя ловкую выдумку попа Андрона. Лежа на своем одре, Федька не раз задумывался о том, как поп Андрон врасплох напал на них в беседке. Не в первый раз Федька целовался с Мариной в саду, все с рук сходило, а тут точно черт попа сунул. "Наверное, кто-нибудь подвел попа,-- догадывался Федька и с бессильной злостью против неизвестного врага только скрипел зубами. -- Уж только попадись мне этот доводчик, -- всю душу вытрясу... Однако старый черт Андрон здорово меня вздул!" Несколько раз Ремянников пытался было стороной выпытать что-нибудь от Яши; но тот только моргал глазами и ежился. Матильда Карловна и горбунья Анфиса посмеивались между собой: все было шито и крыто, рассказать мог один Гунька, но и тот молчал как убитый. Устроившая скандал Матреша была высечена на другой же день и лежала в келье больная; за компанию с ней была наказана и Даша; девки совсем спятили с ума и не хотели поддаваться немке ни под каким видом. В другое время Матильда Карловна сумела бы донять их, вымотала бы всю душу с чисто немецкой аккуратностью, но теперь ее занимала мысль о том, чем досадить ключевскому попу, который для нее был бельмом на глазу. -- Конечно, он отлупил Федьку,-- рассуждала Матильда Карловна с горбуньей.-- А все-таки и попа нужно взбодрить... Как ты думаешь, Анфиса? -- Надо чем-нибудь насолить попу,-- соглашалась Анфиса, напрасно стараясь придумать какую-нибудь каверзу.-- Только надо чистенько дело сделать, а не дуром. Погодите, придумаем... главное, чтобы никто не догадался, откуда ветром пахнуло. Вот бы Евграфа Павлыча натравить на попа... -- В самом деле, Анфисушка,-- упрашивала немка,-- придумай что-нибудь... Ты ведь на эти штуки мастерица! Однажды, когда они обсуждали этот вопрос, горбунья тихо вскрикнула и захохотала. -- Что это с тобой? -- удивилась Матильда Карловна. -- Придумала, придумала! -- кричала горбунья и несколь-ко раз даже повернулась на одной ножке.-- Утешим Андрона... ха-ха!.. -- Да говори толком, будет дурачиться. -- И как все просто, Матильда Карловна... ей-богу!.. Поп-то Андрон страшенный голубятник, у него есть пара египетских голубей... сто рублей давали... не отдал, ну, мы Евграф Павлыча и натравим на этих самых голубей. -- Отлично... очень хорошо. Ай да Анфиса! Немка даже расцеловала горбунью. Натравить Евграфа Павлыча на кого угодно было вовсе не трудно, потому что это был совсем взбалмошный человек, не умевший себе отказать ни в малейшем капризе. Немка настолько изучила его, что могла руководить им безошибочно. В данном случае она повела дело исподволь, не подавая никакого вида относительно истинных своих намерений. Как-то утром, когда Евграф Павлыч пил чай, Матильда Карловна, между прочим, рассказала длинную историю о поповских голубях; барин сразу пошел на закинутую удочку и задумчиво проговорил: -- Вот как, а я и не подозревал. -- Красивые, говорят, голуби: палевые,-- поджигала Матильда Карловна с самым невинным лицом.-- Один купец сто рублей давал за пару, да поп не взял. -- Ну, уж это ты, Мотя, врешь: попы любят деньги... Это надо с ума сойти, чтобы за пару голубей сотенную не взять. Ха-ха... Можно на сто-то рублей отличную пару лошадей купить. Нет, это уж сказка... -- Спросите кого угодно, все вам-то же скажут. -- Да чего мне спрашивать, когда я сам отлично попа Андрона знаю! Водку с ним пил в третьем годе: здоровенный поп и выпить не дурак. -- А все-таки не продаст за сто рублей палевых голубей. -- Вот и врешь, Мотя... Хочешь об заклад удариться, что я этих самых палевых голубей у попа за пятьдесят рублей куплю? Идет? -- Идет. Если купите, я вам плачу пятьдесят, а если не купите... -- Да я тебе тогда триста подарю... ха-ха!.. Жаль мне тебя, Мотя: напрасно свои пятьдесят рубликов прозакладуешь. -- Себя пожалейте, Евграф Павлыч, а гусей по осени считают. Ударили по рукам. Чтобы не откладывать дела в долгий ящик, Евграф Павлыч сейчас же отправил Гуньку верхом в Ключики с собственноручной запиской попу Андрону; к записке были приложены деньги пятьдесят рублей. Через три часа Гунька вернулся и привез обратно деньги: поп Андрон сказал, что не отдаст голубей и за сто рублей. -- Ах он, простоволосый дьявол! -- вскипел Евграф Павлыч и даже покраснел от злости.-- Ну, Мотя, я проиграл заклад: плакали мои триста рубликов... А попу я не спущу: будет он у меня помнить, как поперек мне делать. -- А что вы с ним сделаете? -- спрашивала Матильда Карловна. -- Я что сделаю с попом? я?.. Первым делом возьму его палевых голубей даром. Одним словом, каша заварилась не на шутку, и оставалось только подливать масло в огонь. Евграф Павлыч в ту же ночь отрядил в Ключики пятерых конюхов с мешками: они должны были забрать всю поповскую голубятню и привезти в Кургат к утру. Эта экспедиция закончилась полной неудачей: поп Андрон отлично знал характер Евграфа Павлыча и засел караулить голубей со своими строшными на целую ночь; когда конюхи с мешками забрались в голубятню, он четверых запер на месте преступления, а пятого отпустил донести барину о своем поражении. Через несколько дней после этого случая в Кургатский завод приехал заседатель Блохин, который всегда останавливался в господском доме. Это был самый обыкновенный старинный "чинодрал", перебивавшийся около разных милостивцев. На этот раз он заявился к Евграфу Павлычу с самым серьезным видом, чем ужасно насмешил хозяина. -- Послушай, брат, ты дорогой, вероятно, живую муху проглотил? -- встретил его Евграф Павлыч. -- Нет-с... изволите шутки шутить-с! А я-с по делу-с и по очень важному делу-с... -- Знаю, знаю: выпить хочешь, приказная строка! Ха-ха!.. Ешь солоно, пей горько: умрешь -- не сгниешь. Заседатель только вздохнул и пожал плечами. -- Не то-с, Евграф Павлыч,-- заметил он после некоторой канцелярской паузы.-- Дело-то выходит самое преказусное... да. -- Какое дело? -- А то самое, которое вы настряпали... Поп Андрон подал на вас прошение о вооруженном нападении на его дом в ночное время и о краже со взломом. -- Ну, брат, испугал ты меня... ха-ха!.. Да я все потрохи вытрясу из попа, и он у меня сам залетает, как палевый голубь, а на его прошение мне плевать. -- Напрасно-с и даже весьма напрасно-с, Евграф Павлыч. Хлопотно будет, и расход лишний... -- Ах ты, крапивное семя, да я и тебя вместе с попом на одно лыко привяжу да в воду. -- Это уж как вам будет угодно-с. Я маленький человек и вам же добра желаю-с. -- А если добра желаешь, так пойдем выпьем... За выпивкой, однако, Блохин все как-то ежился и вздыхал "с утеснением", пока хозяин его не оборвал: -- Послушай, брат, да ты на поминки, что ли, ко мне приехал?.. а?.. -- Евграф Павлыч, голубчик,-- заговорил Блохин самым нежным голосом и даже склонил свою щучью голову набок.-- Не могу успокоиться, потому такое дело... особенное-с. Дворянин... и вдруг обвиняется в краже голубей... Весьма не подобает это вашему званию, Евграф Павлыч. Вот я и думаю: вы отличный и благороднейший человек, отменной доброты и великодушного сердца, ну, что вам стоит пойти на мировую с попом Андроном? -- Да ты с ума сошел... Я?.. Мириться с попишкой? -- Позвольте-с, дело-то такое. Что такое голуби? Наплевать, и все тут. Предмет, не стоящий никакого внимания и даже слабый для благородного человека. -- Ну уж это ты врешь: палевые ведь голуби-то... -- Ах, господи, господи, что же из этого? Хоть зеленые будь по мне. Мало ли у вас всякого удовольствия, Евграф Павлыч: и охота, и лошади, и... хе-хе!.. девушки-с... вот это предмет достойный, а то тьфу!.. даже произносить как-то неловко-с. -- А ежели мне эти вот самые палевые голуби понадобились, тогда как? Дай да выложь, и ничего знать не хочу, а попа Андрона я пройму не мытьем, так катаньем. Вот тебе и сказ весь, а там судите меня, хоть на виселицу... Ничего не пожалею, чтобы себе удовольствие сделать. Охотку тешить -- не беда платить. -- Неукротимый у вас характер, Евграф Павлыч. Заседатель Блохин был великий дипломат и на своем веку немало уладил самых казусных дел через простое "миротворение", как хотел устроить и здесь, потому что сцепились два милостивца, из которых он не желал терять ни первого, ни второго. И дернуло же этих проклятых голубей!.. Блохин чувствовал, что сам начинает стервениться и, того гляди, украдет поповских голубей, чтобы свернуть им головы. -- Нашли игрушку, черти этакие! -- ворчал миротворитель.-- Слышь: палевые голуби... тьфу! тьфу!.. Прежде чем ехать в Кургатский завод, Блохин, конечно, завернул в Ключики к попу Андрону, с целью предварительно усовестить поднявшегося на дыбы старика, но эта миссия закончилась полной неудачей. -- Главное то, что сану твоему это самое дело не соответствует,-- усовещивал Блохин упрямившегося попа.-- Нужно по заповеди прощать седмижды семь раз... Так? -- Так, так,-- соглашался поп Андрон. -- И мало ли есть любопытных занятий, кроме этих голубей: наливки делать, цветы разводить... да мало ли. -- Да ведь палевые голуби-то, ежовая твоя голова!.. Знать ничего не хочу; не попущусь Катаеву ни в жисть. Мне плевать, что он заводчик и миллионер... Я сам буду архиереем, только вот Маринку пристроить. А голубей я не отдам, хоть озолоти меня... -- Не дури, попище, а то хуже будет! -- А ты мне что за указчик? Плевать мне и на тебя... -- Поп, не кочевряжься! -- Знать ничего не хочу; Катаев хотел через взлом вы-красть моих голубей, и я не попущусь ему... Одним словом, дипломат-заседатель благодаря проклятым палевым голубям попал в самое неловкое положение, между двух огней: милостивцы лезли на стену и ничего слушать не хотели. Блохин прожил в Кургатском заводе целый день и ничего не мог добиться от Евграфа Павлыча; дело выходило совсем дрянь, если бы не утешила немного Матильда Карловна, пообещавшая, со своей стороны, сделать все, чтобы помирить Евграфа Павлыча с попом. -- Будьте благодетельницей, матушка Матильда Карловна,-- умолял Блохин, целуя с умилением немкину руку.-- Ведь это что же такое будет? Евграфу Павлычу достанется, да и попу дадут по шапке... Я теперь даже совсем презираю самое это слово: голубь! Прикинувшись сторонницей мира, Матильда Карловна выведала от Блохина решительно все, что ей нужно было знать, и осталась очень довольна положением дел. "Дело начато, теперь нужно придумать что-нибудь дальше,-- думала Матильда Карловна, провожая заседателя восвояси.-- Начато хорошо, надо и кончить хорошо".

Хотя Евграф Павлыч и принялся за дело горячо, но он мог каждую минуту остынуть: на него ни в чем нельзя было полагаться. А пока дело о краже голубей таскалось бы по разным судам и палатам, барин успел бы и совсем забыть о нем. На другой же день после отъезда Блохина, за обедом, Матильда Карловна спросила Евграфа Павлыча: -- А как вы насчет голубей? -- Да, пожалуй, они, Мотя, уж мне и надоели, черт с ними совсем! -- Напрасно... -- Ничего не поделаешь с попом, войной не пойдешь. -- Можно и без войны. -- Это как? -- Да очень просто: набрать ястребов-голубятников и напустить на поповских палевых голубей. -- Та-та-та... в самом деле, как это мне самому не пришло в голову! Мотя, да ты у меня молодец... Мы настоящую соколиную охоту устроим на попа. Ха-ха!.. Мотенька, голубушка, что же ты мне раньше-то ничего не сказала? Пусть Блохин посмотрит, какую мы обедню отслужим попу... Ну, и штука только. Сейчас же позвать ко мне Федьку и Гуньку... Дело опять закипело; Гунька и Федька отправились сейчас же в одну башкирскую деревушку за ястребами. До деревни было верст сто с лишком, и через полтора суток верные слуги вернулись с пятью совсем выношенными ястребами, да кстати захватили с собой и башкира, хозяина ястребов. Предварительно было сделано несколько опытов над простыми голубями-сизяками; брошенные в воздух ястребы производили настоящие чудеса, так что Евграф Павлыч остался совершенно доволен ястребиной охотой и вперед потирал руки от удовольствия. -- Лихо взвеселим попа,-- заявлял Федька, который тоже был рад насолить драчуну.-- Будет настоящая потеха. Чтобы повести дело наверняка, через особенных посланцев было узнано во всех подробностях, как и когда поп Андрон гоняет своих палевых голубей. Оказалось, что старик сильно сторожился и в ожидании нечаянного нападения ставил на опасных пунктах особых караульных. -- А мы все-таки его утешим,-- смеялся Евграф Павлыч над попом Андроном.-- Пусть караулит, а мы ему ястребочков поднесем: как пить дадим палевым голубкам. Выбрали летнее туманное утро, и еще затемно по направлению к Ключикам выехала из Кургатского завода настоящая охота: восемь вершников с Евграфом Павлычем во главе. Решено было накрыть попа с голубями как раз в тот момент, когда он делал раннюю гонку. Сам Евграф Павлыч ехал верхом на любимой соловой кобыле, за ним по пятам следовали на гнедых киргизах Гунька и Федька; башкир с ястребами составлял центр экспедиции, которая замыкалась четырьмя охотниками, прихваченными на всякий случай. Начинало светать, то есть восточная сторона неба сделалась серой, потом побелела, и только мало-помалу через эту предрассветную, белесоватую мглу начали сквозить розовые тона занимавшейся зари. Дорога шла большею частью по берегу цветущего Кургата, задернутого теперь сплошной туманной пеленой. Лошади фыркали и звонко били копытами укатанную землю; в ближайших речных кустах заливалась какая-то невидимая птичка, радовавшаяся всем своим маленьким сердцем наступавшему дню. Евграф Павлыч давно не ездил верхом и теперь сидел на мягком туркменском седле, как мешок; ему сильно дремалось и дорога казалась бесконечной. "Уж уважим попа",-- думал он, зевая. Гунька тоже, грешным делом, клевал носом в седле, хотя каждый раз бодрился и вытягивался, как встрепанный, чтобы барин не заметил оплошки; он думал о черноволосой, смуглой Анне, которую давно присмотрел себе в жены и о которой не смел заикнуться барину, чтобы не испортить дела. Немка обещала женить, если Гунька будет служить верой и правдой. Зачем ехал барин в Ключики и кто натравил его на попа Андрона, Гунька отлично знал, но молчал, как пень. Ехавший рядом с ним Федька тихо посвистывал и ежил плечи от холода; ему хотелось спать, но перспектива насолить попу Андрону заставляла его улыбаться. Иногда перед ним вставала Марина, о которой он скучал. Увидит он ее сегодня или нет? Не таковская девка, чтобы испугалась отца, но черт ее знает: девичья память короткая, до порога. Не доезжая с полверсты до Ключиков, Евграф Павлыч послал одного из охотников узнать, что делается в поповском доме. Посланный вернулся через полчаса и доложил, что у попа гости играют в карты. -- Отлично,-- проговорил Евграф Павлыч и отправился в деревню в сопровождении ястребятника-башкира и Федьки. Гунька с охотниками был отряжен в обход поповского дома и по первому сигналу должен был спешить на выручку. -- Лучше всего, если вы незаметно заберетесь в поповский сад,-- командовал барин,-- но боже вас сохрани попасться попу на глаза: всю шкуру спущу нагайками... На всякий случай Гуньке был дан тоже ястреб. У первой избы лошади были остановлены, и Евграф Павлыч сам-третей отправился к поповскому дому. Они засели в ближайшем огороде и терпеливо принялись выжидать, когда поп Андрон выйдет на голубятню. Ждать пришлось довольно долго. Большое село начало просыпаться из конца в конец, блеяли овцы, мычали коровы, затрубил пастух в рожок. Солнце выкатилось золотым туманным шаром из-за Кургата, на реке волнами заходил белый волокнистый туман. "А если поп Андрон не выйдет?" -- думал каждый из охотников. Трава была мокрая, и лежать в ней не представляло особенного удовольствия, а поп все не показывался, точно смеялся над засадой. Потянуло дымком от затопившихся печек, где-то неугомонно лаяла охрипшая со злости собака. Евграф Павлыч, лежа в траве, начал было уже совсем засыпать, как Федька ткнул его в бок локтем и прошептал: -- Поп... Действительно, на поповской голубятне показалась приземистая фигура попа Андрона; он зорко осмотрел окрестности и только потом растворил голубятню; из-за решетчатых дверец голуби высыпали на крышу, а потом взмыли кверху, как брошенная в воздух горсть белого пуха. Выждав, когда старик совсем увлекся своим занятием и с ожесточением принялся бегать по голубятне, постоянно взмахивая шестиком, Евграф Павлыч тронулся вперед. Засада благополучно проследовала до следующей избы; оставалось перейти улицу, но караульный, посаженный попом на крыше сарая, вовремя заметил опасность и пронзительно свистнул. Нужно было высмотреть кружившихся палевых голубей и потом уже спустить на них ястреба, но теперь было не до того; Евграф Павлыч взял у башкира самую большую птицу, снял у ней с головы кожаный колпачок и подбросил вверх. Ястреб, сильным движением крыльев, сразу начал забирать вверх. -- Бросай второго, бросай третьего! -- закричал башкиру Евграф Павлыч, когда голуби метнулись к голубятне. Поп Андрон не ожидал именно такой штуки от своего неприятеля и совсем растерялся; дверь в голубятню была заперта, голуби сбились на коньке крыши в трепетавшую крыльями живую кучу, а три ястреба спускались все ближе и ближе. Поп Андрон как-то совсем обезумел, присел и всей своей могучей грудью заорал: -- Батюшки, помогите... караул! Ой, батюшки, помогите! -- Катай четвертого ястреба! -- крикнул Евграф Павлыч и подал сигнал Гуньке. Пять ястребов произвели настоящую атаку: в несколько секунд голубятня покрылась пухом и перьями разорванных голубей, несмотря на самое отчаянное сопротивление попа Андрона, отбивавшего их от нападавших ястребов своим шестиком. -- Ой, караул... батюшки, грабят! -- крикнул старик. -- Дуй его, лупи! -- неистово орал с улицы Евграф Павлыч, походивший на исступленного.-- Бей, катай!.. На этот страшный гвалт прежде всего выбежали гости: заседатель Блохин и запрещенный поп в зеленом подряснике, а потом со всех сторон набежали поповские строшные. На подмогу барину явился Гунька со своими охотниками. Из деревни начали собираться мужики, бабы и ребятишки, захватившие на всякий случай кто что мог. Блохин бросился вперед и приступил к Евграфу Павлычу с усиленным молением о пощаде. -- Голубчик, батюшка, Евграф Павлыч, уймитесь, ради Христа! -- умолял он и старался поймать расходившегося бари-на за руки.-- Ведь это что же такое? Уголовство... -- Бей, катай! -- кричал Евграф Павлыч хриплым голосом и бросился на поповский двор.-- Я ему покажу, простоволосому, каков есть человек Евграф Павлыч... Федька, Гунька, за мной! В воротах завязалась жестокая свалка между катаевскими охотниками и поповскими строшными. Откуда-то явились поленья и палки, мелькнуло несколько окровавленных лиц. Евграф Павлыч и Федька Ремянников работали за десятерых, как два медведя, так что первыми пробились в ворота и очутились на поповском дворе. -- Где поп? Дайте мне его,-- орал Евграф Павлыч, порываясь к голубятне, с которой слезал поп Андрон и по пути засучивал рукава своей ситцевой рубашки. Федька запер ворота изнутри и ждал, чем все это кончится. Старик Андрон шел на врага как был в голубятне -- босой и в одном белье; лицо у него было бледное, и только глаза светились, как у волка. Евграф Павлыч встал в боевую позицию и тоже засучил рукава. Ввиду готовившегося поединка заседатель пустился на отчаянное средство: он бросился в ноги Евграфу Павлычу и на коленях принялся молить о пощаде, но получил такого пинка, что кубарем откатился к самым воротам, как гнилушка. В самый критический момент, когда враги готовы были сцепиться, раздался раздирающий женский крик: в одной рубашке, с распущенными волосами стояла Марина... Она только что вскочила с постели и выбежала из своей комнаты в чем была. Евграф Павлыч оглянулся на крик и обомлел от изумления; руки у него опустились, и он с раскрытым ртом смотрел то на попа Андрона, то на Марину. -- Кто это?.. а?..-- шептал он, обращаясь в пространство. -- Это я, разбойник! -- заревел поп Андрон, схватив Евграфа Павлыча по-медвежьи прямо за затылок.-- Есть и на тебя управа. -- Постой, поп, отпусти! -- умолял Евграф Павлыч, напрасно стараясь освободиться от придавившей его железной руки.-- Дай всего одно слово сказать, а потом хоть разорви... -- Говори,-- коротко приказал поп Андрон, не отпуская своей жертвы. Евграф Павлыч оглянулся еще раз, но Марина уже скрылась к себе в комнату. -- Это твоя дочь? -- спрашивал Евграф Павлыч. -- Ну, положим, что дочь... -- Дочь? Попище, прости ты меня, ради Христа, -- вдруг взмолился гордый кургатский барин и даже повалился попу Андрону в ноги.-- За все заплачу, озолочу тебя, ну, помиримся. Поп Андрон как-то совсем одурел от этой второй неожиданности и выпустил затылок врага из своей десницы. На выручку подоспел Блохин и тоже принялся упрашивать попа Андрона. -- Поцелуемся, поп,-- предложил Евграф Павлыч и облапил своего недавнего врага. -- Ну, черт с тобой, поцелуемся,-- соглашался поп Андрон и прибавил: -- А за голубей ты мне заплатишь... да. -- Сейчас тысячу отдам. -- Давно бы так, братие! -- с умилением шептал Блохин и даже прослезился.-- Ладно вы, Евграф Павлыч, меня садану-ли: все вздохи отшибли.

Примирение враждовавших сторон состоялось при самой торжественной обстановке, начиная с того, что собравшемуся на драку мужичью была выкачена из поповского погреба сорокаведерная бочка пенного, конечно, в счет Евграфа Павлыча. -- Гуляй, братцы, в мою голову! -- кричал в окно поповского дома сам барин.-- Бабам сладкой водки, девкам пряников... Гунька был отправлен в Кургатский завод нарочным с поручением привезти оттуда всякого провианта и господский оркестр музыкантов. Это известие сначала заметно смутило Матильду Карловну, но, расспросив обстоятельства дела, она успокоилась и только усмехнулась: она поняла намерение развернувшегося Евграфа Павлыча. -- Кланяйся барину, да скажи от меня, что не по себе дерево хочет согнуть,-- наказывала она, между прочим, отправлявшемуся в обратный путь Гуньке.-- Обожжется, пожалуй... Гунька передал этот наказ в точности, но Евграф Павлыч даже не рассердился, а только промолвил: -- Ученого учить -- только портить... В поповском доме разлилось настоящее море: играла катаевская музыка, пили, играли в карты,-- так вплоть до самой ночи, и ночь напролет, и следующий день. Евграф Павлыч требовал только одного, чтобы поповна Марина из своих белых рук подносила ему рюмку за рюмкой, а он целовал у ней руки и вообще ухаживал, как старый петух. -- Ну, попище Андронище, и дочь только ты вырастил! -- похваливал Евграф Павлыч, ухмыляясь.-- Всему миру на украшение... -- Нашел диво,-- ворчал для виду старый поп, польщенный похвалой гостя.-- Все они, девки-то, на одну колодку. А вот лучше выпьем, Евграф Павлыч, стомаха ради и частых недуг... Захмелевший Евграф Павлыч заставил музыкантов играть плясовую и мигнул Федьке, первому своему плясуну, чтобы вставал в пару с Мариной. Девушка сначала отнекивалась, но потом должна была согласиться на усиленные просьбы всей кутившей компании. Музыка грянула, Федька лихо пошел выделывать какое-то замысловатое цыганское колено, но Евграф Павлыч его остановил: -- Погоди, Федя, ты еще напляшешься... дай нам, старикам, старинку вспомнить. Сам буду плясать с Мариной Андроновной. ? Когда-то Евграф Павлыч лихо плясал -- как говорится, только стружки летели,-- но теперь отяжелел и выделывал колена очень грузно. Зато, отплясав, он расцеловал поповну прямо в губы и проговорил: -- Вот люблю, Маринушка... изуважила старика! Люблю за молодецкий обычай... Евграф Павлыч долго не выпускал из своей лапищи белую и мягкую руку Марины и все время заглядывал ей в опущенные глаза, на подымавшуюся волной высокую грудь, на горячий девичий румянец, на дрожавшую на алых губах вызывающую улыбку. Марина плясала так себе, больше помахивала платочком, но разгулявшимся старикам не много было нужно. Федька Ремянников присутствовал при общем веселье, пил вместе с другими, но выглядел угрюмо, волк-волком; он отлично понимал, отчего развеселился Евграф Павлович и что завелось у него на уме. На Марину Ремянников старался совсем не смотреть: без того было тошнехонько, и даже вино не пьянило. -- Братие! -- выкрикивал заседатель и лез ко всем целоваться.-- Слава тебе, царю небесный... Вот и помирились. Родимые мои... Заседатель на вторые сутки совсем развинтился и напрасно отыскивал уголка, где бы вздремнуть: его разыскивали, встряхивали и опять заставляли пить. -- Ты вот что, Федя,-- говорил Евграф Павлыч Ремянникову под шумок,-- заседатель еле на ногах держится... Попа Андрона я спою, а ты накачивай этого зеленого попа. Понимаешь? -- Понимаю, Евграф Павлыч. -- Ну, а я отсюда не уеду, пока не развяжу узелка. -- Понимаю, Евграф Павлыч. Намерения барина были вполне ясны: он увлекся востроглазой поповной Мариной, которая сама заигрывала с ним глазами. Евграфа Павлыча бросало в жар и холод, когда она смеялась. "Будешь моя, голубушка,-- думал разгоревшийся самодур-заводчик.-- Год проживу здесь, а не отступлюсь. Вот так девка: вся яблоком, не чета моим-то птахам". Ремянников следил за этой двойной игрой и чувствовал, как сам он делается точно чужой себе, точно застыл, а на сердце так и накипает жестокая, смертная злоба. "Постой, я покажу тебе, как узелки развязывают",-- думал Федька, глядя на Евграфа Павлыча исподлобья, и даже сам вздрагивал. Что-то такое красное застилало ему глаза, и все представлялось лицо барина, бледное, искаженное предсмертными судорогами, с выкатившимися глазами. Да, он убьет его и Маринушку, подлую, по пути: семь бед -- один ответ. Накажут плетями, потом пошлют в катергу, потом он убежит и будет бродяжить здесь же на заводах. Не он первый, не он последний. А вот и эшафот готов... палач в красной рубахе похаживает и вытягивает длинную ременную плеть... Кругом тысячная толпа народу... Господи, как страшно!.. Федька поднимается на эшафот, и вдруг у него захолонуло на душе, но он собрал все силы, перекрестился, покло-нился на все четыре стороны... -- Ты что это, Феденька, задумался? -- пристает зеленый поп. -- Да так... о тебе, батька, соскучился. Выпьем! "Зеленый поп" на вид был такой вихлястый и жиденький, пальцем ударить, так переломится, а пить был здоров: пьет, как дудка, и конец. Пьет и смеется, да еще свои гни-лые зубы показывает. Федька все-таки помнил наказ Евграфа Павлыча и старался всеми силами накачать водкой зеленого попа до положения риз. -- Невинно вино, а укоризненно пианство, -- повторял зеленый поп перед каждой рюмкой и опять показывал свои гнилые зубы. "Ах ты, гнилушка проклятущая",-- начал сердиться Ремянников и серьезно принялся за свое поручение, заставляя зеленого попа хлопать одну рюмку за другой. Марина появлялась к гостям только по зову или посмотреть на отца, который все еще держался на ногах, а потом уходила к себе в комнату, где и запиралась на крючок. Пьяный Евграф Павлыч, улучив минуту, несколько раз пробовал, под шумок, незаметно пробраться к поповне, но каждый раз ему что-нибудь мешало: то зеленый поп подвернет-ся, то пьяный Блохин. Раз Евграф Павлыч совсем был у цели и даже осторожно постучал в дверь поповне. -- Кто там? -- окликнула Марина вполголоса. -- Это я, Маринушка... Отвори, словечко надо сказать. -- Я боюсь... Без сомнения, еще четверть часа -- и поповна отворила бы дверь. Евграф Павлыч клялся и божился после, что отво-рила бы, но как на грех притащился поп Андрон, схватил Евграфа Павлыча за ухо и увел к гостям. -- Сие не подобает,-- строго заметил старик и погро-зил своим коротким пальцем.-- А то я тебе все ребра переломаю. -- Да ведь я так... мимо шел, -- оправдывался Евграф Павлыч, как пойманный школьник. -- И мимо не ходи, да и другим закажи, поелику не подобает. Видел заседателя-то? -- Блохина? -- Ну, его самого... Так вот этот самый Блохин изъявляет свое желание обручиться с девицей, нареченной Мариной. -- Ну, уж этому не бывать, попище!.. Пусть поищет другую твой заседатель, а Марина его ногами затопчет. -- Не от нас это строится, Евгоаф Павлыч: кого господь укажет, за тем и быть Марине. Это известие еще больше разгорячило Евграфа Павлыча, и он еще больше начал пьянеть от одной мысли о соблазнительной близости запретного плода. Ну, да ничего, только бы споить попов, а там все уладится само собой... Это жестокое пьянство продолжалось ровно три дня и три ночи. Евграф Павлыч помнил, как сквозь сон, что поп Андрон преподнес им какую-то заветную наливку на каких-то травах -- целую ведерную бутыль. Все пили рюмку за рюмкой, так что под конец у Евграфа Павлыча заходили столбы в голове. Потом все как-то перемешалось, точно было подернуто дымкой. На четвертый день.Евграф Павлыч проснулся поздно. Голова у него трещала, как расколотая. Он долго не мог открыть слипавшиеся глаза, пока не повел рукой. Рядом с ним на подушке лежала другая голова. Евграф Павлыч быстро поднялся на постели и даже раскрыл рот от удивления: он лежал на какой-то необыкновенно широкой кровати, а рядом с ним спала поповна Марина. Да, это была она, вся розовая, в сиянии своих рассыпавшихся золотых волос... -- Где же это я? -- старался припомнить Евграф Павлыч и потом ударил себя по лбу.-- В Ключиках, у попа Андрона... ха-ха!.. Очень хорошо... Однако ведь это, кажется, комната Марины? Да, да, все были пьяны, потом... потом... Марина проснулась и смотрела на Евграфа Павлыча заспанными, улыбавшимися глазами и нисколько не стеснялась своего нового положения, а даже потянулась, как кошка, и обняла его своей теплой, белой рукой. -- Здорово кутнули, -- проговорил наконец Евграф Павлыч, напрасно стараясь припомнить подробности этой ночи. -- Послушай, Марина, я тихонько вылезу в окно, а то, пожалуй, поп Андрон проснется, и тогда плохо будет... Поповна ничего не ответила, а только быстро спрятала свое улыбавшееся, залитое румянцем лицо в подушку. "Вот молодец девка!" -- невольно подумал Евграф Павлыч, поцеловал Марину в крепкий затылок, точно затканный вившимися золотыми волосиками, и начал быстро одеваться. Окна были завешены кисейными занавесками, но через них можно было рассмотреть, как по двору ходили какие-то люди (окна из комнаты Марины выходили во двор). Значит, бежать через окно нечего было и думать. Оставалась дверь, но за дверью в соседней комнате слышались чьи-то шаги и осторожное покашливанье. "Ох, плохо дело, поп проснулся,-- со страхом подумал Евграф Павлыч, не зная, как ему выбраться от ласковой поповны.-- А, все равно, скажу, что попал сюда пьяный... ничего не помню... отлично!" Евграф Павлыч приосанился, приотворил дверь и увидел в соседней комнате кипевший самовар, за самоваром "зеленого попа" и самого попа Андрона, который сидел на диване в больших серебряных очках и читал какую-то книгу в черном кожаном переплете. Деваться было некуда, и Евграф Павлыч вышел, немного сконфуженный. -- А, вот и ты, -- весело заговорил поп Андрон и пошел навстречу к Евграфу Павлычу с распростертыми объятиями.-- Ну, Евграфушка, давай поцелуемся. Зеленый поп тоже показывал все свои гнилые зубы и тоже полез обниматься. -- Слава богу, слава богу! -- повторял зеленый поп.-- Поздравляем вас, Евграф Павлыч, с законным браком... -- С каким законным браком? -- А то как же? Изволили вчерашнего числа вступить в закон, -- объяснил зеленый поп.-- С радости-то, видно, всю память отшибло... Я вас и венчал, Блохин был свидетелем. Да... -- Да вы с ума сошли, простоволосые черти! -- не своим голосом закричал Евграф Павлыч и только теперь припомнил, что действительно был в церкви вчера, горели свечи и т. д.-- Это вы пьяного меня обвенчали?.. а? -- Полно шутить, Евграфушка,-- серьезным тоном заговорил поп Андрон.-- Не такое это дело... Я не навяливался с дочерью: сам в ногах ползал у меня да просил согласия. -- А где Федька? -- На погребице вместе с Блохиным лежат вторые сутки: зело угобзились... Евграф Павлыч подумал, подумал, покачал головой и наконец проговорил: -- Ну, попище, перехитрил ты меня... да, ловко околпачил...

Свадьба была отпразднована на той же ноге в Ключиках, и празднество продолжалось целую неделю. В ознаменование торжества вся посуда в поповском доме была перебита влоск, переломана вся мебель, и, войдя в азарт, пьяные гости изорвали в клочья все платье друг на друге, так что для продолжения праздника из Кургатского завода была выписана целая партия киргизских азямов, которыми и прикрылась пьяная нагота. В этой свалке погиб и знаменитый зеленый подрясник запрещенного попа, обвенчавшего молодых. Пока происходило все это неистовство, Евграф Павлыч послал Гуньку в завод с лаконическим приказанием: в три дня разнести девичью при господском доме до последнего камешка, а на ее месте разбить к приезду молодых цветник. Но как быть с Мотей и ее воспитанницами? Этот вопрос Евграф Павлыч никак не мог разрешить и оставил открытым до своего прибытия, хотя и побаивался молодой жены, которая оказалась с ноготком. Впрочем, дело уладилось как-то само собой. Марина Андроновна по приезде в Кургатский завод даже и вида не подала, что знает что-нибудь о существовании девичьей и о той роли, какую играла в ней Матильда Карловна. С немкой встретилась она дружелюбно и даже сблизилась с ней. -- Я тебя, Мотя, не пущу,-- заявила Марина, когда немка начала собираться восвояси.-- Ты мне не мешаешь, а одной мне скучно... Живи у нас экономкой, а то я что же буду делать здесь без тебя? Ты все знаешь и все умеешь сделать. Так немка Мантилья и осталась при господском доме, хотя Евграфа Павлыча в первое время немного и коробило, когда случалось обедать втроем. В каких-нибудь полгода все в кургатском доме пошло на новую руку, хотя, по-видимому, молодая сама ничего и не делала: рядилась, ела, спала -- и только. Она оказалась какая-то равнодушная ко всему и часто не знала, чем и как убить время. Евграф Павлыч тоже как-то вдруг притих и опустился, как проколотый пузырь, и даже начал заметно припадать на одну ножку, значит вступил в закон в самый раз. О прежней развеселой жизни, конечно, не могло быть и помину, и Евграф Павлыч рад был, как празднику, когда в Кургат навернется какой-нибудь новенький человек. Однако, несмотря на свое видимое равнодушие, Марина успела пристроить всех девушек, воспитанных в девичьей, то есть наградила приданым и выдала замуж. Свадьба Матреши и Даши была в один день, а потом они явились со своими мужьями благодарить барыню за великую милость. Глядя на улыбавшихся молодых, Марина Андроновна легонько-легонько вздохнула и прослезилась. -- Нам и бога за вас не замолить, матушка-барыня,-- объясняла бойкая Даша.-- Как бы не вы, так уж и не знаю, что бы такое со всеми было... -- Кто старое помянет, тому глаз вон,-- заметила Марина Андроновна и отпустила молодых с новыми подарками. -- Теперь только тебя, Мотя, осталось пристроить да Анфису,-- говорила Марина Андроновна. -- Чего еще нам нужно? И так проживем,-- ответила Матильда Карловна и слегка зарумянилась. -- Зачем ты скрываешься от меня, Мотя? Я ведь все знаю... Погоди, выдам тебя за Ремянникова... Он ведь тебя очень любит, я знаю. Всю подноготную кургатского господского дома Марина Андроновна знала через горбатую Анфису, которая быстро втерлась в доверие к барыне и, между прочим, рассказала роман немки Матильды и, кстати, свой собственный. -- Надо их женить,-- решила Марина Андроновна.-- Будет Федьке неокрученным шататься. -- Тоскует он, матушка-барыня,-- вкрадчиво докладывала горбунья, стараясь подметить, как переменится в лице Марина Андроновна при этом намеке на милого дружка. -- А вот женится, так и перестанет тосковать.... Мотя его приберет к рукам. Шелковый будет... Ремянников бежал из Ключиков, как только проснулся после поповского угощения, и недели две вылежал в своем флигеле, сказываясь больным. Этот неожиданный оборот дела расстроил весь его план убийства барина: дело сделано, теперь не поможешь. Долго сидел Ремянников в своем флигельке, пил водку с Яшей и все думал о чем-то: упрется глазами в стену и молчит. Даже похудел от постоянной думы, -- лицо осунулось, глаза ввалились, русые кудри скатались в одну шапку: не для кого их было расчесывать. Яша-Херувим кашлял с каждым днем все сильнее, бросил пить водку и все молился: он таял как свеча. Особенно тяжело доставались Яше бессонные ночи, когда все кругом стихало и только за печкой трещал сверчок свою бесконечную песню. Ремянников спал как убитый или уходил куда-нибудь. Однажды Яше сделалось особенно тяжело: душил страшно кашель, била лихорадка, в глазах мутилось. "Смерть приходит",-- с ужасом думал больной и тихо заплакал. О чем он горевал? Родных у него не было, сначала он был певчим в церковном хоре, потом служил мальчиком в трактире и, нако-нец, попал в хор каких-то странствующих певчих. Так шел год за годом, вечное пьянство, беспорядочная холостая жизнь, тоска. Все это теперь перебирал Яша в своем больном уме, и ему делалось еще тяжелее: в этой пестрой, беспорядочной жизни не было ни одного светлого мгновения, ни одной радости. -- Свиньей жил... в грязи бродил... -- стонал Яша, падая головой в подушку.-- Давно пора умирать! В Москве Яша познакомился с Матильдой Карловной, которая тогда жила еще с матерью. Она была такая беленькая, хорошенькая девочка, совсем еще молоденькая. Яше ужасно было жаль, что она убивается над работой в магазин, и захотелось остепениться, чтобы чем-нибудь помогать ей. В его душе затеплилось что-то вроде любви; но это чувство оборвалось в самом начале. В Москву приехал Евграф Павлыч и купил у матери маленькую немочку, а по пути захватил с собой нескольких певчих для своего заводского хора. У Яши был еще голос, и он тоже поехал за своей немочкой куда-то в Сибирь. Дальше... что было дальше -- Яша затруднился бы рассказать даже себе самому: то же бесшабашное пьянство, вечное похмелье и непроходимое свинство. Да, все грехи да грехи, точно бесконечная паутина. Стояла уж осень, листья давно облетели с деревьев и в саду с воем и свистом рвался холодный осенний ветер. Дождь то переставал, то начинал идти снова, и слышно было, как слезливо журчала вода по водосточной трубе. Неприятно, глухо, уныло было все кругом, точно не будет завтрашнего дня. Мысли в голове Яши начинали путаться, напал какой-то страх, и он тихо вскрикнул, но этот слабый, глухой крик испугал его еще более, точно возле него крикнул кто-то другой. Яша уже не в пер-вый раз слышал этот крик и не узнавал собственного голоса. Теперь, охваченный паническим ужасом, Яша поднялся с постели и начал звать Ремянникова, который спал мертвым сном. -- Ну, чего тебе?., а?..-- бормотал Ремянников сквозь сон. -- Федя, голубчик... страшно мне, -- шептал Яша, наклоняясь над самым изголовьем спавшего друга.-- Ты не слыхал ничего, Федя?.. По ночам кто-то у нас кричит... так и слышно, что под землей кто-то этак глухо стонет и опять молчит. -- Ну и пусть кричит... Эк тебя взяло, Яшка!.. Только спать мешаешь... -- Да ведь кричит, Федя... Это он меня зовет в землю. Ох, как страшно, Федя, умирать; темно кругом... холодно... а там страшный суд, за каждый грех должен ответ дать. Феденька, голубчик, прости ты меня, ради Христа, ежели я тебя чем обидел... -- Ты обидел меня? -- удивился Ремянников; как он ни хотел спать, но мысль, что Яша мог кого-нибудь обидеть, заставила его расхохотаться.-- Вот ты клопов, Яша, часто обижал; у них проси прощения... Ха-ха! Обидел!.. Уж только и придумает! -- А вот и обидел я тебя, Федя,-- упрямо продолжал Яша, с трудом прокашливаясь.-- Помнишь попа-то Андрона... когда он вас с Мариной в беседке застал? Это я его подвел... Феденька, голубчик, прости меня!.. Яша совсем упал на пол и несколько раз ударил лбом в знак полного раскаяния. Это признание точно ужалило Ремянникова; он вскочил с постели и схватил Яшу за его худые, костлявые плечи. -- Яшка, так это ты подвел?.. а? -- шептал Ремянников, начиная сжимать корчившегося в его руках Яшу. -- Я... прости, Христа ради... ой, больно!.. Ты мне добро делал, а я вот какую шутку устроил... Ох, Феденька, тяжело на душе... согрешил я против тебя... Ремянников на минуту задумался, а потом спросил: -- Для чего тебе-то, Яша, нужно было подводить попа? Ведь ты меня зарезал... Да если бы я знал это раньше, я тебя тут же бы и задушил. Не видать бы тогда Евграфу Павлычу Марины, как своих ушей. Яшка, я и теперь задушу тебя... -- Убей, ну, убей...-- беззащитно проговорил Яша, опуская руки. -- И убью... Ну, говори, кто тебя научил?.. а? Ведь это ты не своим умом придумал?., а? -- Все скажу, Федя... Тогда пришла ко мне вот сюда во флигель Мантилья и велела ехать в Ключики; она и научила, как попа на тебя с Мариной подвести... -- Так вот кто... Мотька все устроила! -- застонал Ремянников и в отчаянии рванул себя за волосы. -- Гунька тогда возил нас в Ключики-то, -- продолжал Яша, припоминая свою поездку. -- Кого нас? -- Ну, нас: меня да Анфису... Сперва-то сама Мантилья хотела ехать со мной, да ей нельзя было. -- Вот оно что! -- повторил Ремянников несколько раз, стараясь что-то припомнить.-- Так... значит, и палевые голуби отсюда же прилетели! Ловко... Ну, я с ними со всеми расправлюсь. -- С кем это? -- А уж это мое дело... -- Ты, Федя, пожалуйста, не сердись на Мантилью-то: она ведь любит тебя, а это я виноват... -- Убирайся к черту! Ремянников крепко призадумался. Он два дня ходил из угла в угол по своей комнате, два дня не ел и не пил и наконец куда-то исчез. Как-то утром Евграф Павлыч с молодой женой пил чай в столовой. Марина Андроновна была свежее весеннего утра и в своем кружевном утреннем пеньюаре выглядела настоящей русской красавицей. -- Ремянников желает видеть вас,-- докладывала горбатая Анфиса. -- Пусть идет. Что за доклады? -- грубо ответил Евграф Павлыч.-- Что-то давненько я его не видал: совсем извелся парень... Все неможется ему что-то. Когда горбунья ушла, Марина Андроновна проговорила с лукавой улыбкой: -- А вот мы его вылечим скоро... У меня лекарство есть от его болезни. -- Какое такое лекарство? -- Да уж такое!.. Федор давно ведь был влюблен в Мотю... -- В самом деле? Вот это интересно. А я и не подозревал ничего! Скажите, пожалуйста... -- Мало ли ты чего не знаешь. -- Да, да... гм... Это бывает иногда. Что же, с богом... В этот момент в столовую быстро вошел Ремянников и на мгновение остановился в дверях. Он был так бледен, что Марина Андроновна испуганно посмотрела на мужа и сделала невольное движение уйти, но Ремянников твердой походкой подошел прямо к ней и повалился в ноги. -- Федор, что ты, что ты? -- испугалась совсем Марина Андроновна. -- Марина Андроновна прости меня...-- проговорил Ремянников, не поднимая головы. -- Что с тобой, Федя? -- спрашивал Евграф Павлыч. -- Прикажите меня связать, Евграф Павлыч...-- глухо ответил Ремянников, поднимаясь на ноги. -- Там, в саду... где стояла девичья... В саду, на мокрой земле, между клумбами почерневших и высохших цветов, валялся обезображенный труп Матильды Карловны: несчастная девушка была засечена нагайкой и представляла теперь безобразный кусок страшно избитого мяса, так что на спине сквозь клочья одежды белели кости. Впервые напечатан в журнале "Русская мысль", 1885, N 6 . При жизни писателя перепечатывался в составе "Уральских рассказов". Первоначальное название рассказа "Узелки" (Из рассказов об уральской старине). Рукопись под этим названием хранится в Свердловском областном архиве. На первом листе этой рукописи надпись почерком Мамина-Сибиряка: "13 марта, 1885 г. Екатеринбург", в конце рукописи: "15 апреля, 1885 г. Екатеринбург". Кроме того, вверху первого листа рукописи надпись-автограф: "Напечатано под заглавием "Из уральской старины" в третьем томе "Уральских рассказов", изданных фирмой "Издатель" (Д. Н. Мамин-Сибиряк. "Рукописи и переписка", М., 1949, N 35, стр. 30). 1.1 - аннотация, сноска - rvvg.

В этой статье сгруппированы некоторые сведения о жилищах петербургских рабочих, собранные за последнее время петербургскими санитарными врачами для комиссии по изысканию мер к улучшению жилищ рабочих Русского общества охранения народного здравия, частью же автором статьи при помощи одного временного думского врача. Эти сведения относятся к пяти частям города : Спасской, Александро-Невской, Васильевской, Петербургской и Выборгской. Всего имеются сведения о 39 квартирах, в которых помещается 726 человек рабочих и их семейных.

Так как свет и воздух составляют самую необходимую принадлежность жилища, то прежде всего мы должны обратить внимание на то пространство, которое занимается одним человеком, и на освещение комнат дневным светом.

Из доставленных сведений мы узнаем, что в одной квартире помещалось от 4 до 73 человек. В 30 квартирах было более десяти человек, в 11 квартирах более двадцати. В одной комнате помещалось от одного до двадцати человек. 13 раз в одной комнате было более десяти человек. Из 117 комнат менее одной кубической сажени на одного человека было в 83, от 1 до 2 в двадцати, от 2 до 3 в десяти, а более 3 куб. саж. в четырех комнатах. Чаще всего встречалось 0,4–0,5–0,7 куб. саж. на одного человека. Квадратная площадь пола на одного 0,3–0,5 кв. саж. , 81 раз менее 1-й кв. саж., 23 раза от 1 до 2 кв. саж. В помещениях без окон жило восемнадцать человек.

Эти цифры заслуживают серьезного внимания. В квартире живет 20–73 человек, а в одной комнате 10–20 человек. На одного человека приходится менее одной кубической и менее одной квадратной сажени (1/4=1/3 куб. и кв. сажени).

0,3 квадр. и 0,3 куб. сажени - такое пространство занимает один человек. Для того чтобы составить себе ясное представление о значении этих цифр, надо отмерить у себя в комнате три аршина в длину и вышину и один в ширину. Это и будет треть кубической и квадратной сажени. На таком пространстве должен помещаться один человек. Конечно, в конце концов нам надо только три аршина земли. Но живой человек не мертвец. Живой человек не может постоянно лежать на своем трехаршинном месте. Он хочет жить и двигаться. Но жить и двигаться невозможно на таком пространстве. Поэтому живой человек начинает изыскивать всевозможные способы, чтобы удовлетворить свою потребность в движении. Он в свободное от работы время пойдет в кабак, пойдет к знакомым, пойдет во двор. Только, наверное, не останется в своем жилище, где ему предоставляется ровно столько места, сколько нужно, чтобы лежать.

Такое пространство мне пришлось видеть в одном новом деревянном доме. Постройка дома была еще не окончена, а квартиры в нем все уже были заняты. Квартира, в которой мне пришлось быть, состояла из трех комнат и кухни. Две комнаты были светлые, в каждой по одному окну. Третья комната проходная и совсем без окон. В кухне окно выходило в коридор, и там господствовал мрак.

Квартирохозяин недавно нанял эту квартиру и в ней живут заводские чернорабочие, пока только одиннадцать человек. В одной светлой комнате помещалось две семьи. Каждая семья занимала кровать с ситцевым пологом. Между кроватями находилось узкое пространство для прохода. Стоял стол, две табуретки и маленький сундук. В комнате довольно чисто и опрятно. В ней помещалось семь человек: двое мужчин, две женщины и трое детей моложе десяти лет. Двое из них были больны скарлатиной . Один маленький, на руках, другой - девочка лет шести-семи помещалась на сундучке, который хватал ей до колен. Несчастный больной ребенок должен был лежать скорчившись. В этой комнате приходилось 0,3 кв. и 0,3 куб. саж. на человека, считая взрослых и детей.

Во второй светлой комнате живет пока один. Кровати две. Будут пускать еще жильцов. Может быть, в этой комнате поместятся тоже две семьи.

В темной проходной комнате жильцов еще нет, но она сдается и, по всей вероятности, жильцы найдутся. Может быть, поселится одна и даже две семьи.

В темной кухне живет квартирный хозяин с женой и маленьким ребенком. Здесь просторней, нежели в комнатах, но темно.

Жильцы в первой комнате, где нельзя сделать шагу, чтобы не зацепить за что-нибудь, и жильцы в темной кухне, - какую жалкую жизнь им приходится влачить в этих темных и узких пространствах! Человек принужден или как зверь лежать в своей берлоге, или бежать вон из дома. И взрослый мужчина, наверное, убежит. Но что же делать женщине, у которой на руках маленькие дети, да еще больные? Ей приходится волей-неволей покориться своей участи и жить без воздуха и в темноте, проклиная свою горькую долю или впадая в тупое равнодушие, которое помогает ей кое-как влачить свою жалкую жизнь.

В этой квартире было трое детей, из которых двое скарлатинозных, а третий изнывал в темной кухне. Эти дети, наверное, не вырастут нормальными и здоровыми людьми.

Треть кубической сажени, по-видимому, чего же меньше, но оказывается, что есть еще меньше, есть четверть куб. саж. на одного человека. Такой объем приходится на одном чердаке, сведения о котором доставлены д-ром Сланской.

Комнаты на этом чердаке со сводами. Высота в середине три аршина, около стен полтора. Отношение световой поверхности к площади пола гораздо меньше нормального. Квартира состоит из трех комнат и кухни. В ней живет шесть мужчин, двенадцать женщин и шестеро детей. Самое большое кубическое содержание на человека в комнате пол кубической сажени. В одной комнате, почти совсем темной, живут женщины. Очевидно, их заработок так мал, что ничего лучшего они не могут иметь.

Выше было сказано, что в совершенно темных комнатах, совсем без окон, жило восемнадцать человек; здесь жили преимущественно одинокие мужчины и женщины и помещались в проходных коридорах. Но мы составили бы себе ошибочное представление о существующем положении вещей, если бы думали, что только эти восемнадцать человек живут в темных комнатах. Это помещение совершенно без окон, но есть комнаты с окнами, выходящими в стену или в коридор, и в таких помещениях часто живут целые семьи. Вот, например, образцы таких квартир, в которых мне пришлось быть самой.

Квартира помещается в первом этаже двухэтажного деревянного дома. Состоит из двух комнат и кухни. Ход из сеней через кухню в первую комнату, а из первой во вторую. В комнатах по два окна на улицу. Света достаточно. Стены оклеены обоями. На стенах и на потолке следы сырости. Есть форточки. Окно в кухне выходит в коридор. В ней господствует полумрак. В квартире грязь. На лестнице грязь и зловоние. В этой квартире помещались преимущественно семейные рабочие. В первой комнате живет восемь человек: трое мужчин, три женщины и двое детей. Все помещаются на трех кроватях. Во второй две семьи и двое одиноких, всего девять человек (трое детей). В темной кухне живут только семейные, здесь же помещается и квартирная хозяйка с мужем. Всего одиннадцать человек (четверо детей). На каждого в квартире приходится около половины кубической сажени воздуха. В квартире живут заводские чернорабочие, получающие 60–80 к. в день. Плата за кровать в комнатах 4 р. и 3 р. 50 к., а в кухне 3 р.

В этом доме во втором этаже находится такая же квартира, состоящая из двух комнат и кухни. Ход через кухню. В комнатах по два окна на улицу, а в кухне одно в коридор. В ней полумрак. И здесь в комнатах грязь и сырость, а на лестнице грязь и вонь, которую распространяет простое отхожее место , здесь находящееся.

В комнатах этой квартиры помещается артель заводских чернорабочих, всего двадцать человек. В первой комнате восемь человек, а во второй двенадцать. Все помещаются на десяти кроватях. Первая комната служит и столовой. В ней стоит стол, грубо сколоченный из досок, скамейки и табуретки. На каждого приходится около половины кубической сажени воздуха. Плата 3 р. 20 к. за кровать или 1 р. 60 к. с каждого в месяц. За эту плату хозяйка стирает белье, готовит кушанье и убирает комнаты. Жильцы получают 60–80 к. в день. В кухне, темной и проходной, помещается три семьи, считая и хозяйскую, всего восемь человек (двое детей). Плата 3 р. 20 к. за кровать, но хозяйка ничего не делает для семейных.

Двор, на котором находится этот дом, очень большой, но немощеный, грязный и зловонный. Здесь было бы достаточно чистого воздуха, если бы ретирады были устроены сообразно с гигиеническими требованиями и если бы двор был замощен и содержался в чистоте. Но ретирады самого первобытного устройства заражают весь двор и весь дом. Грязь с незамощеного двора заносится на лестницу, а с лестницы в комнаты, которые и без того трудно поддерживать в чистоте, так как в них живет двадцать восемь человек.

В 39 исследованных квартирах десять семей (33 человека) жили в помещениях, подобных кухне этих двух квартир. Следовательно, из 762 человек 51 был лишен благотворного влияния дневного света и из них было тринадцать детей, которым свет особенно необходим для сохранения здоровья и нормального развития.

Насколько рабочие дорожат дневным светом, доказывает следующее описание одной квартиры, доставленное санитарным врачом Петербургской части, д-ром Бонкером.

Описанная им квартира помещается во 2-м этаже деревянного старого дома, содержимого довольно удовлетворительно. Состоит она из трех комнат, прихожей и кухни. Вход со двора из сеней. Пять окон выходят на двор. Расстояние от противоположной стены шесть сажень . Водопровода в квартире нет. Вода доставляется дворником из водопровода на дворе. В коридоре простое отхожее место. В квартире две круглых и одна русская печь. Зимой ставится и железная. Стены комнаты оклеены обоями, а в кухне и коридоре выкрашены клеевой краской. Форточка есть в одной комнате и в кухне. Плата за квартиру восемнадцать рублей без дров.

В ней живут подбойщики (сапожники, работающие на улице). Всего четырнадцать человек, (11 мужчин и 3 женщины). Один помещается в темном коридоре. На каждого приходится 1–2 куб. саж. воздуха. Света достаточно. Кроватей 11. В тех комнатах, где спят, там и работают.

Сама по себе квартира не представляет ничего особенного, но интересно следующее примечание врача относительно платы за угол.

«Квартирохозяин, - говорит д-р Бонкер, - взимает с жильцов плату таким образом:

1) Если жилец занимает угол и окно, т. е. работает у окна, то плата три рубля в месяц.

2) Если жилец работает не у окна, то два рубля в месяц.

3) Если двое работают у одного окна, то пять рублей в месяц с двоих.

4) Если жилец занимает только угол, но не работает, то два рубля в месяц».

Таким образом оказывается, что за возможность пользоваться дневным светом жилец должен приплачивать 1 р. или 50 к.

В одной комнате нередко помещается 10–20 человек, а в квартире 20–51 человек. Это отвлеченное 10–20 человек не дает нам настоящего представления о действительности. Для того чтобы составить о ней хотя бы приблизительное понятие, вспомните о жилищах рабочих в то время, когда в вашей маленькой гостиной соберется 10–20 человек гостей и вам покажется в ней очень тесно. И представьте себе тогда, что при таких условиях люди живут постоянно, что люди различного характера, наклонностей и привычек должны проводить совместную жизнь в такой тесноте.

Санитарным врачом Петербургской части доставлено описание нескольких квартир, занимаемых артелями. В этих квартирах помещается двадцать и более человек в одной комнате.

Вот как живет, например, артель камнебоев, содержимых подрядчиком.

Квартира помещается в подвале деревянно-каменного старого дома. Пол ниже уровня земли на один аршин два вершка. Пять окон выходят на двор. Расстояние от противоположной стены четыре сажени. Квадратная площадь каждого окна полтора аршина. Освещение дневным светом недостаточно. Вода возится с Невы, хранится в квартире в кадках. Простое отхожее место. Плата за квартиру с водой 18 р. 50 к.

Квартира состоит из одной комнаты. Нет ни кухни, ни прихожей. Вход прямо из сеней. Стены окрашены клеевой краской. Русская печь и плита. Три форточки. Простой деревянной перегородкой в комнате отделено небольшое пространство для кухарки.

В этой квартире помещается 26 чел. (25 мужчин, 1 женщина). Мужчины спят на нарах, устроенных около трех стен. Ширина нар равняется 20 1/2 аршина, а длина 2 3/4 аршина. Следовательно, на каждого приходится приблизительно три четверти аршина ширины. Это пространство настолько мало, что спящие должны плотно лежать друг около друга, чтобы иметь возможность уместиться. И в таком положении должны спать 25 человек, утомленных тяжелым трудом! На каждого приходится около половины куб. и квадр. саж. Квартира содержится грязно. Стены и потолок носят следы сырости.

Если ко всему этому мы прибавим, что в этой же комнате готовят и пищу, и сушат грязное и мокрое платье, то всякий может представить себе ту грязь, тот невозможный воздух и то количество насекомых, которое должно находиться в таких жилищах.

Санитарный врач Васильевской части так же описывает подвальную квартиру, в которой живет артель извозчиков, содержимую одним каретчиком.

Эта квартира помещается в подвале смешанного , грязно содержимого дома. Пол подвала ниже уровня улицы на 15 верш. При больших наводнениях подвал заливается водой. Стены и потолок носят следы сырости. Рядом с квартирой чулан и отхожее место. В квартире есть ватерклозет, но им не пользуются, а пользуются простым ретирадом на дворе. Есть водопровод. Квартира состоит из двух комнат, из которых одна служит и кухней. Одна русская и одна голландская печь. Четыре окна. Три форточки. Освещение в первой комнате неудовлетворительное, а во второй плохое. Высота комнат одна саж. Плата за квартиру 13 р. без дров.

В первой комнате помещается 9 человек (8 мужчин, 1 женщина).

Для спанья им служат две кровати и шесть нар без перегородок. Во второй живет трое мужчин и стоят две кровати. В первой около одной, а во второй около половины куб. сажени на человека.

Следующая квартира, описанная санитарным врачом Петербургской части, несколько лучше. Она помещается в первом этаже старого деревянного дома. Состоит из двух комнат и кухни. Ход из сеней через кухню. Шесть окон выходят на двор и на улицу. В первой комнате света достаточно, во второй мало. Две форточки. Воду носит дворник из водопровода. В этой квартире помещается артель ломовых извозчиков , получающих квартиру от хозяина, который живет здесь же. В первой комнате живут извозчики, 12–15 человек. Спят на нарах, шириною около аршина на каждого. На каждого около одной куб. и кв. саж. Во второй комнате помещается содержатель артели с женой. В кухне живет кухарка. Квартира содержится довольно опрятно. За квартиру платят 40 р. без дров, с конюшнями на тридцать ставок.

Это образцы квартир, нанимаемых хозяином для артели. Следующее описание касается квартир, даваемых домовладельцем своей артели.

Санитарный врач Васильевской части, д-р Альбов, дает следующее описание такой квартиры.

Квартира помещается в первом этаже деревянного дома, содержимого неопрятно, состоит из пяти комнат и кухни. Ход из сеней. Простое отхожее место в коридоре и общее на дворе. Есть водопровод. Шесть окон на улицу, четыре на двор. Две круглых, две русских и одна голландская печь. Три форточки и три вентилятора . В четырех комнатах стены оклеены обоями, а в одной и в кухне выкрашены клеевой краской. Квартира разделяется на два помещения. Одно предназначено для рабочих - ломовых извозчиков, а другое для самого хозяина.

Первое стоит из двух комнат, в которых помещается двадцать человек. Спят на нарах, 14 вершков ширины и 2 1/2 аршина длины. В одной комнате освещение плохое. На каждого приходится половина кубической и квадратной сажени. Второе помещение состоит из трех комнат и занимается хозяйской семьей (четыре человека). Пять окон на улицу. Света и воздуха много.

Здесь домовладелец живет в одной квартире со своими рабочими, и мы видим между обоими помещениями резкую разницу. На хозяйской половине на каждого более трех кубических сажень и много света, а в комнатах рабочих недостаток света и воздуха. В хозяйских комнатах - кровати, а для рабочих нары 14 вершков ширины и 2 1/2 аршина длины.

Следующее описание касается артели ломовых извозчиков, живущих в квартире без хозяина, домовладельца.

Квартира помещается в первом этаже деревянного, грязно содержимого дома, состоит из двух комнат и кухни. Кухня разгорожена перегородкой, не доходящей до потолка, на столовую и кухню. Ход через кухню из сеней. Общее простое отхожее место на дворе. Воду носит дворник из водопровода, хранится в квартире в кадках. Стены и потолок носят следы сырости. В квартире шесть окон, из которых два выходят в коридор к отхожему месту. Освещение недостаточное. Две русских и одна круглая печь. Одна форточка и два вентилятора. В каждой комнате помещается по десяти человек. На каждого приходится половина кубической и половина квадратной сажени. В комнатах две кровати и нары. На каждой кровати спят по два человека, а на нарах приходится 15–18 вершков ширины на каждого.

Вторая квартира отличается от первой тем, что расположена около отхожего места, к которому выходят окна. Следовательно, в эту квартиру могут беспрепятственно проникать миазмы и заражать комнатный воздух. Очевидно, домовладелец не мог найти у себя худшей квартиры для помещения своей артели.

Санитарный врач Александро-Невской части, д-р Прокопович, дает несколько любопытных описаний квартир, занимаемых рабочими с невской бумагопрядильни .

Квартира помещается во втором этаже старого каменного двухэтажного дома, в котором находится до двадцати квартир. Она состоит из трех комнат и кухни. Ход через кухню. Вода доставляется из Невы в бочках, хранится в кухне в ушате. Ушат содержится грязно. Простое отхожее место на лестнице. В квартире шесть окон. Свету достаточно. В комнатах есть форточки, в кухне нет. Две голландских печи и русская. Стены выкрашены клеевой краской и носят следы сырости. Плата за квартиру 24 р. 50 к. без дров. В ней живет 29 человек: 24 мужчины и 5 женщин. В первой комнате живет 10 человек, опять на пяти кроватях, во второй и третьей по шести человек и по три кровати. В кухне семь человек и четыре кровати. На каждого живущего в квартире приходится около 0,8 куб. и 0,6 кв. саж. Плата за кровать 3 р. с услугой.

По замечанию санитарного врача, таких квартир в этом доме несколько и взята типичная.

Такие квартиры расположены по правой стороне лестницы, а по левой находятся другого рода, типом которых будет служить следующая.

Квартира находится в четвертом этаже. Состоит из двух комнат, кухни и коридора. Простое отхожее место на лестнице. Воду возит дворник из Невы в бочках. Вода хранится в баке, который содержится плохо. В квартире три окна, выходящих к отхожему месту и к помойной яме. Свету достаточно. В комнатах и кухне есть форточки. Одна голландская и одна русская печь. В комнатах стены оклеены обоями, а в кухне и в коридоре выкрашены клеевой краской; стены в углах и под окнами сыры. Затхлый и сырой воздух. Плата за квартиру 14 р. без дров.

В этой квартире живут преимущественно семейные рабочие с невской бумагопрядильни. Всего 15 человек (6 мужчин, 6 женщин и 3 детей). В каждой комнате помещается по две семьи (4 и 6 человек). В кухне помещается четыре человека, а в темном коридоре одна женщина. На каждого живущего в квартире приходится 0,5–1,0 куб. и 0,4–0,8 кв. саж. В первой комнате и в кухне плата за кровать 3 р. 50 к., а во второй 4 р., в коридоре 3 р. Очевидно, во второй комнате плата дороже, потому что там больше детей и просторнее.

По замечанию санитарного врача, в этой квартире плата за углы дороже, потому что здесь в комнатах просторнее и не так много набивается жильцов. Кроме того, квартира находится близко около фабрики. Вообще, говорит д-р Прокопович, за помещение, находящееся поближе к фабрике, платится дороже. Если плата одинакова, то самое помещение теснее и грязнее.

Таким образом, у нас имеются две типичных квартиры в одном и том же доме и по одной лестнице: одна для семейных, а другая для одиноких.

Тот же санитарный врач дает следующее описание одной квартиры в другом доме, с которой сходны тринадцать квартир этого дома.

Квартира находится в третьем этаже старого каменного дома, населенного заводскими рабочими. Состоит из трех комнат, кухни и коридора. В квартире водопровод и ватерклозет. Две голландских печи и плита. Шесть окон выходят на двор к помойной яме. Четыре форточки. Освещения достаточно. В комнатах и в кухне стены оклеены обоями, а в коридоре выкрашены клеевой краской. Стены сыры, особенно под окнами. В квартире зловоние от помойной ямы и от грязного двора. Плата 19 р. без дров.

В квартире помещается 23 человека заводских рабочих, преимущественно одинокие (20 мужчин, 2 женщины, 1 ребенок). В первой комнате живет девять мужчин, спят на пяти кроватях; во второй пять мужчин и три кровати, в третьей четверо мужчин, одна женщина и три кровати. В кухне семья, состоящая из трех человек, и две кровати. В коридоре один человек и две кровати. На каждого живущего приходится около пол кубической сажени воздуха. Плата за кровать в комнатах и в кухне 3 р., а в коридоре 2 р.

«В этом доме, - говорит д-р Прокопович, - находится тринадцать квартир, во всем совершенно идентичных с описанными. Кровати самого примитивного устройства; на козлах положены три-четыре доски; постели - мешки, набитые соломой, иногда мочалой; под каждой кроватью по два сундука с вещами жильцов. На кроватях спят по двое, следовательно, каждый платит 1 р. 50 к. В эту плату входит: 1) стирка белья (4 рубахи, 4 пары подштанников, 4 полотенца и 4 пары онучей), 2) уборка комнаты и 3) варка пищи; провизия, конечно, покупается жильцами. Освещение тоже приобретается последними. В комнатах около печи протянуты веревки для просушки мелких вещей. В стены вбито множество гвоздей разной величины; на них висят шубы, сапоги, полотенца, разные узлы и т. д. Если в углу поселился один жилец, то платит два рубля в месяц со стиркой белья и варкой пищи. Цены углов одинаковы и в комнатах, и в кухне, в коридоре же дешевле. Лучшими считаются кровати (углы) у окон. Они занимаются жильцами дольше живущими, теми, кто раньше нанял угол; позднее въехавший занимает худшее помещение и затем постепенно переходит ближе к окну. Мебель каждой комнаты состоит из большого стола и скамьи и находится в общем пользовании. Некоторые жильцы имеют свои табуреты. Семейные завешиваются ситцевыми пологами».

Предполагая, что в каждой из этих тринадцати квартир живет приблизительно около двадцати человек, мы будем иметь 260 человек, живущих в помещениях, подобных только что описанному. На каждого обитателя пол кубической сажени воздуха. На одной кровати спят по двое. В этой же квартире стирают и сушат мокрое белье и готовят пищу на двадцать человек. В этих переполненных людьми комнатах хранится грязное платье и белье, хранится вся одежда. В эти квартиры проникает зловоние от ретирад и грязного двора. Мудрено в таких жилищах искать чистоплотности и чистого воздуха. В квартире есть форточки во всех комнатах и в кухне. Но к чему служат форточки при таких условиях, когда в комнатах на каждого приходится пол кубической сажени, а на дворе господствуют миазмы? Вентиляции при помощи форточек бывает недостаточно и в более благоустроенных жилищах, а здесь форточки почти совсем бесполезны. Открыв форточку в такой квартире, живущие не только не освежают воздуха, но впускают в комнату миазмы с грязного и зловонного двора.

В описании различных квартир очень часто упоминается о том, что одинокий рабочий не имеет отдельной кровати. В огромном большинстве случаев в его распоряжении находятся не целая кровать, а полкровати. В комнате помещается шесть-десять человек, а кроватей три-пять. Из 205 одиноких только восемнадцать человек спали на отдельной кровати.

Спать вдвоем на одной кровати и неряшливо, и нездорово. Совместное спанье служит одним из способов распространения заразных болезней. При тех условиях, в которых живут рабочие, к неряшеству и заразе следует прибавить еще другие неудобства. Сдавая полкровати, хозяин, конечно, не станет спрашивать жильца, кого взять ему в товарищи, и возьмет первого попавшегося. В одном месте мне объяснили, что полкровати сдается таким же образом, как целая комната и вся квартира, при помощи билетика. Полкровати нанимает каждый, кто сойдется с хозяином в условиях. Таким образом трезвому и чистоплотному в товарищи может попасть пьяница и неряха, порядочному и скромному - развращенный и бесшабашный. Какова будет жизнь лучшего из них при таком близком соседстве, каждый может себе представить. По всей вероятности, одна кровать на двоих служит немалым источником разного зла, ссор и неприятностей, которые разрушительно действуют на духовное здоровье рабочих. Часто такие по-видимому ничтожные причины порождают большие последствия, особенно если они многочисленны. Уничтожение обычая сдавать полкровати несомненно должно было бы благотворно повлиять на духовное и физическое здоровье рабочих.

Огромное большинство одиноких петербургских рабочих спят вдвоем на одной кровати - это дико и странно должно показаться тому, кто привык видеть, что каждый взрослый имеет отдельную постель. Но в Петербурге существует еще более удивительное явление, нежели полкровати, - это полное отсутствие кроватей и спанье на рабочих инструментах. Ниже следует описание таких жилищ, доставленное доктором Лещинским, санитарным врачом Спасской части. Эти жилища находятся в доме кн. Вяземского, который описывается им следующим образом.

Дом кн. Вяземского выходит фасадом на Забалканский проспект и набережную реки Фонтанки, по городской табели имеет нумерацию 4 и 6 по Забалканскому проспекту и 95 по Фонтанке. Он состоит из шести отдельных жилых корпусов и одного ветхого, незанятого . Под этими постройками находится 2466 кв. саж. земли. В пяти занятых корпусах насчитывается несколько тысяч жителей обоего пола, разных профессий: торговцы и торговки в разнос, чернорабочие, нищие, лица, живущие пенсией и пособиями от разных благотворительных учреждений, каменщики, плитники, маляры, штукатуры, корзинщики и др. и часть пролетариата, находящегося на иждивении родственников и знакомых. В лицевом корпусе со стороны Забалканского проспекта находятся торговые бани , две портерных лавки, трактир, мучной лабаз, мелочная лавка, две квасных, три сельдяных, ренсковый погреб , молочная лавка, постоялый двор, несколько ледников и кладовых, арендуемых торговцами с Сенной площади; в этом же дворе имеются четыре склада для покупки и продажи бумажных обрезков . Во флигеле, выходящем на Фонтанку, находится типография, действующая газомотором, при шести скоропечатных машинах. Из мастерских в доме имеются: меднокотельная, жестяная, слесарная, столярная, две корзиночных и мебельная. Имеются также одиночки легковые и ломовые извозчики. У содержателя постоялого двора до 25 ломовых закладок . Зимой на этом дворе останавливаются пригородные крестьяне, прибывающие в столицу для сбыта деревенских продуктов.

Таков в общих чертах дом кн. Вяземского, и надо сознаться, что он представляет много характерного для жилищ рабочих. Мы находим в этом доме две портерных, трактир, ренсковый погреб, три сельдяных лавки, две квасных, мелочную, молочную - вообще такие торговые заведения, которые показывают, что обитатели дома любят выпить, а питаются чем бог послал.

Возьмем теперь описание нескольких квартир этого дома.

1) Тип угловой квартиры, где проживают кустари.

Квартира помещается в корзиночном флигеле в первом этаже. Состоит из трех комнат, нет ни кухни, ни прихожей. Отхожее место, общее для двух квартир, помещается в сенях. Водопровода нет. Вода доставляется дворниками из чана на дворе. В двух комнатах стены оклеены обоями, третья выкрашена клеевой краской. Чугунка, русская и голландская печь. Одна комната без печи и без окна. Три окна на двор. Две форточки. Свету в двух комнатах достаточно. Стены у окон носят следы сырости. Плата 31 р. без дров.

В этой квартире живут кустари корзинщики, которые работают здесь же. Всего 17 человек: хозяин с женой и 15 мужчин. Из них девять работает на себя, а шесть на хозяина.

В первой комнате помещается тринадцать человек. Кроватей нет. Спят на верстаках. Во второй муж с женой, а в третьей двое рабочих, которые спят на одной кровати. На каждого живущего в квартире приходится немного более 1 1/2 куб. саж. воздуха. Работающие на себя платят 2 р. 50 к. за место, на котором стоит рабочий верстак. В первой комнате русская печь, и она служит кухней. В ней же работает хозяин с двумя взрослыми рабочими и четырьмя учениками и остальные девять кустарей.

2) Квартира также кустарей-корзинщиков. Она состоит из двух квартир, заключающих в себе три комнаты и кухню. Помещается в первом этаже. Девять окон выходят на двор. Три форточки и вытяжная труба. Свету мало. Водопровода нет. Воду носит дворник из чана на дворе. Чан содержится не всегда удовлетворительно. В коридоре отхожее место, общее для четырех квартир. Две голландских печи, одна русская, две чугунки и плита. Стены выкрашены клеевой краской. Плата за обе квартиры 62 р. в месяц.

В квартире живет хозяин с женой и сыном и 33 рабочих, из которых одиннадцать моложе двенадцати лет. В первой комнате живет восемнадцать человек, во второй - восемь, в третьей - семь. Хозяин с женой и сыном помещается в кухне. На каждого живущего приходится около половины куб. саж. воздуха.

Из 33 чел. хозяину платят за помещение четверо, по 2 р. 50 к. с верстака.

«В означенных двух квартирах, - говорит д-р Лещинский, - занимаемых одним хозяином, помещается большая корзиночная мастерская одного хозяина, который пускает к себе кустарей-корзинщиков, платящих ему по 2 р. 50 к. с верстака, на котором спят, едят, работают и вообще проживают. Самый же верстак имеет всего 1 1/2 кв. арш. Так как на нем невозможно улечься взрослому, то к такому верстаку приделывают из досок изголовье или просто придвигают другой маленький верстак. Рваное тряпье и полушубки, служащие постельными принадлежностями, хранятся на досчатых полатях, устроенных в самих мастерских, а равно и на русских печах».

Таким образом, мы узнаем поразительный факт, что в Петербурге находятся люди, и по всей вероятности таких немало, которые принуждены жить на пространстве 1 1/2 кв. арш. И среди них есть дети до двенадцати лет. Кажется, чего уж хуже полкровати и нар, а это оказывается еще худшим.

Таковы угловые и артельные квартиры кустарей. Семейные оказываются немногим лучше, что можно видеть из следующего описания.

3) Квартира находится в третьем этаже того же дома. Состоит из одной комнаты и кухни. Окон два. Выходят к отхожему месту и помойной яме. Одна форточка. В коридоре простое отхожее место, общее для двух квартир. Есть водопровод. Печи нет. Одна только плита. В комнате стены оклеены обоями, а в кухне окрашены клеевой краской. На стенах следы сырости. Плата за квартиру 8 р. без дров.

В комнате живет хозяин портной с женой и учеником, а в кухне обойщик с женой. На каждого около одной куб. и кв. сажени. Работают в той же комнате, где спят. Ученику постель не полагается. Жильцы платят три рубля за угол.

4) Тип квартиры, где живут приезжие, угловые жильцы и артель.

Квартира помещается во втором этаже, рядом с банями. Ход через прихожую. Состоит из десяти комнат, кухни, прихожей и коридора. Простое отхожее место в квартире в коридоре. Есть водопровод, 16 окон, выходящих на двор и в проулок. Три голландских печи и плита. Две комнаты без печей. Семь форточек, одна вертушка и одна вытяжная труба. В трех комнатах стены оклеены обоями, в остальных помещениях окрашены клеевой краской. Плата 200 р. в месяц без дров с конюшнями.

Квартирный хозяин содержит постоялый двор, артель ломовых извозчиков с конюшнями и отдает комнаты под углы.

Все помещение распределяется таким образом. В двух комнатах, из которых одна без окон, и в кухне помещаются ломовые извозчики. Живет в них 25 человек (22 мужчины, 2 женщины и 1 ребенок), из которых пять помещается в темной комнате. Спят все на нарах, 13 верш. ширины и 2 1/2 арш. длины. На нарах же спят обе женщины и ребенок. На каждого около пол кубической и пол квадратной сажени.

Две комнаты отдаются под углы. В них живет двадцать человек, в том числе шесть женщин. Кроватей десять. На каждого около пол кубической и пол квадратной сажени. Плата 1 р. 50 к. в месяц.

Две комнаты назначены для приезжих. Устроены нары по 15 верш. ширины и 2 1/2 арш. длины, всего 24 места. Плата 15 к. в сутки.

В четырех комнатах, из которых две без окон, живет семья хозяина, четыре человека.

Если представим себе, что все 24 места заняты приезжими на ночевку, то в шести комнатах будет находиться 69 человек, из которых на каждого приходится около пол кубической сажени воздуха. Можно представить себе, каким ужасным воздухом должны дышать живущие в этой квартире.

Из вышеприведенного описания мы видим, что в этой квартире в самых худших условиях живет артель ломовых извозчиков. Для угловых жильцов кровати, для приезжающих нары в 15 верш. ширины, а для артели нары шириной 13 верш. Вообще петербургские артели, особенно содержимые хозяином, живут, по-видимому, в самых худших условиях, и Петербургу следовало бы обратить на них особенное внимание и подвергнуть их строгому надзору.

Приведем описание еще одной квартиры в том же доме, в которой сдаются углы.

5) Тип угловой квартиры, занятой семейными и одинокими.

Квартира помещается в третьем этаже во флигеле. Вход в квартиру через прихожую. Две комнаты, кухня, прихожая и коридор, общий для трех квартир. Водопровода нет. Воду носит дворник из водопровода на дворе. Вода хранится в кадке, которая содержится грязно. В квартире пять окон, три в комнатах на улицу, одно в прихожей, на двор. Расстояние последнего от противоположной стены два аршина. Следовательно, освещение неудовлетворительное. В кухне окно выходит в коридор, темно. Форточки есть во всех комнатах. В квартире три голландских и одна русская печь. В комнатах стены оклеены обоями, а в кухне и прихожей выкрашены клеевой краской. Плата 37 р. без дров.

В этой квартире помещаются только угловые жильцы, семейные и одинокие. Здесь живут торговцы шарами, певчими птицами, разносчики съестных припасов, ягодники, селедочницы, торговки мелочью, поденщики. Всего помещается 46 человек: 24 мужчины, 15 женщин и 7 детей. Живут в комнатах, в кухне и прихожей. Кроватей двадцать. На каждого около половины кубической и около трети квадратной сажени. Каждый взрослый платит 1 р. 50 к. Дети помещаются бесплатно.

В таких квартирах живут те уличные разносчики, которые продают селедки, ягоды, шары и разную мелочь. Так как разносчик не всегда продает все в один день, то ему приходится непроданное ночью держать в своей квартире. Но где хранить все это в таком помещении, где на каждого приходится треть квадратной сажени и которое почти все сплошь уставлено кроватями? Трудно приискать более удобное место, нежели под кроватью. Под кроватью и берегут все то, что осталось непроданным.

Условия подобных квартир должны помнить все те, которые покупают что-либо у уличных разносчиков. Мать покупает ребенку воздушный шар. Этот шар находился в грязном и тесном жилище, где ютится всевозможная зараза. Этот шар, может быть, заражен и его надо прежде подвергнуть тщательной дезинфекции, а потом уже дать ребенку. Но мы видим, что шар как купится, так сейчас же и дается детям. А потом оказывается, что ребенок заболел скарлатиной или дифтеритом, и мы не можем придумать, откуда он захватил заразу. То же следует сказать и относительно съестных припасов. Мать покупает ягоды или плоды с уличного лотка и тут же дает детям. Эти ягоды и плоды переночевали одну, а может быть и несколько ночей под кроватью в грязной угловой квартире. Если в этой квартире есть зараза, то дети или взрослые заболевают.

В публике очень распространен обычай покупать с уличных лотков. Ввиду этого улучшение угловых жилищ и строгий надзор за ними представляется прямо вопросом общественного здоровья.

В доме кн. Вяземского насчитывают более трех тысяч жителей. Если не все, то во всяком случае огромное большинство обитателей этого дома живет в помещениях, подобных вышеописанным. Множество жильцов, малое кубическое содержание воздуха, ничтожная квадратная площадь пола на каждого, теснота, духота, сырость, нары, двое на одной кровати, жизнь на верстаках - вот при каких условиях живет это трехтысячное население.

Обыкновенно указывают на дом кн. Вяземского, как на самое худшее жилище во всем Петербурге. Но это несправедливо. Как мы видели выше, везде в Петербурге находятся ужасные жилища. Мы их находим в Петербургской, Выборгской, Васильевской, Александро-Невской и Спасской частях. Везде жилища рабочих нисколько не лучше дома князя Вяземского. Есть даже хуже. Вспомним вышеописанный чердачок, где на каждого человека приходится менее трети куб. саж. По переполнению жильцами и по плохому освещению он перещеголял жилища в доме князя Вяземского. Вышеописанные квартиры с целыми семьями в темных кухнях также свидетельствуют, что о доме Вяземского, как о самом худшем жилище во всем Петербурге, составилось ложное представление. Подобных жилищ и даже худших в Петербурге множество, и если бы в нем произвести исследование квартир в обширных размерах, то блестящая снаружи столица показала бы себя с очень непривлекательной стороны.

В Петербурге существует обычай сдавать угол для целой семьи. Так как в углу может поместиться только одна кровать, то на ней приходится спать целой семье. Семейная кровать, обыкновенно, завешивается пологом, который служит вместо перегородки. В 39 квартирах семейных кроватей было 26. На одной кровати помещалось от двух до пяти человек.

Насколько нормальна может быть жизнь семьи при таких условиях, предоставляю судить каждому.

27 раз семья помещалась в отдельных комнатах. Такие семейные комнаты отличаются вообще микроскопическими размерами. В них также бывает только по одной кровати и помещается от двух до семи человек. Такая семейная комната имеет одно только преимущество перед углом - это деревянную перегородку вместо ситцевого полога. Благодаря деревянной перегородке семья чувствует себя хотя несколько изолированной от остальных обитателей квартиры.

Иногда микроскопическую отдельную комнату занимал и одинокий. Это было пять раз. Такие счастливцы должны считаться привилегированными среди остальных.

Плата за комнату, за угол, за нару представляет для нас большой интерес. Сведения об этом доставлены некоторыми санитарными врачами, собраны доктором Сланской по моей просьбе и мною при ее содействии.

Прежде всего мы должны отметить тот интересный факт, что жилища рабочих на окраинах нисколько не дешевле их жилищ в центре столицы. Мы знаем, что жилища, занимаемые более состоятельными людьми, в центре дороже, а на окраинах дешевле. Относительно жилищ рабочих этого нельзя сказать. Выше было приведено замечание санитарного врача Александро-Невской части, который указывает на то, что жилища рабочих удорожаются по мере приближения к фабрике или к заводу. Каждая фабрика и каждый завод служат центром, который увеличивает ценность жилища. Это и понятно. При существующих условиях фабричного труда, который отнимает большую часть дня у рабочих и дает только короткие промежутки для приема пищи, рабочий стремится поселиться поближе к месту своей работы, чтобы не тратить много времени на ходьбу и иметь возможность обедать дома. Этим пользуются домовладельцы и квартирохозяева и берут дороже за помещение.

Выше была приведена также заметка санитарного врача Петербургской части, из которой видно, что близость угла к источнику дневного света также оказывает влияние на плату: место около окна оплачивается вместо двух рублей тремя с одного и пятью с двоих.

Подробные сведения о плате известны относительно 38 семей (155 человек), живущих в комнатах, и 66 семей (428 человек), занимающих углы. Кроме того, имеются сведения о 249 человек одиноких. Из них отдельную комнату занимало семь человек, отдельную кровать 18 человек, кровать на двоих 187 человек, спали на нарах 24 человека и на верстаках 13 человека.

Плата за комнату семейных была 4–12 р., чаще (20 раз) 5–6 р. в месяц. В комнате помещалось 2–7 человека, чаще 3–5 человека (25 раз).

Плата за кровать семьи 1 р. 10–4 р. 50 к., чаще 3 р. (26 раз). На одной кровати помещались 2–5 человек, чаще 2–3 человека (21 раз).

Одинокие платили за комнату 3–4 р. Кровать для одного стоила 1–3 р., чаще 3 р. (8 раз). Плата за полкровати 1–2 р., чаще 1 р. 50–1 р. 60 к. (158 раз). Плата за место на нарах 1 р. 35 к., а на верстаках 2 р. 50 к.

Квартирная плата в разных частях города представляла некоторую разницу. В Спасской части за кровать для семейных платили 3 р., и д-р Лещинский замечает, что дети не считаются; в Александро-Невской 2–4 р., чаще 3–3 р. 50 к., за детей плата увеличивается; в Васильевской 2–3 р., в Петербургской 3 р., в Выборгской 1 р. 10 к.-4 р. 50 к., чаще 3–3р. 50 к. Дети увеличивают плату.

Полкровати во всех частях стоило 1 р. 50 к. в месяц, а на Выборгской нередко 1 р. 60–1 р. 70 к. По всей вероятности, эта разница зависит от того, что в Выборгской части собрано было гораздо больше сведений, нежели в других частях. Таким образом, оказывается, что на окраинах квартиры для рабочих не только не дешевле, но, пожалуй, даже дороже, нежели в центре.

Для одиноких в квартирную плату постоянно входит стирка белья, приготовление пищи и уборка комнат. Так что, собственно говоря, квартирная хозяйка получает плату с рабочих скорее за свой труд, нежели за жилище. Возьмем, например, квартиру, в которой живет артель заводских чернорабочих. В квартире помещается двадцать человек одиноких. Платят по 1 р. 60 к. каждый, всего 32 р. Кроме того, в кухне живёт две семьи, плата 3 р. с каждой. Следовательно, хозяйка получает 38 р. в месяц. Сама она платит за квартиру 16 р. без дров. Если прибавить на дрова рубля четыре в месяц, то квартира стоит хозяйке 20 р. и ей остается 18 р. Но если представить себе, что она должна на двадцать человек выстирать белье, приготовить хотя и незатейливое кушанье и убрать комнаты, то едва ли мы скажем, что она дорого берет со своих жильцов. Кроме того, не всегда бывают заняты все кровати, и ей приходится получать меньше, а за квартиру платить столько же. Судя по тому, что в жилищах рабочих квартирные хозяева часто ютятся в самых дурных комнатах и углах, трудно думать, что от содержания жильцов они получают особенные выгоды. Например, хозяева вышеупомянутой квартиры с ребенком помещались в полутемной кухне, где кроме них ютились еще две семьи. И такие факты мы встречаем сплошь и рядом. Это не то, что домовладелец. Выше было приведено описание квартир двух артелей, содержимых домовладельцами. В одной из них вместе с артелью живет и сам домовладелец. Но, засадив артель в две комнаты, где на каждого приходится менее половины куб. сажени, для себя он занял три комнаты, где на каждого приходится более трех куб. саж. А другой домовладелец, поместив артель в тесное жилище, расположенное около отхожего места, с окнами, выходящими к последнему, сам не живет здесь, а, по всей вероятности, выбрал себе не худшую квартиру во всем доме.

Во время санитарных осмотров, предпринятых петербургской санитарной комиссией ввиду холеры, некоторые санитарные врачи хотели выселять жильцов из слишком переполненных помещений. Но домовладельцы этому воспротивились, заявляя, что при уменьшении числа жильцов квартирные хозяева не соглашаются платить прежней цены за квартиры. Судя по тем условиям, в каких живут домовладельцы и квартирные хозяева, и по количеству труда, ими затрачиваемого на данную квартиру, для нас становится ясным, в чью пользу главным образом идет переполнение жилищ рабочих.

Для нас очень интересно знать, какую часть своего заработка тратит на свое жилище петербургский рабочий. По сведениям Sax’а оказывается, что плата за квартиру составляет:

Из статистических данных за 1867 год д-р Швабе нашел, что в Берлине чем больше доход семьи, тем меньший процент она затрачивает на квартиру. Например, получающие 900 мар. платят 24%, а получающие 30 000 мар. платят 9,2%. Судя по этому, мы должны думать, что доход лондонского рабочего больше, нежели парижского или берлинского.

Относительно петербургских рабочих у меня имеются некоторые сведения о заработке и о квартирной плате, которые собраны на Выборгской стороне. Общий вывод, который можно сделать из этих сведений, следующий.

Семейные рабочие, получающие 15–20 р. в месяц, платят за комнату 5–6 р. 50 к., а за кровать 2–4 р. Получающие 25–35 р. в месяц платят 4–9 р. за комнату и 3 р. 25 к. за кровать. Получающий 50–55 р. за комнату платит 6–9 р.

Одинокие, зарабатывающие 15–20 р., платят за квартиру 1 р. 50–1 р. 60 к.

Таким образом, петербургские рабочие уплачивают за квартиру:

Это плата за отдельную комнату. За кровать семейный рабочий уплачивает 12–20% своего заработка.

Одинокие, получающие 12–20 р., затрачивают на квартиру 7,5–10% своего заработка.

Из этих цифр видно, что петербургский рабочий затрачивает на квартиру 7,5–33% своего заработка и что семейному приходится уплачивать больший процент, нежели одинокому. Кроме того, оказывается, что в Петербурге повторяется то же явление, которое замечено в Берлине: получающий больше дохода платит меньший процент за квартиру.

Общее впечатление, которое производят жилища петербургских рабочих, можно выразить коротко так. В них господствует сырость, грязь, темнота, духота, недостаток воздуха и света; часто нет водопровода и ватерклозета, которые составляют необходимую принадлежность каждого благоустроенного жилища. В огромном большинстве случаев там пользуются первобытными ретирадами, которые постоянно служат источником загрязнения почвы и зловония на дворах и в квартирах.

В тех жилищах, в которых мне самой приходилось быть, зловоние на дворах, в сенях, на лестницах составляло обычное явление. Через открытые окна и двери оно беспрепятственно проникало в комнаты. Это обычное явление для бедных петербургских квартир во всех частях города. Санитарный врач Александро-Невской части говорит, что в одной из четырех исследованных им квартир господствовало зловоние, источником которого служило отхожее место и грязный двор. Санитарный врач Васильевской части в своем отчете за 1893 год замечает, что простые отхожие места при квартирах и общие ретирады на дворах в большинстве случаев крайне неопрятны и распространяют около себя сильное зловоние. Думский врач Рождественской части в своем отчете за тот же год говорит, что в Консисторской улице нечетные номера всех домов, за исключением каменных, на задних дворах отличаются такой грязью и вонью, что для прохода в квартиру больного приходится зажимать нос платком.

Переходя к рассказу непосредственно о питерском туалете (но не забудем и про московский, ибо он много старше), для начала определимся с терминами. По сути, редко встретишь столько понятных синонимов одного и того же, однако это место, а подчас и сооружение в разные эпохи, в разных слоях общества именовалось по-разному. Например, в Библии встречаем и такое определение: «Когда он вышел, рабы Еглона пришли и видят, вот, двери горницы замкнуты, и говорят: верно, он для нужды в прохладной комнате» (Книга судей израилевых, 3, 24). В Питере эти комнаты останутся «прохладными» аж до конца XIX века, когда будут предприняты первые попытки устраивать и обогреваемые нужники.

В XVIII веке то, что сегодня мы называем «туалетом», называлось «отхожим местом» или «нужником» (в Москве говорили «зануждой»). «Отхожим» это место называлось не потому, что в него «ходили»; «отхожий» - это «отдельный», «отделенный», «особый» (в юридической практике «отхожие земли» - такие, с которых не взимался налог). Располагалось это место либо в пристройке к дому, либо в отдельных сооружениях на улице.

В Петербурге общественные туалеты, примитивные «отхожие места» устраивались с самого основания города в начале XVIII века во всех местах, где жили, торговали, отдыхали люди, - при гостиных дворах, мануфактуpax, на рынках, в портах. Сооружали их при домах, ставили на берегах рек и каналов. Где ни попадя не ставили, но и плана особого не было. Руководствовались лишь практическими соображениями, в меньшей степени - санитарно-гигиеническими, в крайнем случае - распоряжениями властей.

9 апреля 1699 года (когда Петербурга еще не было) Петр I издал указ «о соблюдении чистоты в Москве и о наказании за выбрасывание сору и всякого помету на улицы и переулки» . Видимо, горожане не церемонились с «выбрасыванием помету». В целом сведения о быте россиян того времени, и в особенности по интересующей нас части, весьма скудны. Тех, кто вел записи, мало интересовала жизнь «подлого народа», иностранцы же вообще (за единственным исключением, о котором дальше) не уделяли внимания в своих заметках о России XVIII века такому важному (для нас) аспекту, как нужные места. Можно встретить описание мануфактуры петровского времени, подробный рассказ о климате, «нравах», торговле, архитектуре, религии, но повседневная жизнь человека этим далеко не исчерпывается. Вот и приходится ограничиваться скудными сведениями, из которых, впрочем, складывается определенная картина.

Общие отхожие места, расположенные за пределами дома, во дворах, назывались «ретирадниками». Это были небольшие деревянные домики с дырой в полу над выгребной ямой, очень похожие на современные дачные «удобства» (от французского «retirer» - «удаляться»). Название «ретирадники», или «ретирадные места» (а то и «ретирады»), как и сами эти туалеты, существовало в петербургских дворах до конца XIX века. Ими пользовались дворники, швейцары, уличные торговцы и жильцы подвальных этажей.

Первый домашний «ретирадник», о котором нам известно, появился в Петербурге в 1710 году в двухэтажном каменном Летнем дворце Петра I (сохранился до сих пор). Второй такой же туалет, «кабинетец нужный», но уже с проточно-промывной канализацией, Петр велел соорудить во дворце Монплезир в Петергофе близ Петербурга. Вода в «нужное место» поступала от фонтанов Монплезирското сада. Все «лишнее» из этого домика сносилось в Финский залив. Старинный нужник в Петергофе был несколько лет назад восстановлен архитектором А. Э. Гессеном (1917-2001), много лет посвятившего реставрации петергофских построек.

Большинство же общественных ретирадников, располагавшихся на рынках, в парках и тому подобных местах, были деревянными и ничем не отличались от обыкновенных дворовых ретирадников. Во время гуляний ставились временные общественные ретирадники - места, огороженные дощатым забором, без крыши. Внутри забора настилался дощатый, с широкими щелями, пол. Иногда снаружи, «для красоты» (не для маскировки же), стены украшали ветками, втыкая их в щели стен. Крутом стояло страшное зловоние, по которому ретирадник и находили (или обходили).

«Уборной», или «дамской», в XVIII веке называли будуар или артистическую комнату. Екатерина II в своих воспоминаниях, написанных, когда она была еще великой княгиней, употребляет это слово именно в таком смысле. Приведу этот отрывок полностью, поскольку из него видно, с какими неудобствами было сопряжено даже для сановных особ пребывание в доме без соответствующих, почти повторюсь, удобств (т. е. без уборной - уже в современном нам смысле):

«Нас поместили в деревянном флигеле, только что выстроенном прошедшею осенью: вода текла по стенам, и все комнаты были чрезвычайно сыры. В этом флигеле было два ряда больших комнат, по 5 или по 6 в каждом ряду; выходившие на улицу занимала я, а противоположные Великий Князь. В той комнате, которая должна была служить мне уборною, поместили моих девушек и камер- фрау с их служанками. Таким образом 17 человек должны были жить в одной комнате, в которой, правда, было три больших окна, но из которой не было другого выхода как чрез мою спальню, и женщины за всякою нуждою проходили мимо меня, что вовсе не было удобно ни для них, ни для меня. Я никогда не видала такого нелепого расположения комнат; но мы обязаны были терпеть эти неудобства. Вдобавок они обедали в одной из моих передних комнат. Я приехала в Москву больная и, чтобы как-нибудь устроиться получше, велела достать большие ширмы и разделила спальню свою натрое; но от этого почти не было никакой пользы, потому что двери беспрерывно растворялись и затворялись, и этого избежать было невозможно. Наконец на десятый день меня навестила Императрица. Заметив беспрестанную беготню, она вышла в другую комнату и сказала моим женщинам: "Я прикажу сделать другой выход, чтобы Вы перестали таскаться через спальню В[еликой] Княгини". Но что же она сделала? Приказала прорубить наружную стену и таким образом уничтожила одно из окон этой комнаты, где и без того 17 человек с трудом помещались. В комнате устроился коридор, окно, выходившее на улицу, обратилось в дверь, к которой приделали лестницу, и женщины мои должны были ходить улицею. Под их окнами устроили для них отхожие места; обедать они опять должны были идти улицею. Одним словом, распоряжение это было никуда не годно, так что я не понимаю, как эти 17 женщин, из которых иные были нездоровы, могли жить в такой тесноте и не занемогли гнилою горячкою, и все это возле самой моей спальни».

В подобных обстоятельствах и рождались выражения вроде «отдать долг природе».

Про Екатерину II говорили, будто она в определенных обстоятельствах не очень-то церемонилась и нередко принимала посетителей, выглядывая из-за шторки и сидя при этом на «нужном» месте. Якобы она и умерла на нужнике, о чем было известно А. С. Пушкину:

Старушка милая жила

Приятно и немного блудно,

Вольтеру первый друг была,

Наказ писала, флоты жгла,

И умерла, садясь на судно.

Уборной уже ближе к концу века называли и комнату, в которой приводили себя в порядок мужчины. Вот Цитата из книги В. Ф. Ходасевича «Державин»: «Утром 11 июля граф (Г. А. Потемкин. -И. Б.) сидел у себя в уборной: его причесывали». Туалетной же называли комнату отдыха, где встречались в узком кругу друзей. Вот еще одна цитата из той же книги: «Там, в небольшой туалетной комнате, за чашкою кофе обсуждались проекты благодетельных и просвещенных реформ».

Подробное описание питерских отхожих мест XVIII века нам оставил отнюдь не соотечественник, а капитан японской шхуны Дайкокуя Кодаю. Потерпев кораблекрушение близ берегов России в 1791 году, он был привезен в Петербург. После возвращения на родину Кодаю был подвергнут тщательному допросу и дал письменные свидетельства о разнообразных сторонах русской действительности. Книга показаний Кодаю, составленная Кацурагавой Хосю, долго хранилась за семью печатями. Вот отрывок из этой книги:

«Уборные называются [по-русски] нудзуне или нудзунти [нужник]. Даже в 4-5-этажных домах нужники имеются на каждом этаже. Они устраиваются в углу дома, снаружи огораживаются двух-трехслойной [стенкой], чтобы оттуда не проникал дурной запах. Вверху устраивается труба вроде дымовой, в середине она обложена медью, конец [трубы] выступает высоко над крышей, и через нее выходит плохой запах. В отличие от дымовой трубы в ней посредине нет заслонки, и поэтому для защиты от дождя над трубой делается медный навес вроде зонтика. Над полом в нужнике имеется сиденье вроде ящика высотой 1 сяку 4-5 сунов (сяку = 30,3 см или 37,8 см; 1 сун - 3,03 см, т. е. высота «ящика» была 45-50 см. -И. Б.). В этом [сиденье] вверху прорезано отверстие овальной формы, края которого закругляются и выстругиваются до полной гладкости. При нужде усаживаются поудобнее на это отверстие, так чтобы в него попадали и заднее и переднее тайное место, и так отправляют нужду. Такое [устройство] объясняется тем, что [в России] штаны надеваются очень туго, так что сидеть на корточках, как делают у нас, неудобно. Для детей устраиваются специальные сиденья пониже. Нужники бывают большие с четырьмя и пятью отверстиями, так что одновременно могут пользоваться три-четыре человека. У благородных людей даже в уборных бывают печи, чтобы не мерзнуть (...) Под отверстиями сделаны большие воронки из меди, [а дальше] имеется большая вертикальная труба, в которую все стекает из этих воронок, а оттуда идет в большую выгребную яму, которая выкопана глубоко под домом и обложена камнем. Испражнения выгребают самые подлые люди за плату. Плата с людей среднего сословия и выше - по 25 рублей серебром с человека в год. Очистка производится один раз в месяц после полуночи, когда на улицах мало народа. Все это затем погружается на суда, отвозится в море на 2-3 версты и там выбрасывается».

Это весьма точное описание распространенного в XVIII веке питерского нужника, но японец побывал и в деревне:

«Конечно, так делается только в столице. Люди ниже среднего сословия платят за очистку [нужников] по-разному. В захолустных местах, где не людно, очистка иногда производится и с вечера, но до заката солнца этого нигде не делают (...) В деревнях под уборными ничего не устраивается и испражнения скармливаются свиньям. А зимой кал смерзается, как камень, целый кучами. Его раскалывают на куски и выбрасывают в реку».

Пройдет ровно двести лет, и в 1991 году Тимур Кибиров опишет тоже самое, происходившее в наше время:

Он приходил с киркой и открывал дверь небольшую под крыльцом, и долго стучал, и бормотал, и напевал. А после желто-бурые осколки. На санки из дюраля нагружал. И увозил куда-то, глядя волком. Из-под солдатской шапки...

Отхожие места для представителей императорской фамилии были сродни дворцам. Между левой частью возведенного Джакомо Кваренги в Царском Селе в 1800 году Александровского дворца и Кухонным корпусом приютился небольшой павильон в стиле классицизма с куполом и двухколонным портиком. Этот элегантный нужник, шедевр архитектуры, оказался прямо под окном будуара Александры Федоровны, которая перебралась в левое крыло, где были устроены ее покои. Императрица не потерпела под окнами отхожее место, пусть и выстроенное выдающимся зодчим, и павильон был снесен.

При царях и царицах родилось и такое выражение: «место, куда царь пешком ходит». И при них же появилась и одна из первых классических настенных надписей:

Для царя здесь кабинет,

Для царицы спальня,

Для сохатого буфет,

Для Ивана...альня.

Строки об уборной как спальне царицы и кормушке лося уходят корнями в эпоху ритуальных песен. Понадобились же «сочинителю» три первые строки только для того, чтобы подчеркнуть, что Иван время от времени делает то же, что и царь, который на троне принимает ту же позу, что и в нужнике.

Другое дело, что никак царь с Иваном не могли встретиться в одном и том же «кабинете», а Иван должен был радоваться еще и тому, что царю не случилось прочесть вышеприведенные строки.

Примечания:

Наделение человеческими свойствами небесных тел, животных, мифических существ, предметов. (Здесь и даме примечания автора.)

Даже в Кремле дела были плохи с точки зрения гигиены. Вот запись в журнале Оружейной палаты, сделанная 25 октября 1727 года начальством Казенного двора: «От старого и доимочного приказов всякой пометной и непотребной сор от нужников и от постою лошадей подвергает царскую казну немалой опасности, ибо от тоего является смрадный дух, а от тоего духа Его Императорского Величества золотой и серебряной посуде и иной казне ожидать опасной вреды, отчего б не почернела».